Гоф Лоренс. Сэндсторм

   — Не знаю.
   — А Джек сказал, что ничего другого и не планировал.
   Чарли ему нужен, но лишь до поры до времени. — Свитс перехватил гвоздодер, просунул под крышку ящика, чуть приподнял и вытащил из щели кусок оберточной бумаги.
   — Я профессионал, — заявил Мунго, — и работать люблю тоже с профессионалами. Крепость цепи проверяется по самому слабому звену, верно?
   — А то, — ухмыльнулся Свитс. — С другой стороны, в тебя выстрелили, и результат налицо. В Чарли тоже стреляли, однако он расправился со своим обидчиком. Так что с кем лучше работать, с профессионалом вроде тебя или с любителем вроде Чарли? — Он протянул руку к ящику и вдруг замер, улыбка исчезла с его лица, словно ее и не было. В ноздри Мунго ударила вонь. Внутри ящика находился некий продолговатый предмет, завернутый в белоснежную простыню. Свитс отдернул покров. — Господи Боже!
   На них глядел Ахмед Max — тот самый юнец с пистолетом, который целился в Чарли и которого Чарли задавил.
   Левую щеку трупа — ту, которой он ударился о капот «ситроена» — украшали черно-лиловые пятна. Челюсть была сломана, порваны связки, рот широко раскрыт, на небе запеклась кровь, губы распухли, за золотыми коронками, на месте выбитого зуба — зияющая дыра. Всюду, всюду кровь — на губах, на подбородке, даже на волосах и на ширинке, не говоря уже о рубашке и пиджаке.
   — Между нами, — проговорил Мунго, — я буду спать спокойнее, если мы вобьем ему в сердце деревянный кол, да поздоровее.
   — Согласен.
   — Интересно, зачем он понадобился Джеку?
   — Чтобы припугнуть Чарли, если тот начнет рыпаться.
   Остекленевшие глаза Ахмеда, взгляд которых, как казалось Мунго, проникал ему в душу, побудил Мартина закрыть лицо трупа простыней. Свитс опустил крышку, а затем заколотил гвозди.
   — Могло быть и хуже, — сказал Мунго, когда Хьюби кончил работу.
   — Это как?
   — А если бы Джеку вздумалось пригласить его на обед?

* * *

   В момент удара вспыхнул ослепительно-белый свет. Чарли сел, попытался стряхнуть с себя одеяло… Рядом с кроватью стояла Дженнифер Форсайт, ее огненно-рыжие волосы сверкали в лучах солнца, которые проникали в комнату через стеклянную дверь, что отделяла холл от внутреннего дворика.
   — С вами все в порядке, Чарли? Мне послышалось… — Она не докончила фразу. Ее взгляд выражал сочувствие.
   — Сон, — объяснил Чарли, — просто сон — Ему снилось, что он очутился на борту «мустанга», того самого, который пилотировал отец. Послушный воле пилота, самолет рухнул в море спустя несколько дней после окончания войны.
   Это было сорок с лишним лет назад. Что тогда чувствовал отец, в последние мгновения жизни? Чарли пошевелился и обнаружил, что лег в постель одетым.
   — Хотите чаю?
   Чарли моргнул. Перед его мысленным взором снова возникло отцовское лицо — родное, знакомое до мельчайших черточек. Нет, не отцовское; так, мешанина воспоминаний, облик, составленный по дюжине фотографий, которые он изучал тридцать лет назад. Дженнифер исчезла. Чарли откинул одеяло, спустил ноги на пол и сообразил, что плюхнулся в постель, не сняв даже ботинок. Он встал, пригладил руками волосы. Из кухни доносились привычные, успокаивающие звуки: вот открылась дверца буфета, вот загремела посуда, а вот зашипел на сковородке бекон…
   Чарли направился в ванную. Там имелся унитаз со сливным бачком, который был привинчен к стене чуть ли не под потолком, а также раковина и слегка тронутая ржавчиной ванна. Он повозился с кранами, отрегулировал температуру воды, включил душ, разделся и встал под струю. Пластиковая занавеска была совсем новой, на ней еще даже не разгладились складки, что придавало довольно забавный вид пухленьким желтым утятам в красных резиновых сапогах и с красными же зонтиками, на которые падали голубые капли дождя. На краю ванны висела хромированная проволочная мыльница, в которой лежал кусок мыла. Сначала Чарли вымыл голову, а потом подставил под струю воды шею и плечи и на несколько минут замер в полной неподвижности.
