Страница:
Чарли явился в начале пятого. Он хлопнул дверью, громко извинился, зацепил ногой кофейный столик, зашипел от досады, свалил на пол лампу, покачнулся и, перемежая извинения ругательствами, направился в ванную. На ковер в холле лег прямоугольник света, потом дверь в ванную почти бесшумно закрылась. Дженнифер проснулась, услышав плеск воды. Чувствуя себя недостаточно опьяневшей, она допила шампанское, а затем двинулась в ванную, срывая на ходу одежду. Переступив нагишом порог ванной, она закрыла за собой дверь и встала к Чарли под горячий душ. Чарли молча смотрел на нее. Она обняла его и поцеловала в губы. Чарли, по-видимому, был поражен. Наконец, словно очнувшись, он неуклюже прижал Дженнифер к груди.
Дауни, который заранее позаботился о том, чтобы во всех углах номера Дженнифер и Чарли имелись «жучки», подслушивал до тех пор, пока не убедился, что у влюбленных голубков все в порядке, после чего упаковал вещи, покинул отель, доехал на «фиате» до аэропорта и вылетел в Каир. Перед тем, еще днем, в то время как Чарли с Дженнифер прогуливались по Карнизу, Дауни позвонил Фостеру. Это был удачный ход. Фостер получил череп, однако сумел каким-то образом установить, что тот принадлежит не Чарли. Жаль, сколько сил потрачено впустую… Впрочем, с остальным проблем как будто не предвидится. Фостер — последнее препятствие, которое нужно преодолеть, и Дауни полагал, что особых сложностей тут не будет. Очень скоро, сказал он себе, все волнения кончатся, исчезнут всякие поводы для тревоги, кроме разве что одного — как потратить такую кучу денег?
Глава 29
Дауни, который заранее позаботился о том, чтобы во всех углах номера Дженнифер и Чарли имелись «жучки», подслушивал до тех пор, пока не убедился, что у влюбленных голубков все в порядке, после чего упаковал вещи, покинул отель, доехал на «фиате» до аэропорта и вылетел в Каир. Перед тем, еще днем, в то время как Чарли с Дженнифер прогуливались по Карнизу, Дауни позвонил Фостеру. Это был удачный ход. Фостер получил череп, однако сумел каким-то образом установить, что тот принадлежит не Чарли. Жаль, сколько сил потрачено впустую… Впрочем, с остальным проблем как будто не предвидится. Фостер — последнее препятствие, которое нужно преодолеть, и Дауни полагал, что особых сложностей тут не будет. Очень скоро, сказал он себе, все волнения кончатся, исчезнут всякие поводы для тревоги, кроме разве что одного — как потратить такую кучу денег?
Глава 29
Каир
Выйдя на улицу Шари-Баб-эль-Вазир, Дауни отыскал телефон-автомат и позвонил Фостеру. Тот снял трубку после третьего гудка и с ходу осведомился:
— Где вы, черт побери, все время пропадаете?
— Дела, — ответил Дауни. Мимо прокатил мотороллер, из выхлопной трубы которого вырывались сизые клубы дыма. Дауни выждал, пока рев двигателя не затих в отдалении, потом прибавил:
— Работа такая.
— Немедленно приезжайте в посольство. Жду вас через полчаса.
— Не получится. Я занят до десяти вечера. Как, в десять не слишком поздно?
— Ладно, договорились, — произнес Фостер после напряженной паузы. — Не опаздывайте. Если задержитесь хотя бы на минуту, пеняйте на себя.
— Послушайте, Ричард, — сказал Дауни, — а нам обязательно встречаться в посольстве? Лично мне было бы приятнее посидеть в «Шеперде», промочить горло стаканчиком виски…
Сукин сын, подумал Фостер. Ему стало ясно, что Дауни узнал о его маленькой слабости. Он швырнул трубку на рычаг.
Дауни, который стоял спиной к многоголосому шуму уличного движения, выждал некоторое время после того, как Фостер отключился. В трубке слышался лишь треск статических разрядов. Должно быть, Дороти не подслушивала. Дауни повесил трубку и посмотрел на часы. Начало третьего; до встречи меньше восьми часов — не так уж много, как кажется. Надо переменить обстановку в квартире, а на это требуется известное время. Впрочем, квартира подождет. Ему нужна женщина. Голубки, которых он оставил ворковать в александрийском отеле «Палестина», разожгли его аппетит, пробудили в нем желание. Однако сумеет ли он отыскать среди двенадцати миллионов душ шлюху, которая хоть чуть-чуть походила бы на Дженнифер? Вряд ли. Не стоит и пытаться. Дауни почесал переносицу, усмехнулся: мол, нет в мире совершенства — и зашагал по улице в направлении заведения мадам Тюссо. Разумеется, на самом деле мадам звали совсем иначе, однако, учитывая то, сколько краски она обычно наносила себе на лицо, это прозвище закрепилось за ней вполне заслуженно. Дауни провели в его любимую комнату, которая была обставлена как детская. Он обожал заниматься сексом на мягком диване, в окружении плюшевых медведей, зеленоглазых львов и слоников с резиновыми бивнями. В комнате находился также старенький проигрыватель, из динамика которого лилась музыка группы «Доктор Зойсс». Дауни подпевал, а под ним, честно отрабатывая деньги, извивалась всем телом рыжеволосая девица. Он знал по опыту, что звонить всегда лучше заранее…
Похоже, все в порядке, хотя возможно всякое. Он облизал языком ключ, чтобы тот легче вошел в замочную скважину, затем достал из кармана четырнадцатизарядный «браунинг» калибром 9 миллиметров , левой рукой осторожно повернул ключ в замке, после чего резко распахнул дверь. В квартире было настолько тихо, что, казалось, можно услышать, как выцветают краски на ковре. Дауни запер дверь, прошелся по комнатам, удостоверился, что незваных гостей как будто нет, надел резиновые перчатки, направился на кухню и достал из холодильника банку пива «Миллер Лайт». Подслушивающие устройства искать бессмысленно. Он отсутствовал почти неделю, а за такой срок ребята из ЦРУ способны нашпиговать стены инфракрасными камерами и прочей электронной техникой, на розыски которой уйдет целый год.
