Страница:
(Тут я опять перебил Нафана:
-- От союза этой пары родился мудрейший из царей Соломон, поэтому
негоже, чтобы читателю показалось, будто все ограничилось лишь грубым
совокуплением. Неужели царь Давид ни разу не обмолвился, хотя бы намеком, о
любезностях, нежностях или ласковых словечках, которыми он обменивался с
госпожой Вирсавией в ту первую ночь любви?
-- Царь Давид поведал мне однажды, что ни среди женщин, ни среди мужчин
не знавал кого-либо более искусного в любви, нежели Вирсавия, дочь Елиама. А
вот насчет слов, сказанных той ночью, придется тебе, видно, обратиться к
самой царице-матери. -- Мой господин близко знаком с нею? -- поинтересовался
я наилюбезнейшим голосом.
-- Если б не мой добрый совет, -- Нафан многозначительно помолчал, -- и
не Ванея с его хелефеями и фелефеями, то сидеть бы сейчас ее сыну не меж
херувимов, а в самом темном и страшном узилище.
-- Стало быть, мой господин без особого труда уговорит мать-царицу
принять меня для ответов на кое-какие вопросы?
Нафан поднял белесые брови: -- Боюсь, она будет не слишком
разговорчивой.
И он вновь продолжил чтение.)
Женщина эта сделалась беременною, и послала известить Давида, говоря: я
беременна.
Случилось так, вспоминал Нафан, что в тот день царь призвал меня для
малых пророчеств. И сказал мне царь: "Слушай, Нафан, пусть Бог то и то со
мною сделает, если она не подстроила это нарочно". Я спросил, на чем
основаны его подозрения. Он ответил: "О том ведомо Господу, ибо Он смотрит
не так, как смотрит человек. Господь смотрит на сердце; да и чутье мне
подсказывает".
Я сказал Давиду, мол, каждый новый сын -- благо, если, конечно, он от
его семени.
На сей счет не приходится сомневаться, сказал Давид, к тому же он сам
видел, как Вирсавия совершала положенное ежемесячное омовение, а привели ее
спустя всего несколько часов "чистою от нечистот ее"; что же до ее мужа
Урии, то ему сюда от аммонитского города Раввы самого спешного хода не менее
четырех дней.
Тогда я говорю: "Значит, Господь благодетельствует раба Своего не
только словом, но и делом в данном случае -- дитем".
Тут Давид поморщился: "А как же быть с заповедью Господней, которую
язычники называют "табу"? Можно утаить любодеяние, но ребенка-то не скроешь;
возможно, когда-либо в нашем роду и будет непорочное зачатие, однако до сих
пор такого не слыхали".
Я спрашиваю: "Верно ли я понял, что от Раввы. которую осаждает Иоав, а
вместе с ним и хеттеянин Урия, до Иерусалима всего четыре дня спешной езды?"
Царь отвечает: "Верно".
Я говорю: "Значит, от Иерусалима до Раввы тоже всего четыре?"
Царь: "Разумеется". Тогда говорю: "Таким образом, понадобится лишь
восемь дней, чтобы Урия прискакал в Иерусалим, переспал с женой и стал отцом
ребенка, ибо с точ-
ностью до одного-двух дней все равно никому не дано знать, какой срок
определен младенцу в материнской утробе, не так ли?"
Тут царь Давид толкает меня локтем в бок и молвит: "Нафан, друг мой, не
будь ты пророком, я бы сказал, что ты отменный плут".
Господин Ванея любезно ознакомил меня позднее с несколькими письмами,
сохранившимися в архиве Иоава, который командовал осадой аммонитского города
Раввы.
Хеттеянину Урии, тысячнику, пребывающему ныне под Раввой -- от его
любящей супруги Вирсавии, дочери Елиама.
Да дарует Господь моему супругу долгую жизнь и богатую добычу. Любящую
жену твою снедает тоска по твоим объятиям. Приезжай. Ласки твои -- рай для
меня, я таю от них будто снег на солнце. Приезжай скорее! Царь Давид
прослышал про тебя и благоволит тебе; ты сядешь за столом его и тебе
воздадут почести, а ночью ты придешь к голубке своей. Спеши же! Да донесет
до тебя Господь мои воздыхания!
Судя по всему, письмо это прилагалось к прошению Урии на имя
военачальника Иоава, прошение гласило:
Дважды герою Израиля, военачальнику Иоаву, сыну Саруину -- от раба его
хеттеянина Урии, тысячника.
Да пошлет Господь моему господину победу во всех сражениях.
Из прилагаемого к сему письма следует, что неожиданные семейные
обстоятельства требуют моего приезда домой. Поскольку осада идет планомерно,
полагаю кратковременную отлучку возможной. В этой связи покорнейше прошу
десятидневного отпуска. Обязуюсь по прибытию в Иерусалим незамедлительно
отметиться в ставке.
Прошение Урии совпадает по времени с запиской, полученной Иоавом от
царя, то есть верховного главнокомандующего.
От избранника Божьего, любимца Израиля, льва Иудейского, царя Давида --
военачальнику Иоаву.
Да укрепит Господь твою силу.
Прослышал я о хеттеянине по имени Урия, воине доблестном и храбром,
отменном тысячнике. Не премини послать его на несколько дней в Иерусалим,
хочу познакомиться лично. .
ПРОДОЛЖЕНИЕ ЧТЕНИЯ ГЛАВ ИЗ КНИГИ
ВОСПОМИНАНИЙ ПРОРОКА НАФАНА; В СКОБКАХ
ПРИВЕДЕНЫ ВОПРОСЫ ЕФАНА,СЫНА ГОШАЙИ,
И ОТВЕТЫ НАФАНА
Для Господа, однако, хитроумнейшие человеческие планы -- лишь пыль,
которую сметает любое дуновение ветра. Кто бы мог предположить, что сей
хеттеянин Урия окажется столь добродетелен, воздержан и благороден?
Прибыв в Иерусалим, Урия явился ко двору; Давид позвал его к себе,
расспросил об Иоаве, о духе войска, о ходе войны. Потом он сказал Урии: "Иди
домой и омой ноги свои". Тот ушел из дворца, а вслед за ним понесли дареные
царские кушания.
- Но спать Урия лег при вратах царского дворца, у начальника стражи, и
домой не ходил.
Я еще оставался с царем Давидом, когда от Вирсавии прибежал раб
сказать: "Видели Урию, как он въезжал в Иерусалиму и госпожа коя согрела
воды омыть ноги его и приготовила мясо, что подарено царем, и застелила
супружеское ложе, но муж даже в дом не заглянул".
Тогда царь послал человека и узнал, что Урия действительно спит у ворот
дворца. Давид велел привести Урию, которому сказал: "Вот, ты проделал
дальний путь от Раввы до Иерусалима, четыре дня добирался сюда. Отчего же ты
не пошел в дом свой?"
Урия, поклонившись, ответил: "Раб ваш, хотя и хеттеянии, однако принял
истинную веру, а потому ставит долг выше удовольствий, Ковчег, Израиль и
Иуда -- в шатрах военных, господин мой Иоав и воины его -- в поле, а я пойду
в дом свой есть, пить и спать с женою? Клянусь твоею жизнию и жизнию души
твоей, этого я не сделаю".
