Страница:
Официантка налила им кофе и приняла заказ на завтрак.
– Две «кровавые Мери», двойные порции, – сказал в добавление к заказу Нейл.
– О, Кувшинная Голова, неужели ты хочешь меня напоить? – кокетливо спросила Мери Джейн.
Нейл наклонился над столом и взял Мери Джейн за руку.
– Поедем со мной, Мери Джейн, – сказал он мягко, голос его был серьезен.
«О, только не это, не сейчас, – подумала она. – У меня просто нет силы казаться смелой. Я и так сделала все, чтобы показаться хорошим другом».
Мери Джейн ответила так естественно, как только могла:
– Я уверена, что именно это и необходимо Голливуду: толстая, уродливая шлюха, которая не может найти работу, потому что и красотки шляются безработными.
Официантка подошла к их столику и поставила напитки. Это было развлечение, которого так недоставало Мери Джейн.
– Выпьем за тебя, Нейл, и за твой успех! – Она чокнулась с ним и отпила глоток.
Нейл тоже отпил из стакана и поставил его на место.
– Я хочу успеха и намерен его достигнуть, Мери Джейн. Поедем вместе со мной. Я могу купить билет на кредитную карточку, и мы уедем. Соглашайся.
Мери Джейн поерзала на своем стуле:
– Я не могу этого сделать, Нейл. Ты же знаешь.
– Я люблю тебя, – сказал Нейл. – Я могу это сказать тебе после того, как ты рассталась с Сэмом. Я мечтаю о тебе почти каждую ночь. Я хочу касаться тебя. Я хочу заботиться о тебе.
Мери Джейн почувствовала стеснение в груди.
«Боже мой, это слишком тяжелое испытание! Это невозможно вынести! В какой-то мере это и оскорбительно. Сэм был слишком хорош для тебя, а клоун – в самый раз».
Но Нейл не просто был клоуном! Он был ее другом. Мери Джейн посмотрела на него и увидела в его глазах великую боль.
– Нейл, я думала… Я думала – мы с тобой просто хорошие друзья. Я не знала, – и Мери Джейн заплакала. – Мне так жаль, Нейл.
– Если ты не сделаешь этого для меня, сделай это для самой себя. У тебя редкий талант, Мери Джейн. Ты могла бы найти себе работу в другом месте.
Она попыталась овладеть своими чувствами и вытерла глаза салфеткой.
– Нейл, если уж я не получила роль в фильме «Джек, Джилл и компромисс», хотя играла главную роль в этом спектакле, то уже никогда не смогу получить роль ни в какой иной картине. Этот фильм был моим единственным шансом. Теперь я знаю это точно.
Мери Джейн увидела, как Нейл поник головой. Он был подавлен. Его грусть была так велика, что Мери Джейн не смогла этого снести. Она не хотела, чтобы Нейл покидал Нью-Йорк в таком подавленном настроении, и молила Бога, чтобы он не испытывал к ней таких же чувств, какие она испытывала к Сэму.
– Эй, Нейл, – сказала Мери Джейн. – Когда еще твой лучший друг одевается так, как велит твоя фантазия?
Нейл попытался улыбнуться, но ничего не ответил.
– Пора улетать, – позвала Мери Джейн и похлопала его по руке. Нейл вздохнул.
– О'кей, – сказал он. – Итак, я улетаю. А ты?
– Что я? – спросила Мери Джейн. – У меня есть театр, есть друзья. Я не знаю, но, может быть, в один из ближайших дней моя очередная роль будет иметь большой успех. А когда Сэм вернется…
– Забудь о Сэме!
– Не надо, Нейл. Я уже просила тебя.
Мери Джейн почувствовала, как к щекам прихлынула кровь. Оба молчали и выжидающе смотрели друг на друга. По радио объявляли начало посадки на рейс, которым улетал Нейл.
– Тебе пора, – сказала она и была счастлива, что сцена прощания закончилась.
Нейл взял ручной багаж. Не глядя на Мери Джейн, он повторил:
– Забудь о Сэме, Мери Джейн. Он никогда не стоил тебя. Он был просто высоким красавцем, и может быть, еще обладает хорошим концом. И он имеет обыкновение втыкать его в любой движущийся объект.
Мери Джейн поспешно встала.
– Сейчас не место и не время, Нейл. Я не хочу этого слышать. Она пошла к выходу.
– Прости, Мери Джейн, – пробормотал Нейл, догоняя ее.
Они стояли рядом и молчали. Нейл бросил сумку на пол, взял Мери Джейн за руки и повернул лицом к себе.
– Я очень люблю тебя, Мери Джейн. Но я не был бы твоим другом, если бы не сказал тебе все, что о тебе думаю. Я не люблю Сэма не потому, что он с тобой. Я не люблю его, потому что он использует людей, и он использовал тебя. Его пьеса провалилась бы, если бы не твой талант. Все его предыдущие пьесы проваливались. И я думаю, Мери Джейн, что тебя променяли на миленькую мордашку. Я, конечно, не красавец, но думаю, что тебе имеет смысл поглядеть на меня второй раз.
– Лучше бы ты не говорил этого! – Мери Джейн пристально посмотрела в глаза Нейлу. – До свидания, Нейл, и удачи тебе!
Она повернулась и пошла прочь, пытаясь подавить слезы горечи и злости.
Но Нейл вновь догнал Мери Джейн:
– Я никогда не забуду тебя, Мери Джейн, – сказал он и поцеловал ее в губы.
Это был настоящий поцелуй – его язык проник ей в рот, губы были влажными и жадными. Мери Джейн застыла. Нейл отпустил ее, потом поднял сумку.
– Я все еще лягушка, или ты сумела превратить меня в принца? – спросил он.
– Ты всегда был для меня принцем, – сказала она.
– Ты впервые солгала мне, – улыбнулся Нейл. – Знаешь, в чем дело? Я устал играть второстепенную роль в твоей жизни. Я хочу быть лидером. Почему я всегда называл тебя Вероникой, а ты меня никогда не звала Арчи? Всегда Кувшинной головой? У Кувшинной головы есть слова, но Арчи всегда имел много девчонок. Я мог видеть в тебе Веронику. Но ты никогда не могла увидеть во мне Арчи. Каждый раз, когда ты говоришь Кувшинная голова – мне больно. Каждый раз! Я очень устал от этой роли. Теперь я хочу попробовать роль Арчи. Ну, а если я провалился, то черт с тобой.
С этими словами Нейл повернулся, подошел к пропускному пункту, бросил сумку на конвейер и прошел через контроль. Он не оглянулся. И исчез.
Мери Джейн стояла на тротуаре и ожидала автобус-экспресс, чтобы добраться до города. Она вытерла глаза мягкой салфеткой, потом бросила ее в мусорный ящик и тут же увидела, как на стоянку въезжал автобус. Мери Джейн сняла глупый маленький браслет и заколку и тоже бросила их в мусор. Потом, не оглядываясь, она вошла в автобус.
