Страница:
— Как хотите. — Азиз пожал плечами. — Но учтите, в Каире мы разбежимся. Договорились?
— Ладно, — отозвалась Лиз.
— Тогда одевайтесь, да пошустрее, так же, как раздевались. Я и без того опаздываю на несколько часов — между прочим, из-за вас. — Азиз застегнул ширинку и подошел к окну. «Мерседес» стоял на месте, отливая оранжевым в свете уличного фонаря. Беспризорник исчез. Вокруг фонаря металось с полдюжины крупных летучих мышей, которые ловили насекомых. Мыши то пропадали в темноте, то возникали вновь и с такого расстояния напоминали размерами фазанов.
— Дерьмо! — Азиз стукнул кулаком по подоконнику, затем направился в ванную и вышел оттуда с полотенцем.
— Что, сувенир на память?
— Нет. Надо же чем-то вытереть сиденья.
Они покинули Александрию по шоссе, что вело через Шария-канал, где во времена Птолемеев из местного винограда выжали первый в мире бочонок вина. Азиз вовсе не собирался лихачить, а потому вел автомобиль на скорости значительно ниже установленного предела. Они миновали отмели озера Мариют, проехали солончаки и покатили по холмам — то вверх, то вниз. Моника сидела рядом с Механной, а Лиз свернулась калачиком на заднем сиденье, удобно устроившись среди багажа. Вскоре «мерседес» поглотила ночная тьма, в которой лишь изредка мелькали скопления крошечных зеленых и красных огоньков, отмечавшие маршруты нефтепроводов. Дорога была прямой и почти идеально ровной. Азиз усилием воли заставил себя сосредоточиться. В свете фар слюда на обочине шоссе сверкала точно бесконечная череда Драгоценных камней. Ничего, в Каире будут настоящие бриллианты. Если, конечно, удастся их добыть… Азиз представил себе, что слышит щелчок механизма, увидел словно воочию, как подставляет сложенные чашечкой ладони и в них потоком текут самоцветы…
Скорость составляла сто двадцать километров в час. Разделительные линии посреди шоссе как будто тянулись одна к другой, сливаясь в непрерывную белую полосу, которая пропадала в темноте. Внезапно Моника отстегнула ремень безопасности.
— Что ты делаешь? — крикнул Азиз. Моника усмехнулась, стряхнула с ног туфельки, ухватилась за хромированный обод ветрового стекла, встала и выпрямилась во весь рост. — Остановись! Ты что, спятила?
Моника не обратила на его крик ни малейшего внимания.
Она прижалась к стеклу плечом; ее пальцы пробежались по пуговицам блузки, которая затрепетала на ветру за спиной девушки подобием флага.
— Быстрее! — воскликнула Моника. Азиз надавил на педаль газа. Машина прыгнула вперед. Моника вздрогнула, затем заливисто рассмеялась. Блузка исчезла в ночи. — Быстрее, Азиз! — Ветер развевал ее волосы, белые груди блестели в свете звезд и крошечной луны, что виднелась низко над землей на востоке. Азиз вдавил педаль в пол. Оранжевая стрелка на спидометре метнулась вправо. — Быстрее, быстрее!
Сто семьдесят километров в час. Сто восемьдесят. До сих пор Азизу не доводилось испытывать «мерседес» на прочность. Впрочем, все когда-нибудь случается впервые.
Юбка Моники задралась до талии, ветер яростно трепал ткань. Азиз снял левую руку с руля, погладил бедро девушки, шаловливо дернул вниз миниатюрные трусики. Смех Моники отнесло в сторону. Азиз согнул пальцы и дернул сильнее.
Моника взвизгнула. Механна инстинктивно надавил на тормоз. «Мерседес» резко занесло. Верблюды, которые переходили дорогу, вырастали в размерах буквально на глазах.
Азиз отчетливо различил туповатые морды, широко раздутые ноздри… Лобовое стекло разлетелось вдребезги. Автомобиль соскочил с дороги и перевернулся. Француженок вместе с их дешевенькими сумочками выкинуло наружу, а вот Азиз застрял за рулем. «Мерседес» оставил позади себя в каменистой почве пустыни глубокую борозду. Механна словно приклеился к рулю: голова бессильно повисла, глаза, нос и разинутый рот оказались забитыми песком.
Патруль обнаружил перевернутую машину на рассвете.
Изучение места происшествия велось по заведенному распорядку то есть без лишней спешки, до тех пор, пока офицер не открыл багажник «мерседеса» и не извлек оттуда саквояж с крадеными бриллиантами, набором стальных отмычек, гаечных ключей и фомок; кроме того, в саквояже нашлась алюминиевая шкатулка, выложенная изнутри поролоном, в которой Азиз хранил сложное и — что самое главное — противозаконное электронное оборудование.
Весть о преждевременной смерти Азиза Механны достигла Каира ближе к полудню. Коллеги Азиза безо всякого труда раздобыли копию полицейского рапорта и тщательно изучили описанные в том обстоятельства аварии, уделив особое внимание двум француженкам и тому, откуда они могли взяться. В конце концов, было решено, что авария и впрямь произошла по чистой случайности. Все в воле Аллаха, да славится имя его.
Глава 5
Глава 6
— Ладно, — отозвалась Лиз.
— Тогда одевайтесь, да пошустрее, так же, как раздевались. Я и без того опаздываю на несколько часов — между прочим, из-за вас. — Азиз застегнул ширинку и подошел к окну. «Мерседес» стоял на месте, отливая оранжевым в свете уличного фонаря. Беспризорник исчез. Вокруг фонаря металось с полдюжины крупных летучих мышей, которые ловили насекомых. Мыши то пропадали в темноте, то возникали вновь и с такого расстояния напоминали размерами фазанов.
— Дерьмо! — Азиз стукнул кулаком по подоконнику, затем направился в ванную и вышел оттуда с полотенцем.
— Что, сувенир на память?
— Нет. Надо же чем-то вытереть сиденья.
Они покинули Александрию по шоссе, что вело через Шария-канал, где во времена Птолемеев из местного винограда выжали первый в мире бочонок вина. Азиз вовсе не собирался лихачить, а потому вел автомобиль на скорости значительно ниже установленного предела. Они миновали отмели озера Мариют, проехали солончаки и покатили по холмам — то вверх, то вниз. Моника сидела рядом с Механной, а Лиз свернулась калачиком на заднем сиденье, удобно устроившись среди багажа. Вскоре «мерседес» поглотила ночная тьма, в которой лишь изредка мелькали скопления крошечных зеленых и красных огоньков, отмечавшие маршруты нефтепроводов. Дорога была прямой и почти идеально ровной. Азиз усилием воли заставил себя сосредоточиться. В свете фар слюда на обочине шоссе сверкала точно бесконечная череда Драгоценных камней. Ничего, в Каире будут настоящие бриллианты. Если, конечно, удастся их добыть… Азиз представил себе, что слышит щелчок механизма, увидел словно воочию, как подставляет сложенные чашечкой ладони и в них потоком текут самоцветы…
Скорость составляла сто двадцать километров в час. Разделительные линии посреди шоссе как будто тянулись одна к другой, сливаясь в непрерывную белую полосу, которая пропадала в темноте. Внезапно Моника отстегнула ремень безопасности.
