Гайворонская Елена Михайловна. Пепел звезд

   – Откуда ты знал, что я приду?
   – Ты разве забыла? – Улыбнулся Дмитрий. – Я маг и волшебник. Поколдовал – и готово.

Глава 3

   Попасть в ЦКБ было непросто. Но фамилия «Громова» открывала, на удивление, многие двери. У палаты Аркадия Гриневича дежурили люди в штатском, ничем не напоминающие бритоголовых «братков».
   – Извините, – сказали Марине очень вежливо, – мы вынуждены вас обыскать.
   Она не возражала, после чего пришла миловидная дама, которая пригласила ее в отдельный кабинет. После процедуры предупредили:
   – Не больше пяти минут. И никаких волнений. Он еще очень слаб.
   Вид у Профессора и впрямь был неважный. Рядом с кроватью стоял какой-то аппарат, от которого к рукам больного тянулось несколько трубок. Лицо землисто-желтое. Из груди со свистом вырывалось дыхание. Но взгляд, направленный на гостью, остался прежним: подозрительным, просвечивающим насквозь, подобно рентгеновскому лучу.
   – Как вы? – спросила Марина, выкладывая на столик пакетик с фруктами.
   – Помните, старое кино: «по сравнению с Бубликовым – неплохо». – Но, заметив, что Марина помрачнела, спохватился:
   – Простите. Мне очень жаль Антона. Мы были знакомы столько лет, а я даже не смог прийти на кладбище…
   – Можно я включу телевизор? – спросила Марина. Профессор удивленно кивнул.
   – Недавно мы поженились. Вы знали об этом?
   – Нет. Но догадывался, что ваши отношения достаточно серьезны… Примите мои искренние соболезнования. – Снова испытующий взгляд.
   – Он вам оставил кое-что. Дискету.
   Профессор заметно насторожился.
   – И кое-какие бумаги. Компромат. На одного вашего знакомого. Виталия Кротова. Это – бомба. – Она говорила чуть слышно, едва шевеля губами. Он понял, закашлявшись, улыбнулся.
   – Эта палата не прослушивается.
   – Ни в чем нельзя быть уверенным.
   «Кредит в четыре с половиной миллиарда долларов сможет спасти реформы в России…»
   – Вы необычная женщина. Я начинаю понимать Антона.
   – Вас интересует то, что я сказала?
   – Девочка моя… – он тяжело вздохнул. По вискам скатились капельки пота. – Боюсь, мне пора отойти от дел.
   – Думаете, вы сможете? Однажды я предложила Антону все бросить. Но он отказался.
   – Он был моложе.
   – Был.
   – Мне тяжело, – сказал Профессор. – Извините.
   – Всего минуту. Антон оставил мне все. Порядка четырех миллиардов долларов. Неофициально, разумеется. Засвеченная сумма несколько меньше.
   – Вот как? Я думал, он имеет больше, – но за этой нарочитой небрежностью Марина уловила некоторый интерес.
   – Мне они не нужны. На них кровь Антона. Я отдам вам, сколько захотите. В обмен на небольшую услугу – помогите мне найти «заказчика» и «исполнителя».
   Профессор откинулся в подушки, на мгновенье прикрыв глаза.
   – Моя милая, вы понимаете, о чем просите?
   – Я даже подозреваю, кто это. Кротов и некий Тарантино. Я знаю. Я видела дискету. И я хочу их уничтожить. Помогите мне, Аркадий.
   – Вы… бредите? – Взгляд его сделался цепким и острым, как скальпель.
   – У вас есть семья?
   – Да. В Израиле.
   – Почему не с вами? Молчите, я отвечу – вы боитесь за них. Антон тоже за меня боялся. Говорил, что я делаю его уязвимым… Он был моей единственной семьей. До него моя жизнь была пустой и бессмысленной борьбой за существование. Когда он умер, я тоже решила умереть. А потом поняла – первыми должны уйти они. Я ничего и никого не боюсь, мне нечего терять. Помогите мне! А я помогу вам. Вернуть вашу территорию.
   Доктор в белоснежной косынке, войдя в палату, сурово нахмурился.
   – Вам пора. И почему так громко работает телевизор?
   «Президент заявил, что приложит все силы, чтобы с организованной преступностью в России было покончено…»
   – Оставьте, – приказал Аркадий, – хорошая передача. – И дайте нам еще пару минут.
   – Но…
   – Выйдите.
   Доктор послушно удалился.
   – Антон говорил, что вы его единственный друг. И я могу к вам обратиться, в случае чего… Поправляйтесь. И берегите себя. Они не оставят вас в покое. А я все сделаю сама. У меня достаточно денег, чтобы отправить в ад пару подонков.
   – Постойте, – желтая рука взметнулась и опала. – Присядьте.
   Марина опустилась на стул у изголовья.
   – Вы так его любили?
   – Да. – Она прикусила губу. – Брызнула кровь. В последнее время она не пользовалась ни кремом, ни помадой, и кожа истончилась от мороза. Аркадий взял стерильную салфетку, приложил к ее лицу. На белом отпечаталось красное.
   – Я тоже, – сказал он. – Он был моим единственным другом. Десять лет. Я был вначале не лучшего мнения о вас. Извините. Нам будет его не хватать. Они пристально смотрели друг на друга, будто играли в гляделки. Немолодой осунувшийся человек с восковым лицом. И молодая женщина с черными впадинами глаз над гипсовой маской впалых щек и бесцветных губ. Сухая ладонь легла поверх ее смуглого запястья.
   – Я помогу тебе, детка. Вот только выкарабкаюсь.
   Впервые ее глаза заблестели.
   – Спасибо вам, Аркадий.
   – Называй меня Профессор. И на «ты».
 
