Гайворонская Елена Михайловна. Пепел звезд

   – Ничего себе – несерьезно, – проворчала Юлька, – он упаковал тебя на добрых полмиллиона баксов. Я бы на твоем месте из кожи вон вылезла, чтобы стало серьезно…
   Дверь распахнулась, и в раздевалку ввалился взвинченный, исполненный негодования Миша.
   – Девушки, чей лимузин меня запер?
   – Какой еще лимузин? – подняла брови Юлька.
   – Какой! Белый, длинный, как кишка, с кучей окон! Я попросил шофера меня пропустить, а тот заявил, что не сдвинется с места без распоряжения хозяйки! – менеджер заикался от негодования. – К-кто тут еще есть кроме вас! Как-кая дура наняла так-кого козла?
   – Действительно, козел, – опустив глаза, с досадой произнесла Марина. – Идем. Девчонки, жду вас на улице.
   Минуты на три в раздевалке воцарилась немая сцена. Затем, не сговариваясь, девушки опрометью бросились к окну, выходящему на автостоянку.
 
   Насвистывая под нос, Маслов поднялся на свой последний, девятый. Там была темнотища, как у негра в заднице. Ключом замка не найдешь. И хоть бы кто почесался, сообщил в диспетчерскую. Что за люди!
   Чертыхаясь, Маслов сгреб ключом по железке, пока, наконец, не попал в отверстие. Дверь отворилась.
   И тогда, из темноты пространства, то ли с чердака, то ли с лестницы, подобно призракам, шагнули к нему три коренастые фигуры.
   Один подставил ногу так, чтобы Шурик не смог захлопнуть дверь. Другой, взяв Маслова за плечо, рывком развернул лицом к себе, чиркнул под носом зажигалкой. В ее неровном свете Маслов разглядел их, насколько было можно. И этого было достаточно, чтобы, ощутив предательскую слабость в коленях, подумать: «Влип». Рожи, будто сошли с экрана крутого ужастика.
   – Александр Григорьевич Маслов, фотограф?
   – Да, – пролепетал Шурик. – Какого черта…
   – Твой?
   В громадной лапище парень держал потерянный Масловым пропуск, по которому он проходил на охраняемую территорию, арендуемую рекламным агентством. Внутри у Маслова что-то оборвалось, плюхнувшись куда-то вниз. Во рту пересохло. Подобно затравленному зверю, он кожей ощутил исходящую от этих людей опасность. Где он мог «посеять» эту чертову бумажку? Где?! Неужели, там…
   – А в чем, собственно, дело? – неестественно писклявым голоском осведомился Шурик, прижимая сумку с деньгами к груди.
   Сильные руки втолкнули Маслова в квартиру. А затем страшный удар по голове погрузил его в беспросветный мрак.
 
   Морозный воздух приятно пощипывал ноздри. Оставив машину на стоянке, Ада медленно шла по Тверской, разглядывая разукрашенные витрины, ловя ответные улыбки на лицах запоздалых прохожих.
   Впервые за многие месяцы на душе было легко и радостно.
   Какая-то женщина продавала мимозы. Это казалось маленьким чудом – яркие солнышки среди зимнего вечера. Ада купила несколько веточек и, чувствуя себя Маргаритой, ожидающей своего Мастера, свернула в кривой безлюдный переулок. Там было темно и тихо.
   «Как странно, – подумала Ада, – несколько шагов от центра, и ночная жизнь замирает. Остается лишь торжественное молчаливое величие древнего города»…
   Она немного побродила по тесным, плохо освещенным улочкам и решила выбираться обратно, на Тверскую, как вдруг поняла, что заплутала. Слишком долгое время она видела Москву только из окна автомобиля. Ада слегка растерялась, а потом пошла наугад, куда-нибудь да выведет дорожка. Не тайга же, как-никак.
   Ада прошла еще немного, и вдруг уперлась в небольшую белую церквушку с красивыми резными решеточками на окошках. К ней подходили люди, неторопливо крестились и исчезали внутри. Девушка остановилась в замешательстве и повернула обратно, как вдруг услышала:
   – Зайди в храм, дочка, не бойся.
