Гейман Нил. Задверье

   Подойдя кд'Вери, мистер Вандермар расстегнул кандалы у нее на правой руке. Что-то волшебное почудилось Ричарду в этой картине: хрупкая девушка в обрамлении массивных колон. Она помассировала себе правое запястье, левая рука все еще была прикована, но теперь у д'Вери появилась определенная свобода движений. Она протянула руку за ключом.
   — Помни, — сказал Ислингтон. — Твои друзья в моей власти.
   Д'Верь поглядела на него с величайшим презрением — до мозга костей старшая дочь лорда Портико.
   — Дайте мне ключ.
   Ангел отдал ей серебряный ключик.
   — Нет, д'Верь! — крикнул Ричард. — Не делай этого! Не выпускай его на волю! Мы значения не имеем!
   — Если уж на то пошло, — произнес маркиз. — Я значение имею, и большое. Но вынужден согласиться. Не делай этого, д'Верь.
   Она посмотрела сначала на Ричарда, потом на маркиза, ее взгляд задержался на наручных кандалах, на цепях, приковывавших их к чугунным колоннам. Она выглядела такой крохотной и ранимой. Потом она повернулась и, насколько позволяла цепь, сделала несколько шагов, пока не оказалась перед массивной дверью из кремния и почерневшего серебра. Замочной скважины не было. Приложив к поверхности правую ладонь, д'Верь закрыла глаза, давая двери сказать ей, куда она открывается, на что способна, отыскивая в самой себе те же места и свойства. А когда отняла руку, на месте ее оказалась замочная скважина, из которой в залитый свечами сумрак покоя ударил луч белого света.
   Девушка вставила серебряный ключик и, минуту помедлив, повернула его в замке. Раздался щелчок, послышался перезвон колокольчиков, и внезапно всю дверь очертил по периметру свет.
   — Когда я уйду, — сказал господам Крупу и Вандермару ангел голосом, исполненным обаяния, сочувствия и доброты, — убейте их тем способом, каким только пожелаете.
   Он повернулся к двери, которую как раз открывала д'Верь. Дверь отворялась медленно, будто преодолевая огромное сопротивление. Девушка вспотела.
   — Итак, ваш наниматель удаляется, — сказал маркиз мистеру Крупу. — Надеюсь, вам обоим заплатили все, что вам причиталось.
   Всмотревшись в лицо маркиза, мистер Круп переспросил:
   — Что?
   — Ну, — подхватил Ричард, недоумевая, что затеял маркиз, но готовый ему подыграть, — вы же не думаете, что когда-нибудь увидитесь с ним снова, правда?
   Медленно, точно диафрагма антикварного фотоаппарата, моргнув, мистер Вандермар в свою очередь переспросил: — Что?
   Мистер Круп поскреб подбородок.
   — Будущие трупы правы, — сказал он мистеру Вандермару и направился к ангелу, который, сложив на груди руки, застыл перед дверью. — Прошу прощения, сэр. Полагаю, было бы разумно уладить все сейчас, прежде чем вы приступите к следующей стадии вашего плана.
   Обернувшись, ангел посмотрел на него так, как если бы он значил меньше пятнышка грязи. Потом отвернул лицо. Ричард спросил себя, над чем же он размышляет, какие просторы открываются перед его мысленным взором.
   — Сейчас это не имеет значения, — сказал ангел. — Вскоре все награды, о каких только могут помыслить ваши отвратительные умишки, упадут вам в руки. Когда я взойду на мой престол.
   — Так, значит, со сладким придется подождать до завтра, а? — не унимался Ричард.
   — Не люблю сладкого, — сказал мистер Вандермар. — У меня от него отрыжка.
   Мистер Круп погрозил пальцем.
   — А ведь он, кажется, собирается от нас улизнуть, — сказал он. — Никто не прощается с мистером Крупом и мистером Вандермаром, не заплатив, братец. Мы свои долги собираем.
   Сделав несколько шагов, мистер Вандермар встал рядом с мистером Крупом.
   — Целиком и полностью, — сказал он.
   — С процентами! — рявкнул мистер Круп.
