Гамильтон Лорел. Ласка сумрака

   – Никка знал его, когда его вид не слишком отличался от нынешнего, но Китто помнит его таким же, как мы. Он – сидхе. Когда-то Букке поклонялись как богу.
   Я вгляделась снова в исковерканную фигуру и поняла, отчего у меня мурашки бежали при одном взгляде на него. Эти огромные карие глаза, этот сильный прямой нос – они были такими же, как у Никки. Я всегда считала, что коричневую кожу и темные глаза Никка унаследовал от фей-крошек, которые числились в его родословной, но теперь, глядя на карлика в постели, я поняла, что ошибалась.
   Я смотрела на мужчину с ожившим страхом, потому что вдруг увидела. Как будто кто-то взял сидхе и ужал его до размера крупного кролика. Я не находила слов для того ужасного, что лежало в больничной постели, почти теряясь в ней. И не могла вообразить, как он мог до такого дойти.
   – Как? – тихо спросила я и тут же пожалела, что спросила, потому что карлик на постели взглянул на меня огромными глазами на усохшем личике.
   Он заговорил на хорошем английском, хоть и с акцентом:
   – Я сам довел себя до такого, девочка. Я и только я.
   – Нет, – возразил Никка. – Это неправда, Букка.
   Карлик покачал головой. Его волосы, коротко стриженные, но густые, сбились от его движения.
   – Здесь есть знакомые мне лица, Никка, помимо тебя и гоблина. Есть и другие, кого обожествляли когда-то и кто потерял своих почитателей. Они не иссохли, как я. А я-то отказался отдать свою силу, думая, что это умалит меня! – Он рассмеялся, и от горечи в этом смехе можно было задохнуться. – Посмотри, Никка, посмотри, до чего довели меня гордость и страх.
   Я была растеряна, если не сказать больше, но – как это часто бывает в обществе фейри – сами вопросы, которые я хотела бы задать, оказались бы невежливыми.
   Карлик повернул свою слишком тяжелую голову, чтобы взглянуть на Китто.
   – В последнюю нашу встречу ты казался мне маленьким. – Странно притягательные глаза пристально смотрели на гоблина. – Ты изменился, гоблин.
   – Он – сидхе, – сказал Никка.
   Букка вроде бы удивился, а потом рассмеялся.
   – Подумать только, я столько веков боролся за чистоту нашей крови, препятствовал ее смешиванию с любой другой. Я когда-то считал тебя нечистым созданием, Никка.
   Никка продолжал гладить его по руке.
   – Это было очень давно, Букка.
   – Я не позволил бы никому из чистокровных Букка-Ду смешаться с другими сидхе. А теперь все, что осталось от моей крови, – это такие, как ты, полукровки. – Он с видимым усилием повернул голову. – А все, что осталось от Букка-Гвизенов^[19], – это ты, гоблин.
   – Среди гоблинов есть и другие моей крови, Букка-Ду. И – видишь лунную кожу этих сидхе? Букка-Гвизены не забыты.
   – Может, кожа и осталась, но не волосы и не глаза. Нет, гоблин, они ушли навсегда, и это моя вина. Я не позволял нашему народу соединиться с другими. Мы должны были оставаться скрытым народом и блюсти старый обычай. Сейчас старых обычаев не осталось, гоблин.
   – Он – сидхе, – напомнил Дойл. – И признан таковым при Неблагом Дворе.
   Букка невесело улыбнулся.
   – Даже сейчас я думаю только о том, как низко пал Неблагой Двор, что принимает гоблинов в свои ряды. Даже умирая, даже увидев смерть последних из моего рода – я не могу счесть его сидхе. Не могу.
   Он отнял свою руку у Никки и закрыл глаза, но было не похоже, что его клонило в сон, скорее, он просто не хотел нас видеть.
   Детектив Люси все это время ждала с удивительным терпением.
   – Может, кто-то объяснит мне, что происходит?