   Рядом с ней, откуда ни возьмись, появилась маленькая худенькая старушка в белоснежном платочке.
   Она была какой-то особенной, не похожей ни на ворчливых бабушек на лавочках, ни на эмансипированных западных дам «третьего возраста». Ада невольно залюбовалась ее лицом – удивительно моложавым, невзирая на паутинки морщинок, одухотворенным, с ясным взглядом светло-голубых глаз, какой бывает обычно у младенцев или очень пожилых людей.
   – Спасибо, – смущенно сказала Ада. – Но я, вообще-то, не христианка. Разве не видно?
   – Я вижу, что у тебя добрая душа, – улыбнулась старая женщина. – А это самое главное. Господь-то, он един для всякого. Это уж мы, люди, по неразумению своему, вздумали растащить его на части, каждый – к себе. А как можно разделить любовь, добро, свет? Они или есть, или нет их вовсе. А ты что думаешь, деточка?
   – Не знаю. Я уже давно стараюсь ни о чем не думать, и ни во что не верю. Плыву по течению.
   – Это грусть в тебе говорит. Оттого, что темно. Но ведь впереди всегда солнечный день. Господь так распорядился, а как же иначе? Как бы человек понял, что вот оно, счастье, ежели б лиха не хлебнул?
   Упустил, да и все. А ты гляди смелей, дочка. Навстречу судьбе своей идешь.
   – Спасибо вам на добром слове.
   – Не за что, дочка. И сама на него не скупись. Нет ведь ничего дешевле и дороже, чем слово доброе.
   Так? – старушка снова улыбнулась.
   – Да, – Ада протянула ей цветы. – Возьмите, это вам.
 
   Две ярко-желтые фары, подобно глазам огромного зверя, быстро приближались. Олег невольно вжался в сиденье.
   Черный джип, огромный, как танк, стремительный, как ураган, несся навстречу. На мгновение Олегу почудилось, что, сквозь сотни разделяющих их метров, через дымчатые стекла и ревущую мглу, он видит лицо противника – мертвенно-бледное, с презрительной усмешкой на узких губах, лицо одержимого превосходством над жалкими смертными людишками и самой Вечностью, не признающего ни законов разума, ни каких-либо других…
   Олег понял – Ник не свернет. Ни за что. Никогда.
   Свет фар ослепил его. За миг перед столкновением Олег, ударив по тормозам, бросил руль вправо.
   Удар пришелся на левое заднее крыло. «БМВ» закрутило, как щепку в водовороте. Пробив бетонную ограду, автомобиль пролетел сквозь заросли кустарника и, переломив, как спичку, ствол молодого деревца, ткнулся в его свежий обрубок.
 
   Марина прошла через тройной кордон охраны.
   – Как в Кремль, – заметила она последнему, двухметровому хлопцу с автоматом наперевес.
   Тот довольно ухмыльнулся.
   – Как раз в Кремле можно и не ставить.
   Вышедшая навстречу «экономка» – немолодая дородная дама, выполняющая всю работу по дому, доложила:
   – У Антонвикторыча гость. Где вы будете ужинать?
   – Все равно. Куда посадите. Лишь бы было чем.
   «Экономка» принялась перечислять ей блюда. Марина поблагодарила и попросила первое из того, что было названо. Всякий раз она чувствовала неловкость, читая в глазах этой женщины боязнь не угодить.
   Все попытки объяснить, что церемонии ни к чему, были безуспешны – Нина Петровна с маниакальным упорством твердила, мол, Марина теперь хозяйка – так сказал Антон Викторович… А его слово было для нее тем же, что воля верховного вождя для затерянного в джунглях племени аборигенов.
   – Я подам вам ужин во вторую гостиную.
   – Отлично.
   Марина испытала облегчение, когда домработница ушла.
   «Интересно, а где эта вторая гостиная?»
