Гайворонская Елена Михайловна. Пепел звезд

   – Ты никогда не любил меня. – По щекам девушки катились крупные слезы. – Ты меня в грош не ставил. Как я раньше не понимала, не видела… Не хотела замечать…
   Она опрометью выскочила на кухню, достала из ящика стола упаковку с малиновыми шариками, выдавила несколько штук на ладонь, запила водой.
   «Надо успокоиться. Надо выставить его вон. Пусть убирается! Нет, нужно его удержать, я не могу без него!»
   – Ада, – крикнул Ник, – телефон!
   Звонила мать. Поздравляла с днем рождения.
   – Мама, – зарыдала Ада в трубку, – мне плохо, мама…
   – Ты пьяна?
   – Нет, нет, – Ада отчаянно замотала головой. Таблетки начинали действовать, путая мысли, нагоняя сон. – Я не нужна ему… Я никому не нужна. Почему?!
   – Ты сама выбрала эту участь.
   Голос матери безжалостно бил по голове.
   – Нет, я хотела стать лучше, хотела, чтобы меня любили… – пыталась оправдаться Ада.
   Ник осторожно прикрыл дверь в комнату. Затем пошарил у Ады в сумочке, нашел записную книжку.
   – Веденеева Лена. Прекрасно.
   Он успел переписать номер и адрес, когда на пороге появилась Ада. Она была так бледна, что макияж смотрелся отдельными пятнами теней и румян.
   – Что-то мне нехорошо, Ник, – пролепетала она, – извини…
   – Ничего. Все пройдет.
   Он подхватил девушку, отнес в спальню, положил на кровать.
   – Все будет хорошо.
   Ада приоткрыла сонные глаза.
   – Ты уходишь, Ник?
   – Прощай, Ада. Мне было неплохо с тобой.
   Ник поцеловал девушку в лоб и быстро сбежал вниз по лестнице. Он ликовал!
   – Она будет моей, – сообщил Ник железному другу, любовно оглаживая его влажный от дождя капот.
   – Лена Веденеева никуда от меня не денется. Все, все женщины продажны, знаешь это? Интересно, какова ее цена?
 
   – Здесь, – сказала Юлька.
   Охранник достал пистолет, передернул затвор:
   – Отпирайте.
   Юлька осторожно повернула ключ в замке. Парень толкнул ногой дверь, та распахнулась. Из спальни доносилась музыка.
   – Не двигаться!
   На кровати валялся Маслов. Он жрал чипсы, запивая пивом. При виде нацеленного на него дула моментально задрал вверх обе руки, причем в одной продолжал держать банку «Гиннеса», а в другой – упаковку «Эстреллы». Только теперь Юлька вспомнила, что не забрала у этого негодяя ключ.
   – Ах ты, скотина, сукин сын, ты что здесь делаешь?!
   – Руки можно опустить? – вежливо поинтересовался Маслов.
   – Милицию вызывать? – спросил Сережа.
   – Сама разберусь. Я щас у тебя всю опущу, козлина.
   – Вы уж простите, ради Бога, – она виновато потупила глаза, повернувшись к охраннику. – Заглядывайте ко мне в воскресенье на чашечку кофе…
   – С удовольствием, – отрапортовал он, пряча пистолет в кобуру. – Вы уверены, что моя помощь не потребуется?
   – Не беспокойтесь. Еще раз извините.
   – Малышка, – сказал Маслов, когда дверь за охранником закрылась, – твой наряд способен вызвать эрекцию и у покойника. Ты, кажется, хотела мне что-то опустить?
   – Сейчас, – пообещала Юлька, нащупав щетку с длинной ручкой.
   – Ой, не надо! – уворачиваясь, вопил Маслов. – Я больше не буду!
   Остановилась мстительная Юлька, только когда щетка переломилась пополам.
   – Ну, чего приперся?
   – Ой, блин, – стонал Шурик, – ты мне точно позвонки сместила.
   – Вот и топай к жене – пусть полечит.
