Страница:
Действительно, ни одно чувствующее и разумное существо ни на минуту не может забыть о своем самосохранении и благополучии. Оно должно думать о своем счастье. Но вскоре опыт и разум показывают ему, что без помощи других оно не сумеет добиться всего необходимого для счастья. Это существо живет вместе с другими чувствующими, разумными существами, занятыми подобно ему вопросом о своем счастье и способными помочь ему добиться вещей, которых оно желает для себя. Оно замечает, что эти существа будут благоприятствовать ему лишь в том случае, когда это будет представлять интерес для их благополучия. Оно заключает отсюда, что ради своего счастья ему следует все время вести себя так, чтобы снискать привязанность, одобрение, уважение и помощь существ, которые могут оказаться особенно полезными для его собственных целей. Оно замечает, что для благополучия человека особенно необходим человек и последний будет помогать осуществлению чужих планов, только найдя в этом действительные преимущества для себя. Но доставлять реальные выгоды людям - значит быть добродетельным. Таким образом, рассудительный человек должен понять, что в его интересах быть добродетельным. Добродетель - это просто искусство сделаться счастливым посредством счастья других людей. Добродетельный человек - это такой человек, который делает счастливыми других людей, способных отплатить ему тем же, необходимых для его сохранения и способных доставить ему счастливое существование. Такова подлинная основа всякой нравственности; заслуга и добродетель основаны на природе человека и его потребностях. Только благодаря добродетели человек может стать счастливым. ("Добродетель не что иное, как совершенная в себе и доведенная до своей вершины природа".) Cicero, De legibus, I. Цицерон говорит в другом месте: "Virlus rationis ("Добродетель можно определить как совершенство разума".) Без добродетели общество не может существовать и быть полезным своим членам. Только объединив людей, одушевленных желанием делать друг другу приятное и готовых трудиться для взаимной пользы, общество может дать им реальные преимущества. Семейная жизнь лишена услады, если члены семьи не желают оказывать друг другу содействия, помогать друг другу переносить тяготы жизни и объединенными усилиями устранять бедствия, которым подвергает их природа. Брачные узы приятны лишь тогда, когда интересы двух существ, объединенных потребностью в законном удовольствии, совпадают; и это содействует сохранению государства, подготовляя для него граждан. Дружба очаровательна тогда, когда она тесно соединяет добродетельных людей, одушевленных искренним желанием содействовать счастью друг друга. Наконец, лишь обнаруживая добродетель, мы можем заслужить благожелательное отношение, доверие, уважение всех тех, с кем мы связаны какими-либо отношениями. Одним словом, ни один человек не бывает счастлив в одиночку.
Действительно, счастье каждого человека зависит от чувств, вызываемых им у окружающих его людей. Знатность может ослепить их; обладание властью может вызвать у них невольную дань уважения; богатство может прельстить низкие и продажные души. Но лишь человечность, доброта, сострадание, справедливость могут без всяких усилий порождать столь сладкие чувства нежности, привязанности, уважения, в которых нуждается всякий разумный человек. Итак, быть добродетельным - значит видеть свой интерес в том, что совпадает с интересом других людей значит наслаждаться благодеяниями и радостями, которые им доставляешь. Тот, в ком природа, воспитание, размышления, привычки создали подобную склонность, удовлетворять которую позволяют ему обстоятельства, становится интересным для всех окружающих; он всегда наслаждается; он с радостью читает довольство на всех лицах; его жена, дети, друзья, слуги идут ему навстречу с открытым челом, обнаруживая признаки довольства и мира, в которых он видит дело своих рук. Все окружающие его готовы разделять его удовольствия, радости и страдания; всеобщее уважение и любовь приятно напоминают ему о нем самом; он знает, что приобрел права на признательность всех сердец; он гордится тем, что является источником счастья, благодаря которому все окружающие связаны с его судьбой. Наше чувство любви к самим себе становится во сто раз восхитительнее, когда его разделяют все те, с кем нас связал наш жребий. Привычка к добродетели создает в нас потребности, которые может вполне удовлетворить сама же добродетель; так добродетель всегда оказывается своей собственной наградой и сама служит платой за пользу, доставляемую нами благодаря ей другим.
Нам, может быть, скажут и попытаются даже доказать, что при существующем положении вещей добродетель не только не доставляет благополучия тем, кто ее обнаруживает, но, наоборот, часто доводит их до бедствий и ставит постоянные препятствия их счастью. Добродетель повсюду лишена награды; мало того, тысячи примеров могут убедить нас, что почти во всех странах ее ненавидят, преследуют, заставляют стонать под бременем людской неблагодарности и несправедливости. В ответ на это я готов признать: неизбежные заблуждения человеческого рода обусловливают то, что добродетель редко приводит к тому, в чем толпа видит счастье. В большинстве государств, правителей которых невежество, лесть, предрассудки, злоупотребление властью и безнаказанность чаще всего делают врагами добродетели, уважение и награды достаются обыкновенно только недостойным гражданам. Здесь награждают за ненужные или вредные качества, а заслуга не получает должного воздаяния. Но добродетельный человек не заботится о наградах и мнении столь дурно устроенного общества; довольствуясь счастьем своего домашнего очага, он не желает умножать свои общественные связи, которые могут лишь увеличить число подстерегающих его опасностей; он знает, что порочное общество есть своего рода вихрь, с которым добродетельный человек не может сообразовать своих действий. Поэтому такой человек держится в стороне, подальше от проторенной дороги, где он был бы неминуемо раздавлен. Он в меру сил творит добро в своей сфере; он оставляет свободным поприще, на котором желают проявить себя дурные люди. Он скорбит по поводу причиняемых ими самим себе неприятностей и доволен своим скромным жребием, дающим ему безопасность; он жалеет народы и общества, несчастные из-за своих заблуждений и страстей, являющихся их роковыми и необходимыми следствиями. В этих обществах живут только несчастные граждане; вместо того чтобы думать о своих настоящих интересах, трудиться ради счастья друг друга и осознавать, как должна быть дорога им добродетель, они лишь открыто борются между собой или втайне вредят друг другу и ненавидят добродетель, стесняющую их беспорядочные страсти.