Когда Мери Джейн вернулась в свою квартирку, ее встретил Миднайт. На полу лежал конверт.
«Что это еще? – подумала Мери Джейн и вскрыла его. – Меня что, выселяют, или какая-нибудь телекомпания приглашает на прослушивание безработных актрис?» Она достала письмо.
«Ваша бабушка умерла сегодня утром. Пожалуйста, приезжайте в Элмайр не позднее завтрашнего дня, чтобы выполнить необходимые формальности. Пожалуйста, пригласите Эдварда Робинсона».
Мери Джейн не отрывала глаз от письма. Ее бабушка умерла. После всех ложных вызовов и жалоб Мери Джейн решила однажды не откликнуться на очередной вызов. И вот бабушка умерла. Без слез, совершенно обессиленная, Мери Джейн смотрела на кусочек бумаги. Ее бабушка умерла!
14
15
– Две «кровавые Мери», двойные порции, – сказал в добавление к заказу Нейл.
– О, Кувшинная Голова, неужели ты хочешь меня напоить? – кокетливо спросила Мери Джейн.
Нейл наклонился над столом и взял Мери Джейн за руку.
– Поедем со мной, Мери Джейн, – сказал он мягко, голос его был серьезен.
«О, только не это, не сейчас, – подумала она. – У меня просто нет силы казаться смелой. Я и так сделала все, чтобы показаться хорошим другом».
Мери Джейн ответила так естественно, как только могла:
– Я уверена, что именно это и необходимо Голливуду: толстая, уродливая шлюха, которая не может найти работу, потому что и красотки шляются безработными.
Официантка подошла к их столику и поставила напитки. Это было развлечение, которого так недоставало Мери Джейн.
– Выпьем за тебя, Нейл, и за твой успех! – Она чокнулась с ним и отпила глоток.
Нейл тоже отпил из стакана и поставил его на место.
– Я хочу успеха и намерен его достигнуть, Мери Джейн. Поедем вместе со мной. Я могу купить билет на кредитную карточку, и мы уедем. Соглашайся.
Мери Джейн поерзала на своем стуле:
– Я не могу этого сделать, Нейл. Ты же знаешь.
– Я люблю тебя, – сказал Нейл. – Я могу это сказать тебе после того, как ты рассталась с Сэмом. Я мечтаю о тебе почти каждую ночь. Я хочу касаться тебя. Я хочу заботиться о тебе.
Мери Джейн почувствовала стеснение в груди.
«Боже мой, это слишком тяжелое испытание! Это невозможно вынести! В какой-то мере это и оскорбительно. Сэм был слишком хорош для тебя, а клоун – в самый раз».
Но Нейл не просто был клоуном! Он был ее другом. Мери Джейн посмотрела на него и увидела в его глазах великую боль.
– Нейл, я думала… Я думала – мы с тобой просто хорошие друзья. Я не знала, – и Мери Джейн заплакала. – Мне так жаль, Нейл.
– Если ты не сделаешь этого для меня, сделай это для самой себя. У тебя редкий талант, Мери Джейн. Ты могла бы найти себе работу в другом месте.
Она попыталась овладеть своими чувствами и вытерла глаза салфеткой.
– Нейл, если уж я не получила роль в фильме «Джек, Джилл и компромисс», хотя играла главную роль в этом спектакле, то уже никогда не смогу получить роль ни в какой иной картине. Этот фильм был моим единственным шансом. Теперь я знаю это точно.
Мери Джейн увидела, как Нейл поник головой. Он был подавлен. Его грусть была так велика, что Мери Джейн не смогла этого снести. Она не хотела, чтобы Нейл покидал Нью-Йорк в таком подавленном настроении, и молила Бога, чтобы он не испытывал к ней таких же чувств, какие она испытывала к Сэму.
– Эй, Нейл, – сказала Мери Джейн. – Когда еще твой лучший друг одевается так, как велит твоя фантазия?
Нейл попытался улыбнуться, но ничего не ответил.
– Пора улетать, – позвала Мери Джейн и похлопала его по руке. Нейл вздохнул.
– О'кей, – сказал он. – Итак, я улетаю. А ты?
– Что я? – спросила Мери Джейн. – У меня есть театр, есть друзья. Я не знаю, но, может быть, в один из ближайших дней моя очередная роль будет иметь большой успех. А когда Сэм вернется…
– Забудь о Сэме!
– Не надо, Нейл. Я уже просила тебя.
Мери Джейн почувствовала, как к щекам прихлынула кровь. Оба молчали и выжидающе смотрели друг на друга. По радио объявляли начало посадки на рейс, которым улетал Нейл.
– Тебе пора, – сказала она и была счастлива, что сцена прощания закончилась.
Нейл взял ручной багаж. Не глядя на Мери Джейн, он повторил:
– Забудь о Сэме, Мери Джейн. Он никогда не стоил тебя. Он был просто высоким красавцем, и может быть, еще обладает хорошим концом. И он имеет обыкновение втыкать его в любой движущийся объект.
Мери Джейн поспешно встала.
– Сейчас не место и не время, Нейл. Я не хочу этого слышать. Она пошла к выходу.
– Прости, Мери Джейн, – пробормотал Нейл, догоняя ее.
Они стояли рядом и молчали. Нейл бросил сумку на пол, взял Мери Джейн за руки и повернул лицом к себе.
– Я очень люблю тебя, Мери Джейн. Но я не был бы твоим другом, если бы не сказал тебе все, что о тебе думаю. Я не люблю Сэма не потому, что он с тобой. Я не люблю его, потому что он использует людей, и он использовал тебя. Его пьеса провалилась бы, если бы не твой талант. Все его предыдущие пьесы проваливались. И я думаю, Мери Джейн, что тебя променяли на миленькую мордашку. Я, конечно, не красавец, но думаю, что тебе имеет смысл поглядеть на меня второй раз.
– Лучше бы ты не говорил этого! – Мери Джейн пристально посмотрела в глаза Нейлу. – До свидания, Нейл, и удачи тебе!
Она повернулась и пошла прочь, пытаясь подавить слезы горечи и злости.
Но Нейл вновь догнал Мери Джейн:
– Я никогда не забуду тебя, Мери Джейн, – сказал он и поцеловал ее в губы.
Это был настоящий поцелуй – его язык проник ей в рот, губы были влажными и жадными. Мери Джейн застыла. Нейл отпустил ее, потом поднял сумку.
– Я все еще лягушка, или ты сумела превратить меня в принца? – спросил он.
– Ты всегда был для меня принцем, – сказала она.