   – Да ладно, Юль, я мириться пришел. Смотри, что я тебе принес…
   Перегнувшись пополам, Маслом проковылял в прихожую, достал из кармана куртки коробочку, обшитую черным бархатом.
   – Открой.
   Внутри лежала красивая брошь в виде стрекозы.
   – Почти как у Шэрон Стоун, – горделиво заметил Маслов, – даже лучше.
   – Феониты или цирконий? – фыркнула Юлька.
   – Да ты че, без глаз?! – возмутился Шурик. – Натуральные брюлики! В «Бриллиантовом мире» брал, вон чек, можешь проверить.
   – И откуда ж у тебя такие деньги? – усомнилась Юлька.
   – Я ж и пришел рассказать, да ты, дура, блин, мне чуть хребет не сломала. Мне выдали задаток под одно выгодное дельце, так что скоро я разбогатею.
   – Дура – твоя жена, – парировала Юлька. – Плевала я на твои богатства.
   – Фу, как грубо для девушки с двумя высшими образованиями.
   – Не нравится – проваливай. Тебя никто не держит.
   – Слушай сюда, балда, – Маслов дернул Юльку за руку, и та, потеряв равновесие, рухнула к нему на колени. – Мне, наконец, подфартило. Получил классный заказ. За эту работу я получу кругленькую сумму, и мы с тобой отправимся в круиз вокруг света. А, как тебе?
   – Жену с ребенком тоже захватишь? – ехидно поинтересовалась Юлька. Ее платье сбилось, и теперь полуобнаженная грудь находилась аккурат напротив загоревшихся глаз приятеля.
   – К черту жену… – он повалил Юльку на кровать, нетерпеливо освобождая от немногочисленных остатков одежды. – Танька мне осточертела. Я хочу развестись…
   Юлька попыталась подняться, но то ли начал действовать выпитый у Ады коньяк, то ли накопившаяся дневная усталость… Она закрыла глаза и, чувствуя, как по телу разливается сладостная истома, прерывисто задышала…
 
   В подъезде у батареи тусовалась стайка подростков.
   – А ну, кыш отсюда, – сказала Марина, – орете на весь дом.
   – Ладно, мы будем тихо, – шмыгнул простуженным носом тот, что постарше, – холодно же…
   – И чего вам дома не сидится!
   – Дома… – хмыкнул парнишка, – отец опять пьяным нажрался, мать колотит. – И добавил с внезапной злостью: – Я его убью когда-нибудь, гада.
   – Я те дам «убью», – Марина порылась в сумке, достала круг варенокопченой колбасы, отломив, протянула подростку.
   – Не надо… – неуверенно проговорил тот.
   – Бери, пока дают. Вот выучишься, пойдешь работать, снимешь комнату, будешь жить один. А им ты уже не поможешь.
   – Меня кореш обещал пристроить, – чавкая, сообщил парень. – Он травкой торгует. Такие бабки гребет – мама дорогая.
   – Сажать надо твоего кореша!
   – Если б хотели – давно бы посадили, – рассудительно заметил подросток. Че, думаешь, менты не в курсе?
   – Не знаю, – вздохнула Марина. – Наркотики это смерть. Они же делают деньги на человеческих жизнях – разве вы не понимаете?
   – Никого насильно не заставляют их брать, – упрямо сказал парень. – Не я, так другие найдутся.
   – Много ты понимаешь… – Буркнула Марина. – И чтобы – ни звука.
   В коридоре на Марину налетел веселый Степаныч. В руках он бережно, как ребенка, держал бутылку «Столичной».
   – Мариночка! – просиял он, – тебя там гость дожидается. Хороший человек!
   – Какой еще гость? – недоуменно пожала плечами Марина, открывая дверь в комнату.
   Перед включенным телевизором в кресле дремал Антон. Когда дверь скрипнула, он тотчас подскочил, но, увидев Марину, потер глаза и улыбнулся:
   – Привет.
   Помимо воли, сердце девушки заколотилось так, что стало больно груди.
   – Это ты Степанычу на водку дал? – спросила она первое, что пришло в голову, стараясь скрыть волнение.
   – Я. Забавный мужик. Он мне за это комнату открыл.