   Выйдя из душа, он обнаружил, что вместо тех вещей, которые получил в посольстве, ему выделили свежее белье и носки, а также бледно-голубую рубашку, бежевые брюки и пару легких кожаных башмаков. Он насухо вытерся полотенцем и принялся одеваться. На полочке над раковиной лежали электробритва на батарейках, зубная щетка и паста. Чарли почистил зубы, побрился, провел пятерней по волосам, потом выключил свет, вышел из ванной и двинулся по коридору в направлении столовой. Там он снова столкнулся с Дженнифер, которая сидела за столом и пила чай.
   — Я приготовила яичницу, — сказала она с улыбкой. — Тарелка в духовке, чтобы не остыла. Там еще хлебцы.
   — Спасибо. — Чарли отправился на кухню, вынул из духовки тарелку с яичницей, которой почти не было видно под горой хлебцев с маслом, и вернулся в столовую.
   Дженнифер, похоже, дожидалась его. Он сел напротив.
   Стеклянная дверь во внутренний дворик была распахнута настежь, однако фонтан выключили, и теперь, когда не стало слышно журчания и плеска воды, тишина казалась невыносимо громкой. Чарли взял вилку, задел ею о край тарелки, которая тоненько звякнула, и отправил в рот кусок яичницы.
   Та оказалась просто восхитительной, приготовленной точно так, как он любил, — с добавлением толики белого вина и чуточки паприки. Дженнифер наблюдала за ним поверх обода чашки, невольно восхищаясь аппетитом Чарли, который в мгновение ока умял яичницу из пяти яиц, а затем взялся за хлебцы. Интересно, почему ее так влечет к нему? Дженнифер хотелось узнать о Чарли как можно больше, однако она понимала, что действовать надо осторожно, пускай в запасе не слишком много времени.
   — Чаю хотите? — Чарли от неожиданности вздрогнул; он совсем забыл, что сидит за столом не один. Ничего не попишешь, два года одиночества даром не проходят. Он криво улыбнулся Дженнифер. Та пригубила чай и прибавила:
   — Наше знакомство вышло не очень-то удачным, правда? — Чай успел остыть, однако это ее нисколько не заботило: главное, есть чем занять руки. — Джек сказал мне, что вы прожили два последних года в Каире. — Чарли притворился, будто не слышит, но Дженнифер не отставала:
   — А чем вы занимались?
   — Так, всякой ерундой.
   — Когда и где вы познакомились с Джеком?
   — В посольстве, немногим больше недели тому назад. Он воспользовался моим затруднительным положением. — Дженнифер вдруг рассмеялась. — Разве я сказал что-то смешное?
   — Я решила, что вы наемник, как те двое.
   — Все, что мне нужно, — билет из Египта, — проговорил Чарли.
   — В Штаты?
   — Не знаю. — Он посмотрел на улицу, вспомнил зеленую ящерку, пожалел ее: каково ей теперь, когда воду выключили? — Вы не знаете, чего от меня хочет Джек, что он вообще затевает?
   — Мне запрещено говорить об этом.
   — Почему?
   Дженнифер молча покачала головой, ее волосы засверкали точно золото.
   — Я убил двух людей, — сообщил Чарли. — Так сказать, в процессе подготовки. Вот только к чему? — Снаружи глухо зарокотал дизельный двигатель. — А вас чем Дауни зацепил?