– Ты впервые солгала мне, – улыбнулся Нейл. – Знаешь, в чем дело? Я устал играть второстепенную роль в твоей жизни. Я хочу быть лидером. Почему я всегда называл тебя Вероникой, а ты меня никогда не звала Арчи? Всегда Кувшинной головой? У Кувшинной головы есть слова, но Арчи всегда имел много девчонок. Я мог видеть в тебе Веронику. Но ты никогда не могла увидеть во мне Арчи. Каждый раз, когда ты говоришь Кувшинная голова – мне больно. Каждый раз! Я очень устал от этой роли. Теперь я хочу попробовать роль Арчи. Ну, а если я провалился, то черт с тобой.
С этими словами Нейл повернулся, подошел к пропускному пункту, бросил сумку на конвейер и прошел через контроль. Он не оглянулся. И исчез.
Мери Джейн стояла на тротуаре и ожидала автобус-экспресс, чтобы добраться до города. Она вытерла глаза мягкой салфеткой, потом бросила ее в мусорный ящик и тут же увидела, как на стоянку въезжал автобус. Мери Джейн сняла глупый маленький браслет и заколку и тоже бросила их в мусор. Потом, не оглядываясь, она вошла в автобус.
Когда Мери Джейн вернулась в свою квартирку, ее встретил Миднайт. На полу лежал конверт.
«Что это еще? – подумала Мери Джейн и вскрыла его. – Меня что, выселяют, или какая-нибудь телекомпания приглашает на прослушивание безработных актрис?» Она достала письмо.
«Ваша бабушка умерла сегодня утром. Пожалуйста, приезжайте в Элмайр не позднее завтрашнего дня, чтобы выполнить необходимые формальности. Пожалуйста, пригласите Эдварда Робинсона».
Мери Джейн не отрывала глаз от письма. Ее бабушка умерла. После всех ложных вызовов и жалоб Мери Джейн решила однажды не откликнуться на очередной вызов. И вот бабушка умерла. Без слез, совершенно обессиленная, Мери Джейн смотрела на кусочек бумаги. Ее бабушка умерла!
14
Страхи Шарлин начали потихоньку убывать, ей нравилась комфортабельная и удобная жизнь в компании с Доубом. К тому же, думала она, если полиция и ищет ее с Дином, то, конечно, она не станет искать целую семью. Вместе все трое были похожи на семью. В машине было приятно путешествовать. Доуб рассказывал смешные истории, а Дин был занят наблюдением за номерами машин.
– Посмотри! Оклахома! Оклахома! «Оклахома – это о'кей!» – прочитал он девиз штата.
– Никогда не пугай меня так, – рассердилась Шарлин.
– Что же, по крайней мере, они и не претендуют слишком на многое, – мягко сказал Доуб. – Не как Луизиана!
– Рай для спортсмена! – сказал Дин с гордостью в голосе.
– Зависит от того, что именно вы считаете спортом, – жестко парировал Доуб.
Они останавливались на заправочных станциях, Доуб наполнял бак водой, продавал дюжину пилюль, и путешествие продолжалось. Они провели больше недели в Аризоне, потом переехали в Неваду. На границе каждого очередного штата Шарлин молилась и тяжело вздыхала.
В ту ночь, совсем в другом мотеле, на этот раз не доезжая Карсон-Сити в Неваде, Шарлин преклонила колени и поблагодарила Бога за то, что Он ниспослал ей помощь и благословение и позаботился о ней и Дине. Она поблагодарила Его за встречу с Доубом, который был и джентльменом, и добрым христианином. Потом она помолилась за души Бойда и папы, Шарлин встала, подошла к ночному столику и выдвинула ящик. Там была Библия. Бог вел их. Хотя, наверное, Библия была в каждой комнате мотеля, как мыло или шампунь. Девушка подошла к двери ванной комнаты, постучала и позвала Дина.
– Здесь тоже есть Библия, Дин. Ты готов?
– Что мы будем читать сегодня? – спросил Дин из-за двери. Шарлин взяла книгу в черной обложке и отложила ее в сторону.
– Я предпочитаю читать мамину Библию, – сказала она, положив Библию на место и достав вместо этого потрепанную мамину книгу. – Я еще не знаю, Дин. Ты знаешь, я люблю открывать ее наугад. Мне кажется, что так сам Бог и мама посылают нам весть о себе.
С тех пор как Доуб сказал ей о Дине, Шарлин вновь и вновь обдумывала его слова. Ложь, что Дин ей не брат, была неприятна. Но еще больше ее тревожило то, что мальчик на самом деле был ее приятелем. И лишь наполовину братом. Все это было так сложно. Дин во многих отношениях был как ребенок. Но он был и ее защитником. Шарлин заботилась о нем, но и он был ей нужен. Они были одной семьей. Дома, в Лэмсоне, ее эта проблема не беспокоила. В пути же их отношения тревожили ее по-настоящему.
Дин вышел из ванной комнаты.
– Прочти мне о Данииле и льве, Шарлин. Я люблю это место и не совсем понимаю многие другие.
Шарлин села на край кровати. Дин растянулся во всю длину, на нем были только шорты. Глаза его были закрыты, руки лежали за головой, на губах застыла мирная улыбка. Шарлин посмотрела на него, очарованная как всегда красотой и совершенством его тела. Он напоминал ей ангела, испуганного, мягкого, любящего ангела, и на ней лежала ответственность позаботиться о нем, постараться уберечь его мягкость и красоту от грубостей жизни. Шарлин знала, что не слишком-то умна, но по крайней мере достаточно умна, чтобы уберечь их обоих от множества злых людей, которые населяют Землю.
Девушка перелистала страницы затрепанной маминой Библии и открыла ее на определенной странице.
– Сегодня, Дин, мы будем читать Второзаконие, глава десятая, стих девятый. Это из Ветхого Завета, Дин, до рождения Христова. – Шарлин пригляделась к тексту и увидела, что одна из строчек была отмечена карандашом. Пометка была сделана маминой рукой. Таких пометок в Библии было много. – Дин, подумать только! Маме тоже нравился этот отрывок, она отметила его. Давай посмотрим, что она говорит нам словами Господа Бога.
Шарлин облокотилась о спинку кровати и положила Библию на колени. Когда она уселась, Дин повернул к ней лицо, прижался головой к ее бедру и перебросил руку через ее ноги. Глаза его были закрыты.
– Это место отметила мама, – сказала Шарлин брату. – «Где левит не имеет части в наследстве со своими братьями, Бог его наследство, в соответствии с тем, как твой Бог пообещал тебе».
Шарлин медленно закрыла книгу, держа палец вместо закладки и задумчиво повторяя библейские слова. Она вспомнила о том, что посоветовал ей Доуб, и по рукам у нее побежали мурашки.
– Продолжай, Шарлин, это так красиво.
– Дин, это послание от мамы, – мягко сказала она.
– Она говорит такие хорошие слова, Шарлин.
– Да, мама говорит нам кое-что очень важное. Сядь, Дин, и послушай меня.