Давид мрачно посмотрел на меня, а хеттеянину сказал: "Похвалю тебя
Иоаву, начальнику твоему. Но останься еще на день-два, я приглашу тебя к
моему столу, посажу по правую руку, рядом с пророком Нафаном, человеком
большого ума".
(Нафан остановился и метнул на меня быстрый взгляд.
Я поспешил заметить, что описание встречи Давида с Урией исполнено
мастерски и будет очень ценным для Книги царя Давида, а побочное замечание
насчет большого ума -- весьма живая подробность.
Нафан кивнул:
-- Тут еще много интересного! И продолжил чтение.)
Урия остался в Иерусалиме на этот день и на следующий. Давид сказал
мне: "Нафан, нужно его подпоить, больше надеяться не на что, ибо Господь
нарочно создал вино, чтобы люди забывали о долге". Давид пригласил Урию, он
ел и пил с нами, а мы сидели от него по правую и по левую руку; царь
превозносил Вирсавию и твердил Урии, чтобы тот не упускал случая, ибо когда
мы состаримся, и войдем в преклонные лета, и нам будет холодно, а мы не
сможем согреться, то станет поздно. Я тоже уговаривал Урию навестить жену,
раз за разом приглашал выпить со мной, пока не испугался, что теперь ему и
на ногах не устоять.
Не тут-то было. Урия поднялся с места, выпрямился во весь свой немалый
рост и, слегка запинаясь, пробормотал, что ему пора спать, завтра спозаранок
надо в седло, ибо до Раввы скакать не меньше четырех дней.
Царь Давид послал следом своего прислужника, чтобы тот отвел Урию домой
к Вирсавии. Однако прислужник вскоре вернулся и, пав ниц, пролепетал, что
хеттеянин домой не пошел, а лег спать у офицеров привратной стражи.
Швырнув в прислужника свою чашу, царь кликнул писца Сераию. Я же и
остальные пошли по домам. Здесь уместно, продолжил Нафан, привести еще
несколько документов из архива Иоава, с которыми мне удалось познакомиться
благодаря господину Ванее.
Во-первых, интересно письмецо, посланное через Урию Иоаву.
Отлюбезного Господу кормильца Израиля и защитника Иуды, царя Давида --
военачальнику Иоаву.
Передано с нарочным хеттеянином Урией.
Да будет тебе от Господа за верность твою новые победы.
Пошли Урию в бой, в самое пекло, и отступи от него, чтобы его поразили
и он умер.
Второй документ -- выдержка из ежедневной военной сводки Иоава.
Я приказал Урии выдвинуться с малым отрядом к воротам No5, выманить
противника на вылазку и взять языка, дабы узнать о положении в Равве.
Третьим документом является приписка Иоава к ежедневной военной сводке,
по существу -- это самая важная часть наказа для гонца, которого Иоав послал
к царю Давиду.
Если при докладе царю о ходе сражения он разгневается и спросит: "Зачем
вы так близко подходили к городу сражаться? Разве вы не знали, что со стены
будут бросать на вас? Кто убил Авимелеха, сына Иероваалова? Не женщина ли
бросила на него со стены обломок жернова и он умер в Тевеце? Зачем же вы
близко подходили к стене?", то скажи: "И раб твой Урия-хеттеянин также
умер".
Последняя записка сделана рукой Сераии; видимо, это ответ царя Иоаву
через того же самого гонца.
Так скажи Иоаву: "Пусть не смущает тебя это дело; ибо меч поедает
иногда того, иногда сего; усиль войну твою против города и разрушь его".
ЗАВЕРШЕНИЕ ЧТЕНИЯ ГЛАВ ИЗ КНИГИ
ВОСПОМИНАНИЙ НАФАНА; В СКОБКАХ
ПРИВЕДЕНЫ ВОПРОСЫ ЕФАНА, СЫНА ГОШАИЙ,
И ОТВЕТЫ НАФАНА
Когда услышала жена Урии, что умер муж ее, то плакала она по муже
своем. И Елинам, отец ее, пришел к ней, и мать, и вся семья, и племянники с
племянницами, все скорбели, разрывали на себе одежды, кричали и плакали, так
что донеслось и это до ушей царя Давида.
Царь сказал мне: "Разумеется, покойников надлежит достойно оплакивать,
но, по-моему, Вирсавия потеряла всякую меру. Боюсь, злые языки станут
болтать: не потому ли так убивается жена Урии, что не чтила мужа при жизни
его? Не было ли у нее любовника? Ступай-ка, Нафан, к вдове, утешь ее и
скажи, чтобы отослала свою многочисленную родню, из-за которой у дома ее
неспокойно".
Отправившись к Вирсавии, я застал ее в разодранных одеждах, волосы
собраны простым пучком, однако и в таком виде она была прелестна. Вирсавия
возмутилась: "Почему нельзя мне плакать и скорбеть по мужу моему? Почему
нельзя плакать родне моей? Разве не ношу я дитя, которое родится сиротою;
ведь не будет у него ни отца, ни наследства, хотя дитя это царской крови?
Одно дело -- послать царю за солдатской женой, бедной и беззащитной, чтобы
она спала с ним и ласкала его так и этак и по-всякому, другое дело -- помочь
ей в беде и сдержать царское обещание". Тут Вирсавия закрыла лицо руками и
громко запричитала, как будет ужасно, если ее отец Елинам, мать и вся родня
узнают про ее несчастье.
Передав царю слова госпожи Вирсавии, я спросил, правда ли, что он давал
обещание и в чем оно состоит. Давид ответил: "Разве упомнишь? Мало ли чего
обещает мужчина, лежа с женщиной".
У меня возникло скверное предчувствие, ибо Господь заповедовал: "С
женою ближнего твоего не ложись, чтобы излить семя и оскверниться с нею".
Однако Давид велел: "Ступай к Вирсавии и передай -- когда кончится срок
траура, она сможет жить во дворце и станет моей женой, только без излишней
огласки, ибо об этом деле в народе и так слишком много пересудов".
По окончании траура Вирсавия переехала в царский дворец со всеми своими
узлами и корзинами, сосудами, коврами, серебром, рабами и прислугой;
Иерусалим только об этом и говорил, а также о свадебном торжестве, на
котором она настояла, ибо дитя в ее чреве стало уже большим; Вирсавия шла
под балдахином об руку с Давидом, переваливаясь с боку на бок, точно утка.
(-- Но откуда вдруг такая слабость, почему царь во всем уступал госпоже
Вирсавии? -- удивился я.
Пожав пленами, Нафан ответил, что, познакомившись с царицей-матерью, я
сам увижу, насколько у нее твердый характер.
-- Значит, мой господин устроит эту беседу?
Нафан недовольно отмахнулся.
-- Лучше перейдем к моей знаменитой притче, упрекам царю и моему
пророчеству, да не такому, какое можно по дешевке получить у городских ворот
от любого гадателя, а великому, истинному пророчеству.
И он вновь приступил к чтению.)
Сделавшись женою Давида, Вирсавия вскоре родила сына. Но было это злом
в очах Господа.
И послал Господь меня к Давиду сказать:
"В одном городе было два человека, один богатый, а другой бедный. У
богатого было очень много мелкого и крупного скота, а у бедного ничего,
кроме одной овечки, которую он купил маленькой и выкормил, и она выросла у
него вместе с детьми его; от хлеба его она ела, и из его чаши пила, и на
груди у него спала, и была для него как дочь.