   В такие минуты Марина ощущала ностальгию по родной коммуналке. По добродушному Степанычу, крикливой Лиде и ее неугомонным сорванцам… Надо бы навестить их как-нибудь… Но что она им скажет? «Привет, у меня теперь богатый любовник»? Звучит не очень…
   Поплутав по закоулкам и коридорам дома, Марина услыхала голоса, доносившиеся из-за неплотно закрытой двери. Громкий, резкий – Антона. Второй – чуть надтреснутый, обволакивающий, вкрадчивый – невидимого гостя.
   – …предлагает обмен, – говорил Антон, – долю в его золоте на участие в нашем спирте.
   – Почему?
   – В штатах у него возникли проблемы с Интерполом. Он засветился. «Голден СМА» уже трясли.
   – Этого следовало ожидать. Они не жалуют наших ребят. А нам ни к чем чужие проблемы. Своих хватает.
   – Это верно. Какая-то сука упорно метит нашу территорию. Что думает эксперт об убийстве Соленого?
   – Считает, что это почерк Тарантино.
   – Та-ак… – проговорил Антон с какой-то зловещей интонацией.
   Тресь! Марина распахнула дверь так, что та бряцнула о предохранитель на полу.
   – Добрый вечер, – Марина придала лицу максимальную степень невинности.
   Антон стоял у окна. У него был вид боксера, занявшего глухую оборону. Взгляд исподлобья, губы сжаты в тонкую нить. Мышцы на сцепленных руках напряжены так, что, кажется, вот-вот разорвут ткань джемпера. Его собеседник, напротив, держался спокойно, уравновешенно, будто стратег, вынашивающий план действий. Он сидел на диване, перекинув ногу на ногу. Сухощавый, лысоватый, сутуловатый, напоминающий школьного учителя или научного работника. Завидев Марину, он поднялся, окинул ее цепким, подозрительным взглядом из-под квадратных, с затемненными стеклами, очков, протянул длиннопалую руку.
   – Аркадий.
   – Очень приятно.
   Они оба сдержанно улыбнулись.
   – Не буду вам мешать.
   Не дожидаясь ответа, Марина вышла и плотно закрыла за собой массивную дубовую дверь.
 
   Олег открыл глаза.
   Тупая боль саданула в висок, но, вместе с ней, пришло осознание: «Я жив».
   Лобовое стекло превратилось в гигантскую, испещренную осколочными брызгами паутину.
   Он рванулся, но грудь резанул ремень безопасности, малость, к которой приучил отец: «Никогда не рискуй понапрасну». Сегодня Олег впервые отступил от этого правила. Впрочем, было что-то в этой смертельной игре, в опьяняющем чувстве победы над собой, соперником и самим небытием, в животной радости от простой возможности дышать, двигаться, мыслить… Никогда прежде он не задумывался о ценности самой жизни, в глупом эгоцентризме считая, что нет ничего банальнее и скучнее обыденного понятия – жизнь.
   И тотчас, вслед за головокружительным ощущением восторга, шевельнулась тревога: «Где же этот придурок Ник?»
   Олег отстегнул ремень, толкнул дверцу. Та не поддавалась. Правое колено пронзила острая боль.
   Неужели перелом? Стиснув зубы, он пошевелил ногой. Согнул, разогнул. Нет, кажется, обошлось.
   Теперь нужно как-то выбраться, попасть домой. И чтобы этот недоумок молчал. Отец за подобные состязания по голове не погладит. А Олегу вовсе ни к чему портить с ним отношения.
   Дверца, наконец, поддалась. Морщась, Олег вылез наружу. Стоял, покачиваясь, ловя ртом колючий воздух. Ноющая боль в колене отдавала в затылок. Надо же, какая связь… Автомобиль отнесло от дороги метров на шесть. Олег снова подивился, как остался в живых, только теперь ощутив страх.
   Прихрамывая, он поплелся к шоссе. Джипа нигде не было видно. Смотался. Вот свинья! И, как назло, ни одной машины! Чертыхнувшись, Олег огляделся по сторонам, и тут увидел джип. На дне оврага. Опрокинутый на бок. Одно из его колес, обращенное к задымленному небу, продолжало медленно вращаться…
   – Ник! – он хотел крикнуть во весь голос, но из горла вырвался невнятный звук.
   «Господи, что же это? Где он? Неужели – там?!»