— Что ты делаешь? — крикнул Азиз. Моника усмехнулась, стряхнула с ног туфельки, ухватилась за хромированный обод ветрового стекла, встала и выпрямилась во весь рост. — Остановись! Ты что, спятила?
Моника не обратила на его крик ни малейшего внимания.
Она прижалась к стеклу плечом; ее пальцы пробежались по пуговицам блузки, которая затрепетала на ветру за спиной девушки подобием флага.
— Быстрее! — воскликнула Моника. Азиз надавил на педаль газа. Машина прыгнула вперед. Моника вздрогнула, затем заливисто рассмеялась. Блузка исчезла в ночи. — Быстрее, Азиз! — Ветер развевал ее волосы, белые груди блестели в свете звезд и крошечной луны, что виднелась низко над землей на востоке. Азиз вдавил педаль в пол. Оранжевая стрелка на спидометре метнулась вправо. — Быстрее, быстрее!
Сто семьдесят километров в час. Сто восемьдесят. До сих пор Азизу не доводилось испытывать «мерседес» на прочность. Впрочем, все когда-нибудь случается впервые.
Юбка Моники задралась до талии, ветер яростно трепал ткань. Азиз снял левую руку с руля, погладил бедро девушки, шаловливо дернул вниз миниатюрные трусики. Смех Моники отнесло в сторону. Азиз согнул пальцы и дернул сильнее.
Моника взвизгнула. Механна инстинктивно надавил на тормоз. «Мерседес» резко занесло. Верблюды, которые переходили дорогу, вырастали в размерах буквально на глазах.
Азиз отчетливо различил туповатые морды, широко раздутые ноздри… Лобовое стекло разлетелось вдребезги. Автомобиль соскочил с дороги и перевернулся. Француженок вместе с их дешевенькими сумочками выкинуло наружу, а вот Азиз застрял за рулем. «Мерседес» оставил позади себя в каменистой почве пустыни глубокую борозду. Механна словно приклеился к рулю: голова бессильно повисла, глаза, нос и разинутый рот оказались забитыми песком.
Патруль обнаружил перевернутую машину на рассвете.
Изучение места происшествия велось по заведенному распорядку то есть без лишней спешки, до тех пор, пока офицер не открыл багажник «мерседеса» и не извлек оттуда саквояж с крадеными бриллиантами, набором стальных отмычек, гаечных ключей и фомок; кроме того, в саквояже нашлась алюминиевая шкатулка, выложенная изнутри поролоном, в которой Азиз хранил сложное и — что самое главное — противозаконное электронное оборудование.
Весть о преждевременной смерти Азиза Механны достигла Каира ближе к полудню. Коллеги Азиза безо всякого труда раздобыли копию полицейского рапорта и тщательно изучили описанные в том обстоятельства аварии, уделив особое внимание двум француженкам и тому, откуда они могли взяться. В конце концов, было решено, что авария и впрямь произошла по чистой случайности. Все в воле Аллаха, да славится имя его.
* * *
Зеленый свет, разумеется, не погас. Операция продолжала развиваться по плану, за исключением того, что команда уменьшилась на одного головореза. Чарли был упомянут одним из первых как идеальный кандидат, поскольку обладал необходимым опытом и относился вдобавок к разряду тех, кого в случае чего можно спокойно принести в жертву.
Глава 5
Каир
Феллахи называли город Миср-умм-аль-дуньян — Каир, матерь мира. Ричард Фостер придерживался менее романтического взгляда на вещи. Он воспринимал город как сто двадцать квадратных миль унылых развалюх вкупе с угнетающей жарой, шумом, грязью и доводящими до безумия своей частотой и непредсказуемостью перепадами напряжения. Ричард Фостер являлся шефом каирского отделения ЦРУ. Его перевели сюда из Вашингтона шесть месяцев назад, весной.
Он с самого начала относился к своему перемещению, как к откровенному понижению в должности.
Фостер часто думал, что у него из памяти никогда не изгладится тот вид на Каир, который открылся ему, когда Боинг-747 компании «Эйр Иджинт» заложил вираж над городом, собираясь идти на посадку. Такого убожества он еще не видел. Кварталы приземистых хижин, толпы голых ребятишек на извилистых улочках, слой смога высотой в три или четыре этажа, скопище машин, повозок, людей… Господи!
Поблизости от телестанции с ее огромными антеннами паслось стадо тощих коз! Словом, уже в воздухе, в доброй тысяче футов над землей, он понял, что совершил, согласившись на это назначение, грубую, непростительную ошибку.
В салоне самолета работали кондиционеры, а едва Фостер ступил наружу, на него обрушилась адская жара. Пыль столбом, песчаные смерчи, ветер — столь горячий, что от него мгновенно высохли глаза… Добро пожаловать в Каир, матерь мира!
Фостер заложил руки за спину и посмотрел в пуленепробиваемое окно своего офиса. Американское посольство помешалось на Шари-Латин-Америка, напротив ресторана Шеперда в нескольких минутах ходьбы от набережной Нила. Что касается ресторана, Фостер отдавал ему предпочтение перед всеми остальными, ибо убедился на собственном опыте, что только тамошний бармен способен приготовить более-менее приемлемый «Том Коллинз». Фостер отвернулся от окна и уселся за стол, на котором лежало раскрытое досье Джека Дауни. Тот хмурился на фотографии; его высокий лоб наполовину скрывала скрепка. Фостер взял карандаш и стукнул Дауни по носу. На панели селектора замигал красный огонек.
Фостер взглянул на свои древние часы марки «Марлин». Ровно три. Он закрыл досье, перевернул папку обложкой вниз, потом решил, что этого недостаточно, и убрал ее в нижний ящик стола, а затем щелкнул рычажком селектора. Огонек погас.
— Пусть войдет, Дороти, — произнес Фостер в микрофон.