   — И помощью крючьев для разделки мяса, — добавил мистер Вандермар.
   — С Небес? — крикнул у них из-за спины Ричард. Мистер Круп и мистер Вандермар подошли к погруженному в раздумья ангелу.
   — Эй! — окликнул мистер Круп.
   Дверь отошла совсем немного, всего на несколько дюймов, но была открыта. Из щели лился свет. Ангел сделал шаг к ней. Он будто бы видел сон наяву. Свет из щели омывал ему лицо, и ангел упивался им, точно сладчайшим нектаром.
   — Не надо бояться, — сказал он. — Ибо когда все беспредельное мироздание будет моим и они соберутся у подножия престола петь осанну во имя мое, я награжу достойных и низвергну тех, кто ненавистен взору моему.
   Потом он пробормотал себе под нос что-то еще. Хотя Ричард так и не понял, что именно, впоследствии он утверждал, что расслышал что-то вроде: «Треклятого Гавриила для начала».
   Из последних сил д'Верь дернула дверь на себя и наконец открыла ее полностью.
   Представшая перед ними картина слепила своей яркостью: истинный водоворот вихрящихся красок и света. Ричард прищурился и попытался отвернуться от сияния, но по внутренней стороне век все равно расходились и вспыхивали болезненно-яркие оранжевые и пурпурные круги. «Неужели Небеса выглядят так? Скорее уж на ад похоже».
   И тут он почувствовал ветер.
   Пролетев мимо его головы, исчезла в дверном проеме свеча. За ней вторая. А потом по всему залу закружили свечи, которые неслись и кувыркались, направляясь к водовороту за дверью. Будто сам зал засасывало в эту воронку. Но Ричард сразу понял: это больше чем ветер. Запястья у него стали ныть и саднить в тех местах, где их удерживали кандалы, — точно внезапно его вес удвоился. А потом изменилась сама перспектива: все перевернулось вверх ногами. Вовсе не ветер тянул все к двери. Это была еще и гравитация. Ветер — всего лишь воздух в комнате, который засасывает в себя неизвестное нечто по ту сторону порога. Интересно, что там? Может, поверхность звезды, или ровный горизонт черной дыры, или что-то еще, чего он не может себе даже вообразить?
   Ислингтон схватился за колонну у двери, вцепился в нее со всей силой отчаяния.
   — Это не Небеса! — перекрывая ветер, крикнул ангел. Его жемчужно-серые глаза метали молнии, на изящно очерченных губах пузырилась пена. — Ах ты, сумасшедшая ведьма! Что ты наделала?
   Д'Верь сжимала свои цепи так, что побелели костяшки пальцев. Она молчала, но в глазах у нее светился триумф.
   Мистер Вандермар уцепился за ножку стола, а мистер Круп, в свою очередь, за него самого.
   — Это был не настоящий ключ, — перекрывая рев ветра, победно выкрикнула д'Верь. — Это была всего лишь копия, которую я попросила изготовить на Ярмарке Кузнеца.
   — Но он же открыл дверь! — завопил ангел.
   — Нет, — отозвалась девушка с опаловыми глазами. — Это я открыла дверь. Так далеко, как только смогла, но я открыла дверь.
   В лице ангела больше не было ни доброты, ни сочувствия, одна только ненависть — чистая, честная и холодная ненависть.
   — Я убью тебя, — пообещал он.
   — Как ты убил мою семью? А по-моему, ты больше уже никого не убьешь.
   Длинными белыми пальцами ангел цеплялся за колонну, но его тело лежало на ветру под прямым углом к стене, его уже наполовину утащило за дверь. Выглядело это комично и ужасно одновременно. Ангел облизнул пересохшие губы.
   — Останови! — взмолился он. — Закрой дверь! Я расскажу тебе, где твоя сестра… Она еще жива…
   Д'Верь передернулась, точно от боли.
   А Ислингтона засосало в водоворот, унесло, пока он не превратился в крохотную, кувыркающуюся, как перышко в урагане, фигурку, которая с воплем исчезла в ослепительной бездне.