И пришел к богатому человеку странник, и тот пожалел взять из своих
овец и волов, чтобы приготовить обед для странника, который пришел к нему, а
взял овечку у бедняка и приготовил ее для человека, который пришел к нему".
Сильно разгневался Давид на того богатого человека и говорит мне:
"Достоин смерти человек, сделавший это. И за овечку он должен заплатить
вчетверо и за то, что он сделал это, и за то, что не имел сострадания".
Я говорю Давиду: "Ты -- тот человек!"
Давид: "Так я и знал, что неспроста твоя притча. Признавайся, правда ли
тебя послал Господь или ты сам все выдумал?"
У меня затряслись поджилки, но Дух Господень сошел на меня, и я смело
молвил: "Вот что говорит Господь, Бог Израилев: "Я помазал тебя на царство
над Израилем, и Я избавил тебя от руки Саула. Я дал тебе дом господина
твоего и жен господина твоего на лоно твое, и дал тебе дом Израилев и Иудин;
и, если этого-тебе мало, прибавил бы тебе еще больше. Зачем же ты пренебрег
слово Господа, сделав зло пред очами Его? Урию, хеттеяни-на, ты поразил
мечом аммонитян, а жену его взял себе в жены"". Давид говорит: "Либо твоими
устами и впрямь молвит Господь, либо ты наинаглейший человек по нашу сторону
Иордана. Не ты ли участвовал в этом деле с самого начала? Что ж тогда молчал
твой голос честный?"
Сердце мое замерло от страха, но Господь продолжал вещать через меня
Давиду: "Да не отступит меч от дома твоего вовеки за то, что ты пренебрег
Меня и взял жену Урии, хеттеянина, чтобы она была тебе женою. Вот, я
воздвигну на тебя зло из дома твоего, и возьму жен твоих пред глазами
твоими, и отдам ближнему твоему, и будет он спать с женами твоими пред этим
солнцем. Ты сделал тайно, а Я сделаю это пред всем Израилем и пред солнцем".
: Сейчас Давид прибьет меня, подумал я, и потеряю я место за царским столом,
звание и доход. Но царь, преклонив голову, сказал: "Согрешил я, Нафан, пред
Господом. Только Вирсавия больше виновата: сам не знаю почему, но я в ее
руках словно глина послушная".
Тогда я помолился Господу, отчего Дух Господень опять сошел на меня и
молвил Давиду: "Господь снял с тебя грех твой; ты не умрешь. Но как ты этим
делом подал повод врагам Господа хулить Его, то умрет родившийся у тебя
сын".
С этим Дух Господень отошел от меня. Царь же ничего больше не сказал;
он сидел, глубоко задумавшись, поэтому я потихоньку удалился от него и пошел
в дом свой.
(Глубоко вздохнув, Нафан отложил последнюю табличку. Я тут же вскочил,
схватил его за руку и воскликнул:
-- Великолепно! Поистине великолепно! Потрясающе!)
Благословенно будь имя Господа, Бога нашего, сотворившего человека по
образу Своему, образу весьма многоцветному.
Прочитав документы из архива Иоава, я отнес их Ванее, который завел со
мною беседу, чтобы узнать, удовлетворился ли я прочитанным. Я сказал, что
документы очень важны для Книги царя Давида, ибо существенно восполняют
трогательную и прекрасную историю любви царя Давида и госпожи Вирсавии,
изложенную в Книге воспоминаний пророка Нафана.
-- Любопытно, что он там понаписал? -- сказал Ванея.
Я вкратце пересказал услышанное.
-- А ты и поверил? -- Ванея ухмыльнулся, показав свои зубы. -- Не
правда ли, смерть хеттеянина пришлась как нельзя кстати?
-- Если отвлечься от некоторого преувеличения своей значимости, --
сказал я, -- то, похоже, господин Нафан весьма достоверно и подробно
повествует о том, что видел собственными глазами и слышал собственными
ушами.
-- Это говорит лишь о том, -- заметил Ванея, -- что, кроме глаз и ушей,
человеку хорошо бы употреблять на дело и мозг, которым наградил его Господь.
Разве поведение Урии тебе не кажется странным? Сам посуди, он возвращается с
войны. Долгое время он жил по-походному, позади четыре дня скачки, он устал,
весь в пыли, зато полон жизненных соков -- и тем не менее к жене не спешит,
хотя она и вызвала письмом, которое ты видел сам. Диковинно, а?
-- Да простит мой господин, но, думаю, имеется достаточно свидетелей
тому, что Урия действительно ночевал у офицеров дворцовой стражи и не ходил
домой.
-- Какова же названная причина столь незаурядного воздержания?
-- Она прозвучала довольно выспренно.
-- А если Урия все-таки навестил Вирсавию?
-- Когда же?
-- До того, как предстал пред Давидом, являя свое благородство.
-- Мой господин, видно, запамятовал, что Вирсавия посылала Давиду раба
сказать, мол, согрела воды омыть ноги мужу и так далее, но тот далее не
заглянул домой.
-- Это еще ничего не доказывает, Тут Ванея, конечно, прав.
-- Итак, допустим, Урия все-таки был дома, узнал от Вирсавии, что она
беременна и кто виновник. Что бы он, по-твоему, сделал, Ефан? -- Убил бы ее!
-- Ой ли?
-- Во всяком случае, отверг бы.
-- Поставь себя на его место.
Я сразу же вспомнил о моем страхе потерять Лилит, которую царь хочет
сделать наперсницей своей жены-египтянки.
-- Мой господин намекает, что Урия решил смолчать и стерпеть обиду?
-- Предположим, Вирсавия сказала мужу примерно так: "Урия, дорогой, сам
понимаешь, мне не оставалось ничего другого, как покориться царю. Но теперь
этот старый развратник отказывается от своего слова, он задумал представить
дело так, будто дитя, которое я ношу, появится на свет от тебя, тогда мы
ничего не сможем потребовать от царя. Однако если ты, любимый, будешь
благоразумен и не придешь вечером домой, не ляжешь на супружеское ложе, то
никто не усомнится, что дитя родится от Давида; тогда тебя возвысят на
царской службе, станешь вельможей, будешь есть за царским столом, а
маленький принц, который зреет во чреве моем, сделается со временем царем
Израиля".
Пусть неохотно, но я не мог не отдать должное проницательности Ваней,
тем более, что у него были свои уши в каждом уголке страны и сам он плел
хитроумную сеть из бесчисленных нитей, а потому я сказал:
-- Подобное предположение вполне объяснило бы высокопарные речи Урии и
его столь подчеркнутую перед царем самоотверженность. Но неужели Вирсавия не
предвидела, что, если Давида загнать в угол, он просто уберет Урию?
-- А если она это предвидела? У меня пересохло горло.
Ванея усмехнулся.
-- Остается вопрос, почему Урия четверо суток вез при себе то письмецо,
но так и не заглянул в него. Ты бы удержался, Ефан?
-- Полагаю, -- ответил я, -- что ничем не давал повода усомниться в
моей преданности царю или его приближенным.
-- Допустим, Урия все-таки прочитал
ПИСЬМО.