Говоря, что добродетель есть своя собственная награда, мы хотим сказать этим лишь то, что в обществе, руководствующемся указаниями истины, опыта, разума, каждый человек узнает свои истинные интересы, поймет цель жизни в обществе, увидит преимущества или реальные мотивы, побуждающие его исполнять свои обязанности,- одним словом, убедится, что для достижения прочного счастья он должен интересоваться благополучием своих ближних и заслужить их уважение, любовь и помощь. Наконец, в благоустроенном обществе правительство, воспитание, законы, пример окружающих, образование должны стремиться доказать каждому гражданину, что народ, частью которого он является, есть такое целое, которое не может существовать и быть счастливым без добродетели. Опыт должен ежеминутно убеждать его, что благополучие частей может вытекать лишь из благополучия целого. Правосудие должно показать ему, что общество может быть полезным для своих членов лишь в том случае, если оно является системой воль, в которой воли, действующие в соответствии с интересами целого, неизменно испытывают выгодную для них реакцию.
Но, увы, под влиянием заблуждений люди перевернули вверх дном порядок вещей: впавшая в немилость, изгнанная, преследуемая добродетель не находит ни одной из выгод, на которые она вправе рассчитывать. Приходится обещать ей в потустороннем мире те выгоды, которых она почти всегда лишена в мире посюстороннем; считают необходимым обманывать, обольщать, запугивать людей, чтобы побудить их придерживаться добродетели, которую все делает им в тягость. Их питают надеждами на какое-то далекое будущее; их устрашают, чтобы заставить следовать добродетели, которую все окружающее заставляет их ненавидеть, или же, чтобы отвратить их от зла, которое, наоборот, под влиянием окружающего кажется им приятным и необходимым. Так политика и суеверие надеются заменить химерами и мнимыми интересами те реальные и истинные мотивы, которые могут быть внушены людям природой, опытом, просвещенным правительством, законодательством, образованием, примером, разумными взглядами. Люди, увлеченные силой примера и привычки, ослепленные опасными и непреодолимыми страстями, не обращают внимания на туманные обещания и угрозы. Реальный интерес их удовольствий, страстей, привычек всегда берет верх над интересом, который связывают с каким-то благополучием после смерти или со спасением от бедствий, представляющихся спорными при сравнении их с преимуществами земной жизни.
Так суеверие, вместо того чтобы сделать людей принципиально добродетельными, лишь налагает на них тяжкое и бесполезное бремя. Его несут только фанатики или малодушные люди, которых их взгляды делают несчастными или опасными и которые, не становясь лучше, в бешенстве грызут вложенные им в рот хрупкие удила. Действительно, опыт показывает, что религия является плотиной, неспособной сдержать непреодолимый поток порочности, питаемый столькими источниками. Мало того, разве сама эта религия не увеличивает общественного беспорядка, разнуздывая и освящая опасные страсти? Добродетель почти повсюду является уделом немногих людей, достаточно сильных, чтобы противиться потоку предрассудков, довольствующихся сознанием приносимого ими обществу добра, достаточно скромных, чтобы удовлетворяться похвалами немногих, наконец, не интересующихся пустыми привилегиями, которые несправедливое общество раздает обыкновенно за низости, интриги и преступления.
Несмотря на царящую в мире несправедливость, в нем все же есть добродетельные люди; даже среди самых порочных народов можно встретить благородных людей, понимающих цену добродетели, знающих, что она вызывает похвалу даже из уст своих врагов.
Есть лица, довольствующиеся скрытыми в глубинах душ наградами, которых не может лишить их никакая власть на земле. Действительно, добродетельный человек приобретает право на уважение, почитание, доверие и любовь даже со стороны тех, чье поведение идет вразрез с его собственным поведением. Порок вынужден уступить добродетели, превосходство которой он признает с краской стыда на лице. Но независимо от этого столь надежного, значительного и приятного для всякого честного человека превосходства у него остается еще одно неоценимое преимущество, даже если весь мир окажется несправедливым по отношению к нему, а именно возможность любить и уважать самого себя, с радостью углубляться в тайники своего сердца, смотреть на свои поступки так, как на них должны были бы смотреть другие, если бы они не были ослеплены. Никакая сила на свете не может отнять у него это заслуженное самоуважение. Уважение к самому себе может быть смешным лишь тогда, когда оно беспочвенно; его можно порицать лишь в том случае, если оно обнаруживается в обидной и унизительной для других форме: тогда мы называем его высокомерием, Если самоуважение зиждется на всякого рода пустяках - это тщеславие. Но в других случаях самоуважение невозможно осуждать: его считают законным и обоснованным, его называют возвышенностью, величием духа, благородной гордостью, когда оно опирается на действительно полезные для общества добродетели и таланты, даже если общество не способно их оценить.