   – Не отдаст.
   – Ничего, переживу.
   – И что ты здесь делаешь?
   – Жду тебя.
   – Зачем?
   – Я привез платье, – он кивнул на лежащий на кровати сверток. – Ты забыла.
   – Отлично. Будет, в чем пойти на работу.
   Он встал, подошел, испытующе заглянул в лицо.
   – Куда ты исчезла в прошлый раз?
   Она отвернулась, поправила волосы, боясь встретиться с ним взглядом:
   – Домой. Куда же еще?
   – Я бы отвез тебя.
   – Есть хочешь? – спросила Марина.
   – А что?
   – Колбаса есть, пельмени магазинные. Я не слишком люблю готовить.
   – Пойдет.
   Она пулей вылетела на кухню. Стоя у плиты, едва перевела дыхание, ощущая себя полной дурой.
   Антон разглядывал морские пейзажи, висевшие на стенах.
   – Это ты рисовала?
   – А кто же?
   – Здорово. Всегда хотел уметь рисовать. Вот тот где делала?
   – Здесь. В этой комнате. Я никогда не была на море.
   – Правда?!
   – Зачем мне врать? Садись за стол.
   – А себе? – спросил он, увидев одну тарелку.
   – Не хочу. Я только что из гостей. У подруги был день рожденья. У твоей соседки, Ады.
   – Ну и как она?
   – Ничего. Ее приятель – настоящее дерьмо.
   – Бывает, – посочувствовал Антон. – Может, все-таки составишь компанию?
   Он вытащил откуда-то пакет, достал бутылку вина и кучу всевозможных салатов в пластиковых корытцах.
   – Я взял разных. Не знаю, что ты любишь.
   – К чему все это? – Марина, наконец, нашла в себе силы заглянуть в его точечки-зрачки.
   Он молча провел ладонью по ее волосам, осторожно коснувшись виска, медленно спускаясь вниз, по щеке, по шее… Она вновь ощутила предательскую слабость в коленях. Она хотела сказать: «Не надо», но лишь беззвучно шевельнула губами. Ее разум твердил: «Нет», но тело отвечало: «Да»… Он властно привлек ее к себе, опускаясь на кресло…
   После, сидя в одной смятой блузке, Марина испытывала смешанные чувства. Она хотела сказать, что вовсе не стоит воспринимать ее как какую-нибудь дешевую давалку, к которой можно завалить в любое время с бутылкой и банкой салата… Но сейчас все выглядело именно так, и отрицать было просто глупо. Поэтому она закурила и попросила налить вина.
   – У тебя загранпаспорт есть? – спросил он, протягивая бокал.
   – Есть. Нам на работе всем сделали. Однажды я выезжала в Париж. Там был показ.
   – Понравилось?
   – Да, только времени было очень мало. Один Лувр и успела посмотреть.
   И тогда Антон сказал:
   – Собирайся. Поедем в Ниццу.
   – Когда?
   – Сейчас.
   – Ты спятил? – Марина покрутила пальцем у виска. – Мне завтра на работу.
   – Не волнуйся, я все улажу.
 
   «Это – безумие, – твердила себе Марина, переступая порог аэропорта в „Шереметьево-2“. – Это – настоящее безумие…» То же самое она продолжала повторять, когда за ней бесшумно затворились стеклянные двери VIP, когда она поднималась по трапу к белоснежному лайнеру с синими буквами «Эйр Франс» на борту, когда улыбчивая стюардесса поднесла к ее креслу напитки и фрукты, когда огромный город превратился за окном в созвездие крошечных разноцветных огней и, наконец, вовсе исчез из виду.

Глава 3

   Мурлыча под нос нехитрую мелодию, Шурик Маслов возился с пленками в лаборатории, под которую приспособил специально снимаемую однокомнатную квартиру. Воспоминание о примирении с Юлькой поднимало ему одновременно и настроение, и кое-что другое.
