Оглянувшись на дом Пахлавана и Сахбана, я обнаружил, что из-под черепичной крыши густо повалил черный дым.
   – Дом загорелся, – сообщил я спутникам. – С чего бы это?
   – Еще бы он не загорелся, – фыркнула Мила. – Я подожгла все тряпки в своей комнате. И мебели у них много, богато по местным меркам живут, подлецы. А до реки далеко. Слуги воду таскают.
   – Зачем же дом ты подожгла? – изумился Дима. – Ведь это не канистру спирта отобрать!
   – Мерзавец Сахбан меня предал, – всхлипнула девушка. – А я ему верила! Он казался таким милым.
   – Подобное случается, – кивнул я. – Выходит, романтичные чувства ты к нему все же питала?
   – Может, и так, – не стала спорить Мила. – Да только замуж за него пока не собиралась. А он вместе подлым братцем – вот уж эту змею всегда ненавидела оформил подложные документы. Хотел наследство получить, негодяй!
   – Ты – богатая невеста? – живо поинтересовался Дима.
   – Тебе-то жениться еще рано, – фыркнула Мила.
   – Я лишь спросил, – замялся китаец. – Я, в общем-то, монах.
   – А я лишь ответила. Хоть бы ты и не был монахом – молодой еще.
   Девушка отвернулась и уставилась в окно, провожая деревню взглядом.
   Вертолет перевалил скалы, ограждающие ущелье. Никаких признаков жилья впереди не было. Огромное красное солнце опустилось к самому горизонту.
   – Что ты имел в виду, когда говорил, что вертолет пиратский? – поинтересовался я у Димы. – Возможна дозаправка в воздухе?
   – Точно так, – кивнул китаец. – И в воздухе, и прямо из салона. Причем не только дозаправка, но и отбор той жидкости, что топливом нам служит.
   – Зачем? – не сразу понял я.
   – Для питья, – объяснил Дима. – Вот, под сиденьем пилота и набор стаканов есть. Красивые, узорные. По виду – серебро.
   – Ты не терял времени. Когда только успел их обнаружить?
   – Когда пытался разузнать, как что устроено в машине винтокрылой. Да и вообще – люблю я знать, что где лежит.
   – Похвальное желание…
   Мила обернулась ко мне, пристально вглядываясь в глаза. На лице ее читалась тревога.
   – Так это не ваш вертолет? И летим мы, кажется, на юг, а не на север? Вы не заблудились, ребята? Россия в другой стороне…
   – Летим на юго-запад, – уточнил китаец, хотя его ни о чем не спрашивали.
   – В проницательности тебе не откажешь, – кивнул я. – Девушка, которая ориентируется в сторонах света – маленькое чудо.
   – Не такая я и маленькая. Сто семьдесят пять сантиметров, – тут же поправила меня Мила. – Признавайтесь, кто вы такие. И куда меня тащите. Я полагала, что вы спасатели!
   – А ты вызывала спасателей?
   – Нет. Но, может быть, у нашей разведки есть в деревне информаторы…
   – Может, и есть. Да только нам о них неизвестно.
   – Что вы морочите мне голову? – возмутилась Мила.
   Дима едва заметно нахмурился. Молодому китайцу, видимо, поведение нашей спутницы показалось крайне неблагодарным. Все-таки из-за нее он рисковал жизнью. Впрочем, рисковать жизнью для него, похоже, было не в новинку. Но все равно – Дима мыслил аналитически, хоть и с поэтическими нотками, а Мила – по-женски. И если китайцу было ясно что, не подоспей мы вовремя, девушка была бы уже мертва, причем умерла бы мучительной смертью, то для Милы досадный эпизод оказался в прошлом. Что было, то было. И теперь важно думать о том, что ждет тебя впереди.
   – У нас имеются кое-какие дела здесь, в Афганистане. В деревне, где ты жила, мы оказались совершенно случайно. Тебе очень повезло. Мы сделаем свои дела и отправимся в Китай, – сообщил я.
