Страница:
вдвое, втрое, вчетверо сильнее. Однако, к сожалению, у военных нет тому
документальных подтверждений. Таковых у нас нет и достать их нам неоткуда.
Вот и все, что я хотел сказать.
Он скрестил на груди свои могучие руки. При всем своем бахвальстве и
самомнении, подумалось мне, Ванея самый умный из них: ведь если однажды
кто-либо докажет миру и царю Соломону, что никакой победы Давида над
Голиафом не было и быть не могло, а царская комиссия поддалась на красивую
сказку и тем самым поколебала доверие ко всей Книге царя Давида, то вины
Баней в этом не будет. Тут дееписатель Иосафат, сын Ахилуда, заявил, что за
недостатком свидетельств письменных царская комиссия вынуждена рассмотреть
свидетельства изустные. По его знаку слуга привел Иорайю, Иаакана и
Мешулама, трех бродячих сказителей, имеющих патенты на публичные выступления
с преданиями и легендами; войдя, они сразу же пали ниц и, стуча лбами о пол,
взмолили именем Господа о пощаде. Иосафат велел им подняться и объяснил, что
им предстоит рассказать присутствующим здесь вельможам историю о Давиде и
Голиафе; пусть каждый изложит ее так, как слышал от своего учителя и
наставника.
Тут Иорайя, Иаакан и Мешулам затараторили, что исполнят, дескать, все в
точности; при этом они поглаживали свои свалявшиеся бороденки, а глазки их
жадно косились из-под опухших век на корзину с фруктами, на кувшин с
ароматной водой, на блюдо со сладкими тянучками -- но не про них были все
эти лакомства; мне же вспомнилась поговорка, что голодная пичуга звонче
сытой.
Из трех сказителей первым был избран Иорайя. Он тронул струны арфы,
поцара-
панной и помятой в многочисленных, скорее всего уличных, потасовках и
начал свой рассказ.
Я записал его вкратце, нумеруя для памяти основные моменты.
ВЕЛИКОЕ СРАЖЕНИЕ ДАВИДА С ГОЛИАФОМ, ЗАПИСАННОЕ ВКРАТЦЕ СО СЛОВ ИОРАЙИ,
СКАЗИТЕЛЯ, ИМЕЮЩЕГО ПАТЕНТ НА ПУБЛИЧНОЕ ИСПОЛНЕНИЕ ЛЕГЕНД И ПРЕДАНИЙ
1) Расположение войск израильтян и филистимлян в Ефес-Даммиме.
Филистимляне стали на горе с одной стороны, израильтяне на горе с другой
стороны, а между ними была долина с ручьем -- ничейная земля.
2) Филистимский единоборец Голиаф. Рост -- шесть локтей и пядь; доспехи
-- медный шлем, чешуйчатая броня весом пять тысяч сиклей, медные наколенники
и медный щит за плечами; оружие -- меч (длина неизвестна), копье с древком,
как навой у ткачей, и железным наконечником весом в шестьсот сиклей, а также
еще один щит, который нес оруженосец.
3) Голиаф посылает с ничейной земли израильтянам вызов на единоборство.
Свои бранные и поносные речи, какие обычно говорят перед схваткой, он
повторял дважды в день на протяжении довольно длительного времени.
4) Давид приходит в стан израильтян, чтобы передать двум старшим
братьям, служившим в войске, хлебы и сушеных зерен, а также вручить их
тысяче-начальнику десять сыров во благоволение братьям.
5) Давид слышит похвальбы Голиафа, замечает отсутствие охотников
принять вызов. Он принимается расспрашивать окружающих, узнает о смущении
сотников и тысячников, о награде, обещанной царем Саулом победителю:
богатство, царская дочь, освобождение от налогов.
6) Самый старший брат Елиав сердится на Давида, бранит его за спесь и
"дурное сердце". (NB: похоже, Елиав забыл, что должен выказывать
почтительность младшему брату, который, если верить глиняным табличкам из
Рамы, является помазанником Божьим.)
7) Саул слышит об отроке из своего стана, готовом сразиться с Голиафом,
и зовет Давида к себе. Саул сомневается, хватит ли отроку силы одолеть
великана; Давид уверяет царя, будто собственноручно убивал льва и медведя, а
на худой конец ему, дескать, поможет Господь Бог. (NB: ни во время этого
разговора, ни после Саул не пытается узнать имя отрока или имя его отца;
Давид также не называет своего имени.)
8) Саул полагает нужным отдать Давиду свой меч и свою броню; но Давиду
неудобно двигаться в тяжелых доспехах, он с благодарностью возвращает их.
9) Оружие Давида -- посох, праща и пять гладких камней из ручья.
10) На ничейной земле. Голиаф замечает приближающегося Давида, смотрит
на него с презрением, грозит отдать его нежное тело на растерзание птицам
небесным и зверям полевым.
11) Давид отвечает под стать Голиафу -- задиристо, воинственно; он
сулит снять голову с Голиафа, ибо это война Господа и Он предаст филистимлян
в руки Израиля. (NB: сие вполне в духе Давида, который любит похвалиться
своими личными связями с Господом.)
12) Голиаф надвигается на Давида, тот ловко увертывается и бросает из
пращи камень, который попадает великану в лоб и проламывает череп.
13) Великан падает лицом на землю; Давид, наступив на филистимлянина,
берет его меч и отсекает ему голову. Филистимляне, увидев, что силач их
умер, бегут, израильтяне преследуют их.
14) Давид возвращается в лагерь с головой Голиафа под мышкой. Его
случайно встречает Авенир и приводит к Саулу. Только тут, наконец, Саул
пожелал узнать: "Чей ты сын, юноша?" Давид отвечает: "Сын раба твоего Иессея
из Вифлеема".
15) Саул решает оставить юного героя при дворе.
Поклонившись, Иорайя сунул арфу в суму; с гуслями, выглядевшими ничуть
не лучше арфы Иорайи, шагнул вперед Иаакан, чтобы поведать о великой победе
Давида над Голиафом; следом за Иааканом настал черед Мешулама, который
сопровождал сказание стуком пальцев по двум маленьким барабанам, то
посильнее, то потише, а под конец, в том месте, где Голиаф рухнул наземь,
Мешулам рассыпал прямо-таки громовую дробь. Когда все трое закончили
выступать и три версии были сравнены, выяснилось, что они совпали до
последнего слова, хотя Иорайя отличался большей страстностью, он жутко
размахивал руками и корчил свирепые рожи, а Иаакан гнусавил, подобно
заклинателю духов, а Мешулам завывал и закатывал глаза вроде жрецов Ваала,
идола ханаанского. Итак, все три рассказа совпали дословно, и пророк Нафан
никак не мог надивиться такому чуду. Ему и невдомек, что слушатели у
городских ворот или на рыночных площадях похожи на малых детей, которым
непременно подавай любимую сказку каждый раз слово в слово. Воистину,
воскликнул Нафан, сам Господь Бог вещал устами сказителей сих, а это
повесомее любых глиняных табличек. В глазах членов комиссии читалось явное
облегчение: с чудом не поспоришь.