   Дойл обменялся взглядами с Холодом и Рисом, но никто из них не произнес ни слова. Я пожала плечами:
   – На меня смотреть нечего. Я почти в такой же растерянности, как и ты.
   – И я тоже, – присоединился Гален. – Я опознал то ли корнский, то ли бретонский, но произношение для меня слишком архаическое.
   – Корнский, – сказал Дойл. – Они говорили на корнском.
   – Я считал, что в Корнуолле не было гоблинов, – удивился Гален. Китто отвернулся от постели и посмотрел на высокого рыцаря.
   – Гоблины – не единый народ, не более, чем сидхе, которые только внешне разделены всего на два двора. Все мы когда-то были чем-то большим. Я – корнуэльский гоблин, потому что моя мать-сидхе была из Букка-Гвизенов, корнуэльских сидхе, до того, как была принята к Благому Двору. Когда она увидела, какой ребенок у нее родился, она знала, куда сложить свое бремя. Она оставила меня среди змей Корнуолла.
   – Гнезда змей есть повсюду на Островах, – хрипло произнес Букка. – Даже в Ирландии, как бы ни хотелось последователям Патрика верить в обратное.
   – Почти все гоблины теперь в Америке, – сказал Китто.
   – Йе, – согласился Букка, – потому что ни одна другая страна их не потерпит.
   – Йе, – кивнул Китто.
   – О'кей, – сказала Люси. – Что бы у вас тут ни было – неделя воспоминаний, семейное собрание, – мне без разницы. Я хочу знать, как из этого Букки, который заявил, что его зовут Ник Основа – я проверила, между прочим, это персонаж из "Сна в летнюю ночь", очень мило, – так вот как из него едва не высосали досуха всю его жизнь?
   – Букка! – тихо позвал Никка.
   Карлик открыл глаза. Их переполняли такая усталость и боль, что я отвернулась. Словно заглянула в бездну, ведущую куда дальше, чем просто в забвение, куда хуже, чем просто в смерть.
   Его акцент из-за эмоций стал сильнее.
   – Я не могу умереть, ты ж понимаешь, Никка, не могу умереть. Я был королем своему народу и не могу даже истаять, как бывает с другими. Но я таю. – Он поднял болезненно тонкую руку. – Я таю вот так, словно какая-то гигантская рука выжимает из меня соки.
   – Букка, пожалуйста, расскажи нам, как на тебя напали голодные призраки, – тихо попросил Никка.
   – Когда эта плоть, за которую я все еще цепляюсь, истает – я стану одним из них. Я буду одним из Жаждущих.
   – Нет, Букка.
   Он выставил вперед эту тонкую-тонкую ручонку.
   – Нет, Никка, именно это и случилось с другими сильными. Мы не можем умереть, но не можем и жить, и мы остаемся между этим и тем.
   – Слишком хороши для ада, – сказал Дойл. – И слишком плохи для рая.
   Букка посмотрел на него.
   – Да.
   – Мне очень нравится узнавать новое о культуре фейри, но давайте вернемся к нападению, – напомнила Люси. – Расскажите мне, как они напали на вас, мистер Основа, или мистер Букка, или как еще вас называть.
   Он моргнул почти по-совиному.
   – Они напали на меня при первом признаке моей слабости.
   – Чуточку подробнее об этом можно? – попросила Люси, раскрывая блокнот, с ручкой наготове.
   – Ты их поднял, – заявил Рис. Он впервые обернулся к Букке, в первый раз посмотрел на него с момента, как мы вошли в комнату.
   – Йе, – подтвердил Букка.
   – Зачем? – спросила я.
   – Это входило в плату, которую с меня запросили, чтобы принять ко двору фейри.
   Мы все замолчали. На секунду это показалось объяснением всему. Это сделала Андаис – или приказала это сделать. Вот почему никто не смог ее выследить. Вот почему никто из ее людей ничего об этом не знал. Она не вовлекала в это никого из своих людей.