   – А я? – спросила Мила.
   – Хороший вопрос. Когда наш путь будет проходить мимо какого-нибудь крупного города, мы оставим тебя в нем. Именно поэтому я разрешил тебе забрать деньги и документы. Из большого города ты сможешь отправиться домой.
   – А сразу завезти меня в крупный город вы не можете? Кабул совсем близко…
   – Три дня пути на юг, когда пешком идешь, – кивнул Дима.
   – Мы – на чужом вертолете, – объяснил я. – Это не велосипед и не угнанный электромобиль. Над горами на нем еще можно летать, но над городом воздушное движение упорядочено. Нас или собьют, или задержат. Нет уж, тебе придется некоторое время терпеть наше общество.
   – И дело неотложное у нас, – неожиданно заявил китаец. До сих пор я полагал, что ему – не к спеху. – Вот выполним его, тогда посмотрим…
   Он осекся и не стал продолжать.
   – Верно. Дозаправим вертолет и полетим быстрее, – предложил я.
   – Ночь опускается, – сказал Дима. – Опасно в темноте лететь. Мы врежемся в скалу. И сесть не сможем, коли спирт закончится у нас.
   Действительно, не все же умеют видеть в темноте. Я мог, но я не умею управлять вертолетом. А лететь на слух, когда я сообщал бы ему, что впереди, Дима врятли согласился бы.
   – Тогда сажай машину, – предложил я. – Надо только выбрать хорошую площадку. Удобную и для посадки, и для ночлега.
   – Вот именно, – кивнул китаец. – Чтоб рядом не было людей.
   – Людей нет километров на двадцать в округе.
   – Откуда знать ты можешь это?
   – Да уж знаю.
   – Скорее всего это правда, – подтвердила Мил.
   – Вот место, чтобы сесть, – показал Дима на углубление, в котором матово блестело маленькое озерцо. По его краям росли несколько суховатых деревьев. Склонив голову набок, китаец продекламировал:
 
Одиноко склонилась сосна на вершине бугра,
А внизу по лощинам со свистом несутся ветра.
До чего же суров урагана пронзительный вой,
Как безжалостно он расправляется с этой сосной!
 
   – Лю Чжэнь, – пояснил китаец, не дожидаясь моего вопроса.
   Мы с Милой дружно кивнули.
   Вертолет мягко опустился на покрытую мелкими камнями площадку, поодаль от озерца, рядом с отвесной скалой. Здесь винтокрылую машину не так просто увидеть с воздуха. Точнее, ее видно не отовсюду – если самолет-разведчик будет лететь западнее, то скала закроет и вертолет, и озерцо…
   Двигатель замолчал, лопасти пошумели и тоже остановились. В горах стояла звонкая тишина. Лишь тонко посвистывал в скалах легкий закатный ветерок.
   На небе догорали редкие перистые облачка. Скалы словно сдвинулись вокруг озера. Мы были чужими здесь, среди каменистой пустыни, в маленьком оазисе. Давно я не оказывался в таких по-настоящему диких местах в такое позднее время… Даже соскучился…
   – Здесь почти темно, – сказала Мила, осторожно спрыгивая на землю.
   – Мы в тени гор. Солнце, наверное, еще не село.
   – А у вас есть палатка, спальные мешки?
   – Посмотрим, – отозвался Дима. – Я не успел обследовать весь вертолет.
   Мы с Милой отправились собирать хворост. Под деревьями валялось много сухих веток. Разжечь костер оказалось просто. Только высыхавший годами хворост сгорал очень быстро…
   Пока мы занимались костром, собака девушки молча бегала вокруг озера. Убедившись, что все вокруг спокойно, она так же молча улеглась рядом с вертолетом, в котором возился Дима.