   «Она, конечно, стерва, но восхитительная. Мог ли лет пять назад двадцатилетний лоботряс в стоптанных кроссовках, вытертой куртке, со спортивной сумкой через плечо и стареньким „Зенитом“ на шее, сошедший с поезда на пыльный асфальт одного из московских вокзалов, даже вообразить, что будет трахать одну из самых красивых женщин не только России, но и всей старушки-Европы. И она будет стонать в экстазе как самая обычная провинциальная девчонка… Маслов довольно ухмыльнулся, жмурясь, как сытый кот.
   Кто как, а уж он-то взобрался на свой Олимп.
 
   Пять лет назад Александр Маслов впервые ступил на московскую землю. В его внутреннем кармане, помимо тощего кошелька, лежал телефон одного саратовского кореша, по слухам весьма преуспевшего в Первопрестольной. Кореш не подвел. Он сделал Шурику временную прописку, подыскал дешевую комнату и пристроил на работу в приличное рекламное агентство. И началась веселая столичная жизнь. Целый месяц они кутили напропалую со смазливыми сексапильными куколками, мечтавшими о карьере в модельном бизнесе. Затем у Маслова закончились деньги. Полученного жалования фотографа хватило на два дня. Шурик впал в уныние.
   И тогда кореш предложил заработать. С изумлением Шурик узнал об истинном направлении его процветающего бизнеса. В одном из спальных районов столицы кореш держал бордель. Суть работы Шурика состояла в том, что он должен был тайно заснять одного из любителей «клубнички» – преуспевающего бизнесмена, почтенного отца семейства, когда тот развлекался сразу с двумя малолетками. До сих пор Маслов отчетливо помнит потную жирную спину и трясущиеся щеки своего первого «объекта».
   Через несколько дней довольный до соплей кореш торжественно вручил Шурику его долю – две тысячи долларов наличными. И работа пошла.
   Из значительного числа клиентов кореш безошибочно вычислял тех, кто не станет поднимать шума и пыли. Жалости к «объектам» Маслов не испытывал – дорожишь репутацией, так сиди дома, а не шляйся по притонам. Сам он вел поистине эпикурейский образ жизни, тратя добытые бабки на девочек и развлечения. Для разъездов по городу купил «шестерку» – к чему «светиться» крутой иномаркой? К одежде Маслов был также крайне равнодушен, меняя ее по мере пришествия в негодность. Без разницы, какой на тебе прикид. Главное, что под ним.
   А вскоре Фортуна и вовсе улыбнулась ему во весь щербатый рот. Добрые люди свели Маслова с невзрачной тридцатилетней библиотекаршей Татьяной, не избалованной мужским вниманием. Та быстренько дала Шурику не только руку, сердце и прочие части тела, но и прописку в ее московской квартире.
   Вздохнув, Маслов поскреб за ухом. Конечно, Татьяна не так красива и умна, как Юлька, но баба покладистая, без претензий, потрясающе готовит. Особенно ей удаются борщи. А уж его старики от нее в полном восторге. Татьяна способна часами выслушивать разглагольствования отца о политике и с удовольствием ковыряться с матерью на утыканных грядками шести сотках. Старики-Масловы, всю жизнь гнувшие спины на заводе, больше всего боялись, что их беспутный сын привезет из Москвы какую-нибудь размалеванную вертихвостку. Появись он с Юлькой, инфаркт им был бы обеспечен.
   Вспомнив, что он недавно сболтнул о разводе, Маслов нахмурился. В тот момент, глядя на Юлькины прелести, он был готов пообещать все на свете, даже уйти в монастырь. Как в бородатом анекдоте:
   «Вчера это место был твердый-твердый, а моя душа – мягкий-мягкий… А сегодня – наоборот…»
   Шурику, конечно, нравилось заниматься с Юлькой сексом. Но променять уютную комфортную жизнь с вкусными обедами, чистым бельем и умильными взглядами жены на Юлькин бедлам – это выше его сил. К тому же его старики не простят, если Маслов бросит ребенка. В Анютке они души не чают. Да и сам Маслов, хоть и не принадлежал к числу мужчин, способных претендовать на звание «отца года», частенько ощущал невольную нежность и даже что-то, похожее на родительскую гордость, при виде забавной мордашки дочери в ореоле каштановых кудряшек…
   Фотографии ложились перед ним, одна за другой. На сей раз заказчики были куда серьезнее, и требовалось нечто куда более солидное, чем девочки и сауна. Несколько недель назад на Шурика вышли крутые ребята. Кто – не представились, но по их экипировке и выражению лиц Маслов понял – шутить не будут. Они велели «нарыть» как можно больше компромата на некоего Виталия Кротова.