   — Ничем. Я вызвалась добровольно.
   — Он пообещал Свитсу и Мартину по двести пятьдесят тысяч долларов на брата.
   — Деньги меня не интересуют.
   — Значит, не страх и не деньги. Что же тогда?
   — Месть, Чарли, самая настоящая месть.
   Зафырчал второй двигатель, а минуту спустя в столовую вошел Дауни.
   — Поехали, ребята.
   — Куда? — спросил Чарли.
   — Ты знаешь Бени-Суэф? — справился Дауни, нахмурив брови. Чарли припомнил, что слышал это название. Так назывался городок милях в пятидесяти от Каира вверх по течению Нила. — Сразу за Бени-Суэфом находится миленькая деревушка Габаль-эль-Нур. От нее начинается грунтовка, которая через двадцать пять миль обрывается посреди пустыни, в одной из крупных вади.
   — Вади? — переспросила Дженнифер.
   — Высохшее русло реки, — объяснил Чарли.
   — Которое снова наполняется водой в сезон дождей, — прибавил Дауни. Он был одет в отутюженные брюки цвета хаки, такую же рубашку с накладными карманами и погончиками на плечах и обут в высокие, по колено, черные башмаки, что придавало ему вид бывалого солдата. Дауни отодвинул манжету и театральным жестом указал на часы. — Времени у нас в обрез, так что хватит болтать. Пошли. — Дженнифер спокойно допила чай, чем заслужила уважение Чарли. Дауни состроил гримасу, подмигнул женщине и произнес:
   — Ты не забыла выключить плиту?
   — Что?
   — Ничего. Пошли.
   На улице было нестерпимо жарко, пахло перезрелыми фигами. Чарли брел по площадке, прислушиваясь к хрусту гравия под ногами. Он двигался так медленно, что Дауни то и дело подгонял его. Свитс и Мунго уже сидели каждый в своем лендровере.
   — Ты поедешь с Мунго, — сообщил Дауни, хлопая Чарли по плечу. — А мы с Дженнифер сядем к Хьюби.
   — Я думала, мы с Чарли не должны разлучаться, — сказала Дженнифер.
   — Индюк тоже думал. — Дауни подвел Дженнифер к ближайшему из двух автомобилей. Она вырвала руку и вскарабкалась на заднее сиденье, где и разместилась, кое-как устроившись среди многочисленных ящиков с оборудованием.
   Свитс лихо развернулся; лендровер выехал из ворот и покатил по улице. Дженнифер обернулась. Вторая машина двигалась следом. Чарли сидел рядом с водителем.
   — С ним все будет в порядке, — сказал Дауни.
   — Откуда такая уверенность?
   — Доверься мне.
   — Ты бы видела, детка, как он расправился с Ахмедом Махом! — вмешался Свитс. — Сразу бы избавилась от своих тревог.
   — А что произошло?
   — Спроси у Чарли, — отозвался Дауни, жестом велев Свитсу помалкивать. — Если захочет, он тебе расскажет.
   Чарли смотрел по сторонам, пытаясь угадать, что означает это бессмысленное кружение по узким, извилистым улочкам. Окраины Каира ничем не напоминали центр города.
   Пейзаж постепенно утрачивал городские черты и становился все более сельским. Вдоль улиц тянулись бесконечные ряды приземистых домишек с плоскими крышами, на которых неприглядные кучи хвороста боролись за место под солнцем с одетыми в лохмотья детьми, понурыми цыплятами, тощими козами и провисшими под тяжестью свежевыстиранной одежды бельевыми веревками. И повсюду, буквально в каждом углу, копошились люди. Год за годом в Каир приезжали сотни тысяч крестьян. В самом же городе ежедневно рождалось около тысячи младенцев, а уровень смертности составлял менее двадцати процентов и неуклонно понижался. В некоторых районах плотность населения выражалась цифрой четыреста тысяч человек на квадратную милю, что в три раза превосходило плотность наиболее населенных районов Калькутты. На протяжении десятилетий сменявшие друг друга правительства выделяли средства для строительства на городских окраинах общежитии, однако жилья все равно катастрофически не хватало. Зачастую семья из десяти-двенадцати человек, представителей как минимум трех поколений, ютились в одной-единственной комнатке без окон.