   Готовить нам было нечего, греться – рано. Ночью здесь, наверное, будет холодно, но пока еще камни хранили тепло дня. И все же рядом с костром было так уютно, так приятно… Мы и развели его для того, чтобы скрасить угрюмость этого места.
   Дима принес из вертолета две шоколадки, банку мясных консервов.
   – Имеется там плед, – торжественно сообщил он. – Но он один. Ни спальных мешков, ни палаток, ни прочих удобных для сна на природе предметов.
   – Отказываюсь от пледа в вашу пользу, – сообщил я. – Мне трудно замерзнуть.
   – А я отказываюсь от мяса, – заявил Дима. – Мне все равно не положено есть убитых животных и тех, что клонировали, тоже. Плоть нужно смирять.
   – От чего бы отказаться мне? – улыбнулась Мила – От шоколада я точно не откажусь, не надейтесь. И ночами здесь холодно… Впрочем, Дима не очень крупный, мы поместимся с ним под одним пледом вдвоем.
   Молодой китаец покраснел до корней волос.
   – Рядом с женщиной спать не могу я, – почти испуганно объявил он. – Монастырская жизнь лишений полна! Обойдусь и без пледа, коль есть такая нужда! Смиренному путнику не впервой спать на голых камнях.
   На Милу монах воззрился с ужасом, будто она собралась соблазнить его прямо здесь, у меня на глазах в неярком свете костра.
   – Спать рядом с женщиной и спать с женщиной немного разные вещи, – заметил я. – Думаю, в нашей небольшой компании никто не будет принуждать другого к тому, что он не хочет делать. Скажем, есть мясо или спать под пледом.
   Мила расхохоталась. На щеках девушки играли блики пламени от костра. Я вслушался в ее смех, вгляделся в черты лица – и понял, что жизнь моя необратимо изменилась.
   Магистр не может влюбиться. Для этого он мыслит слишком рассудочно, контролирует свои эмоции слишком полно, владеет своим телом слишком хорошо и распознает каждый его позыв структурно. Но есть одно исключение. По внешним признакам, форме лица, фигуре, голосу – магистр распознает то, что можно определить как «генетический код» человека. И он узнает женщину, генетический код которой максимально подходит ему. В этом случае даже магистром может овладеть навязчивая идея.
   У нас с Милой мог бы родиться идеальный ребенок. Я осознал это только сейчас. И ничего хорошего мне это в данной ситуации не сулило.
   – Еще мы имеем практически неограниченные запасы спирта, – отвлекшись от размышлений, вспомнил я. – Неограниченные в том плане, что столько нам не выпить. Сколько осталось горючего?
   – От общего объема бака – две десятых. Спирт из канистры слил уже я в бак, – ответил Дима.
   – Спиртом вполне можно согреться.
   – Я не буду пить неразбавленный спирт! – воскликнула Мила. – Хотя после таких приключений не мешало бы расслабиться, а то и просто напиться!
   – Если б знал я, что вам это интересно, то прихватил бы из машины бутылку коньяка, – заявил молодой китаец. – Как сами понимаете, монаху пить не должно. Другим я тоже не желаю травить свое здоровье и отдаваться во власть Мары безраздельно.
   – Не всегда напиваются для того, чтобы забыть, кто ты и что ты, – пожал плечами я. – Так что иди за бутылкой.
   – Но я не пью! – попытался возмутиться китаец.
   – Поэтому ты хочешь послать в вертолет женщину или человека намного старше тебя? К тому же мы не знаем, где находится тайник.
   Дима изменился в лице и поднялся.
   – Прошу простить мою непочтительность, – заявил он с поклоном. – Я проявил недостаточно смирения.
   – Не принимай так близко к сердцу. Все мы сегодня устали… Следующий раз в вертолет пойду я. А коньяк придется в самый раз. У меня завтра день рождения. До него осталось каких-то два часа. Так что отмечать можно уже сейчас.
