– Помочь? – спросила она, ладонью прикрыв лицо от снега.
   – Нет, больше ничего нет.
   По запорошенной снегом забетонированной дорожке, которая вела через небольшой сад, они направились к дому.
   Не дойдя до крыльца, Ричард замешкался.
   – Вы увешаны сумками. Давайте ваш ключ, я открою, – предложила Эми.
   – Ничего, я справлюсь, – сухо промолвил он. Надев ручки одного из пакетов на запястье, он неловко сунул руку в карман и нашарил ключи.
   Эми не стала спорить. К двери вело небольшое крыльцо – всего три ступеньки. Эми подождала внизу, пока Ричард отпирал замок.
   В доме было темно.
   – Постойте, – сказал он, обивая снег с ботинок о небольшой половичок, – я включу свет.
   Внезапный поток света на мгновение ослепил ее. Она сделала несколько шагов вперед и, пораженная, остановилась. Холл был довольно просторным; на второй этаж поднималась широкая, красного дерева лестница; такие же, в тон ей, двери вели в другие комнаты. Подняв голову, Эми поняла, почему свет показался ей таким ярким, – на потолке висела массивная хрустальная люстра в викторианском стиле. Эми не могла оторвать взгляд от такой красоты.
   Ричард бросил сумки с продуктами на стоявшее возле бюро кресло и теперь с любопытством наблюдал за ней.
   – Это настоящий хрусталь? – спросила Эми, прикрывая глаза ладонью от слепящего света.
   – Вы разбираетесь в антиквариате?
   – Немного. Вот Кейт – другое дело. За такую люстру она отдала бы полжизни. Кейт считает, что день прошел не зря, если она провела его в Бикон-Хилл и ей повезло приобрести что-то по дешевке.
   – Кейт? Кто это?
   – Кейт Уэлдон. Они с Марти удочерили меня, когда дядя Джиф решил, что я только путаюсь у него под ногами.
   – А Бикон-Хилл?
   – Бикон-Хилл – это район Бостона. Там есть улица Чарлз-стрит, настоящий рай для охотников за антиквариатом вроде Кбит. Я предпочитаю книжные лавки. Кейт – другое дело, она любит все викторианское, как, например, ваша люстра. Это же викториана?
   – Так говорила моя мать.
   – Это дом вашей матери?
   Слабая улыбка скользнула по губам Ричарда.
   – Это было давным-давно. Уже скоро двадцать лет, как мамы нет в живых. А папа умер года на два раньше.
   – Мама! – У Эми потеплело на душе. – Как мило звучит это слово… уютно, по-домашнему.
   – Мама была именно такой.
   С улицы сквозил ветер, и Эми повернулась, чтобы закрыть дверь. Снежные хлопья залетали в дом, ложились на коврик и тут же таяли – у самой двери к стене была прикреплена современная батарея центрального отопления.
   – Ух ты! – воскликнула Эми, потирая ладони. – Отопление! Я уже забыла, что это такое.
   Ричард улыбнулся и взял с кресла сумки с продуктами.
   – Идемте на кухню. Надо положить в холодильник.
   Стоя в дверях, Эми с любопытством наблюдала, как Ричард перегружает содержимое пакетов, замороженные овощи и полуфабрикаты, во внушительных размеров морозильник, находившийся в глубине просторной, уютной комнаты, которую он именовал кухней.
   Выдержанная в пастельных тонах, она гармонировала с остальным домом. Первым, что бросалось в глаза, было обилие старинной медной утвари – медной и чугунной. Кухонная печь, топившаяся углем, была выложена изразцами мягкого кремового цвета. Покончив с продуктами, Ричард Боден открыл тяжелую печную дверцу и подбросил туда угля из стоявшего тут же медного ведра. Из топки донеслось характерное шипение, и вскоре уголь, пожираемый пламенем, красновато светился.
   По комнате разливалось приятное тепло.
   – Нравится? – спросил Ричард. – Конечно, в Америке, пожалуй, вы привыкли к другому, но мой дом именно таков.