-- А когда же все-таки это произошло? -- скромно поинтересовался я. --
До того, как Давида призвали к Саулу, чтобы он успокаивал царя, когда того
угнетал злой дух, или после?
Лица членов комиссии вытянулись; восхищенные чудом троекратного
дословного совпадения рассказа о победе Давида над Голиафом, они совсем
забыли про историю о том, как юный Давид был призван к царскому двору
изгонять злой дух. Но ведь в обоих случаях Давид встретился с Саулом
впервые, стало быть, Давид, победивший великана, и Давид, целивший своею
музыкой, взаимоисключают друг друга. Вот в чем закавыка.
-- До того! После того! -- вскипел священник Садок. -- Какая разница?
Господь пожелал свести Давида с царем Саулом, а для надежности устроил их
встречу дважды.
-- Погодите, -- остановил его Иосафат, -- Господь, конечно, всемогущ,
но даже Он соблюдает известный порядок: сначала Бог сотворил небо и землю,
потом отделил свет от тьмы, затем отделил воду, которая под твердью, от
воды, которая над твердью, и так далее целую неделю, пока не сотворил,
наконец, мужчину и женщину по образу и подобию Своему.
-- Вот пускай наш друг Ефан и установит правильную последовательность
событий, -- предложил Ванея, -- на то он и редактор.
-- Да простит господин Ванея раба своего, -- вежливо сказал я, -- в
качестве редактора я действительно могу немного подправить Историю или
слегка приукрасить ее, однако не в моей власти ее изменить.
Тут писец Елихореф, сын Сивы, почесал в затылке и промямлил:
-- Допустим, Давид убил Голиафа до того, как появился при дворе, чтобы
петь Саулу. Что тогда?
-- Ничего хорошего, -- ответил я. -- Зачем искать подходящего музыканта
по всему Израилю, зачем посылать вестника к старому Иессею в Вифлеем, чтобы
тот забрал своего сына Давида от овечьего стада и отправил во дворец, если
славный победитель Голиафа уже сидит за царским столом? Или наоборот --
поставим себя на место Давида; разве, услышав советы врачевателей найти
музыканта, чтобы изгнать злого духа, он бы не сказал: "Никого никуда
посылать не надо, я к вашим услугам; как только царь отобедает, начнем
музицировать". Так или нет?
Среди членов комиссии воцарилось молчание. Наконец второй писец Ахия,
сын Сивы, нерешительно спросил:
-- Ну а если предположить, что Давид сперва появился при дворе и пел
Саулу, а уж потом победил Голиафа? Может, это выход?
-- Вряд ли, -- возразил я. -- Если Давид уже находится при дворе и поет
царю Саулу, изгоняя злого духа, то как вернуть его обратно в Вифлеем, куда
Давиду непременно нужно попасть, чтобы взять хлеба и сушеные зерна для
братьев, которые служат в войске, а также десять сыров для их
тысяченачальника? И разве царь Саул, призвав к себе храброго победителя
Голиафа, не узнал бы в Давиде того самого юношу, который так славно поет ему
и играет на гуслях? Ведь мы слышали от Иорайи, Иаакана и Мешулама, что Саул
собственноручно надевает на Давида свою броню и отдает ему свой меч, стало
быть, у царя достаточно возможностей узнать Давида. После сражения Давид с
головой Голиафа еще раз приходит к царю и называет ему имя своего отца.
Может, царь хотя бы сейчас вспомнит, с кем имеет дело? Отнюдь! Напротив,
царь великодушно приглашает Давида ко двору, хотя свежеиспеченный герой
давным-давно проживает там и столуется в качестве музыканта-кудесника.
Правда, Саула угнетал порою злой дух, это верно, но нигде не сказано, что
царь страдал слабоумием.
-- Значит, одну из историй надо похерить.
-- Но какую?
Тут в комиссии началось прямо-таки вавилонское столпотворение. Все
заговорили наперебой, один так, другой эдак, никто не слушал и ничего не
хотел уразуметь, будто Господь и впрямь смешал языки. Наконец дееписатель
Иосафат хлопнул в ладоши и сказал:
-- Ни ту, ни другую историю похерить нельзя.
На вопрос почему, он объяснил:
-- Потому что одна из них правдива и еще живы люди, которые знавали
Давида в те времена, когда он жил при дворе Саула. Другая же история --
легенда, а легенда, в которую верит народ, правдива не меньше, и, может,
даже больше, ибо люди склонны верить легендам сильнее, нежели фактам.
-- Да простят господа меня, раба ничтожного... -- начал было я.
Однако Ванея, насупив брови, встал и рявкнул:
-- Пусть Бог то и то со мною сделает, если я позволю умнику вроде Ефана
запутать совершенно ясное дело. Надо включить в Книгу обе истории? Значит,
так оно и будет! Надо вернуть Давида из царского дворца в Вифлеем? Значит,
вернем! Возьмем и напишем -- постойте, дайте сообразить -- хотя бы так:
"Давид возвратился от Саула, чтобы пасти овец отца своего в Вифлееме". А
если кому-нибудь покажется этого недостаточно, если кто-нибудь начнет
умничать и сомневаться в правдивости Книги, составленной комиссией, которую
назначил мудрейший из царей Соломон, с тем мы разберемся по-своему.
Так и написано ныне в Книге царя Давида, куда вошли обе истории.
Дома Есфирь подала мне на стол хлеб, сыр и холодную баранину. Я
поинтересовался, хорошо ли она себя сегодня чувствовала или же ее опять
мучили боли в груди и одышка. Улыбнувшись, Есфирь ответила, что это не стоит
внимания, зато у меня, как ей показалось, на душе неспокойно; не хочу ли я
поделиться с ней моею тревогой?
А ведь я ни словом, ни жестом не выдал своего настроения -- Есфирь
умела читать мои мысли, словно перед нею была глиняная табличка. Поэтому я
велел:
-- Пускай вынесут в сад подушки, теплую подстилку, одеяло и светильник,
мне хочется посидеть с Есфирью под масличным деревом.
Мы вышли в сад, я уложил Есфирь, укрыл одеялом и взял ее за руку.
Помолчав немного, я сказал:
-- Боюсь, Иерусалим принесет нам беду. Говорят, будто он построен на
скале, а по-моему, тут все зыбко и скользко. И главное: человек человеку
волк.
-- Что с тобою будет, Ефан, когда меня не станет? Страшно мне за тебя,
-- сказала Есфирь.
-- Да ты нас всех еще переживешь, -- попробовал я отшутиться.
Она легонько шлепнула меня по руке, словно ребенка. Я обратил внимание
на белые ободки вокруг ее зрачков, раньше я их не замечал и потому
встревожился. Как тихо она лежала! Наконец Есфирь проговорила:
-- Не хочется уходить, Ефан. Всякий человек боится шеола. Я заставлю
мое сердце биться, некуда хватит сил...
Шелестела листва, мерцал светильник. Я наклонился к Есфири и поцеловал
ее.