   Олег стал спускаться вниз. Ушибленная нога подвернулась. Он съехал, волоча за собой смерзшиеся земляные комья. Поднялся, почти на карачках подобрался к поверженному автомобилю. Прокашлявшись, позвал вновь:
   – Ник!
   Нет ответа. Только злорадно заскрипели от налетевшего ветра плешивые верхушки сосен. Ему стало жутко.
   Олег взобрался на машину, заглянул внутрь через треснутое стекло. Ник лежал, скрючившись, уткнувшись головой в панель приборов. Тихий и неподвижный.
   Безмолвие. Давящее и стылое, как на кладбище.
   – Погоди, – бормотал Олег, дергая дверь, – я тебя сейчас вытащу.
   Он выбил стекло, открыл замок, влез внутрь, включил свет. Потормошил Ника за плечо. Тот не шевелился.
   – Ник! – Олег повернул его к себе, придерживая голову.
   Только сейчас он заметил, что панель приборов была перемазана кровью. Волосы Ника были липки и влажны. Олег никогда не видел столько крови вблизи. Однажды ему довелось проезжать мимо места аварии, когда пьяный водитель сбил шестерых, стоявших на трамвайной остановке, посреди дороги.
   Тогда весь асфальт был бурого цвета. Но со стороны это воспринималось иначе, как-то неправдоподобно, будто в кино. А теперь…
   В слепом свете лицо Ника было похожим на вылепленную из гипса маску.
   Тоненькая красноватая струйка сочилась из уголка полуоткрытого рта. Фиалковые глаза тускло и надменно глядели через зияющий проем в коричневое ночное небо.
   Олега затрясло, как в лихорадке. Сейчас ему хотелось одного – быть как можно дальше отсюда. Он с трудом выкарабкался из джипа. Ноги вдруг подогнулись, он опустился на землю, привалившись спиной к перевернутой крыше. К горлу подкатила тошнота. Он вскочил, сделал шаг в сторону. Его вырвало.
   «Что же мы наделали? Надо вызвать врача, скорей! Может, Ник еще жив?» Но Олег не мог заставил себя вернуться в кабину Ника за мобильным телефоном. Подгоняемый ужасом, Олег вскарабкался на насыпь, доковылял до своей машины.
   Рука, державшая трубку, медленно опустилась.
   А вдруг Ник мертв? Что, если его, Олега, обвинят в случившемся? Что, если это – преступление? Олег не был силен в юриспруденции. «А вдруг меня посадят в тюрьму? По обвинению в убийстве?!»
   Мысли лихорадочно заскакали, сменяя одна другую. Отец, конечно, не оставит. Отмажет, возможно. Но тогда уж все. Прощай, сладкая жизнь – казино, развлечения, девчонки и зарубежные турне… Отцу давно не нравится образ жизни Олега – «Ничем не интересуешься, ничего не хочешь, книг не читаешь…» А теперь и вовсе…
   Учиться банковскому делу? В гробу Олег это видел! У него в школе-то по математике всегда было «три пишем, два в уме».
   Эх, папочка, и почему ты не разрешил идти тогда в автослесари! Глядишь, был бы толк. А сейчас ему двадцать пять – уже не мальчик. Да и как он, Олег Крылов, сын олигарха, будет лазать под машинами вонючих «чайников»! Нет, теперь это не для него. Но что же делать? Извечный русский вопрос. Почему-то чаще его задают не «до», а «после»…
   Словно небосвод обрушился на него всей своей тупой тяжестью, придавив к грязной, мерзлой земле.
   «Нужно мотать отсюда. Как можно скорее. „Скорую“ из дома вызвать. Пять минут погоды не сделают».
   Он залез в покореженную машину, попробовал включить зажигание. Нет. Ну давай же, пожалуйста!
   Неожиданно мотор заворчал. Чудо! Через растрескавшееся стекло не видно дороги.
   «Теперь попытаемся поехать. Давай, малышка, давай!»
   Помятая машина, будто верная жена, побурчав, подчинилась, казалось бы, невозможной просьбе своего господина. Он вывернул на дорогу там, где была пробита ограда. «Только бы не встретить ментов!»