   Эми подумалось, что таким, видимо, и должен быть дом Ричарда Бодена – большим, солидным, надежным, словно носящим на себе печать своего хозяина.
   – Замечательный дом, – сказала она. – Можно мне посмотреть остальные комнаты?
   – Пожалуйста, если хотите, только сперва поедим. Впрочем, дом самый что ни на есть заурядный.
   – Я представляла себе что-то совсем другое… по крайней мере, применительно к вам.
   – И что же вы себе представляли?
   – Что-то современное, грандиозное по площади, с большим участком. Возможно, с бассейном.
   Ричард состроил гримасу.
   – Какой ужас!
   – Мне показалось, что вы человек, который идет в ногу со временем, – пояснила Эми. – Я скорее рассчитывала увидеть новый дом, построенный по вашему собственному проекту, а вы, оказывается, живете в старом викторианском особнячке.
   – Этот дом построил мой дед. Он застроил всю эту улицу.
   Эми оживилась.
   – Как интересно! Расскажите мне об этом.
   – Рассказывать особенно нечего, – сказал Ричард. – Может, вы снимете пальто, а то от вас уже пар идет.
   Сняв пальто и шарф, Эми протянула их ему.
   – У вас волосы мокрые от снега, – промолвил Ричард. – Капельки блестят, словно алмазы.
   – у вас то же самое. – Эми озорно рассмеялась и ладонью взъерошила Ричарду волосы. Капли от растаявшего снега посыпались ему на плечи.
   Он хотел схватить Эми за руку, чтобы остановить ее, но она вывернула ладонь и сомкнула пальцы на его запястье. Пока шло это шутливое противоборство, Эми успела заметить, какая теплая у него кожа. Вместе с тем она ощутила и другое: какая недюжинная сила таится в его большом теле.
   Ричарду мешали ее пальто и шарф, которые он держал в другой руке, и все же ему легко удавалось держать ее на почтительном расстоянии. Свободной рукой он не давал ей приблизиться. И все это время продолжал заразительно смеяться.
   – А вы сильный, – тяжело дыша, промолвила Эми.
   – У меня физическая работа.
   – Каменный человек, – поддела она его. Улыбка слетела с его губ.
   – Вы могли бы стать моей женой? – спросил он. Оторопев от такого неожиданного поворота, Эми на секунду еще сильнее стиснула его запястье, а затем пальцы ее словно сами собой разжались, и она безвольно уронила руку.
   И все же она продолжала, точно завороженная, смотреть ему в глаза.
   – Так что же, Эми? Вы могли бы стать женой такого человека, как я? – вполголоса повторил он.
   – Я не собираюсь становиться ничьей женой, – сказала Эми. Загипнотизированная его взглядом, она тем не менее не хотела доставлять ему удовольствие, чистосердечно признаваясь, что находит его весьма привлекательным.
   – Даже ради спасения Уайдейл-холла?
   – Уайдейл-холл – забота моего дядюшки, – решительно отрезала она. Казалось, к ней вернулось прежнее самообладание.
   – Но это же ваше наследство. Неужели это ничего для вас не значит?
   Эми почувствовала, как по спине ее пробежал озноб. Теперь, когда она больше не держала Ричарда за руку ей вдруг стало тоскливо, тоскливо и холодно.
   – Это вы устроили так, чтобы Лиззи послала вас за мной? – поинтересовалась она.
   Ричард покачал головой:
   – Нет, Эми. Не я. – Он улыбнулся одними губами – глаза его оставались серьезны.
   – Не следовало нам говорить об этом, – промолвила она, отводя от него взгляд.
   Он повернулся и повесил ее пальто на спинку стула. Затем подвинул стул поближе к огню, чтобы пальто побыстрее высохло. Ей подумалось, что так могла бы заботиться о своем ребенке любящая мать.
   – Будете баранье рагу с овощами? – спросил он. – Оно уже полдня тушится в печи.
   Ричард тоже разделся. Под пальто на нем оказался простой шерстяной свитер бежевого цвета. Свитер ему шел. Было видно, что этот человек крайне непритязателен в том, что касалось одежды. На свитере не было даже узора. Эми никогда не встречала подобных людей. Личность его чем-то завораживала.