Перестанем же прислушиваться к пустым словам защитников суеверия, которые, будучи врагами нашего счастья, хотят искоренить стремление к нему в наших сердцах и предписывают нам ненавидеть и презирать самих себя, намереваясь отнять у добродетельных людей чуть ли не единственную награду добродетели в этом извращенном мире. Ведь уничтожить в нем столь справедливое чувство самоуважения значило бы сломить сильнейшую из пружин, заставляющих его творить добро. Действительно, какими побуждениями сможет он руководствоваться в этом случае в большей части общества? Разве мы не видим, что добродетель в них попирают ногами и презирают; смелое преступление и ловкий порок награждают; любовь к общественному благу считают безумием; аккуратность в исполнении своих обязанностей признают глупостью; сострадание, отзывчивость, супружескую нежность и верность, искреннюю и ненарушимую дружбу окружают презрением и высмеивают? Человек всегда действует под влиянием каких-то мотивов. Он поступает хорошо или плохо, лишь руководствуясь мыслью о своем счастье. То, что он считает своим счастьем, составляет его интерес; он ничего не делает даром; когда у него отнимают награду за его полезную деятельность, он или становится таким же злонамеренным, как другие, или получает эту награду из собственных рук.
А если это так, то добродетельный человек никогда не может быть совершенно несчастным; он не может быть полностью лишен полагающейся ему награды:
добродетель может заменить все то, в чем обычно видят благо или счастье, но нет ничего такого, что могло бы заменить добродетель. Это не значит, что добродетельный человек избавлен от неприятностей. Как и дурной человек, он подвержен физическим страданиям, может оказаться в нужде, часто является мишенью для клеветы, несправедливости, неблагодарности, ненависти, но среди всех своих несчастий, бедствий и горестей добродетельный человек находит опору в самом себе; он доволен самим собой, уважает себя, обладает чувством собственного достоинства, знает свою правоту и утешается верой в правоту своего дела. У дурного человека нет такой поддержки: подверженный, как и добродетельный человек, всяким недугам и капризам судьбы, он находит в глубине своего сердца только заботы, сожаления, угрызения совести. Он теряет под собой почву, не находит никакой опоры в своей совести; его дух и его тело испытывают натиск одновременно со всех сторон. Добродетельный человек вовсе не бесчувственный стоик: добродетель не обязательно влечет за собой бесстрастие; но если он хворает, то его не приходится так жалеть, как заболевшего дурного человека; будучи беден, он менее несчастен, чем дурной человек в нищете; будучи в немилости, он менее удручен, чем очутившийся в таком же положении дурной человек.
Счастье каждого человека зависит от его темперамента и от изменений, которым подвергался последний Природа производит счастливых людей; воспитание, образование, размышление улучшают почву, созданную природой, и дают ей возможность производить полезные плоды. Счастливо родиться - значит получить от природы здоровое тело, точно функционирующие органы, здравый ум и сердце, страсти и желания которого соответствуют обстоятельствам нашей судьбы. Таким образом, природа сделала для нас все, если она дала нам крепость и энергию, достаточные, чтобы добиться вещей, которых заставляют нас желать наше состояние, наш образ мыслей, наш темперамент. Но эта природа была неблагосклонна к нам, если она дала нам слишком горячую кровь, слишком пылкое воображение, бурные желания и стремление к предметам, которых в нашем положении мы не можем добиться или по крайней мере не можем получить без невероятных усилий, угрожающих нашему счастью и способных нарушить общественный покой. Самые счастливые люди обыкновенно те, кто обладает спокойным сердцем, желающим лишь вещей, которых можно доставить себе трудом, способным поддержать активность духа, не вызывая в нем слишком бурных потрясений. Философ, потребности которого нетрудно удовлетворить, будучи чужд честолюбия и доволен тесным кругом друзей, без сомнения, более счастлив, чем честолюбивый завоеватель, который в своей ненасытности приходит в отчаяние от того, что может опустошить всего лишь один мир. Тот, кто удачливо родился или кого природа наделила гармонической организацией, не является существом, вредным для общества; обычно покой общества нарушают неудачно родившиеся, буйные и недовольные своей судьбой, опьяненные страстями, увлекающиеся недоступными предметами люди, готовые довести общество до катастрофы, лишь бы добиться тех воображаемых благ, в которых они видят свое счастье. Александру Македонскому было необходимо разрушить государства, утопить в крови народы, обратить в прах города, чтобы удовлетворить ту страсть к славе, о которой он составил себе ложное представление и которой алкало его воображение. Диогену было достаточно бочки и свободы казаться чудаком. Сократ испытывал нужду лишь в удовольствии подготавливать своих учеников к добродетельной жизни.
Будучи по своей природе существом, которому всегда необходимо движение, человек должен всегда чего-то желать. Вот почему, если вещи, которых он желает, достаются ему слишком легко, они вскоре теряют для него всякий интерес. Чтобы чувствовать счастье, необходимо предпринимать усилия, стремясь достигнуть его; чтобы находить прелесть в удовлетворении желания, его следует разжигать препятствиями; вещи, которые не стоят нам никаких усилий, немедленно нам надоедают. Ожидание счастья, необходимый для его достижения труд, многочисленные и разнообразные его картины, которые рисует нам воображение, сообщают нашему мозгу необходимое движение, дают работу его способностям, приводят в действие весь его механизм - одним словом, обеспечивают ему приятную деятельность, отсутствие которой не может нам компенсировать даже наслаждение самим счастьем. Действие есть подлинная стихия человеческого духа; перестав действовать, он сразу же начинает томиться скукой. Наша душа нуждается в идеях, как наш желудок - в пище. Преимущество ученых и писателей перед невежественными и ничем не занимающимися или не привыкшими мыслить и исследовать людьми зависит лишь от обилия и разнообразия идей, доставляемых им размышлением и умственным трудом. Дух мыслящего человека находит больше пищи в хорошей книге, чем дух невежды во всех удовольствиях, доставляемых ему его богатствами. Изучать что-нибудь - значит накапливать идеи. Обилие и сочетание идей - вот источник всех различий между людьми, это же дает человеку преимущество перед другими животными.