Впрочем, Дауни почему-то думал, что Фостер не станет размениваться на подобные мелочи. Если же он ошибается…
Дауни выпил пиво, открыл дверцу буфета, взял нож, перешел в гостиную и принялся вспарывать обивку мебели. Ему хотелось создать впечатление, что в квартире побывал маньяк: он всаживал нож раз за разом в податливую плоть дивана, резал вдоль и поперек, кромсал, раздирал обивку руками, вытаскивал набивочный материал. Время от времени ему приходилось останавливаться, чтобы перевести дыхание. К тому времени, когда подошла очередь спальни, Дауни весь взмок и осушил почти до дна третью банку пива. Он вспорол кровать, всадил нож в изголовье из мореного дуба, потом повернулся к гардеробу и принялся швырять на пол одежду. Завершив разгром, он уселся на кровать и посмотрел на часы. Десять минут десятого. Дауни прошел на кухню, доел пиццу, выпил еще пива, вернулся в гостиную и надел на ствол «браунинга» израильский глушитель.
На стене над фальшивым камином висело большое зеркало. Дауни выстрелил в него — раз, другой, третий. Осколки стекла посыпались на каминную полку, разлетелись по полу.
Дауни бросил пистолет на кресло, взял шприц, закатал рукав, напряг мышцы, разорвал целлофановый пакетик, в котором находилась игла, вставил ее в шприц, сделал глубокий вдох и воткнул иглу в руку близ локтевого сгиба. Игла вонзилась в сухожилие, затем вошла в мышцу. Какая боль! Неудивительно, что медсестры всегда улыбаются. Дауни закусил губу и повторил операцию. Шприц медленно заполнялся кровью.
Дауни порадовался тому, что у него редкая группа крови — вторая с отрицательным резус-фактором. Когда шприц наполнился доверху, он выдернул иголку из руки. Кожа вокруг ранки немедленно вздулась. По руке потекла кровь; струйка достигла запястья, капли упали на ковер. Дауни не предпринял ни малейшей попытки остановить кровотечение. В теле чувствовалась непривычная легкость. Он направил шприц в воздух и надавил на толкатель. По потолку расплылось кровавое пятно, несколько капель попало на ботинки Дауни. Он сел на валик дивана и снова всадил иглу себе в вену, снова наполнил шприц, что называется по самое горлышко, передохнул — руки дрожали, закружилась голова, — сделал глубокий вдох, поднялся и осторожно, мелкими шажками приблизился к камину. На сей раз он разбрызгал кровь по дуге, украсив алыми разводами стену и разбитое зеркало, после чего, стиснув зубы, набрал в шприц третью порцию крови.
Пожалуй, достаточно. Квартира приобрела вид скотобойни. Господи, до чего же просто! Между прочим, очень похоже на то, как бывает, когда проливаешь кофе: в чашке было всего ничего, а на полу вон какая лужа. Дауни зашел в ванную, промыл ранки холодной водой, вытерся полотенцем, опустил рукава рубашки, застегнул пуговицы на манжетах, стер полотенцем кровь с раковины и швырнул его в ванну.
Выйдя в гостиную, он перезарядил «браунинг» и покинул квартиру. На лестничной клетке было тихо и пусто. Ключ звонко щелкнул в замке, как бы подводя итог всему, что произошло до сих пор.
На стекле оказалась капелька крови. Он смочил слюной палец и стер со стекла бурое пятнышко.
— Я могу вам чем-нибудь помочь, сэр?
— Он звонил?
— Что?
— Вон та черная штука на столе, — проговорил Дауни, указывая на телефон Дороти. — Последний час она помалкивала или трезвонила что твой будильник?
— Никто не звонил, сэр.
Фостер, близоруко вытаращившись на свои карманные часы, вышел из лифта в половине одиннадцатого. Он громко пожаловался, что некоторые не понимают простой вещи: он в силу своей должности работает двадцать четыре часа в сутки. Дауни, сидя на стуле, внимательно наблюдал, как Фостер возится с ключами. По всей видимости, тот не то чтобы пьян, но позволил себе слегка заложить за галстук. Дауни подмигнул капралу, который дипломатично отвернулся. Наконец Фостер нашел нужный ключ и открыл дверь. Дауни поднялся со стула и вошел в кабинет.
Фостер уселся за стол, включил настольную лампу со стеклянным колпаком зеленого цвета. Дауни притворил за собой дверь и направился к столу; каблуки его ботинок оставляли на недавно пропылесосенном ковре маленькие вмятины. Он сел в кресло для посетителей. То заскрипело. Со временем все на свете приходит в негодность; неудивительно, что кресло, изготовленное еще при королеве Анне, за столько лет изрядно обветшало. Тут главное — уловить момент, когда оно начнет разваливаться. Дауни скрестил ноги, закурил сигарету, ощущая усталость во всем теле, — да, зря он завернул к мадам Тюссо. Он переменил положение, и в ребра ему уперлась рукоять «браунинга». На Фостере был черный смокинг, причем казалось, что материал поглощает всякий свет. В сочетании с торжественной физиономией Фостера и непривычной тишиной в здании смокинг производил впечатление судейской мантии. Внезапно в душу Дауни закралось предчувствие беды. Может быть, капралу морской пехоты поручено вовсе не то, что он подумал: не помешать ему проникнуть раньше времени в кабинет Фостера, а, наоборот, не выпускать его оттуда. И кстати говоря, у Дауни появились определенные сомнения насчет того, пьян ли Фостер. Тот выглядел скорее взволнованным, нежели навеселе. Интересно знать, что могло настолько взволновать Фостера?
— Некоторое время назад, — начал Фостер, — вы сообщили мне о полковнике ливийской разведки по имени Бутрос Мурад. Вы утверждали, что этот полковник хочет перейти на нашу сторону и просили моего согласия на организацию группы похищения.
— И на финансирование.
— Правильно. Где сейчас Свитс и Мартин?
— В Сиди-Махарес. — Фостер недоуменно поглядел на Дауни. Тот объяснил:
— Так называется курорт на острове Джерба, у тунисского побережья.
— Какого черта они там делают?
— Купаются, пьют, ухаживают за местными девицами. — Дауни выдержал паузу и прибавил:
— А также дожидаются полковника Бутроса Мурада.