   — Эй, — сказал Мунго, — смотри-ка. — Они проехали мимо кинотеатра. На афише красовался Сильвестр Сталлоне, причем неведомый художник слегка исказил черты лица актера, отчего тот стал немного смахивать на египтянина. Рядом были указаны сеансы: в кинотеатре шел «Рокки-3».
   Несколько минут спустя улица вдруг расширилась, поток автомобилей стал куда гуще прежнего. Они переехали по мосту через Нил. Вдалеке, окутанные желтоватой дымкой, проступали очертания трех гизейских пирамид. Лендроверы свернули на Нильский Карниз — широкое шоссе, которое бежало вдоль реки вплоть до Асуанской плотины, а до той было не много не мало пятьсот девяносто шесть миль. Какое-то время пейзаж оставался неизменным: современные высотные здания, рестораны, ночные клубы, магазины, — словом, характерные признаки любого мегаполиса. Внезапно город кончился. Слева, отделенная от шоссе узкой полоской растительности — плантациями финиковых пальм, — текла река, которая здесь напоминала шириной Темзу у Тауэр-бридж; справа простиралась пустыня — вереницы песчаных дюн, кое-где перемежавшиеся выступами известняка. Дорога была удивительно ровной. Впереди маячило знойное марево; оно обольстительно колыхалось, и Чарли вспомнились танцовщицы из клуба «Грубиян».
   — Зажги мне сигарету, — попросил Мунго. Сигареты — «Лаки Страйк» — лежали сверху на приборной доске. А спички-то, похоже, были позаимствованы из «Хилтона».
   — Поделишься?
   — Бери.
   — Как рука? — поинтересовался Чарли, прикурив одну за другой две сигареты.
   — Нормально. На мне с пятого класса все заживает как на собаке.
   — С пятого класса?
   — Ну да. В том году девица по имени Фрэнсис Буш разбила мне сердце, и я узнал все, что нужно знать о женщинах.
   Она сидела передо мной. Единственная девчонка в классе, которая носила лифчик. Я целый год пытался заглянуть ей в блузку, пускал слюни и наконец перед Пасхой зажал ее в раздевалке. Как по-твоему, что она сделала?
   — Наябедничала учительнице.
   — Черта с два? Она сказала: «Хватай сколько угодно, только плати по четвертаку за раз, как другие мальчишки».
   — И ты с ней больше не разговаривал? — Чарли стряхнул пепел.
   — Шутишь, что ли? Я побежал домой, расколошматил копилку, потом нанимался стричь траву, разносить газеты — в общем, зарабатывал четвертаки. — Мунго выпустил дым из ноздрей. — Она перевернула мою жизнь, заставила взглянуть на мир по-новому. Можно сказать, первый наемник, которого я встретил на своем пути.
   Чарли закурил от окурка новую сигарету. Если не считать голубой ленты Нила, редких финиковых пальм и известняковых карьеров, местонахождение которых обозначали груды белых камней и пылевые завесы, ландшафт выглядел на редкость однообразно: пустыня, выжженная богом солнца Ра.
   Чарли докурил сигарету, выбросил ее в окно, откинулся на спинку сиденья и закрыл глаза. Через несколько минут он заснул, убаюканный мерным рокотом двигателя, шуршанием шин, жарой и притупляющим ощущением того, что автомобиль вроде и едет, а как будто не движется. Проснулся Чарли где-то через час, уловив, что изменился тембр в гуле автомобиля. А, авария. На обочине шоссе лежал перевернутый «мерседес», передок которого был смят в лепешку; из радиатора капала ржавая вода, футах в шестидесяти от машины на песке валялось колесо. Мунго остановился на значительном расстоянии от ровера Дауни, оставив себе пространство для маневра. Свитс протянул свои международные водительские права худому мужчине в белом костюме и темных очках, за спиной которого, разглядывая лендровер, стояли трое полицейских в форме. Человек в очках щелкнул пальцами, видимо требуя другие документы. В разговор вмешался Дауни, который показал мужчине какую-то бумагу. Тот выпрямился, взял под козырек и торопливо отступил в сторону.