Таким образом, импульс, сообщаемый нам желаниями, сам по себе является большим благом, для духа этот импульс играет ту же роль, что физические упражнения для тела; без него мы не находим никакого удовольствия в доставляемой нам пище; жажда делает столь приятным для нас удовольствие от питья жизнь - это вечный круг зарождающихся и удовлетворенных желаний. Отдых - благо лишь для того, кто трудится; он источник скуки, печали и пороков для того, кто не трудится. Беспрерывно наслаждаться - все равно что совсем не наслаждаться; человек, которому не остается ничего желать, наверное, более несчастлив, чем тот, который страдает.
Эти основанные на опыте размышления доказывают нам, что зло, как и добро, зависит от природы вещей. Для того чтобы счастье можно было ощущать, оно не должно быть непрерывным; труд необходим человеку, чтобы ввести промежутки между его удовольствиями; его тело нуждается в физических упражнениях; его сердце нуждается в желаниях; лишь неудовлетворенность доставляет нам возможность наслаждаться счастьем; именно она оттеняет картину человеческой жизни. В силу неумолимого закона судьбы люди вынуждены быть недовольными своим жребием, делать усилия, чтобы изменить его, завидовать счастью друг друга, которым никто из них не наслаждается в полной мере. Так, бедняк завидует роскоши богача, в то время как богач часто менее счастлив, чем бедняк. Так, богач завидует бедняку, которого он видит деятельным, здоровым, а часто даже веселым в нищете.
Если бы все люди были совершенно довольны, то в мире не было бы никакой деятельности, чтобы быть счастливым, надо желать, действовать, трудиться: таков закон природы, жизнь которой заключается в действии. Человеческие общества могут существовать лишь при условии непрерывного обмена вещей, в которых люди видят свое счастье. Бедняк вынужден испытывать желания и трудиться, чтобы получить то, что он считает необходимым для поддержания своей жизни; пища, одежда, жилище, семья - вот предметы первых потребностей, обусловленных его природой. Удовлетворив свою нужду в них, он бывает вскоре вынужден создавать себе совершенно новые потребности, или, вернее, его воображение начинает придавать более утонченный характер старым потребностям. Оно старается сделать их более разнообразными и пикантными. Когда же, став богачом, человек удовлетворяет все потребности и их сочетания, для него начинается полоса пресыщения и скуки. Его тело, освобожденное от труда, накапливает в себе органические соки; сердце, лишенное желаний, начинает томиться; перестав быть деятельным, он вынужден уделить часть своих богатств более деятельным и трудолюбивым людям; последние ради собственных интересов начинают трудиться для него, заботиться об удовлетворении его потребностей, выводить его из томления, выполнять его причуды. Так богачи и вельможи возбуждают у бедняка энергию, деятельность и трудолюбие; последний, работая на других, трудится ради собственного благополучия. Так желание улучшить свою судьбу делает человека необходимым человеку; так всегда возрождающиеся и никогда не удовлетворяемые желания являются принципом жизни, здоровья, деятельности общества. Если бы каждый человек мог обходиться собственными силами, у него не было бы потребности жить в обществе. Наши потребности, желания, фантазия ставят нас в зависимость от других людей, вынуждают каждого из нас в собственных интересах быть полезным существам, способным доставить нам предметы, которых мы сами не имеем. Всякий народ есть объединение множества людей, связанных друг с другом своими потребностями и удовольствиями; самые счастливые из них те, у кого меньше всего потребностей и кто имеет больше всего средств удовлетворить их.
Рост потребностей отдельных людей, как и политических обществ, представляет собой необходимое явление. Он основан на природе человека. Когда удовлетворены естественные потребности, то они неизбежно заменяются потребностями, которые мы называем мнимыми, или условными (besoins d'opinions); последние становятся столь же необходимыми для нашего счастья, как и первые. Та самая привычка, которая позволяет дикарю Америки ходить голым, заставляет цивилизованного жителя Европы носить одежду; бедняк довольствуется скромным платьем и носит его круглый год; богачу нужно особое платье для каждого времени года: он страдал бы, если бы не мог менять свою одежду; он был бы удручен, если бы его платье не говорило окружающим о его богатстве, социальном положении, превосходстве. Именно привычка умножает потребности богача. Даже само его тщеславие становится потребностью, заставляющей работать тысячи рук; это тщеславие доставляет, таким образом, средства существования бедным людям. Человек, привыкший носить роскошные и пышные одежды и лишенный этих признаков богатства, с которыми для него связано представление о счастье, так же несчастлив, как бедняк, не имеющий никакой одежды. Ныне цивилизованные народы некогда были дикими; они вели бродячую жизнь, занимаясь охотой и войнами, с трудом обеспечивая свое существование; мало-помалу они осели, стали заниматься земледелием, а затем торговлей; их первоначальные потребности стали утонченнее; они расширили их область и придумали тысячи средств для их удовлетворения. Подобное развитие необходимо и естественно у деятельных существ, обладающих способностью ощущения и нуждающихся, чтобы быть счастливыми, в смене своих ощущений.