   Тяга становилась сильнее. Ричард без слов молился, чтобы кандалы и цепи выдержали: он чувствовал, как его самого тащит к дверному проему, и краем глаза увидел, как болтается на своих цепях маркиз, точно марионетка, которую затягивает в пылесос.
   Пролетевший мимо него стол, за ножку которого цепко держался мистер Вандермар, застрял в дверном проеме. Господа Круп и Вандермар повисли у самой двери. Мистер Круп, буквально прильнувший к фалдам мистера Вандермара, сделал глубокий вздох и медленно, но верно начал карабкаться по спине мистера Вандермара. Стол скрипнул. Посмотрев на д'Верь, мистер Круп улыбнулся, точь-в-точь лис, закинувшийся ЛСД.
   — Это я убил твою семью, — оскалился мистер Круп. — Не он, а я. А теперь я… наконец… завершу…
   В этот момент ткань черного костюма мистера Вандермара затрещала и порвалась. Мистер Круп с воплем кубарем покатился в пустоту, еще сжимая в кулаке длинную полоску черной ткани. Мистер Вандермар опустил взгляд на размахивающую руками фигуру удаляющегося мистера Крупа. Он тоже посмотрел на д'Верь, но в его взгляде не было и тени угрозы. Пожав плечами — насколько вообще можно пожать плечами, что есть мочи цепляясь за ножку стола, — он мягко сказал:
   — Бай-бай.
   И отпустил стол.
   Без единого звука он полетел в дверной проем, в свет, все уменьшаясь и уменьшаясь, догоняя крохотную фигурку мистера Крупа. Вскоре они слились в единую черную точку в море бурлящего оранжевого, белого и пурпурного света, а потом и она исчезла.
   «Пожалуй, логично, — подумал Ричард. — В конце концов, они ведь партнеры».
   Дышать становилось все труднее. Кружилась голова, звенело в ушах. Стол в дверном проеме разломился в щепы, и их тоже засосало в свет. Со щелчком разошлись кандалы, и правая рука Ричарда вырвалась на волю. Он вцепился в цепь на левой руке, сжал ее изо всех сил, благодаря небо, что в кандалах осталась рука со сломанным пальцем. И все равно по левой руке просверкивали красно-синие вспышки боли. Собственные крики эхом отдавались у него в голове.
   Он не может дышать… В глазницах взрываются белые кляксы света… Он почувствовал, как поддается цепь…
   Мир заполнил грохот захлопнувшейся черной двери.
   Ричарда с силой ударило о колонну, по которой он сполз на пол. На зал снизошла тишина. Тишина и полнейшая тьма царили в Великом зале под землей. Ричард закрыл глаза: тьма от этого нисколько не изменилась, поэтому он открыл их снова.
   — И куда ты их отправила? — нарушил мертвую тишину голос маркиза.
   И тогда Ричард услышал шепот девушки. Он знал, что это может быть только д'Верь, но голос звучал так слабо, так юно, как у маленького ребенка под конец долгого и утомительного дня, когда наступает время ложиться спать.
   — Не знаю. Далеко. Я… теперь… очень устала… я…
   — Д'Верь, — окликнул маркиз. — Сейчас же возьми себя в руки!
   «Хорошо, что он это говорит, — подумал Ричард. — Кто-то же должен это сказать». Ведь он, Ричард, кажется, говорить разучился.
   В темноте раздался щелчок — это отомкнулись кандалы, за ним последовал звон ударившихся о чугунную колонну цепей. Потом чирканье спички. Зажглась свеча: слабенький язычок неуверенно замерцал в разреженном воздухе.
   «Огонь, и стая, и свет свечей», — подумал Ричард и никак не мог вспомнить, откуда это взялось.
   Нетвердым шагом, со свечой в руке, д'Верь подошла к маркизу. Протянув руку, она коснулась его цепей, и, отомкнувшись, кандалы упали. Маркиз потер запястья.
   Потом она подошла к Ричарду, чтобы коснуться его единственного оставшегося замка. Он открылся. Вздохнув, д'Верь опустилась рядом с ним на пол. Здоровой рукой Ричард притянул девушку к себе, обнял ее за плечи и начал медленно раскачиваться из стороны в сторону, напевая колыбельную без слов.