Дверь распахнулась, и в кабинет ввалился Джек Дауни. Из досье следовало, что его рост пять футов десять дюймов, а весит он сто семьдесят фунтов. Волосы Дауни, редкие на макушке, были темно-русыми и производили впечатление давно не мытых. Пухлые щеки, брюшко — Джек Дауни отличался комплекцией Санта-Клауса. Впрочем, одевался он с иголочки; некоторые — но не Фостер — находили даже, что Дауни обладает известным обаянием. Сейчас он выглядел словно коммивояжер, который специализируется на торговле предметами первой необходимости. Со времени последней встречи миновала не одна неделя. Фостер поднялся, пожал Дауни руку и указал на стул. Под мышкой у Дауни был некий перевязанный ленточкой пакет. Фостеру стало любопытно, что там такое, однако он удержался от вопроса. Дауни ухватился за спинку стула и придвинул тот на фут ближе к столу, потом сел, скрестил ноги на английский манер, достал из кармана пачку «Кэмел» и явно видавшую виды зажигалку «Зиппо», чиркнул колесиком и усмехнулся.
— Не возражаете? — справился он у Фостера.
Тот махнул рукой — мол, что с вами поделаешь. Дауни закурил, выдохнул клуб дыма и облегченно вздохнул.
— Чем могу служить, Джек? — Общаясь с людьми вроде Дауни, Фостер всегда старался избегать околичностей: он полагал, что так надежней всего.
— Я бы не отказался от кофе с пирожком, — сказал Дауни, — благо тележка в коридоре. Может, попросить Дороти?
— Дороти печатает на машинке и стенографирует. Она вовсе не официантка, Джек, и смертельно оскорбится, если вы. попросите ее о чем-либо подобном.
— Пепельница у вас есть? — спросил Дауни, моргнув, что, очевидно, было равнозначно пожатию плечами.
— Увы.
Дауни заерзал на стуле, потом сложил чашечкой ладонь, чтобы было куда стряхивать пепел. Фостер посмотрел на часы.
— Два вопроса, — проговорил Дауни. — Первый. У меня имеются на примете ребята, которых я хотел бы, так сказать, поддержать материально.
— Имена?
— Хьюби Свитс, Мунго Мартин и Лайам О'Брэди.
— Что-то не припомню. Они уже работали на нас?
— В Центральной Америке, — ответил Дауни. — Если точнее, то в Колумбии.
— И чем они там занимались?
— Уничтожали плантации коки.
— А лично на вас они работали?
— Разумеется.
— И где?
— Во Вьетнаме.
— Черт, — пробормотал Фостер. — Они были у вас в подчинении?
— Ну да. Они солдаты, я лейтенант.
— Что входило в ваше задание?
— Так, ничего особенного, — Дауни улыбнулся. — Пустяки.
— А поподробнее?
— Могу только сообщить, что до меня доходили кое-какие слухи, не более того. Сами знаете, как это бывает.
— За вашими колумбийскими приятелями нет мокрых дел?
— В Колумбии? Что с вами, Ричард? Или вы забыли, какая там жизнь? — Дауни выдержал паузу. — Колумбийцы при изготовлении кокаина используют керосин. Мои ребята поступают следующим образом: отбирают керосин, поджигают плантации, а сами — в кусты и дожидаются, когда начнут вылетать пташки.
— Чтобы подстрелить их?
— Ричард, те люди, о которых идет речь, давно перековали свои плуги на «узи».
Фостер кивнул в знак того, что понимает. Джек Дауни провел на Ближнем Востоке добрый десяток лет и знал, к примеру, тот же Каир, как свои пять пальцев. Однако Фостер относился к работе всерьез, а потому намеренно слегка помотал Дауни нервы, прежде чем ответить согласием на в общем-то вполне заурядную просьбу.
Дауни, который не сводил с Фостера взгляда, не имел ни малейшего представления, о чем тот думает. Неожиданно он поднялся, подошел к столу розового дерева, уселся на краешек, вдохнул аромат древесины, улыбнулся Фостеру и сказал, понизив голос чуть ли не до шепота:
— Мне стало известно, что некий полковник ливийской разведки, прикомандированный к посольству в Сирии, хочет послужить дяде Сэму. Он должен появиться в Каире в течение ближайших двух месяцев и запланировал свой переход на нашу сторону как раз на это время. Убежище у меня есть, однако нужен кто-то, кто откроет полковнику дверь. — Фостер хранил молчание. Дауни вынул из кармана сложенный пополам листок бумаги. — Я прикинул, сколько потребуется денег. Около пятнадцати тысяч долларов. — Он испытующе поглядел на Фостера. Впоследствии Фостер неоднократно спрашивал себя, что в выражении его лица побудило Дауни прибавить:
— Для начала.
— Я скажу Дороти, — отозвался Фостер, решив заодно попросить секретаршу, чтобы она сфотографировала Дауни.
В сравнении с тем снимком, который имелся в досье, Джек выглядел тяжелее фунтов как минимум на двадцать. — Держите меня в курсе, Джек. Я жду от вас ежедневных докладов.
— Договорились. — Дауни помедлил, затем слез со стола и двинулся в направлении массивной двери, что открывалась в приемную. Его ноги прошаркали по ковру, рука легла на медную ручку. Фостер заметил, как вздулись жилы на тыльной стороне ладони. Внезапно рука опустилась. Вот оно, подумал Фостер. Дауни повернулся к нему:
— Когда все закончится, я хочу получить отпуск.
— Разумно.
— Я серьезно, Ричард. На пару недель, а может, и подольше.
— Как угодно. Куда собираетесь, если не секрет.
— Есть у меня в Лондоне одна знакомая.
— Я ее знаю?
— Будем надеяться, нет. — Дауни подмигнул, чтобы как-то смягчить резкость своих слов. Он вновь подошел к столу и протянул Фостеру перевязанный ленточкой пакет.
— Что это такое?
— Швейцарский шоколад.
— У меня на него аллергия, Джек.
— Неужели? — судя по тону, Дауни если и удивился, то не слишком. — Прошу прощения, Ричард. В следующий раз принесу цветы. — Он забрал пакет, повернулся к Фостеру спиной и вышел из кабинета.
Сукин сын, подумал Фостер. Ему уже не впервые пришло в голову, что если бы Дауни не был таким хорошим работником, его бы наверняка давным-давно вышвырнули вон. И, опять-таки не впервые, он напомнил себе, что хороший работник — это не профессия, что рано или поздно Дауни ошибется. Вот тогда он, Ричард Фостер, отыграется, вот тогда он поквитается с этим мерзавцем.
Между тем Дауни, очутившись в приемной, завел разговор с Дороти — перегнулся через стол, вдохнул аромат духов. Дороти родилась в Алабаме, в каком-то занюханном городишке, о котором Дауни и слыхом не слыхивал. Ее южный акцент казался ему весьма возбуждающим дополнением к внешности девушки; он обмолвился однажды, что готов хоть целый день сидеть за машинкой, если она будет диктовать.
— Детка, ты случайно не знаешь, где мне найти стаканчик чая?