— И что потом?
— Потом они вернутся на материк и полетят в Стамбул через Рим, где полковник собирается задержаться и объявить о своем побеге.
— А каким образом во всем этом замешана Дженнифер Форсайт?
— Кто? — переспросил Дауни. Он сунул руку в карман, достал шоколадный батончик, развернул обертку, откусил. Ему на колени посыпались крошки шоколада и жареного арахиса.
Едва прожевав первый кусок, он тут же откусил второй.
— Вы разговаривали с ней в Лондоне, — сказал Фостер. — Должно быть, речь шла о гибели ее отца?
— Вы что, следили за мной? — изумился Дауни.
— Где Дженнифер Форсайт?
— На Джербе, вместе с Мартином и Свитсом.
— Чем она там занимается?
— Развлекается. Возможно, ей придется выполнить… мм… отвлекающий маневр.
— Зачем вы вообще ее привлекли?
— Она вызвалась сама. Сказала, что хочет встряхнуться.
Вдобавок, за мной был должок. — Фостер вопросительно приподнял бровь. — Это личное. — Дауни сунул в рот остаток батончика. К его удивлению, Фостер не стал допытываться, в чем именно заключался должок.
— В семьдесят втором, когда исчез отец Дженнифер, вы были в Ливии, не так ли?
— Господи, сколько лет, оказывается, прошло!
— Что вы там делали, Джек?
— Занимался бумажной работой, почти не покидал базы.
Приходилось даже сидеть за машинкой. Между прочим, если бы я не печатал со скоростью тридцать слов в минуту, меня бы, наверно, отослали домой.
— Вы отрицаете свою причастность к исчезновению Форсайта?
— Да причем тут я, Ричард? — Изумление Дауни было совершенно непритворным. — Уверяю вас, ни сном ни духом… Понимаете, Дженнифер такая милашка. Я был тронут и пообещал, быть может, зря, что, если узнаю хоть что-нибудь о ее отце, сразу же сообщу.
— Для того вы и летали месяц назад в Лондон?
— Да.
— А поскольку полковник Мурад имеет какое-то отношение к смерти отца Дженнифер, она решила помочь вам похитить его.
— Не совсем так. Вернее, совсем не так. Но если все случится именно таким образом, я буду только рад.
— Конечно, Джек, конечно. — Фостер повернулся в кресле, протянул руку к черепу, который прислал ему Дауни, всунул пальцы в пустые глазницы, положил череп на середину стола, придал тому вращательное движение. В свете настольной лампы белая кость словно заблестела, а чернота во впадинах сделалась гуще прежнего. — Вы слышали об Амм-Халиле? — Дауни отрицательно покачал головой. — Судебный одонтолог. Любопытный человек. В частности, рассказал мне, что одонтологическая экспертиза, если можно так выразиться применительно к шестьдесят шестому году нашей эры, помогла найти тело жены Нерона.
— Поразительно.
— Ныне же одонтологи поистине способны творить чудеса. Халил сравнил слепок зубов черепа с тем, который прислал из Лос-Анджелеса бывший дантист Чарли Макфи. Он сказал, что золотые коронки восхитительны, прикус резцов практически идентичен, — Фостер, прищурясь, посмотрел на Дауни. — Вы допустили лишь одну ошибку, Джек. — Дауни вежливо улыбнулся и чуть подался вперед. — Вы не учли расовой характеристики.
— Простите?
— Наиболее ярко выраженный расовый признак в человеческом черепе — это лопаткообразный резец. Он встречается у двадцати пяти процентов американских индейцев, у девяноста с лишним процентов китайцев и примерно у половины палестинских арабов. — Фостер повернул череп так, что пустые глазницы уставились прямо на Дауни. — Чарли не американский индеец, не китаец и, уж конечно, не араб. Тогда откуда в его черепе взялись лопаткообразные резцы? Давайте, Джек, раскалывайтесь. Он ведь жив, правда? И прохлаждается на курорте вместе с остальной компанией?
— Вообще-то, он в Каире.
— Я так и знал! — Фостер стукнул по столу кулаком. — Вся эта болтовня насчет Мурада… Он, должно быть, и не собирался перебегать к нам. Вы планируете похитить его, правильно?
— На меня наседает «Моссад», — проговорил Дауни, который в первый момент опешил от изумления, но быстро спохватился и сделал вид, что поражен проницательностью Фостера. — Хотят устроить обмен.
— Чего ради нам меняться с израильтянами? И потом, с какой стати им понадобился ваш полковник?
— Сирийцы обладают ядерным оружием, а Бутросу известны все подробности.
— Что?!
— Открою вам один секрет. Сирийцы ухитрились стащить у израильтян самонаводящуюся ракету и несколько ядерных боеголовок.
— Господи! — Фостер нахмурился, пожевал губу, потом спросил:
— А какова все-таки роль Чарли?
— Хотите с ним поговорить? — справился Дауни. Фостер заколебался, взглянул на часы, призадумался, затем кивнул.
Фостеровский «БМВ» решено было оставить в гараже посольства. Дауни без труда убедил Фостера, что гораздо разумнее и безопаснее будет взять одну из посольских машин.
Он выбрал темно-зеленый «форд-темпо», который, подобно большинству автомобилей из посольского гаража, имел корпус повышенной прочности и пуленепробиваемые стекла.
Сразу за воротами Дауни остановился, чтобы проверить, как работает связь. У девицы, которая дежурила на радиостанции, был такой голос, словно она что-то жевала, что, впрочем, не помешало ей мгновенно откликнуться на вызов. Дауни рассказал девушке старую байку про погонщика верблюдов, которому никак не удавалось переспать с женщиной; она хрипло рассмеялась, улыбнулся и Фостер. Дауни уловил запах виски. Все же Фостер выпил — наверно, для храбрости.
На максимально разрешенной скорости они покатили вверх по течению Нила, мимо острова Рода и ярко освещенного дворца Маньял. На южной оконечности острова купался в лучах прожекторов дворец Манистерли, за которым располагался знаменитый Пилометр, утративший сегодня всякую практическую ценность и превратившийся в туристическую достопримечательность. У Дауни мелькнула шальная мысль, что если Нил когда-нибудь разольется вновь, это произойдет потому, что либо израильтяне, либо ливийцы взорвут Асуанскую плотину. Полчаса спустя роскошные отели остались далеко позади; дорога вела через кварталы складов и фабрик.
