Страница:
— Эй! — произнес Чарли.
— Ей не помешает слегка остыть. — Хьюби расстегнул вторую пуговицу.
Чарли вскочил, схватил автомат и упер ствол в живот Свитсу. Хьюби заколебался. Он был уверен, что у Чарли не хватит духу нажать на курок, однако ему внезапно вспомнилось, какое у того было лицо — там, на каирской улице…
Сохраняя полнейшее спокойствие, Чарли тогда поднял руки, а затем надавил на газ, и большой черный «ситроен» прыгнул вперед, прямо на Ахмеда Маха… Свитс улыбнулся, повернулся к Чарли спиной и пошел прочь. С некоторыми людьми — с такими, кто мягок как воск и вечно старается поступать по справедливости, — безопаснее всего вести себя именно так. Сам же Хьюби Свитс был из другого теста — одни мышцы, ни намека на сердце. Ладно, он свое еще возьмет, покажет Чарли, где раки зимуют, сделает из вшивого недоноска отбивную, — дайте только срок.
Глава 25
Глава 26
— Ей не помешает слегка остыть. — Хьюби расстегнул вторую пуговицу.
Чарли вскочил, схватил автомат и упер ствол в живот Свитсу. Хьюби заколебался. Он был уверен, что у Чарли не хватит духу нажать на курок, однако ему внезапно вспомнилось, какое у того было лицо — там, на каирской улице…
Сохраняя полнейшее спокойствие, Чарли тогда поднял руки, а затем надавил на газ, и большой черный «ситроен» прыгнул вперед, прямо на Ахмеда Маха… Свитс улыбнулся, повернулся к Чарли спиной и пошел прочь. С некоторыми людьми — с такими, кто мягок как воск и вечно старается поступать по справедливости, — безопаснее всего вести себя именно так. Сам же Хьюби Свитс был из другого теста — одни мышцы, ни намека на сердце. Ладно, он свое еще возьмет, покажет Чарли, где раки зимуют, сделает из вшивого недоноска отбивную, — дайте только срок.
Глава 25
Каир
Войдя в понедельник утром в приемную, Фостер увидел за столом Дороти Джека Дауни, который сидел, закинув ноги на компьютер. Часы показывали десять минут девятого.
Значит, секретарша появится не раньше чем через двадцать минут. Фостер указал на башмаки Дауни.
— Если бы Дороти видела, она переломала бы вам ноги.
— Дик, она и так разбила мне сердце своими взглядами исподтишка. — Дауни, как обычно, жевал шоколад — свой любимый «Бейби Рут». Он сунул в рот остаток батончика, облизал пальцы, швырнул фантик в мусорную корзину и направился следом за Фостером в кабинет.
Фостер подошел к окну и посмотрел вниз, на Нил. По всей видимости, он приехал в такую рань вовсе не случайно: кофейный автомат, согласно заранее установленному таймеру, уже издавал нечто вроде воркования влюбленного голубя.
Дауни сел в кресло. Послышался низкий звук — то ли зарычал автомат, то ли Фостер выпустил газы. Мгновение спустя Фостер отвернулся от окна и спросил:
— Кофе?
— Да, пожалуйста.
Фостер приблизился к автомату, извлек кувшин, налил две чашки. Капли черного кофе продолжали падать из краника автомата на подогревочную пластину. Казалось, кто-то мочится на костер. Дауни вспомнились юность и дружина бойскаутов. Сколько значков он заработал? Один или два, не больше. Зато узлы… Вот он сидит в палатке со шнурком длиной в четверть дюйма, его пальцы словно наделены собственным разумом… Да, он был мастер завязывать узлы и, надо признать, не утратил ловкости до сих пор. Фостер на цыпочках подошел поближе, протянул Дауни полную чашку. Дауни поставил ту на колено и закурил «Мальборо». Любопытно, подумалось Фостеру. «Мальборо» курила Дороти. Может, Дауни забрался к ней в стол? Фостер уселся в кресло, которое заскрипело под его весом. Дауни надул щеки, затушил спичку, бросил ее на блюдце, попробовал кофе и причмокнул.
— Просто превосходно, Ричард! Какой вкус! «Максвелл»?
— Мой собственный рецепт, — ответил Фостер, не скрывая недовольства. — Смесь французского и колумбийского. — Он пригубил горячий напиток. — Младшая сестра каждую неделю присылает мне с дипломатической почтой по паре фунтов того и другого, а я потом мелю зерна в кофемолке.
Где вас, черт возьми, носило, Джек?
— Везде. Два дня назад я был в Бени-Суэфе. Знаете Файюмский оазис?
— Бывал.
— Чарли тоже туда заглядывал. — Дауни усмехнулся.
— Вы видели его? — Фостер поднес чашку к губам, но пить не стал. — Вам известно, где он находится?
— В общем-то да.
— Не валяйте дурака, Джек, — рассвирепел Фостер. Он опустил чашку на блюдце. — У меня нет доказательств, но я убежден на сто процентов, что он бежал из посольства с вашей помощью!
— Господи, Ричард, — проговорил Дауни, — у меня не было другого выхода. Я не мог обойтись без Чарли. Дом на острове Гезира служил явкой для ливийских агентов. Чарли прихватил оттуда не только наличные, но и конверт со списком террористов, которые действуют на Ближнем Востоке, в Италии, Франции и Западной Германии. Кроме того, там были имена тех, кого называют «блудливыми псами», то есть потенциальных жертв.
— Где этот список?
— Сгорел.
— Как он узнал, что означают имена?
— Ничего он не узнал, Ричард. — Дауни постучал себя по лбу— Ему не хватает моих мозгов.
— Мне нужны эти имена, Джек, все до единого.
— Мы работаем.
— Поторапливайтесь.
— Я вот что хочу сказать. Мне представляется крайне важным, что ливийцы думают, будто список у Чарли.
— Значит, он у вас как наживка? — Фостер кивнул.
— Мне нужна парочка ливийских агентов. По-моему, проще всего заполучить их таким способом: привязать Чарли у куста, и пусть себе блеет, а мы спрячемся и будем ждать.
— Выходит, вы и впрямь его выкрали.
— Вас послушать, — обиженно заявил Дауни, — так я огрел его молотком по голове и вытащил из посольства в чемодане с двойным дном. Понимаете, он готов был на что угодно, лишь бы удрать отсюда.
— Почему?