— Две минуты назад он стоял на тележке возле моего стола. А вы хотите чаю?
— Скорее кофе и пару тартинок с лимоном, — признался Дауни, жалобно вздохнув.
— Так почему не сказали? — осведомилась Дороти своим сладкозвучным голоском. — Я бы вам принесла.
— Правда?
— Разве я могу вас обмануть?
Ты-то, может, и нет, подумал Дауни, а вот твой босс точно может. Что ж, будет над чем поразмыслить, пораскинуть мозгами. Господи, если нельзя доверять собственному шефу, кому же тогда можно? Правильно, никому.
Он с самого начала относился к своему перемещению, как к откровенному понижению в должности.
Фостер часто думал, что у него из памяти никогда не изгладится тот вид на Каир, который открылся ему, когда Боинг-747 компании «Эйр Иджинт» заложил вираж над городом, собираясь идти на посадку. Такого убожества он еще не видел. Кварталы приземистых хижин, толпы голых ребятишек на извилистых улочках, слой смога высотой в три или четыре этажа, скопище машин, повозок, людей… Господи!
Поблизости от телестанции с ее огромными антеннами паслось стадо тощих коз! Словом, уже в воздухе, в доброй тысяче футов над землей, он понял, что совершил, согласившись на это назначение, грубую, непростительную ошибку.
В салоне самолета работали кондиционеры, а едва Фостер ступил наружу, на него обрушилась адская жара. Пыль столбом, песчаные смерчи, ветер — столь горячий, что от него мгновенно высохли глаза… Добро пожаловать в Каир, матерь мира!
Фостер заложил руки за спину и посмотрел в пуленепробиваемое окно своего офиса. Американское посольство помешалось на Шари-Латин-Америка, напротив ресторана Шеперда в нескольких минутах ходьбы от набережной Нила. Что касается ресторана, Фостер отдавал ему предпочтение перед всеми остальными, ибо убедился на собственном опыте, что только тамошний бармен способен приготовить более-менее приемлемый «Том Коллинз». Фостер отвернулся от окна и уселся за стол, на котором лежало раскрытое досье Джека Дауни. Тот хмурился на фотографии; его высокий лоб наполовину скрывала скрепка. Фостер взял карандаш и стукнул Дауни по носу. На панели селектора замигал красный огонек.
Фостер взглянул на свои древние часы марки «Марлин». Ровно три. Он закрыл досье, перевернул папку обложкой вниз, потом решил, что этого недостаточно, и убрал ее в нижний ящик стола, а затем щелкнул рычажком селектора. Огонек погас.
— Пусть войдет, Дороти, — произнес Фостер в микрофон.
Дверь распахнулась, и в кабинет ввалился Джек Дауни. Из досье следовало, что его рост пять футов десять дюймов, а весит он сто семьдесят фунтов. Волосы Дауни, редкие на макушке, были темно-русыми и производили впечатление давно не мытых. Пухлые щеки, брюшко — Джек Дауни отличался комплекцией Санта-Клауса. Впрочем, одевался он с иголочки; некоторые — но не Фостер — находили даже, что Дауни обладает известным обаянием. Сейчас он выглядел словно коммивояжер, который специализируется на торговле предметами первой необходимости. Со времени последней встречи миновала не одна неделя. Фостер поднялся, пожал Дауни руку и указал на стул. Под мышкой у Дауни был некий перевязанный ленточкой пакет. Фостеру стало любопытно, что там такое, однако он удержался от вопроса. Дауни ухватился за спинку стула и придвинул тот на фут ближе к столу, потом сел, скрестил ноги на английский манер, достал из кармана пачку «Кэмел» и явно видавшую виды зажигалку «Зиппо», чиркнул колесиком и усмехнулся.
— Не возражаете? — справился он у Фостера.
Тот махнул рукой — мол, что с вами поделаешь. Дауни закурил, выдохнул клуб дыма и облегченно вздохнул.
— Чем могу служить, Джек? — Общаясь с людьми вроде Дауни, Фостер всегда старался избегать околичностей: он полагал, что так надежней всего.
— Я бы не отказался от кофе с пирожком, — сказал Дауни, — благо тележка в коридоре. Может, попросить Дороти?
— Дороти печатает на машинке и стенографирует. Она вовсе не официантка, Джек, и смертельно оскорбится, если вы. попросите ее о чем-либо подобном.
— Пепельница у вас есть? — спросил Дауни, моргнув, что, очевидно, было равнозначно пожатию плечами.
— Увы.
Дауни заерзал на стуле, потом сложил чашечкой ладонь, чтобы было куда стряхивать пепел. Фостер посмотрел на часы.
— Два вопроса, — проговорил Дауни. — Первый. У меня имеются на примете ребята, которых я хотел бы, так сказать, поддержать материально.
— Имена?
— Хьюби Свитс, Мунго Мартин и Лайам О'Брэди.
— Что-то не припомню. Они уже работали на нас?
— В Центральной Америке, — ответил Дауни. — Если точнее, то в Колумбии.
— И чем они там занимались?
— Уничтожали плантации коки.
— А лично на вас они работали?
— Разумеется.
— И где?
— Во Вьетнаме.
— Черт, — пробормотал Фостер. — Они были у вас в подчинении?
— Ну да. Они солдаты, я лейтенант.
— Что входило в ваше задание?
— Так, ничего особенного, — Дауни улыбнулся. — Пустяки.
— А поподробнее?
— Могу только сообщить, что до меня доходили кое-какие слухи, не более того. Сами знаете, как это бывает.
— За вашими колумбийскими приятелями нет мокрых дел?
— В Колумбии? Что с вами, Ричард? Или вы забыли, какая там жизнь? — Дауни выдержал паузу. — Колумбийцы при изготовлении кокаина используют керосин. Мои ребята поступают следующим образом: отбирают керосин, поджигают плантации, а сами — в кусты и дожидаются, когда начнут вылетать пташки.
— Чтобы подстрелить их?
— Ричард, те люди, о которых идет речь, давно перековали свои плуги на «узи».
Фостер кивнул в знак того, что понимает. Джек Дауни провел на Ближнем Востоке добрый десяток лет и знал, к примеру, тот же Каир, как свои пять пальцев. Однако Фостер относился к работе всерьез, а потому намеренно слегка помотал Дауни нервы, прежде чем ответить согласием на в общем-то вполне заурядную просьбу.
