Страница:
- Чистую правду, - с удовольствием подтвердил крылатый зануда. - Но как он тебя, а? Не в бровь, а в глаз! Я бы сказал, что из вас двоих он более заслуживает рыцарского звания.
Михаил Анатольевич коротко простонал и отвернулся. Баламут, немного поколебавшись, шагнул к нему и тронул за плечо.
- Извини. Расскажи мне все, - тихо попросил он. - Я - друг принцессы Май... шут и советник ее отца, Баламут Доркин. Можешь мне верить.
- Доркин? - Михаил Анатольевич вздрогнул и повернулся к нему. - Она говорила о вас!
- Ну вот, видишь, - Доркин кое-как совладал с внезапным приливом чувств. - Где она... как ты встретился с нею?
Когда Овечкин закончил свой рассказ, Баламут был просто вне себя. Принцесса находилась совсем рядом, а он ничем не мог помочь! Толку от него, запертого в башне, было не больше, чем от Овечкина, а выйти отсюда не представлялось никакой возможности. Проклятая вещая птица знала, по ее уверениям, все, даже то, что должно было произойти, но попробуй заставь ее говорить! А чего хочет Хорас от принцессы - у Баламута не было никаких сомнений на этот счет. Впору биться головой об стенку... и Доркин, грызя кулаки, впал в угрюмое молчание.
Михаил же Анатольевич при виде отчаяния королевского шута ощутил страшную опустошенность. Он прислонился головой к стене и закрыл глаза. В душу медленно вползала глухая тоска. Он думал о принцессе - что с ней сейчас? - и вспоминал Никсу Маколея. Сможет ли молодой король пробиться сюда, в убежище Хораса? В силах ли он справиться с таким чудовищем? Черная сила Хораса ужасала. А они тут - его пленники...
Чатури, сидевший все это время, прикрыв крылом голову, и как будто дремавший, вдруг зашевелился и опустил крыло.
- Эй, вы, - сказал он противно-бодрым голосом. - Что приуныли?
- Отстань, вестник несчастий, - буркнул Баламут.
Овечкин поднял голову и посмотрел на удивительную птицу. Чатури подмигнул ему.
- Дураки говорят "отстань", а умные - да внимают! - провозгласил он насмешливо. - Что-то мне захотелось поделиться с вами своими знаниями... даже не знаю, почему.
- Да ну, - едко сказал Баламут. - Ужель ты чего-то не знаешь?
Чатури щелкнул клювом.
- Будешь издеваться - ничего не скажу.
- И не надо. Все твои знания, как я уже убедился, способны только добавить уныния, а отнюдь не развеять его.
- Что ж, таково их обычное свойство - умножать печали. Но я вообще-то обращался не к тебе. Ты, признаться, изрядно утомил меня как собеседник даже за такой короткий срок. Я желаю пообщаться с новеньким. Он, в отличие от некоторых, не кичится умом и обладает врожденной способностью к милосердию. Не так ли, Овечкин?
- Это вы обо мне? - удивился Михаил Анатольевич. - Простите, я не понял...
- Вот-вот, это я и имел в виду...
Баламут раздраженно фыркнул.
- Хочешь сказать что-то, так говори! А не то умолкни и дай поразмыслить в тишине и покое.
- Поразмыслить? Ужель ты всерьез надеешься до чего-то додуматься? Ну-ну. Я помолчу.
Чатури нахохлился и действительно умолк. Овечкин и Баламут некоторое время смотрели на него, ожидая продолжения, потом Доркин махнул рукой.
- Он с успехом мог бы занять мое место при дворе короля Фенвика. Я уж стал забывать, кто из нас шут на самом деле!
Чатури недовольно клекотнул, но сдержался и ничего не ответил на этот выпад. Тогда Баламут еще раз махнул рукой, улегся на пол и закрыл глаза.
- Я, пожалуй, посплю.
- Притворяется, - немедленно сообщил кому-то чатури.
Михаил Анатольевич с надеждой вперил взгляд в вещую птицу.
- Я с удовольствием послушал бы вас, - робко сказал он. - Вы, наверное, хотели сказать что-то важное?
- Чего бы я хотел, - вздохнул чатури, - так это дождаться, пока отсюда заберут этого придурка, мнящего себя светочем мудрости только потому, что он имел честь состоять в советниках у какого-то занюханного королишки. Из тебя, ягненочек, получился бы куда как более приятный собеседник. Но ты выйдешь отсюда раньше, чем он. И я действительно должен кое-что сказать тебе, пока есть время.
Баламут Доркин, едва удержавшись, чтобы не выругаться, навострил уши и приподнялся на локте.
- Я расскажу тебе то, чего не сказал ему, ибо в этом не было смысла, продолжал чатури, не обращая более внимания на Доркина, и тон его голоса, теряя свою обычную насмешливость, постепенно делался все более серьезным и даже напряженным. - Я знаю, чего хочет Хорас, ибо, должен сознаться, это я виноват во всем, что происходит сейчас. Это я рассказал ему о принцессе Маэлиналь... о том, где и когда должна родиться эта девушка, воплощение Вечной Женственности, та, что нужна ему для исполнения его заветнейшего желания. Это я рассказал ему о камне стау и привел его в Таквалу, где он встретил короля Никсу Маколея и решил воспользоваться его красотой и мужеством. Мне нет оправданий. Я хотел только свободы, но Хорас всегда обманывал меня... и я позволял себя обманывать. Но - по порядку.
Однажды, много лет назад, некий волшебник, желая прибегнуть в своих колдовских занятиях к помощи демона, неосторожными заклинаниями вызвал Хораса из мира голодных духов. Голодные духи - это страшные существа, обуянные всеми нечистыми страстями, злобные и вечно мучающиеся от невозможности удовлетворить свои желания, поскольку у них нет тела, которое состояло бы из органической материи. По счастью, они не имеют выхода ни в мир людей, ни в другие. Но Хорасу повезло. Волшебник, вызвавший духа, не сумел его обуздать, и Хорас убил глупого человека, получив таким образом полную свободу. Однако это не принесло ему счастья, ибо на воле он оказался окружен такими соблазнами, каких не знал в своем родном мире, и, по-прежнему не имея возможности удовлетворить свои желания, ожесточился до предела. Ведь обличья, которые он принимает, - пусты, это всего лишь нематериальная энергия, и он не испытывает радости прикосновения, не чувствует вкуса пищи, не имеет никаких чувственных удовольствий. И он возжаждал заиметь живое человеческое тело, но не знал, как его получить. Тогда-то он и поймал меня - ради моих знаний. Не стану говорить, как это ему удалось, ибо это неважно... Он обещал отпустить меня, как только я открою ему способ завладеть человеческим телом, живым и дееспособным, что возможно только в том случае, если отобрать его у какого-нибудь человека, оставив дух того бездомным скитальцем. Хорас хотел узнать также, как сделать это тело бессмертным. И я рассказал... но он меня не отпустил. И много раз после того он обманывал меня, выманивая все новые и новые сведения. Лишь недавно признался он, что и не собирается меня отпускать, пока не добьется своего и не осуществит своих желаний.