-- Нет, не город терзает тебя, Ефан, супруг мой, -- сказала она. --
Ведь город сложен из камня, сам по себе он ни зол, ни добр.
Тогда я поведал ей о разных способах изложения правды, о мнениях членов
комиссии и ее решениях.
-- Тут есть разные партии, и внутри каждой -- свои партии, поэтому
комиссия расколота, а я похож в ней на птицу во дни потопа, которой негде
приземлиться.
Есфирь глядела на меня. Господь, сказала она, даровал нам немало лет
спокойной жизни и кое-какой достаток, благодаря моим литературным трудам и
разумному вкладу денег в покупку земли; к тому же мы всегда следовали
заповедям Господним, а Он справедлив и не отвергает того, кто ходит Его
путями.
-- Господь, -- отозвался я, -- надоумил Ванею задержать меня после
заседания комиссии. Он обнял меня как закадычного друга и сказал, что
располагает письмами Авенира, сына Нира, который был главным военачальником
во времена Саула; письма, дескать, обнаружились, когда Ванея распорядился
поискать в войсковом архиве какие-либо свидетельства великой победы Давида
над Голиафом; он, мол, пошлет эти письма мне, чтобы узнать о них мое мнение.
-- Может, Ванея действительно ценит твою ученость и поэтому
интересуется твоим мнением?
Ванея ценит чужую ученость и чужое мнение лишь тогда, когда ждет от них
своей выгоды; не успел я сказать это, как у входа послышался сильный шум. Я
встал, чтобы поглядеть, в чем дело, однако Сим и Селеф опередили меня; они
возвратились с офицером-хелефеем и солдатами, которые притащили целый мешок
глиняных табличек.
СОДЕРЖАНИЕ ГЛИНЯНЫХ ТАБЛИЧЕК, ПОЛУЧЕННЫХ ОТ ВАНЕЙ, СЫНА ИОДАЯ
Помазаннику Божьему царю Саулу, первейшему в битвах, -- от Авенира,
сына Нира. Да ниспошлет Бог моему господину отменное здравие. . Касательно
Давида, сына Иессеева, из Вифлеема -- все исполнено по твоему повелению.
Расследование начато, Доик-идумеянин назначен руководить им, а еще к этому
делу приставлены двое моих лучших людей -- Шупим и Хупим, левиты. У них
хорошие связи как со священниками из Самуилова храма в Раме, так и со
священниками из храма в Номве. Доик ездил в Вифлеем для опроса населения; он
докладывает, что Давид, сын Иессеев, до одиннадцати лет пас овец, потом его
в деревне долго не видели, пока в шестнадцать лет он не вернулся, наконец, к
отцу и не принялся опять пасти его стадо. В Вифлееме ходят слухи, будто
Давида утащили в Египет проезжие купцы, как это когда-то случилось с
Иосифом, которому отец подарил разноцветные одежды; другие говорят, что
Давид жил у священников в Номве. От самого Давида никто про это ничего не
слышал; он лишь играл на гуслях да пел песни, а когда терялась отбившаяся от
стада овца, Давид шел искать ее: так служил он отцу своему и вифлеемлянам,
ожидая своего часа.
Избраннику Божьему, славе Израиля, царю Саулу, поставленному над
двенадцатью коленами, -- от Авенира, сына Нира. Да избавит Господь моего
господина от злого духа на веки вечные.
Получено донесение от левита Шупима, побывавшего в Раме среди
паломников, которые ходили туда возносить жертвы и слушать Самуила, ибо, как
сообщает Шупим, сам Самуил по стране больше не ездит, а судит за скромную
плату лишь тех, кто приходит к нему. Шупим поговорил с младшими
священниками, послушниками и паломниками; по их словам, Самуил ненавидит
моего господина царя за то, что мой господин отказался выполнять его
повеления. Шупим дал Самуилу для всесожжения жирную овцу, но сказал, что это
последняя жертва -- другую, он, дескать, принести не сможет, ибо царь Саул
все забирает себе. Тогда Самуил встал, воздел руки к небу и при всем народе
сказал Шупиму: "Как исчахнет вон то облачко, так исчахнет и Саул; я сотворил
его, я и сотру его с лица земли, говорит Господь. Саул отверг слово Господа,
за это Господь отторгнет от него царство Израильское; Господь уже избрал
мужа Себе по сердцу". Такими речами Самуил подкапывается под моего господина
царя.
Великому освободителю, щиту народа Израильского, царю Саулу -- от
Авенира, сына Нира. Да дарует Господь моего господина миром, богатством и
здравием.
Сегодня поступило донесение от левита Хулима, посланного в Номву, Хупим
подружился с Ахимелехом, первосвященником тамошнего храма. Хупим прикинулся,
будто хочет взять из храма послушника, чтобы тот учил его детей грамоте и
закону Божьему. Ахимелех позволил Хупиму познакомиться со списками
послушников. В тех списках значился и Давид, сын Иессея, из Вифлеема, причем
о нем говорилось, что на вид он приятен, в учебе прилежен, умом остр, весьма
способен и располагает к себе. Хулим спросил Ахимелеха, нельзя ли взять
домашним учителем именно отрока по имени Давид. Ахимелех, рассмеявшись,
ответил: "Неужели затем положено на этого отрока столько времени и сил,
чтобы он учил детишек какого-то Хупима? Нет, сей отрок избран и приуготован
для цели особой, а ныне он состоит при царе Сауле, которому поет и играет.
Пусть я не такой великий прозорливец, как Самуил, но уверяю тебя, что о сем
отроке мы еще УСЛЫШИМ".
Мечу колена Вениаминова, всемогущественнейшему царю Саулу -- от
Авенира, сына Нира. Да порадует Бог моего господина успехами нашего
следствия.
Хупим и Шупим сообщают, что песенку Саул победил тысячи, а Давид --
десятки тысяч!
сочинили в Номве, священники разнесли ее от Дана до Вирсавии, чтобы
женщины распевали ее всюду, где ни появится господин мой царь Саул.
Победителю в войнах, грозе язычников, царю Саулу-- от Авенира, сына
Нира. Да ниспошлет Бог покой душе моего господина!
Идумеянин Доик побывал в Номве у первосвященника Ахимелеха. Доик сказал
Ахимелеху, что нам все известно о его преступных связях с Самуилом и планах
насчет Давида, сына Иессеева. Мы, дескать, отрубим Ахимелеху голову, а тело
прибьем к стене его же храма, если он чистосердечно во всем не повинится;
если же повинится, будет пощажен, а праведный гнев обрушится на истинных
злоумышленников. Ахимелех, сильно испугавшись, сознался, что у Самуила есть
свой план. Когда, дескать, Саул разрубил Агагу, то Господь Бог сказал ему:
"Разруби и душу Самуила"; тогда Саул вызвал злого духа, который угнетает
моего господина, а чтобы управлять злым духом, подослан отрок Давид, что
играет царю и поет. Господь якобы сему плану потворствует, поэтому Давид
даже сделался зятем царя. Надобно послать домой к Давиду сыщиков, чтобы они
до рассвета схватили его.
От царя Саула, собственноручно -- Авениру, сыну Нира.