   – Доигралась, – устало сказал Дмитрий, швыряя на стол свежий номер «МК». – Вот твое личико во всей красе. Вызывают нас в отделение. На работу позвонили. Думаю, как раз, в связи с этим.
   Сцепив до боли пальцы, Лена опустила глаза в газету.
   «Красавица или чудовище?» – гласил жирный заголовок.
   «…известная на весь мир топ-модель Елена Веденеева, проходящая по делу об убийстве сына банкира Крылова, отложила свои судебно-защитные дела, чтобы почтить своим присутствием память одного из крупнейших авторитетов криминального мира столицы, застреленного 6 января, в канун Рождества Христова…»
   – Я предупреждал, – Дмитрий ожесточенно грыз зеленое яблоко. – Это Сухохренову нашему как раз – козырь в фуражку. Лучше бы ты пьяный дебош устроила, честное слово. Где твоя мафиозная подружка? Пусть напишет заявление, мол, слезно просила тебя пойти на похороны горячо любимого супруга, поскольку не к кому больше было обратиться за помощью, так как не имеют близких родственников. И упомянуть, что ты с покойником не была даже знакома… Или была?
   – Нет. Я и не знала, что они женаты. Ни разу его не видела. Честное слово. Ты мне веришь?
   – Я-то верю. А вот майор этот, Членорылый… Ну, звони ей, черт возьми!
   – Она… уехала.
   – Когда? – рявкнул Дмитрий. – Куда?!
   – Не знаю, – Лена торопливо набирала номер Марины на сотовый, но никто не отвечал. – У нее же нет подписки о невыезде…
   – Зато у тебя скоро будет! – взорвался Дмитрий. – Боже, за что мне такое наказание?!
   – Дима! – Лена, заревев в три ручья, бросилась к нему на шею. – Если меня посадят, ты ждать бу-удешь?
   – Ну что ты, глупая… – он, притихнув, перебирал ее роскошные волосы, жемчужными волнами струившиеся по вздрагивающим плечам. – Никуда тебя не посадят. Все будет хорошо, обещаю тебе. Мы поженимся и заведем кучу детей… Только…
   – Что? – подняла мокрые глаза Лена.
   – У тебя, правда, ничего не было с этим Громовым?
 