Чатури ненадолго умолк, борясь с охватившими его гневом и обидой, затем встряхнул головкой и продолжил свой рассказ. Овечкин и Баламут слушали, затаив дыхание.
- Тогда я заявил ему, что больше он ничего от меня не услышит. И он запер меня здесь в одиночестве, и как будто забыл обо мне. Но я не забыл о нем. И знаю о нем теперь больше, чем он может предположить. Я готов открыть тебе это знание, хотя вряд ли ты посмеешь им воспользоваться. И все же...
Он еще помолчал немного, словно собираясь с силами, и когда заговорил вновь, оба слушателя невольно вздрогнули - так изменилась речь чатури. Теперь это было торопливое монотонное бормотание, как будто вещая птица внезапно впала в горячечный бред.
- Прежде Хорас всюду таскал меня за собою. Я присутствовал вместе с ним при рождении Маэлиналь. Эта девушка наделена особой мистической силой, о которой она ничего не знает, но которую чувствует зато каждый мужчина, повстречавший ее. Это - необыкновенный дар внушать любовь, не простую любовь, но ту, что преображает человека, дает ему сердце льва, делает его героем или мучеником, делает его Мужчиной. Редко рождаются такие женщины, являющиеся воплощением Женского Мирового Начала, очень редко... и принцесса Маэлиналь принадлежит к их числу. И только она нужна Хорасу, эта девушка. Ибо только она может навсегда соединить его дух с человеческим телом, став его подругой в течение трех дней после того, как он обретет это тело. Она должна быть чиста, должна отдать ему свою невинность - тогда он сделается бессмертным. И все эти годы, пока она росла и развивалась, Хорас наблюдал за нею, оставаясь невидимым для всех, и забрал ее накануне свадьбы, которой он, разумеется, не мог допустить...
Баламут Доркин заскрежетал было зубами, но тут же спохватился, боясь прозевать хоть слово. Чатури бормотал все тише и медленней, как будто засыпая.
- Но время тогда еще не настало. У Хораса был уже при себе камень стау, необходимый для того, чтобы изгнать дух из любого человеческого тела и войти в него самому. Но когда мы были в Таквале, в горах которой только и можно найти этот камень, он увидел юного короля и возжелал вселиться именно в его тело. Он улыбался, говоря мне: "Принцесса Май непременно полюбит меня, если я предстану перед ней в таком образе... король молод, силен и красив... приятно будет сделать такое тело бессмертным..."
Теперь скрипнул зубами Михаил Анатольевич. Чатури на мгновение встрепенулся, и голос его слегка окреп.
- Он выманил молодого короля из Таквалы, но у того был талисман, Грамель-Отражатель, делавший его неуязвимым для любого нападения. И последнее, что нужно было Хорасу, чтобы сразиться с ним, - это Тамрот, который нейтрализует силу Грамеля. Случилось так, однако, что один из даморов, вместо того чтобы отдать Хорасу и Тамрот, и принцессу, решил присвоить талисман. Дамор был убит айрами, талисман на некоторое время затерялся, и это задержало Хораса. Но он разыскал тебя, Овечкин, и теперь всё у него в руках - и Тамрот, и принцесса. Молодой король стремится к бою с ним, торопясь навстречу своей гибели. Ибо Хорас сейчас непобедим. Только одно - то, чего он не знает... но подойди поближе, ягненочек... силы мои слабеют...
Овечкин и Баламут припали вплотную к клетке с двух сторон.
- Простое заклинание... всего четыре слова, - прошептал чатури, не сводя с Михаила Анатольевича затухающего взора. - Он вынужден будет вернуться в свой мир и никогда уже не выйдет оттуда. Четыре слова и капля крови... но... но... всегда есть "но"... никто не решится сделать это...
- Почему? - испуганно шепнул Овечкин.
- У заклинания существует обратный эффект... тот, кто произнесет его, останется навеки зачарован... он никогда не сумеет покинуть то место, где прозвучит заклинание и упадет капля крови...
- Что значит - не покинет этого места? - требовательно спросил Баламут.
- Тот, кто сделает это, станет, как пес на цепи... в пределах того, что видит глаз...
И Доркин отшатнулся от клетки. Он бросил быстрый взгляд на Овечкина, но тот, словно оцепенев, смотрел на чатури.
- А какое это заклинание? - робко спросил Михаил Анатольевич.
Чатури медленно, раздельно произнес четыре роковых слова. После чего вещая птица осела на пол клетки, и круглые желтые глаза ее закатились, подернувшись пленкой.
- Умер? - испуганно всполошился Овечкин.
Баламут мельком глянул на недвижное тельце чатури и досадливо поморщился.
- Да нет, в обмороке. Я так и думал... все эти его знания, которыми он столь гордится, - никакие, к черту, не знания! Ты сам сейчас видел - на него попросту нисходит. Такое бывает с нашими провидцами... хвастун вещий! Не бойся, очнется и начнет хамить как ни в чем не бывало... у, райское дерьмо!
- За что вы так на него?..
- За что? За то, что он платит за свою паршивую свободу судьбами ни в чем не повинных людей!
Они посмотрели друг на друга.
- И, как я и говорил, - медленно сказал Баламут, - от знаний его мало радости. Кто из нас возьмется спровадить Хораса в мир иной на таких условиях - ты или я?
- Н... не знаю... - бледнея, ответил Овечкин и отступил на шаг.
Баламут окинул взглядом стены их тесного узилища.
- Только не я, - сказал он с плохо скрытым бешенством в голосе. - Я должен доставить принцессу домой... и я никому не доверю ее!
Михаил Анатольевич хотел было напомнить, что для этого надо сначала выйти отсюда, но передумал. Чувствуя вполне понятную слабость в коленях, он посмотрел с тоскою на все еще неподвижного чатури и поежился.
- Может быть, Никса... - неуверенно начал он.
- Что - Никса? - резко спросил Баламут.
Михаил Анатольевич сглотнул вставший в горле комок.
- Я подумал... может быть, Никса все-таки сможет победить Хораса...
- А может, и нет, - так же резко бросил Баламут. - Ты же слышал!
Михаил Анатольевич ничего не успел сказать больше, ибо в этот момент снова загремели отпираемые замки, и железная дверь распахнулась.
- Овечкин, - сказал стражник, являясь в дверном проеме и загораживая его квадратными плечами. - Тебя требует хозяин.
ГЛАВА 17
Принцесса Маэлиналь и ее верная спутница Фируза были препровождены стражею в парадные покои, мрачность которых едва ли могли скрасить ковры, устилавшие каменные полы, и огромный, ярко пылавший камин, занимавший почти полстены.