Поступай по своему усмотрению.
Верховному главнокомандующему, ревнителю справедливости, царю Саулу --
от Авенира, сына Нира.
Да порадует Бог моего господина добрыми вестями.
По твоей воле, сыщики посланы домой к Давиду. Там их встретила твоя
дочь Мелхола, она попросила сыщиков вести себя потише, ибо супруг ее Давид
якобы хвор и спит. Однако начальник сыщиков сказал, что дело не терпит
отлагательств. Тогда Мелхола отдернула занавеску, сыщики увидели, что Давид
лежит в постели под покрывалом и не шевелится. Начальник оставил там
четверых людей, двоих перед домом и двоих во дворе, а сам вернулся ко мне за
дополнительным распоряжением. Я велел тотчас доставить сюда Давида, хоть бы
и лежащим на кровати. Вскоре начальник сыщиков прибежал опять, без Давида, и
рассказал следующее: "Мы ворвались в дом сразу через переднюю дверь и
заднюю, оттолкнули царскую дочь Мелхолу, отдернули занавеску и обнаружили на
постели укрытую козьей шкурой деревянную статую. Весь дом, двор и
окрестности были обысканы, но Давид, сын Иессеев, скрылся, его нигде не
нашли". Начальнику приказано дать пятьдесят плетей, а сыщикам по двадцать
пять.
-- Ефан! Голос Есфири вывел меня из оцепенения.
-- У тебя такой вид, дорогой, будто тебе самому явился злой дух. Я
кивнул головой.
-- Да, шеол разверзся, и из бездны поднялись духи прошлого.
-- Что ж, общаться с ними -- твое ремесло.
Тут я понял, что меня пугали не духи Давида, Самуила и Саула, а вполне
живой человек по имени Ванея, сын Иодая, который, по его собственным словам,
был грамотен, то есть знал содержание донесений Авенира царю Саулу. Но
почему же тогда Ванея ни словом не обмолвился о них, выслушивая на
сегодняшнем заседании различные исторические версии и споры вокруг них? И
зачем он прислал эти глиняные таблички мне?
-- Ванея прекрасно понимает, что я не смогу ими воспользоваться, --
заключил я" вкратце пересказав Есфири донесения и мои соображения, -- во
всяком случае, до тех пор пока в комиссии заседают священник Садок и пророк
Нафан.
-- Ванея знает твою приверженность истине, -- сказала Есфирь.
-- К тому же он заметил, что я не слишком хорошо держу язык за зубами,
-- признался я. -- Может, именно на это он и рассчитывает?
-- Надеюсь, на этот раз ты сумеешь сдержаться?
-- Я не самоубийца. Да и царя Соломона вряд ли обрадуют письменные
свидетельства, что его отец соблазнял мужчин по заданию священников.
-- Вряд ли, -- согласилась Есфирь.
-- Впрочем, -- размышлял я вслух, -- возможно, царь посмотрит на это
иначе. Ведь что в донесениях Авенира главное?
Есфирь улыбнулась.
-- Ты наверняка уж и сам сообразил.
-- Главное, -- сказал я, -- что заговор против царя составили священник
и пророк. Вот какой тут намек Соломону. А ведь недаром же говорят, что
Соломон мудрее самого Ефана из Езраха.
-- Пожалуй, -- сказала Есфирь.
Я прикинул, чем, собственно, располагаю. Есть неопровержимые факты, они
общеизвестны и согласуются с табличками Авенира. После бегства из
собственного дома Давид отправился к Самуилу в Раму, а затем к священникам в
Номву. Если воспользоваться этой ниточкой, то, подобно ткачу, вплетающему
новую нить в ковровый узор, я сумел бы включить кое-что из записей Авенира в
Книгу царя Давида.
-- Возможно, я сумею...
-- Нет! -- Есфирь опередила меня. -- Если бы имелась уверенность, что
царь захо-
чет включить эти сведения в Книгу, то Ванея передал бы таблички прямо
ему. Для Ваней ты вроде кравчего, который пробует вино из господской чаши.
Только ведь это-то вино наверняка отравлено. А теперь -- я устала, Ефан, и
сердце у меня разболелось. Положи мне подушку под голову и задуй светильник.
Я исполнил ее просьбу и остался рядом, пока она не заснула. Потом ушел
на цыпочках в свою комнату, где написал Ванее следующее:
Да одарит Бог господина Ванею всяческими милостями.
Раб ваш ознакомился с донесениями Авенира, сына Нира, царю Саулу насчет
пророка Самуила, первосвященника из Номвы Ахимелеха и Давида, отца царя
Соломона. Раб ваш низкопокорнейше предлагает моему господину известить царя
Соломона о содержании табличек, чтобы он решил, какие из сведений и в каком
объеме могут войти в Книгу царя Давида. Возвращая таблички, раб ваш
обязуется хранить тайну, покуда царь или мой господин не дадут
собственноличного указания на их обнародование.
С тех пор вокруг этого дела царит молчание. Ни Ванея, ни кто-либо иной
не проронил о нем ни единого слова. Я же теперь знал, чьим ставленником
оказался юный Давид, взятый некогда от отцовского стада, а Ванея точно знал,
что я это знаю.
В тот день, вернувшись с рынка, где я купил баранью лопатку и цветы для
моих женщин, я увидел возле дома паланкин с золотыми планками и красной
бахромой на крыше; в тени у входа скучали носильщики.
В доме же стоял сладкий аромат, из комнаты доносились оживленные
голоса. Сим и Селеф, мои сыновья, выскочили мне навстречу, дурачась и
смеясь. Сим при этом покачивал бедрами, а Селеф заламывал руки; онм сказали,
что меня поджидает Аменхотеп, главный царский евнух. Я слегка оттрепал их за
уши, чтобы не смели передразнивать царских вельмож, после чего отдал
сыновьям баранью лопатку и велел отнести ее на кухню.
Аменхотеп восседал на моих подушках; брови у него были подведены тушью,
ногти подкрашены хной, он пил вино и ел сыр. При этом Аменхотеп рассказывал
моим женщинам, как велик Египет, как могущественны его боги, как красивы там
мужчины, в какой роскоши живут знатные египетские дамы. Есфирь
посочувствовала Аменхотепу, что судьба забросила его к такому грубому
народу, как дети Израиля; он же ответил, что щедро вознагражден возможностью
служить столь прекрасным госпожам, коими являются жены и наложницы
мудрейшего из царей Соломона. Я заметил, что Аменхотеп глазами раздевает
Лилит, и мое сердце содрогнулось от недобрых предчувствий.
Евнух протянул для поцелуя руку Есфири, Олдане и Лилит, а когда они
уходили, пристально посмотрел им вслед.
-- Сам я уже не пахарь, но в пашне толк знаю, -- сказал он. -- Редкая
женщина сочетает в себе три главных достоинства своего пола. Потому ты
поступил мудро, Ефан, когда взял одну женщину для души, другую -- матерью
твоим детям, третью -- для наслаждения. Да не обделит тебя Господь Своею
милостью до конца твоих дней.