   Холодно, очень холодно было в пустых покоях ангела; но вскоре тепло забытья надвинулось и обволокло их обоих.
   Маркиз де Карабас еще долго смотрел на спящих детей. Сама мысль о сне — о возвращении хотя бы на краткий срок в состояние столь ужасающе близкое к смерти — пугала его больше, чем он даже мог себе представить. Но прошло время, и даже он наконец опустил голову на руку и закрыл глаза.
   И ничего не стало.

Глава восемнадцатая

   Леди Серпентина, старшая после Олимпии из Семи Сестер, с гордо поднятой головой шествовала по лабиринту за Улицей-Вниз. Под белыми сапогами чавкал ил. За последние сто лет она в первый раз зашла так далеко. Впереди освещала путь большим каретным фонарем мажордом с осиной талией, с головы до ног затянутая в черную кожу. Еще две сходно одетые служанки Серпентины следовали на почтительном расстоянии.
   Шлейф из драных кружев платья Серпентины волочился по слизи, но она было выше того, чтобы это замечать. Впереди что-то блеснуло в свете фонаря. Рядом маячил массивный силуэт.
   — Здесь, — сказала она.
   Две следовавшие за ней женщины, разбрызгивая ил, поспешили вперед через топь, и когда подошла мажордом, принеся с собой качающийся круг теплого света, тени уплотнились в предметы. Свет отразился в длинном наконечнике бронзового копья. Остывшее, окровавленное, ни на что больше не годное тело Охотника лежало на спине, наполовину скрытое грязью в большой луже темной запекшейся крови. Ее ноги были придавлены трупом чудовищной вепреподобной твари. Ее глаза были закрыты.
   Служанки Серпентины вытащили тело из-под Зверя и положили в ил.
   Опустившись на колени в топкой слизи, Серпентина провела по холодной щеке Охотника пальцем, задержала руку у запекшейся на губах крови. Потом встала.
   — Возьмите копье.
   Одна женщина подхватила тело Охотника. Другая выдернула из туши чудовища копье и положила себе на плечо.
   А после четыре фигуры повернулись и ушли тем же путем, которым пришли, — безмолвная процессия глубоко под миром. С каждым шагом свет и тени скользили по лицу Серпентины, но никаких чувств не отражалось на нем — ни счастья, ни боли.

Глава девятнадцатая

   В первое мгновение он даже не мог понять, кто он такой. Его захлестнуло ощущение поразительной свободы, будто он волен выбирать, кем хочет быть, может быть кем угодно, примерить любое обличье: он может быть мужчиной или женщиной, крысой или птицей, чудовищем или богом.
   Потом кто-то чем-то зашуршал, и он окончательно проснулся, а проснувшись, понял: он — Ричард Мейхью, кто бы это ни был, что бы это ни значило.
   Он знал, что он Ричард Мейхью, но не знал, где он. Под щекой — крахмальная свежесть подушки. Болело все тело, но в одних местах — например, мизинец на левой руке, — больше, чем в других.
   Поблизости кто-то есть. Он слышал чужое дыхание и осторожные шорохи человека, старающегося не шуметь.
   Подняв голову, он, вставая, обнаружил, что мест, где болит, гораздо больше. Кое-где болело очень сильно. Вдалеке — за множество залов отсюда — пели голоса. Низкое мелодичное пение было таким отдаленным и тихим, что он знал: открыв глаза, его потеряет…
   Он открыл глаза. Комнатка была маленькой и скудно освещенной. Он лежал на низкой кровати, а услышанный им шорох издавала фигура в черном плаще с капюшоном, стоящая к Ричарду спиной. Черная фигура обметала пыль неуместно яркой метелкой из перьев.
   — Где я? — спросил Ричард.
   Едва не уронив пеструю метелку, неизвестный повернулся, и Ричард увидел нервное, худое темно-коричневое лицо.