-- Тогда он уничтожил бы его.
-- Но Иоав получил бы точно такое же со следующим гонцом.
-- Значит, Урии надо скакать во весь опор за сирийскую границу или в
страну своих отцов. Да куда глаза глядят, лишь бы подальше отсюда.
-- Бежать от такого будущего, которое обещано Вирсавией и вполне
достижимо, если сберечь голову до той поры, когда родится ребенок?
-- У покойника нет будущего.
-- Сразу видать, не бывал ты на войне, Ефан, иначе знал бы то, что для
Урии разумелось само собой: ни Иоав, ни царь Давид не могут послать его в
"самое пекло" помимо его воли. Это рядовому солдату, вроде Авимелеха, сына
Иероваалова, приходилось идти туда, где ему мог свалиться на голову обломок
жернова, а уж тысячник всегда выберет место побезопаснее.
-- Тем не менее Урия погиб, как и Авимелех.
Ванея хлопнул в ладоши, прибежал слуга и принес кувшин с ароматной
водой, а также несколько глиняных табличек.
-- Насчитай, -- сказал Ванея. -- Это показания Иоава. Его каждодневные
чистосердечные признания. Он облегчает душу.
ПРИЗНАНИЯ ИОАВА, СЫНА САРУИНА, КАСАТЕЛЬНО
СМЕРТИ ХЕТТЕЯНИНА УРИИ; ЗАПИСАНО НА ДОПРОСЕ,
ПРОВЕДЕННОМ ВАНЕЕЙ, СЫНОМ ИОДАЯ
Вопрос: Урия передал тебе письмо от царя Давида? О т в е т: Да.
В о п р о с: И что ж ты предпринял? О т в е т: Исполнил приказ. Вопрос:
Тебе не показалось странным, что царь жертвует одним из лучших тысячников?
Ответ: Царь Давид был избранником Божьим. Вопрос: Итак, ты послал Урию в
самое пекло? Ответ: Я послал его с отрядом к воротам No 5 выманить
неприятеля на вылазку. Вопрос: И только? Ты уж во стольком признался, что
договаривай до конца. Ответ: Я отправил в засаду лучников. Вопрос: И Урия
умер со стрелою в спине? Ответ: Так точно.
Царица-мать Вирсавия сидела, вяло откинувшись на подушки, зато ее глаза
зорко глядели из щели меж двумя покрывалами; она настороженно посматривала
то на Нафана, то на меня. Я собирался исподволь подвести ее к самому важному
для меня вопросу: была ли она беззащитной женой солдата, которую принудили
утолить страсть царя, или же первопричиной и главной движущей силой всех
преступлений, последовавших за пер вым грехом, и она сама телом своим и
плодом лона своего побудила царя к тому, чтобы он возвел на престол ее сына,
а не Амнона, не Авессалома, не Адонию или кого-либо из других более старших
сыновей от более ранних браков; нет, царем стал именно Соломон, последыш,
сын женщины совсем незнатной.
Я пробовал подступиться к ней и так и эдак. Посочувствовал постигшему
ее горю -- преждевременной кончине первого супруга; на это она ответила
почти теми же словами, которые некогда сказал Давид, мол, меч поедает иногда
одного, иногда другого. Тогда я заговорил о доброте Господа, сподобившего
Урию перед смертью побывать дома и повидать жену; она лишь вздохнула: "Пути
Господни неисследимы!" Только когда я завел речь о ребенке, умершем в
наказание Давиду за то, что он дал своим грехом повод врагам Господа для
злословия, ее веки дрогнули.
-- Он был совсем крошечным, -- прошептала она, -- и таким беспомощным.
-- Любил ли царь Давид это дитя?
-- Давид молился Богу о младенце, и постился, и провел целую ночь, лежа
на голой земле.
-- Царь Давид любил всех своих детей, -- вставил Нафан,
-- Младенец умер из-за него и вместо него, почему бы Давиду его не
любить? -- вздохнула Вирсавия.
-- Давид молил Бога оставить младенца в живых, -- сказал Нафан. -- Семь
дней
и семь ночей провел он в молитве. К нему приходили старейшины дома его,
чтобы поднять с земли; но он не хотел и не ел с ними хлеба.
-- Дитя было при смерти, -- проговорила Вирсавии. -- Давид не знал, как
ему быть: то ли благодарить Бога за то, что он взял жизнь младенца взамен
его жизни, то ли проклинать себя за подобную сделку; совесть мучила его
безмерно.
-- Это не сделка, -- возразил Нафан. -- Такова воля Господа, а Давид --
Его избранник.
-- А страдать должно невинное дитя? -- спросила Вирсавия.
-- Зато Бог даровал вам другого сына, моя госпожа, -- сказал Нафан. --
Этому сыну выпала великая честь, он воцарился над Израилем.
-- В ту ночь Давид пришел ко мне, -- Лицо Вирсавии посуровело. -- Он
уже вымылся, умастился и переменил одежды; видно, душа его обрела покой. Я
спросила; "Как ты мог сидеть за столом, утирать жирные губы, будто ничего не
произошло?" Он ответил; "Доколе дитя было живо, я постился и плакал, ибо
думал: кто знает, не помилует ли меня Господь, и дитя останется живо? А
теперь оно умерло; зачем же мне поститься? Разве я могу возвратить его? Я
пойду к нему, а оно не возвратится ко мне".
Вирсавия устало качнула головой. -- Давид был по-своему прав. Я
перестала плакать и сказала ему: "Видать, Господь снял с тебя вину, взяв за
Урию жизнь младенца. Но как быть с обещанием, дайным мне тобою пред Богом?
Ведь ты обещал, что наш сын воссядет на твой трон. Или и это обещание снято
с тебя смертью младенца?" Она уставилась на свои дорогие перстни.
-- Давид сказал мне: "Утешься и готовь нам постель". Он вошел ко мне, и
спал со мною, и я родила ему второго сына, которого мы нарекли Соломоном в
память примирения Господа с Давидом, а также в память о раскаянии Давида; и
Господь возлюбил Соломона.
Она умолкла. Я поблагодарил Вирсавию, но она нахмурилась и ушла в свои
покои.
Нафан долго качал головой.
-- Чудеса! -- воскликнул он. -- Никогда еще царица-мать не говорила при
мне об этом, да еще с такими подробностями! Однако к сказанному нужно
отнестись весьма осмотрительно.
Через несколько дней ко мне пришел царский гонец с приглашением -- меня
звали явиться завтра на прием к мудрейшему из царей со всеми документами,
касающимися прекрасной и трогательной истории о том, как царь Давид полюбил
госпожу Вирсавию, а также касающимися рождения их второго сына, нареченного
Соломоном в память примирения между Господом и Давидом. Гонец вручил мне
медную пластинку с выгравированной царской печатью; пластинку надлежало
предъявить страже на входе во внутренние покои дворца.