   Вручили фото и необходимые сведения. В качестве задатка передали Маслову кейс, открыв который он едва не начал заикаться: чемоданчик был доверху заполнен аккуратно уложенными зелененькими пачечками. «Здесь двадцать пять штук, – сказали ребята, – сделаешь работу – получишь еще столько же. И не вздумай финтить – из-под земли достанем.» И уехали на двух громадных «Джипах».
   С той поры, ночью и днем, из окна квартиры в доме напротив «хазы» объекта, вися враскоряку на заборах и деревьях его загородной резиденции, рискуя быть пристреленным суровыми охранниками в камуфляжах, растерзанным в клочья злющими ротвейлерами, скрюченным радикулитом, Маслов выполнял работу, делая фото и видеоматериал.
   Развлекуха с девицами. Телки, каждой по тридцатнику. Даже педофилию не пришьешь. Объект не имеет семьи, на таком материале «полтинник» не срубишь. Так, что там еще? Пожимает ручку какому-то бородатому хрену с внешностью кавказца. Ну и что? Разные лица… Ничего особенного. Шурик готов был рвать на себе волосы с досады. Плюнув, он решил посмотреть видеозаписи. Может, там что обнаружится, не подмеченное сразу.
   Так, снова встречи-рукопожатия, девки. Задница седая у мужика, а все туда же… Интересно, сколько ему, пятьдесят? Побольше? И кто он такой, что за птица? Вот какой-то доходяга с длинными, забранными в хвост волосами. На хиппи похож. И что общего у такого дядьки с ним? Вот объект передает ему дипломат. Стоп! Маслов припомнил, что отснял это с неделю назад, как раз за городом, вечером, при помощи специального оборудования, позволяющего видеть в темноте. Чутье профессионала подсказало ему, что здесь может оказаться нечто полезное. Так и есть. «Хиппи» достает из кейса пачку баксов…
   Маслов перемотал на начало эпизода, надел наушники, насколько возможно, убрал посторонние шумы, прибавил звук.
   – Не засветился? – голос объекта, низкий, глуховатый, с хрипотцой.
   – Не волнуйтесь. Все чисто, – баритон «хиппи». – Я же не то, что ваши недоумки-головорезы. У меня проколов не бывает.
   – Поэтому я тебе столько и плачу. Как профи. Там, вроде, еще жена была.
   – Да, ей не повезло. Пришлось и ее убрать. Как говорил товарищ Сталин: «Нет человека – нет проблемы.» Но Вам это лишнего не будет стоить. Одним патроном больше, только и всего.
   – Свидетелей не осталось?
   – Если бы остались, то рядом, на земле, – «хиппи», запрокинув голову, засмеялся противно, точно козел заблеял.
   – Хорошо, – невозмутимо сказал объект. – Вот деньги. Пересчитай.
   «Хиппи» открыл кейс, вытащил пачку «зеленых», взвесил на ладони.
   – Я вам верю. Не впервые вместе работаем. Если понадоблюсь – зовите.
   – Всегда к вашим услугам, – довольно улыбаясь, «хиппи» закрыл дипломат.
   Маслова вдруг прошиб холодный пот. Только сейчас до него дошло, что речь, несомненно, велась о заказном убийстве. А этот патлатый недоносок был исполнителем… Маслова обуял животный страх, такой сильный, что живот скрутило. Он сбросил наушники и опрометью понесся в сортир. С кем он связался! Его же могли пристукнуть в любую минуту! Свернуть шею, как цыпленку. «Нет человека – нет проблемы…» Так влипнуть! Гори они синим пламенем, эти пятьдесят штук зеленых!