Дин открыл глаза и уселся на кровать, прислонившись к спинке.
– Я не понимаю, что именно говорит нам мама, Шарлин. Она не говорит так, как обычно говорила дома.
– Это не совсем мамины слова, Дин. Это слова Господа Бога. Мама просто подсказывает нам, в какое именно место книги заглянуть. Сегодня вечером она посоветовала нам прочесть эти слова. Потому что она хочет сказать нам что-то очень важное. Она говорит, что левит не имеет части своего брата.
– Что это значит, Шарлин. Кто такой левит? – спросил Дин.
– Не имеет значения, кто такой левит. Главное, что он не имеет части своего брата.
Дин посмотрел на нее, и медленно, очень медленно в его чистых голубых глазах стал появляться страх. Шарлин обняла Дина за плечи и погладила его белокурые волосы, они так похожи на ее волосы.
– Дин, мама говорит нам, что отныне мы должны спать на отдельных кроватях. Мы выросли, и нам пора спать порознь.
– Но почему? Твое имя не Левит. В книге не говорится о Шарлин. И почему мама хочет, чтобы мы спали порознь? Дома она всегда укладывала нас в одну постель. Почему теперь она говорит нам спать по отдельности?
Дин чуть не плакал.
– Потому что мы не только спим. И это неправильно. Братья и сестры не должны спать в одной постели. Нельзя, чтобы они прикасались друг к другу так, как мы это делаем.
Лицо Дина искривилось. Шарлин стало больно за него.
– Значит, мы не можем быть рядом и чувствовать себя так хорошо, как обычно.
– Да, Дин. Мы можем быть близкими друзьями, но делать друг друга счастливыми, как обычно, мы не можем!
Шарлин вновь подумала о словах Доуба. О том, как он понимал их с Дином отношения. До того, как Доуб предупредил ее, Шарлин старалась не думать слишком много об этом. Ведь было так естественно ночью быть рядом с Дином, быть спокойной и счастливой рядом с ним. Да, они всегда были так близки. Шарлин и не могла спать по-другому. Это был их секрет. Но Доуб был хорошим человеком, а теперь и мама сделала им знак словами из Библии. Ее предупредили дважды.
Шарлин поднялась с постели и накрыла Дина одеялом. Она заметила, как под шортами напряглась его плоть, и быстро прикрыла мальчика.
Дин заплакал.
– Но мои сны, Шарлин. Я так боюсь. Я не могу спать без тебя, Шарлин. Я всегда спал с тобой.
Шарлин вспомнила о своих недавних еще более худших снах, наклонилась и поцеловала его в лоб.
– Я буду здесь, рядом, но в другой кровати. Ничего плохого не произойдет с нами, пока мы выполняем то, чего хочет Бог. – Она сняла покрывало с другой кровати и скользнула под одеяло, потом выключила свет, оставив мамину Библию на столике между кроватями. – Скажи молитву и спи. Бог смотрит на нас. Не забудь помолиться за Бойда и за папу, особенно за маму и поблагодари ее за доброе указание.
Дин засопел.
– Хорошо, Шарлин, я так и сделаю. Если ты этого хочешь.
Они долго лежали в тишине. Шарлин знала, что не сможет уснуть, но надеялась, что Дин, наконец, задремлет. Девушка молилась, чтобы плохие сны не посещали брата. Она тихо лежала без сна, наконец дыхание Дина стало ровным. Шарлин не хватало его тепла, но теперь она понимала слова Доуба. Расслабиться и заснуть без Дина было сложно. Глупо, ведь отец больше не мог причинить им зла. Нельзя им с Дином быть вместе. Именно об этом говорило мамино послание.
Шарлин слышала, что Дин дышит ровно, и попыталась сама заснуть. Она подремала, но как только на горизонте за окном забрезжил свет, она услышала Дина.
Он заметался по кровати, застонал:
– Нет, пожалуйста, нет!
Шарлин не могла этого вынести, но заставила себя остаться на месте.
«Это пройдет», – подумала она.
Но крики Дина становились громче, его движения в постели – более яростными.
– Нет! Папа! Пожалуйста!
Шарлин поняла, что брату снится плохой сон, но она решила исполнить волю Бога и взяла мамину Библию, надеясь найти там слова утешения. Девушка включила маленькую лампочку над кроватью и перелистала страницы книги. Дин затих, но все еще всхлипывал во сне. Шарлин закрыла глаза и молилась:
– Господи, помоги мне выполнить Твою волю и пошли Дину мирный сон. Мама, помоги мне.
Она сама начала тихо плакать, и вновь открыла добрую Книгу, Псалмы, свою любимую часть. И вновь застонал Дин.
Девушка перевернула несколько страниц и остановилась на Псалме 133. «Как хорошо, – прочитала она в полутьме, – братьям быть вместе».
Шарлин не отрывала глаз от страницы, пробегая пальцем по строчкам. Затем она положила книгу на место и сказала шепотом:
– Благодарю Тебя, Боже.
Девушка выскользнула из-под одеяла и подошла к Дину. Она мягко дотронулась до него и освободила себе место. Легла рядом, обняла его и зашептала на ухо:
– Я здесь, Дин. Все хорошо.
Дин проснулся. Не открывая глаз, он зарылся лицом в нее и сказал:
– Никогда не оставляй меня одного, Шарлин. Шарлин мягко укачивала его в своих объятиях.
– Нет, Дин. Я никогда не оставлю тебя.
– Посмотри! Оклахома! Оклахома! «Оклахома – это о'кей!» – прочитал он девиз штата.
– Никогда не пугай меня так, – рассердилась Шарлин.
– Что же, по крайней мере, они и не претендуют слишком на многое, – мягко сказал Доуб. – Не как Луизиана!
– Рай для спортсмена! – сказал Дин с гордостью в голосе.
– Зависит от того, что именно вы считаете спортом, – жестко парировал Доуб.
Они останавливались на заправочных станциях, Доуб наполнял бак водой, продавал дюжину пилюль, и путешествие продолжалось. Они провели больше недели в Аризоне, потом переехали в Неваду. На границе каждого очередного штата Шарлин молилась и тяжело вздыхала.
В ту ночь, совсем в другом мотеле, на этот раз не доезжая Карсон-Сити в Неваде, Шарлин преклонила колени и поблагодарила Бога за то, что Он ниспослал ей помощь и благословение и позаботился о ней и Дине. Она поблагодарила Его за встречу с Доубом, который был и джентльменом, и добрым христианином. Потом она помолилась за души Бойда и папы, Шарлин встала, подошла к ночному столику и выдвинула ящик. Там была Библия. Бог вел их. Хотя, наверное, Библия была в каждой комнате мотеля, как мыло или шампунь. Девушка подошла к двери ванной комнаты, постучала и позвала Дина.
– Здесь тоже есть Библия, Дин. Ты готов?