   — Хотите пить? — спросил Чернец тоном человека, которому сказали, что, если пациент проснется, у него надо спросить, не хочет ли он пить, и который последние сорок минут снова и снова повторял про себя вопрос, чтобы не забыть, что ему делать.
   — Я… — Тут Ричард осознал, что его мучает ужасная жажда. Он сел в кровати. — Да, хочу. Большое спасибо.
   Чернец налил воды из оловянного кувшина в помятую оловянную чашку и подал ее Ричарду. Ричард пил медленно, маленькими глотками, давя в себе желание проглотить все залпом. Вода была холодной и кристально чистой, а на вкус походила на бриллианты и лед.
   Ричард опустил взгляд. Его одежда исчезла. Он был облачен в длинную серую рубаху, похожую на подрясник. На сломанный мизинец наложили шину и аккуратно перебинтовали. Он поднял руку к уху: на его месте был налеплен пластырь, а под ним топырилось что-то, на ощупь напоминающее швы.
   — Ты из Чернецов? — сказал Ричард.
   — Да, сэр.
   — Как я сюда попал? Где мои друзья?
   Безмолвно и нервно Чернец указал на коридор. Ричард выбрался из кровати. После короткой проверки оказалось, что под рубахой он наг. Тело и ноги покрывали разнообразные темно-пурпурные синяки, которые как будто натерли какой-то мазью, пахло от нее микстурой для кашля и намасленным тостом. Правое колено перевязано. Интересно, где его одежда? Возле кровати стояли сандалии, и, надев их, Ричард вышел в коридор.
   Навстречу ему шел настоятель, в тени от капюшона его слепые глаза казались жемчужно-белыми. Он опирался на руку брата Фулигина.
   — Выходит, ты проснулся, Ричард Мейхью, — сказал настоятель. — Как ты себя чувствуешь?
   Ричард скривился.
   — Моя рука…
   — Мы наложили тебе шину, у тебя сломан палец. Мы промыли и смазали твои синяки и раны. И ты нуждался в отдыхе, который мы тебе дали.
   — Где д'Верь? Где маркиз? Как мы сюда попали?
   — Я велел перенести вас сюда, — сказал настоятель. Чернецы двинулись дальше по коридору, и Ричард пошел с ними.
   — А Охотник? — спросил Ричард. — Вы забрали ее тело? Настоятель покачал головой.
   — Там было только одно тело. Зверя.
   — Э-э… м-м-м… Моя одежда…
   Они подошли к двери кельи, очень похожей на ту, в которой очнулся Ричард. Сидя на краю кровати, д'Верь читала «Мэнсфилд-парк», и Ричард почему-то проникся уверенностью, что до того монахи даже не подозревали, что у них есть эта книга. На девушке тоже был серый монашеский подрясник, который был ей чересчур, почти комично велик. Когда они вошли, она подняла взгляд.
   — Привет. Ты спал целую вечность. Как себя чувствуешь?
   — Кажется, неплохо. А ты?
   Она улыбнулась — улыбка вышла не слишком убедительная.
   — Так себе, — призналась она.
   В коридоре что-то громко задребезжало. Повернувшись, Ричард увидел маркиза де Карабаса в старом кресле-каталке. Кресло толкал рослый Чернец. Интересно, и как маркизу удается в каталке выглядеть столь романтично.
   Маркиз почтил их широкой белозубой улыбкой.
   — Всем добрый вечер.
   — Хорошо, — сказал настоятель. — Все в сборе. Нам нужно поговорить.
   Он привел их в большую трапезную, согретую ревущим на груде хвороста огнем в очаге. Собравшиеся встали вокруг большого стола, и настоятель жедгом пригласил их сесть, а потом, нашарив для себя табурет, сел и сам и жестом отослал брата Фулигина и брата Заутреня, который привез маркиза.
   — Итак, к делу, — сказал настоятель. — Где Ислингтон?
   Д'Верь пожала плечами.
   — Так далеко, как только я могла его послать. На полпути в дальний конец пространства-времени.
   — Понимаю, — произнес настоятель, а потом добавил: — Хорошо.
   — Почему вы нас не предупредили? — спросил Ричард.
   — Это не входило в наши обязанности.