   – С удовольствием, – ответила она.
   Она подошла к плите, чтобы быть подальше от этого человека. Он подавлял ее; поблизости от него она чувствовала себя совсем маленькой, хрупкой. Его присутствие смущало. Было в нем нечто, что заставляло ее вспоминать о стройных пихтах и окутанных снегом вершинах ее новой родины. Почему-то ей проще было представить его на просторе; его облик никак не вязался с домашним теплом и уютом. Он наверняка понравился бы Кейт и Марти.
   – Вы едите здесь? – спросила Эми. – В Уайдейле я люблю завтракать на кухне вдвоем с Лиззи.
   – А как в Америке? – проронил Ричард, ставя тарелки на массивный дубовый стол.
   – В Америке мы завтракаем в баре. А ужинаем дома перед телевизором.
   – Телевизор к вашим услугам. – Он налил воды в электрический чайник и включил его.
   – Неужели у вас имеется телевизор? Ричард, откинув голову, рассмеялся:
   – Я же не Джиф Уэлдон. Разумеется, у меня есть телевизор. Он в гостиной. Только вот я не могу заставить себя делать два дела сразу – есть и смотреть на экран.
   – Кстати, по пути сюда я, сколько ни смотрела, не смогла увидеть ваш знаменитый карьер. – Эми подошла к столу и села на красивый резной стул с мягким сиденьем.
   – Это потому, что мы мимо него и не проезжали. Карьер остался с другой стороны деревни. Строительные боссы боятся, как бы я со своим карьером не посягнул на их землю.
   – Понимаю.
   Вскипела вода, и Ричард заварил чай. Привыкнет ли она когда-нибудь к этим бесконечным чашечкам чая? – подумала Эми. Впрочем, справедливости ради стоило заметить, что вкус чая начинал ей нравиться.
   Ричард принес с плиты тяжелый керамический горшок и водрузил его на стол. Едва он снял крышку, комната наполнилась пряным ароматом. Только теперь Эми поняла, как она голодна.
   – Ммм. Пахнет вкусно.
   Он вдруг вернул крышку на место и, весь подавшись вперед, оперся обеими руками о стол, не сводя глаз с Эми.
   – Эми… – Тут он осекся и перевел взгляд на свои ладони.
   – Хотите, чтобы я наливала чай? Он медленно поднял голову и непонимающе уставился на нее.
   – Что?
   – Вы только что произнесли мое имя. Вы сказали „Эми“ и неожиданно замолчали, словно вдруг забыли, что собирались сказать. Я просто поинтересовалась, может, вы хотели, чтобы я налила нам чаю, покуда вы будете раскладывать мясо.
   – Да нет же, – ответил Ричард. – Я не забыл, что хотел сказать. Я вот только не знаю, как это сказать…
   – Самыми простыми словами, – с улыбкой посоветовала ему Эми. – Я только такие и понимаю.
   – Эми, я не хочу недоразумений. И не хочу никаких тайн. Все тайное имеет особенность становиться явным в самое неподходящее время, вы не находите?
   Эми усмехнулась.
   – Мистер Ричард Боден, у меня нет никаких тайн. Я такая, какой вы меня видите. Так что если вас что-то не устраивает…
   – Эми, не надо с этим шутить, – произнес он хриплым от волнения голосом.
   – Эй! Что я такое сказала?
   – Речь идет обо мне.
   – О! Так у вас есть тайна?
   – Только от вас. Больше это ни для кого не секрет.
   – Так почему же мне ничего не известно о вашей тайне?
   – Потому что я вам ничего не говорил об этом. И сомневаюсь, чтобы вам могли сказать об этом Джиф или Лиззи Эберкромби.
   На лице Эми отразилось недоумение.
   – Вы считаете, им следовало признаться?
   – Джиф ни за что не признался бы. Он хотел бы представить меня в самом выгодном свете, чтобы вы клюнули. Джифу нужны мои деньги, чтобы спасти Уайдейл.
   – Мне об этом известно. Все это, по правде говоря, довольно забавно.