Мои сыновья Сим и Селеф, восхищенно разглядывая пластинку, рассказали
мне, что хелефеи и фелефеи расквартированы во многих домах города, люди
Ваней недавно побывали в школе для опроса учителей, чтобы выяснить, как те,
например, относятся к мудрости мудрейшего из царей, к ценам на зерно, к
Храму, который строится царем Господу. В свою очередь, Сим и Селеф
-- От союза этой пары родился мудрейший из царей Соломон, поэтому
негоже, чтобы читателю показалось, будто все ограничилось лишь грубым
совокуплением. Неужели царь Давид ни разу не обмолвился, хотя бы намеком, о
любезностях, нежностях или ласковых словечках, которыми он обменивался с
госпожой Вирсавией в ту первую ночь любви?
-- Царь Давид поведал мне однажды, что ни среди женщин, ни среди мужчин
не знавал кого-либо более искусного в любви, нежели Вирсавия, дочь Елиама. А
вот насчет слов, сказанных той ночью, придется тебе, видно, обратиться к
самой царице-матери. -- Мой господин близко знаком с нею? -- поинтересовался
я наилюбезнейшим голосом.
-- Если б не мой добрый совет, -- Нафан многозначительно помолчал, -- и
не Ванея с его хелефеями и фелефеями, то сидеть бы сейчас ее сыну не меж
херувимов, а в самом темном и страшном узилище.
-- Стало быть, мой господин без особого труда уговорит мать-царицу
принять меня для ответов на кое-какие вопросы?
Нафан поднял белесые брови: -- Боюсь, она будет не слишком
разговорчивой.
И он вновь продолжил чтение.)
Женщина эта сделалась беременною, и послала известить Давида, говоря: я
беременна.
Случилось так, вспоминал Нафан, что в тот день царь призвал меня для
малых пророчеств. И сказал мне царь: "Слушай, Нафан, пусть Бог то и то со
мною сделает, если она не подстроила это нарочно". Я спросил, на чем
основаны его подозрения. Он ответил: "О том ведомо Господу, ибо Он смотрит
не так, как смотрит человек. Господь смотрит на сердце; да и чутье мне
подсказывает".
Я сказал Давиду, мол, каждый новый сын -- благо, если, конечно, он от
его семени.
На сей счет не приходится сомневаться, сказал Давид, к тому же он сам
видел, как Вирсавия совершала положенное ежемесячное омовение, а привели ее
спустя всего несколько часов "чистою от нечистот ее"; что же до ее мужа
Урии, то ему сюда от аммонитского города Раввы самого спешного хода не менее
четырех дней.
Тогда я говорю: "Значит, Господь благодетельствует раба Своего не
только словом, но и делом в данном случае -- дитем".
Тут Давид поморщился: "А как же быть с заповедью Господней, которую
язычники называют "табу"? Можно утаить любодеяние, но ребенка-то не скроешь;
возможно, когда-либо в нашем роду и будет непорочное зачатие, однако до сих
пор такого не слыхали".
Я спрашиваю: "Верно ли я понял, что от Раввы. которую осаждает Иоав, а
вместе с ним и хеттеянин Урия, до Иерусалима всего четыре дня спешной езды?"
Царь отвечает: "Верно".
Я говорю: "Значит, от Иерусалима до Раввы тоже всего четыре?"
Царь: "Разумеется". Тогда говорю: "Таким образом, понадобится лишь
восемь дней, чтобы Урия прискакал в Иерусалим, переспал с женой и стал отцом
ребенка, ибо с точ-
ностью до одного-двух дней все равно никому не дано знать, какой срок
определен младенцу в материнской утробе, не так ли?"
Тут царь Давид толкает меня локтем в бок и молвит: "Нафан, друг мой, не
будь ты пророком, я бы сказал, что ты отменный плут".
Господин Ванея любезно ознакомил меня позднее с несколькими письмами,
сохранившимися в архиве Иоава, который командовал осадой аммонитского города
Раввы.
Хеттеянину Урии, тысячнику, пребывающему ныне под Раввой -- от его
любящей супруги Вирсавии, дочери Елиама.
Да дарует Господь моему супругу долгую жизнь и богатую добычу. Любящую
жену твою снедает тоска по твоим объятиям. Приезжай. Ласки твои -- рай для
меня, я таю от них будто снег на солнце. Приезжай скорее! Царь Давид
прослышал про тебя и благоволит тебе; ты сядешь за столом его и тебе
воздадут почести, а ночью ты придешь к голубке своей. Спеши же! Да донесет
до тебя Господь мои воздыхания!
Судя по всему, письмо это прилагалось к прошению Урии на имя
военачальника Иоава, прошение гласило:
Дважды герою Израиля, военачальнику Иоаву, сыну Саруину -- от раба его
хеттеянина Урии, тысячника.
Да пошлет Господь моему господину победу во всех сражениях.
Из прилагаемого к сему письма следует, что неожиданные семейные
обстоятельства требуют моего приезда домой. Поскольку осада идет планомерно,
полагаю кратковременную отлучку возможной. В этой связи покорнейше прошу
десятидневного отпуска. Обязуюсь по прибытию в Иерусалим незамедлительно
отметиться в ставке.
Прошение Урии совпадает по времени с запиской, полученной Иоавом от
царя, то есть верховного главнокомандующего.
От избранника Божьего, любимца Израиля, льва Иудейского, царя Давида --
военачальнику Иоаву.
Да укрепит Господь твою силу.
Прослышал я о хеттеянине по имени Урия, воине доблестном и храбром,
отменном тысячнике. Не премини послать его на несколько дней в Иерусалим,
хочу познакомиться лично. .
ПРОДОЛЖЕНИЕ ЧТЕНИЯ ГЛАВ ИЗ КНИГИ
ВОСПОМИНАНИЙ ПРОРОКА НАФАНА; В СКОБКАХ
ПРИВЕДЕНЫ ВОПРОСЫ ЕФАНА,СЫНА ГОШАЙИ,
И ОТВЕТЫ НАФАНА
Для Господа, однако, хитроумнейшие человеческие планы -- лишь пыль,
которую сметает любое дуновение ветра. Кто бы мог предположить, что сей
хеттеянин Урия окажется столь добродетелен, воздержан и благороден?
Прибыв в Иерусалим, Урия явился ко двору; Давид позвал его к себе,
расспросил об Иоаве, о духе войска, о ходе войны. Потом он сказал Урии: "Иди
домой и омой ноги свои". Тот ушел из дворца, а вслед за ним понесли дареные
царские кушания.
- Но спать Урия лег при вратах царского дворца, у начальника стражи, и
домой не ходил.
Я еще оставался с царем Давидом, когда от Вирсавии прибежал раб
сказать: "Видели Урию, как он въезжал в Иерусалиму и госпожа коя согрела
воды омыть ноги его и приготовила мясо, что подарено царем, и застелила
супружеское ложе, но муж даже в дом не заглянул".
Тогда царь послал человека и узнал, что Урия действительно спит у ворот
дворца. Давид велел привести Урию, которому сказал: "Вот, ты проделал
дальний путь от Раввы до Иерусалима, четыре дня добирался сюда. Отчего же ты
не пошел в дом свой?"
Урия, поклонившись, ответил: "Раб ваш, хотя и хеттеянии, однако принял
истинную веру, а потому ставит долг выше удовольствий, Ковчег, Израиль и
Иуда -- в шатрах военных, господин мой Иоав и воины его -- в поле, а я пойду
в дом свой есть, пить и спать с женою? Клянусь твоею жизнию и жизнию души
твоей, этого я не сделаю".