Дауни, который не сводил с Фостера взгляда, не имел ни малейшего представления, о чем тот думает. Неожиданно он поднялся, подошел к столу розового дерева, уселся на краешек, вдохнул аромат древесины, улыбнулся Фостеру и сказал, понизив голос чуть ли не до шепота:
— Мне стало известно, что некий полковник ливийской разведки, прикомандированный к посольству в Сирии, хочет послужить дяде Сэму. Он должен появиться в Каире в течение ближайших двух месяцев и запланировал свой переход на нашу сторону как раз на это время. Убежище у меня есть, однако нужен кто-то, кто откроет полковнику дверь. — Фостер хранил молчание. Дауни вынул из кармана сложенный пополам листок бумаги. — Я прикинул, сколько потребуется денег. Около пятнадцати тысяч долларов. — Он испытующе поглядел на Фостера. Впоследствии Фостер неоднократно спрашивал себя, что в выражении его лица побудило Дауни прибавить:
— Для начала.
— Я скажу Дороти, — отозвался Фостер, решив заодно попросить секретаршу, чтобы она сфотографировала Дауни.
В сравнении с тем снимком, который имелся в досье, Джек выглядел тяжелее фунтов как минимум на двадцать. — Держите меня в курсе, Джек. Я жду от вас ежедневных докладов.
— Договорились. — Дауни помедлил, затем слез со стола и двинулся в направлении массивной двери, что открывалась в приемную. Его ноги прошаркали по ковру, рука легла на медную ручку. Фостер заметил, как вздулись жилы на тыльной стороне ладони. Внезапно рука опустилась. Вот оно, подумал Фостер. Дауни повернулся к нему:
— Когда все закончится, я хочу получить отпуск.
— Разумно.
— Я серьезно, Ричард. На пару недель, а может, и подольше.
— Как угодно. Куда собираетесь, если не секрет.
— Есть у меня в Лондоне одна знакомая.
— Я ее знаю?
— Будем надеяться, нет. — Дауни подмигнул, чтобы как-то смягчить резкость своих слов. Он вновь подошел к столу и протянул Фостеру перевязанный ленточкой пакет.
— Что это такое?
— Швейцарский шоколад.
— У меня на него аллергия, Джек.
— Неужели? — судя по тону, Дауни если и удивился, то не слишком. — Прошу прощения, Ричард. В следующий раз принесу цветы. — Он забрал пакет, повернулся к Фостеру спиной и вышел из кабинета.
Сукин сын, подумал Фостер. Ему уже не впервые пришло в голову, что если бы Дауни не был таким хорошим работником, его бы наверняка давным-давно вышвырнули вон. И, опять-таки не впервые, он напомнил себе, что хороший работник — это не профессия, что рано или поздно Дауни ошибется. Вот тогда он, Ричард Фостер, отыграется, вот тогда он поквитается с этим мерзавцем.
Между тем Дауни, очутившись в приемной, завел разговор с Дороти — перегнулся через стол, вдохнул аромат духов. Дороти родилась в Алабаме, в каком-то занюханном городишке, о котором Дауни и слыхом не слыхивал. Ее южный акцент казался ему весьма возбуждающим дополнением к внешности девушки; он обмолвился однажды, что готов хоть целый день сидеть за машинкой, если она будет диктовать.
— Детка, ты случайно не знаешь, где мне найти стаканчик чая?
— Две минуты назад он стоял на тележке возле моего стола. А вы хотите чаю?
— Скорее кофе и пару тартинок с лимоном, — признался Дауни, жалобно вздохнув.
— Так почему не сказали? — осведомилась Дороти своим сладкозвучным голоском. — Я бы вам принесла.
— Правда?
— Разве я могу вас обмануть?
Ты-то, может, и нет, подумал Дауни, а вот твой босс точно может. Что ж, будет над чем поразмыслить, пораскинуть мозгами. Господи, если нельзя доверять собственному шефу, кому же тогда можно? Правильно, никому.
Глава 6
Каир
Дверь широко распахнулась и гулко ударилась об угол бюро. Зеркало рухнуло со стены на пол, куски посеребренного стекла разлетелись по голому деревянному полу. Чарли сел, попытался сбросить с себя одеяло, но только сильнее запутался в нем. Он услышал чьи-то шаги — и получил сокрушительный удар в лицо, который опрокинул его обратно на постель.
— Посмотри на меня.
Гостей было двое — смуглые, коренастые мужчины в мятых белых костюмах. На том, что заговорил, были отливавшие оранжевым очки в золотой оправе. Он навис над Чарли, его товарищ занял позицию в изножье кровати.
— Ты Чарли Макфи? — Очкастый закурил и бросил дымящуюся спичку на постель.
Чарли кое-как ухитрился кивнуть. Попался! Услышав металлический щелчок, он поглядел на второго головореза и увидел у того в руках автомат, ствол которого был нацелен ему в грудь. Чарли запаниковал. Эти люди могли быть откуда угодно, однако вряд ли они из иммиграционной службы… Человек с автоматом глядел на него не мигая, как на стенку.
— Что вам нужно? Чего вы от меня хотите?
— Ты принимаешь гашиш, Чарли?
— Вон оно что! Вы ищете наркотики?
Очкастый сделал неопределенный жест.
— Вставай.
— Что?
Второй бандит шагнул вперед. Дуло автомата уперлось Чарли под ребра. Удар, еще удар. Все тело онемело, голова закружилась. Какое-то мгновение он ровным счетом ничего не чувствовал, а потом его захлестнула боль. Краем глаза он уловил движение; в следующий миг ему сдавили горло, да так, что дышать стало совершенно невозможно. Джимми и Мэрилин, которые сидели бок о бок на единственном стуле, изумленно взирали на происходящее.
— Сядь, Чарли. Так, руки под себя, ноги раздвинуть. Замечательно. — Давление на горло ослабло. Очкастый улыбнулся. — Комик в низкопробном ночном клубе! Это что, предел твоих желаний, венец стремлений?
— Если вы снова ударите меня, я закричу, — пробормотал Чарли.
— Не советую. — По-прежнему улыбаясь, очкастый взметнул кулак. Удар пришелся Чарли в грудь, прямо под сердце. Чарли отбросило назад, он стукнулся головой о стену. Джимми ухмыльнулся ему в лицо — желтые зубы куклы поблескивали в свете лампы. Чарли медленно выпрямился, едва удержавшись от стона. Неужели сломано ребро? — Будешь говорить, когда тебя спросят, понял?
Чарли прикинул свои возможности и утвердительно кивнул.
— Вот и хорошо. — Очкастый нагнулся, подобрал с пола черный саквояж и кинул его Чарли. — Открывай. — Чарли повиновался. — Загляни внутрь. — Чарли повернул саквояж так, чтобы на него падал свет. — Ты знаешь, как пользоваться этими инструментами?
— Да.
— И сможешь открыть ими сейф «барух»?
— Эта марка мне не знакома. Сейф египетский?
— Угадал.
— Тогда, наверно, смогу. — Чарли принялся рыться в саквояже. Его пальцы нащупали револьвер: короткое, тупое дуло, округлый приклад с деревянными пластинами по бокам.