   – Правда? – восхитилась Мила. – Или вы придумываете, чтобы заинтересовать меня?
   Я мрачно улыбнулся.
   – Скорее наоборот. Знаешь, сколько мне лет?
   – Лет тридцать, наверное, – ответила девушка. – С точностью до года я, конечно, не угадаю.
   – Ты как считаешь, Дима?
   – Тридцать пять, – угрюмо заявил китаец. – Пойду за коньяком. Действительно, в два раза я моложе вас. Шестнадцать мне. В который раз прошу простить мою оплошность…
   – Да будет тебе…
   Дима скрылся в темноте за кругом, освещенным Пламенем костра.
   – Без свидетелей можно и посекретничать, – Улыбнулся я. – Сколько лет тебе, Мила?
   – Семнадцать, – улыбнулась девушка. – Ты ведь знаешь, что девушкам после двадцати вопрос о возрасте не задают?
   – Двадцать три? – предположил я.
   – Допустим.
   – А мне завтра стукнет девяносто семь. Всегда помни об этом. И ничего не говори Диме. Не надо.
   – Что за глупости? – фыркнула Мила. – Ты все придумал? И насчет дня рождения…
   – Я сказал, а ты запомнила. На всякий случай, – улыбнулся я. – Просто имей это в виду. Всегда.
   Подошел Дима со стеклянной бутылкой, в которой плескалась темная жидкость, и тремя серебряными стаканчиками.
   – Запаса воды у них нет, – скорбно сообщил он. – Как вы считаете, воду из озера можно пить?
   – С одной стороны, здесь нет людей и мало животных… С другой – какие-нибудь бактерии могли угнездиться в озере с незапамятных времен. И ждать, что когда-то сюда придет человек, который неосторожно выпьет сырой воды, чтобы размножиться у него в желудке… Или кишечнике…
   – Коньяк я все равно не буду.
   – Когда я умывалась, вода показалась мне чистой, – улыбнулась Мила. – Правда, я смыла с себя столько грязи, что теперь вряд ли можно говорить о первозданной чистоте этого озера.
   – И собака твоя из озера лакала, – заметил Дима.
   – Ну, Беточке-то все нипочем, – ответила девушка.
   – Да, другой кислотный баланс в желудке, – проявил завидную эрудицию Дима. Впрочем, его отец был химиком, и толк в кислотах молодой человек наверняка знал.
   Налив коньяка в каждый бокал, я обратился к китайцу:
   – Тридцать граммов тебе не повредят. Так же, как и мясные консервы. Что-то съесть и выпить надо.
   Я хотел добавить, что консервы, скорее всего, не свиные, а говяжьи, но вовремя сообразил, что китайца это вряд ли утешит. Он, похоже, был буддистом, а корова – священное животное для индуистов. Но кто знает, какие запреты существовали именно в том монастыре, где воспитывался Дима?
   – За счастливое избавление от опасностей сегодняшнего дня, – предложил я, видя, что спутники молчат. Дима тут же отозвался:
 
Мы дряхлей что ни день, седина все ярче видна.
Возвращается вновь с каждым новым годом весна.
Наша радость теперь – в утешной чаше вина.
Облетают цветы – не будем грустить, старина!
 
   Потом он смело пригубил стакан, глотнул и даже не закашлялся. Я не обиделся, хотя мрачноватый стих вряд ли можно было назвать поздравительным.
   – Хоть эти стихи сам сочинил? Экспромтом? – спросила девушка.
   – Их написал Ван Вэй, – коротко ответил монах.
   Мила разломила на несколько долек шоколадку, я открыл банку с мясом. Там оказалась не говядина и не свинина, а баранина. Обилие твердого застывшего жира, который не желал таять на языке, не делало вкусовые качества консервов лучше. Но мне, по большому счету, было все равно, что есть, а Дима так и не притронулся к мясу. Девушка съела несколько кусочков баранины и переключилась на шоколад.