   – Кому ты должен был заплатить? – спросил Дойл.
   Я удивленно посмотрела на него, чуть не сказав вслух: "Это и так ясно". Но тут Букка проговорил:
   – Таранису, конечно.

Глава 40

   Мы все повернулись к постели, как в замедленной съемке.
   – Ты сказал – Таранису? – переспросила я.
   – Ты оглохла, девочка?
   – Нет, – сказала я, – просто удивилась.
   Букка посмотрел на меня, нахмурившись.
   – Почему?
   Я оторопело моргнула.
   – Я не знала, что Таранис – такой псих.
   – Ну, так это не я здесь дурак.
   – Она не видела Тараниса с тех пор, как была ребенком, – пояснил Дойл.
   – Тогда прошу прощения. – Он обвел меня критическим взором. – Она похожа на благую сидхе.
   Я не совсем поняла, как отреагировать на комплимент. С учетом обстоятельств я даже не была уверена, что это – комплимент.
   Люси подошла к дальнему краю кровати.
   – Вы утверждаете, что король Благого Двора приказал вам пробудить этих голодных призраков?
   – Угу.
   – С какой целью? – спросила она. Кажется, мы все сегодня задавали слишком много вопросов.
   – Он хотел, чтобы они убили Мэви Рид.
   Люси вытаращилась на него.
   – Ну, я совсем запуталась. Почему король хочет смерти золотой богини Голливуда?
   – Не знаю почему, – ответил Букка, – и не интересуюсь. Таранис обещал дать мне достаточно силы, чтобы восстановить то, что я потерял. Я в конце концов решился быть принятым к Благому Двору. Но он обещал это мне при условии, что Мэви умрет и что я смогу справиться с Жаждущими. Многие из них когда-то были моими друзьями. Я думал, они подобны мне и будут рады возможности вернуться, но они уже не Букки, не сидхе, даже не фейри. Они – мертвецы, мертвые чудовища. – Он закрыл глаза и глубоко вздохнул. – Стоило мне дрогнуть однажды, и они напали на меня, а теперь они едят – не для того, чтобы вернуться к себе прежним, а просто потому, что голодны. Они охотятся, как волки. Просто потому, что хотят есть. Если они поглотят достаточно жизней, чтобы стать чем-то похожим на сидхе, они будут так ужасны, что даже Неблагой Двор с ними нельзя будет сравнить.
   – Не в упрек, – сказала Люси, – но почему вы не рассказали все это социальному работнику или послу?
   – Только когда я увидел Никку – и даже гоблина, – я понял, каким глупцом я был. Мое время ушло, но мой народ жив. Пока моя кровь живет – род Букка не мертв. – В его глазах заблестели слезы. – Я хотел спасти себя, хоть бы это и означало смерть тех, кто остался от моего народа. Я ошибался, так чудовищно ошибался.
   Он теперь первым потянулся к руке Никки, и Никка взял его за руку, улыбнувшись.
   – Как нам их остановить? – спросил Дойл.
   – Я их поднял, но мне не под силу их уложить. У меня не хватит силы.
   – Ты можешь сказать нам заклинание?
   – Угу, но это не значит, что вы сумеете его применить.
   – Это уже наша забота, – сказал Дойл.
   Букка рассказал нам, как он планировал усыпить призраков. Люси записывала. Все остальные только слушали. Дело не в волшебных словах, нужно только твердое намерение и представление, как добиться цели.
   Когда он рассказал нам все, что знал о Жаждущих, я спросила:
   – Это ты скрывал Безымянное от Неблагого Двора?
   – Девочка, разве ты не слушала? Его скрывает Таранис.
   – Ты его тоже поднял для Тараниса? – Я не смогла скрыть удивление.
   – Я поднял Жаждущих с небольшой помощью Тараниса, а Таранис поднял Безымянное с очень небольшой моей помощью.
   – Он был одним из главных, кто стоял за созданием Безымянного, – заметил Дойл.