   Автомобиль Свитса тронулся с места, и Мунго тут же нажал на газ. Когда они проезжали мимо «мерседеса», Чарли заметил возле него четыре лежащих в ряд трупа.
   Пустыня подбиралась все ближе к шоссе, лишь изредка песчаное однообразие нарушалось купами кустарника. Роверы миновали деревни Эль-Айят и Барнашт, оставили позади развалины пирамиды в Эль-Лиште, — эти руины усердием современных вандалов и неумолимым ходом времени больше всего напоминали кучу мусора. Близ деревни Герза шоссе разделилось; правое ответвление уводило на юг, к Файюму, крупнейшему египетскому оазису. Тот орошался водой из Бахр-Юсуфа, канала Иосифа; вдобавок на климат оказывало влияние озеро Бирхет-Кваррум, протяженность которого составляла тридцать миль, ширина — шесть, а средняя глубина, к сожалению, — всего лишь тринадцать футов.
   Именно в Файюме король Фарух встречался с Уинстоном Черчиллем: они там охотились на уток и вместе курили сигары. Роверы свернули направо. Узкая полоска зелени вдоль шоссе стала шире, пустыня внезапно отступила. В Файюме росли оливы, бананы, рис, хлопок, пшеница, кукуруза, а также разнообразные цитрусовые. Чарли, который разглядывал окрестности, бросился в глаза мальчик, что стоял на обочине дороги: на голове у него сидела курица. Мунго тоже заметил мальчика, стукнул кулаком по «баранке» и громко засмеялся.
   — Что случится, если эта птица вздумает облегчиться? — воскликнул он. — Или если снесет яйцо? — Ровер промчался мимо мальчика, обдав того пылью и смехом.
   Они приблизились к небольшому прудику, в котором плескалась стая ибисов, крупных белых птиц с тонкими лапами и загнутыми книзу клювами. Завидев роверы, птицы распростерли крылья и, неуклюже взмахивая ими, поднялись в небо. Следующим населенным пунктом оказалась деревня Медум, перед которой от шоссе ответвлялась боковая дорога, что вела к загадочной «фальшивой пирамиде», ее характерная особенность состояла в трехступенчатости конструкции. Деревни теперь попадались все чаще, так что Мунго пришлось сбросить скорость, ибо иначе он никак не вписывался в поток движения: шоссе загромождали грузовички фермеров с предназначенными на продажу овощами и фруктами в кузовах, ослы, дромадеры и люди, которые шли пешком, — таких было не перечесть. Чарли отметил про себя, что стариков среди пешеходов почти не встречается. Этому имелось вполне определенное объяснение: в египетских реках, каналах и сточных канавах в изобилии водились улитки, внутри которых обитали микроскопические личинки, перейдя в стадию плоского червя, они покидали своих хозяев, внедрялись в тело человека, спаривались и откладывали тысячи яиц. Со временем яйца попадали человеку в мочевой пузырь или в кишечник, что приводило к внутреннему кровотечению. Болезнь протекала вяло, могла тянуться годами; к тому же эффективность единственного лекарства составляла от силы шестьдесят процентов. Вдобавок крестьяне в большинстве своем сразу после выздоровления возвращались на поля, где заражались повторно — и умирали.