   В кабаке «Расслабуха» стоял сизый смог – впору надевать противогаз. На крохотном подобии сцены лихо отплясывали полуголые девицы. Резались в бильярд, пили пиво и вели разговоры сосредоточенные крепкие ребята. Редкие милицейские патрули обходили стороной это злачное место, в коем драки с поножовщиной и перестрелками случались чаще, чем точные метеопрогнозы.
   Завидев вошедшую девушку в черном, отделанном горностаем, кашемировом пальто, один из посетителей, изрядно накачанный, довольно присвистнул:
   – Ого, какая к нам пташка залетела. Ты кого-то ищешь или пришла просто повеселиться?
   На миг Марине почудилось, что она вернулась в юность, лет эдак в шестнадцать.
   – Мне нужен Вован Полуянов. Он здесь?
   – Блин, – раздосадованно произнес парень, ковырнув в носу, – вечно самые клевые девочки кем-то заняты. Слушай, а когда вы с Вованом разбежитесь, может погуляем?
   Марина пообещала, после чего парень ткнул пальцем в дальний, самый задымленный угол:
   – Там Вован. А я Ленчик.
   «Мне до фонаря», – подумала Марина, протискиваясь вглубь.
   Вован сидел за столиком с каким-то парнем и двумя боевой раскраски девицами, совсем соплюшками, лет по шестнадцать.
   – Все малолеток совращаешь?
   Вован дернулся, поднял голову и зычно заорал на весь бар:
   – Мара! Черт возьми! Какой сюрприз! Ты меня ищешь?!
   – Нет, Пушкина. Александра Сергеича. Не заходил?
   – Что-то не помню такого, – опечалился Вован под хихиканье девиц. – А я-то решил, ты ко мне.
   – К тебе, – вздохнула Марина, – к кому ж еще. Поговорить надо. Есть дело.
   – Толян, извини, – обратился Вован к соседу по столику, – в другой раз.
   – Нет проблем, – живо отозвался тот, – мне больше достанется. Даме-то представишь?
   – В другой раз, – сказала Марина, пока Вован открывал рот.
   Столик опустел.
   – Заказать тебе что?
   – Потом.
   – Ты какая-то… не такая, Мара. Волосы в черный выкрасила что ли? Взгляд, как у пахана на зоне. Случилось чего?
   – Я овдовела, – она затянулась крепкой короткой сигарой.
   – Ну? – он вытаращил глаза. – А когда ты замуж-то вышла?
   – Тридцатого января.
   – И уже? – он шумно печально вздохнул. – Машиной что ль сбило?
   – Застрелили.
   – Не фига себе, – пригладив волосы, сказал Вован. – Давай помянем. Он налил водки из пузатого кувшинчика. – Эй, вторую рюмку!
   Подошла полуобнаженная официантка. Принесла рюмку и меню. Марина ткнула наугад.
   – Жалко мужа-то? – спросил Вован. – Или по хрену?
   – Я любила его. Очень.
   – Понятно.
   – Что ж, – сказала Марина, – лирическая часть закончена. Перейдем к главному. Есть работа. Опасная. С риском для жизни. Выгорит – станешь богатым человеком. Забудешь о ментах, грошовом рэкете и вонючем кабаке. Не повезет, – на бледном лице девушки появилась гримаса улыбки, – нас закопают рядом.
   Отчего-то у видавшего виды Вована мороз пробежал по спине, когда он тщетно пытался за безупречным макияжем отыскать знакомые черты неуклюжей девочки-подростка.
   – Замочить кого что ль придется?
   – Возможно.
   – Сколько бабок? – прохрипел Вован. – Тыщ пять дашь?
   – Мелко плаваешь.
   Вован дернулся, словно его хватил инсульт.
   – Десять?!
   – Больше. Но ты должен понять, такие деньги просто не достаются.
   – А что мне такая жизнь? Гроша ломаного не стоит. – Вован быстро опрокинул рюмку и тотчас наполнил вновь. – За такие бабки я кого хочешь шлепну. Только откуда они у тебя?
   – Ребят нужно набрать надежных, отчаянных, сильных, кому терять нечего. Лучше таких, как мы – детдомовских. Без семей, без привязанностей, готовых на все. Сможешь?
   – Без базара.
   – А не струсишь? – серые глаза буравили насквозь.
   – За кого ты меня принимаешь?! – взвился Вован.
   – Хорошо. Тогда поехали отсюда, обсудим главное.
   – Куда?
   – Куда повезу.
   – А это? – Вован кивнул на нетронутую Мариной водку и еду.
   – После отметим. Когда договоримся.
   – Ладно, – Вован шмыгнул носом и, подсунув под графин несколько денежных бумажек, с готовностью и некоторым смятением проследовал за женщиной, так странно возникшей вновь в его угорелой жизни.
   – Мара… – он коснулся ее холодных тонких пальцев, когда они сели в машину, – помнишь, я говорил… я на все готов ради тебя… Даже без денег…
   – Вован, – она натянула черные лайковые перчатки, скользнув по нему безразличным взглядом. – Ты получишь деньги. Много денег. Я оставлю задаток. Ты будешь королем, сможешь иметь любую женщину. И не одну. Но не меня. Только не меня.
   Машина тронулась с места.
   – Всего один вопрос, – Вован сцепил зубы так, что стало больно около ушей. – Кто был твоим мужем?
 