Вместе с ростом потребностей людей становится все труднее их удовлетворять; каждый человек попадает в зависимость от большего числа себе подобных. Чтобы побудить их к деятельности и заставить содействовать своим целям, человеку приходится доставать предметы, способные побудить их удовлетворить его желания. Дикарю достаточно протянуть руку, чтобы сорвать плод, служащий ему пищей; богатый же гражданин цветущего государства вынужден заставить тысячи рук работать, чтобы получить пышный, изысканный обед, необходимый для возбуждения его ослабевшего аппетита или льстящий его тщеславию. Отсюда ясно, что в той же мере, в какой возрастают наши потребности, мы вынуждены умножать и средства их удовлетворения. Богатства представляют собой не что иное, как условные средства, с помощью которых мы можем заставить множество людей трудиться ради удовлетворения наших желаний или побудить их во имя собственного интереса способствовать нашим удовольствиям. Что, собственно, делает богач? Он просто говорит нуждающимся людям, что может доставить им средства к существованию, если они согласятся исполнять его желания. Что делает обладающий властью человек? Он просто показывает другим, что в состоянии обеспечить им средства стать счастливыми. Монархи, вельможи, богачи кажутся нам счастливыми лишь потому, что располагают достаточными средствами, или поводами, чтобы побудить множество людей работать для их счастья.
Действительно, счастье каждого человека зависит от чувств, вызываемых им у окружающих его людей. Знатность может ослепить их; обладание властью может вызвать у них невольную дань уважения; богатство может прельстить низкие и продажные души. Но лишь человечность, доброта, сострадание, справедливость могут без всяких усилий порождать столь сладкие чувства нежности, привязанности, уважения, в которых нуждается всякий разумный человек. Итак, быть добродетельным - значит видеть свой интерес в том, что совпадает с интересом других людей значит наслаждаться благодеяниями и радостями, которые им доставляешь. Тот, в ком природа, воспитание, размышления, привычки создали подобную склонность, удовлетворять которую позволяют ему обстоятельства, становится интересным для всех окружающих; он всегда наслаждается; он с радостью читает довольство на всех лицах; его жена, дети, друзья, слуги идут ему навстречу с открытым челом, обнаруживая признаки довольства и мира, в которых он видит дело своих рук. Все окружающие его готовы разделять его удовольствия, радости и страдания; всеобщее уважение и любовь приятно напоминают ему о нем самом; он знает, что приобрел права на признательность всех сердец; он гордится тем, что является источником счастья, благодаря которому все окружающие связаны с его судьбой. Наше чувство любви к самим себе становится во сто раз восхитительнее, когда его разделяют все те, с кем нас связал наш жребий. Привычка к добродетели создает в нас потребности, которые может вполне удовлетворить сама же добродетель; так добродетель всегда оказывается своей собственной наградой и сама служит платой за пользу, доставляемую нами благодаря ей другим.
Нам, может быть, скажут и попытаются даже доказать, что при существующем положении вещей добродетель не только не доставляет благополучия тем, кто ее обнаруживает, но, наоборот, часто доводит их до бедствий и ставит постоянные препятствия их счастью. Добродетель повсюду лишена награды; мало того, тысячи примеров могут убедить нас, что почти во всех странах ее ненавидят, преследуют, заставляют стонать под бременем людской неблагодарности и несправедливости. В ответ на это я готов признать: неизбежные заблуждения человеческого рода обусловливают то, что добродетель редко приводит к тому, в чем толпа видит счастье. В большинстве государств, правителей которых невежество, лесть, предрассудки, злоупотребление властью и безнаказанность чаще всего делают врагами добродетели, уважение и награды достаются обыкновенно только недостойным гражданам. Здесь награждают за ненужные или вредные качества, а заслуга не получает должного воздаяния. Но добродетельный человек не заботится о наградах и мнении столь дурно устроенного общества; довольствуясь счастьем своего домашнего очага, он не желает умножать свои общественные связи, которые могут лишь увеличить число подстерегающих его опасностей; он знает, что порочное общество есть своего рода вихрь, с которым добродетельный человек не может сообразовать своих действий. Поэтому такой человек держится в стороне, подальше от проторенной дороги, где он был бы неминуемо раздавлен. Он в меру сил творит добро в своей сфере; он оставляет свободным поприще, на котором желают проявить себя дурные люди. Он скорбит по поводу причиняемых ими самим себе неприятностей и доволен своим скромным жребием, дающим ему безопасность; он жалеет народы и общества, несчастные из-за своих заблуждений и страстей, являющихся их роковыми и необходимыми следствиями. В этих обществах живут только несчастные граждане; вместо того чтобы думать о своих настоящих интересах, трудиться ради счастья друг друга и осознавать, как должна быть дорога им добродетель, они лишь открыто борются между собой или втайне вредят друг другу и ненавидят добродетель, стесняющую их беспорядочные страсти.
Говоря, что добродетель есть своя собственная награда, мы хотим сказать этим лишь то, что в обществе, руководствующемся указаниями истины, опыта, разума, каждый человек узнает свои истинные интересы, поймет цель жизни в обществе, увидит преимущества или реальные мотивы, побуждающие его исполнять свои обязанности,- одним словом, убедится, что для достижения прочного счастья он должен интересоваться благополучием своих ближних и заслужить их уважение, любовь и помощь. Наконец, в благоустроенном обществе правительство, воспитание, законы, пример окружающих, образование должны стремиться доказать каждому гражданину, что народ, частью которого он является, есть такое целое, которое не может существовать и быть счастливым без добродетели. Опыт должен ежеминутно убеждать его, что благополучие частей может вытекать лишь из благополучия целого. Правосудие должно показать ему, что общество может быть полезным для своих членов лишь в том случае, если оно является системой воль, в которой воли, действующие в соответствии с интересами целого, неизменно испытывают выгодную для них реакцию.