   – А я не вкладываю деньги в сомнительное предприятие, если не уверен, что они вернутся.
   Эми понимающе кивнула.
   – Да. Об этом я тоже догадывалась. Но, видимо, не мне вас обвинять…
   – Позвольте мне договорить. – Он нервно выпрямился и стукнул кулаком по столу. – Эми, ради бога, вы дадите мне договорить?
   – О чем тут можно говорить? О какой великой тайне? О том, что вы хотите, чтобы я стала вашей женой, потому что вам не дает покоя мое наследство? Так я об этом и так знаю.
   – Да нет же, черт побери! – Ричард машинально провел ладонью по волосам. – Нет, нет и нет! Просто я должен открыть вам кое-что, прежде чем между нами могут возникнуть какие-то отношения.
   – Что вы граф Дракула? – продолжала подтрунивать над ним Эми. – Это ваш большой секрет? Если так, то я открою вам свой – я всегда любила графа Дракулу.
   Ричард вздохнул.
   – Вы когда-нибудь бываете серьезной?
   Он выглядел взволнованным. Эми уже раскаялась, что вела себя так беззаботно.
   – Ладно, оставим в стороне мое чувство юмора, – сказала она. – Ну так рассказывайте. Надеюсь, я не рухну в обморок от услышанного.
   – Я убил человека, – промолвил Ричард. – Вы сидите за одним столом с убийцей.

ГЛАВА 7

   Эми лихорадочно соображала. Первой ее мыслью было, что вот угораздило же ее оказаться один на один с этим человеком, и не где-нибудь, а в его же доме; что за окном метель и что, если верить всему, что рассказывали об английских зимах, такое может продолжаться не день и не два.
   Но эта мысль потянула за собой другую – она была чертовски голодна, а перед ней на столе красовался этот аппетитно дымящийся не то горшок, не то котелок, и ей вовсе не хотелось, чтобы его содержимое пропало даром.
   – Так садитесь и расскажите мне все, – резонно заметила она. – Только для начала положите мне немного того, что томится в этом горшке.
   – Баранье рагу, – подсказал он. Взгляд его потеплел. Именно таким он ей и нравился, с крохотными морщинками, разбегавшимися из уголков глаз. Ричард сел напротив и, положив в широкие тарелки кусочки тушеной баранины с овощами, протянул ей одну.
   – Спасибо, – произнесла Эми спокойно, как ни в чем не бывало принимая тарелку из его рук.
   – Я заметил, вы не робкого десятка, – сказал Ричард.
   Она бросила на него мимолетный взор.
   – Полагаю, если бы вас признали виновным, то вы уже мотали бы срок.
   – Слава богу, до этого не дошло.
   – Итак, кого же вы убили? – спросила Эми, пробуя угощение, которое казалось ей настоящим деликатесом.
   – Человека, с которым я дрался. Эми вспыхнула.
   – Из-за женщины?
   – Да нет же, черт побери. Я же вам говорил, что в молодости довольно серьезно занимался боксом.
   – Значит, все было законно?
   – Эми, убийство никогда не бывает законным. – Он помрачнел.
   Эми кивнула:
   – Я не то имела в виду. Я только хотела сказать, что это ведь было непредумышленное убийство, верно?
   – Я был немного не в себе. Перед самым поединком он позволил себе наговорить гадостей о девушке, на которой я собирался жениться. Мне следовало взять себя в руки. Нельзя питать ненависть к тому, с кем выходишь на ринг. Бокс – это спорт, а не способ выместить на ком-то собственную злость.
   – Расскажите мне об этой девушке.
   Он не произносил ни слова. Эми подняла взгляд. Вид у Ричарда был нахмуренный.
   – Лиззи говорила мне, что вы вдовец, – вполголоса произнесла она. – Но если вам больно вспоминать об этом…
   – Это же я сказал, что не хочу иметь секретов. – В уголках губ его мелькнула улыбка. – Да в этом и нет никакого секрета. Грейс умерла десять лет назад.