   – А, Веденеева… – окунеподобный следователь Одинцов шумно вздохнул, отправляя в рот целый «Хот дог». – И вы, адвокат… Похоже, зря мы вас сегодня побеспокоили. Ваша подруга здесь уже побывала, все написала. Вот – «с моим гражданским мужем Громовым А.В. знакома не была… на похоронах присутствовала по моей личной просьбе…» Подпись: Субботина М.И.» – Он закончил читать и поднял на Лену и Дмитрия глаза, слегка ожившие со времени прошлого визита. – Есть, что добавить?
   Лена молча покачала головой.
   – Что ж, пока можете быть свободны. И мой вам совет… – он вытащил из бумажного пакета второй «Хот-дог», – будьте впредь разборчивее в выборе друзей. Меньше станет проблем.
   – Спасибо, – сказала Лена, – но, когда мне нужен совет, я обращаюсь к родителям.
   На минутку следователь перестал жевать.
   – Слушайте, – окликнул он Лену. – Вы вроде в интервью каком-то осуждали смертную казнь?
   – Осуждала, – резко ответила Лена. – Это тоже преступление?
   Она повернулась, чтобы выйти, в этот момент в кабинет следователя без малейшего намека на приглашение вкатилась бальзаковского возраста дама с ярко-вишневыми губами, блещущая россыпью бриллиантов, как витрина «Галереи „Фаберже“.
   Столкнувшись с Леной, она вперила в нее ненавидящий взгляд и визгливо закричала:
   – Следователь! Когда вы посадите эту шлюху, убившую моего сына?!
   Побледнев, Лена выбежала прочь.
   – Послушайте! – Дмитрий, с трудом сдерживал вспыхнувшую в нем ярость. – Вина моей клиентки не доказана. И, если вы не замолчите, я потребую привлечь вас за оскорбление и клевету. Понятно?!
   Он с силой хлопнул дверью. В коридоре была слышна истерика банкирши. Дрожащими руками он раскурил «Мальборо». Он знал, что вел себя сейчас практически непрофессионально. «Адвокат обязан сохранять выдержу в любой ситуации…» И на работе Иван Иваныч им в последнее время недоволен…
   «Ты должен смотреть не на клиента, а в „Кодекс“. Ну и что, что он подлец? Он платит…» Черт!
   – Здорово, адвокат. Все ходишь?
   Это был Фролов с глазами, горевшими, как у собаки Баскервилей. Как ни странно, Дмитрий почти обрадовался этому странному менту.
   – Здравствуй. Ты тоже, смотрю, не сидишь. Хочешь? – Дмитрий предложил «Мальборо».
   – Валяй. Кто там визжит?
   – Банкирша. И то понятно – сына у нее убили…
   – Не у нее одной, – мрачно заметил Фролов. – Только ее крик слышат, а тысячи – нет… Будешь? – заметив, что Дмитрий докурил, вытащил пачку «Примы».
   – Чендж, – усмехнулся Дмитрий, беря сигарету.
   – Чего?
   – Обмен, значит. По-английски.
   – Спикаешь?
   – Немного.
   – Я тоже знаю кое-что интересное… О совпадении красок.
   – Ну! – воскликнул Дмитрий, раздувая ноздри, как почуявшая добычу гончая. – Результаты экспертизы пришли?!
   – Я тебе ничего не говорил, – многозначительно скосился на полузакрытые двери длинного коридора Фролов, – просто угостил сигареткой.
   – «Прима» мои любимые, – понимающе кивнул Дмитрий.
   Мороз крепчал. Зима-таки решила взять реванш.
   В длинном белом норковом пальто и такой же шапочке Лена ежилась в ожидании Дмитрия на улице, подняв прозрачно-зеленые глаза к безгрешно-чистому синему небу, точно хотела устремиться ввысь, подальше от искалеченной человеческими судьбами черной гари земли.
   – Замерзла? – подбежавший Дмитрий заботливо поправил сбившийся шарфик.
   – Я так не могу больше, – прошептала она, кусая губы, 00 не могу…
   – Ну, малышка… У меня уже есть кое-что… Поедем, поговорим дома.
   – Дима, поцелуй меня, – попросила она, прижимаясь к нему, точно в поисках защиты.
   – Потом. – Дмитрий растерянно оглянулся.
   – Нет, сейчас. Пожалуйста.
   «Демонстрация особых отношений с клиентом – верх непрофессионализма! – Сурово покачал бы пухленьким пальчиком Иван Иваныч…»
   Он поцеловал ее. Назло всему холодному, ощетинившемуся миру. Жадно, страстно. Стараясь вдохнуть в бледные губы жар надежды на спокойное счастье, безоблачное, как это зимнее небо. Из-за железного частокола забора снисходительно и немного завистливо поглядывали на них ребята в серой форме и красных погонах.
   И вдруг… сбоку блеснула ослепляющая молния фотовспышки.
   К ним стремительно приближалось несколько человек с микрофонами наперевес.
   – Лена, с Вас сняли подозрения?
   – Когда Вы вернетесь на подиум?
   – В каких отношениях Вы были с Антоном Громовым?
   – Сейчас у Вас – служебный роман, или нечто большее?
   – Дмитрий, легко ли защищать одну из самых красивых женщин в мире?
   – Бежим! – Крикнула Лена, прорываясь сквозь репортерский хоровод, ретируясь в спасительную «Тойоту» Дмитрия.
   – Куда ж ты прешь?! – Рявкнул он на одного из не в меру ретивых папарацци, взгромоздившегося на капот. – Машину продавишь!
   – Ох, – поддразнил он, вырвавшись из кольца оцепления, – мне стоит крепко задуматься, прежде чем жениться на одной из самых красивых женщин в мире. Кстати, – он сделался серьезным, – ты и вправду против смертной казни?
   – Да. – Она помолчала, прикрыв глаза. – Понимаешь, ведь жизнь дарует Бог. Кто мы такие, чтобы ее отнимать?
   – А кто ОНИ такие, чтобы отнимать чужие жизни? Что бы ты сделала с убийцей Крылова, подставившим тебя?
   Дворники: «Чих-чих-чих», – плясали по запотевшему стеклу.
   – Не знаю, – промолвила Лена. – Но я хотела бы заглянуть в его глаза…
   – Думаю, – убежденно сказал Дмитрий, – ты вряд ли бы увидела в них что-нибудь стоящее.
 