   – Зачем ему это понадобилось? – спросила я.
   – Наверное, он собирался потом вытащить часть силы из этой твари, – сказал Букка, – и может, он это и хотел сделать сейчас, только все пошло не так, как он рассчитывал.
   – Значит, Безымянное подвластно Таранису, – заключил Гален.
   – Не-а, парень, ты что, еще не понял? Таранис освободил его, приказал ему убить Мэви, но у него теперь не больше власти над Безымянным, чем у меня – над Жаждущими. Он скрыл от всех, что он наделал, но теперь тварь прячется сама. Таранис не то что забеспокоился, когда это понял, – он перепугался до чертиков, я вам скажу, и правильно сделал.
   – Что ты имеешь в виду? – спросила я.
   – Когда я попытался послать Жаждущих сквозь защитные чары Мэви, они не смогли их преодолеть. Они избавились от меня и нашли другую добычу. Я видел тварь, которую вы зовете Безымянным. Она пробьет ее защиту и убьет ее, но что она будет делать потом?
   – Не знаю, – прошептала я.
   – Все, что ей, черт ее возьми, заблагорассудится, – ответил Букка.
   – Он говорит, – пояснил Рис, – что после того, как Безымянное убьет Мэви Рид, оно лишится цели. Эта огромная невероятно мощная тварь уничтожит все вокруг себя.
   – Вот умный мальчик, – оценил Букка.
   Я посмотрела на Риса:
   – Почему ты так думаешь?
   – Я отдал этой твари большую часть своей магии. Я знаю, что она сделает, Мерри. Нам нельзя позволитьей убить Мэви. Пока она жива, тварь будет пытаться убить ее и будет стараться скрыть свое присутствие, пока не достигнет своей цели. Но как только Мэви умрет, она ворвется в город. В южной Калифорнии сорвется с цепи самая жуткая магия, которой обладали фейри. Эта штука растопчет Лос-Анджелес, как Годзилла – Токио.
   – И как мне теперь убедить Петерсона, что древняя магия фейри вот-вот опустошит город? – спросила Люси.
   – Никак, – хмыкнула я. – Он все равно не поверит.
   – Так что нам тогда делать? – спросила она.
   – Сохранить жизнь Мэви Рид. Может, стоит убедить ее, что это время года благоприятно для поездки в Европу. Может, пока она будет убегать, мы придумаем что-то получше.
   – Неплохая идея, – сказал Рис.
   – Беру свои слова назад, – ухмыльнулся Букка. – Ты тоже умная.
   – Приятно слышать, – заметила я. – У кого-нибудь есть сотовый?
   У Люси был. Я взяла трубку, и Люси продиктовала мне телефон Мэви Рид по своей маленькой записной книжке. На звонок ответила Мари, личный секретарь Мэви. Она была в истерике. Она завопила: "Это принцесса, принцесса!", и трубку перехватил Джулиан.
   – Это ты, Мередит?
   – Я. Что случилось, Джулиан?
   – Здесь что-то есть, что-то такое большое физически, что я даже не могу все его прочувствовать. Оно пытается прорваться сквозь защиту и, кажется, вот-вот прорвется.
   Я пошла к выходу.
   – Мы уже едем, Джулиан. И вызываем полицию; она приедет раньше.
   – Похоже, ты не удивилась, Мередит. Ты знаешь, что это за штука?
   – Да, – ответила я и ввела его в курс дела, пока мы бежали по больнице к машинам. Я сказала ему, с чем они имеют дело, но не знала, поможет ли это ему хоть чуточку.

Глава 41

   Когда мы приехали, поместье Мэви Рид было наводнено полицией всех и всяческих родов. Черно-белые машины, обычные машины, бронированные машины спецназа, машины "скорой помощи" сгрудились на дистанции, которая была сочтена безопасной. Все бегали с пистолетами. Кто-то пристреливался уже к стене перед домом Мэви. Увы, стрелять им было не в кого.