Девушки встали подле камина, и принцесса выпрямила спину, вновь обретая королевскую осанку и величие. Фируза, глядя на нее, попыталась приободриться тоже. Маэлиналь улыбнулась ей.
- Что ж, друг мой, кажется, сейчас мы наконец все узнаем, - спокойно сказала она.
- Разве ты не боишься, Май?
- Боюсь, конечно, - отвечала принцесса и слегка повела плечами, словно ей сделалось зябко.
Фируза смотрела на нее с восхищением. Только легкая бледность и выдавала внутреннее напряжение Маэлиналь... а у нее самой дрожали руки и ноги от страха.
- Ты думаешь, он... это чудовище, - сказала Фируза, содрогнувшись, - и есть тот, кто затеял твое похищение из Данелойна?
- Возможно. Надеюсь, он не заставит нас долго ждать.
Принцесса гордо вскинула голову, и в этот момент появился похититель, действительно, не заставивший ожидать себя.
Он появился внезапно, незаметно, словно выступив из-за высокой спинки одного из стульев, выстроенных полукругом перед камином, и мановением руки отпустил стражников, маячивших посреди зала подобно каменным изваяниям. Выглядел он уже не как Никса Маколей - то был худощавый темноволосый мужчина с лицом неприятно-подвижным, хотя довольно привлекательным, но девушки, отчего-то ни на секунду не усомнившись в том, кто скрывается под этим обличьем, невольно вздрогнули.
Глаза Хораса быстро, оценивающе пробежались по стройной фигуре Маэлиналь, лицо его выразило одобрение, и по губам скользнула нервная дерганая усмешка. На Фирузу он, всецело сосредоточась на своей главной добыче, не обратил ровным счетом никакого внимания, как будто ее здесь и не было. Принцесса же под его взглядом застыла на месте, и лицо ее обратилось в ничего не выражающую бесстрастную маску.
- Итак, - начал Хорас мягким голосом, - маскарад мой, к сожалению, провалился, и настало время для откровенного разговора. Может быть, вы присядете, принцесса?.. сейчас принесут фрукты, вино. Вам наверняка захочется подкрепить свои силы - час поздний, вы устали... нет? Как желаете. Я думал позаботиться о вас - я-то не знаю усталости, а вам пришлось вынести немало волнений...
Он улыбнулся и небрежно оперся на спинку стула, возле которого стоял.
- Я взял бы на себя смелость посоветовать вам расслабиться, ваше высочество. Понимаю, королевское достоинство, и все такое прочее, но, право же, нам лучше сразу оставить эти церемонии. Отныне мы - близкие люди, а скоро станем еще ближе. И чем меньше условностей будет между нами, тем лучше.
Ответом ему было еще более окаменевшее лицо принцессы, что, казалось, позабавило его. Улыбка Хораса стала шире.
- Не понимаете. Что ж, я буду краток и перейду прямо к делу. Я собираюсь жениться на вас, принцесса, в ближайшие три дня. Возможно, уже завтра. И, конечно, мне хотелось бы получить ваше добровольное согласие не потому, что я не могу без него обойтись, а во имя тех долгих лет, которые я намерен прожить с вами в мире и взаимопонимании. Вы достойны любви и самого лучшего отношения, моя дорогая. Вы красивы, умны - я знаю это, ибо наблюдал за вами всю вашу жизнь, с самого рождения, - и потому должны понять, как важно для нас прийти к взаимопониманию с самого начала.
- Я вообще не собираюсь понимать, о чем вы говорите, сударь, - сказала Маэлиналь холодно, почти не разжимая губ. - О какой женитьбе может идти речь? Вы не можете жениться на мне, ибо я - нареченная невеста даморского принца Ковина и не могу выйти замуж ни за кого, кроме того, кому дала слово.
Насмешливая улыбка по-прежнему кривила губы Хораса.
- И вы так серьезно относитесь к этому вздору? Нареченная невеста... даморский принц... опомнитесь, сударыня! Где даморский принц? Где вы? Кто стоит перед вами?
- Я в плену, - сухо сообщила ему принцесса. - А передо мною стоит негодяй, для которого не существует понятий чести и благородства.
Фируза нервно схватила ее за руку, а Хорас едва сдержал смех.
- О! Не существует, это вы заметили верно. Но послушайте... Сейчас вы в плену, конечно, но завтра же плен ваш может обернуться свободой, масштабов которой вы даже представить себе не можете, дорогая Маэлиналь!
Он оттолкнулся от спинки стула, выпрямился, и насмешливое выражение на его лице мгновенно сменилось почти фанатичной серьезностью.
- Я - тот, кто стоит выше всех принцев и королей, владеющих жалкими клочками земли по разным закоулкам Вселенной! Сила моя превосходит силы всех армий мира. И я предлагаю вам царство, с которым ничто не может сравниться, и власть, которой ничто не может противостоять, - саму Вселенную и могущество вольного духа! Я...
Он умолк, потому что принцесса подняла руку.
- Вы слишком щедры, - холодно сказала она. - Может, вы и правда так всемогущи, сударь, но я - всего лишь слабая женщина, и с меня довольно жалкого клочка земли под названием Айрелойн, а также сознания того, что брак мой с ничтожным принцем дарует спокойствие и мир нашим подданным. Благодарю вас, но я отказываюсь от вашего предложения.
Хорас некоторое время смотрел на нее молча, потом медленно, недобро улыбнулся.
- Неужели? Что ж, я могу поверить, что истинного честолюбия вы лишены. Жаль, но поговорим тогда о другом, моя маленькая принцесса, - о вашей душе... о вашем сердце. Я, разумеется, видел принца Ковина. Он очень похож на своего отца, короля Редрика, завистливого и мелочного человека, коего отнюдь не красят недостаток ума и вечная подозрительность. Я сказал бы даже, что он - вылитая копия своего отца. Сможете ли вы полюбить его, принцесса Май, вы - чудо среди женщин, в одном только имени которой сливается дыхание весны со сладостью лесной ягоды? Подумайте, любовь...
И вновь принцесса перебила его.
- Любовь - не предмет обсуждения для тех, кто правит государствами, сказала она, может быть, чуть-чуть слишком торопливо.
- Неужели? - повторил Хорас с той же недоброй улыбкой. - Неужели? А между тем я видел кое-что... я видел ваши глаза, когда вы смотрели на меня... на того меня, кем я буду, может быть, уже завтра!
Глаза принцессы чуть сузились, и в них мелькнуло беспокойное непонимание. Фируза же, которая трепеща слушала весь этот разговор, уставилась на Хораса с откровенным недоумением.