   Кому мясо пришлось по вкусу – так это Альберту, или Беточке. Собака, урча, проглотила разом полбанки тушенки, которую я ей выделил.
   Разговаривать о событиях уходящего дня не хотелось. С Милой все более или менее ясно, хотя не мешало подробнее расспросить, откуда она родом и как очутилась здесь. А Дима вряд ли рассказал бы все, что меня интересовало. Паренек был совсем не прост.
   – Так и не понял, Беточка – мальчик или девочка? – поинтересовался я у Милы.
   – Ты не знаешь, как биологически различаются собаки? – улыбнулась девушка.
   – Я привык использовать аналитические данные а не визуальную информацию, – в тон ей ответил я – Ты называешь пса то Альбертом, то Беточкой…
   – Беточка – уменьшительное от «Альберт». Данилушка, Димочка, Беточка…
   – Милочка, – тут же добавил китаец, радуясь возможности лишний раз продемонстрировать отменное знание правил русского языка.
   – Нет. Я – Мила, – строго ответила девушка. – И для друзей, и для посторонних. Это удобно. Никто не будет излишне фамильярен. К тому же обращение «милочка» двусмысленно.
   – И не Люда? – уточнил я.
   – Нет. Я не Людмила, а Мила.
   На лощинку, где горел наш костер, опустилась непроглядная ночь. Ярко светили звезды. Вдоль Млечного Пути, с запада на восток, проплыли две яркие звезды. То ли орбитальные станции, то ли высоко летящие самолеты или баллистические снаряды.
   – В вертолете есть радио? – поинтересовался я. – Последние известия не мешало бы послушать…
   – Радио нет, – быстро отозвался китаец. – Только проигрыватель лазерных дисков.
   – Ты очень вовремя догадался включить его, когда нам с Милой угрожала опасность, – похвалил я Диму.
   Молодой человек замялся.
   – В общем-то я не рассчитывал на столь поразительный эффект. И полез в вертолет вовсе не для того чтобы включить музыку. Точнее, те демонические мелодии, что так напутали крестьян, да и меня поначалу тоже…
   – Я так вообще чуть не упала! – заявила Мила. – Хорошо, что меня крепко держали.
   – Ваш покорный слуга хотел включить не проигрыватель, а громкоговоритель. Пригрозить бандитам, что буду стрелять из пулемета. Но я не разобрался в устройстве сенсоров и выдал любимую композицию пилота. Причем на полную мощность.
   – По-моему, получилось лучше, чем ты планировал.
   Дима скромно потупился и перевел разговор на прежнюю тему:
   – Даниил, разве твое устройство универсальной связи не ловит частоты радиостанций?
   – У меня с собой не совсем устройство универсальной связи. Это более специализированный прибор. Волны радиостанций он ловит, но вряд ли здесь хорошие условия для приема. Слушать радио на нем – все равно что забивать гвозди микроскопом.
   – У меня есть уус[5] – заявила Мила. – Пойду, возьму в сумке.
   – Лучше я! – воскликнул Дима.
   Он чуть ли не бегом бросился в вертолет.
   «Влюбился, что ли? – мелькнула у меня мысль. – Впрочем, скорее всего пытается исправить ту непочтительность, которую он проявил к старшему и женщине недавно. А может быть, и то, и другое».
   – Не тащи всю сумку, – крикнула вдогонку Мила. – Уус лежит сверху – только «молнию» расстегнуть.
   Я подумал, что стыдливость китайца подвергается очередному испытанию. Рыться в сумке с личными вещами женщины – едва ли не хуже, чем спать с ней под одним пледом. Но Дима на этот раз не проявил нерешительности. Розовую коробочку ууса он нес на ладони, как тарелку с лакомством. Мила следила за модой – розовый цвет бытовых приборов и бижутерии, как я прочел случайно на одном из развлекательных сайтов, был хитом сезона.