– Что мы будем читать сегодня? – спросил Дин из-за двери. Шарлин взяла книгу в черной обложке и отложила ее в сторону.
– Я предпочитаю читать мамину Библию, – сказала она, положив Библию на место и достав вместо этого потрепанную мамину книгу. – Я еще не знаю, Дин. Ты знаешь, я люблю открывать ее наугад. Мне кажется, что так сам Бог и мама посылают нам весть о себе.
С тех пор как Доуб сказал ей о Дине, Шарлин вновь и вновь обдумывала его слова. Ложь, что Дин ей не брат, была неприятна. Но еще больше ее тревожило то, что мальчик на самом деле был ее приятелем. И лишь наполовину братом. Все это было так сложно. Дин во многих отношениях был как ребенок. Но он был и ее защитником. Шарлин заботилась о нем, но и он был ей нужен. Они были одной семьей. Дома, в Лэмсоне, ее эта проблема не беспокоила. В пути же их отношения тревожили ее по-настоящему.
Дин вышел из ванной комнаты.
– Прочти мне о Данииле и льве, Шарлин. Я люблю это место и не совсем понимаю многие другие.
Шарлин села на край кровати. Дин растянулся во всю длину, на нем были только шорты. Глаза его были закрыты, руки лежали за головой, на губах застыла мирная улыбка. Шарлин посмотрела на него, очарованная как всегда красотой и совершенством его тела. Он напоминал ей ангела, испуганного, мягкого, любящего ангела, и на ней лежала ответственность позаботиться о нем, постараться уберечь его мягкость и красоту от грубостей жизни. Шарлин знала, что не слишком-то умна, но по крайней мере достаточно умна, чтобы уберечь их обоих от множества злых людей, которые населяют Землю.
Девушка перелистала страницы затрепанной маминой Библии и открыла ее на определенной странице.
– Сегодня, Дин, мы будем читать Второзаконие, глава десятая, стих девятый. Это из Ветхого Завета, Дин, до рождения Христова. – Шарлин пригляделась к тексту и увидела, что одна из строчек была отмечена карандашом. Пометка была сделана маминой рукой. Таких пометок в Библии было много. – Дин, подумать только! Маме тоже нравился этот отрывок, она отметила его. Давай посмотрим, что она говорит нам словами Господа Бога.
Шарлин облокотилась о спинку кровати и положила Библию на колени. Когда она уселась, Дин повернул к ней лицо, прижался головой к ее бедру и перебросил руку через ее ноги. Глаза его были закрыты.
– Это место отметила мама, – сказала Шарлин брату. – «Где левит не имеет части в наследстве со своими братьями, Бог его наследство, в соответствии с тем, как твой Бог пообещал тебе».
Шарлин медленно закрыла книгу, держа палец вместо закладки и задумчиво повторяя библейские слова. Она вспомнила о том, что посоветовал ей Доуб, и по рукам у нее побежали мурашки.
– Продолжай, Шарлин, это так красиво.
– Дин, это послание от мамы, – мягко сказала она.
– Она говорит такие хорошие слова, Шарлин.
– Да, мама говорит нам кое-что очень важное. Сядь, Дин, и послушай меня.
Дин открыл глаза и уселся на кровать, прислонившись к спинке.
– Я не понимаю, что именно говорит нам мама, Шарлин. Она не говорит так, как обычно говорила дома.
– Это не совсем мамины слова, Дин. Это слова Господа Бога. Мама просто подсказывает нам, в какое именно место книги заглянуть. Сегодня вечером она посоветовала нам прочесть эти слова. Потому что она хочет сказать нам что-то очень важное. Она говорит, что левит не имеет части своего брата.
– Что это значит, Шарлин. Кто такой левит? – спросил Дин.
– Не имеет значения, кто такой левит. Главное, что он не имеет части своего брата.
Дин посмотрел на нее, и медленно, очень медленно в его чистых голубых глазах стал появляться страх. Шарлин обняла Дина за плечи и погладила его белокурые волосы, они так похожи на ее волосы.
– Дин, мама говорит нам, что отныне мы должны спать на отдельных кроватях. Мы выросли, и нам пора спать порознь.
– Но почему? Твое имя не Левит. В книге не говорится о Шарлин. И почему мама хочет, чтобы мы спали порознь? Дома она всегда укладывала нас в одну постель. Почему теперь она говорит нам спать по отдельности?
Дин чуть не плакал.
– Потому что мы не только спим. И это неправильно. Братья и сестры не должны спать в одной постели. Нельзя, чтобы они прикасались друг к другу так, как мы это делаем.
Лицо Дина искривилось. Шарлин стало больно за него.
– Значит, мы не можем быть рядом и чувствовать себя так хорошо, как обычно.
– Да, Дин. Мы можем быть близкими друзьями, но делать друг друга счастливыми, как обычно, мы не можем!
Шарлин вновь подумала о словах Доуба. О том, как он понимал их с Дином отношения. До того, как Доуб предупредил ее, Шарлин старалась не думать слишком много об этом. Ведь было так естественно ночью быть рядом с Дином, быть спокойной и счастливой рядом с ним. Да, они всегда были так близки. Шарлин и не могла спать по-другому. Это был их секрет. Но Доуб был хорошим человеком, а теперь и мама сделала им знак словами из Библии. Ее предупредили дважды.
Шарлин поднялась с постели и накрыла Дина одеялом. Она заметила, как под шортами напряглась его плоть, и быстро прикрыла мальчика.
Дин заплакал.
– Но мои сны, Шарлин. Я так боюсь. Я не могу спать без тебя, Шарлин. Я всегда спал с тобой.
Шарлин вспомнила о своих недавних еще более худших снах, наклонилась и поцеловала его в лоб.
– Я буду здесь, рядом, но в другой кровати. Ничего плохого не произойдет с нами, пока мы выполняем то, чего хочет Бог. – Она сняла покрывало с другой кровати и скользнула под одеяло, потом выключила свет, оставив мамину Библию на столике между кроватями. – Скажи молитву и спи. Бог смотрит на нас. Не забудь помолиться за Бойда и за папу, особенно за маму и поблагодари ее за доброе указание.
Дин засопел.
– Хорошо, Шарлин, я так и сделаю. Если ты этого хочешь.
Они долго лежали в тишине. Шарлин знала, что не сможет уснуть, но надеялась, что Дин, наконец, задремлет. Девушка молилась, чтобы плохие сны не посещали брата. Она тихо лежала без сна, наконец дыхание Дина стало ровным. Шарлин не хватало его тепла, но теперь она понимала слова Доуба. Расслабиться и заснуть без Дина было сложно. Глупо, ведь отец больше не мог причинить им зла. Нельзя им с Дином быть вместе. Именно об этом говорило мамино послание.