Узкие улочки загромождали здоровенные грузовики, одни из них ожидали погрузки, другие разгрузки, которые должны были начаться пораньше с утра. Дауни заметил, что Фостер сидит прямее прежнего. По всей видимости, тот начал трезветь.
— На таком расстоянии от посольства рация бесполезна, — сказал он. — На связь выйти не удастся.
— Ничего страшного, — успокоил Дауни. Еще примерно с полчаса они кружили по узким улочкам, сворачивали в проулки и вдруг очутились у реки, проехали через пустырь, миновали стоявшую на приколе у берега ржавую баржу, увешанную гирляндами лампочек. Фостер заерзал на сиденье.
— Уже скоро. — Дауни свернул в переулок между двумя кирпичными домами, притормозил, остановил машину под высоким деревянным шестом, на конце которого болтался фонарь, заглушил двигатель и вылез наружу.
Фостер последовал за ним. Они направились по грязи туда, где плескались в темноте нильские воды. В прохладном воздухе витали запахи ила, испражнений и гнили. Вдоль дорожки стелился туман. Фостер поскользнулся, приупал на колено, выругался. Из мрака проступило нечто огромное, вытянутое в длину; при ближайшем рассмотрении оказалось, что это баржа — из тех, что доставляли в город известняк из карьера, расположенного выше по течению. Дауни двинулся в сторону ее носа. Вода, казавшаяся во тьме этакой черной маслянистой массой, текла мимо баржи в направлении моря.
Шагая следом за Дауни, Фостер различил впереди перекинутый с борта судна на берег узкий мостик. Путь к тому преграждал забор, поверх которого была натянута колючая проволока; в заборе имелись ворота. Дауни достал из кармана ключ, вставил его в замок, открыл ворота, жестом пригласил Фостера пройти, затем прошел сам, затворил створки и просунул руку сквозь сетку, чтобы повернуть в замке ключ.
— И что же тут делает Чарли? — справился Фостер.
— Читает. Спит. Прячется от на с вами, — Дауни, ступив на мостик, указал пальцем на баржу. — Она стоит здесь с полгода. Владельцы переругались, а судно ржавеет.
Фостер осторожно встал на мостик. Похоже, тот отличался известной прочностью. В темноте закричала ночная птица; на мгновение Фостеру почудилось, будто он слышит голоса, приглушенные, неразборчивые, доносящиеся откуда-то издалека. Тем временем Дауни поднялся на борт баржи, его каблуки зацокали по стальной палубе. Он повернулся и протянул Фостеру руку. Тот инстинктивно ухватился за нее и только тут заметил в глазах Дауни холодный блеск. Едва коснувшись пальцев своего спутника, Фостер отдернул руку и опустил ее в тот карман, где лежал пистолет. Дауни рванул Фостера за пиджак и одновременно ударил мыском башмака по колену. Фостер потерял равновесие, упал, ударился затылком о палубу, однако умудрился все-таки вытащить пистолет и нацелить его в жирное брюхо Дауни. Слишком поздно! Дауни пнул Фостера, тот выронил пистолет и получил еще один пинок — в лицо, как и первый. К горлу подкатила тошнота, из сломанного носа закапала на белоснежный воротничок рубашки кровь.
Дауни связал руки и ноги Фостера желтым нейлоновым шнуром. Пистолет, «кольт» 38-го калибра, лежал на палубе в нескольких дюймах от лица поверженного. Дауни пошарил в карманах Фостера, нашел запасную обойму.
— Какой-то мерзавец взорвал мой номер в лондонском отеле. Установил противопехотную мину. Признавайся, с твоей подачи? — Фостер пробормотал что-то неразборчивое.
Дауни ударил его по лицу. — Громче!
— Джек, я впервые об этом слышу! — Фостер выплюнул накопившуюся во рту кровь.
— Отряд парашютистов атаковал мой лагерь в пустыне.
Об этом ты тоже впервые слышишь?
— Какой лагерь? О чем вы, Джек?
— Хватит притворяться. Дик.
— Я вовсе не притворяюсь!
— Чего я и боялся, — Дауни схватил Фостера за галстук, усадил, затем подтащил к поручню, протянувшемуся вдоль борта. Фостер слабо вырывался — как новорожденный котенок над ведром с водой, дауни перевалил Фостера через поручень и разжал руки. Густой туман над рекой поглотил эхо всплеска. Дауни посмотрел вниз. Фостер колотил по воде связанными руками и ногами, отчаянно стараясь удержаться на поверхности. Дауни направился к противоположному борту.
К поручню того был привязан конец длинного шнура, который стягивал лодыжки Фостера. Дауни принялся выбирать шнур. Что твоя рыбалка — то же сопротивление жертвы, те же усилия, которые требуются, чтобы справиться с ней.
Фостер, который барахтался в холодной воде, ощутил вдруг резкий рывок. Его потянуло вниз, он закричал; ржавый корпус баржи неумолимо приближался. Он заметил, что шнур, который перетягивал ему запястья, уходит вверх, теряясь в темноте над бортом, ухватился за веревку, ухитрился высунуть из воды голову и плечи… Столь решительное противодействие застало Дауни врасплох. Он покачнулся, грязно выругался, стукнул кулаком по поручню, а затем потянул изо всех сил. Нейлоновый шнур ложился кольцами у его ног…
Фостер набрал полную грудь воздуха — и скрылся под водой, чуть было не содрав с ладоней кожу в последней попытке удержаться на плаву. Веревка протащила Фостера вдоль корпуса; наконец он уперся каблуками в киль судна. Дауни закрепил шнур двойным узлом, перешел на другой борт и проделал то же самое с тем концом, который был привязан к запястьям Фостера, после чего внимательно осмотрел палубу. На той, рядом с пистолетом, валялись золотые карманные часы. Дауни подобрал пистолет, заглянул в барабан — ни одного свободного гнезда. До чего же подозрительный тип! Он сунул пистолет в карман, спустился по мостику на берег и направился по дорожке к ожидавшему неподалеку «форду».