- Да, - продолжал тот, наслаждаясь произведенным, хотя и не слишком ярким, эффектом. - Возможно, уже завтра я навсегда приобрету образ молодого короля, при виде которого вы, принцесса, кажется, забыли на время о слове, данном принцу Ковину, и об управлении государством... И это будет не ложное обличье, в каком я стою сейчас перед вами, нет, это будет подлинная плоть крепкие сильные мускулы, теплая кожа, живые уста и нежные руки... и все это может быть вашим, моя красавица! И никто и никогда не сможет упрекнуть вас в нарушении обещания. Стоит только забыть свою глупую честь, и я подарю вам любовь, которой вы еще не знали... вы ведь еще не любили, Маэлиналь, правда?
Подлинное беспокойство проскользнуло на этот раз в его голосе. Но принцесса как будто не слышала ничего, глядя на него с ужасом.
- Не понимаю... вы - сам дьявол?
- Вы никого не любили, Маэлиналь? - повторил Хорас несколько резче. Меня заверили, что это так... что ни один мужчина еще не касался вас. Это слишком важно для меня!
- Замолчите, - в негодовании сказала принцесса, отворачиваясь. Как... как вы смеете!
- Я смею все, сударыня...
- Оставьте этот ужасный разговор! - она снова повернулась к нему, и глаза ее метнули молнии. - Вы не получите моего согласия, какое б обличье вы ни приняли, хотя бы и ангельское. Я скорее умру, чем стану вашей женой!
- Вот как... Что ж, я сказал уже, что могу обойтись и без вашего согласия. Жаль... вы казались мне куда более живым человеком, состоящим не из одних только кодексов чести. Пожалуй, из вас выйдет слишком холодная жена. Хотя это придает мне уверенности в том, что чистоту вы сохранили...
- Избавьте меня от ваших гнусностей, сударь! Я не желаю больше говорить с вами. Уверены вы можете быть лишь в одном - брачное ложе станет для меня ложем смерти, ибо у меня остановится сердце от одного только отвращения к вам, еще до того, как вы успеете меня коснуться!
Хорас непочтительно оскалился.
- Не думаю, чтобы зеленоглазый король был вам так уж противен, любовь моя! И умереть я вам не дам, не надейтесь.
- Мне нет дела ни до каких королей! Я возненавижу любого, кто встанет между мною и моим королевством, ибо благополучие Айрелойна - единственная цель моей жизни. Я - принцесса айров, и, может быть, вы лучше поймете, что это значит, если я скажу, что даже и самый безродный айр с радостью умрет за свою страну!
Хорас смотрел на нее и все улыбался, и в улыбке его появилось что-то такое, от чего принцесса вдруг запнулась и побледнела еще больше.
- Ах, как вы ошибаетесь, дорогая моя, - сказал он почти нежно. - Я, например, знаю кое-кого, и даже из не слишком безродных айров, кто продаст весь ваш Айрелойн с потрохами и не так уж много запросит... продаст, продаст! Но не будем об этом.
Лицо его исказила нетерпеливая гримаса.
- Раз уж вам недоступен язык нежных чувств, поговорим по-деловому, радость моего сердца. Итак, вас заботит только благополучие Айрелойна? Очень хорошо. Поторгуемся.
Быстрым движением он вынул из кармана и показал на ладони маленький стеклянный кубик с яркой искоркой внутри.
- Узнаете? Да, это Тамрот, - и Хорас любовно провел пальцем по одной из граней талисмана. - Его хотели украсть... но от моих глаз ничто не укроется. Я готов вернуть его вашему отцу, чтобы тот передал его Дамору в качестве откупа за невесту. Я готов также всячески содействовать в деле восстановления мира между вашими государствами. Приложу все усилия - только ради того, чтобы вы взошли на брачное ложе с минимальным отвращением, сударыня. Оцените мое благородство. Я ведь могу применить силу и применю ее в конце концов, если вы не образумитесь... но мне хочется видеть вашу улыбку. Что делать? У меня тоже есть свои слабости. Если же вам кажется, что плата за улыбку слишком мала, тогда прошу рассмотреть и другую возможность. Если вы рассердите меня в день нашей свадьбы, я сотру с лица земли весь Айрелойн... да и даморов на всякий случай не пощажу. Никса Маколей, тот молодой король, что готовится нынче к безнадежному бою со мной, хорошо знает, как я умею это делать. Он потерял свое королевство, а завтра потеряет и жизнь. Итак, принцесса... благополучие Айрелойна с этой минуты всецело в ваших руках. Выбирайте. Все, чего я хочу - это чтобы вы не умерли на брачном ложе от разрыва сердца... чтобы повременили с этим хотя бы денька три. И, возможно, если брак наш так и не принесет нам обоим должного удовлетворения, я даже отпущу вас домой... чуть погодя. Думайте. Я не требую ответа немедленно. Хотя о чем тут думать, если на карту поставлено всего несколько минут не таких уж неприятных ощущений... всего лишь утрата личной чести - против благополучия любимого королевства!
Принцесса Май как будто хотела что-то сказать, но вдруг пошатнулась, и лицо ее залила смертельная бледность. Хорас тут же услужливо подскочил к ней и помог сесть на стул. Прикосновение его привело девушку в себя быстрее любого другого средства, и, оттолкнув его руку, она снова гордо выпрямилась.
- Хорошо, - сказала Маэлиналь. - Вы вернете Тамрот моему отцу и объясните ему, как могло произойти такое, что принцесса айров отказалась от своего слова. Вы принесете мне доказательство того, что в Данелойне царит мир. И я... и вы получите от меня то, чего домогаетесь.
Фируза ахнула и зажала рот рукою, умоляюще глядя на принцессу, но та смотрела прямо перед собой, и прекрасные карие глаза ее были сейчас совершенно пусты.
- Я знал, что в конце концов мы договоримся, - довольно сказал Хорас. - Я доверяю вашему слову. И от души надеюсь, что уже через несколько дней брак наш перестанет казаться вам такой уж неприятностью...
- Избавьте меня от продолжения этого разговора, - тихо произнесла Маэлиналь. - Я очень устала. Могу я удалиться?
- Конечно, милая.
Хорас, скрестив на груди руки, встал перед нею и тем самым вынудил посмотреть на себя. Это оказало живительное воздействие - лицо принцессы дрогнуло, и в пустых глазах появилось осмысленное выражение бесконечной брезгливости.
- Сейчас я позову слуг, и вас проводят в ваши покои, - заботливо сказал Хорас, словно не замечая этого. - Есть ли у вас какие-нибудь вопросы или пожелания?
- Да, - принцесса легко поднялась на ноги и отошла от него подальше. Что вы сделали с человеком, который пытался защитить нас... которого похитили вместе с нами?
- Что я сделал с ним? Ничего, - Хорас недоуменно выпятил нижнюю губу. - Он находится неподалеку, цел и невредим.
Принцесса вскинула голову.