   Женщина в полном обмундировании с надписью SWAT^[20] на спине стояла позади барьера из машин в центре круга и пентаграммы, нарисованных мелом прямо на дороге. Полицейский департамент Лос-Анджелеса одним из первых в стране прикрепил ведьм и колдунов ко всем спецподразделениям.
   Я почувствовала ее чары, как только заглох мотор. От них было трудно дышать. Мне, Холоду и Дойлу довелось ехать с Люси. Дойл – в особенности – не получил удовольствия от бешеной езды. Он вывалился на клубничную грядку и так и стал там на колени. Люди думали, наверное, что он молится – и в общем, так оно и было. Он возобновлял свою связь с твердой почвой. Дойла здорово пугали почти все способы передвижения, изобретенные людьми. Он был способен передвигаться таинственными способами, от которых я кричала бы потом всю жизнь от ужаса, но быстрая езда в транспортном потоке Лос-Анджелеса его едва не прикончила. Холод был как огурчик.
   Остальные стражи, и Шалфей с ними, набились в фургончик. Дойл настоял на том, чтобы заехать домой за дополнительными клинками. Люси была против, пока ей не сказали, что на Безымянное пули не подействуют, если не разрушить его гламор. Дойл заверил ее, что если и существует что-нибудь способное разрушить гламор, то оно хранится у нас дома.
   В результате Люси решила, что все же стоит сделать крюк. Она радировала коллегам, что без магической помощи полиция может и не увидеть тварь, не то что подстрелить ее.
   Видимо, нам поверили на слово. Ведьма, похоже, попробовала что-то простое, и когда оно не помогло, взялась за мел, покрыв рунами добрых девять ярдов дороги. Руны ожили, испуская удушающий, обжигающий кожу порыв энергии, что-то вроде неосязаемого ветра.
   Заклинание рванулось из круга и ударило в свою мишень. Воздух пошел волнами, как над расплавленным летней жарой асфальтом. Вот только в нашем случае марево забиралось выше и выше, пока не обрисовало башню футов в двадцать высотой^[21].
   Я думала, что полицейским, лишенным магических талантов, это марево не видно, но волна ахов и проклятий дала мне понять, что я ошиблась.
   Люси уставилась на марево.
   – Уже можно стрелять? – спросила она.
   – Да, – ответил Холод.
   В общем-то он мог и не отвечать. Не знаю, кто командовал полицией, но он уже отдал приказ – и звук выстрелов внезапно заполнил все пространство, слившись в один мощный взрыв.
   Пули прошли через мерцающее вроде-бы-тело, словно его там не было. Я подумала, куда в результате попадут все эти пули, потому что они так и продолжали бы лететь, пока не нашли бы другую цель, но тут по оцеплению передали приказ: "Не стрелять, прекратить огонь!"
   Внезапная тишина звоном отдалась в ушах. Мерцающая фигура по-прежнему колотилась в стену или, точнее, в заклинания на стене. По-моему, пули оно попросту не заметило. Как и полицию.
   – Что это было? – спросила Люси.
   – Оно находится между временами, – сказал Дойл. Он подошел к нам, пока мы смотрели, как в тварь всаживают пули. – Это разновидность гламора, которая помогает фейри скрываться от глаз смертных.
   Люси посмотрела на меня.
   – Ты тоже так можешь?
   – Нет, – сказала я.
   – Как и другие сидхе, – заметил Дойл. – Мы отдали эту способность Безымянному.
   – Я никогда не умела ничего подобного, – возразила я.
   – Ты родилась после того, как мы создали два заклинания, подобных заклинанию Безымянного, – объяснил Дойл. – Кто упрекнет тебя в том, что ты можешь меньше, чем мы могли когда-то?
   – Ведьма разрушила часть его чар, – сказал Холод.
   – Но слишком мало, – буркнул Дойл.
   Они переглянулись.
   – Нет, – сказала я. – Нет, что бы вы ни задумали!