— По-вашему, он хочет вернуться в Лос-Анджелес? Вот вы бы на его месте вернулись?
— Он сам говорил мне, что думает вернуться и даже копит деньги на билет.
— Вранье.
Фостер каблуками оттолкнулся от стола, встал, подошел к автомату, налил себе еще кофе, добавил в чашку сливок, но Дауни предлагать не стал. Тот продолжал говорить, делая вид, что ничего не заметил.
— Чарли прекрасно знает, что его ждет в Лос-Анджелесе.
Адвокаты жены вцепятся в него, что твои барракуды, разжую ют и выплюнут. Поверьте мне: когда я сказал, что есть возможность бежать, единственное, что он спросил: «Где дверь?»
— Все равно вам следовало предупредить меня.
— Вы бы запретили.
— Скажите, Джек… — Фостер откинулся на спинку кресла, полуприкрыл глаза и увидел мысленным взором, как катится под уклон его карьера. Дауни вопросительно приподнял бровь. — Чарли имеет какое-либо отношение к тому ливийскому полковнику, за которым вы охотитесь?
— Вполне может быть.
— Как там его?..
— Мурад. Полковник Бутрос Мурад.
На глазах у Фостера Дауни затушил сигарету в кофейной гуще на дне чашки. Замечательно! Несмотря на то что кабинет был звукоизолирован — в частности, за счет пуленепробиваемого оконного стекла с тройным напылением, — со двора доносился голос сержанта морской пехоты, который производил смену караула, изъясняясь с ярко выраженным мемфисским акцентом. Сержант был ветераном. Его трижды отправляли во Вьетнам, и он всякий раз возвращался оттуда без единой царапины, по какому поводу, заложив за галстук, неизменно приходил в мрачное расположение духа. Фостер как-то сидел вместе с ним за одним столиком на террасе «Шератона». Сержант быстро опьянел и выложил во всех подробностях историю своей жизни, причем Фостер, который его слушал, поскольку деваться было некуда, испытывал одновременно скуку и нечто вроде страха. Сержант умолк, и тут принесли очередную порцию спиртного. С полчаса над столиком витала тишина; сержант потел на солнце, а Фостер исподволь наблюдал за ним из тени. Сержант отличался богатырским сложением. Лицо его ровным счетом ничего не выражало, а глаза, взгляд которых поражал воинственной безжизненностью, смотрели как бы сразу во все стороны. Волосы были острижены так коротко, что череп казался выбритым. Сержант почти беспрерывно вытирал голову мозолистой ладонью, смахивая накопившийся пот, однако струйки того стекали по шее, заползали под воротник, отчего на последнем возникали мокрые пятна. За то время, что провел за одним столиком с Фостером, сержант выпил три бутылки пива; как минимум две вышли потом у него из пор. Когда он наконец решил уйти, Фостер едва удержался от благодарственного возгласа. Должно быть, сержант, чутье которого наверняка обострили джунгли, почувствовал это, а потому «забыл» расплатиться, возложив сию приятную обязанность на Фостера.
Фостер подумал, что сержант и Дауни стоят друг друга.
Дауни, без сомнения, воспринял бы пьяную болтовню сержанта как должное, расхохотался, хлопнул бы того по плечу, попытался вывести из уныния, возможно, напился бы вместе с ним и отправился бы на охоту за женщинами. От них обоих исходил слабый запах любви к насилию. Интересно, подумалось Фостеру, как долго сможет Дауни просидеть в полной неподвижности, развалившись в обтянутом чехлом кресле, которое доставили сюда из Вашингтона именно потому, что сидеть в нем было чертовски неудобно? Фостер подался вперед, уперся пальцами в полированную столешницу и произнес:
— Расскажите мне поподробнее о полковнике Мураде. Что в нем такого, что вы хотите использовать для его похищения сугубо гражданского человека?
— Мурад сделал первый шаг, — ответил Дауни. — Прислал мне подарок.
— В посольство?
— Нет, на домашний адрес.
— Не рискованно ли? — Дауни снисходительно улыбнулся. — И что же он вам прислал?
— Информацию. В основном по «Великой искусственной реке», — Дауни имел в виду подземный трубопровод, строительство которого уже обошлось Каддафи в миллион долларов и через который вода из расположенных под землей озер должна была поступать в пустыню, орошать каменистые равнины.
— А сведения военного характера?
— Почти никаких. Правда, он сообщил, что три недели назад в Тубрук прибыли шесть «МиГов-23» на пароходе из Мурманска. Наша разведка о них еще не знает, я проверял. — Фостер взял со стола карандаш, попробовал пальцем, остро ли тот заточен, посмотрел в окно на безоблачное небо, показывая таким образом, что услышанное не произвело на него особого впечатления. — Информация о трубопроводе для нас очень важна, — продолжал Дауни. — Если Каддафи и впрямь сумеет доставить воду в пустыню, его примутся восхвалять на все лады. Но если он сядет в лужу, возможен переворот.
— И что, по-вашему, это будет означать для нас?
— Кто знает? Может, дела пойдут чуть лучше, а может, наоборот. — Дауни затянулся напоследок очередной сигаретой и уронил ее в чашку. Послышалось тихое шипение. — Вам ведь известно не хуже, чем мне, что такое Ближний Восток. Гремучая смесь. Совершенно непредсказуемый. Никто, и я в том числе, не в состоянии предугадать, что случится в следующий миг. На данный момент Мурад всего лишь стремится убедить меня в своей искренности.
— И как, он преуспел?
— Почему бы нет? — Дауни усмехнулся. — Проблема в том, что он требует от меня письменных гарантий.
— Чего конкретно он добивается?
— Анонимности. Надежного размещения денег. Миленького домика в миленькой местности. Кабельного телевидения. Чтобы соседки были блондинками и нимфоманками.
Вечной молодости. Новой машины. В общем, обычная белиберда.
— Допустим, мы удовлетворим его требования. Что получим взамен? Опять же, конкретно? Какими такими достоинствами обладает ваш драгоценный полковник, что американские налогоплательщики должны будут содержать его на свои деньги до конца жизни?
— Информация о ракетных установках и станциях слежения. Сценарии развития событий и возможные реакции. — Дауни закурил новую сигарету. — Численность советского, кубинского и восточногерманского технического и военного персонала в Ливии. А также кое-что еще про запас.
— Что именно?
— У него есть сестра, которую зовут Тахия.
— Жена Каддафи?! — Фостер моргнул. Он почувствовал, что краснеет, но ему было плевать.