- Я хочу видеть его, и немедленно. Хочу, чтобы он отныне был при мне. Вы позволите мне, я надеюсь, иметь свою свиту?
Михаил Анатольевич коротко простонал и отвернулся. Баламут, немного поколебавшись, шагнул к нему и тронул за плечо.
- Извини. Расскажи мне все, - тихо попросил он. - Я - друг принцессы Май... шут и советник ее отца, Баламут Доркин. Можешь мне верить.
- Доркин? - Михаил Анатольевич вздрогнул и повернулся к нему. - Она говорила о вас!
- Ну вот, видишь, - Доркин кое-как совладал с внезапным приливом чувств. - Где она... как ты встретился с нею?
Когда Овечкин закончил свой рассказ, Баламут был просто вне себя. Принцесса находилась совсем рядом, а он ничем не мог помочь! Толку от него, запертого в башне, было не больше, чем от Овечкина, а выйти отсюда не представлялось никакой возможности. Проклятая вещая птица знала, по ее уверениям, все, даже то, что должно было произойти, но попробуй заставь ее говорить! А чего хочет Хорас от принцессы - у Баламута не было никаких сомнений на этот счет. Впору биться головой об стенку... и Доркин, грызя кулаки, впал в угрюмое молчание.
Михаил же Анатольевич при виде отчаяния королевского шута ощутил страшную опустошенность. Он прислонился головой к стене и закрыл глаза. В душу медленно вползала глухая тоска. Он думал о принцессе - что с ней сейчас? - и вспоминал Никсу Маколея. Сможет ли молодой король пробиться сюда, в убежище Хораса? В силах ли он справиться с таким чудовищем? Черная сила Хораса ужасала. А они тут - его пленники...
Чатури, сидевший все это время, прикрыв крылом голову, и как будто дремавший, вдруг зашевелился и опустил крыло.
- Эй, вы, - сказал он противно-бодрым голосом. - Что приуныли?
- Отстань, вестник несчастий, - буркнул Баламут.
Овечкин поднял голову и посмотрел на удивительную птицу. Чатури подмигнул ему.
- Дураки говорят "отстань", а умные - да внимают! - провозгласил он насмешливо. - Что-то мне захотелось поделиться с вами своими знаниями... даже не знаю, почему.
- Да ну, - едко сказал Баламут. - Ужель ты чего-то не знаешь?
Чатури щелкнул клювом.
- Будешь издеваться - ничего не скажу.
- И не надо. Все твои знания, как я уже убедился, способны только добавить уныния, а отнюдь не развеять его.
- Что ж, таково их обычное свойство - умножать печали. Но я вообще-то обращался не к тебе. Ты, признаться, изрядно утомил меня как собеседник даже за такой короткий срок. Я желаю пообщаться с новеньким. Он, в отличие от некоторых, не кичится умом и обладает врожденной способностью к милосердию. Не так ли, Овечкин?
- Это вы обо мне? - удивился Михаил Анатольевич. - Простите, я не понял...
- Вот-вот, это я и имел в виду...
Баламут раздраженно фыркнул.
- Хочешь сказать что-то, так говори! А не то умолкни и дай поразмыслить в тишине и покое.
- Поразмыслить? Ужель ты всерьез надеешься до чего-то додуматься? Ну-ну. Я помолчу.
Чатури нахохлился и действительно умолк. Овечкин и Баламут некоторое время смотрели на него, ожидая продолжения, потом Доркин махнул рукой.
- Он с успехом мог бы занять мое место при дворе короля Фенвика. Я уж стал забывать, кто из нас шут на самом деле!
Чатури недовольно клекотнул, но сдержался и ничего не ответил на этот выпад. Тогда Баламут еще раз махнул рукой, улегся на пол и закрыл глаза.
- Я, пожалуй, посплю.
- Притворяется, - немедленно сообщил кому-то чатури.
Михаил Анатольевич с надеждой вперил взгляд в вещую птицу.
- Я с удовольствием послушал бы вас, - робко сказал он. - Вы, наверное, хотели сказать что-то важное?
- Чего бы я хотел, - вздохнул чатури, - так это дождаться, пока отсюда заберут этого придурка, мнящего себя светочем мудрости только потому, что он имел честь состоять в советниках у какого-то занюханного королишки. Из тебя, ягненочек, получился бы куда как более приятный собеседник. Но ты выйдешь отсюда раньше, чем он. И я действительно должен кое-что сказать тебе, пока есть время.
Баламут Доркин, едва удержавшись, чтобы не выругаться, навострил уши и приподнялся на локте.
- Я расскажу тебе то, чего не сказал ему, ибо в этом не было смысла, продолжал чатури, не обращая более внимания на Доркина, и тон его голоса, теряя свою обычную насмешливость, постепенно делался все более серьезным и даже напряженным. - Я знаю, чего хочет Хорас, ибо, должен сознаться, это я виноват во всем, что происходит сейчас. Это я рассказал ему о принцессе Маэлиналь... о том, где и когда должна родиться эта девушка, воплощение Вечной Женственности, та, что нужна ему для исполнения его заветнейшего желания. Это я рассказал ему о камне стау и привел его в Таквалу, где он встретил короля Никсу Маколея и решил воспользоваться его красотой и мужеством. Мне нет оправданий. Я хотел только свободы, но Хорас всегда обманывал меня... и я позволял себя обманывать. Но - по порядку.
Однажды, много лет назад, некий волшебник, желая прибегнуть в своих колдовских занятиях к помощи демона, неосторожными заклинаниями вызвал Хораса из мира голодных духов. Голодные духи - это страшные существа, обуянные всеми нечистыми страстями, злобные и вечно мучающиеся от невозможности удовлетворить свои желания, поскольку у них нет тела, которое состояло бы из органической материи. По счастью, они не имеют выхода ни в мир людей, ни в другие. Но Хорасу повезло. Волшебник, вызвавший духа, не сумел его обуздать, и Хорас убил глупого человека, получив таким образом полную свободу. Однако это не принесло ему счастья, ибо на воле он оказался окружен такими соблазнами, каких не знал в своем родном мире, и, по-прежнему не имея возможности удовлетворить свои желания, ожесточился до предела. Ведь обличья, которые он принимает, - пусты, это всего лишь нематериальная энергия, и он не испытывает радости прикосновения, не чувствует вкуса пищи, не имеет никаких чувственных удовольствий. И он возжаждал заиметь живое человеческое тело, но не знал, как его получить. Тогда-то он и поймал меня - ради моих знаний. Не стану говорить, как это ему удалось, ибо это неважно... Он обещал отпустить меня, как только я открою ему способ завладеть человеческим телом, живым и дееспособным, что возможно только в том случае, если отобрать его у какого-нибудь человека, оставив дух того бездомным скитальцем. Хорас хотел узнать также, как сделать это тело бессмертным. И я рассказал... но он меня не отпустил. И много раз после того он обманывал меня, выманивая все новые и новые сведения. Лишь недавно признался он, что и не собирается меня отпускать, пока не добьется своего и не осуществит своих желаний.