   При подъезде к «городку» Марина ощутила удушливый запах гари. На фоне иссиня-черного вечернего неба колыхалось ярко-оранжевое марево, точно поблизости извергался вулкан.
   Округа огласилась воем пожарных сирен.
   Горел дом Ады Беркер.
   Марина протолкнулась сквозь толпу зевак, телевизионщиков, писак.
   – Как это произошло? – из-за шума огня и брандспойтов ей пришлось орать низенькому толстенькому следователю прямо в ухо.
   – Самовозгорание.
   – Что за бред?! Внутри дома автоматическая система пожаротушения!
   Он посмотрел на нее с неприязненной подозрительностью.
   – Вы кто? Сотрудник «органов»?
   – Я подруга хозяйки и соседка.
   – Тогда ступайте домой и не мешайте работать. Оставьте свои данные. Вас вызовут, когда понадобится.
   Подъехала машина страховой компании, и ее взволнованные представители оттерли толстенького следователя от Марины. Она отошла, села в машину и из-за темного окна безучастно наблюдала за происходящим. Смотрела, как рушится крыша, лопаются стекла, как потоки белой пены заливают обугленные деревья, мерзлый асфальт…
   В голове звучало:
   «Хэппи бездей ту ю…
   Хэппи бездей ту Ада…»