   Не дойдя до костра метров трех, Дима, перепрыгивая через очередной камень, зацепился за него ногой и полетел носом вниз. Розовый уус Милы выскользнул из руки китайца, ударился о большой камень, отскочил и, булькнув, нырнул в озеро. Китаец крепко приложился лицом о землю. Когда он поднялся, щека была в крови. Теперь оба моих спутника выглядели потрепанными. Только у Милы был синяк на левой скуле, а Дима разбил правую.
   – Извини. Похоже, твой уус разбился, – виновато обратился он к девушке.
   Мила вскочила.
   – Уус можно купить новый! А вот ты поранился. Нужно срочно тебя перевязать!
   – Ерунда. – Уши и шея китайца покраснели, что было заметно даже в полутьме. – Таких царапин я не замечаю. На тренировках нам сильнее доставалось.
   – Повреждения действительно неглубокие, – согласился я, пристальнее вглядевшись в щеку Димы. – Через три дня и следов не будет. Тебе, Мила, досталось сильнее. Били?
   – Может, и ударил кто-то. Меня тащили, дергали пинали. Возможно, ударилась о стену или о землю, как Дима. Не помню. Все было как в тумане. Я, честно сказать, очень испугалась. Все произошло так неожиданно, начиналось как простое недоразумение, я даже думала, что они шутят. Разыгрывают меня. А потом все обернулось таким ужасом. Похоже, они и правда хотели меня убить.
   – Не просто убить – казнить, – вздохнул я. – Чтобы все было по закону. И имущественные права на твою собственность достались мужу. Когда-нибудь ты расскажешь нам, за чем они охотились. Нам все-таки нужно знать – вдруг мы путешествуем с особой королевской крови.
   – Когда-нибудь расскажу, – улыбнулась девушка. – Только дворян в России давно нет, королев – тем более. А я – русская.
   – Дай же нам хоть немного помечтать! – засмеялся я, взглянув на серьезное лицо Димы. Китаец через силу улыбнулся.
   Я снял туфли, закатал до колен брюки и вошел в воду.
   – Удар о камень вряд ли повредил такую дорогую игрушку, как твой уус. Вода – тем более. Это ведь «Симфония»?
   – Да, – кивнула Мила. – Последняя модель.
   – Конечно, не туристический вариант исполнения с титановой оболочкой, но устройство все равно довольно надежное.
   Пошарив по каменистому дну, я выловил розовый коробок ууса и принес его к костру. Повернул рукоятку включения, коснулся сенсоров настроек… Прибор показал, что батарея активирована, но выполнять дальнейшие команды уус не желал.
   – Интересно. Такое ощущение, что в управляющем компьютере стерли память. Вряд ли такое могло произойти от удара о камень или от погружения в воду. – Память легко стирается высоковольтным разрядом, – сообщил Дима. – Уус вполне могли повредить в доме Сахбана. Чтобы наша прекрасная спутница не имела связи с домом.
   – Да, скорее всего так, – согласилась девушка. – Мощности импланта обычно не хватает для связи со спутником.
   – Твой имплант сейчас активирован?
   – Конечно, – ответила Мила.
   – Отключи.
   – Все равно он не работает.
   – Скоро мы будем в таких местах, что он сможет заработать. Да только на пользу нам это не пойдет.
   – Хорошо, – послушно кивнула девушка. – А когда его можно будет включить?
   – Когда я скажу. Пока что мы забираемся все дальше, в горы и глушь.
   Мила на минуту задумалась, потом протянула:
   – Какие негодяи, однако… И Сахбан, и его подлый братец, Пахлаван… Заранее все спланировали! Испортили уус, дождались, пока спутник связи уйдет в тень…
   Негодяи… Но я, привыкший не доверять никому, насторожился. Слишком уж странно упал Дима. С его координацией движений, многолетними тренировками – зацепиться о камень? А после еще и удариться лицом о землю? Не отвлекающий ли это маневр?