Вот почему, когда он, отперев отмычкой замок, проник в ее квартиру, его привел в некоторое замешательство донесшийся из спальни мужской смех. Дауни осторожно притворил дверь. Смех раздался снова. Он кинул на ковер часы Фостера и наступил на них каблуком. Те остановились — ровно в час сорок две. Дауни натянул резиновые перчатки, вынул фостеровский «кольт» и двинулся по коридору, стараясь не производить ни малейшего шума. Дверь в спальню была распахнута настежь. Дауни взглянул в щелку между дверью и косяком. Шейла восседала на чернокожем сержанте морской пехоты из подразделения по охране посольства. Дауни знал, как его зовут, но в столь критический момент имя того начисто забылось. Шейла задвигала бедрами. Сержант издал нечто вроде звериного рыка, погладил груди девушки… Дауни криво усмехнулся. Бедняга Фостер, должно быть, и не подозревал, что творится у него за спиной.
— Где вы, черт побери, все время пропадаете?
— Дела, — ответил Дауни. Мимо прокатил мотороллер, из выхлопной трубы которого вырывались сизые клубы дыма. Дауни выждал, пока рев двигателя не затих в отдалении, потом прибавил:
— Работа такая.
— Немедленно приезжайте в посольство. Жду вас через полчаса.
— Не получится. Я занят до десяти вечера. Как, в десять не слишком поздно?
— Ладно, договорились, — произнес Фостер после напряженной паузы. — Не опаздывайте. Если задержитесь хотя бы на минуту, пеняйте на себя.
— Послушайте, Ричард, — сказал Дауни, — а нам обязательно встречаться в посольстве? Лично мне было бы приятнее посидеть в «Шеперде», промочить горло стаканчиком виски…
Сукин сын, подумал Фостер. Ему стало ясно, что Дауни узнал о его маленькой слабости. Он швырнул трубку на рычаг.
Дауни, который стоял спиной к многоголосому шуму уличного движения, выждал некоторое время после того, как Фостер отключился. В трубке слышался лишь треск статических разрядов. Должно быть, Дороти не подслушивала. Дауни повесил трубку и посмотрел на часы. Начало третьего; до встречи меньше восьми часов — не так уж много, как кажется. Надо переменить обстановку в квартире, а на это требуется известное время. Впрочем, квартира подождет. Ему нужна женщина. Голубки, которых он оставил ворковать в александрийском отеле «Палестина», разожгли его аппетит, пробудили в нем желание. Однако сумеет ли он отыскать среди двенадцати миллионов душ шлюху, которая хоть чуть-чуть походила бы на Дженнифер? Вряд ли. Не стоит и пытаться. Дауни почесал переносицу, усмехнулся: мол, нет в мире совершенства — и зашагал по улице в направлении заведения мадам Тюссо. Разумеется, на самом деле мадам звали совсем иначе, однако, учитывая то, сколько краски она обычно наносила себе на лицо, это прозвище закрепилось за ней вполне заслуженно. Дауни провели в его любимую комнату, которая была обставлена как детская. Он обожал заниматься сексом на мягком диване, в окружении плюшевых медведей, зеленоглазых львов и слоников с резиновыми бивнями. В комнате находился также старенький проигрыватель, из динамика которого лилась музыка группы «Доктор Зойсс». Дауни подпевал, а под ним, честно отрабатывая деньги, извивалась всем телом рыжеволосая девица. Он знал по опыту, что звонить всегда лучше заранее…
* * *
Дауни покинул публичный дом в начале седьмого, доехал на такси до квартала Докки, вылез из машины за две улицы до своего дома, прошелся пешком, поднялся на лифте на свой этаж, изучил систему сигнализации и дверной замок.Похоже, все в порядке, хотя возможно всякое. Он облизал языком ключ, чтобы тот легче вошел в замочную скважину, затем достал из кармана четырнадцатизарядный «браунинг» калибром 9 миллиметров , левой рукой осторожно повернул ключ в замке, после чего резко распахнул дверь. В квартире было настолько тихо, что, казалось, можно услышать, как выцветают краски на ковре. Дауни запер дверь, прошелся по комнатам, удостоверился, что незваных гостей как будто нет, надел резиновые перчатки, направился на кухню и достал из холодильника банку пива «Миллер Лайт». Подслушивающие устройства искать бессмысленно. Он отсутствовал почти неделю, а за такой срок ребята из ЦРУ способны нашпиговать стены инфракрасными камерами и прочей электронной техникой, на розыски которой уйдет целый год.
Впрочем, Дауни почему-то думал, что Фостер не станет размениваться на подобные мелочи. Если же он ошибается…
Дауни выпил пиво, открыл дверцу буфета, взял нож, перешел в гостиную и принялся вспарывать обивку мебели. Ему хотелось создать впечатление, что в квартире побывал маньяк: он всаживал нож раз за разом в податливую плоть дивана, резал вдоль и поперек, кромсал, раздирал обивку руками, вытаскивал набивочный материал. Время от времени ему приходилось останавливаться, чтобы перевести дыхание. К тому времени, когда подошла очередь спальни, Дауни весь взмок и осушил почти до дна третью банку пива. Он вспорол кровать, всадил нож в изголовье из мореного дуба, потом повернулся к гардеробу и принялся швырять на пол одежду. Завершив разгром, он уселся на кровать и посмотрел на часы. Десять минут десятого. Дауни прошел на кухню, доел пиццу, выпил еще пива, вернулся в гостиную и надел на ствол «браунинга» израильский глушитель.
На стене над фальшивым камином висело большое зеркало. Дауни выстрелил в него — раз, другой, третий. Осколки стекла посыпались на каминную полку, разлетелись по полу.
Дауни бросил пистолет на кресло, взял шприц, закатал рукав, напряг мышцы, разорвал целлофановый пакетик, в котором находилась игла, вставил ее в шприц, сделал глубокий вдох и воткнул иглу в руку близ локтевого сгиба. Игла вонзилась в сухожилие, затем вошла в мышцу. Какая боль! Неудивительно, что медсестры всегда улыбаются. Дауни закусил губу и повторил операцию. Шприц медленно заполнялся кровью.