   Ричард невежливо фыркнул.
   — И что будет теперь? — спросил он, обращаясь ко всем разом.
   Настоятель промолчал.
   — В каком смысле? — спросила д'Верь.
   — Ну, ты хотела отомстить за свою семью. И отомстила. А всех, кто был в ответе за ее гибель, послала в отдаленный уголок нигде. Я хочу сказать, никто больше не попытается тебя убить, так ведь?
   — Пока нет, — совершенно серьезно ответила д'Верь.
   — А ты? — спросил Ричард маркиза. — Ты получил, что хотел?
   Маркиз кивнул:
   — Думаю, да. Мой долг лорду Портико оплачен, и теперь леди д'Верь передо мной в большом долгу.
   Ричард перевел взгляд на д'Верь, девушка кивнула.
   — А как же я? — спросил он.
   — Без тебя у нас бы ничего не получилось, — улыбнулась д'Верь.
   — Я не это имел в виду. Как насчет того, чтобы отправить меня назад, домой?
   Маркиз вздернул бровь.
   — Кто она, по-твоему? Фея из страны Оз? Мы не можем отправить тебя домой. Твой дом здесь.
   — Я и раньше пыталась тебе это сказать, Ричард.
   — Но должен же быть какой-то способ! — Подчеркивая свои слова, Ричард с силой ударил левой рукой по столу и громко охнул, потому что, когда у тебя сломан палец, шмякать рукой по столу, дабы что-то подчеркнуть, не самое мудрое дело. — Ох! — только и сказал он, но очень тихо, потому что выносил и много худшее.
   — Да повзрослей же! — бросил маркиз. Ричард потер руку. Он совсем пал духом.
   — Где ключ? — спросил вдруг настоятель. Ричард повернулся к девушке.
   — У д'Вери.
   Она покачала головой:
   — У меня его нет. Под конец прошлой Ярмарки я подбросила его тебе в карман. Когда ты принес карри.
   Ричард открыл было рот, потом снова закрыл, но наконец все же не выдержал:.
   — Ты хочешь сказать, что когда я лгал Крупу и Вандермару, что он у меня, и предлагал им меня обыскать… он был у меня?
   Она кивнула. Он вспомнил твердый предмет, который нашарил у себя в кармане, спускаясь по Улице-Вниз, вспомнил, как она обняла его на палубе «Белфаста», когда он вернулся с карри…
   Настоятель приподнялся, его коричневые узловатые пальцы нашарили на столе серебряный колокольчик, в который он позвонил, вызывая брата Фулигина.
   — Принесите мне штаны Воина, — сказал он. Кивнув, Фулигин удалился.
   — Я не воин, — возразил Ричард. Настоятель терпеливо улыбнулся.
   — Ты одолел Зверя, — почти с сожалением объяснил он. — Ты Воин.
   Выведенный из себя новыми поучениями Ричард раздраженно сложил руки на груди.
   — Значит, мало того что я не могу попасть домой, в качестве утешительного приза меня еще и занесут в какой-то подземный архаичный список отличников?
   Маркиз без тени сочувствия кивнул.
   — В Над-Лондон ты вернуться не можешь. Некоторым индивидуумам удается вести кое-какую полужизнь и там, и там: ты уже встречался с Илиастром и Лиром. Но это самое большее, на что ты можешь рассчитывать, а такая жизнь не сахар.
   Д'Верь ласково тронула Ричарда за руку.
   — Мне очень жаль, — сказала она. — Но посмотри, сколько добра ты сделал. Ты добыл для нас ключ.
   — Ну и какой с этого толк? Ты просто велела сделать тебе дубликат…
   Снова появился брат Фулигин, на сей раз с джинсами Ричарда: они были заляпаны илом и запекшейся кровью, а еще от них воняло. Джинсы Чернец протянул настоятелю, который тут же начал ощупывать карманы.
   Д'Верь лукаво улыбнулась:
   — Без оригинала нечего было бы копировать.
   Настоятель кашлянул, прочищая горло.
   — Все вы очень глупые люди, — любезно сказал он, — и ровным счетом ничего не знаете.