Звуки его гортанного голоса сопровождались жеманными жестами, которые
документальных подтверждений. Таковых у нас нет и достать их нам неоткуда.
Вот и все, что я хотел сказать.
Он скрестил на груди свои могучие руки. При всем своем бахвальстве и
самомнении, подумалось мне, Ванея самый умный из них: ведь если однажды
кто-либо докажет миру и царю Соломону, что никакой победы Давида над
Голиафом не было и быть не могло, а царская комиссия поддалась на красивую
сказку и тем самым поколебала доверие ко всей Книге царя Давида, то вины
Баней в этом не будет. Тут дееписатель Иосафат, сын Ахилуда, заявил, что за
недостатком свидетельств письменных царская комиссия вынуждена рассмотреть
свидетельства изустные. По его знаку слуга привел Иорайю, Иаакана и
Мешулама, трех бродячих сказителей, имеющих патенты на публичные выступления
с преданиями и легендами; войдя, они сразу же пали ниц и, стуча лбами о пол,
взмолили именем Господа о пощаде. Иосафат велел им подняться и объяснил, что
им предстоит рассказать присутствующим здесь вельможам историю о Давиде и
Голиафе; пусть каждый изложит ее так, как слышал от своего учителя и
наставника.
Тут Иорайя, Иаакан и Мешулам затараторили, что исполнят, дескать, все в
точности; при этом они поглаживали свои свалявшиеся бороденки, а глазки их
жадно косились из-под опухших век на корзину с фруктами, на кувшин с
ароматной водой, на блюдо со сладкими тянучками -- но не про них были все
эти лакомства; мне же вспомнилась поговорка, что голодная пичуга звонче
сытой.
Из трех сказителей первым был избран Иорайя. Он тронул струны арфы,
поцара-
панной и помятой в многочисленных, скорее всего уличных, потасовках и
начал свой рассказ.
Я записал его вкратце, нумеруя для памяти основные моменты.
ВЕЛИКОЕ СРАЖЕНИЕ ДАВИДА С ГОЛИАФОМ, ЗАПИСАННОЕ ВКРАТЦЕ СО СЛОВ ИОРАЙИ,
СКАЗИТЕЛЯ, ИМЕЮЩЕГО ПАТЕНТ НА ПУБЛИЧНОЕ ИСПОЛНЕНИЕ ЛЕГЕНД И ПРЕДАНИЙ
1) Расположение войск израильтян и филистимлян в Ефес-Даммиме.
Филистимляне стали на горе с одной стороны, израильтяне на горе с другой
стороны, а между ними была долина с ручьем -- ничейная земля.
2) Филистимский единоборец Голиаф. Рост -- шесть локтей и пядь; доспехи
-- медный шлем, чешуйчатая броня весом пять тысяч сиклей, медные наколенники
и медный щит за плечами; оружие -- меч (длина неизвестна), копье с древком,
как навой у ткачей, и железным наконечником весом в шестьсот сиклей, а также
еще один щит, который нес оруженосец.
3) Голиаф посылает с ничейной земли израильтянам вызов на единоборство.
Свои бранные и поносные речи, какие обычно говорят перед схваткой, он
повторял дважды в день на протяжении довольно длительного времени.
4) Давид приходит в стан израильтян, чтобы передать двум старшим
братьям, служившим в войске, хлебы и сушеных зерен, а также вручить их
тысяче-начальнику десять сыров во благоволение братьям.
5) Давид слышит похвальбы Голиафа, замечает отсутствие охотников
принять вызов. Он принимается расспрашивать окружающих, узнает о смущении
сотников и тысячников, о награде, обещанной царем Саулом победителю:
богатство, царская дочь, освобождение от налогов.
6) Самый старший брат Елиав сердится на Давида, бранит его за спесь и
"дурное сердце". (NB: похоже, Елиав забыл, что должен выказывать
почтительность младшему брату, который, если верить глиняным табличкам из
Рамы, является помазанником Божьим.)
7) Саул слышит об отроке из своего стана, готовом сразиться с Голиафом,
и зовет Давида к себе. Саул сомневается, хватит ли отроку силы одолеть
великана; Давид уверяет царя, будто собственноручно убивал льва и медведя, а
на худой конец ему, дескать, поможет Господь Бог. (NB: ни во время этого
разговора, ни после Саул не пытается узнать имя отрока или имя его отца;
Давид также не называет своего имени.)
8) Саул полагает нужным отдать Давиду свой меч и свою броню; но Давиду
неудобно двигаться в тяжелых доспехах, он с благодарностью возвращает их.
9) Оружие Давида -- посох, праща и пять гладких камней из ручья.
10) На ничейной земле. Голиаф замечает приближающегося Давида, смотрит
на него с презрением, грозит отдать его нежное тело на растерзание птицам
небесным и зверям полевым.
11) Давид отвечает под стать Голиафу -- задиристо, воинственно; он
сулит снять голову с Голиафа, ибо это война Господа и Он предаст филистимлян
в руки Израиля. (NB: сие вполне в духе Давида, который любит похвалиться
своими личными связями с Господом.)
12) Голиаф надвигается на Давида, тот ловко увертывается и бросает из
пращи камень, который попадает великану в лоб и проламывает череп.
13) Великан падает лицом на землю; Давид, наступив на филистимлянина,
берет его меч и отсекает ему голову. Филистимляне, увидев, что силач их
умер, бегут, израильтяне преследуют их.
14) Давид возвращается в лагерь с головой Голиафа под мышкой. Его
случайно встречает Авенир и приводит к Саулу. Только тут, наконец, Саул
пожелал узнать: "Чей ты сын, юноша?" Давид отвечает: "Сын раба твоего Иессея
из Вифлеема".
15) Саул решает оставить юного героя при дворе.
Поклонившись, Иорайя сунул арфу в суму; с гуслями, выглядевшими ничуть
не лучше арфы Иорайи, шагнул вперед Иаакан, чтобы поведать о великой победе
Давида над Голиафом; следом за Иааканом настал черед Мешулама, который
сопровождал сказание стуком пальцев по двум маленьким барабанам, то
посильнее, то потише, а под конец, в том месте, где Голиаф рухнул наземь,
Мешулам рассыпал прямо-таки громовую дробь. Когда все трое закончили
выступать и три версии были сравнены, выяснилось, что они совпали до
последнего слова, хотя Иорайя отличался большей страстностью, он жутко
размахивал руками и корчил свирепые рожи, а Иаакан гнусавил, подобно
заклинателю духов, а Мешулам завывал и закатывал глаза вроде жрецов Ваала,
идола ханаанского. Итак, все три рассказа совпали дословно, и пророк Нафан
никак не мог надивиться такому чуду. Ему и невдомек, что слушатели у
городских ворот или на рыночных площадях похожи на малых детей, которым
непременно подавай любимую сказку каждый раз слово в слово. Воистину,
воскликнул Нафан, сам Господь Бог вещал устами сказителей сих, а это
повесомее любых глиняных табличек. В глазах членов комиссии читалось явное
облегчение: с чудом не поспоришь.