Чатури ненадолго умолк, борясь с охватившими его гневом и обидой, затем встряхнул головкой и продолжил свой рассказ. Овечкин и Баламут слушали, затаив дыхание.
- Тогда я заявил ему, что больше он ничего от меня не услышит. И он запер меня здесь в одиночестве, и как будто забыл обо мне. Но я не забыл о нем. И знаю о нем теперь больше, чем он может предположить. Я готов открыть тебе это знание, хотя вряд ли ты посмеешь им воспользоваться. И все же...
Он еще помолчал немного, словно собираясь с силами, и когда заговорил вновь, оба слушателя невольно вздрогнули - так изменилась речь чатури. Теперь это было торопливое монотонное бормотание, как будто вещая птица внезапно впала в горячечный бред.
- Прежде Хорас всюду таскал меня за собою. Я присутствовал вместе с ним при рождении Маэлиналь. Эта девушка наделена особой мистической силой, о которой она ничего не знает, но которую чувствует зато каждый мужчина, повстречавший ее. Это - необыкновенный дар внушать любовь, не простую любовь, но ту, что преображает человека, дает ему сердце льва, делает его героем или мучеником, делает его Мужчиной. Редко рождаются такие женщины, являющиеся воплощением Женского Мирового Начала, очень редко... и принцесса Маэлиналь принадлежит к их числу. И только она нужна Хорасу, эта девушка. Ибо только она может навсегда соединить его дух с человеческим телом, став его подругой в течение трех дней после того, как он обретет это тело. Она должна быть чиста, должна отдать ему свою невинность - тогда он сделается бессмертным. И все эти годы, пока она росла и развивалась, Хорас наблюдал за нею, оставаясь невидимым для всех, и забрал ее накануне свадьбы, которой он, разумеется, не мог допустить...
Баламут Доркин заскрежетал было зубами, но тут же спохватился, боясь прозевать хоть слово. Чатури бормотал все тише и медленней, как будто засыпая.
- Но время тогда еще не настало. У Хораса был уже при себе камень стау, необходимый для того, чтобы изгнать дух из любого человеческого тела и войти в него самому. Но когда мы были в Таквале, в горах которой только и можно найти этот камень, он увидел юного короля и возжелал вселиться именно в его тело. Он улыбался, говоря мне: "Принцесса Май непременно полюбит меня, если я предстану перед ней в таком образе... король молод, силен и красив... приятно будет сделать такое тело бессмертным..."
Теперь скрипнул зубами Михаил Анатольевич. Чатури на мгновение встрепенулся, и голос его слегка окреп.
- Он выманил молодого короля из Таквалы, но у того был талисман, Грамель-Отражатель, делавший его неуязвимым для любого нападения. И последнее, что нужно было Хорасу, чтобы сразиться с ним, - это Тамрот, который нейтрализует силу Грамеля. Случилось так, однако, что один из даморов, вместо того чтобы отдать Хорасу и Тамрот, и принцессу, решил присвоить талисман. Дамор был убит айрами, талисман на некоторое время затерялся, и это задержало Хораса. Но он разыскал тебя, Овечкин, и теперь всё у него в руках - и Тамрот, и принцесса. Молодой король стремится к бою с ним, торопясь навстречу своей гибели. Ибо Хорас сейчас непобедим. Только одно - то, чего он не знает... но подойди поближе, ягненочек... силы мои слабеют...
Овечкин и Баламут припали вплотную к клетке с двух сторон.
- Простое заклинание... всего четыре слова, - прошептал чатури, не сводя с Михаила Анатольевича затухающего взора. - Он вынужден будет вернуться в свой мир и никогда уже не выйдет оттуда. Четыре слова и капля крови... но... но... всегда есть "но"... никто не решится сделать это...
- Почему? - испуганно шепнул Овечкин.
- У заклинания существует обратный эффект... тот, кто произнесет его, останется навеки зачарован... он никогда не сумеет покинуть то место, где прозвучит заклинание и упадет капля крови...
- Что значит - не покинет этого места? - требовательно спросил Баламут.
- Тот, кто сделает это, станет, как пес на цепи... в пределах того, что видит глаз...
И Доркин отшатнулся от клетки. Он бросил быстрый взгляд на Овечкина, но тот, словно оцепенев, смотрел на чатури.
- А какое это заклинание? - робко спросил Михаил Анатольевич.
Чатури медленно, раздельно произнес четыре роковых слова. После чего вещая птица осела на пол клетки, и круглые желтые глаза ее закатились, подернувшись пленкой.
- Умер? - испуганно всполошился Овечкин.
Баламут мельком глянул на недвижное тельце чатури и досадливо поморщился.
- Да нет, в обмороке. Я так и думал... все эти его знания, которыми он столь гордится, - никакие, к черту, не знания! Ты сам сейчас видел - на него попросту нисходит. Такое бывает с нашими провидцами... хвастун вещий! Не бойся, очнется и начнет хамить как ни в чем не бывало... у, райское дерьмо!
- За что вы так на него?..
- За что? За то, что он платит за свою паршивую свободу судьбами ни в чем не повинных людей!
Они посмотрели друг на друга.
- И, как я и говорил, - медленно сказал Баламут, - от знаний его мало радости. Кто из нас возьмется спровадить Хораса в мир иной на таких условиях - ты или я?
- Н... не знаю... - бледнея, ответил Овечкин и отступил на шаг.
Баламут окинул взглядом стены их тесного узилища.
- Только не я, - сказал он с плохо скрытым бешенством в голосе. - Я должен доставить принцессу домой... и я никому не доверю ее!
Михаил Анатольевич хотел было напомнить, что для этого надо сначала выйти отсюда, но передумал. Чувствуя вполне понятную слабость в коленях, он посмотрел с тоскою на все еще неподвижного чатури и поежился.
- Может быть, Никса... - неуверенно начал он.
- Что - Никса? - резко спросил Баламут.
Михаил Анатольевич сглотнул вставший в горле комок.
- Я подумал... может быть, Никса все-таки сможет победить Хораса...
- А может, и нет, - так же резко бросил Баламут. - Ты же слышал!
Михаил Анатольевич ничего не успел сказать больше, ибо в этот момент снова загремели отпираемые замки, и железная дверь распахнулась.
- Овечкин, - сказал стражник, являясь в дверном проеме и загораживая его квадратными плечами. - Тебя требует хозяин.
ГЛАВА 17
Принцесса Маэлиналь и ее верная спутница Фируза были препровождены стражею в парадные покои, мрачность которых едва ли могли скрасить ковры, устилавшие каменные полы, и огромный, ярко пылавший камин, занимавший почти полстены.