   Лишь спустя полчаса Маслов смог немного взять себя в руки и начать рассуждать логически. Он был круглым идиотом, когда согласился работать на тех парней. Ведь и ему понятно – такие деньги просто так не платят. От заказчиков за версту разило криминалом! Так нет, жадность фраера сгубила. «Бабки», Юлька, круиз… Пошла она в задницу, эта Юлька. В конце концов, сколько он на нее потратил – можно было двоих содержать. Еще и помоложе найти, и без выкрутасов. Только бы выпутаться из этой передряги. Сам с заказчиками он связаться не может никак. Те сказали, что сами его найдут. Что ж, придется ждать. Избавиться от них раз и навсегда и забыть обо всем, как о кошмарном сне. Вернуться к родным проституткам и их пугливым озабоченным клиентам…
   Маслов достал из шкафчика бутылку водки. Вообще-то он не был любителем, «принимал» только, когда замерзал при исполнении. Но теперь опрокинул две стопки подряд. Немного согрелся, расслабился. Снова подумал о Юльке, но уже без особого восторга.
 
   В большом зале модельного агентства «Звёзды» шла репетиция показа.
   – Ада, твой выход.
   Ада сделала несколько шагов. Одиннадцатисантиметровый каблук-гвоздик вдруг поехал вбок. Девушка попыталась сохранить равновесие, но запуталась в многослойном низе платья от Юдашкина и упала.
   По залу пронесся шепоток.
   – Перерыв! – хлопнув в ладоши, объявила Тома.
   – Извините, – Ада, прикусив губу, опустила глаза. – Пол очень скользкий.
   – Дело не в поле, – режиссер показа заглянула Аде в лицо. – Ты профессионал, и в Париже выступала даже на зеркальной поверхности. Ты беспокоишь меня, Ада. В последнее время с тобой что-то творится. Рассеянна, невнимательна, подавлена. У тебя что-нибудь случилось?
   – Со мной все в порядке.
   – Может, тебе стоит отдохнуть недельку? – обычно суровая, Тома смотрела на редкость доброжелательно.
   – Нет, – воскликнула Ада, – нет! Я буду работать, я… этого больше не повторится. Извините!
   С трудом сдерживая слезы, она выбежала из зала.
   В последнее время Ада, действительно, была не в себе. Жизнь неожиданно приобрела тусклый оттенок грязно-серого снега. Все выглядело мрачным, безрадостным. Она с трудом заставляла себя подняться утром с постели, одеться, позавтракать. Есть вообще не хотелось. Безо всякой диеты Ада похудела на пять килограмм к вящей зависти коллег. Заснуть удавалось только с помощью таблеток. Иначе она часами пролеживала в кровати, ведя отсчет своим неудачам…
   Еще подростком Ада влюбилась в одноклассника. Тот увлекался восточными единоборствами. Она перечитала кучу литературы на эту тему. Выяснила, чем у-шу отличается от кон-фу. Бегала на соревнования к нему в секцию. В лепешку расшибалась, лишь бы стать ему интересной. А месяца через четыре он познакомился на дискотеке, куда и забрел-то случайно в перерыве между боями, с ярко раскрашенной девчонкой. Восточные единоборства были той до фонаря. Она вообще умела говорить лишь о тряпках, косметике и группе «Ласковый май», бывшей тогда крайне популярной у экзальтированных тинейджерок. Тем не менее, Адин приятель был от нее в полном восторге, о чем не преминул сообщить бывшей подружке, безо всякого сожаления оставив Аду рыдать на подоконнике в его подъезде.
   Дальше были студенты – музыканты, врачи, программисты… Всякий раз Ада пыталась подогнать себя под идеал очередного друга, осваивая его любимое блюдо, слушая музыку, которая нравилась ему, одеваясь и причесываясь так, как велел он. И всякий раз терпела поражение, выслушав на прощание:
   «Ты вовсе не такая, как я ожидал…»
   Вот и Ник ушел. Он был ей дороже всех, вместе взятых. Ада прекрасно понимала, что они принадлежат к разным кругам. Но она так старалась соответствовать! Она делала все, чтобы ему было хорошо. А ему оказалось достаточно одного холодного взгляда хрупкой зеленоглазой блондинки…
   Какая злая насмешка судьбы! Пусть бы это была любая другая женщина! Только не Ленка. Почему на?!