Но, увы, под влиянием заблуждений люди перевернули вверх дном порядок вещей: впавшая в немилость, изгнанная, преследуемая добродетель не находит ни одной из выгод, на которые она вправе рассчитывать. Приходится обещать ей в потустороннем мире те выгоды, которых она почти всегда лишена в мире посюстороннем; считают необходимым обманывать, обольщать, запугивать людей, чтобы побудить их придерживаться добродетели, которую все делает им в тягость. Их питают надеждами на какое-то далекое будущее; их устрашают, чтобы заставить следовать добродетели, которую все окружающее заставляет их ненавидеть, или же, чтобы отвратить их от зла, которое, наоборот, под влиянием окружающего кажется им приятным и необходимым. Так политика и суеверие надеются заменить химерами и мнимыми интересами те реальные и истинные мотивы, которые могут быть внушены людям природой, опытом, просвещенным правительством, законодательством, образованием, примером, разумными взглядами. Люди, увлеченные силой примера и привычки, ослепленные опасными и непреодолимыми страстями, не обращают внимания на туманные обещания и угрозы. Реальный интерес их удовольствий, страстей, привычек всегда берет верх над интересом, который связывают с каким-то благополучием после смерти или со спасением от бедствий, представляющихся спорными при сравнении их с преимуществами земной жизни.
Так суеверие, вместо того чтобы сделать людей принципиально добродетельными, лишь налагает на них тяжкое и бесполезное бремя. Его несут только фанатики или малодушные люди, которых их взгляды делают несчастными или опасными и которые, не становясь лучше, в бешенстве грызут вложенные им в рот хрупкие удила. Действительно, опыт показывает, что религия является плотиной, неспособной сдержать непреодолимый поток порочности, питаемый столькими источниками. Мало того, разве сама эта религия не увеличивает общественного беспорядка, разнуздывая и освящая опасные страсти? Добродетель почти повсюду является уделом немногих людей, достаточно сильных, чтобы противиться потоку предрассудков, довольствующихся сознанием приносимого ими обществу добра, достаточно скромных, чтобы удовлетворяться похвалами немногих, наконец, не интересующихся пустыми привилегиями, которые несправедливое общество раздает обыкновенно за низости, интриги и преступления.
Несмотря на царящую в мире несправедливость, в нем все же есть добродетельные люди; даже среди самых порочных народов можно встретить благородных людей, понимающих цену добродетели, знающих, что она вызывает похвалу даже из уст своих врагов.
Есть лица, довольствующиеся скрытыми в глубинах душ наградами, которых не может лишить их никакая власть на земле. Действительно, добродетельный человек приобретает право на уважение, почитание, доверие и любовь даже со стороны тех, чье поведение идет вразрез с его собственным поведением. Порок вынужден уступить добродетели, превосходство которой он признает с краской стыда на лице. Но независимо от этого столь надежного, значительного и приятного для всякого честного человека превосходства у него остается еще одно неоценимое преимущество, даже если весь мир окажется несправедливым по отношению к нему, а именно возможность любить и уважать самого себя, с радостью углубляться в тайники своего сердца, смотреть на свои поступки так, как на них должны были бы смотреть другие, если бы они не были ослеплены. Никакая сила на свете не может отнять у него это заслуженное самоуважение. Уважение к самому себе может быть смешным лишь тогда, когда оно беспочвенно; его можно порицать лишь в том случае, если оно обнаруживается в обидной и унизительной для других форме: тогда мы называем его высокомерием, Если самоуважение зиждется на всякого рода пустяках - это тщеславие. Но в других случаях самоуважение невозможно осуждать: его считают законным и обоснованным, его называют возвышенностью, величием духа, благородной гордостью, когда оно опирается на действительно полезные для общества добродетели и таланты, даже если общество не способно их оценить.
Перестанем же прислушиваться к пустым словам защитников суеверия, которые, будучи врагами нашего счастья, хотят искоренить стремление к нему в наших сердцах и предписывают нам ненавидеть и презирать самих себя, намереваясь отнять у добродетельных людей чуть ли не единственную награду добродетели в этом извращенном мире. Ведь уничтожить в нем столь справедливое чувство самоуважения значило бы сломить сильнейшую из пружин, заставляющих его творить добро. Действительно, какими побуждениями сможет он руководствоваться в этом случае в большей части общества? Разве мы не видим, что добродетель в них попирают ногами и презирают; смелое преступление и ловкий порок награждают; любовь к общественному благу считают безумием; аккуратность в исполнении своих обязанностей признают глупостью; сострадание, отзывчивость, супружескую нежность и верность, искреннюю и ненарушимую дружбу окружают презрением и высмеивают? Человек всегда действует под влиянием каких-то мотивов. Он поступает хорошо или плохо, лишь руководствуясь мыслью о своем счастье. То, что он считает своим счастьем, составляет его интерес; он ничего не делает даром; когда у него отнимают награду за его полезную деятельность, он или становится таким же злонамеренным, как другие, или получает эту награду из собственных рук.