Света было вполне достаточно, чтобы разглядеть медные гильзы патронов в барабане. Чарли прикоснулся к стволу, ощутил холод металла. Бандит с автоматом щелкнул предохранителем. Чарли заметил вдруг каемку грязи под ногтем на большом пальце головореза; сам ноготь был изрядно обгрызан. Бандит повел автоматом, нажал на спусковой крючок. Вспышка пламени, глухое «тра-та-та»… Джимми свалился со стула и рухнул на пол бесформенной кучей тряпья. Мэрилин вытаращила глаза, высунула язык; затем ее голова разлетелась на мелкие кусочки. Чарли вынул руку из саквояжа и застегнул «молнию».
— Одевайся, — распорядился очкастый. — В гости нас никто не ждет, так что галстук можешь не надевать.
Чарли спустил ноги на пол, кое-как встал, подобрал разбросанную одежду, натянул брюки. Бандиты явно нервничали.
— Держись между нами, — велел очкастый, подталкивая Чарли к двери. — Ни на кого не смотри, ни с кем не заговаривай. Если тебя кто-нибудь окликнет, притворись, что не слышал. Иначе…
На улице было шумно и светло от множества огней; ночная жизнь Каира была в самом разгаре. Чарли уловил запах мяса с луком. Торговец на углу продавал шиш-кебабы, которые жарились на маленькой жаровне: угли шипели всякий раз, когда на них капал жир. Поймав взгляд Чарли, торговец взмахнул шампуром: мол, подходи — угощу. Рот Чарли наполнился слюной, ему ни с того ни с сего жутко захотелось есть. Однако он послушно прошел мимо и приблизился к желтому «фиату». Тот имел всего две дверцы и привлекал внимание паутиной трещин на лобовом стекле со стороны водительского места. Чарли запихнули на заднее сиденье.
Очкастый сел за руль, а второй бандит пристроился рядом с Чарли. Изо рта у него скверно пахло. Он прижался к Чарли бедром. Чарли отодвинулся. Мотор «фиата» кашлянул, зафырчал, машина тронулась и вскоре влилась в неторопливый уличный поток. Очкастый улыбнулся Чарли в зеркало заднего вида.
— Не волнуйся. Мы обернемся в два счета.
— Приятно слышать.
Бандит с автоматом, пока шел по улице, прятал оружие под пиджаком. Теперь он извлек автомат и положил себе на колени, уперев ствол в живот Чарли. Пахнуло машинным маслом. Чарли вдруг вспомнился сухой треск очереди, он словно воочию увидел выпученные голубые глаза Мэрилин, ее расколовшуюся вдребезги голову… Очкастый закурил сигарету. Чарли хотелось того же, однако он промолчал, ибо невесть с какой стати вообразил себе, что, если будет сидеть тихо про него со временем забудут. Он втиснулся в угол, чтобы избежать соприкосновения с автоматом, и решил, что так его почти не видно.
«Фиат», переехав мост Эль-Тахир, освещенный бледно-оранжевыми неоновыми фонарями, очутился на острове Гезира, который имел форму клинка, притормозил у музея Коттона, свернул направо и покатил по Шари-Гасан-Паша, вдоль набережной. Здесь Нил скорее походил на канал, чем на реку. Они миновали «Спортивный клуб», ипподром и большую лужайку с коротко подстриженной травой — площадку для игры в поло. Очкастый выкинул окурок в окно — на мостовой сверкнули красноватые искорки. Выехав на Шагарет-эль-Дурр, автомобиль свернул налево, в направлении района Замалек, где селились зажиточные люди. В этой части Каира Чарли бывать еще не доводилось. Чистые улицы, всюду свет, множество деревьев и кустарников — джакаранда, бугенвилея, пуансеттия, купы платанов. Для города, где вода сама по себе являлась роскошью, изобилие растительности служило явным признаком богатства. Очередной поворот — и «фиат» оказался на боковой улочке, которая заканчивалась тупиком. Чарли внимательно изучал дома. Автомобиль достиг тупика, развернулся и замер в глубокой тени.
— Второй дом отсюда, — сообщил очкастый, стискивая руку Чарли. — Вон тот, с фонарем над дверью. — Чарли кивнул. — Фонарь вот-вот должен погаснуть. Если нет, мы отвезем тебя домой и расстанемся друзьями. Так что не дергайся. Все будет в порядке.
— А как насчет Мэрилин и Джимми?
— Кого?
— Моих кукол?
Бандит с автоматом хрипло рассмеялся. Его смех напомнил Чарли того осла, которого забили до смерти на улице.
— Они обошлись мне в двадцать фунтов каждая, — прибавил он, завысив цену вдвое против настоящей.
— Так уж заведено, Чарли, что без жертв никуда. Уж лучше они, чем ты, верно?
Чарли уставился в треснутое лобовое стекло «фиата». Интересно, ему кажется или местность и впрямь неуловимо изменилась? Впечатление такое, будто то ли дерево перенеслось на новое место, то ли исчез тротуар, — как на календарике со сменой изображения. Чего же не хватает? Чарли сосредоточился и наконец сообразил, что просто-напросто потух фонарь над дверью дома. Очкастый вылез из машины, откинув свое сиденье. Чарли ткнули автоматом под ребра. Он выбрался наружу и встал возле автомобиля, дожидаясь, пока очкастый кончит перешептываться со своим сообщником.
Неожиданно очкастый посмотрел на Чарли. Тот поспешно отвел взгляд и принюхался: в воздухе разливался аромат цветущей джакаранды. Ему протянули черный саквояж. Он взвесил сумку на руке, гадая, вытащили из нее револьвер или нет.
Бандит с автоматом взял Чарли за локоть и повел к дому, обращаясь с ним, словно с придурковатым ребенком. Очкастый остался в машине. Он пристально глядел им вслед. Тень на асфальте удлинилась, раздвоилась, а затем пропала за спиной, когда Чарли со своим спутником миновал уличный фонарь.
Трехэтажный дом был выстроен из бетона и имел плоскую крышу. На окнах виднелись железные решетки. Практично, однако выглядит ужасно. Вокруг здания тянулась изгородь высотой примерно по пояс взрослому человеку. Бандит распахнул створку железных ворот. За ними начиналась выложенная плитками дорожка, вдоль которой росли кусты с большими черными листьями. Дорожка привела к крыльцу.
Звонить не было надобности: дверь оказалась незапертой.
— Открывай, — буркнул бандит. Судя по акценту, он был турком; впрочем, Чарли, наверно, хорошенько бы подумал, прежде чем заключить по этому поводу пари. Макфи толкнул дверь кончиками пальцев. Та бесшумно отворилась; добросовестно смазанные петли даже не скрипнули. Бандит приложил палец к губам, пропустил Чарли вперед, а потом аккуратно закрыл дверь. Они очутились в узком коридоре. Справа в полумраке можно было различить широкую винтовую лестницу с тускло поблескивающими полированными деревянными перилами.