   Лена была Аде ближе всех подруг. Ей одной Ада доверяла свои мысли и тайные мечты. Ей звонила одинокими вечерами, и та терпеливо выслушивала жалобы на Ника, мужчин и весь белый свет. После разговоров с Ленкой становилось легче. Появлялись новые силы, желания, надежды…
   «Прощай… было неплохо…» Вот и все.
   Ада подошла к автомату с газировкой, воровато оглянувшись, достала из сумочки упаковку с малиновыми шариками.
   – Ада, послушай, давай поговорим.
   Ада вздрогнула так, что вода из стакана выплеснулась на платье. Перед ней стояла Лена. Ее глаза глядели виновато и тревожно.
   – Нам не о чем разговаривать. Уходи.
   – Что это? – Лена разжала Аде руку. – Амитриптиллин? Это же сильный транквилизатор, его нельзя есть, как конфеты! Поэтому ты и выглядишь заторможенной!
   – Не твое дело, как я выгляжу! – крикнула Ада. – Ты получила Ника, очередного мальчика для битья! Сколько их было у тебя? Сколько ты ввела в заблуждение своей трогательной беззащитностью, чтобы потом, натешившись, втоптать в грязь! Ты холодная, бездушная, бесчувственная эгоистка, ты не умеешь любить! Зачем осложнять себе жизнь? Тебя ведь никто никогда не бросал, не так ли? О чем ты хотела говорить? О том, что я ничтожество, а ты королева? Ну ничего, когда-нибудь ты еще пожалеешь! Найдется парень, способный унизить тебя, стереть маску высокомерия с твоего личика!
   – Я бы на твоем месте обратилась к врачу, – побледнев, произнесла Лена. – Проблему не решить горстью лекарств.
   – Не смей разговаривать со мной тоном психолога, а не твой пациент!
   – Пациенты бывают у врачей, – спокойно возразила Лена, – и нет ничего предосудительного, когда человек обращается за помощью. Когда болит рука или нога, мы идем к врачу. Почему же, когда болит душа, люди занимаются самолечением? Тебе нужна помощь специалиста. Я знаю, тебе нелегко…
   – Иди к черту! Я не сумасшедшая, мои проблемы тебя не касаются! Иди, трахайся с ним, он это хорошо умеет! Вы будете идеальной парой – два лицемера!
   – Мне не нужен Ник! – внезапно взорвалась Лена. – Как тебе это вдолбить! И я не виновата, что ты, как чеховская Душечка, стремишься ублажить каждого, растворяясь в мужчине без остатка, предлагая себя в качестве пластилина для лепки их призрачных фантазий! Посмотри на себя! Молодая, красивая, умная женщина превратилась в психопатку, тоннами пожирающую успокоительное и проклинающую других за то, что те нашли силы избежать подобной участи! Приди в себя! Дай людям возможность разглядеть тебя настоящую, все то хорошее, что есть в тебе! Начни уважать себя, если хочешь, чтобы тебя уважали другие.
   – Это слова подруги или психолога? – подавленно, глядя вбок, спросила Ада.
   – Реши сама. Не маленькая, – Лена повернулась и быстрыми шагами пошла в зал для репетиций.
   – Поссорились? – невесть откуда подкравшаяся бесшумно, как кошка, Юлька, положила руку на плечо подруги. – Зря ты на Ленку наезжаешь. Она не из тех, кто уводит мужиков.
   – Откуда ты знаешь? – зло бросила Ада.
   – Знаю, – Юлька усмехнулась. – Веденеева – последний из вымирающих последователей учения старика Канта, провозгласившего верхом совершенства, наряду со звездами на небе, нравственный закон внутри нас. Хоть она и очень старается доказать всем обратное.
   Ада отняла ладони от лица, удивленно посмотрев на Юльку.
   – Никогда не думала, что ты увлекаешься философией.