А если это так, то добродетельный человек никогда не может быть совершенно несчастным; он не может быть полностью лишен полагающейся ему награды:
добродетель может заменить все то, в чем обычно видят благо или счастье, но нет ничего такого, что могло бы заменить добродетель. Это не значит, что добродетельный человек избавлен от неприятностей. Как и дурной человек, он подвержен физическим страданиям, может оказаться в нужде, часто является мишенью для клеветы, несправедливости, неблагодарности, ненависти, но среди всех своих несчастий, бедствий и горестей добродетельный человек находит опору в самом себе; он доволен самим собой, уважает себя, обладает чувством собственного достоинства, знает свою правоту и утешается верой в правоту своего дела. У дурного человека нет такой поддержки: подверженный, как и добродетельный человек, всяким недугам и капризам судьбы, он находит в глубине своего сердца только заботы, сожаления, угрызения совести. Он теряет под собой почву, не находит никакой опоры в своей совести; его дух и его тело испытывают натиск одновременно со всех сторон. Добродетельный человек вовсе не бесчувственный стоик: добродетель не обязательно влечет за собой бесстрастие; но если он хворает, то его не приходится так жалеть, как заболевшего дурного человека; будучи беден, он менее несчастен, чем дурной человек в нищете; будучи в немилости, он менее удручен, чем очутившийся в таком же положении дурной человек.
Счастье каждого человека зависит от его темперамента и от изменений, которым подвергался последний Природа производит счастливых людей; воспитание, образование, размышление улучшают почву, созданную природой, и дают ей возможность производить полезные плоды. Счастливо родиться - значит получить от природы здоровое тело, точно функционирующие органы, здравый ум и сердце, страсти и желания которого соответствуют обстоятельствам нашей судьбы. Таким образом, природа сделала для нас все, если она дала нам крепость и энергию, достаточные, чтобы добиться вещей, которых заставляют нас желать наше состояние, наш образ мыслей, наш темперамент. Но эта природа была неблагосклонна к нам, если она дала нам слишком горячую кровь, слишком пылкое воображение, бурные желания и стремление к предметам, которых в нашем положении мы не можем добиться или по крайней мере не можем получить без невероятных усилий, угрожающих нашему счастью и способных нарушить общественный покой. Самые счастливые люди обыкновенно те, кто обладает спокойным сердцем, желающим лишь вещей, которых можно доставить себе трудом, способным поддержать активность духа, не вызывая в нем слишком бурных потрясений. Философ, потребности которого нетрудно удовлетворить, будучи чужд честолюбия и доволен тесным кругом друзей, без сомнения, более счастлив, чем честолюбивый завоеватель, который в своей ненасытности приходит в отчаяние от того, что может опустошить всего лишь один мир. Тот, кто удачливо родился или кого природа наделила гармонической организацией, не является существом, вредным для общества; обычно покой общества нарушают неудачно родившиеся, буйные и недовольные своей судьбой, опьяненные страстями, увлекающиеся недоступными предметами люди, готовые довести общество до катастрофы, лишь бы добиться тех воображаемых благ, в которых они видят свое счастье. Александру Македонскому было необходимо разрушить государства, утопить в крови народы, обратить в прах города, чтобы удовлетворить ту страсть к славе, о которой он составил себе ложное представление и которой алкало его воображение. Диогену было достаточно бочки и свободы казаться чудаком. Сократ испытывал нужду лишь в удовольствии подготавливать своих учеников к добродетельной жизни.
Будучи по своей природе существом, которому всегда необходимо движение, человек должен всегда чего-то желать. Вот почему, если вещи, которых он желает, достаются ему слишком легко, они вскоре теряют для него всякий интерес. Чтобы чувствовать счастье, необходимо предпринимать усилия, стремясь достигнуть его; чтобы находить прелесть в удовлетворении желания, его следует разжигать препятствиями; вещи, которые не стоят нам никаких усилий, немедленно нам надоедают. Ожидание счастья, необходимый для его достижения труд, многочисленные и разнообразные его картины, которые рисует нам воображение, сообщают нашему мозгу необходимое движение, дают работу его способностям, приводят в действие весь его механизм - одним словом, обеспечивают ему приятную деятельность, отсутствие которой не может нам компенсировать даже наслаждение самим счастьем. Действие есть подлинная стихия человеческого духа; перестав действовать, он сразу же начинает томиться скукой. Наша душа нуждается в идеях, как наш желудок - в пище. Преимущество ученых и писателей перед невежественными и ничем не занимающимися или не привыкшими мыслить и исследовать людьми зависит лишь от обилия и разнообразия идей, доставляемых им размышлением и умственным трудом. Дух мыслящего человека находит больше пищи в хорошей книге, чем дух невежды во всех удовольствиях, доставляемых ему его богатствами. Изучать что-нибудь - значит накапливать идеи. Обилие и сочетание идей - вот источник всех различий между людьми, это же дает человеку преимущество перед другими животными.
Таким образом, импульс, сообщаемый нам желаниями, сам по себе является большим благом, для духа этот импульс играет ту же роль, что физические упражнения для тела; без него мы не находим никакого удовольствия в доставляемой нам пище; жажда делает столь приятным для нас удовольствие от питья жизнь - это вечный круг зарождающихся и удовлетворенных желаний. Отдых - благо лишь для того, кто трудится; он источник скуки, печали и пороков для того, кто не трудится. Беспрерывно наслаждаться - все равно что совсем не наслаждаться; человек, которому не остается ничего желать, наверное, более несчастлив, чем тот, который страдает.