Шарлин слышала, что Дин дышит ровно, и попыталась сама заснуть. Она подремала, но как только на горизонте за окном забрезжил свет, она услышала Дина.
Он заметался по кровати, застонал:
– Нет, пожалуйста, нет!
Шарлин не могла этого вынести, но заставила себя остаться на месте.
«Это пройдет», – подумала она.
Но крики Дина становились громче, его движения в постели – более яростными.
– Нет! Папа! Пожалуйста!
Шарлин поняла, что брату снится плохой сон, но она решила исполнить волю Бога и взяла мамину Библию, надеясь найти там слова утешения. Девушка включила маленькую лампочку над кроватью и перелистала страницы книги. Дин затих, но все еще всхлипывал во сне. Шарлин закрыла глаза и молилась:
– Господи, помоги мне выполнить Твою волю и пошли Дину мирный сон. Мама, помоги мне.
Она сама начала тихо плакать, и вновь открыла добрую Книгу, Псалмы, свою любимую часть. И вновь застонал Дин.
Девушка перевернула несколько страниц и остановилась на Псалме 133. «Как хорошо, – прочитала она в полутьме, – братьям быть вместе».
Шарлин не отрывала глаз от страницы, пробегая пальцем по строчкам. Затем она положила книгу на место и сказала шепотом:
– Благодарю Тебя, Боже.
Девушка выскользнула из-под одеяла и подошла к Дину. Она мягко дотронулась до него и освободила себе место. Легла рядом, обняла его и зашептала на ухо:
– Я здесь, Дин. Все хорошо.
Дин проснулся. Не открывая глаз, он зарылся лицом в нее и сказал:
– Никогда не оставляй меня одного, Шарлин. Шарлин мягко укачивала его в своих объятиях.
– Нет, Дин. Я никогда не оставлю тебя.
15
Мери Джейн неожиданно проснулась и вдруг поняла, что не в состоянии открыть глаза. Она лежала, провалившись в привычное углубление в матрасе. Кожа пошла мурашками, в нетопленой комнате было довольно сыро.
Мери Джейн открыла на мгновение глаза, увидела что-то смутное, и поскорее зажмурилась. О Боже! Нет, она не хотела просыпаться. По крайней мере, не здесь. Неужели она ничего не может сделать правильно? Ведь она работала медсестрой. Мери Джейн лежала на кровати, без одеяла, все еще в черном платье, которое надевала вчера на похороны.
«Похороны. Я пришла сюда вчера после похорон. И потом? Потом я выпила».
И это все, что она пока могла вспомнить. Дрожь пробежала по телу, вынудив ее сесть. Резкое движение вызвало легкое головокружение. Мери Джейн повернулась на кровати и на этот раз осторожно спустила ноги. Она посидела, набираясь сил для следующего усилия. И потом ее вырвало.
Когда все прошло, Мери Джейн оглядела убого обставленную, ничем не украшенную комнату. Она чувствовала себя здесь посторонней, хотя именно в этой комнате прошло ее детство. Но Мери Джейн и тогда, в детстве, чувствовала себя здесь посторонней. Взгляд упал на дверцу гардероба. Она знала, что там внутри, в картонных коробках остались последние воспоминания ее детства. К запаху плесени примешивался запах ее рвоты. Мери Джейн медленно встала, подползла к бюро и вытерла грязь старым полотенцем. Потом открыла окно и выбросила тряпку на улицу.
Даже по прошествии стольких лет ей становилось больно от того, что бабушка упаковала все ее вещи в коробки и убрала сразу, как только девушка уехала учиться в школу медсестер. Мери Джейн никогда не могла разобраться во всей этой старой одежде, вырезках, дневниках, но она не могла не возмущаться тем, что бабушка убрала все следы ее присутствия. Негодование вновь поднялось в ней, хотя старая женщина уже была мертва.
Мери Джейн закрыла за собой дверь в спальню и спустилась по старым деревянным ступеням. Ноги в чулках легко шуршали по деревянной поверхности. В какой-то момент, в промежутке между шагами, ей показалось, что где-то мяукнул Снежок, ее старый черный кот. Он как будто бы шел рядом с ней, прыгая по ступенькам, чтобы разделить ее одинокий завтрак. Хвост его ходил из стороны в сторону от возбуждения. Кот, давно уже умерший, был когда-то единственным утешением Мери Джейн. В Нью-Йорке Миднайт тоже был ее единственным другом. «Что же, ничего не изменилось», – подумала она.
Мери Джейн вошла в кухню и оглядела царивший там хаос. Она больше возмущалась неряшливостью своей бабушки, чем бедностью духа, которая, впрочем, и обусловливала эту неряшливость.
Взяв с полки кофейник, Мери Джейн наполнила его холодной водой, насыпала кофе, поставила на огонь. Она ждала, когда кофе закипит, усевшись за старый стол и положив подбородок на руки. Ее глаза медленно оглядывали бедную комнату и остановились наконец на куче пустых консервных банок в углу. Полка над фарфоровым умывальником была уставлена дешевыми тарелками и кружками; обои выцвели, местами они отошли, возможно, из-за постоянных протечек воды, которые возникали в доме каждую весну. Зелено-коричневая эмалированная печка стояла на шести металлических ножках, поверхность ее совсем почернела от сажи, видно, не чистили уже много лет. Линолеум местами протерся, и сквозь дыры проглядывал старый линолеум. Было видно даже деревянное покрытие.
Мери Джейн смотрела сквозь тусклое окно в сумрачный день и подробности предыдущего дня начали всплывать в ее памяти. Похороны. Несколько соседей присутствовали в церкви при отпевании, хотя бабушку Мери Джейн трудно было назвать соседкой. Лишь несколько из них проводили бабушку до могилы.
Услышав, как первый ком земли ударился о крышку недоделанного соснового гроба, Мери Джейн оплатила счет мистеру Робинсону и села в такси, хотя оно и было ей не по карману. Она вернулась на покинутую ферму и потом напилась.
Мери Джейн выпила стакан, еще стакан, потом заплакала. «Наконец-то я заплакала. – И она налила себе кофе. – Но я плакала не о бабушке. Я плакала о себе».
Потом она поднялась в бабушкину комнату, собрала все таблетки, добавила к ним свои – и решила больше никогда не просыпаться. В свои тридцать четыре года у нее появилась возможность сняться в кино, в важной роли, у нее был любимый человек – и вот все это ушло. Если толстая, некрасивая актриса не смогла сделать этого в тридцать четыре года, неужели ее шансы станут больше в сорок шесть? В пятьдесят? Но самоубийство не удалось. Ирония судьбы – медицинская сестра не смогла составить правильный рецепт для самоубийства. Было много разных пилюль, было ее снотворное. Мери Джейн потеряла сознание, какое благословенное ощущение! Она надеялась, что это продлится вечно!
Но Мери Джейн проснулась: вновь увидела свое уродство, свою грязь, грязь окружающего ее мира.