   Олег осторожно пополз по шоссе. Прилично отъехав от проклятого места, он взял было телефон, чтобы набрать «03». Но положил его обратно.
   «Лучше после. Из дома. Когда все закончится.»
 
   Спину нещадно жгло, точно к открытой ране прилепили горчичник. Вместе с болью возвращалось сознание. Маслов открыл глаза, повертел головой, стараясь сообразить, что происходит.
   – Очухался? – над ним склонился узколобый бритоголовый качок с самой мерзкой рожей, какую только Шурику доводилось встречать.
   Тут он вспомнил – трое на темной лестнице, потерянный пропуск, удар по затылку…
   И вот теперь он сидит, прислоненный спиной к батарее в снимаемой им квартире, в которой все нынче перевернуто вверх дном…
   Маслов попытался встать, но обнаружил, что его правая рука пристегнута наручниками к трубе. Бритоголовый пнул его тупым носком тяжелого башмака.
   – Сиди, не рыпайся.
   – Что вам надо? – Шурик удивился странной глухости своего голоса.
   Тут вошел второй, похожий на бандита, сидящего рядом с Масловым, будто был его родным братом. Та же коротко-щипанная стрижка, тот же тупой, ничего не выражающий взгляд человека, не привыкшего шевелить мозгами.
   – Нашел что-нибудь? – осведомился первый.
   – Только вот это, – второй протянул ему сумку Маслова с оставшимися долларами, которые первый вытряхнул к ногам.
   – Ха, – хмыкнул он, – за что это тебе заплатили такие бабки? – Он снова пнул Шурика в бок. – В сортире, ванной смотрели?
   – Везде смотрели, – входя, сказал третий. – Ни хрена. Разве что, вот это. Гляди.
   Он растянул пленку и принялся показывать дружкам на просвет, мерзко хихикая и что-то жуя. Видимо, это была одна из «бордельных» лент, подлежащая уничтожению.
   – Мы что, это, блин, боссу принесем? – насладившись просмотром, хмуро спросил первый. – Он нас тогда червей кормить отправит.
   Он вернулся к Шурику и, нагнувшись, почти ласково, произнес:
   – Ну что, падла, объясни дядям, как твоя бумажка попала на охраняемую территорию частных владений?
   – Каких владений?
   – Ребята, – огорченно развел руками бандит, – он не понимает…
   И, внезапно распрямившись, ударил Маслова ногой под ребра.
   В глазах потемнело. Судорожно, как рыба, выброшенная из воды, Шурик ловил ртом воздух.
   – Что ты делал в подмосковной резиденции господина Кротова? Следил за ним? Собирал компромат? Кто тебя нанял? Отвечай!
   Он взял Маслова за волосы и несколько раз ударил головой о батарею.
   – Полегче, – сказал второй, – прибьешь раньше времени. – А ты, козел, отвечай по-хорошему. Если жизнь дорога.
   – Я… – прохрипел Шурик, – я туда случайно забрел… Искал место для пикника… С девушкой… Я ничего не снимал, клянусь…
   – Чем клянешься-то, – вкрадчиво поинтересовался первый, – своим членом? Тогда тебя скоро будут звать Александрой… – Он коротко двинул Маслову в пах.
   В коридоре зазвонил телефон. Шурик вспомнил, что должен сейчас быть у Юльки. Какого черта он приперся в эту квартиру? Какого черта вообще ввязался в эту историю? Купился на бабки? Кретин, баран безмозглый. Теперь на них придется покупать лекарства. Если только… Мысль заблокировало. Сознание отказывалось допускать ее окончание. Оно было слишком неправдоподобно-страшным…
   Третий вернулся. Чавкая, с ухмылкой сообщил:
   – Бабочка звонила. От одного голоса «кончить» можно. Жена или подружка?
   – А жена его – ничего кобылка, – подмигнул второй. – Полненькая. Я таких люблю – когда есть, за что ухватиться. Надо будет к ней наведаться… Девка, жаль, маловата…
   – Дочка-то? – жизнерадостно оскалился третий. – В самый раз! Сколько ей? Три! Четыре? А, папаша? Мой любимый возраст. Просто тащусь от малолеток!