— Так точно.
Фостер вновь подошел к автомату, подогрел свою чашку, откровенно затягивая время, чтобы собраться с мыслями.
Брат жены Каддафи! Господи! Какой можно устроить шум, не говоря уже о разведданных! Похищение века! Черт возьми, он может войти в историю! Если это правда. Фостер вернулся к столу и сел в кресло.
— Почему вы не упоминали ни о чем в своих докладах?
— Я решил, что торопиться не стоит, — Дауни театральным жестом развел руки в стороны. Из его чашки на ковер выплеснулся кофе. Он как будто не заметил. — Полковник, правда, не возражал против обнаружения сведений, но просил обеспечить ему анонимность.
— Да пошел он к черту! Почему вы не известили меня? — Фостер, когда с ним не считались, не скрывал своего раздражения. Он приподнялся, вытянул руку и ткнул в Дауни пальцем. — Запомните, Джек. Мы с вами работаем на правительство Соединенных Штатов. Все мы — одна семья. Одиночек у нас не любят.
— Правильно, — согласился Дауни. — Ну так что, продолжим перебранку или займемся делом?
— Когда вы в последний раз говорили с Мурадом?
— Три дня назад.
— Вы вошли с ним в физический контакт?
— То была встреча вслепую. — Дауни подразумевал, что встретился с Мурадом в месте, которое назначил полковник, то есть пошел на определенный риск. Он использовал жаргонное выражение, чтобы польстить Фостеру, который, подобно большинству цереушных бюрократов, обожал такие словечки.
— Опишите его.
— Рост пять футов десять дюймов, вес сто шестьдесят фунтов. Обычное лицо. Кудрявые черные волосы, карие глаза, нос крючком.
— Шрамы?
— Я не видел ни одного.
— Что еще?
— Волосы чуть длинноваты, пробор с левой стороны. Носит платиновые часы с черным циферблатом и римскими цифрами, на мизинце левой руки кольцо с бриллиантом. Уши малые, прилегают к черепу, мочки отсутствуют.
— Цвет кожи?
— Матовый. Глаза карие. Кустистые брови. Нос большой, загибается книзу. Сразу замечаешь именно его. Широкие ноздри — так сказать, символ, выражение характера.
— Какого же, по-вашему?..
— Приобретательского. Он хищник по натуре.
— Сколько раз вы с ним встречались?
— Один.
— Кто предложил встретиться, вы или он?
— Я, — Дауни явно запутался. — Куда вы клоните, Ричард?
— Из заслуживающих доверия источников мне недавно стало известно, что к ливийскому посольству в Стамбуле приписан некий полковник Бутрос Мурад, сотрудник разведки. Он пробыл там шесть месяцев и со времени своего прибытия города не покидал. А вы говорите, что встречались с ним в Каире три дня назад.
— Турция на том берегу моря. До нее можно лететь меньше часа.
Фостер достал из верхнего ящика стола пухлый конверт с надписью «Совершенно секретно», раскрыл и предъявил Дауни цветную фотографию размером восемь на десять.
— Красавчик да и только. Кто это?
— Догадайтесь.
На фотографии был изображен полковник Мурад в офицерской фуражке и кителе цвета хаки. Кокарда и две серебристых нашивки на погонах поблескивали в свете лампы. Мураду было под шестьдесят. Толстый, лысоватый, в очках, он имел вздернутый нос и большие, почти как у слона, уши. От левой глазницы к углу рта тянулся довольно глубокий шрам.
— Боб Хоуп?[7].
— Вы остроумны, Джек, но не настолько, чтобы мне стало смешно. — Фостер убрал фотографию в конверт и сунул тот обратно в ящик. — Похоже, вас обвели вокруг пальца.
— Может быть, — пробормотал Дауни. — Но, с другой стороны, так ли уж надежен ваш источник? — Он выдохнул дым в направлении кондиционера. — Я разберусь, ладно?
— Разберитесь, пожалуйста, — проговорил Фостер язвительным тоном, почесал затылок, потом посмотрел на свои ноги. — Чарли Макфи должен быть у меня в кабинете в пятницу.
— Я постараюсь.
— Будьте настолько любезны.
Дауни поднялся. Пепел с его сигареты упал на ковер. Он двинулся к двери.
— В пятницу! Если Макфи не появится, считайте, с вами все кончено, — крикнул ему вслед Фостер. — Вас спишут в расход — вы лишитесь пенсии!
Дауни захлопнул дверь. По-видимому, угроза подействовала.
Фостер выждал около минуты, затем переговорил по селектору с Дороти, объяснил секретарше, что нужно сделать, после чего отправился в ванну, плеснул в лицо холодной водой, почистил зубы, причесал редеющие волосы и почувствовал, что не помешает выпить.
Ричард Фостер принадлежал к числу тех людей, которые во всем следуют заведенному порядку, однако этим утром он позволил себе заглянуть на полчасика в ресторан «Шеперд», где уселся за столик и, попивая виски, погрузился в наблюдения за окружающими. Когда он вернулся в посольство, на столе лежала помеченная красным ярлыком папка — фотокопия оригинала, который хранился в Лэнгли. На обложке значилось «1967», что означало год, когда Дауни начал работать на контору. Фостер поудобнее уселся в кресле и раскрыл папку.
Судя по облику Дауни на фотографиях, те были сделаны лет двадцать назад. Несмотря на профессиональные навыки, Фостеру было довольно трудно уловить что-либо общее в наружности Джека Дауни, которого он знал, и того человека, что глядел на него со снимков. Лицо казалось тем же самым и все-таки другим. Или, подумалось вдруг Фостеру — это было нечто вроде озарения, — лицо не изменилось; изменился тот человек, которому оно принадлежало. Он перелистал первые страницы. Детство в Бостоне. Мамочка с папочкой.
Талантливый младший брат, который мечтал играть левого крайнего в составе «Бостон брюинз», а в итоге оказался на всю оставшуюся жизнь прикованным к инвалидной коляске.
Колледж. Подружка. Женитьба. Беременность. Развод. Пара лет в компании «Ай-би-эм». Проблемы с алиментами. Приход в ЦРУ. Первые два года Дауни работал в Вашингтоне.