Девушки встали подле камина, и принцесса выпрямила спину, вновь обретая королевскую осанку и величие. Фируза, глядя на нее, попыталась приободриться тоже. Маэлиналь улыбнулась ей.
- Что ж, друг мой, кажется, сейчас мы наконец все узнаем, - спокойно сказала она.
- Разве ты не боишься, Май?
- Боюсь, конечно, - отвечала принцесса и слегка повела плечами, словно ей сделалось зябко.
Фируза смотрела на нее с восхищением. Только легкая бледность и выдавала внутреннее напряжение Маэлиналь... а у нее самой дрожали руки и ноги от страха.
- Ты думаешь, он... это чудовище, - сказала Фируза, содрогнувшись, - и есть тот, кто затеял твое похищение из Данелойна?
- Возможно. Надеюсь, он не заставит нас долго ждать.
Принцесса гордо вскинула голову, и в этот момент появился похититель, действительно, не заставивший ожидать себя.
Он появился внезапно, незаметно, словно выступив из-за высокой спинки одного из стульев, выстроенных полукругом перед камином, и мановением руки отпустил стражников, маячивших посреди зала подобно каменным изваяниям. Выглядел он уже не как Никса Маколей - то был худощавый темноволосый мужчина с лицом неприятно-подвижным, хотя довольно привлекательным, но девушки, отчего-то ни на секунду не усомнившись в том, кто скрывается под этим обличьем, невольно вздрогнули.
Глаза Хораса быстро, оценивающе пробежались по стройной фигуре Маэлиналь, лицо его выразило одобрение, и по губам скользнула нервная дерганая усмешка. На Фирузу он, всецело сосредоточась на своей главной добыче, не обратил ровным счетом никакого внимания, как будто ее здесь и не было. Принцесса же под его взглядом застыла на месте, и лицо ее обратилось в ничего не выражающую бесстрастную маску.
- Итак, - начал Хорас мягким голосом, - маскарад мой, к сожалению, провалился, и настало время для откровенного разговора. Может быть, вы присядете, принцесса?.. сейчас принесут фрукты, вино. Вам наверняка захочется подкрепить свои силы - час поздний, вы устали... нет? Как желаете. Я думал позаботиться о вас - я-то не знаю усталости, а вам пришлось вынести немало волнений...
Он улыбнулся и небрежно оперся на спинку стула, возле которого стоял.
- Я взял бы на себя смелость посоветовать вам расслабиться, ваше высочество. Понимаю, королевское достоинство, и все такое прочее, но, право же, нам лучше сразу оставить эти церемонии. Отныне мы - близкие люди, а скоро станем еще ближе. И чем меньше условностей будет между нами, тем лучше.
Ответом ему было еще более окаменевшее лицо принцессы, что, казалось, позабавило его. Улыбка Хораса стала шире.
- Не понимаете. Что ж, я буду краток и перейду прямо к делу. Я собираюсь жениться на вас, принцесса, в ближайшие три дня. Возможно, уже завтра. И, конечно, мне хотелось бы получить ваше добровольное согласие не потому, что я не могу без него обойтись, а во имя тех долгих лет, которые я намерен прожить с вами в мире и взаимопонимании. Вы достойны любви и самого лучшего отношения, моя дорогая. Вы красивы, умны - я знаю это, ибо наблюдал за вами всю вашу жизнь, с самого рождения, - и потому должны понять, как важно для нас прийти к взаимопониманию с самого начала.
- Я вообще не собираюсь понимать, о чем вы говорите, сударь, - сказала Маэлиналь холодно, почти не разжимая губ. - О какой женитьбе может идти речь? Вы не можете жениться на мне, ибо я - нареченная невеста даморского принца Ковина и не могу выйти замуж ни за кого, кроме того, кому дала слово.
Насмешливая улыбка по-прежнему кривила губы Хораса.
- И вы так серьезно относитесь к этому вздору? Нареченная невеста... даморский принц... опомнитесь, сударыня! Где даморский принц? Где вы? Кто стоит перед вами?
- Я в плену, - сухо сообщила ему принцесса. - А передо мною стоит негодяй, для которого не существует понятий чести и благородства.
Фируза нервно схватила ее за руку, а Хорас едва сдержал смех.
- О! Не существует, это вы заметили верно. Но послушайте... Сейчас вы в плену, конечно, но завтра же плен ваш может обернуться свободой, масштабов которой вы даже представить себе не можете, дорогая Маэлиналь!
Он оттолкнулся от спинки стула, выпрямился, и насмешливое выражение на его лице мгновенно сменилось почти фанатичной серьезностью.
- Я - тот, кто стоит выше всех принцев и королей, владеющих жалкими клочками земли по разным закоулкам Вселенной! Сила моя превосходит силы всех армий мира. И я предлагаю вам царство, с которым ничто не может сравниться, и власть, которой ничто не может противостоять, - саму Вселенную и могущество вольного духа! Я...
Он умолк, потому что принцесса подняла руку.
- Вы слишком щедры, - холодно сказала она. - Может, вы и правда так всемогущи, сударь, но я - всего лишь слабая женщина, и с меня довольно жалкого клочка земли под названием Айрелойн, а также сознания того, что брак мой с ничтожным принцем дарует спокойствие и мир нашим подданным. Благодарю вас, но я отказываюсь от вашего предложения.
Хорас некоторое время смотрел на нее молча, потом медленно, недобро улыбнулся.
- Неужели? Что ж, я могу поверить, что истинного честолюбия вы лишены. Жаль, но поговорим тогда о другом, моя маленькая принцесса, - о вашей душе... о вашем сердце. Я, разумеется, видел принца Ковина. Он очень похож на своего отца, короля Редрика, завистливого и мелочного человека, коего отнюдь не красят недостаток ума и вечная подозрительность. Я сказал бы даже, что он - вылитая копия своего отца. Сможете ли вы полюбить его, принцесса Май, вы - чудо среди женщин, в одном только имени которой сливается дыхание весны со сладостью лесной ягоды? Подумайте, любовь...
И вновь принцесса перебила его.
- Любовь - не предмет обсуждения для тех, кто правит государствами, сказала она, может быть, чуть-чуть слишком торопливо.
- Неужели? - повторил Хорас с той же недоброй улыбкой. - Неужели? А между тем я видел кое-что... я видел ваши глаза, когда вы смотрели на меня... на того меня, кем я буду, может быть, уже завтра!
Глаза принцессы чуть сузились, и в них мелькнуло беспокойное непонимание. Фируза же, которая трепеща слушала весь этот разговор, уставилась на Хораса с откровенным недоумением.