   Все трое дружно заржали, одобрительно перемигиваясь.
   У Маслова похолодело внутри.
   Анютка. Такая пухленькая, бело-розовая, в ямочках и кудряшках…
   Признаться – ему крышка. А нет – …
   – Вы не посмеете… – прошептал он. – Татьяна ничего не знает… О моей работе… А ребенок… Вы не можете…
   – Почему? – поднял белесые брови первый. – У тебя одна работа, у нас – другая. За те денежки, что нам платят, мы не только твоих баб – детский сад перетрахаем, если понадобится. Вместе с воспитателями. Сечешь?
   Он говорил так убедительно, что у Маслова по телу заструился ледяной пот. Он понял, эти ребята не остановятся ни перед чем. Они не трусливые богатенькие женатики, тайком бегающие по девочкам. Для таких, как эти, существует один Бог – зеленомордая банкнота, и его Наместник – всемогущий «хозяин», дающий возможность добычи. И на алтарь их обоих верные слуги, не колеблясь, положат любую жертву, даже собственную мать.
   – Не трогайте жену и ребенка, – с трудом двигая разбитой челюстью, прошептал Шурик. – Я все расскажу.
 
   Ада, наконец, вышла к Тверской и поспешила к автостоянке. Она здорово продрогла, и мечтала о том, как включит печку и…
   Бац! С налету, столкнулась с невысокой пухленькой дамочкой в белой «норке» до пят. Обе взмахнули руками, стараясь устоять на припорошенной снегом ледяной раскатке. При этом многочисленные кулечки и сверточки в ярких пакетиках, которые тащила дамочка, оказались на асфальте.
   – Простите, – сконфуженно пробормотала Ада, поспешно нагибаясь, чтобы помочь собрать разбросанные пакетики. Они вновь столкнулись, нос к носу. Возмущенное личико дамочки просияло:
   – Ада! Какая встреча!
   – Натали!
   – Боже, как я рада тебя видеть, – затараторила приятельница, поднимаясь и отряхивая шубку, – чудесно выглядишь! У тебя новый стиль? Тебе очень к лицу. Что ты делаешь завтра вечером?
   – Право, не знаю… – растерявшись от такого напора, пожала плечами Ада. – Завтра, кажется, ничего.
   – Вот и замечательно! Я устраиваю грандиозную вечеринку. Будут интересные люди…
   Натали с упоением принялась перечислять ничего не говорящие Аде имена и фамилии.
   – Обязательно приходи, дорогая. Непременно!
   – Да, но…
   – Никаких «но», – тоном, не принимающим возражений, заявила Натали. – Адрес помнишь?
   Прекрасно. Можешь пригласить кого-нибудь из друзей. Ты еще встречаешься с Ником?
   – Нет, мы расстались, – Ада сама удивилась, как легко выговорились эти слова.
   – Оно и к лучшему, дорогая. Я все хотела тебя предупредить, чтобы ты не питала никаких иллюзий на его счет. Ник охотник. Женщина для него не более чем трофей – не успеет заполучить одну, как уже выслеживает другую. Ну, да ладно. Значит, завтра я тебя жду после семи. Приезжай, когда сможешь. Сейчас поймаю такси, моя машина в ремонте. Представляешь, один урод долбанул меня в зад на светофоре.
   – Давай, я тебя подвезу, – предложила Ада.
   – Нет, дорогая, спасибо, – Натали предостерегающе замахала сверточками. – Когда я имела неосторожность сесть в твой «Феррари» в прошлый раз, я всю дорогу ожидала, что мы вот-вот взлетим. А меня в самолете укачивает.
 
   Марина лежала в небольшом бассейне с гидромассажем, наслаждаясь неуемной игрой упругих шипящих струй.
   – Я так и знал, что найду тебя здесь, – сказал Антон. – Кто ты по знаку – Рыба?
   – Ты будешь смеяться, но я Дева.
   – В самом деле, смешно. Эй, ты что делаешь! – он тщетно закрывался ладонями от полетевших в него брызг.