   Правда, он выпил немного коньяку. Может быть, первый раз в жизни. И легкое опьянение могло послужить объяснением подобной промашки. Но, в том-то и дело, что только объяснением. Реально несколько граммов спирта, содержащиеся в коньяке, уже успели переработаться организмом молодого китайца.
   – Расскажешь, как ты попала в глухое селение? – прервал начавшую затягиваться паузу Дима.
   Его интерес показался мне неискренним. Слишком равнодушно он спрашивал. Будто знал, что все равно ему не ответят.
   – Потом, – нахмурилась Мила. – Я не хочу сейчас говорить об этом.
   – Всем нам нужно лечь спать, – предложил я. – утро настанет скоро, взлететь нужно с первыми лучами солнца. Не исключено, что генерал Муслихиддин ищет свой вертолет. Да и пылкий возлюбленный Сахбан может снарядить погоню.
   Возражений не последовало. На горы опускалась прохладная ночь. Хворост для костра заканчивался.
   – Вы так и не сказали мне, кто такие и на кого работаете. – Мила прикрыла рот ладошкой и зевнула. – Может быть, рядом с вами опасно засыпать…
   – Мы тебе не навязывались, – усмехнулся я. – Если не хочешь ночевать здесь, поищи другое место. Ты – свободная личность в свободном мире. Так ведь? Нам неплохо и рядом с вертолетом, но ты можешь поступать как тебе заблагорассудится. Тебе отдать плед?
   – Плед – отдайте. Избавиться от меня у вас пока не выйдет, – ответила девушка. – Я так полагаю, что вы – шпионы. Но наши шпионы.
   – Наш шпион называется разведчиком, – засмеялся я. – Лично я лягу у правого колеса вертолета. Рядом с белым камнем.
   – А я заберусь в салон, если никто не против, – заявил Дима. – Устроюсь в кресле. Но если там захочет спать девушка…
   – Нет, мне в вертолете будет тесно. К тому же, что толку забираться в кабину? Дверей в вашем вертолете все равно нет… Я устроюсь у правого колеса. Или лучше у левого, с другой стороны от белого камня? – девушка лукаво взглянула на меня.
   – Как хочешь.
   – Спокойной ночи, – коротко поклонился нам китаец и полез в вертолет.
   – Странный он у тебя какой-то, – прошептала Мила.
   – Да, пожалуй, странный, – согласился я. – Только я сам познакомился с ним сегодня утром. Но проявил он себя совсем неплохо… Спокойной ночи!
   Мила повздыхала, достала из вертолета сумку. Там она нашла теплую вельветовую рубашку и надела ее вместо легкой джинсовой, потом легла на край пледа, накинув на себя остальную часть. Трудно ей придется… Плед не такой большой. Но он всего один, и нужно постараться использовать его максимально полно. Накроешься – будет жестко и холодно от камней, ляжешь на него – холод будет кусать сверху.
   Беточка улегся рядом с хозяйкой. Он все норовил забраться под плед, но девушка решительно вытолкала пса наружу.
   Я некоторое время сидел у тлеющих углей догоревшего костра и смотрел на яркие звезды. В черном небе летел в неизведанные дали Лебедь, извивался упругими кольцами Дракон, поднимался из-за горизонта великан Орион с широкими плечами и узким поясом… Звезды Ригель и Бетельгейзе в этом созвездии горели сегодня особенно ярко. Все было как сто, как тысячу лет назад и как будет через сто и через тысячу лет.
   Отсюда, с этой широты, из нашего ущелья не видно было Сириуса, к которому собралась послать экспедицию китайско-японская корпорация «Чижапко». Но я знал, в какой стороне он находится. Чуть ниже и немного левее Ориона, у самого горизонта. Я даже чувствовал излучение этой звезды. Чужое, холодное. Не враждебное, но не очень приятное…