   Эми оторвалась от еды и сказала:
   – Вы любили ее. – Это не был вопрос, это было утверждение. По его лицу она сразу поняла, что да, он действительно любил свою Грейс.
   – Да, – промолвил Ричард. – Я боготворил ее.
   – Тогда для нее, по-видимому, было не столь уж важно, что вы кого-то там убили?
   – Она заставила меня бросить бокс. Мне и самому пришлось бы, но Грейс пригрозила, что не выйдет за меня замуж, если я не оставлю это ремесло.
   – Вы были хороший боксер? – спросила Эми, продолжая есть.
   – Классный.
   – И вы жалеете, что ушли из бокса? Ричард поморщился.
   – Да нет, пожалуй. Теперь уже нет. Однажды я встретил своего спарринг-партнера… Знаете, когда тебе рассказывают, какие страшные вещи случаются с боксерами… э-э, думаю, я легко отделался. Просто счастливчик. Впрочем, бокс позволил мне понять истинную цену человеческой жизни. Тогда я дал себе клятву, что никогда – никогда! – никого даже пальцем не трону, какую бы боль ни причинили мне самому.
   – У меня в голове не укладывается, что кому-то может нравиться драка.
   – Однако вы-то сама отменный боец, – не преминул подтрунить над ней Ричард. – Только посмотрите, как вы бьетесь с вашим дядюшкой Джифом, да и со мной…
   – Это другое дело. Я использую мозги, а не кулаки.
   – Ваши мозги не подсказывают вам, что надо держаться как можно дальше от этого Ричарда Бодена?
   Она на минуту задумалась, прежде чем ответить.
   – Это было бы слишком просто. Не скрою, вы мне нравитесь, Ричард, но я не позволю, чтобы меня силой заставили пойти на такой серьезный шаг, как замужество: я не сделаю этого ни ради вас, ни ради дядюшки Джифа и, уж конечно, ни ради Уайдейл-холла.
   – У вас есть кто-нибудь в Америке? – поинтересовался Ричард.
   Сонм воспоминаний нахлынул на нее, воспоминаний, связанных с Кипом Уэллоном: вот Кип взял девчонку кататься на велосипеде; вот они вместе слоняются по залам планетария Хейдена в Нью-Йорке; вот Кип ведет ее в Симфони-холл слушать Бостонский симфонический оркестр; вот Кип покупает ей мороженое на Массачусетс-авеню; Кип в военной форме; наконец, Кип отправляется в Англию… На этом воспоминания обрывались.
   – Нет, – честно призналась Эми. – В моей жизни нет мужчины, который был бы мне по-настоящему дорог.
   – А раньше был?
   Эми потупила взор и, увидев перед собой тарелку, вдруг почувствовала, что больше не голодна. Однако она заставила себя съесть все до последней крошки.
   – Эми? – Ричард ждал ее ответа.
   – Согласитесь, что никто не давал вам права задавать мне подобные вопросы. – Она пристально посмотрела на него, и в глазах ее читалось раздражение.
   – Я не хочу бередить чьи-то раны, поверьте. Я только хотел знать, свободен ли путь или нет.
   – Свободен для чего?
   – Для меня, чтобы я мог попытаться понять вас. – Голос его звучал спокойно и твердо.
   – Послушайте, Ричард Боден, вы похожи на назойливую муху, вам не кажется? – Эми решительно отодвинула тарелку, откинулась на спинку стула и сунула руки в карманы черных джинсов.
   Ричард медленно, отчетливо проговаривая каждое слово, сказал:
   – Эми, я хочу, чтобы вы стали моей женой. Эми возвела взор к потолку.
   – Я не люблю вас, – пробормотала она. – И никогда не полюблю. Я не могу полюбить вас.
   – Почему вы в этом так уверены? – спросил он. Эми снова перевела взгляд на него. Она понимала, что от нее ждут самого важного, самого сокровенного и самого болезненного признания.
   – Кип Уэлдон, по существу, был моим братом, – тихо промолвила она. – Я вам уже говорила, что Кейт и Марти Уэлдон удочерили меня. Марти это младший брат дяди Джифа.
   Ричард кивнул, затем склонился над столом, сцепив перед собой ладони.