Неплохое местечко, всегда можно рассчитывать на повышение. В июле 1969-го его отправили в Ливию. В досье не сообщалось, за какие грехи и кто конкретно распорядился об этом. Но два месяца спустя, 1 сентября, Каддафи организовал заговор, в результате которого свергнутый король Идрис аль-Санусси очутился на побережье Турции, где отныне мог управлять разве что самим собой. Разумеется, контора предпочитала не афишировать свою деятельность, однако было известно, что она частично финансировала заговор. Вполне возможно, Дауни принимал в этом деле активное участие.
Папка была толщиной с запястье Фостера. Он связался с Дороти и велел той не беспокоить его до конца дня. В семь часов вечера, будучи на грани изнеможения, он натолкнулся на единственное упоминание об Эдварде Форсайте, отце Дженнифер. В годы, последовавшие за приходом к власти в Ливии Каддафи, Дауни путешествовал по свету, раздувая пожары или, в зависимости от обстоятельств, способствуя их тушению. В 1972 году он на короткий срок возвратился в Ливию. Причины его возвращения представлялись маловразумительными. Согласно отчету, написанному зелеными чернилами — причем размашистый почерк больше подходил какому-нибудь механику по ремонту аттракционов, нежели сотруднику ЦРУ, — Эдвард Форсайт, английский инженер, пробыл в Ливии полтора года, а затем, через три дня после прибытия Дауни, исчез без следа в пустыне недалеко от города Сабха. Жарким летним вечером вышел прогуляться после ужина — и сгинул. Поисковые партии и вертолеты прочесали местность в радиусе сотни миль, но не обнаружили никаких следов.
Неужели Джек Дауни может оживлять мертвецов? Фостер мрачно усмехнулся. Ну и компанию он себе подобрал: Чарли Макфи, англичанка Дженнифер Форсайт, полковник Бутрос Мурад и двое наемников. Свитс и Мартин. И каким, скажите на милость, боком замешан во всем этом шеф каирского бюро ЦРУ Ричард Фостер? Вздохнув, Фостер потер лоб, в который словно колотили изнутри увесистой кувалдой. Похоже, начинается мигрень. Впрочем, он подозревал, что головная боль, учитывая, как разворачиваются события, доставит ему меньше всего неприятностей. И был абсолютно прав.
Значит, секретарша появится не раньше чем через двадцать минут. Фостер указал на башмаки Дауни.
— Если бы Дороти видела, она переломала бы вам ноги.
— Дик, она и так разбила мне сердце своими взглядами исподтишка. — Дауни, как обычно, жевал шоколад — свой любимый «Бейби Рут». Он сунул в рот остаток батончика, облизал пальцы, швырнул фантик в мусорную корзину и направился следом за Фостером в кабинет.
Фостер подошел к окну и посмотрел вниз, на Нил. По всей видимости, он приехал в такую рань вовсе не случайно: кофейный автомат, согласно заранее установленному таймеру, уже издавал нечто вроде воркования влюбленного голубя.
Дауни сел в кресло. Послышался низкий звук — то ли зарычал автомат, то ли Фостер выпустил газы. Мгновение спустя Фостер отвернулся от окна и спросил:
— Кофе?
— Да, пожалуйста.
Фостер приблизился к автомату, извлек кувшин, налил две чашки. Капли черного кофе продолжали падать из краника автомата на подогревочную пластину. Казалось, кто-то мочится на костер. Дауни вспомнились юность и дружина бойскаутов. Сколько значков он заработал? Один или два, не больше. Зато узлы… Вот он сидит в палатке со шнурком длиной в четверть дюйма, его пальцы словно наделены собственным разумом… Да, он был мастер завязывать узлы и, надо признать, не утратил ловкости до сих пор. Фостер на цыпочках подошел поближе, протянул Дауни полную чашку. Дауни поставил ту на колено и закурил «Мальборо». Любопытно, подумалось Фостеру. «Мальборо» курила Дороти. Может, Дауни забрался к ней в стол? Фостер уселся в кресло, которое заскрипело под его весом. Дауни надул щеки, затушил спичку, бросил ее на блюдце, попробовал кофе и причмокнул.
— Просто превосходно, Ричард! Какой вкус! «Максвелл»?
— Мой собственный рецепт, — ответил Фостер, не скрывая недовольства. — Смесь французского и колумбийского. — Он пригубил горячий напиток. — Младшая сестра каждую неделю присылает мне с дипломатической почтой по паре фунтов того и другого, а я потом мелю зерна в кофемолке.
Где вас, черт возьми, носило, Джек?
— Везде. Два дня назад я был в Бени-Суэфе. Знаете Файюмский оазис?
— Бывал.
— Чарли тоже туда заглядывал. — Дауни усмехнулся.
— Вы видели его? — Фостер поднес чашку к губам, но пить не стал. — Вам известно, где он находится?
— В общем-то да.
— Не валяйте дурака, Джек, — рассвирепел Фостер. Он опустил чашку на блюдце. — У меня нет доказательств, но я убежден на сто процентов, что он бежал из посольства с вашей помощью!
— Господи, Ричард, — проговорил Дауни, — у меня не было другого выхода. Я не мог обойтись без Чарли. Дом на острове Гезира служил явкой для ливийских агентов. Чарли прихватил оттуда не только наличные, но и конверт со списком террористов, которые действуют на Ближнем Востоке, в Италии, Франции и Западной Германии. Кроме того, там были имена тех, кого называют «блудливыми псами», то есть потенциальных жертв.
— Где этот список?
— Сгорел.
— Как он узнал, что означают имена?
— Ничего он не узнал, Ричард. — Дауни постучал себя по лбу— Ему не хватает моих мозгов.
— Мне нужны эти имена, Джек, все до единого.
— Мы работаем.
— Поторапливайтесь.
— Я вот что хочу сказать. Мне представляется крайне важным, что ливийцы думают, будто список у Чарли.
— Значит, он у вас как наживка? — Фостер кивнул.
— Мне нужна парочка ливийских агентов. По-моему, проще всего заполучить их таким способом: привязать Чарли у куста, и пусть себе блеет, а мы спрячемся и будем ждать.
— Выходит, вы и впрямь его выкрали.
— Вас послушать, — обиженно заявил Дауни, — так я огрел его молотком по голове и вытащил из посольства в чемодане с двойным дном. Понимаете, он готов был на что угодно, лишь бы удрать отсюда.
— Почему?
— По-вашему, он хочет вернуться в Лос-Анджелес? Вот вы бы на его месте вернулись?
— Он сам говорил мне, что думает вернуться и даже копит деньги на билет.
— Вранье.