«Вот откуда я пришла и, невзирая на мою работу, этим я и осталась. Мусор остался мусором».
Не будет больше другого Сэма, другой роли, похожей на Джилл, другого друга, как Нейл, другой театральной труппы, как та, в Нью-Йорке. Мери Джейн сидела за столом, настолько разбитая и усталая, что не могла даже плакать. Она вспомнила поэму Дороти Паркер о самоубийстве и добавила свою строфу:
Она налила себе еще одну чашку кофе, открыла пачку крекеров, но едва попыталась откусить кусочек, как тут же с отвращением выплюнула его. Мери Джейн решила попробовать еще одну непочатую коробку и почти уже разорвала бумагу, когда заметила, что внутри что-то было. Не мышь. Она разорвала бумагу и чуть не задохнулась от удивления. На столик выкатился сверток. Мери Джейн некоторое время смотрела на него, а потом выкрикнула только одно слово:
– Деньги!
Бумажки были упакованы так плотно, что у Мери Джейн заняло некоторое время, чтобы рассортировать их и пересчитать. Шестьсот тридцать семь долларов. Волнение от неожиданного открытия заставило ее выпрямиться на стуле. Откуда это? На мгновение Мери Джейн пожалела, что бабушка не знала о деньгах. Потом она поняла: это бабушка положила их в коробку с крекерами.
«Бабушка, дорогая, что же ты собиралась делать с этими деньгами?»
Затем Мери Джейн стала кричать на старую сумасшедшую женщину за то, что та не истратила эти деньги, накопленные, очевидно, за всю ее жизнь.
Слезы катились из глаз, она отпивала теплый кофе и пыталась обдумать все. Как долго копила старуха эти деньги? Ведь у нее были ничтожнейшие доходы!
Раньше Мери Джейн никогда не задумывалась, на какие деньги жила ее бабушка. Она всегда воспринимала это как факт: они были нищими. Бабушка много раз повторяла ей, что Мери Джейн жила у нее из милости: «У меня едва хватает денег для себя». Но было ли это правдой? После того, как мать Мери Джейн убили, а отец стал инвалидом, бабушка, конечно же, получала на внучку какое-то социальное пособие. А разве давно уже умерший дедушка не работал на железной дороге? Мери Джейн никогда не приходило в голову, что ее бабушка могла получать дополнительные деньги, сдавая землю своей фермы в аренду соседям. Она была уверена, что денег им едва-едва хватало. Но так ли это было? И платила ли вообще ее бабушка какие-то налоги? Мери Джейн, как в полусне, бродила по дому и качала головой. Идея показалась ей сумасшедшей, но, тем не менее, она направилась в кладовку.
Мери Джейн разорвала еще одну упаковку крекеров.
«Ничего. Конечно. Глупая идея. Посмотри на это место. Твоя бабушка была нищей. Ну, а если деньги еще есть? Что еще есть в кладовке? В доме?»
Женщина с трепетом стала изучать содержимое всех банок и кувшинов. Одна из банок в последнем ряду показалась ей отличной от других. Мери Джейн вернулась в кухню, смыла с банки грязь и посмотрела. Потом поспешно открыла крышку и достала упакованную в целлофан пачку денег. Сердце учащенно забилось, руки дрожали… Мери Джейн считала деньги. Почти две тысячи долларов!
Она налила себе свежего кофе, с размаху села на стул. Более двух тысяч долларов! И наверняка деньги есть еще!
Теперь Мери Джейн могла твердо сказать: «Моя бабушка никогда не любила меня. Она взяла меня, когда умерла мать, а отец попал в инвалидный дом. Она была моей единственной родственницей, но она не любила меня. Я всегда чувствовала себя бременем на ее плечах». Мери Джейн вспомнила, как она просила у бабушки денег – это делают все дети – на кино, на конфеты, на игрушки, а бабушка всегда отказывала ей: «Нет, я не могу тебе этого позволить. Мне надо кормить два рта. Ты сидишь у меня на шее».
Мери Джейн открыла на мгновение глаза, увидела что-то смутное, и поскорее зажмурилась. О Боже! Нет, она не хотела просыпаться. По крайней мере, не здесь. Неужели она ничего не может сделать правильно? Ведь она работала медсестрой. Мери Джейн лежала на кровати, без одеяла, все еще в черном платье, которое надевала вчера на похороны.
«Похороны. Я пришла сюда вчера после похорон. И потом? Потом я выпила».
И это все, что она пока могла вспомнить. Дрожь пробежала по телу, вынудив ее сесть. Резкое движение вызвало легкое головокружение. Мери Джейн повернулась на кровати и на этот раз осторожно спустила ноги. Она посидела, набираясь сил для следующего усилия. И потом ее вырвало.
Когда все прошло, Мери Джейн оглядела убого обставленную, ничем не украшенную комнату. Она чувствовала себя здесь посторонней, хотя именно в этой комнате прошло ее детство. Но Мери Джейн и тогда, в детстве, чувствовала себя здесь посторонней. Взгляд упал на дверцу гардероба. Она знала, что там внутри, в картонных коробках остались последние воспоминания ее детства. К запаху плесени примешивался запах ее рвоты. Мери Джейн медленно встала, подползла к бюро и вытерла грязь старым полотенцем. Потом открыла окно и выбросила тряпку на улицу.
Даже по прошествии стольких лет ей становилось больно от того, что бабушка упаковала все ее вещи в коробки и убрала сразу, как только девушка уехала учиться в школу медсестер. Мери Джейн никогда не могла разобраться во всей этой старой одежде, вырезках, дневниках, но она не могла не возмущаться тем, что бабушка убрала все следы ее присутствия. Негодование вновь поднялось в ней, хотя старая женщина уже была мертва.
Мери Джейн закрыла за собой дверь в спальню и спустилась по старым деревянным ступеням. Ноги в чулках легко шуршали по деревянной поверхности. В какой-то момент, в промежутке между шагами, ей показалось, что где-то мяукнул Снежок, ее старый черный кот. Он как будто бы шел рядом с ней, прыгая по ступенькам, чтобы разделить ее одинокий завтрак. Хвост его ходил из стороны в сторону от возбуждения. Кот, давно уже умерший, был когда-то единственным утешением Мери Джейн. В Нью-Йорке Миднайт тоже был ее единственным другом. «Что же, ничего не изменилось», – подумала она.
Мери Джейн вошла в кухню и оглядела царивший там хаос. Она больше возмущалась неряшливостью своей бабушки, чем бедностью духа, которая, впрочем, и обусловливала эту неряшливость.