   Они посмотрели на меня.
   – Мередит, мы должны его остановить.
   – Нет, – повторила я. – Нет, мы должны спасти Мэви Рид. Вот что мы решили сделать. Никто не говорил, что мы будем убивать Безымянное. Я имею в виду, оно ведь не может умереть?
   Они опять переглянулись. К нам присоединился еще и Рис.
   – Нет, не может.
   – Оно – настоящее? – спросила Люси.
   Рис посмотрел на нее:
   – Что вы имеете в виду?
   – Оно достаточно материальное, чтобы его ранило наше оружие?
   Он кивнул.
   – О да, для этого оно достаточно настоящее. Если, конечно, лишить его магической защиты.
   – Мы должны снять эту защиту, – сказал Дойл.
   – Как? – спросила я, и мой желудок сжался при мысли о том, чего это может стоить.
   – Его нужно ранить, – ответил Холод.
   Я смотрела в его холодное лицо, понимая, что он что-то от меня скрывает. Я схватила его за руку.
   – Как его можно ранить?
   Его глаза смягчились, когда он на меня посмотрел: их серый цвет изменился от цвета грозовых туч до цвета неба после дождя – за мгновение до того, как показаться солнцу. Я смотрела, как вихрятся цвета в его глазах, словно настоящие облака...
   – Оружие силы сможет ранить его, если воин достаточно умел.
   Я крепче сжала его руку.
   – Что значит – достаточно умел?
   – Достаточно умел, чтобы не дать себя убить, прежде чем ранит Безымянное, – хмыкнул Рис.
   Холод и Дойл посмотрели на него весьма недружелюбно.
   – Слушайте, у нас нет времени на игры. Один из нас, обладающий клинком силы и достаточным опытом, должен пустить ему кровь, – сказал Рис.
   Я продолжала сжимать руку Холода, но взглянула на Дойла:
   – И кто входит в перечень достаточно опытных?
   – Ну, это уже оскорбительно, – бросил Рис. – Здесь присутствуют не только Дойл и Холод.
   Они наградили его еще одним недобрым взглядом.
   – Я никогда не был любимчиком королевы, зато меня когда-то ценили на поле брани.
   Гален сказал:
   – Я в этом почти как Мерри. Появился на свет, когда о старых временах осталось одно воспоминание. У меня неплохие клинки, но ни один из них – не магический.
   – Потому что мы утратили навык их изготовления, – сказал Холод. – Мы становились более плотскими и менее духовными с каждым заклятием. Заклятия позволили нам выжить, даже процветать, но у них была своя цена.
   Я скользнула рукой по телу Холода и наткнулась на рукоять его меча, Поцелуя Зимы. Очень кстати. Я оглядела остальных стражей. В тунике был только Холод. Все другие были в обычной уличной одежде: джинсах, футболках, ботинках, за исключением Китто, который натянул рубашку поверх шорт. Одежда была нехороша, зато оружие – то, что надо.
   У Холода за спиной был еще один клинок, меч длиной чуть ли не больше моего роста. Я знала, что под туникой скрываются еще клинки. Он всегда носил на теле один-два ножа, если только этого не запрещала королева.
   Дойл оставил на месте наплечную кобуру с пистолетом, но добавил перевязь с мечом на бедре и ножны на запястьях обеих рук. Ножи блистали серебром на фоне его темной кожи, но меч был таким же черным, как он сам. Клинок был из железа, не из стали. Из чего была сделана рукоять – я не знала; это точно был металл, но какой – мне было неизвестно. Меч назывался Черное Безумие, Байнидх Ду. Если кто-то, кроме Дойла, пытался завладеть им, он навсегда терял рассудок. Кинжалы на запястьях Дойла были парными, созданными одновременно. По поверьям, эти легендарные клинки поражают любую цель, в которую их метнут. При дворе их звали Зиг и Заг. Я знала, что у них есть подлинные имена, но никогда не слышала, чтобы их называли как-то иначе.