Получив очередной тычок, Чарли поставил ногу на ступеньку. Та громко заскрипела. Чарли постарался переместить вес своего тела так, чтобы основная тяжесть приходилась на перила, потом пошел зигзагом — шаг вправо, шаг влево.
Однако ничего не помогало. Сухое дерево продолжало громко и противно скрипеть. Тем не менее они поднимались все выше: Чарли впереди, бандит — у него за спиной. Верхнюю площадку лестницы освещала неяркая лампа, что висела под потолком на замысловатом кронштейне. Чарли остановился, ожидая дальнейших распоряжений. В дальнем конце площадки виднелась еще одна лестница — должно быть, на крышу.
Бандит упер в спину Чарли автомат и мотнул головой в сторону коридора, пол которого устилал ворсистый ковер, а стены украшали оправленные в затейливые рамки черно-белые фотографии — старинные портреты мужчин с суровыми лицами. У двери красного дерева Чарли схлопотал уже привычный тычок под ребра. Он повернул ручку. Дверь открылась со звонким щелчком, и Чарли переступил порог. Бандит притворил дверь мыском ботинка.
Комната была маленькой, но с высоким потолком. В ней имелись два окна. С того места, где стоял. Чарли видел кусочек улицы и различил даже блики света на хромированной облицовке «фиата». Бандит нажал на выключатель. Судя по всему, комнату использовали под кабинет. Небольшой письменный стол, кресло на колесиках, крашеные книжные полки со стеклами… На стене напротив стола висели три акварели, изображавшие в пасторальной манере нильскую дельту. В одном из углов стоял флагшток, с которого свешивался ливийский флаг. Что касается сейфа — египетского «баруха», — тот располагался слева от стола.
— Посмотри на меня.
Гостей было двое — смуглые, коренастые мужчины в мятых белых костюмах. На том, что заговорил, были отливавшие оранжевым очки в золотой оправе. Он навис над Чарли, его товарищ занял позицию в изножье кровати.
— Ты Чарли Макфи? — Очкастый закурил и бросил дымящуюся спичку на постель.
Чарли кое-как ухитрился кивнуть. Попался! Услышав металлический щелчок, он поглядел на второго головореза и увидел у того в руках автомат, ствол которого был нацелен ему в грудь. Чарли запаниковал. Эти люди могли быть откуда угодно, однако вряд ли они из иммиграционной службы… Человек с автоматом глядел на него не мигая, как на стенку.
— Что вам нужно? Чего вы от меня хотите?
— Ты принимаешь гашиш, Чарли?
— Вон оно что! Вы ищете наркотики?
Очкастый сделал неопределенный жест.
— Вставай.
— Что?
Второй бандит шагнул вперед. Дуло автомата уперлось Чарли под ребра. Удар, еще удар. Все тело онемело, голова закружилась. Какое-то мгновение он ровным счетом ничего не чувствовал, а потом его захлестнула боль. Краем глаза он уловил движение; в следующий миг ему сдавили горло, да так, что дышать стало совершенно невозможно. Джимми и Мэрилин, которые сидели бок о бок на единственном стуле, изумленно взирали на происходящее.
— Сядь, Чарли. Так, руки под себя, ноги раздвинуть. Замечательно. — Давление на горло ослабло. Очкастый улыбнулся. — Комик в низкопробном ночном клубе! Это что, предел твоих желаний, венец стремлений?
— Если вы снова ударите меня, я закричу, — пробормотал Чарли.
— Не советую. — По-прежнему улыбаясь, очкастый взметнул кулак. Удар пришелся Чарли в грудь, прямо под сердце. Чарли отбросило назад, он стукнулся головой о стену. Джимми ухмыльнулся ему в лицо — желтые зубы куклы поблескивали в свете лампы. Чарли медленно выпрямился, едва удержавшись от стона. Неужели сломано ребро? — Будешь говорить, когда тебя спросят, понял?
Чарли прикинул свои возможности и утвердительно кивнул.
— Вот и хорошо. — Очкастый нагнулся, подобрал с пола черный саквояж и кинул его Чарли. — Открывай. — Чарли повиновался. — Загляни внутрь. — Чарли повернул саквояж так, чтобы на него падал свет. — Ты знаешь, как пользоваться этими инструментами?
— Да.
— И сможешь открыть ими сейф «барух»?
— Эта марка мне не знакома. Сейф египетский?
— Угадал.
— Тогда, наверно, смогу. — Чарли принялся рыться в саквояже. Его пальцы нащупали револьвер: короткое, тупое дуло, округлый приклад с деревянными пластинами по бокам.
Света было вполне достаточно, чтобы разглядеть медные гильзы патронов в барабане. Чарли прикоснулся к стволу, ощутил холод металла. Бандит с автоматом щелкнул предохранителем. Чарли заметил вдруг каемку грязи под ногтем на большом пальце головореза; сам ноготь был изрядно обгрызан. Бандит повел автоматом, нажал на спусковой крючок. Вспышка пламени, глухое «тра-та-та»… Джимми свалился со стула и рухнул на пол бесформенной кучей тряпья. Мэрилин вытаращила глаза, высунула язык; затем ее голова разлетелась на мелкие кусочки. Чарли вынул руку из саквояжа и застегнул «молнию».
— Одевайся, — распорядился очкастый. — В гости нас никто не ждет, так что галстук можешь не надевать.
Чарли спустил ноги на пол, кое-как встал, подобрал разбросанную одежду, натянул брюки. Бандиты явно нервничали.
— Держись между нами, — велел очкастый, подталкивая Чарли к двери. — Ни на кого не смотри, ни с кем не заговаривай. Если тебя кто-нибудь окликнет, притворись, что не слышал. Иначе…
На улице было шумно и светло от множества огней; ночная жизнь Каира была в самом разгаре. Чарли уловил запах мяса с луком. Торговец на углу продавал шиш-кебабы, которые жарились на маленькой жаровне: угли шипели всякий раз, когда на них капал жир. Поймав взгляд Чарли, торговец взмахнул шампуром: мол, подходи — угощу. Рот Чарли наполнился слюной, ему ни с того ни с сего жутко захотелось есть. Однако он послушно прошел мимо и приблизился к желтому «фиату». Тот имел всего две дверцы и привлекал внимание паутиной трещин на лобовом стекле со стороны водительского места. Чарли запихнули на заднее сиденье.