-- А когда же все-таки это произошло? -- скромно поинтересовался я. --
До того, как Давида призвали к Саулу, чтобы он успокаивал царя, когда того
угнетал злой дух, или после?
Лица членов комиссии вытянулись; восхищенные чудом троекратного
дословного совпадения рассказа о победе Давида над Голиафом, они совсем
забыли про историю о том, как юный Давид был призван к царскому двору
изгонять злой дух. Но ведь в обоих случаях Давид встретился с Саулом
впервые, стало быть, Давид, победивший великана, и Давид, целивший своею
музыкой, взаимоисключают друг друга. Вот в чем закавыка.
-- До того! После того! -- вскипел священник Садок. -- Какая разница?
Господь пожелал свести Давида с царем Саулом, а для надежности устроил их
встречу дважды.
-- Погодите, -- остановил его Иосафат, -- Господь, конечно, всемогущ,
но даже Он соблюдает известный порядок: сначала Бог сотворил небо и землю,
потом отделил свет от тьмы, затем отделил воду, которая под твердью, от
воды, которая над твердью, и так далее целую неделю, пока не сотворил,
наконец, мужчину и женщину по образу и подобию Своему.
-- Вот пускай наш друг Ефан и установит правильную последовательность
событий, -- предложил Ванея, -- на то он и редактор.
-- Да простит господин Ванея раба своего, -- вежливо сказал я, -- в
качестве редактора я действительно могу немного подправить Историю или
слегка приукрасить ее, однако не в моей власти ее изменить.
Тут писец Елихореф, сын Сивы, почесал в затылке и промямлил:
-- Допустим, Давид убил Голиафа до того, как появился при дворе, чтобы
петь Саулу. Что тогда?
-- Ничего хорошего, -- ответил я. -- Зачем искать подходящего музыканта
по всему Израилю, зачем посылать вестника к старому Иессею в Вифлеем, чтобы
тот забрал своего сына Давида от овечьего стада и отправил во дворец, если
славный победитель Голиафа уже сидит за царским столом? Или наоборот --
поставим себя на место Давида; разве, услышав советы врачевателей найти
музыканта, чтобы изгнать злого духа, он бы не сказал: "Никого никуда
посылать не надо, я к вашим услугам; как только царь отобедает, начнем
музицировать". Так или нет?
Среди членов комиссии воцарилось молчание. Наконец второй писец Ахия,
сын Сивы, нерешительно спросил:
-- Ну а если предположить, что Давид сперва появился при дворе и пел
Саулу, а уж потом победил Голиафа? Может, это выход?
-- Вряд ли, -- возразил я. -- Если Давид уже находится при дворе и поет
царю Саулу, изгоняя злого духа, то как вернуть его обратно в Вифлеем, куда
Давиду непременно нужно попасть, чтобы взять хлеба и сушеные зерна для
братьев, которые служат в войске, а также десять сыров для их
тысяченачальника? И разве царь Саул, призвав к себе храброго победителя
Голиафа, не узнал бы в Давиде того самого юношу, который так славно поет ему
и играет на гуслях? Ведь мы слышали от Иорайи, Иаакана и Мешулама, что Саул
собственноручно надевает на Давида свою броню и отдает ему свой меч, стало
быть, у царя достаточно возможностей узнать Давида. После сражения Давид с
головой Голиафа еще раз приходит к царю и называет ему имя своего отца.
Может, царь хотя бы сейчас вспомнит, с кем имеет дело? Отнюдь! Напротив,
царь великодушно приглашает Давида ко двору, хотя свежеиспеченный герой
давным-давно проживает там и столуется в качестве музыканта-кудесника.
Правда, Саула угнетал порою злой дух, это верно, но нигде не сказано, что
царь страдал слабоумием.
-- Значит, одну из историй надо похерить.
-- Но какую?
Тут в комиссии началось прямо-таки вавилонское столпотворение. Все
заговорили наперебой, один так, другой эдак, никто не слушал и ничего не
хотел уразуметь, будто Господь и впрямь смешал языки. Наконец дееписатель
Иосафат хлопнул в ладоши и сказал:
-- Ни ту, ни другую историю похерить нельзя.
На вопрос почему, он объяснил:
-- Потому что одна из них правдива и еще живы люди, которые знавали
Давида в те времена, когда он жил при дворе Саула. Другая же история --
легенда, а легенда, в которую верит народ, правдива не меньше, и, может,
даже больше, ибо люди склонны верить легендам сильнее, нежели фактам.
-- Да простят господа меня, раба ничтожного... -- начал было я.
Однако Ванея, насупив брови, встал и рявкнул:
-- Пусть Бог то и то со мною сделает, если я позволю умнику вроде Ефана
запутать совершенно ясное дело. Надо включить в Книгу обе истории? Значит,
так оно и будет! Надо вернуть Давида из царского дворца в Вифлеем? Значит,
вернем! Возьмем и напишем -- постойте, дайте сообразить -- хотя бы так:
"Давид возвратился от Саула, чтобы пасти овец отца своего в Вифлееме". А
если кому-нибудь покажется этого недостаточно, если кто-нибудь начнет
умничать и сомневаться в правдивости Книги, составленной комиссией, которую
назначил мудрейший из царей Соломон, с тем мы разберемся по-своему.
Так и написано ныне в Книге царя Давида, куда вошли обе истории.
Дома Есфирь подала мне на стол хлеб, сыр и холодную баранину. Я
поинтересовался, хорошо ли она себя сегодня чувствовала или же ее опять
мучили боли в груди и одышка. Улыбнувшись, Есфирь ответила, что это не стоит
внимания, зато у меня, как ей показалось, на душе неспокойно; не хочу ли я
поделиться с ней моею тревогой?
А ведь я ни словом, ни жестом не выдал своего настроения -- Есфирь
умела читать мои мысли, словно перед нею была глиняная табличка. Поэтому я
велел:
-- Пускай вынесут в сад подушки, теплую подстилку, одеяло и светильник,
мне хочется посидеть с Есфирью под масличным деревом.
Мы вышли в сад, я уложил Есфирь, укрыл одеялом и взял ее за руку.
Помолчав немного, я сказал:
-- Боюсь, Иерусалим принесет нам беду. Говорят, будто он построен на
скале, а по-моему, тут все зыбко и скользко. И главное: человек человеку
волк.
-- Что с тобою будет, Ефан, когда меня не станет? Страшно мне за тебя,
-- сказала Есфирь.
-- Да ты нас всех еще переживешь, -- попробовал я отшутиться.
Она легонько шлепнула меня по руке, словно ребенка. Я обратил внимание
на белые ободки вокруг ее зрачков, раньше я их не замечал и потому
встревожился. Как тихо она лежала! Наконец Есфирь проговорила:
-- Не хочется уходить, Ефан. Всякий человек боится шеола. Я заставлю
мое сердце биться, некуда хватит сил...
Шелестела листва, мерцал светильник. Я наклонился к Есфири и поцеловал
ее.
-- Нет, не город терзает тебя, Ефан, супруг мой, -- сказала она. --
Ведь город сложен из камня, сам по себе он ни зол, ни добр.