   – Или прыгай сюда, или убирайся, – потребовала Марина. – Одетым не место среди нудистов.
   – О, ты ставишь ультиматумы! – Антон быстро скинул одежду и бросился в бассейн. – Вот тебе, получай! Сдаешься? – его глаза заблестели, напряженности как не бывало.
   – Ни за что!
   Они лупили руками по воде, поднимая шум и брызги, как расшалившиеся дети.
   – Все! – рассмеялась Марина. – Довольно! Прошу пощады.
   Она отплыла на другой край бассейна, по пути ловко ущипнув Антона за бок пальцами ноги.
   – Ни фига себе, – подивился он, – обезьяна, вот ты кто.
   – Слушай, – сказала Марина, отдышавшись, – у тебя нет другой, нормальной машины? На этом лимузине я чувствую себя недоделанной дурой.
   – Да? – удивился Антон. – Первый раз вижу женщину, которой не нравится лимузин.
   – А я в первый раз вижу «нового русского», которому нравится такая женщина, – парировала Марина.
   – А вот нравится, – признался Антон. – Даже очень. Ты уже брала уроки вождения?
   – Брала, – буркнула Марина.
   Ей не хотелось признаваться, что именно эта наука, которую она прежде считала самым плевым делом, ей никак не давалась. Легче было выучить еще один иностранный язык, чем запомнить все педали, рукоятки, правила, знаки… Всякий раз, когда Марина садилась за руль, ею овладевал ступор. Она ненавидела эту чертову железную коробку всеми фибрами души. И только гордость и самолюбие мешали ей бросить дурацкую затею – научиться водить. Теперь Марина искренне восхищалась последним «чайником», оседлавшим раздолбанную «копейку».
   – Вместе с правами, – объявил Антон, – я подарю тебе «Оку». Езди, как умная.
   – Подумаешь, напугал. Это, как раз, и есть мой уровень.
   – Нет, детка, – возразил Антон, – ты еще так и не поняла, какой твой истинный уровень.
   – Но твоему другу я, похоже, не слишком понравилась, – заметила Марина. – Кажется, он мне не доверяет.
   – Профессор? Не бери в голову. Он вообще никому не доверяет, даже собственной тени. Разве что, мне…
   – Он, правда, профессор?
   – Да нет, – усмехнулся Антон, – это прозвище. Умный мужик. В МГУ когда-то учился, на мехмате.
   – Вылетел?
   – Сел. За незаконные операции с валютой.
   – Милая компания, – определила Марина. – Бутырка отдыхает.
   – Почему – Бутырка? – встрепенулся Антон.
   – Так, к слову пришлось, – Марина зачерпнула в пригоршню ароматную пену и сдула в его сторону. – У меня там дружок сидел.
   – Когда? – изумление Антона было неподдельным.
   – Давно… – задумчиво ответила Марина. – В другой жизни…
   – И где он теперь?
   – Кто знает… – Девушка вновь поймала пышную, похожую на сладкую вату, пену и украсила ею грудь и плечи. Затем с дерзким вызовом посмотрела на мужчину, в темно-карих глазах которого разгоралась страсть. – Ты думал, я ангел? Совсем наоборот.
   Он приблизился к ней, вкрадчиво касаясь скользкого, гибкого тела, которое под его рукой делалось податливым и мягким, как бухарский шелк…
   – Я никогда не считал тебя ангелом, – прошептал он, ловя губами острый кончик ее соска, – иначе я не приблизился бы к тебе на пушечный выстрел…
 
   Добраться до центра Москвы – Плющихи на изуродованном автомобиле и не быть остановленным ни одним постом – это было вторым чудом за минувший день.
   Олег зашел в ночной магазин, купил сигареты. Когда-то, еще в школе, он начинал курить. Потом отец узнал и, отодрав за уши, заставил выбросить пачку. Олег тогда месяца два сидел без карманных денег. Но теперь впору было начать заново. Говорят, это успокаивает.
   Войдя в квартиру, Олег, первым делом, кинулся в душ. Долго оттирал руки… Ему казалось, что на них все еще темнеет кровь. Кровь Ника…