   У Галена был меч на поясе, и это был хороший клинок, но не волшебный, не один из великих клинков. На другом боку, уравновешивая меч, висел длинный кинжал. В наплечной кобуре поверх рубашки был пистолет и еще один – на пояснице.
   Мне самой пришлось нацепить ремень поверх сарафана и надеть на него кобуру с моим собственным пистолетом. Выглядело это ужасно, но когда дела по-настоящему плохи, я предпочту выжить, имея несколько глупый вид, чем умереть с безупречной наружностью. Под юбкой в набедренных ножнах у меня были метательные ножи, а на щиколотке – кобура с пистолетом поменьше. При дворах меня не считали достойной носить хотя бы немагический клинок.
   У Риса на спине висел меч, один из тех, что он использовал в древности, – Уамас, Ужасная Погибель. К поясу была привешена секира: с единственным глазом он не так хорошо чувствовал расстояние, чтобы идеально владеть мечом. Кинжалы у него тоже были, но я не хотела бы стоять рядом с мишенью, в которую он их метнет. Не все можно компенсировать, когда теряешь глаз.
   Меч Никки был почти такой же, как у Галена, – обычный рыцарский клинок, красивый, смертоносный, но не обладающий собственной силой. В наплечных кобурах у Никки были два пистолета. Не так давно мне довелось узнать, что он владеет обеими руками одинаково. Кроме того, был еще третий пистолет – на пояснице, и кинжал на другой стороне от меча. Скорее всего он был стандартным изделием, как и меч.
   Китто знал о пистолетах не так много, чтобы верить, будто он не отстрелит себе ногу, но за спиной его поперек футболки с изображением Хитрого Койота с Запада висел короткий меч.
   У Шалфея был маленький меч, ярко блестевший серебром на солнце. Имя меча эльф нам не назвал. "Знание имени дает власть", – заявил он.
   Раздался грохот, и, кажется, сама земля содрогнулась, когда часть стены, окружавшей поместье Мэви, рухнула внутрь. Безымянное схитрило. Оно не прошло сквозь ее защитные чары – оно разрушило основу, на которую их наложили.
   Мерцающая фигура вдвинулась в пролом, сопровождаемая несколькими отрывочными выстрелами и криком сержантов: "Не стрелять, не стрелять!"
   Дойл пошел вперед.
   – Я воспользуюсь кинжалами. Они должны ударить верно, как им велит их природа.
   – Ты сумеешь подойти достаточно близко, но так, чтобы он до тебя не дотянулся? – спросил Холод.
   Дойл коротко оглянулся:
   – Надеюсь.
   Он не замедлил шаг.
   Холод отставил меня в сторону, нежно взяв за локти.
   – Мне нужно идти с ним. Если у него не выйдет, я должен быть на подхвате.
   – Поцелуй меня сначала, – попросила я.
   Он покачал головой.
   – Если я коснусь твоих губ, я от тебя не оторвусь. – Он быстро поцеловал меня в лоб и помчался вслед за Дойлом.
   Рис схватил меня в охапку, когда я еще не отошла от потрясения. Он поцеловал меня со всем знанием дела, так что чуть не вся моя помада осталась у него губах. Я почти задыхалась, когда он снова поставил меня на ноги.
   – Мою смелость ты не украдешь поцелуем, Мерри. Ты меня не так сильно любишь. – Он убежал вслед за первыми двумя, прежде чем я нашлась с ответом.
   Полицейские выставили группу спецназовцев в броне в качестве поддержки стражам; они двинулись вперед через пролом в стене и скрылись из виду.
   Как ни странно, Безымянное тоже пропало: мерцание не различалось за стеной, хоть и должно было возвышаться над ней.
   – Что, если мы зайдем в заднюю дверь и выведем Мэви наружу? – спросил Гален в повисшей тишине. Мы все уставились на него.
   – Драться с Безымянным нам не под силу, но это мы можем сделать.