Тогда я поведал ей о разных способах изложения правды, о мнениях членов
комиссии и ее решениях.
-- Тут есть разные партии, и внутри каждой -- свои партии, поэтому
комиссия расколота, а я похож в ней на птицу во дни потопа, которой негде
приземлиться.
Есфирь глядела на меня. Господь, сказала она, даровал нам немало лет
спокойной жизни и кое-какой достаток, благодаря моим литературным трудам и
разумному вкладу денег в покупку земли; к тому же мы всегда следовали
заповедям Господним, а Он справедлив и не отвергает того, кто ходит Его
путями.
-- Господь, -- отозвался я, -- надоумил Ванею задержать меня после
заседания комиссии. Он обнял меня как закадычного друга и сказал, что
располагает письмами Авенира, сына Нира, который был главным военачальником
во времена Саула; письма, дескать, обнаружились, когда Ванея распорядился
поискать в войсковом архиве какие-либо свидетельства великой победы Давида
над Голиафом; он, мол, пошлет эти письма мне, чтобы узнать о них мое мнение.
-- Может, Ванея действительно ценит твою ученость и поэтому
интересуется твоим мнением?
Ванея ценит чужую ученость и чужое мнение лишь тогда, когда ждет от них
своей выгоды; не успел я сказать это, как у входа послышался сильный шум. Я
встал, чтобы поглядеть, в чем дело, однако Сим и Селеф опередили меня; они
возвратились с офицером-хелефеем и солдатами, которые притащили целый мешок
глиняных табличек.
СОДЕРЖАНИЕ ГЛИНЯНЫХ ТАБЛИЧЕК, ПОЛУЧЕННЫХ ОТ ВАНЕЙ, СЫНА ИОДАЯ
Помазаннику Божьему царю Саулу, первейшему в битвах, -- от Авенира,
сына Нира. Да ниспошлет Бог моему господину отменное здравие. . Касательно
Давида, сына Иессеева, из Вифлеема -- все исполнено по твоему повелению.
Расследование начато, Доик-идумеянин назначен руководить им, а еще к этому
делу приставлены двое моих лучших людей -- Шупим и Хупим, левиты. У них
хорошие связи как со священниками из Самуилова храма в Раме, так и со
священниками из храма в Номве. Доик ездил в Вифлеем для опроса населения; он
докладывает, что Давид, сын Иессеев, до одиннадцати лет пас овец, потом его
в деревне долго не видели, пока в шестнадцать лет он не вернулся, наконец, к
отцу и не принялся опять пасти его стадо. В Вифлееме ходят слухи, будто
Давида утащили в Египет проезжие купцы, как это когда-то случилось с
Иосифом, которому отец подарил разноцветные одежды; другие говорят, что
Давид жил у священников в Номве. От самого Давида никто про это ничего не
слышал; он лишь играл на гуслях да пел песни, а когда терялась отбившаяся от
стада овца, Давид шел искать ее: так служил он отцу своему и вифлеемлянам,
ожидая своего часа.
Избраннику Божьему, славе Израиля, царю Саулу, поставленному над
двенадцатью коленами, -- от Авенира, сына Нира. Да избавит Господь моего
господина от злого духа на веки вечные.
Получено донесение от левита Шупима, побывавшего в Раме среди
паломников, которые ходили туда возносить жертвы и слушать Самуила, ибо, как
сообщает Шупим, сам Самуил по стране больше не ездит, а судит за скромную
плату лишь тех, кто приходит к нему. Шупим поговорил с младшими
священниками, послушниками и паломниками; по их словам, Самуил ненавидит
моего господина царя за то, что мой господин отказался выполнять его
повеления. Шупим дал Самуилу для всесожжения жирную овцу, но сказал, что это
последняя жертва -- другую, он, дескать, принести не сможет, ибо царь Саул
все забирает себе. Тогда Самуил встал, воздел руки к небу и при всем народе
сказал Шупиму: "Как исчахнет вон то облачко, так исчахнет и Саул; я сотворил
его, я и сотру его с лица земли, говорит Господь. Саул отверг слово Господа,
за это Господь отторгнет от него царство Израильское; Господь уже избрал
мужа Себе по сердцу". Такими речами Самуил подкапывается под моего господина
царя.
Великому освободителю, щиту народа Израильского, царю Саулу -- от
Авенира, сына Нира. Да дарует Господь моего господина миром, богатством и
здравием.
Сегодня поступило донесение от левита Хулима, посланного в Номву, Хупим
подружился с Ахимелехом, первосвященником тамошнего храма. Хупим прикинулся,
будто хочет взять из храма послушника, чтобы тот учил его детей грамоте и
закону Божьему. Ахимелех позволил Хупиму познакомиться со списками
послушников. В тех списках значился и Давид, сын Иессея, из Вифлеема, причем
о нем говорилось, что на вид он приятен, в учебе прилежен, умом остр, весьма
способен и располагает к себе. Хулим спросил Ахимелеха, нельзя ли взять
домашним учителем именно отрока по имени Давид. Ахимелех, рассмеявшись,
ответил: "Неужели затем положено на этого отрока столько времени и сил,
чтобы он учил детишек какого-то Хупима? Нет, сей отрок избран и приуготован
для цели особой, а ныне он состоит при царе Сауле, которому поет и играет.
Пусть я не такой великий прозорливец, как Самуил, но уверяю тебя, что о сем
отроке мы еще УСЛЫШИМ".
Мечу колена Вениаминова, всемогущественнейшему царю Саулу -- от
Авенира, сына Нира. Да порадует Бог моего господина успехами нашего
следствия.
Хупим и Шупим сообщают, что песенку Саул победил тысячи, а Давид --
десятки тысяч!
сочинили в Номве, священники разнесли ее от Дана до Вирсавии, чтобы
женщины распевали ее всюду, где ни появится господин мой царь Саул.
Победителю в войнах, грозе язычников, царю Саулу-- от Авенира, сына
Нира. Да ниспошлет Бог покой душе моего господина!
Идумеянин Доик побывал в Номве у первосвященника Ахимелеха. Доик сказал
Ахимелеху, что нам все известно о его преступных связях с Самуилом и планах
насчет Давида, сына Иессеева. Мы, дескать, отрубим Ахимелеху голову, а тело
прибьем к стене его же храма, если он чистосердечно во всем не повинится;
если же повинится, будет пощажен, а праведный гнев обрушится на истинных
злоумышленников. Ахимелех, сильно испугавшись, сознался, что у Самуила есть
свой план. Когда, дескать, Саул разрубил Агагу, то Господь Бог сказал ему:
"Разруби и душу Самуила"; тогда Саул вызвал злого духа, который угнетает
моего господина, а чтобы управлять злым духом, подослан отрок Давид, что
играет царю и поет. Господь якобы сему плану потворствует, поэтому Давид
даже сделался зятем царя. Надобно послать домой к Давиду сыщиков, чтобы они
до рассвета схватили его.
От царя Саула, собственноручно -- Авениру, сыну Нира.
Поступай по своему усмотрению.