   Он поднял повыше серебряный ключ, блеснувший в свете от камина.
   — Ричард прошел Испытание Ключом. Пока ключ снова не вернется к нам на хранение, он его хозяин. В ключе таится сила.
   — Это же ключ к Небесам… — согласился Ричард, не зная в точности, к чему клонит настоятель.
   — Это ключ ко всей реальности. — Голос старика звучал низко и мелодично. — Если Ричард хочет вернуться в Над-Лондон, то ключ перенесет его в Над-Лондон.
   — Так ли все просто? — не поверил своим ушам Ричард. Слепой старец кивнул, качнулись складки капюшона.
   — Когда мы могли бы это сделать? — спросил Ричард.
   — Как только будешь готов.
 
   Чернецы постирали и починили его одежду. Брат Фулигин провел его по аббатству, потом заставил подниматься по головокружительно крутым деревянным и каменным лестницам на самый верх колокольни, которая, казалось, соприкасалась с «небом» Подмирья. На верхней площадке имелся люк. Протиснувшись в этот люк, они очутились в узком колодце, где вдоль стены уводили вверх металлические скобы. Вскарабкавшись, казалось, на тысячи и тысячи футов по этой «лестнице», они очутились на темной и пыльной платформе метро.
 
   соловьиный переулок,
 
   гласили старые таблички по стенам. Пожелав Ричарду удачи, брат Фулигин велел ему ждать здесь — дескать, его заберут, потом стал сползать по скобам назад и вскоре растворился в темноте. Минут двадцать Ричард сидел на платформе, размышляя, что это за станция: она не казалась ни заброшенной, как «Британский музей», ни реальной, как «Блэкфрайерз», это было какое-то воображаемое место, забытое и странное. Еще он недоумевал, почему маркиз с ним не попрощался. Когда он задал этот вопрос д'Вери, девушка ответила, что не знает, но, может быть, де Карабас плохо умеет прощаться — еще хуже, чем кого-то утешать. А потом она сказала, что ей в глаз попала соринка, дала ему бумажку с указаниями и ушла.
   Из темного жерла туннеля что-то приближалось, помахивая. Что-то белое.
   Это был носовой платок на палке.
   — Эй? — позвал Ричард.
   Из темноты выкатился, семеня на коротких ножках, оперенный шар: Старый Бейли казался сконфуженным, словно ему тут очень не по себе. Он размахивал носовым платком Ричарда, а еще он потел.
   — Это мой флаг, — сказал он, предъявив платок.
   — Рад, что он тебе пригодился. Старый Бейли неуверенно улыбнулся.
   — Верно. Просто хотел сказать… У меня для тебя кое-что есть. Вот.
   Сунув руку в карман накидки, он достал длинное черное перо, отблескивавшее синим, зеленым и пурпуром. Вокруг стволика была обмотана красная нитка.
   — Эхм-м. Ну… спасибо, — пробормотал Ричард, не зная, что ему полагается с ним делать.
   — Это перо, — объяснил Старый Бейли. — И притом хорошее. На память. Сувенир. Подарок. От меня тебе. В знак признательности.
   — Н-да… Спасибо. — Он убрал перо в карман. — Очень мило с твоей стороны.
   По туннелю пронесся порыв теплого ветера. Приближался поезд.
   — Это твой, — сказал Старый Бейли. — Я на поездах не езжу. По мне, нет ничего лучше хорошей крыши.
   Пожав Ричарду руку, он поспешил исчезнуть.
   На станцию въехал поезд, фары у него не горели, никто не стоял в кабине, все вагоны в нем были темные, ни одна дверь не открылась. Ричард постучал в ту, которая оказалась прямо перед ним, надеясь, что стучит не впустую. Двери разошлись, и воображаемую станцию залил теплый желтый свет. С поезда сошли два престарелых стражника с длинными горнами. Ричард узнал Дагварда и Холварда с Эрлова двора, хотя теперь уже не мог вспомнить, а как, собственно, определить, кто из этих джентльменов Холвард, а кто Дагвард. Поднеся горны к губам, они изобразили нестройный, но искренний туш.