Дауни порадовался тому, что у него редкая группа крови — вторая с отрицательным резус-фактором. Когда шприц наполнился доверху, он выдернул иголку из руки. Кожа вокруг ранки немедленно вздулась. По руке потекла кровь; струйка достигла запястья, капли упали на ковер. Дауни не предпринял ни малейшей попытки остановить кровотечение. В теле чувствовалась непривычная легкость. Он направил шприц в воздух и надавил на толкатель. По потолку расплылось кровавое пятно, несколько капель попало на ботинки Дауни. Он сел на валик дивана и снова всадил иглу себе в вену, снова наполнил шприц, что называется по самое горлышко, передохнул — руки дрожали, закружилась голова, — сделал глубокий вдох, поднялся и осторожно, мелкими шажками приблизился к камину. На сей раз он разбрызгал кровь по дуге, украсив алыми разводами стену и разбитое зеркало, после чего, стиснув зубы, набрал в шприц третью порцию крови.
Пожалуй, достаточно. Квартира приобрела вид скотобойни. Господи, до чего же просто! Между прочим, очень похоже на то, как бывает, когда проливаешь кофе: в чашке было всего ничего, а на полу вон какая лужа. Дауни зашел в ванную, промыл ранки холодной водой, вытерся полотенцем, опустил рукава рубашки, застегнул пуговицы на манжетах, стер полотенцем кровь с раковины и швырнул его в ванну.
Выйдя в гостиную, он перезарядил «браунинг» и покинул квартиру. На лестничной клетке было тихо и пусто. Ключ звонко щелкнул в замке, как бы подводя итог всему, что произошло до сих пор.
* * *
За столом Дороти сидел капрал морской пехоты с лицом, которое как две капли воды походило на физиономию дяди Сэма на каком-нибудь плакате. Капрал читал «Спорте иллюстрейтед». Когда створки лифта открылись, он поднял голову, однако Дауни решительно прошел мимо и подергал ручку на дубовой двери, которая преграждала доступ в кабинет Фостера. Капрал отложил журнал. Дауни поглядел на часы.На стекле оказалась капелька крови. Он смочил слюной палец и стер со стекла бурое пятнышко.
— Я могу вам чем-нибудь помочь, сэр?
— Он звонил?
— Что?
— Вон та черная штука на столе, — проговорил Дауни, указывая на телефон Дороти. — Последний час она помалкивала или трезвонила что твой будильник?
— Никто не звонил, сэр.
Фостер, близоруко вытаращившись на свои карманные часы, вышел из лифта в половине одиннадцатого. Он громко пожаловался, что некоторые не понимают простой вещи: он в силу своей должности работает двадцать четыре часа в сутки. Дауни, сидя на стуле, внимательно наблюдал, как Фостер возится с ключами. По всей видимости, тот не то чтобы пьян, но позволил себе слегка заложить за галстук. Дауни подмигнул капралу, который дипломатично отвернулся. Наконец Фостер нашел нужный ключ и открыл дверь. Дауни поднялся со стула и вошел в кабинет.
Фостер уселся за стол, включил настольную лампу со стеклянным колпаком зеленого цвета. Дауни притворил за собой дверь и направился к столу; каблуки его ботинок оставляли на недавно пропылесосенном ковре маленькие вмятины. Он сел в кресло для посетителей. То заскрипело. Со временем все на свете приходит в негодность; неудивительно, что кресло, изготовленное еще при королеве Анне, за столько лет изрядно обветшало. Тут главное — уловить момент, когда оно начнет разваливаться. Дауни скрестил ноги, закурил сигарету, ощущая усталость во всем теле, — да, зря он завернул к мадам Тюссо. Он переменил положение, и в ребра ему уперлась рукоять «браунинга». На Фостере был черный смокинг, причем казалось, что материал поглощает всякий свет. В сочетании с торжественной физиономией Фостера и непривычной тишиной в здании смокинг производил впечатление судейской мантии. Внезапно в душу Дауни закралось предчувствие беды. Может быть, капралу морской пехоты поручено вовсе не то, что он подумал: не помешать ему проникнуть раньше времени в кабинет Фостера, а, наоборот, не выпускать его оттуда. И кстати говоря, у Дауни появились определенные сомнения насчет того, пьян ли Фостер. Тот выглядел скорее взволнованным, нежели навеселе. Интересно знать, что могло настолько взволновать Фостера?
— Некоторое время назад, — начал Фостер, — вы сообщили мне о полковнике ливийской разведки по имени Бутрос Мурад. Вы утверждали, что этот полковник хочет перейти на нашу сторону и просили моего согласия на организацию группы похищения.
— И на финансирование.
— Правильно. Где сейчас Свитс и Мартин?
— В Сиди-Махарес. — Фостер недоуменно поглядел на Дауни. Тот объяснил:
— Так называется курорт на острове Джерба, у тунисского побережья.
— Какого черта они там делают?
— Купаются, пьют, ухаживают за местными девицами. — Дауни выдержал паузу и прибавил:
— А также дожидаются полковника Бутроса Мурада.
— И что потом?
— Потом они вернутся на материк и полетят в Стамбул через Рим, где полковник собирается задержаться и объявить о своем побеге.
— А каким образом во всем этом замешана Дженнифер Форсайт?
— Кто? — переспросил Дауни. Он сунул руку в карман, достал шоколадный батончик, развернул обертку, откусил. Ему на колени посыпались крошки шоколада и жареного арахиса.
Едва прожевав первый кусок, он тут же откусил второй.
— Вы разговаривали с ней в Лондоне, — сказал Фостер. — Должно быть, речь шла о гибели ее отца?
— Вы что, следили за мной? — изумился Дауни.
— Где Дженнифер Форсайт?
— На Джербе, вместе с Мартином и Свитсом.
— Чем она там занимается?
— Развлекается. Возможно, ей придется выполнить… мм… отвлекающий маневр.
— Зачем вы вообще ее привлекли?
— Она вызвалась сама. Сказала, что хочет встряхнуться.
Вдобавок, за мной был должок. — Фостер вопросительно приподнял бровь. — Это личное. — Дауни сунул в рот остаток батончика. К его удивлению, Фостер не стал допытываться, в чем именно заключался должок.