Фостер каблуками оттолкнулся от стола, встал, подошел к автомату, налил себе еще кофе, добавил в чашку сливок, но Дауни предлагать не стал. Тот продолжал говорить, делая вид, что ничего не заметил.
— Чарли прекрасно знает, что его ждет в Лос-Анджелесе.
Адвокаты жены вцепятся в него, что твои барракуды, разжую ют и выплюнут. Поверьте мне: когда я сказал, что есть возможность бежать, единственное, что он спросил: «Где дверь?»
— Все равно вам следовало предупредить меня.
— Вы бы запретили.
— Скажите, Джек… — Фостер откинулся на спинку кресла, полуприкрыл глаза и увидел мысленным взором, как катится под уклон его карьера. Дауни вопросительно приподнял бровь. — Чарли имеет какое-либо отношение к тому ливийскому полковнику, за которым вы охотитесь?
— Вполне может быть.
— Как там его?..
— Мурад. Полковник Бутрос Мурад.
На глазах у Фостера Дауни затушил сигарету в кофейной гуще на дне чашки. Замечательно! Несмотря на то что кабинет был звукоизолирован — в частности, за счет пуленепробиваемого оконного стекла с тройным напылением, — со двора доносился голос сержанта морской пехоты, который производил смену караула, изъясняясь с ярко выраженным мемфисским акцентом. Сержант был ветераном. Его трижды отправляли во Вьетнам, и он всякий раз возвращался оттуда без единой царапины, по какому поводу, заложив за галстук, неизменно приходил в мрачное расположение духа. Фостер как-то сидел вместе с ним за одним столиком на террасе «Шератона». Сержант быстро опьянел и выложил во всех подробностях историю своей жизни, причем Фостер, который его слушал, поскольку деваться было некуда, испытывал одновременно скуку и нечто вроде страха. Сержант умолк, и тут принесли очередную порцию спиртного. С полчаса над столиком витала тишина; сержант потел на солнце, а Фостер исподволь наблюдал за ним из тени. Сержант отличался богатырским сложением. Лицо его ровным счетом ничего не выражало, а глаза, взгляд которых поражал воинственной безжизненностью, смотрели как бы сразу во все стороны. Волосы были острижены так коротко, что череп казался выбритым. Сержант почти беспрерывно вытирал голову мозолистой ладонью, смахивая накопившийся пот, однако струйки того стекали по шее, заползали под воротник, отчего на последнем возникали мокрые пятна. За то время, что провел за одним столиком с Фостером, сержант выпил три бутылки пива; как минимум две вышли потом у него из пор. Когда он наконец решил уйти, Фостер едва удержался от благодарственного возгласа. Должно быть, сержант, чутье которого наверняка обострили джунгли, почувствовал это, а потому «забыл» расплатиться, возложив сию приятную обязанность на Фостера.
Фостер подумал, что сержант и Дауни стоят друг друга.
Дауни, без сомнения, воспринял бы пьяную болтовню сержанта как должное, расхохотался, хлопнул бы того по плечу, попытался вывести из уныния, возможно, напился бы вместе с ним и отправился бы на охоту за женщинами. От них обоих исходил слабый запах любви к насилию. Интересно, подумалось Фостеру, как долго сможет Дауни просидеть в полной неподвижности, развалившись в обтянутом чехлом кресле, которое доставили сюда из Вашингтона именно потому, что сидеть в нем было чертовски неудобно? Фостер подался вперед, уперся пальцами в полированную столешницу и произнес:
— Расскажите мне поподробнее о полковнике Мураде. Что в нем такого, что вы хотите использовать для его похищения сугубо гражданского человека?
— Мурад сделал первый шаг, — ответил Дауни. — Прислал мне подарок.
— В посольство?
— Нет, на домашний адрес.
— Не рискованно ли? — Дауни снисходительно улыбнулся. — И что же он вам прислал?
— Информацию. В основном по «Великой искусственной реке», — Дауни имел в виду подземный трубопровод, строительство которого уже обошлось Каддафи в миллион долларов и через который вода из расположенных под землей озер должна была поступать в пустыню, орошать каменистые равнины.
— А сведения военного характера?
— Почти никаких. Правда, он сообщил, что три недели назад в Тубрук прибыли шесть «МиГов-23» на пароходе из Мурманска. Наша разведка о них еще не знает, я проверял. — Фостер взял со стола карандаш, попробовал пальцем, остро ли тот заточен, посмотрел в окно на безоблачное небо, показывая таким образом, что услышанное не произвело на него особого впечатления. — Информация о трубопроводе для нас очень важна, — продолжал Дауни. — Если Каддафи и впрямь сумеет доставить воду в пустыню, его примутся восхвалять на все лады. Но если он сядет в лужу, возможен переворот.
— И что, по-вашему, это будет означать для нас?
— Кто знает? Может, дела пойдут чуть лучше, а может, наоборот. — Дауни затянулся напоследок очередной сигаретой и уронил ее в чашку. Послышалось тихое шипение. — Вам ведь известно не хуже, чем мне, что такое Ближний Восток. Гремучая смесь. Совершенно непредсказуемый. Никто, и я в том числе, не в состоянии предугадать, что случится в следующий миг. На данный момент Мурад всего лишь стремится убедить меня в своей искренности.
— И как, он преуспел?
— Почему бы нет? — Дауни усмехнулся. — Проблема в том, что он требует от меня письменных гарантий.
— Чего конкретно он добивается?
— Анонимности. Надежного размещения денег. Миленького домика в миленькой местности. Кабельного телевидения. Чтобы соседки были блондинками и нимфоманками.
Вечной молодости. Новой машины. В общем, обычная белиберда.
— Допустим, мы удовлетворим его требования. Что получим взамен? Опять же, конкретно? Какими такими достоинствами обладает ваш драгоценный полковник, что американские налогоплательщики должны будут содержать его на свои деньги до конца жизни?
— Информация о ракетных установках и станциях слежения. Сценарии развития событий и возможные реакции. — Дауни закурил новую сигарету. — Численность советского, кубинского и восточногерманского технического и военного персонала в Ливии. А также кое-что еще про запас.
— Что именно?
— У него есть сестра, которую зовут Тахия.
— Жена Каддафи?! — Фостер моргнул. Он почувствовал, что краснеет, но ему было плевать.
— Так точно.
Фостер вновь подошел к автомату, подогрел свою чашку, откровенно затягивая время, чтобы собраться с мыслями.