   – Все это мне известно. Но Кип Уэлдон в действительности не был вашим братом. Он был просто сыном Кейт и Марти Уэлдона.
   – Знаю, – сказала Эми. – Но то обстоятельство, что мы росли вместе, всегда удерживало меня от того, чтобы признаться, какие чувства я питаю к нему.
   – Вы оказались влюблены в него?
   Фраза показалась ей такой избитей, такой пустой. Вы оказались влюблены.
   – Вы говорите так, словно это был легкий несчастный случай, – вспылила она. – Вроде как свалиться с велосипеда и оказаться в воде.
   – Влюбленность влечет за собой тот же ряд следствий, – ровным голосом продолжал Ричард. – Когда вы падаете с велосипеда, вам бывает больно, когда вы оказываетесь в воде, вы боитесь, что можете захлебнуться и утонуть. Насколько я представляю себе, любовь – это тоже больно, а иногда она может затянуть вас, подобно водовороту.
   – Ага! – воскликнула Эми. – Так вот вы к чему! Захлебнуться и уйти под воду! Но должна же боль когда-то пройти, и, в конце концов, вам хочется вынырнуть, чтобы глотнуть воздуха. Что тогда?
   – В конце концов, человек просто привыкает, – сказал Ричард.
   Эми резким движением вынула руки из карманов и ударила себя в грудь кулаком.
   – Но здесь по-прежнему болит, – сглатывая слезы, произнесла она. – Прошло уже больше двух лет, а боль не проходит. Почему тогда я не призналась ему? А теперь его нет в живых. А самое… самое страшное… это то, что… – Она замолчала, чувствуя, что сказала ему больше того, что намеревалась сказать, и одновременно осознавая, что он тоже прошел через все это и ему должно быть понятно ее состояние… хотя у него и остались за плечами целых десять лет, чтобы „привыкнуть“. Ричард подался вперед и протянул к ней руку. Эми, обмякшая от слез, казалось, не заметила этого жеста.
   – Ну же, – сказал он. – Дайте мне вашу ладонь.
   – Зачем? – Эми мрачно, исподлобья посмотрела на него.
   – Просто сделайте это, и все.
   Медленно, словно нехотя, Эми повиновалась. Ее рука теперь лежала в его руке.
   – Ну и что? – спросила она.
   Его пальцы крепко обхватили ее хрупкую кисть.
   – Что вы чувствуете? – спросил он.
   – Что вы имеете в виду?
   – Просто скажите. Я держу вас за руку. Что вы при этом ощущаете?
   – Физически или в душе?
   – Физически.
   Эми вступала в область игры, поскольку для нее это было именно игрой. Для нее эти рукопожатия ничего не значили. Она уже давно вышла из того возраста, когда девочки и мальчики держатся за руки.
   – Тепло, – проронила она. – Рука теплая, твердая и грубоватая. Вы же работаете руками. Это я и чувствую, рабочую руку. Сильную. Большую. Так сколько очков мне за это причитается?
   – Вы забыли упомянуть о том, что она живая, – сказал Ричард. – А ведь я именно такой. Я живой человек. Тогда как Кип Уэлдон мертв.
   Эми отняла ладонь.
   – Все правильно, – холодно сказала она. – Но даже будь он жив, я была бы ему не нужна. Здесь, в Англии, у Кипа была девушка, которая ждала от него ребенка, покуда я там, в Америке, только вздыхала и мечтала увидеть его.
   – Я же говорю, любовь причиняет боль, – напомнил ей Ричард.
   – Знаю. И еще одно я знаю: больше я никогда не попаду в подобный переплет. Именно поэтому я и сказала вам, что никогда не полюблю вас. Я просто не позволю этому случиться, вам ясно? Я уже научена горьким опытом.
   – Мне понятны ваши чувства.
   – Ну да, конечно!
   – Хорошо, хорошо! Можете не верить мне. Но я тоже попадал в положения, которые казались безвыходными.
   Эми усмехнулась – почти как всегда. Ричард уже готов был поверить, что к ней вернулось обычное расположение духа.