— В семьдесят втором, когда исчез отец Дженнифер, вы были в Ливии, не так ли?
— Господи, сколько лет, оказывается, прошло!
— Что вы там делали, Джек?
— Занимался бумажной работой, почти не покидал базы.
Приходилось даже сидеть за машинкой. Между прочим, если бы я не печатал со скоростью тридцать слов в минуту, меня бы, наверно, отослали домой.
— Вы отрицаете свою причастность к исчезновению Форсайта?
— Да причем тут я, Ричард? — Изумление Дауни было совершенно непритворным. — Уверяю вас, ни сном ни духом… Понимаете, Дженнифер такая милашка. Я был тронут и пообещал, быть может, зря, что, если узнаю хоть что-нибудь о ее отце, сразу же сообщу.
— Для того вы и летали месяц назад в Лондон?
— Да.
— А поскольку полковник Мурад имеет какое-то отношение к смерти отца Дженнифер, она решила помочь вам похитить его.
— Не совсем так. Вернее, совсем не так. Но если все случится именно таким образом, я буду только рад.
— Конечно, Джек, конечно. — Фостер повернулся в кресле, протянул руку к черепу, который прислал ему Дауни, всунул пальцы в пустые глазницы, положил череп на середину стола, придал тому вращательное движение. В свете настольной лампы белая кость словно заблестела, а чернота во впадинах сделалась гуще прежнего. — Вы слышали об Амм-Халиле? — Дауни отрицательно покачал головой. — Судебный одонтолог. Любопытный человек. В частности, рассказал мне, что одонтологическая экспертиза, если можно так выразиться применительно к шестьдесят шестому году нашей эры, помогла найти тело жены Нерона.
— Поразительно.
— Ныне же одонтологи поистине способны творить чудеса. Халил сравнил слепок зубов черепа с тем, который прислал из Лос-Анджелеса бывший дантист Чарли Макфи. Он сказал, что золотые коронки восхитительны, прикус резцов практически идентичен, — Фостер, прищурясь, посмотрел на Дауни. — Вы допустили лишь одну ошибку, Джек. — Дауни вежливо улыбнулся и чуть подался вперед. — Вы не учли расовой характеристики.
— Простите?
— Наиболее ярко выраженный расовый признак в человеческом черепе — это лопаткообразный резец. Он встречается у двадцати пяти процентов американских индейцев, у девяноста с лишним процентов китайцев и примерно у половины палестинских арабов. — Фостер повернул череп так, что пустые глазницы уставились прямо на Дауни. — Чарли не американский индеец, не китаец и, уж конечно, не араб. Тогда откуда в его черепе взялись лопаткообразные резцы? Давайте, Джек, раскалывайтесь. Он ведь жив, правда? И прохлаждается на курорте вместе с остальной компанией?
— Вообще-то, он в Каире.
— Я так и знал! — Фостер стукнул по столу кулаком. — Вся эта болтовня насчет Мурада… Он, должно быть, и не собирался перебегать к нам. Вы планируете похитить его, правильно?
— На меня наседает «Моссад», — проговорил Дауни, который в первый момент опешил от изумления, но быстро спохватился и сделал вид, что поражен проницательностью Фостера. — Хотят устроить обмен.
— Чего ради нам меняться с израильтянами? И потом, с какой стати им понадобился ваш полковник?
— Сирийцы обладают ядерным оружием, а Бутросу известны все подробности.
— Что?!
— Открою вам один секрет. Сирийцы ухитрились стащить у израильтян самонаводящуюся ракету и несколько ядерных боеголовок.
— Господи! — Фостер нахмурился, пожевал губу, потом спросил:
— А какова все-таки роль Чарли?
— Хотите с ним поговорить? — справился Дауни. Фостер заколебался, взглянул на часы, призадумался, затем кивнул.
Фостеровский «БМВ» решено было оставить в гараже посольства. Дауни без труда убедил Фостера, что гораздо разумнее и безопаснее будет взять одну из посольских машин.
Он выбрал темно-зеленый «форд-темпо», который, подобно большинству автомобилей из посольского гаража, имел корпус повышенной прочности и пуленепробиваемые стекла.
Сразу за воротами Дауни остановился, чтобы проверить, как работает связь. У девицы, которая дежурила на радиостанции, был такой голос, словно она что-то жевала, что, впрочем, не помешало ей мгновенно откликнуться на вызов. Дауни рассказал девушке старую байку про погонщика верблюдов, которому никак не удавалось переспать с женщиной; она хрипло рассмеялась, улыбнулся и Фостер. Дауни уловил запах виски. Все же Фостер выпил — наверно, для храбрости.
На максимально разрешенной скорости они покатили вверх по течению Нила, мимо острова Рода и ярко освещенного дворца Маньял. На южной оконечности острова купался в лучах прожекторов дворец Манистерли, за которым располагался знаменитый Пилометр, утративший сегодня всякую практическую ценность и превратившийся в туристическую достопримечательность. У Дауни мелькнула шальная мысль, что если Нил когда-нибудь разольется вновь, это произойдет потому, что либо израильтяне, либо ливийцы взорвут Асуанскую плотину. Полчаса спустя роскошные отели остались далеко позади; дорога вела через кварталы складов и фабрик.
Узкие улочки загромождали здоровенные грузовики, одни из них ожидали погрузки, другие разгрузки, которые должны были начаться пораньше с утра. Дауни заметил, что Фостер сидит прямее прежнего. По всей видимости, тот начал трезветь.
— На таком расстоянии от посольства рация бесполезна, — сказал он. — На связь выйти не удастся.
— Ничего страшного, — успокоил Дауни. Еще примерно с полчаса они кружили по узким улочкам, сворачивали в проулки и вдруг очутились у реки, проехали через пустырь, миновали стоявшую на приколе у берега ржавую баржу, увешанную гирляндами лампочек. Фостер заерзал на сиденье.
— Уже скоро. — Дауни свернул в переулок между двумя кирпичными домами, притормозил, остановил машину под высоким деревянным шестом, на конце которого болтался фонарь, заглушил двигатель и вылез наружу.