Брат жены Каддафи! Господи! Какой можно устроить шум, не говоря уже о разведданных! Похищение века! Черт возьми, он может войти в историю! Если это правда. Фостер вернулся к столу и сел в кресло.
— Почему вы не упоминали ни о чем в своих докладах?
— Я решил, что торопиться не стоит, — Дауни театральным жестом развел руки в стороны. Из его чашки на ковер выплеснулся кофе. Он как будто не заметил. — Полковник, правда, не возражал против обнаружения сведений, но просил обеспечить ему анонимность.
— Да пошел он к черту! Почему вы не известили меня? — Фостер, когда с ним не считались, не скрывал своего раздражения. Он приподнялся, вытянул руку и ткнул в Дауни пальцем. — Запомните, Джек. Мы с вами работаем на правительство Соединенных Штатов. Все мы — одна семья. Одиночек у нас не любят.
— Правильно, — согласился Дауни. — Ну так что, продолжим перебранку или займемся делом?
— Когда вы в последний раз говорили с Мурадом?
— Три дня назад.
— Вы вошли с ним в физический контакт?
— То была встреча вслепую. — Дауни подразумевал, что встретился с Мурадом в месте, которое назначил полковник, то есть пошел на определенный риск. Он использовал жаргонное выражение, чтобы польстить Фостеру, который, подобно большинству цереушных бюрократов, обожал такие словечки.
— Опишите его.
— Рост пять футов десять дюймов, вес сто шестьдесят фунтов. Обычное лицо. Кудрявые черные волосы, карие глаза, нос крючком.
— Шрамы?
— Я не видел ни одного.
— Что еще?
— Волосы чуть длинноваты, пробор с левой стороны. Носит платиновые часы с черным циферблатом и римскими цифрами, на мизинце левой руки кольцо с бриллиантом. Уши малые, прилегают к черепу, мочки отсутствуют.
— Цвет кожи?
— Матовый. Глаза карие. Кустистые брови. Нос большой, загибается книзу. Сразу замечаешь именно его. Широкие ноздри — так сказать, символ, выражение характера.
— Какого же, по-вашему?..
— Приобретательского. Он хищник по натуре.
— Сколько раз вы с ним встречались?
— Один.
— Кто предложил встретиться, вы или он?
— Я, — Дауни явно запутался. — Куда вы клоните, Ричард?
— Из заслуживающих доверия источников мне недавно стало известно, что к ливийскому посольству в Стамбуле приписан некий полковник Бутрос Мурад, сотрудник разведки. Он пробыл там шесть месяцев и со времени своего прибытия города не покидал. А вы говорите, что встречались с ним в Каире три дня назад.
— Турция на том берегу моря. До нее можно лететь меньше часа.
Фостер достал из верхнего ящика стола пухлый конверт с надписью «Совершенно секретно», раскрыл и предъявил Дауни цветную фотографию размером восемь на десять.
— Красавчик да и только. Кто это?
— Догадайтесь.
На фотографии был изображен полковник Мурад в офицерской фуражке и кителе цвета хаки. Кокарда и две серебристых нашивки на погонах поблескивали в свете лампы. Мураду было под шестьдесят. Толстый, лысоватый, в очках, он имел вздернутый нос и большие, почти как у слона, уши. От левой глазницы к углу рта тянулся довольно глубокий шрам.
— Боб Хоуп?[7].
— Вы остроумны, Джек, но не настолько, чтобы мне стало смешно. — Фостер убрал фотографию в конверт и сунул тот обратно в ящик. — Похоже, вас обвели вокруг пальца.
— Может быть, — пробормотал Дауни. — Но, с другой стороны, так ли уж надежен ваш источник? — Он выдохнул дым в направлении кондиционера. — Я разберусь, ладно?
— Разберитесь, пожалуйста, — проговорил Фостер язвительным тоном, почесал затылок, потом посмотрел на свои ноги. — Чарли Макфи должен быть у меня в кабинете в пятницу.
— Я постараюсь.
— Будьте настолько любезны.
Дауни поднялся. Пепел с его сигареты упал на ковер. Он двинулся к двери.
— В пятницу! Если Макфи не появится, считайте, с вами все кончено, — крикнул ему вслед Фостер. — Вас спишут в расход — вы лишитесь пенсии!
Дауни захлопнул дверь. По-видимому, угроза подействовала.
Фостер выждал около минуты, затем переговорил по селектору с Дороти, объяснил секретарше, что нужно сделать, после чего отправился в ванну, плеснул в лицо холодной водой, почистил зубы, причесал редеющие волосы и почувствовал, что не помешает выпить.
Ричард Фостер принадлежал к числу тех людей, которые во всем следуют заведенному порядку, однако этим утром он позволил себе заглянуть на полчасика в ресторан «Шеперд», где уселся за столик и, попивая виски, погрузился в наблюдения за окружающими. Когда он вернулся в посольство, на столе лежала помеченная красным ярлыком папка — фотокопия оригинала, который хранился в Лэнгли. На обложке значилось «1967», что означало год, когда Дауни начал работать на контору. Фостер поудобнее уселся в кресле и раскрыл папку.
Судя по облику Дауни на фотографиях, те были сделаны лет двадцать назад. Несмотря на профессиональные навыки, Фостеру было довольно трудно уловить что-либо общее в наружности Джека Дауни, которого он знал, и того человека, что глядел на него со снимков. Лицо казалось тем же самым и все-таки другим. Или, подумалось вдруг Фостеру — это было нечто вроде озарения, — лицо не изменилось; изменился тот человек, которому оно принадлежало. Он перелистал первые страницы. Детство в Бостоне. Мамочка с папочкой.
Талантливый младший брат, который мечтал играть левого крайнего в составе «Бостон брюинз», а в итоге оказался на всю оставшуюся жизнь прикованным к инвалидной коляске.
Колледж. Подружка. Женитьба. Беременность. Развод. Пара лет в компании «Ай-би-эм». Проблемы с алиментами. Приход в ЦРУ. Первые два года Дауни работал в Вашингтоне.
Неплохое местечко, всегда можно рассчитывать на повышение. В июле 1969-го его отправили в Ливию. В досье не сообщалось, за какие грехи и кто конкретно распорядился об этом. Но два месяца спустя, 1 сентября, Каддафи организовал заговор, в результате которого свергнутый король Идрис аль-Санусси очутился на побережье Турции, где отныне мог управлять разве что самим собой. Разумеется, контора предпочитала не афишировать свою деятельность, однако было известно, что она частично финансировала заговор. Вполне возможно, Дауни принимал в этом деле активное участие.