Давид мрачно посмотрел на меня, а хеттеянину сказал: "Похвалю тебя
Иоаву, начальнику твоему. Но останься еще на день-два, я приглашу тебя к
моему столу, посажу по правую руку, рядом с пророком Нафаном, человеком
большого ума".
(Нафан остановился и метнул на меня быстрый взгляд.
Я поспешил заметить, что описание встречи Давида с Урией исполнено
мастерски и будет очень ценным для Книги царя Давида, а побочное замечание
насчет большого ума -- весьма живая подробность.
Нафан кивнул:
-- Тут еще много интересного! И продолжил чтение.)
Урия остался в Иерусалиме на этот день и на следующий. Давид сказал
мне: "Нафан, нужно его подпоить, больше надеяться не на что, ибо Господь
нарочно создал вино, чтобы люди забывали о долге". Давид пригласил Урию, он
ел и пил с нами, а мы сидели от него по правую и по левую руку; царь
превозносил Вирсавию и твердил Урии, чтобы тот не упускал случая, ибо когда
мы состаримся, и войдем в преклонные лета, и нам будет холодно, а мы не
сможем согреться, то станет поздно. Я тоже уговаривал Урию навестить жену,
раз за разом приглашал выпить со мной, пока не испугался, что теперь ему и
на ногах не устоять.
Не тут-то было. Урия поднялся с места, выпрямился во весь свой немалый
рост и, слегка запинаясь, пробормотал, что ему пора спать, завтра спозаранок
надо в седло, ибо до Раввы скакать не меньше четырех дней.
Царь Давид послал следом своего прислужника, чтобы тот отвел Урию домой
к Вирсавии. Однако прислужник вскоре вернулся и, пав ниц, пролепетал, что
хеттеянин домой не пошел, а лег спать у офицеров привратной стражи.
Швырнув в прислужника свою чашу, царь кликнул писца Сераию. Я же и
остальные пошли по домам. Здесь уместно, продолжил Нафан, привести еще
несколько документов из архива Иоава, с которыми мне удалось познакомиться
благодаря господину Ванее.
Во-первых, интересно письмецо, посланное через Урию Иоаву.
Отлюбезного Господу кормильца Израиля и защитника Иуды, царя Давида --
военачальнику Иоаву.
Передано с нарочным хеттеянином Урией.
Да будет тебе от Господа за верность твою новые победы.
Пошли Урию в бой, в самое пекло, и отступи от него, чтобы его поразили
и он умер.
Второй документ -- выдержка из ежедневной военной сводки Иоава.
Я приказал Урии выдвинуться с малым отрядом к воротам No5, выманить
противника на вылазку и взять языка, дабы узнать о положении в Равве.
Третьим документом является приписка Иоава к ежедневной военной сводке,
по существу -- это самая важная часть наказа для гонца, которого Иоав послал
к царю Давиду.
Если при докладе царю о ходе сражения он разгневается и спросит: "Зачем
вы так близко подходили к городу сражаться? Разве вы не знали, что со стены
будут бросать на вас? Кто убил Авимелеха, сына Иероваалова? Не женщина ли
бросила на него со стены обломок жернова и он умер в Тевеце? Зачем же вы
близко подходили к стене?", то скажи: "И раб твой Урия-хеттеянин также
умер".
Последняя записка сделана рукой Сераии; видимо, это ответ царя Иоаву
через того же самого гонца.
Так скажи Иоаву: "Пусть не смущает тебя это дело; ибо меч поедает
иногда того, иногда сего; усиль войну твою против города и разрушь его".
ЗАВЕРШЕНИЕ ЧТЕНИЯ ГЛАВ ИЗ КНИГИ
ВОСПОМИНАНИЙ НАФАНА; В СКОБКАХ
ПРИВЕДЕНЫ ВОПРОСЫ ЕФАНА, СЫНА ГОШАИЙ,
И ОТВЕТЫ НАФАНА
Когда услышала жена Урии, что умер муж ее, то плакала она по муже
своем. И Елинам, отец ее, пришел к ней, и мать, и вся семья, и племянники с
племянницами, все скорбели, разрывали на себе одежды, кричали и плакали, так
что донеслось и это до ушей царя Давида.
Царь сказал мне: "Разумеется, покойников надлежит достойно оплакивать,
но, по-моему, Вирсавия потеряла всякую меру. Боюсь, злые языки станут
болтать: не потому ли так убивается жена Урии, что не чтила мужа при жизни
его? Не было ли у нее любовника? Ступай-ка, Нафан, к вдове, утешь ее и
скажи, чтобы отослала свою многочисленную родню, из-за которой у дома ее
неспокойно".
Отправившись к Вирсавии, я застал ее в разодранных одеждах, волосы
собраны простым пучком, однако и в таком виде она была прелестна. Вирсавия
возмутилась: "Почему нельзя мне плакать и скорбеть по мужу моему? Почему
нельзя плакать родне моей? Разве не ношу я дитя, которое родится сиротою;
ведь не будет у него ни отца, ни наследства, хотя дитя это царской крови?
Одно дело -- послать царю за солдатской женой, бедной и беззащитной, чтобы
она спала с ним и ласкала его так и этак и по-всякому, другое дело -- помочь
ей в беде и сдержать царское обещание". Тут Вирсавия закрыла лицо руками и
громко запричитала, как будет ужасно, если ее отец Елинам, мать и вся родня
узнают про ее несчастье.
Передав царю слова госпожи Вирсавии, я спросил, правда ли, что он давал
обещание и в чем оно состоит. Давид ответил: "Разве упомнишь? Мало ли чего
обещает мужчина, лежа с женщиной".
У меня возникло скверное предчувствие, ибо Господь заповедовал: "С
женою ближнего твоего не ложись, чтобы излить семя и оскверниться с нею".
Однако Давид велел: "Ступай к Вирсавии и передай -- когда кончится срок
траура, она сможет жить во дворце и станет моей женой, только без излишней
огласки, ибо об этом деле в народе и так слишком много пересудов".
По окончании траура Вирсавия переехала в царский дворец со всеми своими
узлами и корзинами, сосудами, коврами, серебром, рабами и прислугой;
Иерусалим только об этом и говорил, а также о свадебном торжестве, на
котором она настояла, ибо дитя в ее чреве стало уже большим; Вирсавия шла
под балдахином об руку с Давидом, переваливаясь с боку на бок, точно утка.
(-- Но откуда вдруг такая слабость, почему царь во всем уступал госпоже
Вирсавии? -- удивился я.
Пожав пленами, Нафан ответил, что, познакомившись с царицей-матерью, я
сам увижу, насколько у нее твердый характер.
-- Значит, мой господин устроит эту беседу?
Нафан недовольно отмахнулся.
-- Лучше перейдем к моей знаменитой притче, упрекам царю и моему
пророчеству, да не такому, какое можно по дешевке получить у городских ворот
от любого гадателя, а великому, истинному пророчеству.
И он вновь приступил к чтению.)
Сделавшись женою Давида, Вирсавия вскоре родила сына. Но было это злом
в очах Господа.
И послал Господь меня к Давиду сказать:
"В одном городе было два человека, один богатый, а другой бедный. У
богатого было очень много мелкого и крупного скота, а у бедного ничего,
кроме одной овечки, которую он купил маленькой и выкормил, и она выросла у
него вместе с детьми его; от хлеба его она ела, и из его чаши пила, и на
груди у него спала, и была для него как дочь.