   Роверы проехали через деревушки Эль-Маймум и Ишмант и наконец очутились на окраине Бени-Суэфа, столицы провинции, которая располагалась на пересечении Карниза и 22-го шоссе, что вилось по оазису Файюм, а затем устремлялось через пустыню к Каиру. В городе проживало около ста пятидесяти тысяч человек. В Средние века Бени-Суэф славился качеством изготавливавшегося здесь полотна, а ныне был знаменит своими хлопкопрядильными фабриками. Свитс повернул налево, на широкую улицу, затем направо. Мунго неотступно следовал за ним. Они проехали мимо деревянной повозки, на которой возвышалась гора капустных кочанов; с тротуаров на них глядели женщины неопределенного возраста, облаченные в черные мелии — свободные, мешковатые платья. Эти женщины, спрятавшись от палящего солнца в тени домов, предлагали на продажу квадратные зеркальца и коробки спичек. Свитс вновь свернул налево.
   — Что за черт? — проворчал Мунго. Раненая рука побаливала; очевидно, заживление шло не так скоро, как хотелось бы. Может, он стареет? Все возможно, однако лучше о том не думать.
   Лендровер Свитса притормозил у кафе на противоположной стороне улицы. Мунго припарковался сзади, под огромным тентом, сшитым — должно быть, в целях экономии — из разномастных лоскутьев яркой, кричащей расцветки. На тротуаре у входа в кафе были расставлены столики, отделанные сверху листовой жестью; возле них стояло с десяток стульев. По всей видимости, наступило время обеда. Дауни подвел Дженнифер к ближайшему столику, потом передумал и усадил женщину за тот, который находился у самой двери заведения, — подальше от шума и пыли, — сел рядом, спиной к стене здания. Свитс уселся напротив, Чарли и Мунго заняли оставшиеся места.
   — Я был тут, — сообщил Дауни своим спутникам, — месяцев шесть назад. Меня накормили шикарной жареной телятиной, а пиво было таким холодным, что даже заныли зубы.
   Из двери кафе вышел хозяин, низенький, толстый, в сером тюрбане и льняной галабе. Та была ослепительно белой и сверкала, точно стеклярус, нити которого образовывали на дверном проеме нечто вроде шторы. Чарли вдруг вспомнилась стая ибисов. Хозяин держал в руках пластмассовый ящик с дюжиной бутылок темного асуанского пива. Он пододвинул себе стул и поставил ящик на асфальт, подле своих обутых в сандалии ног.
   — Нахарак сайд вемубарак! — произнес он. Да будет удачным для вас этот день. Этой фразой мусульмане в Египте приветствовали всех без исключения неверных.
   — Нахарак лабан, — отозвался Дауни. Да будет ваш день белым как молоко. Свитс принялся открывать бутылки. Из горлышек потекла пена. Чарли почувствовал запах хмеля.
   Его мучила жажда, что было отнюдь не удивительно, поскольку даже в тени температура наверняка была около ста градусов. Между тем Дауни продолжал:
   — Орид салата бейяэди. Шавирмэ. Роз. — Он заказал салат из огурцов, помидоров, петрушки, водяного кресса, зеленого перца и мяты, а также жаркое из телятины и рис, после чего поднял левую Руку, растопырил пальцы, показывая, что порций должно быть пять, а затем, чтобы свести к минимуму вероятность ошибки, ткнул пальцем в каждого из своих спутников и в самого себя. Потом он прибавил:
   — Орид вэхид ахвэ торк, шокран, — что означало «одну чашку турецкого кофе без сахара».
   Хозяин кивнул, слегка поклонился, раздвинул штору из стекляруса и скрылся за дверью. Некоторое время спустя в дверном проеме показался мальчик в голубой галабе с черными полосками. Он нес стаканы с водой: три держал в правой руке, а два — в левой, причем его грязные пальцы были засунуты глубоко внутрь.
   — Любопытный способ мыть руки, — заметил Свитс.
   — Не пей эту воду, — предупредил Чарли.
   — За кого ты меня принимаешь?