Эти основанные на опыте размышления доказывают нам, что зло, как и добро, зависит от природы вещей. Для того чтобы счастье можно было ощущать, оно не должно быть непрерывным; труд необходим человеку, чтобы ввести промежутки между его удовольствиями; его тело нуждается в физических упражнениях; его сердце нуждается в желаниях; лишь неудовлетворенность доставляет нам возможность наслаждаться счастьем; именно она оттеняет картину человеческой жизни. В силу неумолимого закона судьбы люди вынуждены быть недовольными своим жребием, делать усилия, чтобы изменить его, завидовать счастью друг друга, которым никто из них не наслаждается в полной мере. Так, бедняк завидует роскоши богача, в то время как богач часто менее счастлив, чем бедняк. Так, богач завидует бедняку, которого он видит деятельным, здоровым, а часто даже веселым в нищете.
Если бы все люди были совершенно довольны, то в мире не было бы никакой деятельности, чтобы быть счастливым, надо желать, действовать, трудиться: таков закон природы, жизнь которой заключается в действии. Человеческие общества могут существовать лишь при условии непрерывного обмена вещей, в которых люди видят свое счастье. Бедняк вынужден испытывать желания и трудиться, чтобы получить то, что он считает необходимым для поддержания своей жизни; пища, одежда, жилище, семья - вот предметы первых потребностей, обусловленных его природой. Удовлетворив свою нужду в них, он бывает вскоре вынужден создавать себе совершенно новые потребности, или, вернее, его воображение начинает придавать более утонченный характер старым потребностям. Оно старается сделать их более разнообразными и пикантными. Когда же, став богачом, человек удовлетворяет все потребности и их сочетания, для него начинается полоса пресыщения и скуки. Его тело, освобожденное от труда, накапливает в себе органические соки; сердце, лишенное желаний, начинает томиться; перестав быть деятельным, он вынужден уделить часть своих богатств более деятельным и трудолюбивым людям; последние ради собственных интересов начинают трудиться для него, заботиться об удовлетворении его потребностей, выводить его из томления, выполнять его причуды. Так богачи и вельможи возбуждают у бедняка энергию, деятельность и трудолюбие; последний, работая на других, трудится ради собственного благополучия. Так желание улучшить свою судьбу делает человека необходимым человеку; так всегда возрождающиеся и никогда не удовлетворяемые желания являются принципом жизни, здоровья, деятельности общества. Если бы каждый человек мог обходиться собственными силами, у него не было бы потребности жить в обществе. Наши потребности, желания, фантазия ставят нас в зависимость от других людей, вынуждают каждого из нас в собственных интересах быть полезным существам, способным доставить нам предметы, которых мы сами не имеем. Всякий народ есть объединение множества людей, связанных друг с другом своими потребностями и удовольствиями; самые счастливые из них те, у кого меньше всего потребностей и кто имеет больше всего средств удовлетворить их.
Рост потребностей отдельных людей, как и политических обществ, представляет собой необходимое явление. Он основан на природе человека. Когда удовлетворены естественные потребности, то они неизбежно заменяются потребностями, которые мы называем мнимыми, или условными (besoins d'opinions); последние становятся столь же необходимыми для нашего счастья, как и первые. Та самая привычка, которая позволяет дикарю Америки ходить голым, заставляет цивилизованного жителя Европы носить одежду; бедняк довольствуется скромным платьем и носит его круглый год; богачу нужно особое платье для каждого времени года: он страдал бы, если бы не мог менять свою одежду; он был бы удручен, если бы его платье не говорило окружающим о его богатстве, социальном положении, превосходстве. Именно привычка умножает потребности богача. Даже само его тщеславие становится потребностью, заставляющей работать тысячи рук; это тщеславие доставляет, таким образом, средства существования бедным людям. Человек, привыкший носить роскошные и пышные одежды и лишенный этих признаков богатства, с которыми для него связано представление о счастье, так же несчастлив, как бедняк, не имеющий никакой одежды. Ныне цивилизованные народы некогда были дикими; они вели бродячую жизнь, занимаясь охотой и войнами, с трудом обеспечивая свое существование; мало-помалу они осели, стали заниматься земледелием, а затем торговлей; их первоначальные потребности стали утонченнее; они расширили их область и придумали тысячи средств для их удовлетворения. Подобное развитие необходимо и естественно у деятельных существ, обладающих способностью ощущения и нуждающихся, чтобы быть счастливыми, в смене своих ощущений.
Вместе с ростом потребностей людей становится все труднее их удовлетворять; каждый человек попадает в зависимость от большего числа себе подобных. Чтобы побудить их к деятельности и заставить содействовать своим целям, человеку приходится доставать предметы, способные побудить их удовлетворить его желания. Дикарю достаточно протянуть руку, чтобы сорвать плод, служащий ему пищей; богатый же гражданин цветущего государства вынужден заставить тысячи рук работать, чтобы получить пышный, изысканный обед, необходимый для возбуждения его ослабевшего аппетита или льстящий его тщеславию. Отсюда ясно, что в той же мере, в какой возрастают наши потребности, мы вынуждены умножать и средства их удовлетворения. Богатства представляют собой не что иное, как условные средства, с помощью которых мы можем заставить множество людей трудиться ради удовлетворения наших желаний или побудить их во имя собственного интереса способствовать нашим удовольствиям. Что, собственно, делает богач? Он просто говорит нуждающимся людям, что может доставить им средства к существованию, если они согласятся исполнять его желания. Что делает обладающий властью человек? Он просто показывает другим, что в состоянии обеспечить им средства стать счастливыми. Монархи, вельможи, богачи кажутся нам счастливыми лишь потому, что располагают достаточными средствами, или поводами, чтобы побудить множество людей работать для их счастья.