И пришел к богатому человеку странник, и тот пожалел взять из своих
овец и волов, чтобы приготовить обед для странника, который пришел к нему, а
взял овечку у бедняка и приготовил ее для человека, который пришел к нему".
Сильно разгневался Давид на того богатого человека и говорит мне:
"Достоин смерти человек, сделавший это. И за овечку он должен заплатить
вчетверо и за то, что он сделал это, и за то, что не имел сострадания".
Я говорю Давиду: "Ты -- тот человек!"
Давид: "Так я и знал, что неспроста твоя притча. Признавайся, правда ли
тебя послал Господь или ты сам все выдумал?"
У меня затряслись поджилки, но Дух Господень сошел на меня, и я смело
молвил: "Вот что говорит Господь, Бог Израилев: "Я помазал тебя на царство
над Израилем, и Я избавил тебя от руки Саула. Я дал тебе дом господина
твоего и жен господина твоего на лоно твое, и дал тебе дом Израилев и Иудин;
и, если этого-тебе мало, прибавил бы тебе еще больше. Зачем же ты пренебрег
слово Господа, сделав зло пред очами Его? Урию, хеттеяни-на, ты поразил
мечом аммонитян, а жену его взял себе в жены"". Давид говорит: "Либо твоими
устами и впрямь молвит Господь, либо ты наинаглейший человек по нашу сторону
Иордана. Не ты ли участвовал в этом деле с самого начала? Что ж тогда молчал
твой голос честный?"
Сердце мое замерло от страха, но Господь продолжал вещать через меня
Давиду: "Да не отступит меч от дома твоего вовеки за то, что ты пренебрег
Меня и взял жену Урии, хеттеянина, чтобы она была тебе женою. Вот, я
воздвигну на тебя зло из дома твоего, и возьму жен твоих пред глазами
твоими, и отдам ближнему твоему, и будет он спать с женами твоими пред этим
солнцем. Ты сделал тайно, а Я сделаю это пред всем Израилем и пред солнцем".
: Сейчас Давид прибьет меня, подумал я, и потеряю я место за царским столом,
звание и доход. Но царь, преклонив голову, сказал: "Согрешил я, Нафан, пред
Господом. Только Вирсавия больше виновата: сам не знаю почему, но я в ее
руках словно глина послушная".
Тогда я помолился Господу, отчего Дух Господень опять сошел на меня и
молвил Давиду: "Господь снял с тебя грех твой; ты не умрешь. Но как ты этим
делом подал повод врагам Господа хулить Его, то умрет родившийся у тебя
сын".
С этим Дух Господень отошел от меня. Царь же ничего больше не сказал;
он сидел, глубоко задумавшись, поэтому я потихоньку удалился от него и пошел
в дом свой.
(Глубоко вздохнув, Нафан отложил последнюю табличку. Я тут же вскочил,
схватил его за руку и воскликнул:
-- Великолепно! Поистине великолепно! Потрясающе!)
Благословенно будь имя Господа, Бога нашего, сотворившего человека по
образу Своему, образу весьма многоцветному.
Прочитав документы из архива Иоава, я отнес их Ванее, который завел со
мною беседу, чтобы узнать, удовлетворился ли я прочитанным. Я сказал, что
документы очень важны для Книги царя Давида, ибо существенно восполняют
трогательную и прекрасную историю любви царя Давида и госпожи Вирсавии,
изложенную в Книге воспоминаний пророка Нафана.
-- Любопытно, что он там понаписал? -- сказал Ванея.
Я вкратце пересказал услышанное.
-- А ты и поверил? -- Ванея ухмыльнулся, показав свои зубы. -- Не
правда ли, смерть хеттеянина пришлась как нельзя кстати?
-- Если отвлечься от некоторого преувеличения своей значимости, --
сказал я, -- то, похоже, господин Нафан весьма достоверно и подробно
повествует о том, что видел собственными глазами и слышал собственными
ушами.
-- Это говорит лишь о том, -- заметил Ванея, -- что, кроме глаз и ушей,
человеку хорошо бы употреблять на дело и мозг, которым наградил его Господь.
Разве поведение Урии тебе не кажется странным? Сам посуди, он возвращается с
войны. Долгое время он жил по-походному, позади четыре дня скачки, он устал,
весь в пыли, зато полон жизненных соков -- и тем не менее к жене не спешит,
хотя она и вызвала письмом, которое ты видел сам. Диковинно, а?
-- Да простит мой господин, но, думаю, имеется достаточно свидетелей
тому, что Урия действительно ночевал у офицеров дворцовой стражи и не ходил
домой.
-- Какова же названная причина столь незаурядного воздержания?
-- Она прозвучала довольно выспренно.
-- А если Урия все-таки навестил Вирсавию?
-- Когда же?
-- До того, как предстал пред Давидом, являя свое благородство.
-- Мой господин, видно, запамятовал, что Вирсавия посылала Давиду раба
сказать, мол, согрела воды омыть ноги мужу и так далее, но тот далее не
заглянул домой.
-- Это еще ничего не доказывает, Тут Ванея, конечно, прав.
-- Итак, допустим, Урия все-таки был дома, узнал от Вирсавии, что она
беременна и кто виновник. Что бы он, по-твоему, сделал, Ефан? -- Убил бы ее!
-- Ой ли?
-- Во всяком случае, отверг бы.
-- Поставь себя на его место.
Я сразу же вспомнил о моем страхе потерять Лилит, которую царь хочет
сделать наперсницей своей жены-египтянки.
-- Мой господин намекает, что Урия решил смолчать и стерпеть обиду?
-- Предположим, Вирсавия сказала мужу примерно так: "Урия, дорогой, сам
понимаешь, мне не оставалось ничего другого, как покориться царю. Но теперь
этот старый развратник отказывается от своего слова, он задумал представить
дело так, будто дитя, которое я ношу, появится на свет от тебя, тогда мы
ничего не сможем потребовать от царя. Однако если ты, любимый, будешь
благоразумен и не придешь вечером домой, не ляжешь на супружеское ложе, то
никто не усомнится, что дитя родится от Давида; тогда тебя возвысят на
царской службе, станешь вельможей, будешь есть за царским столом, а
маленький принц, который зреет во чреве моем, сделается со временем царем
Израиля".
Пусть неохотно, но я не мог не отдать должное проницательности Ваней,
тем более, что у него были свои уши в каждом уголке страны и сам он плел
хитроумную сеть из бесчисленных нитей, а потому я сказал:
-- Подобное предположение вполне объяснило бы высокопарные речи Урии и
его столь подчеркнутую перед царем самоотверженность. Но неужели Вирсавия не
предвидела, что, если Давида загнать в угол, он просто уберет Урию?
-- А если она это предвидела? У меня пересохло горло.
Ванея усмехнулся.
-- Остается вопрос, почему Урия четверо суток вез при себе то письмецо,
но так и не заглянул в него. Ты бы удержался, Ефан?
-- Полагаю, -- ответил я, -- что ничем не давал повода усомниться в
моей преданности царю или его приближенным.
-- Допустим, Урия все-таки прочитал
ПИСЬМО.