Очкастый сел за руль, а второй бандит пристроился рядом с Чарли. Изо рта у него скверно пахло. Он прижался к Чарли бедром. Чарли отодвинулся. Мотор «фиата» кашлянул, зафырчал, машина тронулась и вскоре влилась в неторопливый уличный поток. Очкастый улыбнулся Чарли в зеркало заднего вида.
— Не волнуйся. Мы обернемся в два счета.
— Приятно слышать.
Бандит с автоматом, пока шел по улице, прятал оружие под пиджаком. Теперь он извлек автомат и положил себе на колени, уперев ствол в живот Чарли. Пахнуло машинным маслом. Чарли вдруг вспомнился сухой треск очереди, он словно воочию увидел выпученные голубые глаза Мэрилин, ее расколовшуюся вдребезги голову… Очкастый закурил сигарету. Чарли хотелось того же, однако он промолчал, ибо невесть с какой стати вообразил себе, что, если будет сидеть тихо про него со временем забудут. Он втиснулся в угол, чтобы избежать соприкосновения с автоматом, и решил, что так его почти не видно.
«Фиат», переехав мост Эль-Тахир, освещенный бледно-оранжевыми неоновыми фонарями, очутился на острове Гезира, который имел форму клинка, притормозил у музея Коттона, свернул направо и покатил по Шари-Гасан-Паша, вдоль набережной. Здесь Нил скорее походил на канал, чем на реку. Они миновали «Спортивный клуб», ипподром и большую лужайку с коротко подстриженной травой — площадку для игры в поло. Очкастый выкинул окурок в окно — на мостовой сверкнули красноватые искорки. Выехав на Шагарет-эль-Дурр, автомобиль свернул налево, в направлении района Замалек, где селились зажиточные люди. В этой части Каира Чарли бывать еще не доводилось. Чистые улицы, всюду свет, множество деревьев и кустарников — джакаранда, бугенвилея, пуансеттия, купы платанов. Для города, где вода сама по себе являлась роскошью, изобилие растительности служило явным признаком богатства. Очередной поворот — и «фиат» оказался на боковой улочке, которая заканчивалась тупиком. Чарли внимательно изучал дома. Автомобиль достиг тупика, развернулся и замер в глубокой тени.
— Второй дом отсюда, — сообщил очкастый, стискивая руку Чарли. — Вон тот, с фонарем над дверью. — Чарли кивнул. — Фонарь вот-вот должен погаснуть. Если нет, мы отвезем тебя домой и расстанемся друзьями. Так что не дергайся. Все будет в порядке.
— А как насчет Мэрилин и Джимми?
— Кого?
— Моих кукол?
Бандит с автоматом хрипло рассмеялся. Его смех напомнил Чарли того осла, которого забили до смерти на улице.
— Они обошлись мне в двадцать фунтов каждая, — прибавил он, завысив цену вдвое против настоящей.
— Так уж заведено, Чарли, что без жертв никуда. Уж лучше они, чем ты, верно?
Чарли уставился в треснутое лобовое стекло «фиата». Интересно, ему кажется или местность и впрямь неуловимо изменилась? Впечатление такое, будто то ли дерево перенеслось на новое место, то ли исчез тротуар, — как на календарике со сменой изображения. Чего же не хватает? Чарли сосредоточился и наконец сообразил, что просто-напросто потух фонарь над дверью дома. Очкастый вылез из машины, откинув свое сиденье. Чарли ткнули автоматом под ребра. Он выбрался наружу и встал возле автомобиля, дожидаясь, пока очкастый кончит перешептываться со своим сообщником.
Неожиданно очкастый посмотрел на Чарли. Тот поспешно отвел взгляд и принюхался: в воздухе разливался аромат цветущей джакаранды. Ему протянули черный саквояж. Он взвесил сумку на руке, гадая, вытащили из нее револьвер или нет.
Бандит с автоматом взял Чарли за локоть и повел к дому, обращаясь с ним, словно с придурковатым ребенком. Очкастый остался в машине. Он пристально глядел им вслед. Тень на асфальте удлинилась, раздвоилась, а затем пропала за спиной, когда Чарли со своим спутником миновал уличный фонарь.
Трехэтажный дом был выстроен из бетона и имел плоскую крышу. На окнах виднелись железные решетки. Практично, однако выглядит ужасно. Вокруг здания тянулась изгородь высотой примерно по пояс взрослому человеку. Бандит распахнул створку железных ворот. За ними начиналась выложенная плитками дорожка, вдоль которой росли кусты с большими черными листьями. Дорожка привела к крыльцу.
Звонить не было надобности: дверь оказалась незапертой.
— Открывай, — буркнул бандит. Судя по акценту, он был турком; впрочем, Чарли, наверно, хорошенько бы подумал, прежде чем заключить по этому поводу пари. Макфи толкнул дверь кончиками пальцев. Та бесшумно отворилась; добросовестно смазанные петли даже не скрипнули. Бандит приложил палец к губам, пропустил Чарли вперед, а потом аккуратно закрыл дверь. Они очутились в узком коридоре. Справа в полумраке можно было различить широкую винтовую лестницу с тускло поблескивающими полированными деревянными перилами.
Получив очередной тычок, Чарли поставил ногу на ступеньку. Та громко заскрипела. Чарли постарался переместить вес своего тела так, чтобы основная тяжесть приходилась на перила, потом пошел зигзагом — шаг вправо, шаг влево.
Однако ничего не помогало. Сухое дерево продолжало громко и противно скрипеть. Тем не менее они поднимались все выше: Чарли впереди, бандит — у него за спиной. Верхнюю площадку лестницы освещала неяркая лампа, что висела под потолком на замысловатом кронштейне. Чарли остановился, ожидая дальнейших распоряжений. В дальнем конце площадки виднелась еще одна лестница — должно быть, на крышу.
Бандит упер в спину Чарли автомат и мотнул головой в сторону коридора, пол которого устилал ворсистый ковер, а стены украшали оправленные в затейливые рамки черно-белые фотографии — старинные портреты мужчин с суровыми лицами. У двери красного дерева Чарли схлопотал уже привычный тычок под ребра. Он повернул ручку. Дверь открылась со звонким щелчком, и Чарли переступил порог. Бандит притворил дверь мыском ботинка.
Комната была маленькой, но с высоким потолком. В ней имелись два окна. С того места, где стоял. Чарли видел кусочек улицы и различил даже блики света на хромированной облицовке «фиата». Бандит нажал на выключатель. Судя по всему, комнату использовали под кабинет. Небольшой письменный стол, кресло на колесиках, крашеные книжные полки со стеклами… На стене напротив стола висели три акварели, изображавшие в пасторальной манере нильскую дельту. В одном из углов стоял флагшток, с которого свешивался ливийский флаг. Что касается сейфа — египетского «баруха», — тот располагался слева от стола.