Верховному главнокомандующему, ревнителю справедливости, царю Саулу --
от Авенира, сына Нира.
Да порадует Бог моего господина добрыми вестями.
По твоей воле, сыщики посланы домой к Давиду. Там их встретила твоя
дочь Мелхола, она попросила сыщиков вести себя потише, ибо супруг ее Давид
якобы хвор и спит. Однако начальник сыщиков сказал, что дело не терпит
отлагательств. Тогда Мелхола отдернула занавеску, сыщики увидели, что Давид
лежит в постели под покрывалом и не шевелится. Начальник оставил там
четверых людей, двоих перед домом и двоих во дворе, а сам вернулся ко мне за
дополнительным распоряжением. Я велел тотчас доставить сюда Давида, хоть бы
и лежащим на кровати. Вскоре начальник сыщиков прибежал опять, без Давида, и
рассказал следующее: "Мы ворвались в дом сразу через переднюю дверь и
заднюю, оттолкнули царскую дочь Мелхолу, отдернули занавеску и обнаружили на
постели укрытую козьей шкурой деревянную статую. Весь дом, двор и
окрестности были обысканы, но Давид, сын Иессеев, скрылся, его нигде не
нашли". Начальнику приказано дать пятьдесят плетей, а сыщикам по двадцать
пять.
-- Ефан! Голос Есфири вывел меня из оцепенения.
-- У тебя такой вид, дорогой, будто тебе самому явился злой дух. Я
кивнул головой.
-- Да, шеол разверзся, и из бездны поднялись духи прошлого.
-- Что ж, общаться с ними -- твое ремесло.
Тут я понял, что меня пугали не духи Давида, Самуила и Саула, а вполне
живой человек по имени Ванея, сын Иодая, который, по его собственным словам,
был грамотен, то есть знал содержание донесений Авенира царю Саулу. Но
почему же тогда Ванея ни словом не обмолвился о них, выслушивая на
сегодняшнем заседании различные исторические версии и споры вокруг них? И
зачем он прислал эти глиняные таблички мне?
-- Ванея прекрасно понимает, что я не смогу ими воспользоваться, --
заключил я" вкратце пересказав Есфири донесения и мои соображения, -- во
всяком случае, до тех пор пока в комиссии заседают священник Садок и пророк
Нафан.
-- Ванея знает твою приверженность истине, -- сказала Есфирь.
-- К тому же он заметил, что я не слишком хорошо держу язык за зубами,
-- признался я. -- Может, именно на это он и рассчитывает?
-- Надеюсь, на этот раз ты сумеешь сдержаться?
-- Я не самоубийца. Да и царя Соломона вряд ли обрадуют письменные
свидетельства, что его отец соблазнял мужчин по заданию священников.
-- Вряд ли, -- согласилась Есфирь.
-- Впрочем, -- размышлял я вслух, -- возможно, царь посмотрит на это
иначе. Ведь что в донесениях Авенира главное?
Есфирь улыбнулась.
-- Ты наверняка уж и сам сообразил.
-- Главное, -- сказал я, -- что заговор против царя составили священник
и пророк. Вот какой тут намек Соломону. А ведь недаром же говорят, что
Соломон мудрее самого Ефана из Езраха.
-- Пожалуй, -- сказала Есфирь.
Я прикинул, чем, собственно, располагаю. Есть неопровержимые факты, они
общеизвестны и согласуются с табличками Авенира. После бегства из
собственного дома Давид отправился к Самуилу в Раму, а затем к священникам в
Номву. Если воспользоваться этой ниточкой, то, подобно ткачу, вплетающему
новую нить в ковровый узор, я сумел бы включить кое-что из записей Авенира в
Книгу царя Давида.
-- Возможно, я сумею...
-- Нет! -- Есфирь опередила меня. -- Если бы имелась уверенность, что
царь захо-
чет включить эти сведения в Книгу, то Ванея передал бы таблички прямо
ему. Для Ваней ты вроде кравчего, который пробует вино из господской чаши.
Только ведь это-то вино наверняка отравлено. А теперь -- я устала, Ефан, и
сердце у меня разболелось. Положи мне подушку под голову и задуй светильник.
Я исполнил ее просьбу и остался рядом, пока она не заснула. Потом ушел
на цыпочках в свою комнату, где написал Ванее следующее:
Да одарит Бог господина Ванею всяческими милостями.
Раб ваш ознакомился с донесениями Авенира, сына Нира, царю Саулу насчет
пророка Самуила, первосвященника из Номвы Ахимелеха и Давида, отца царя
Соломона. Раб ваш низкопокорнейше предлагает моему господину известить царя
Соломона о содержании табличек, чтобы он решил, какие из сведений и в каком
объеме могут войти в Книгу царя Давида. Возвращая таблички, раб ваш
обязуется хранить тайну, покуда царь или мой господин не дадут
собственноличного указания на их обнародование.
С тех пор вокруг этого дела царит молчание. Ни Ванея, ни кто-либо иной
не проронил о нем ни единого слова. Я же теперь знал, чьим ставленником
оказался юный Давид, взятый некогда от отцовского стада, а Ванея точно знал,
что я это знаю.
В тот день, вернувшись с рынка, где я купил баранью лопатку и цветы для
моих женщин, я увидел возле дома паланкин с золотыми планками и красной
бахромой на крыше; в тени у входа скучали носильщики.
В доме же стоял сладкий аромат, из комнаты доносились оживленные
голоса. Сим и Селеф, мои сыновья, выскочили мне навстречу, дурачась и
смеясь. Сим при этом покачивал бедрами, а Селеф заламывал руки; онм сказали,
что меня поджидает Аменхотеп, главный царский евнух. Я слегка оттрепал их за
уши, чтобы не смели передразнивать царских вельмож, после чего отдал
сыновьям баранью лопатку и велел отнести ее на кухню.
Аменхотеп восседал на моих подушках; брови у него были подведены тушью,
ногти подкрашены хной, он пил вино и ел сыр. При этом Аменхотеп рассказывал
моим женщинам, как велик Египет, как могущественны его боги, как красивы там
мужчины, в какой роскоши живут знатные египетские дамы. Есфирь
посочувствовала Аменхотепу, что судьба забросила его к такому грубому
народу, как дети Израиля; он же ответил, что щедро вознагражден возможностью
служить столь прекрасным госпожам, коими являются жены и наложницы
мудрейшего из царей Соломона. Я заметил, что Аменхотеп глазами раздевает
Лилит, и мое сердце содрогнулось от недобрых предчувствий.
Евнух протянул для поцелуя руку Есфири, Олдане и Лилит, а когда они
уходили, пристально посмотрел им вслед.
-- Сам я уже не пахарь, но в пашне толк знаю, -- сказал он. -- Редкая
женщина сочетает в себе три главных достоинства своего пола. Потому ты
поступил мудро, Ефан, когда взял одну женщину для души, другую -- матерью
твоим детям, третью -- для наслаждения. Да не обделит тебя Господь Своею
милостью до конца твоих дней.
Звуки его гортанного голоса сопровождались жеманными жестами, которые