-- Тогда он уничтожил бы его.
-- Но Иоав получил бы точно такое же со следующим гонцом.
-- Значит, Урии надо скакать во весь опор за сирийскую границу или в
страну своих отцов. Да куда глаза глядят, лишь бы подальше отсюда.
-- Бежать от такого будущего, которое обещано Вирсавией и вполне
достижимо, если сберечь голову до той поры, когда родится ребенок?
-- У покойника нет будущего.
-- Сразу видать, не бывал ты на войне, Ефан, иначе знал бы то, что для
Урии разумелось само собой: ни Иоав, ни царь Давид не могут послать его в
"самое пекло" помимо его воли. Это рядовому солдату, вроде Авимелеха, сына
Иероваалова, приходилось идти туда, где ему мог свалиться на голову обломок
жернова, а уж тысячник всегда выберет место побезопаснее.
-- Тем не менее Урия погиб, как и Авимелех.
Ванея хлопнул в ладоши, прибежал слуга и принес кувшин с ароматной
водой, а также несколько глиняных табличек.
-- Насчитай, -- сказал Ванея. -- Это показания Иоава. Его каждодневные
чистосердечные признания. Он облегчает душу.
ПРИЗНАНИЯ ИОАВА, СЫНА САРУИНА, КАСАТЕЛЬНО
СМЕРТИ ХЕТТЕЯНИНА УРИИ; ЗАПИСАНО НА ДОПРОСЕ,
ПРОВЕДЕННОМ ВАНЕЕЙ, СЫНОМ ИОДАЯ
Вопрос: Урия передал тебе письмо от царя Давида? О т в е т: Да.
В о п р о с: И что ж ты предпринял? О т в е т: Исполнил приказ. Вопрос:
Тебе не показалось странным, что царь жертвует одним из лучших тысячников?
Ответ: Царь Давид был избранником Божьим. Вопрос: Итак, ты послал Урию в
самое пекло? Ответ: Я послал его с отрядом к воротам No 5 выманить
неприятеля на вылазку. Вопрос: И только? Ты уж во стольком признался, что
договаривай до конца. Ответ: Я отправил в засаду лучников. Вопрос: И Урия
умер со стрелою в спине? Ответ: Так точно.
Царица-мать Вирсавия сидела, вяло откинувшись на подушки, зато ее глаза
зорко глядели из щели меж двумя покрывалами; она настороженно посматривала
то на Нафана, то на меня. Я собирался исподволь подвести ее к самому важному
для меня вопросу: была ли она беззащитной женой солдата, которую принудили
утолить страсть царя, или же первопричиной и главной движущей силой всех
преступлений, последовавших за пер вым грехом, и она сама телом своим и
плодом лона своего побудила царя к тому, чтобы он возвел на престол ее сына,
а не Амнона, не Авессалома, не Адонию или кого-либо из других более старших
сыновей от более ранних браков; нет, царем стал именно Соломон, последыш,
сын женщины совсем незнатной.
Я пробовал подступиться к ней и так и эдак. Посочувствовал постигшему
ее горю -- преждевременной кончине первого супруга; на это она ответила
почти теми же словами, которые некогда сказал Давид, мол, меч поедает иногда
одного, иногда другого. Тогда я заговорил о доброте Господа, сподобившего
Урию перед смертью побывать дома и повидать жену; она лишь вздохнула: "Пути
Господни неисследимы!" Только когда я завел речь о ребенке, умершем в
наказание Давиду за то, что он дал своим грехом повод врагам Господа для
злословия, ее веки дрогнули.
-- Он был совсем крошечным, -- прошептала она, -- и таким беспомощным.
-- Любил ли царь Давид это дитя?
-- Давид молился Богу о младенце, и постился, и провел целую ночь, лежа
на голой земле.
-- Царь Давид любил всех своих детей, -- вставил Нафан,
-- Младенец умер из-за него и вместо него, почему бы Давиду его не
любить? -- вздохнула Вирсавия.
-- Давид молил Бога оставить младенца в живых, -- сказал Нафан. -- Семь
дней
и семь ночей провел он в молитве. К нему приходили старейшины дома его,
чтобы поднять с земли; но он не хотел и не ел с ними хлеба.
-- Дитя было при смерти, -- проговорила Вирсавии. -- Давид не знал, как
ему быть: то ли благодарить Бога за то, что он взял жизнь младенца взамен
его жизни, то ли проклинать себя за подобную сделку; совесть мучила его
безмерно.
-- Это не сделка, -- возразил Нафан. -- Такова воля Господа, а Давид --
Его избранник.
-- А страдать должно невинное дитя? -- спросила Вирсавия.
-- Зато Бог даровал вам другого сына, моя госпожа, -- сказал Нафан. --
Этому сыну выпала великая честь, он воцарился над Израилем.
-- В ту ночь Давид пришел ко мне, -- Лицо Вирсавии посуровело. -- Он
уже вымылся, умастился и переменил одежды; видно, душа его обрела покой. Я
спросила; "Как ты мог сидеть за столом, утирать жирные губы, будто ничего не
произошло?" Он ответил; "Доколе дитя было живо, я постился и плакал, ибо
думал: кто знает, не помилует ли меня Господь, и дитя останется живо? А
теперь оно умерло; зачем же мне поститься? Разве я могу возвратить его? Я
пойду к нему, а оно не возвратится ко мне".
Вирсавия устало качнула головой. -- Давид был по-своему прав. Я
перестала плакать и сказала ему: "Видать, Господь снял с тебя вину, взяв за
Урию жизнь младенца. Но как быть с обещанием, дайным мне тобою пред Богом?
Ведь ты обещал, что наш сын воссядет на твой трон. Или и это обещание снято
с тебя смертью младенца?" Она уставилась на свои дорогие перстни.
-- Давид сказал мне: "Утешься и готовь нам постель". Он вошел ко мне, и
спал со мною, и я родила ему второго сына, которого мы нарекли Соломоном в
память примирения Господа с Давидом, а также в память о раскаянии Давида; и
Господь возлюбил Соломона.
Она умолкла. Я поблагодарил Вирсавию, но она нахмурилась и ушла в свои
покои.
Нафан долго качал головой.
-- Чудеса! -- воскликнул он. -- Никогда еще царица-мать не говорила при
мне об этом, да еще с такими подробностями! Однако к сказанному нужно
отнестись весьма осмотрительно.
Через несколько дней ко мне пришел царский гонец с приглашением -- меня
звали явиться завтра на прием к мудрейшему из царей со всеми документами,
касающимися прекрасной и трогательной истории о том, как царь Давид полюбил
госпожу Вирсавию, а также касающимися рождения их второго сына, нареченного
Соломоном в память примирения между Господом и Давидом. Гонец вручил мне
медную пластинку с выгравированной царской печатью; пластинку надлежало
предъявить страже на входе во внутренние покои дворца.
Мои сыновья Сим и Селеф, восхищенно разглядывая пластинку, рассказали
мне, что хелефеи и фелефеи расквартированы во многих домах города, люди
Ваней недавно побывали в школе для опроса учителей, чтобы выяснить, как те,
например, относятся к мудрости мудрейшего из царей, к ценам на зерно, к
Храму, который строится царем Господу. В свою очередь, Сим и Селеф