Папка была толщиной с запястье Фостера. Он связался с Дороти и велел той не беспокоить его до конца дня. В семь часов вечера, будучи на грани изнеможения, он натолкнулся на единственное упоминание об Эдварде Форсайте, отце Дженнифер. В годы, последовавшие за приходом к власти в Ливии Каддафи, Дауни путешествовал по свету, раздувая пожары или, в зависимости от обстоятельств, способствуя их тушению. В 1972 году он на короткий срок возвратился в Ливию. Причины его возвращения представлялись маловразумительными. Согласно отчету, написанному зелеными чернилами — причем размашистый почерк больше подходил какому-нибудь механику по ремонту аттракционов, нежели сотруднику ЦРУ, — Эдвард Форсайт, английский инженер, пробыл в Ливии полтора года, а затем, через три дня после прибытия Дауни, исчез без следа в пустыне недалеко от города Сабха. Жарким летним вечером вышел прогуляться после ужина — и сгинул. Поисковые партии и вертолеты прочесали местность в радиусе сотни миль, но не обнаружили никаких следов.
Неужели Джек Дауни может оживлять мертвецов? Фостер мрачно усмехнулся. Ну и компанию он себе подобрал: Чарли Макфи, англичанка Дженнифер Форсайт, полковник Бутрос Мурад и двое наемников. Свитс и Мартин. И каким, скажите на милость, боком замешан во всем этом шеф каирского бюро ЦРУ Ричард Фостер? Вздохнув, Фостер потер лоб, в который словно колотили изнутри увесистой кувалдой. Похоже, начинается мигрень. Впрочем, он подозревал, что головная боль, учитывая, как разворачиваются события, доставит ему меньше всего неприятностей. И был абсолютно прав.
Глава 26
Египетская пустыня
Свитс запер дверь металлического домика. Оконные проемы были заделаны фанерой, трещины в стенах заткнуты тряпьем. Внутри домика царил непроглядный мрак, воздух был теплым и густым, как суп.
— Готовы? — Голос Мунго отразился от стен и сводчатого потолка, запрыгал по комнате. Дженнифер показалось, что звук идет сразу со всех сторон. Она кивнула, потом сообразила, что Мартин ее не видит, и сказала:
— Да.
— Чарли?
— Готов. — Дженнифер почудилось, что в голосе Чарли появились новые нотки: сила, бодрость, уверенность в себе.
Шел десятый день их пребывания в пустыне. Ежедневные марш-броски закалили Чарли, придали ему мужества. Он загорел до черноты, из глаз начисто исчезло прежнее затравленное выражение.
— Поехали! — крикнул Мунго.
Дженнифер сидела, скрестив ноги, на видавшем виды армейском одеяле, которое расстелила на цементном полу домика. Она подалась вперед, слепо шаря руками в темноте.
Палец левой руки задел металлический предмет — магазин автомата. Дженнифер положила магазин так, чтобы ощущать его бедром, которое облегала голубая джинсовая ткань, и услышала слева от себя лязг металла: судя по всему, Чарли тоже не терял времени даром. У них было шестьдесят секунд на то, чтобы собрать разобранные Свитсом «штайры» и зарядить магазины. По истечении срока Мунго должен был включить освещение в дальнем конце помещения, где находились две мишени. Свет будет гореть всего лишь пять секунд, а затем погаснет. Дабы придать состязанию дополнительный интерес, Мунго и Хьюби решили, что тот из новобранцев, кто проиграет, понесет во время очередного марш-броска рюкзак с лишними двадцатью фунтами груза. Дженнифер шарила в темноте и мысленно отсчитывала секунды. Внутри домика было жарко и душно, ладони взмокли от пота. Она вытерла руки о джинсы, установила на место затвор, щелкнула задней крышкой. Порядок, теперь патроны. Где же они?
Осталось двадцать секунд. Дженнифер нащупала коробку с патронами, открыла, ухватила пригоршню холодных и тяжелых пуль, принялась заряжать магазин тем способом, которому научил ее Мунго, и вдруг над мишенями вспыхнула лампа. Женщина вставила в автомат полупустой магазин, сняла оружие с предохранителя, уперла в плечо приклад, изготовилась к стрельбе и нажала на курок. Из дула вырвалось ослепительно яркое оранжевое пламя. Дженнифер постаралась справиться с отдачей…
— Время! — крикнул Мунго.
Лампа над мишенями в виде человеческих фигур погасла, однако Дженнифер продолжала стрелять, пока не кончились патроны. На мгновение наступила тишина, затем Дженнифер услышала, как ругается вполголоса Чарли, и сообразила, что тот не сделал ни единого выстрела.
— Опустить оружие! — скомандовал Мунго. — Поставить на предохранитель.
Послышался щелчок — это Чарли передвинул затвор.
— Опусти автомат! — рявкнул Мунго.
Чарли, похоже, заупрямился; впрочем, многодневное пребывание в пустыне мало-помалу сказывалось на всех четверых: от каждого из них можно было в любую минуту ожидать какого-нибудь фортеля. Чарли вскочил и надавил на спусковой крючок. Магазин «штайра» мгновенно опустел, а в металлической крышке домика появились тридцать два маленьких, идеально круглых отверстия. Чарли словно купался в свете солнечных лучей, которые проникали внутрь сквозь эти дырки; по-видимому, он вспоминал свои выступления на сцене ночного клуба. В воздухе витал едкий запах пороха.
Свитс включил освещение, в сиянии которого солнечный свет тут же померк, и распахнул дверь. Дженнифер закашлялась.
Она внезапно очутилась в дыму, который потянулся к раскрытой двери. Женщина поглядела на потолок. Отверстия в том располагались чрезвычайно близко друг к другу.
— Слава Богу, что нет дождя, — сказал Мунго. — Сдается мне, у нас не наберется столько тазов, чтобы подставить их под все дырки. — Он ткнул пальцем в Дженнифер. — Пошли посмотрим, сколько врагов ты перестреляла.