Глава 4

   Белый потолок был нестерпимо-ярким. Он больно резал глаза. Ада открыла их и закрыла вновь. В ее доме нет таких ослепительно-белых потолков. И тяжесть, ужасная тяжесть во всем теле. Откуда она?
   – Где я?
   Над ней склонилось лицо матери, которая почему-то громко закричала:
   – Доктор! Доктор! Она очнулась!
   И этот крик распилил голову пополам невыносимой острой болью. Она застонала, пытаясь уцепиться за ускользающий мир, уже начинавший медленнее зыбкое движение по замкнутому кругу.
   Человек в белом колпаке. Как у повара. Или врача.
   – Вы меня видите?
   – Да. Где я?
   – В больнице. Не разговаривайте много, вам это вредно.
   – Почему?
   – Вы что-нибудь помните?
   – Конечно. Меня зовут Ада Беркер. Вот моя мама, – и вновь эта ужасная боль. Она становится все сильнее, завоевывая новые участки тела, заставляя корчиться, стонать…
   – Не двигайтесь. Вам сейчас сделают укол. И вы уснете.
   Приходит девочка в белом халатике со шприцем в руке. Зачем здесь так много белого?
   – Почему я здесь?
   – Вы попали в аварию. На автомобиле. Вы здесь уже неделю. Чудо, что вы остались в живых. Можете считать этот день вашим вторым днем рождения.
   – Ноги очень больно… И живот…
   – Это пройдет. Сейчас вы уснете.
   – Когда я закрываю глаза, то вижу деревья, деревья… Их так много… Мама, где ты?
   – Я здесь, моя девочка, с тобой. Я теперь всегда буду рядом. Всегда.
 
   Движение на подступах к Новодевичьему кладбищу было приостановлено. Округа черна от дорогих иномарок, дорога – от крепких насупленных мужчин.
   Стоящие каждые пять метров сотрудники милиции зорко наблюдали за происходящим, потихоньку переговариваясь:
   – Не выкарабкался Гриневич.
   – Туда ему и дорога.
   – Что толку? Другой придет…
   Несколько человек несли помпезный деревянный, в завитушках, гроб.
   Когда сняли крышку для прощания, по рядам провожавших пронесся невольный шепот – Профессор лежал, как живой. Болезненная желтизна покинула слегка осунувшееся лицо с несколько заострившимися чертами. Виски отливали благородной сединой. Приехавшие из Израиля родственники поддерживали рыдающую вдову, все норовящую упасть перед гробом на колени. Отчаянно кусала шелковый платочек высокая девушка в черном – дочь покойного.
   – Завидная невеста, – шепнул кто-то в толпе.
 
   Шумно отдуваясь, Мерин плюхнулся в «шестисотый».
   – Это он? – спросил Кротов.
   – Он самый. Наш Профессор. Мертвее не бывает. А дочка у него ничего. Пива хочешь? – он с довольной улыбкой протянул банку.
   – Пива! – взревел Кротов. – Да мы сейчас в «Кристалл» рванем! Лучшее шампанское! Ящиками!
   Ваннами! Путь свободен, слышишь, чмо? Премьер-министр! – кандидат в президенты России осклабился в счастливой улыбке.
 
   – Просто здорово, – довольно сказал сухопарый седовласый человек в темных очках с болезненно-желтоватым лицом, с интересом разглядывавший процессию через затемненное стекло огромного джипа, – Эх, жаль, не слышно, что там говорят… Ладно, потом Инна расскажет.
   – Очень несерьезный и опасный с твоей стороны шаг – появиться здесь, – укоризненно произнесла брюнетка, тоже в темных очках, в черном кашемировом, пальто. – А если тебя кто-нибудь заметит?
   – Они решат, что я пришел по их грешную душу, – Профессор, закашлявшись рассмеялся. – Зато сколько удовольствия! Не сердись, Мариночка, всегда мечтал посмотреть на собственные похороны. Ты – мастер наивысочайшего класса. Прими мое искреннее восхищение. – Он картинно преподнес к губам ее прохладную маленькую, блеснувшую черным камнем, руку.
   – Да уж! – восхищенно выговорил Вован. – Похож-то как! Аж мурашки по коже! Где ты его нашла, Мара?
   – В морге, – спокойно сказала Марина. – Какой-то невостребованный бедолага. Полгода там провалялся. Он должен быть доволен такими почестями. Ладно, поехали отсюда. Но твоя жена, Профессор, выше всяческих похвал. В ней пропала великая актриса.
   – Инна?
   – Хотел бы я, чтобы так она переживала на самом деле.
   – Типун тебе на язык, балда, – Марина мрачно глядела на проплывавшие за окном милицейский кордоны. – Теперь путь свободен. Можно начинать…
 
   – Мама?
   – Да, дочка.
   – Где Тайка?
   – Она у меня дома.
   – Значит, я попала в аварию?
   – Да. Ты не помнить? Следователь сказал, ты не справилась с управлением. Скользкая дорога, очень большая скорость.
   – Там еще была женщина… Старая… Я ее сбила?
   – Нет. Он сказал, никто, кроме тебя, не пострадал. Ты просто родилась заново.
   – Что? Мама, дай мне зеркало. Пожалуйста, почему ты не хочешь? Я прошу, я настаиваю, дай мне зеркало!
   Снова эта ужасная боль, раздирающая мозг напополам. Руки судорожно ощупывают какие-то тряпки там, где прежде были волосы… Ее роскошные волосы – предмет гордости и обожания поклонников, зависти конкурентом. «Я была Моделью года…» Что это?
   – Просто бинты. Их скоро снимут. А волосы отрастут.
   – Дай мне зеркало. – Она рванулась, но мгновенно замерла, отброшенная назад очередной волной режущей боли.
   – Дайте, – говорит врач в белом колпаке, заглянувший в палату. – А вы не кричите, – это уже ей, – а то приступ боли повторится. Сейчас придет медсестра, сделает укол.
   Мать достает откуда-то дешевую пудренницу. Крохотный запотевший кругляш. А в нем неузнаваемо-чужое лицо. Белое, с синюшными отеками под черными дырками глаз. Втянутые в череп щеки. Вместо волос ужасный кокон.
   – Забери…
   – Вам бы радоваться, – сурово говорит врач, – живы остались. Один шанс на миллион. А вы на свое отражение рыдаете. Наташа, сделай успокоительный. Не на конкурсе красоты – в палате для тяжелобольных. Вот выпишитесь, сходите к парикмахеру… тогда и в зеркала глядитесь. Болит где-нибудь?
   – Ноги… У меня перелом?
   – И не один, к сожалению. Это посерьезнее личика.
   – Я не могу ходить?
   – Сможете, – «Колпак» впервые добродушно улыбнулся. – Но не сразу. Постепенно. Вам же, молодым, все быстрее надо. Торопитесь. Боитесь жить не успеете? Вот и доторопились. Потихонечку, помаленечку все сумеете… Как ребенок ходить начинает. Знаете?
   – Нет.
   – Вы не замужем?
   – Нет. Я могу остаться хромой?
   «Колпак» почему-то отворачивается.
   – Пока могу сказать лишь одно – на ближайшее время с подиумом вам придется распрощаться, к сожалению. Хотя, постойте, почему «к сожалению»? В мире полно других радостей, чем таскаться туда-сюда в чужих тряпках по этой куцей сцене.
   – Вы утешаете меня… Спасибо.
   – Я лишь говорю вам правду. Мы все привыкли к своему образу жизни. Мы в плену у стереотипов, предрассудков… Кажется, изменится что-нибудь, самая малость – и все. Катастрофа. И только потом приходит осознание – может, это к лучшему? У вас есть… друг, жених – как это теперь вы, молодые, называете?
   – Борис… Думаю, теперь уже нет.
   – Кто там еще? – высунувшись из палаты, крикнул врач. – Какая страховая компания? Гоните всех в шею. Она еще слишком слаба. Что?! Простите, – доктор снял очки и беспомощно потер красные, как от недосыпания, глаза. – Боюсь, не в моих силах оградить вас от этой неприятности. Вам придется переговорить с представителем вашей страховой компании. Как вы сейчас себя чувствуете? Я могу сказать, чтобы пришли позже.