   – Вы слишком умны для того, чтобы попадать в безвыходные положения.
   – Эми, если бы я был умен, то никогда не совершил бы убийства.
   – Это совсем другое дело. Просто несчастный случай.
   – Если бы я был умен, я бы не допустил, чтобы Грейс забеременела. Если бы она не была беременна, у нее не подскочило бы давление. Сегодня ее, возможно, и спасли бы. Десять лет назад в больницах еще не было такого оборудования. Они слишком поздно установили причину – с ней случился инсульт.
   – Ричард, мне очень жаль, – сказала Эми, понимая, что слова в данном случае бесполезны. Но ей хотелось, чтобы он знал, что она сочувствует его горю.
   – Ничего, – промолвил Ричард. – Десять лет большой срок, я уже давно выплыл на поверхность. И еще одно я скажу вам, Эми. Я хочу, чтобы вы стали моей женой, но я против того, чтобы заводить детей. Я не смогу второй раз пережить этого кошмара.
   – Значит, все закончилось, не успев начаться. – Эми невесело рассмеялась. – Потому что я, Ричард, от детей без ума. В Бостоне мне как раз предложили место, на котором я могла бы отдавать всю себя детям. Я профессиональный учитель. И меня ждет любимая работа – учить самых маленьких. И если я когда-то выйду замуж, то хочу иметь и собственных детей, не меньше четырех.
   – Что ж, выходит, я герой не вашего романа, – мрачно улыбнувшись, подытожил Ричард.
   – Я никогда и не думала об этом. – С этими словами Эми решительно поднялась из-за стола и принялась складывать тарелки.
   Ричард вскочил как ужаленный.
   – Не нужно, – выпалил он. – Не стоит вам этим заниматься.
   – В Уайдейл-холле я всегда помогаю Лиззи мыть посуду, – сказала Эми, направляясь с тарелками к раковине.
   – Нет. – Ричард догнал ее и схватил за руку.
   – Не смейте мной командовать, – вспылила Эми.
   – Я не собираюсь командовать вами, – поспешил успокоить он ее. – Просто у меня есть посудомоечная машина.
   Эми поспешно поставила тарелки на стол, чувствуя, что оказалась в глупом положении.
   – Могла бы и сама догадаться, – буркнула она. – Вы же у нас Мистер-в-Ногу-со-Временем. – Она снова рассмеялась. – Ричард, я еще не встречала человека, подобного вам.
   Когда Эми повернулась к нему, в глазах ее еще сверкали озорные огоньки. В это самое мгновение все и произошло. Схватив ее за плечи, он наклонился – она успела заметить его густую темно-каштановую шевелюру и едва не задохнулась от неожиданности и изумления, почувствовав, как его губы прильнули к ее губам в страстном и одновременно расчетливом поцелуе. Эми припала к нему в страхе, что не устоит на ногах под его неистовым порывом, но, когда этот первый порыв прошел, она не спешила отпрянуть от него, потому что теперь ей было уже приятно чувствовать прикосновение его сильного тела.
   Не пытаясь сопротивляться, Эми лишь с грустью отметила про себя, что, в сущности, подобной развязки ей и следовало ожидать. Все шло именно к этому. Весь вечер. А теперь все ее существо словно захлестнула теплая, нежная волна, и это чувство оказалось на удивление приятным. Она уже и не помнила, когда в последний раз позволяла кому бы то ни было вольности, но такого уж точно с ней никогда не было. Разумеется, ей приходилось ходить на свидания и обмениваться мимолетными поцелуями в темноте, но этим все и ограничивалось.
   Она даже не пыталась остановить этот затянувшийся поцелуй. Закрыв глаза, она почувствовала, как руки его скользнули ниже, на спину. Ричард был возбужден. Это она тоже почувствовала. Теперь он целовал ее в лицо и в шею, в уши и снова в губы. До нее начинал доходить смысл происходящего между ними. Она вовсе не была ханжой или недотрогой, но она была девственницей. Про себя она твердила, что таковой она должна и остаться. Чего бы ей это ни стоило, она должна сохранять самообладание.