Взяв с полки кофейник, Мери Джейн наполнила его холодной водой, насыпала кофе, поставила на огонь. Она ждала, когда кофе закипит, усевшись за старый стол и положив подбородок на руки. Ее глаза медленно оглядывали бедную комнату и остановились наконец на куче пустых консервных банок в углу. Полка над фарфоровым умывальником была уставлена дешевыми тарелками и кружками; обои выцвели, местами они отошли, возможно, из-за постоянных протечек воды, которые возникали в доме каждую весну. Зелено-коричневая эмалированная печка стояла на шести металлических ножках, поверхность ее совсем почернела от сажи, видно, не чистили уже много лет. Линолеум местами протерся, и сквозь дыры проглядывал старый линолеум. Было видно даже деревянное покрытие.
Мери Джейн смотрела сквозь тусклое окно в сумрачный день и подробности предыдущего дня начали всплывать в ее памяти. Похороны. Несколько соседей присутствовали в церкви при отпевании, хотя бабушку Мери Джейн трудно было назвать соседкой. Лишь несколько из них проводили бабушку до могилы.
Услышав, как первый ком земли ударился о крышку недоделанного соснового гроба, Мери Джейн оплатила счет мистеру Робинсону и села в такси, хотя оно и было ей не по карману. Она вернулась на покинутую ферму и потом напилась.
Мери Джейн выпила стакан, еще стакан, потом заплакала. «Наконец-то я заплакала. – И она налила себе кофе. – Но я плакала не о бабушке. Я плакала о себе».
Потом она поднялась в бабушкину комнату, собрала все таблетки, добавила к ним свои – и решила больше никогда не просыпаться. В свои тридцать четыре года у нее появилась возможность сняться в кино, в важной роли, у нее был любимый человек – и вот все это ушло. Если толстая, некрасивая актриса не смогла сделать этого в тридцать четыре года, неужели ее шансы станут больше в сорок шесть? В пятьдесят? Но самоубийство не удалось. Ирония судьбы – медицинская сестра не смогла составить правильный рецепт для самоубийства. Было много разных пилюль, было ее снотворное. Мери Джейн потеряла сознание, какое благословенное ощущение! Она надеялась, что это продлится вечно!
Но Мери Джейн проснулась: вновь увидела свое уродство, свою грязь, грязь окружающего ее мира.
«Вот откуда я пришла и, невзирая на мою работу, этим я и осталась. Мусор остался мусором».
Не будет больше другого Сэма, другой роли, похожей на Джилл, другого друга, как Нейл, другой театральной труппы, как та, в Нью-Йорке. Мери Джейн сидела за столом, настолько разбитая и усталая, что не могла даже плакать. Она вспомнила поэму Дороти Паркер о самоубийстве и добавила свою строфу:
Заурчал кофейник, и Мери Джейн пошла в кладовку посмотреть, нет ли там еды, чтобы успокоить свой больной желудок. Она исследовала полки, большая часть горшков и кувшинов были заполнены сухими бобами и фасолью, там же были законсервированные овощи, которые бабушка с религиозным фанатизмом заготавливала каждый год, но никогда не ела. Ряды и ряды старых томатов, моркови и фасоли. Узкий простенок был заполнен банками со скоропортящимися запасами – каждая была закрыта бумажкой и плотно завязана вокруг горлышка. Мери Джейн разглядела крекеры и поняла, что это единственная еда, которую она здесь найдет. Взяв одну из банок, Мери Джейн развязала веревочку и вернулась на кухню, к столу.
Пилюли имеют отвратительный вкус,
Рвота воняет,
Но я сделала открытие —
Самоубийство думает.
Она налила себе еще одну чашку кофе, открыла пачку крекеров, но едва попыталась откусить кусочек, как тут же с отвращением выплюнула его. Мери Джейн решила попробовать еще одну непочатую коробку и почти уже разорвала бумагу, когда заметила, что внутри что-то было. Не мышь. Она разорвала бумагу и чуть не задохнулась от удивления. На столик выкатился сверток. Мери Джейн некоторое время смотрела на него, а потом выкрикнула только одно слово:
– Деньги!
Бумажки были упакованы так плотно, что у Мери Джейн заняло некоторое время, чтобы рассортировать их и пересчитать. Шестьсот тридцать семь долларов. Волнение от неожиданного открытия заставило ее выпрямиться на стуле. Откуда это? На мгновение Мери Джейн пожалела, что бабушка не знала о деньгах. Потом она поняла: это бабушка положила их в коробку с крекерами.
«Бабушка, дорогая, что же ты собиралась делать с этими деньгами?»
Затем Мери Джейн стала кричать на старую сумасшедшую женщину за то, что та не истратила эти деньги, накопленные, очевидно, за всю ее жизнь.
Слезы катились из глаз, она отпивала теплый кофе и пыталась обдумать все. Как долго копила старуха эти деньги? Ведь у нее были ничтожнейшие доходы!
Раньше Мери Джейн никогда не задумывалась, на какие деньги жила ее бабушка. Она всегда воспринимала это как факт: они были нищими. Бабушка много раз повторяла ей, что Мери Джейн жила у нее из милости: «У меня едва хватает денег для себя». Но было ли это правдой? После того, как мать Мери Джейн убили, а отец стал инвалидом, бабушка, конечно же, получала на внучку какое-то социальное пособие. А разве давно уже умерший дедушка не работал на железной дороге? Мери Джейн никогда не приходило в голову, что ее бабушка могла получать дополнительные деньги, сдавая землю своей фермы в аренду соседям. Она была уверена, что денег им едва-едва хватало. Но так ли это было? И платила ли вообще ее бабушка какие-то налоги? Мери Джейн, как в полусне, бродила по дому и качала головой. Идея показалась ей сумасшедшей, но, тем не менее, она направилась в кладовку.
Мери Джейн разорвала еще одну упаковку крекеров.
«Ничего. Конечно. Глупая идея. Посмотри на это место. Твоя бабушка была нищей. Ну, а если деньги еще есть? Что еще есть в кладовке? В доме?»
Женщина с трепетом стала изучать содержимое всех банок и кувшинов. Одна из банок в последнем ряду показалась ей отличной от других. Мери Джейн вернулась в кухню, смыла с банки грязь и посмотрела. Потом поспешно открыла крышку и достала упакованную в целлофан пачку денег. Сердце учащенно забилось, руки дрожали… Мери Джейн считала деньги. Почти две тысячи долларов!
Она налила себе свежего кофе, с размаху села на стул. Более двух тысяч долларов! И наверняка деньги есть еще!
Теперь Мери Джейн могла твердо сказать: «Моя бабушка никогда не любила меня. Она взяла меня, когда умерла мать, а отец попал в инвалидный дом. Она была моей единственной родственницей, но она не любила меня. Я всегда чувствовала себя бременем на ее плечах». Мери Джейн вспомнила, как она просила у бабушки денег – это делают все дети – на кино, на конфеты, на игрушки, а бабушка всегда отказывала ей: «Нет, я не могу тебе этого позволить. Мне надо кормить два рта. Ты сидишь у меня на шее».