Фостер последовал за ним. Они направились по грязи туда, где плескались в темноте нильские воды. В прохладном воздухе витали запахи ила, испражнений и гнили. Вдоль дорожки стелился туман. Фостер поскользнулся, приупал на колено, выругался. Из мрака проступило нечто огромное, вытянутое в длину; при ближайшем рассмотрении оказалось, что это баржа — из тех, что доставляли в город известняк из карьера, расположенного выше по течению. Дауни двинулся в сторону ее носа. Вода, казавшаяся во тьме этакой черной маслянистой массой, текла мимо баржи в направлении моря.
Шагая следом за Дауни, Фостер различил впереди перекинутый с борта судна на берег узкий мостик. Путь к тому преграждал забор, поверх которого была натянута колючая проволока; в заборе имелись ворота. Дауни достал из кармана ключ, вставил его в замок, открыл ворота, жестом пригласил Фостера пройти, затем прошел сам, затворил створки и просунул руку сквозь сетку, чтобы повернуть в замке ключ.
— И что же тут делает Чарли? — справился Фостер.
— Читает. Спит. Прячется от на с вами, — Дауни, ступив на мостик, указал пальцем на баржу. — Она стоит здесь с полгода. Владельцы переругались, а судно ржавеет.
Фостер осторожно встал на мостик. Похоже, тот отличался известной прочностью. В темноте закричала ночная птица; на мгновение Фостеру почудилось, будто он слышит голоса, приглушенные, неразборчивые, доносящиеся откуда-то издалека. Тем временем Дауни поднялся на борт баржи, его каблуки зацокали по стальной палубе. Он повернулся и протянул Фостеру руку. Тот инстинктивно ухватился за нее и только тут заметил в глазах Дауни холодный блеск. Едва коснувшись пальцев своего спутника, Фостер отдернул руку и опустил ее в тот карман, где лежал пистолет. Дауни рванул Фостера за пиджак и одновременно ударил мыском башмака по колену. Фостер потерял равновесие, упал, ударился затылком о палубу, однако умудрился все-таки вытащить пистолет и нацелить его в жирное брюхо Дауни. Слишком поздно! Дауни пнул Фостера, тот выронил пистолет и получил еще один пинок — в лицо, как и первый. К горлу подкатила тошнота, из сломанного носа закапала на белоснежный воротничок рубашки кровь.
Дауни связал руки и ноги Фостера желтым нейлоновым шнуром. Пистолет, «кольт» 38-го калибра, лежал на палубе в нескольких дюймах от лица поверженного. Дауни пошарил в карманах Фостера, нашел запасную обойму.
— Какой-то мерзавец взорвал мой номер в лондонском отеле. Установил противопехотную мину. Признавайся, с твоей подачи? — Фостер пробормотал что-то неразборчивое.
Дауни ударил его по лицу. — Громче!
— Джек, я впервые об этом слышу! — Фостер выплюнул накопившуюся во рту кровь.
— Отряд парашютистов атаковал мой лагерь в пустыне.
Об этом ты тоже впервые слышишь?
— Какой лагерь? О чем вы, Джек?
— Хватит притворяться. Дик.
— Я вовсе не притворяюсь!
— Чего я и боялся, — Дауни схватил Фостера за галстук, усадил, затем подтащил к поручню, протянувшемуся вдоль борта. Фостер слабо вырывался — как новорожденный котенок над ведром с водой, дауни перевалил Фостера через поручень и разжал руки. Густой туман над рекой поглотил эхо всплеска. Дауни посмотрел вниз. Фостер колотил по воде связанными руками и ногами, отчаянно стараясь удержаться на поверхности. Дауни направился к противоположному борту.
К поручню того был привязан конец длинного шнура, который стягивал лодыжки Фостера. Дауни принялся выбирать шнур. Что твоя рыбалка — то же сопротивление жертвы, те же усилия, которые требуются, чтобы справиться с ней.
Фостер, который барахтался в холодной воде, ощутил вдруг резкий рывок. Его потянуло вниз, он закричал; ржавый корпус баржи неумолимо приближался. Он заметил, что шнур, который перетягивал ему запястья, уходит вверх, теряясь в темноте над бортом, ухватился за веревку, ухитрился высунуть из воды голову и плечи… Столь решительное противодействие застало Дауни врасплох. Он покачнулся, грязно выругался, стукнул кулаком по поручню, а затем потянул изо всех сил. Нейлоновый шнур ложился кольцами у его ног…
Фостер набрал полную грудь воздуха — и скрылся под водой, чуть было не содрав с ладоней кожу в последней попытке удержаться на плаву. Веревка протащила Фостера вдоль корпуса; наконец он уперся каблуками в киль судна. Дауни закрепил шнур двойным узлом, перешел на другой борт и проделал то же самое с тем концом, который был привязан к запястьям Фостера, после чего внимательно осмотрел палубу. На той, рядом с пистолетом, валялись золотые карманные часы. Дауни подобрал пистолет, заглянул в барабан — ни одного свободного гнезда. До чего же подозрительный тип! Он сунул пистолет в карман, спустился по мостику на берег и направился по дорожке к ожидавшему неподалеку «форду».
* * *
Шейла, новенькая машинистка из Вашингтона, снимала квартиру в квартале Гиза, поблизости от Каирского университета. Дауни навел справки и выяснил, что она живет одна.Вот почему, когда он, отперев отмычкой замок, проник в ее квартиру, его привел в некоторое замешательство донесшийся из спальни мужской смех. Дауни осторожно притворил дверь. Смех раздался снова. Он кинул на ковер часы Фостера и наступил на них каблуком. Те остановились — ровно в час сорок две. Дауни натянул резиновые перчатки, вынул фостеровский «кольт» и двинулся по коридору, стараясь не производить ни малейшего шума. Дверь в спальню была распахнута настежь. Дауни взглянул в щелку между дверью и косяком. Шейла восседала на чернокожем сержанте морской пехоты из подразделения по охране посольства. Дауни знал, как его зовут, но в столь критический момент имя того начисто забылось. Шейла задвигала бедрами. Сержант издал нечто вроде звериного рыка, погладил груди девушки… Дауни криво усмехнулся. Бедняга Фостер, должно быть, и не подозревал, что творится у него за спиной.