   — И салат я тоже не стал бы пробовать. — Чарли пустился рассказывать об улитках двух местных разновидностей, тела которых служили временным пристанищем зловредным личинкам. Вода, в которой вдобавок, скорее всего, мыли овощи, представляла собой идеальный источник инфекции. Когда Чарли кончил, за столиком установилось задумчивое молчание. Чарли выпил пива, повертел в руках бутылку, на боку которой блестели капли влаги, подцепил ногтем этикетку. Та отошла целиком — видно, клей никуда не годился.
   Мальчик возвратился с крошечной чашкой черного кофе.
   Он поставил чашку перед Дженнифер, широко улыбнулся — настолько заразительно, что женщина рассмеялась и захлопала в ладоши.
   Они расправились с жарким, когда в конце улицы появился армейский джип, украшенный несколькими радиоантеннами. Над задним сиденьем возвышался установленный на треноге пулемет. Джип едва не задавил осла, которому вздумалось остановиться посреди улицы; погонщику пришлось наградить животное ударом палки, чтобы оно перестало упрямиться. Водитель направил джип к кафе, въехал двумя колесами на тротуар, затем нажал на тормоза, и машина встала как вкопанная в тени под разноцветным тентом. В джипе сидели двое мужчин в форме египетской армии. Водителю, судя по всему, было лет семнадцать, а его пассажиру, высокому полковнику с крючковатым носом, — тридцать с хвостиком. На погонах полковника виднелись красные нашивки штабного офицера, на груди сверкали медали. Он постучал тростью по плечу водителя. Юноша уставился прямо перед собой, в пыльное лобовое стекло. Полковник спрыгнул на тротуар, подошел к столику, за которым сидели иностранцы, взял стул, сел и окинул компанию изучающим взглядом.
   Глаза у него были голубыми — свидетельство того, что среди предков полковника имелись мамелюки.
   — Ваши документы? — произнес он по-английски, почти без акцента. Дауни предъявил паспорт, визу и страховой сертификат. Полковник раскрыл паспорт, посмотрел на фотографию и сказал:
   — Не слишком удачная, верно?
   — Зато полное сходство с оригиналом.
   Полковник хмыкнул и заглянул в толстый конверт, что лежал между второй и третьей страницами паспорта, быстро пересчитал пачку хрустящих стодолларовых купюр.
   — Вам не кажется, что американские деньги внушают почтение одним своим видом?
   — Вы очень наблюдательны.
   — Что дальше? — спросил себя полковник, опуская конверт в нагрудный карман. Он положил паспорт и остальные документы на стол рядом с тарелкой Дауни, потом воскликнул:
   — Ах да! Все в порядке!
   — Молодцом, — похвалил Дауни. — Теперь прищелкните каблуками и быстренько исчезайте.
   — На время.
   — Разумеется. Признаться, я подзабыл, что вам предстоит появиться во второй части.
   — Я согласен, роль у меня маленькая, но без нее не обойтись, не правда ли?
   — Совершенно верно.
   Взгляд полковника на мгновение задержался на Дженнифер, затем офицер поднялся, вернулся к джипу, вскочил на капот, перешагнул через лобовое стекло, сел на сиденье и прищелкнул пальцами. Водитель завел двигатель; джип рванулся вперед и сбил стул. Полковник в притворном отчаянии закатил глаза, отвесил водителю подзатыльник, от которого у того слетела фуражка. Миг — и джип скрылся за углом, оставив позади себя облако пыли.
   — Что за черт? — проговорил Свитс.
   — Полковник только что согласился сдать внаем свою квартиру, — Дауни показал тяжелый медный ключ, который офицер сунул под паспорт. — Кроме того, он согласился выполнить кое-какую работу, так сказать, немного подшустрить. — Дауни отрезал ножом кусок жаркого, нацепил на вилку и сунул в рот. — Чарли, как будет по-арабски «Сколько я вам должен за мебель»?
   — Бикаем, — ответил Чарли.
   Когда с едой было покончено, Дауни извлек из кармана фотоаппарат и заставил спутников улыбнуться.