- Да, - продолжал тот, наслаждаясь произведенным, хотя и не слишком ярким, эффектом. - Возможно, уже завтра я навсегда приобрету образ молодого короля, при виде которого вы, принцесса, кажется, забыли на время о слове, данном принцу Ковину, и об управлении государством... И это будет не ложное обличье, в каком я стою сейчас перед вами, нет, это будет подлинная плоть крепкие сильные мускулы, теплая кожа, живые уста и нежные руки... и все это может быть вашим, моя красавица! И никто и никогда не сможет упрекнуть вас в нарушении обещания. Стоит только забыть свою глупую честь, и я подарю вам любовь, которой вы еще не знали... вы ведь еще не любили, Маэлиналь, правда?
Подлинное беспокойство проскользнуло на этот раз в его голосе. Но принцесса как будто не слышала ничего, глядя на него с ужасом.
- Не понимаю... вы - сам дьявол?
- Вы никого не любили, Маэлиналь? - повторил Хорас несколько резче. Меня заверили, что это так... что ни один мужчина еще не касался вас. Это слишком важно для меня!
- Замолчите, - в негодовании сказала принцесса, отворачиваясь. Как... как вы смеете!
- Я смею все, сударыня...
- Оставьте этот ужасный разговор! - она снова повернулась к нему, и глаза ее метнули молнии. - Вы не получите моего согласия, какое б обличье вы ни приняли, хотя бы и ангельское. Я скорее умру, чем стану вашей женой!
- Вот как... Что ж, я сказал уже, что могу обойтись и без вашего согласия. Жаль... вы казались мне куда более живым человеком, состоящим не из одних только кодексов чести. Пожалуй, из вас выйдет слишком холодная жена. Хотя это придает мне уверенности в том, что чистоту вы сохранили...
- Избавьте меня от ваших гнусностей, сударь! Я не желаю больше говорить с вами. Уверены вы можете быть лишь в одном - брачное ложе станет для меня ложем смерти, ибо у меня остановится сердце от одного только отвращения к вам, еще до того, как вы успеете меня коснуться!
Хорас непочтительно оскалился.
- Не думаю, чтобы зеленоглазый король был вам так уж противен, любовь моя! И умереть я вам не дам, не надейтесь.
- Мне нет дела ни до каких королей! Я возненавижу любого, кто встанет между мною и моим королевством, ибо благополучие Айрелойна - единственная цель моей жизни. Я - принцесса айров, и, может быть, вы лучше поймете, что это значит, если я скажу, что даже и самый безродный айр с радостью умрет за свою страну!
Хорас смотрел на нее и все улыбался, и в улыбке его появилось что-то такое, от чего принцесса вдруг запнулась и побледнела еще больше.
- Ах, как вы ошибаетесь, дорогая моя, - сказал он почти нежно. - Я, например, знаю кое-кого, и даже из не слишком безродных айров, кто продаст весь ваш Айрелойн с потрохами и не так уж много запросит... продаст, продаст! Но не будем об этом.
Лицо его исказила нетерпеливая гримаса.
- Раз уж вам недоступен язык нежных чувств, поговорим по-деловому, радость моего сердца. Итак, вас заботит только благополучие Айрелойна? Очень хорошо. Поторгуемся.
Быстрым движением он вынул из кармана и показал на ладони маленький стеклянный кубик с яркой искоркой внутри.
- Узнаете? Да, это Тамрот, - и Хорас любовно провел пальцем по одной из граней талисмана. - Его хотели украсть... но от моих глаз ничто не укроется. Я готов вернуть его вашему отцу, чтобы тот передал его Дамору в качестве откупа за невесту. Я готов также всячески содействовать в деле восстановления мира между вашими государствами. Приложу все усилия - только ради того, чтобы вы взошли на брачное ложе с минимальным отвращением, сударыня. Оцените мое благородство. Я ведь могу применить силу и применю ее в конце концов, если вы не образумитесь... но мне хочется видеть вашу улыбку. Что делать? У меня тоже есть свои слабости. Если же вам кажется, что плата за улыбку слишком мала, тогда прошу рассмотреть и другую возможность. Если вы рассердите меня в день нашей свадьбы, я сотру с лица земли весь Айрелойн... да и даморов на всякий случай не пощажу. Никса Маколей, тот молодой король, что готовится нынче к безнадежному бою со мной, хорошо знает, как я умею это делать. Он потерял свое королевство, а завтра потеряет и жизнь. Итак, принцесса... благополучие Айрелойна с этой минуты всецело в ваших руках. Выбирайте. Все, чего я хочу - это чтобы вы не умерли на брачном ложе от разрыва сердца... чтобы повременили с этим хотя бы денька три. И, возможно, если брак наш так и не принесет нам обоим должного удовлетворения, я даже отпущу вас домой... чуть погодя. Думайте. Я не требую ответа немедленно. Хотя о чем тут думать, если на карту поставлено всего несколько минут не таких уж неприятных ощущений... всего лишь утрата личной чести - против благополучия любимого королевства!
Принцесса Май как будто хотела что-то сказать, но вдруг пошатнулась, и лицо ее залила смертельная бледность. Хорас тут же услужливо подскочил к ней и помог сесть на стул. Прикосновение его привело девушку в себя быстрее любого другого средства, и, оттолкнув его руку, она снова гордо выпрямилась.
- Хорошо, - сказала Маэлиналь. - Вы вернете Тамрот моему отцу и объясните ему, как могло произойти такое, что принцесса айров отказалась от своего слова. Вы принесете мне доказательство того, что в Данелойне царит мир. И я... и вы получите от меня то, чего домогаетесь.
Фируза ахнула и зажала рот рукою, умоляюще глядя на принцессу, но та смотрела прямо перед собой, и прекрасные карие глаза ее были сейчас совершенно пусты.
- Я знал, что в конце концов мы договоримся, - довольно сказал Хорас. - Я доверяю вашему слову. И от души надеюсь, что уже через несколько дней брак наш перестанет казаться вам такой уж неприятностью...
- Избавьте меня от продолжения этого разговора, - тихо произнесла Маэлиналь. - Я очень устала. Могу я удалиться?
- Конечно, милая.
Хорас, скрестив на груди руки, встал перед нею и тем самым вынудил посмотреть на себя. Это оказало живительное воздействие - лицо принцессы дрогнуло, и в пустых глазах появилось осмысленное выражение бесконечной брезгливости.
- Сейчас я позову слуг, и вас проводят в ваши покои, - заботливо сказал Хорас, словно не замечая этого. - Есть ли у вас какие-нибудь вопросы или пожелания?
- Да, - принцесса легко поднялась на ноги и отошла от него подальше. Что вы сделали с человеком, который пытался защитить нас... которого похитили вместе с нами?
- Что я сделал с ним? Ничего, - Хорас недоуменно выпятил нижнюю губу. - Он находится неподалеку, цел и невредим.
Принцесса вскинула голову.
- Я хочу видеть его, и немедленно. Хочу, чтобы он отныне был при мне. Вы позволите мне, я надеюсь, иметь свою свиту?