Они направились к мишеням, которые отличались от своих близнецов по всему свету разве что тем, что были облачены в форму египетской армии. Изготовленные из плотного серого картона, эти мишени изображали солдат с автоматами, причем на груди каждого воина имелись нарисованные белым круги, которые обозначали смертельные, серьезные и легкие ранения. Дженнифер присела на корточки. В мишень попало восемь пуль, причем все легли в «яблочко», то есть за любое попадание можно было смело начислять десять очков; остальные патроны также угодили в цель, но не совсем удачно — вереница отверстий тянулась по диагонали от живота солдата к правой половине груди. Дженнифер принялась подсчитывать очки. В общей сложности пятнадцать попаданий, одиннадцать — смертельные раны.
— Полный магазин? — спросил Мунго.
— Увы, — Дженнифер покачала головой. — Я не успела зарядить его до конца.
— Плохо, — произнес Мунго. — Надо было постараться. — Дженнифер кивнула. Это была отнюдь не первая тренировка, и от раза к разу усталость ощущалась все сильнее.
Дженнифер надоело отшивать Свитса, надоело жариться под палящим солнцем; она много размышляла и в конце концов пришла к выводу, что в намерения Дауни входит прежде всего сбить из них четверых крепкую команду, для чего он, собственно, и организовал это турне в пустыню. Мунго похлопал Дженнифер по плечу:
— Готовы? — Голос Мунго отразился от стен и сводчатого потолка, запрыгал по комнате. Дженнифер показалось, что звук идет сразу со всех сторон. Она кивнула, потом сообразила, что Мартин ее не видит, и сказала:
— Да.
— Чарли?
— Готов. — Дженнифер почудилось, что в голосе Чарли появились новые нотки: сила, бодрость, уверенность в себе.
Шел десятый день их пребывания в пустыне. Ежедневные марш-броски закалили Чарли, придали ему мужества. Он загорел до черноты, из глаз начисто исчезло прежнее затравленное выражение.
— Поехали! — крикнул Мунго.
Дженнифер сидела, скрестив ноги, на видавшем виды армейском одеяле, которое расстелила на цементном полу домика. Она подалась вперед, слепо шаря руками в темноте.
Палец левой руки задел металлический предмет — магазин автомата. Дженнифер положила магазин так, чтобы ощущать его бедром, которое облегала голубая джинсовая ткань, и услышала слева от себя лязг металла: судя по всему, Чарли тоже не терял времени даром. У них было шестьдесят секунд на то, чтобы собрать разобранные Свитсом «штайры» и зарядить магазины. По истечении срока Мунго должен был включить освещение в дальнем конце помещения, где находились две мишени. Свет будет гореть всего лишь пять секунд, а затем погаснет. Дабы придать состязанию дополнительный интерес, Мунго и Хьюби решили, что тот из новобранцев, кто проиграет, понесет во время очередного марш-броска рюкзак с лишними двадцатью фунтами груза. Дженнифер шарила в темноте и мысленно отсчитывала секунды. Внутри домика было жарко и душно, ладони взмокли от пота. Она вытерла руки о джинсы, установила на место затвор, щелкнула задней крышкой. Порядок, теперь патроны. Где же они?
Осталось двадцать секунд. Дженнифер нащупала коробку с патронами, открыла, ухватила пригоршню холодных и тяжелых пуль, принялась заряжать магазин тем способом, которому научил ее Мунго, и вдруг над мишенями вспыхнула лампа. Женщина вставила в автомат полупустой магазин, сняла оружие с предохранителя, уперла в плечо приклад, изготовилась к стрельбе и нажала на курок. Из дула вырвалось ослепительно яркое оранжевое пламя. Дженнифер постаралась справиться с отдачей…
— Время! — крикнул Мунго.
Лампа над мишенями в виде человеческих фигур погасла, однако Дженнифер продолжала стрелять, пока не кончились патроны. На мгновение наступила тишина, затем Дженнифер услышала, как ругается вполголоса Чарли, и сообразила, что тот не сделал ни единого выстрела.
— Опустить оружие! — скомандовал Мунго. — Поставить на предохранитель.
Послышался щелчок — это Чарли передвинул затвор.
— Опусти автомат! — рявкнул Мунго.
Чарли, похоже, заупрямился; впрочем, многодневное пребывание в пустыне мало-помалу сказывалось на всех четверых: от каждого из них можно было в любую минуту ожидать какого-нибудь фортеля. Чарли вскочил и надавил на спусковой крючок. Магазин «штайра» мгновенно опустел, а в металлической крышке домика появились тридцать два маленьких, идеально круглых отверстия. Чарли словно купался в свете солнечных лучей, которые проникали внутрь сквозь эти дырки; по-видимому, он вспоминал свои выступления на сцене ночного клуба. В воздухе витал едкий запах пороха.
Свитс включил освещение, в сиянии которого солнечный свет тут же померк, и распахнул дверь. Дженнифер закашлялась.
Она внезапно очутилась в дыму, который потянулся к раскрытой двери. Женщина поглядела на потолок. Отверстия в том располагались чрезвычайно близко друг к другу.
— Слава Богу, что нет дождя, — сказал Мунго. — Сдается мне, у нас не наберется столько тазов, чтобы подставить их под все дырки. — Он ткнул пальцем в Дженнифер. — Пошли посмотрим, сколько врагов ты перестреляла.
Они направились к мишеням, которые отличались от своих близнецов по всему свету разве что тем, что были облачены в форму египетской армии. Изготовленные из плотного серого картона, эти мишени изображали солдат с автоматами, причем на груди каждого воина имелись нарисованные белым круги, которые обозначали смертельные, серьезные и легкие ранения. Дженнифер присела на корточки. В мишень попало восемь пуль, причем все легли в «яблочко», то есть за любое попадание можно было смело начислять десять очков; остальные патроны также угодили в цель, но не совсем удачно — вереница отверстий тянулась по диагонали от живота солдата к правой половине груди. Дженнифер принялась подсчитывать очки. В общей сложности пятнадцать попаданий, одиннадцать — смертельные раны.
— Полный магазин? — спросил Мунго.
— Увы, — Дженнифер покачала головой. — Я не успела зарядить его до конца.
— Плохо, — произнес Мунго. — Надо было постараться. — Дженнифер кивнула. Это была отнюдь не первая тренировка, и от раза к разу усталость ощущалась все сильнее.
Дженнифер надоело отшивать Свитса, надоело жариться под палящим солнцем; она много размышляла и в конце концов пришла к выводу, что в намерения Дауни входит прежде всего сбить из них четверых крепкую команду, для чего он, собственно, и организовал это турне в пустыню. Мунго похлопал Дженнифер по плечу: