Страница:
К ее плечу осторожно прикоснулась чья-то рука.
– Привет. Теперь вы хотите проснуться? Давайте, Мери Джейн, пробуждайтесь. Как вы себя чувствуете?
Ее призывали к пробуждению. Медсестра настойчиво выводила ее из дурмана наркоза. Мери Джейн попыталась помочь ей и смогла лишь сказать:
– Воды.
Она хотела еще пожаловаться на боль, но лишь крепче закрыла глаза. Медсестра поняла просьбу, и Мери Джейн возблагодарила ее, почувствовав укол иглы и затем… медленное, медленное ослабление страданий. Она почувствовала блаженство. Последнее, о чем она подумала перед тем, как снова провалиться в черноту, была мысль, что одна операция сделана, и осталось всего восемь. Швы чесались ужасно, но когда сняли бинты, живот Мери Джейн оказался плоским, как у подростка. Женщина в изумлении посмотрела на него. Это ее тело? Такое гладкое и упругое? Мери Джейн забыла о боли, о цене, о мыслях, что часть ее плоти отрезана и куда-то выброшена. Вместо этого она созерцала свой собственный новый пупок.
Операция по подтягиванию груди оказалась страшнее, хотя доктор Мур уверял, что боль будет гораздо меньше, чем после надрезов на животе.
– Мы срезаем только жир, а не мускулы. У вас эластичная грудь. Просто она находится слишком низко.
– Приятный разговор. Правда? Доктор Мур застонал.
– Мери Джейн, это самый дикий каламбур, какой я когда-либо слышал. Итак, завтра доктор Райт сделает новый карманчик из кожи, наполнит его плотью и переместит соски в центр…
– Переместит соски? Вы хотите сказать, что отрежете мне соски?
– Да. Я думал, вы это поняли. Новые будут из материала, который подобрала доктор Райт. – Мур вздохнул. – Она, наверное, говорила вам. Но шрамы будут спрятаны в…
Мери Джейн ощутила приступ тошноты.
– Но когда их переместят, они смогут действовать? Я имею в виду… – Она в смущении умолкла. – Смогу я что-нибудь чувствовать?
– Ну, конечно, кормить ребенка вы не сможете, но чудеса иногда происходят. По моему личному мнению, нервы не восстанавливаются. Я думал, вы все поняли. Конечно, вы должны решить, стоит ли приносить жертву. Некоторые женщины после операции получают сексуальное удовольствие, полагаю, благодаря гордости за свою внешность. Знаете, мозг – самый важный сексуальный орган.
– Но вы не оперируете мне мозг, доктор.
– Знаю. И надеюсь, вы знаете, как я восхищен… вашим мужеством.
– Эй, это дети вроде Рауля или Уинтропа или те, кто потерял половину лица из-за рака, мужественны. Но мне нравится ваша мысль. И я согласна. Доктор Райт может срезать мне соски, если взамен она сделает мне настоящую грудь, а вы сделаете мне нос, как у Май Ван Трилоинг.
– Вы поставили перед нами трудную задачу, Мери Джейн, – улыбнулся доктор. – Я посмотрю, что можно будет сделать.
Он повернулся, чтобы уйти.
– Да, доктор, я снова о сосках. – Мур как всегда с сосредоточенным лицом обернулся. – Вы уверены, что доктор Райт не забудет вернуть их обратно?
24
25
– Привет. Теперь вы хотите проснуться? Давайте, Мери Джейн, пробуждайтесь. Как вы себя чувствуете?
Ее призывали к пробуждению. Медсестра настойчиво выводила ее из дурмана наркоза. Мери Джейн попыталась помочь ей и смогла лишь сказать:
– Воды.
Она хотела еще пожаловаться на боль, но лишь крепче закрыла глаза. Медсестра поняла просьбу, и Мери Джейн возблагодарила ее, почувствовав укол иглы и затем… медленное, медленное ослабление страданий. Она почувствовала блаженство. Последнее, о чем она подумала перед тем, как снова провалиться в черноту, была мысль, что одна операция сделана, и осталось всего восемь. Швы чесались ужасно, но когда сняли бинты, живот Мери Джейн оказался плоским, как у подростка. Женщина в изумлении посмотрела на него. Это ее тело? Такое гладкое и упругое? Мери Джейн забыла о боли, о цене, о мыслях, что часть ее плоти отрезана и куда-то выброшена. Вместо этого она созерцала свой собственный новый пупок.
Операция по подтягиванию груди оказалась страшнее, хотя доктор Мур уверял, что боль будет гораздо меньше, чем после надрезов на животе.
– Мы срезаем только жир, а не мускулы. У вас эластичная грудь. Просто она находится слишком низко.
– Приятный разговор. Правда? Доктор Мур застонал.
– Мери Джейн, это самый дикий каламбур, какой я когда-либо слышал. Итак, завтра доктор Райт сделает новый карманчик из кожи, наполнит его плотью и переместит соски в центр…
– Переместит соски? Вы хотите сказать, что отрежете мне соски?
– Да. Я думал, вы это поняли. Новые будут из материала, который подобрала доктор Райт. – Мур вздохнул. – Она, наверное, говорила вам. Но шрамы будут спрятаны в…
Мери Джейн ощутила приступ тошноты.
– Но когда их переместят, они смогут действовать? Я имею в виду… – Она в смущении умолкла. – Смогу я что-нибудь чувствовать?
– Ну, конечно, кормить ребенка вы не сможете, но чудеса иногда происходят. По моему личному мнению, нервы не восстанавливаются. Я думал, вы все поняли. Конечно, вы должны решить, стоит ли приносить жертву. Некоторые женщины после операции получают сексуальное удовольствие, полагаю, благодаря гордости за свою внешность. Знаете, мозг – самый важный сексуальный орган.
– Но вы не оперируете мне мозг, доктор.
– Знаю. И надеюсь, вы знаете, как я восхищен… вашим мужеством.
– Эй, это дети вроде Рауля или Уинтропа или те, кто потерял половину лица из-за рака, мужественны. Но мне нравится ваша мысль. И я согласна. Доктор Райт может срезать мне соски, если взамен она сделает мне настоящую грудь, а вы сделаете мне нос, как у Май Ван Трилоинг.
– Вы поставили перед нами трудную задачу, Мери Джейн, – улыбнулся доктор. – Я посмотрю, что можно будет сделать.
Он повернулся, чтобы уйти.
– Да, доктор, я снова о сосках. – Мур как всегда с сосредоточенным лицом обернулся. – Вы уверены, что доктор Райт не забудет вернуть их обратно?
24
Привет, это Лаура Ричи. Пока Мери Джейн боролась с болью в Нью-Йорке, я уверена, что забыта здесь, в Голливуде. Не удивительно. У Голливуда короткая память. В этом городе все заняты бизнесом. Люди, как акулы, плавающие в океане. Никто не может позволить себе остановиться.
Всеми движет голод и страх. Голод и страх является также топливом, на котором работают отношения агента с клиентом. Молодые звездочки боятся агентов, словно те боги в пантеоне под названием Голливуд. Агенты могут устроить или погубить карьеру.
Но страх – это улица с двусторонним движением. Когда их признали талантами и знаменитостями, звезды бросают своих агентов.
Лайла ощутила запах страха, витающий в приемной Ары Сагарьяна и очень сильно надеялась, что он исходит не от нее. Здесь находилось полдюжины молодых людей, один красивее другого. Каждый постукивал пальцами по подлокотнику кресла, бегло просматривая последние номера «Верайти». Только неудачники должны ждать, поэтому Лайла ждать не любила. Она была уверена, что ни одному из присутствующих Ара не назначал встречу. И еще она предположила, что перед ней обломки Индустрии, регулярно посещающие приемные агентов в надежде на пятиминутный разговор, который даст им работу, назначение на роль или даже заветный приз: новое утверждение в мире кино.
Потому что в Голливуде актер без агента, все равно что актер без шанса.
– Мисс Кайл? – спросила молоденькая секретарша, и все повернули головы к Лайле. – Мистер Сагарьян сейчас встретится с вами. Идемте со мной.
Лайла улыбнулась, словно с ней и должны были обращаться по-особенному, подняла стоявшую на полу рядом с креслом сумочку, повесила ее на плечо и последовала за секретаршей в длинный, устланный коврами холл. Стены были увешаны фотографиями в рамках и с автографами. Лайле показалось, что она разглядела Фрэнка Синатру, Сэмми Дэвиса, Люсиль Балл, Дюка Уэйна, Джона Крауфорда и дюжину других. «Аре», – так начинался каждый автограф.
– Здесь есть фотография вашей мамы, мисс Кайл. Это снимок из «Рождения звезды». Лайла вспомнила эту фотографию. Она видела ее много раз в доме матери. Эту и сотни других мать приклеивала на стены библиотеки.
– Кабинет мистера Сагарьяна, – сказала секретарша, с почтением указав на дверь из красного дерева.
Лайла занервничала, но напомнила себе, что Ара Сагарьян не тот, кем был раньше. Он уже не представлял Синатру, Дэвиса, Уэйна, Крауфорда или Балл. Одни его клиенты сошли, другие умерли. Ему требовалась свежая кровь, но не тех неудачников, которые сидели в приемной. Ему нужны были Мадонна, Том Круз, Лайла Кайл. Суперзвезда или кто-то со способностями ею стать. Ему нужна была Лайла Кайл! По крайней мере, так она сказала сама себе.
– Входи, входи, – произнес Ара, когда дверь открылась, и Лайла переступила через порог кабинета. Сколько лет прошло с их последней встречи? Пять? Десять? Она не была готова увидеть заковылявшую ей навстречу фигуру. Когда-то высокий, мощный Ара Сагарьян теперь стал худее и ниже. Его левая рука неподвижно висела вдоль тела, а левая нога тянулась за правой. Левая часть рта была практически парализована, и слова приветствия прозвучали неразборчиво. Все в нем из того, что помнила Лайла, почти исчезло. «Конечно, я тогда была маленькой, и, возможно, он не был таким уж большим и сильным, как мне казалось. Но он определенно сдал. Похоже, он перенес сильный удар».
– Мистер Сагарьян, как мило, что вы пригласили меня. Я знаю, как сильно вы заняты.
Лайла быстро подошла к старику, протянув руку. Он пожал ее пальцы, затем приложил ко рту, из которого сочилась слюна, носовой платок.
– Совсем нет, моя милая. Я рад видеть тебя снова. Я не видел тебя с… Дай вспомнить. Тебе было лет семь или восемь, и ты устраивала дома представление вместе с мамой и ее куклами, – старик внимательно посмотрел на Лайлу. Ты здорово выросла с тех пор. Садись сюда. – Ара указал на софу рядом с собой и откинулся на плюшевые подушки. – Как поживает твоя мама?
– Хорошо, мистер Сагарьян. Она шлет вам свою любовь, конечно. Она так благодарна, что вы нашли время принять меня и поговорить о моей карьере. Как говорит мама, если ты не упросишь мистера Сагарьяна представлять тебя, то ты не попадешь в шоу-бизнес.
– Пожалуйста, зови меня просто Арой. Мы практически родственники. Итак, чем я могу помочь твоей карьере? – спросил старик и опять вытер рот.
– Я актриса, – ответила Лайла и вдруг почувствовала себя очень молодой. Боже, она должна сделать это. – Мама говорит, что у меня талант от рождения и в течение многих лет проталкивает меня в свой бизнес. – Лайла нервно одернула юбку и продолжила – И вот я здесь.
Девушка одарила Ару своей самой очаровательной улыбкой.
– Действительно, ты здесь. И ты очень красива, должен добавить. Что ты хочешь, чтобы я сделал для тебя?
Лайла испугалась. Вся решимость, появившаяся по дороге сюда, куда-то исчезла. Несмотря на удар, несмотря на возраст, Сагарьян был таким, таким… уверенным в себе. Таким солидным. Лайла не была готова к разговору! Он должен был знать, чего она хочет, и это, конечно, не новость. Он играл с ней? Лайла почувствовала вспышку гнева, но попыталась остаться спокойной.
– Ну, я… Я хотела попросить вас взять меня к себе клиентом. Понимаете, я думала начать с телевидения, но на самом деле меня больше интересует кино. – Она выбросила фальшивые банкноты, ведь ей еще не удавалось провести перед камерой ни минуты.
Ара поднял брови.
– Мне очень жаль зря занимать твое время, Лайла. Я не берусь за новые таланты. Ничего личного. Я уже не в том возрасте. Знай я цель твоего визита, то избавил бы тебя от хлопотной поездки. Но может быть, я найду тебе другой путь? Может, посоветовать тебе другого агента? – Лайла была близка к панике. Все вышло не так, как она планировала. И ей не был нужен липовый агент из конторы Уильяма Морриса, который имел связей не больше, чем она сама. Может быть, лесть сработает?
– Но я не хочу обращаться к другому агенту, Ара. Мне необходимы именно ваши услуги. Мама всегда говорила, что вы понимаете душу актера лучше, чем кто-либо другой, лучше любого режиссера! – Лайла опустила глаза, как бы сдерживая слезы разочарования. – Я хочу работать с вами, мистер Сагарьян.
– Я уверен, что ты придаешь этому слишком большое значение, – отозвался старик, – и что твоя мама приготовила тебя к некоторым ловушкам на пути к нашей карьере. Но позволь мне рассказать об истории создания карьеры в Голливуде. Все происходит приблизительно так: «Кто Глен Форд?» «Дайте мне Глена Форда». «Дайте мне характер Глена Форда». «Дайте мне молодого Глена Форда». И потом: «Кто такой Глен Форд?» Знаю, что звучит это цинично, но так устроен мир! – Ара еще раз вытер губы. – Ты видишь, что должна была сделать твоя мама, чтобы достичь вершины и остаться там надолго… И остается до сих пор. Конечно, ты не хочешь проходить через все это?
О Господи, не собирается ли он давать ей родительские советы? Почему бы старикашке просто не заткнуться, вытереть рот и отослать ее к Спилбергу, Лукасу или Роберту Альтману? Лайла глубоко вздохнула. Ей нужно было солгать.
– Кажется, мама захотела этого задолго до того, как желание появилось и у меня. Я готовилась для жизни в качестве госпожи этого бизнеса.
– Значит, твоя мама полностью за тебя? – спросил Ара, подняв брови. – Она полагает, что у тебя достаточно таланта и упорства, чтобы заниматься такой работой? – Перед тем, как продолжить, он опять воспользовался носовым платком. – Смешно, но я не помню. И дело не в моей памяти. Понимаешь, я уважаю мнение Терезы. В свое время она обладала уникальным талантом. Я должен поблагодарить ее за то, что она открыла несколько очень важных ребят, с которыми я потом работал. Именно Тереза прислала ко мне Мерилин и Джеймса Дина. Поэтому если она считает, что у тебя есть все необходимое для данной профессии, то мне стоит подумать над своим решением. Конечно, здесь присутствует материнская любовь, но Тереза не легкомысленная женщина. Я стар и плох, люблю уединение. Но, возможно, еще один разок…
Ара сделал паузу.
Лайла стала успокаиваться. Что за черт? Он купился на лесть, и девушка знала, что, если старик пошлет ее хотя бы на одну пробу, роль и поддержка будут принадлежать ей. Лайла улыбнулась.
– Мама на сто пятьдесят процентов за меня. Мы провели много часов, обсуждая все за и против в моем решении, и она была необычайно твердой в своем решении.
– Тогда я прошу прощения, Лайла, но мне нужно сделать один телефонный звонок, – сказал Ара, протягивая руку к телефонному аппарату, стоявшему на маленьком столике рядом.
Сердце девушки подпрыгнуло. «Иисус Христос, неужели это так просто? Он сделает только один телефонный звонок, и я на пути к успеху?»
Лайла возблагодарила Бога за удачу, которая, как она чувствовала, витала над нею, и едва сдержала улыбку триумфа. Затем послышался голос Ары.
– Доброе утро, Эстрелла. Это Ара Сагарьян. Могу я поговорить с миссис О'Доннел? – Он взглянул на Лайлу, едва заметно улыбнулся и опять вытер рот носовым платком. Девушка на мгновение задержала дыхание. Дерьмо!
– Тереза, дорогая. Как твои дела? Мы не виделись с тех пор, как я вышел из больницы. С твоей стороны было очень мило навестить меня тогда. Нет, нет, вовсе нет. Но, судя по тому, кто сидит сейчас рядом со мной, большое тебе спасибо. – Ара несколько секунд молча слушал. – Лайла, твоя дочь. Спасибо, что ты прислала ее ко мне, дорогая. Думаю, я смогу помочь ей. – Лайла следила за тем, как менялось выражение лица Ары, пока он слушал Терезу. Оно стало очень серьезным. Лайла почувствовала, как кровь прилила к ее лицу, а мышцы живота напряглись. О Господи! Что эта Хозяйка Кукол говорила? Не стоило приходить сюда. Не стоило слушать Робби.
– Извини, что побеспокоил тебя, дорогая. Должно быть, я недопонял. Кстати, мы увидимся на приеме у Эмми, не правда ли? – Ара опять сделал паузу и кивнул. – Хорошо. Без тебя это будет не прием. Старик положил трубку, поднялся, проковылял к столику, открыл верхний ящик, взял маленький пузырек, достал таблетку, налил в стакан воды из серебряного графина, стоявшего на столе, и проглотил таблетку. Затем он повернулся к Лайле и наконец взглянул ей в глаза.
– Вам должно быть ясно, мисс Кайл, что я родился не вчера. Вы уже почти вытолкнули меня без весел в реку с дерьмом. Ваша мать не только не присылала вас ко мне, она вообще решительно против вашего выбора этой профессии. – Ара медленно обошел стол и опустился в кресло. – И еще она считает, что у вас проблемы с природными эмоциями, поэтому вам противопоказана открытая жизнь. И что у вас нет ни Капли таланта или опыта. Поэтому она просит вас продолжить обучение в колледже и выбрать какое-нибудь другое поприще. Но если честно, ничто не беспокоит меня так, как факт, что вы мне солгали.
– Ара, мистер Сагарьян, позвольте мне все объяснить! – Голос Лайлы стал деревянным из-за охватившей ее паники.
– Нет нужды ничего объяснять. Я все прекрасно понимаю. Но я не стану помогать вам по двум причинам. Вы подвергаете опасности мои очень старые и добрые отношения с одной из моих самых главных звезд. Это во-первых. А во-вторых, вы недооцениваете меня! – Теперь Ара не отнимал ото рта носовой платок, поскольку слюновыделение усилилось. – Учитывая эти причины, мисс Кайл, считайте себя счастливой, что я просто выгоняю вас из своего кабинета, а не из бизнеса вообще. – Старик нажал на кнопку, и дверь кабинета мгновенно открылась.
– Мисс Бредли, проводите мисс Кайл к лифту. И еще, мисс Бредли, мисс Кайл больше никогда не будет назначаться встреча со мной. Наша совместная деятельность закончена. – Ара Сагарьян развернулся в кресле к окну и взял телефонную трубку. Лайла молча последовала за мисс Бредли. Когда они подошли к лифту, двери открылись, и девушка вошла в кабину.
– Мне очень жаль, мисс Кайл, – проговорила мисс Бредли. – Я всегда очень любила вашу маму.
Двери лифта закрылись.
В пустой кабине Лайла закрыла лицо руками и разрыдалась.
Всеми движет голод и страх. Голод и страх является также топливом, на котором работают отношения агента с клиентом. Молодые звездочки боятся агентов, словно те боги в пантеоне под названием Голливуд. Агенты могут устроить или погубить карьеру.
Но страх – это улица с двусторонним движением. Когда их признали талантами и знаменитостями, звезды бросают своих агентов.
Лайла ощутила запах страха, витающий в приемной Ары Сагарьяна и очень сильно надеялась, что он исходит не от нее. Здесь находилось полдюжины молодых людей, один красивее другого. Каждый постукивал пальцами по подлокотнику кресла, бегло просматривая последние номера «Верайти». Только неудачники должны ждать, поэтому Лайла ждать не любила. Она была уверена, что ни одному из присутствующих Ара не назначал встречу. И еще она предположила, что перед ней обломки Индустрии, регулярно посещающие приемные агентов в надежде на пятиминутный разговор, который даст им работу, назначение на роль или даже заветный приз: новое утверждение в мире кино.
Потому что в Голливуде актер без агента, все равно что актер без шанса.
– Мисс Кайл? – спросила молоденькая секретарша, и все повернули головы к Лайле. – Мистер Сагарьян сейчас встретится с вами. Идемте со мной.
Лайла улыбнулась, словно с ней и должны были обращаться по-особенному, подняла стоявшую на полу рядом с креслом сумочку, повесила ее на плечо и последовала за секретаршей в длинный, устланный коврами холл. Стены были увешаны фотографиями в рамках и с автографами. Лайле показалось, что она разглядела Фрэнка Синатру, Сэмми Дэвиса, Люсиль Балл, Дюка Уэйна, Джона Крауфорда и дюжину других. «Аре», – так начинался каждый автограф.
– Здесь есть фотография вашей мамы, мисс Кайл. Это снимок из «Рождения звезды». Лайла вспомнила эту фотографию. Она видела ее много раз в доме матери. Эту и сотни других мать приклеивала на стены библиотеки.
– Кабинет мистера Сагарьяна, – сказала секретарша, с почтением указав на дверь из красного дерева.
Лайла занервничала, но напомнила себе, что Ара Сагарьян не тот, кем был раньше. Он уже не представлял Синатру, Дэвиса, Уэйна, Крауфорда или Балл. Одни его клиенты сошли, другие умерли. Ему требовалась свежая кровь, но не тех неудачников, которые сидели в приемной. Ему нужны были Мадонна, Том Круз, Лайла Кайл. Суперзвезда или кто-то со способностями ею стать. Ему нужна была Лайла Кайл! По крайней мере, так она сказала сама себе.
– Входи, входи, – произнес Ара, когда дверь открылась, и Лайла переступила через порог кабинета. Сколько лет прошло с их последней встречи? Пять? Десять? Она не была готова увидеть заковылявшую ей навстречу фигуру. Когда-то высокий, мощный Ара Сагарьян теперь стал худее и ниже. Его левая рука неподвижно висела вдоль тела, а левая нога тянулась за правой. Левая часть рта была практически парализована, и слова приветствия прозвучали неразборчиво. Все в нем из того, что помнила Лайла, почти исчезло. «Конечно, я тогда была маленькой, и, возможно, он не был таким уж большим и сильным, как мне казалось. Но он определенно сдал. Похоже, он перенес сильный удар».
– Мистер Сагарьян, как мило, что вы пригласили меня. Я знаю, как сильно вы заняты.
Лайла быстро подошла к старику, протянув руку. Он пожал ее пальцы, затем приложил ко рту, из которого сочилась слюна, носовой платок.
– Совсем нет, моя милая. Я рад видеть тебя снова. Я не видел тебя с… Дай вспомнить. Тебе было лет семь или восемь, и ты устраивала дома представление вместе с мамой и ее куклами, – старик внимательно посмотрел на Лайлу. Ты здорово выросла с тех пор. Садись сюда. – Ара указал на софу рядом с собой и откинулся на плюшевые подушки. – Как поживает твоя мама?
– Хорошо, мистер Сагарьян. Она шлет вам свою любовь, конечно. Она так благодарна, что вы нашли время принять меня и поговорить о моей карьере. Как говорит мама, если ты не упросишь мистера Сагарьяна представлять тебя, то ты не попадешь в шоу-бизнес.
– Пожалуйста, зови меня просто Арой. Мы практически родственники. Итак, чем я могу помочь твоей карьере? – спросил старик и опять вытер рот.
– Я актриса, – ответила Лайла и вдруг почувствовала себя очень молодой. Боже, она должна сделать это. – Мама говорит, что у меня талант от рождения и в течение многих лет проталкивает меня в свой бизнес. – Лайла нервно одернула юбку и продолжила – И вот я здесь.
Девушка одарила Ару своей самой очаровательной улыбкой.
– Действительно, ты здесь. И ты очень красива, должен добавить. Что ты хочешь, чтобы я сделал для тебя?
Лайла испугалась. Вся решимость, появившаяся по дороге сюда, куда-то исчезла. Несмотря на удар, несмотря на возраст, Сагарьян был таким, таким… уверенным в себе. Таким солидным. Лайла не была готова к разговору! Он должен был знать, чего она хочет, и это, конечно, не новость. Он играл с ней? Лайла почувствовала вспышку гнева, но попыталась остаться спокойной.
– Ну, я… Я хотела попросить вас взять меня к себе клиентом. Понимаете, я думала начать с телевидения, но на самом деле меня больше интересует кино. – Она выбросила фальшивые банкноты, ведь ей еще не удавалось провести перед камерой ни минуты.
Ара поднял брови.
– Мне очень жаль зря занимать твое время, Лайла. Я не берусь за новые таланты. Ничего личного. Я уже не в том возрасте. Знай я цель твоего визита, то избавил бы тебя от хлопотной поездки. Но может быть, я найду тебе другой путь? Может, посоветовать тебе другого агента? – Лайла была близка к панике. Все вышло не так, как она планировала. И ей не был нужен липовый агент из конторы Уильяма Морриса, который имел связей не больше, чем она сама. Может быть, лесть сработает?
– Но я не хочу обращаться к другому агенту, Ара. Мне необходимы именно ваши услуги. Мама всегда говорила, что вы понимаете душу актера лучше, чем кто-либо другой, лучше любого режиссера! – Лайла опустила глаза, как бы сдерживая слезы разочарования. – Я хочу работать с вами, мистер Сагарьян.
– Я уверен, что ты придаешь этому слишком большое значение, – отозвался старик, – и что твоя мама приготовила тебя к некоторым ловушкам на пути к нашей карьере. Но позволь мне рассказать об истории создания карьеры в Голливуде. Все происходит приблизительно так: «Кто Глен Форд?» «Дайте мне Глена Форда». «Дайте мне характер Глена Форда». «Дайте мне молодого Глена Форда». И потом: «Кто такой Глен Форд?» Знаю, что звучит это цинично, но так устроен мир! – Ара еще раз вытер губы. – Ты видишь, что должна была сделать твоя мама, чтобы достичь вершины и остаться там надолго… И остается до сих пор. Конечно, ты не хочешь проходить через все это?
О Господи, не собирается ли он давать ей родительские советы? Почему бы старикашке просто не заткнуться, вытереть рот и отослать ее к Спилбергу, Лукасу или Роберту Альтману? Лайла глубоко вздохнула. Ей нужно было солгать.
– Кажется, мама захотела этого задолго до того, как желание появилось и у меня. Я готовилась для жизни в качестве госпожи этого бизнеса.
– Значит, твоя мама полностью за тебя? – спросил Ара, подняв брови. – Она полагает, что у тебя достаточно таланта и упорства, чтобы заниматься такой работой? – Перед тем, как продолжить, он опять воспользовался носовым платком. – Смешно, но я не помню. И дело не в моей памяти. Понимаешь, я уважаю мнение Терезы. В свое время она обладала уникальным талантом. Я должен поблагодарить ее за то, что она открыла несколько очень важных ребят, с которыми я потом работал. Именно Тереза прислала ко мне Мерилин и Джеймса Дина. Поэтому если она считает, что у тебя есть все необходимое для данной профессии, то мне стоит подумать над своим решением. Конечно, здесь присутствует материнская любовь, но Тереза не легкомысленная женщина. Я стар и плох, люблю уединение. Но, возможно, еще один разок…
Ара сделал паузу.
Лайла стала успокаиваться. Что за черт? Он купился на лесть, и девушка знала, что, если старик пошлет ее хотя бы на одну пробу, роль и поддержка будут принадлежать ей. Лайла улыбнулась.
– Мама на сто пятьдесят процентов за меня. Мы провели много часов, обсуждая все за и против в моем решении, и она была необычайно твердой в своем решении.
– Тогда я прошу прощения, Лайла, но мне нужно сделать один телефонный звонок, – сказал Ара, протягивая руку к телефонному аппарату, стоявшему на маленьком столике рядом.
Сердце девушки подпрыгнуло. «Иисус Христос, неужели это так просто? Он сделает только один телефонный звонок, и я на пути к успеху?»
Лайла возблагодарила Бога за удачу, которая, как она чувствовала, витала над нею, и едва сдержала улыбку триумфа. Затем послышался голос Ары.
– Доброе утро, Эстрелла. Это Ара Сагарьян. Могу я поговорить с миссис О'Доннел? – Он взглянул на Лайлу, едва заметно улыбнулся и опять вытер рот носовым платком. Девушка на мгновение задержала дыхание. Дерьмо!
– Тереза, дорогая. Как твои дела? Мы не виделись с тех пор, как я вышел из больницы. С твоей стороны было очень мило навестить меня тогда. Нет, нет, вовсе нет. Но, судя по тому, кто сидит сейчас рядом со мной, большое тебе спасибо. – Ара несколько секунд молча слушал. – Лайла, твоя дочь. Спасибо, что ты прислала ее ко мне, дорогая. Думаю, я смогу помочь ей. – Лайла следила за тем, как менялось выражение лица Ары, пока он слушал Терезу. Оно стало очень серьезным. Лайла почувствовала, как кровь прилила к ее лицу, а мышцы живота напряглись. О Господи! Что эта Хозяйка Кукол говорила? Не стоило приходить сюда. Не стоило слушать Робби.
– Извини, что побеспокоил тебя, дорогая. Должно быть, я недопонял. Кстати, мы увидимся на приеме у Эмми, не правда ли? – Ара опять сделал паузу и кивнул. – Хорошо. Без тебя это будет не прием. Старик положил трубку, поднялся, проковылял к столику, открыл верхний ящик, взял маленький пузырек, достал таблетку, налил в стакан воды из серебряного графина, стоявшего на столе, и проглотил таблетку. Затем он повернулся к Лайле и наконец взглянул ей в глаза.
– Вам должно быть ясно, мисс Кайл, что я родился не вчера. Вы уже почти вытолкнули меня без весел в реку с дерьмом. Ваша мать не только не присылала вас ко мне, она вообще решительно против вашего выбора этой профессии. – Ара медленно обошел стол и опустился в кресло. – И еще она считает, что у вас проблемы с природными эмоциями, поэтому вам противопоказана открытая жизнь. И что у вас нет ни Капли таланта или опыта. Поэтому она просит вас продолжить обучение в колледже и выбрать какое-нибудь другое поприще. Но если честно, ничто не беспокоит меня так, как факт, что вы мне солгали.
– Ара, мистер Сагарьян, позвольте мне все объяснить! – Голос Лайлы стал деревянным из-за охватившей ее паники.
– Нет нужды ничего объяснять. Я все прекрасно понимаю. Но я не стану помогать вам по двум причинам. Вы подвергаете опасности мои очень старые и добрые отношения с одной из моих самых главных звезд. Это во-первых. А во-вторых, вы недооцениваете меня! – Теперь Ара не отнимал ото рта носовой платок, поскольку слюновыделение усилилось. – Учитывая эти причины, мисс Кайл, считайте себя счастливой, что я просто выгоняю вас из своего кабинета, а не из бизнеса вообще. – Старик нажал на кнопку, и дверь кабинета мгновенно открылась.
– Мисс Бредли, проводите мисс Кайл к лифту. И еще, мисс Бредли, мисс Кайл больше никогда не будет назначаться встреча со мной. Наша совместная деятельность закончена. – Ара Сагарьян развернулся в кресле к окну и взял телефонную трубку. Лайла молча последовала за мисс Бредли. Когда они подошли к лифту, двери открылись, и девушка вошла в кабину.
– Мне очень жаль, мисс Кайл, – проговорила мисс Бредли. – Я всегда очень любила вашу маму.
Двери лифта закрылись.
В пустой кабине Лайла закрыла лицо руками и разрыдалась.
25
Если вам нужен город, в котором вы хотите затеряться, то нет ничего лучше Нью-Йорка. Мери Джейн поняла, что здесь удивительно легко исчезнуть из предыдущей жизни, превратившись в мираж. Почти все время она проводила в одиночестве. Это были дни бесконечных прогулок, когда ничего не покупаешь, ничего не ешь, ни с кем не разговариваешь, и, кроме комнаты, нет места, которое можно назвать домом. «Но, – снова и снова говорила себе Мери Джейн, – нужно время, если хочешь чего-то нового. Что же легче: родить или родиться?» Она общалась также с воспоминаниями. Вспоминала, как они смеялись вместе с Нейлом, делали покупки вместе с Молли, вспоминала и о Сэме. Его она не могла забыть. Казалось, чем дольше разлука, тем больше Мери Джейн думает о нем. И о том, как он направил ее на «Джек, Джилл и компромисс», о репетициях и о начале дела. Как Сэм говорил, как он смотрел. Может быть, оттого, что Мери Джейн было так одиноко, воспоминания приобретали все большую силу. Она голодала, занималась упражнениями, предпринимала одну операцию за другой, и все эти одинокие занятия было трудно выносить. Но на этом Мери Джейн училась. Она научилась тому, что, оказывается, можно перенести почти все, и можно добиться почти всего намеченного, если придерживаться единственной цели. Она не думала о том, чтобы кого-то встретить, найти друзей, получить роль, выбрать наряд, покупать книги или просто хорошо питаться. Мери Джейн сосредоточилась только на совершенствовании своего тела и на том, что таким образом она должна была стать красавицей. И если одиночество в Нью-Йорке иногда даже душило ее, то все же благодаря ему она не отвлекалась.
К третьей операции Мери Джейн немного расслабилась. Доктор Мур объяснил ей, что рубцов видно не будет. Мери Джейн уже не так боялась операции, но синяки, кровоподтеки и опухоль после нее страшили, и женщина долгое время избегала зеркал. Это было слишком жутко. Ну и, конечно, надо было себя убедить. Это поможет хирургу лучше понять, как расположить кожу на лице. Брюстер Мур рассказывал ей об этом, она знала это, но не знала, каково ей будет видеть лица-маски, слышать, как трещит кость или как гудит сверло. Но Мери Джейн решилась идти вперед, к своей цели, и уже были какие-то признаки прогресса. Теперь она свободно могла носить шестой номер, а груди стали острыми и дерзко торчали под блузкой. Правда, Мери Джейн еще оставалась сама собой. Она знала, что хуже будет оральная операция. Это уже не просто какая-то там неприятность. Тут Мери Джейн потребовала перкодан и получила его. Вытащили восемь зубов: четыре зуба мудрости и четыре совершенно здоровых рядом – чтобы оставить пространство во рту для остальных улучшений.
– Не то чтобы у вас слишком большие зубы, – говорил доктор Клейман, – но рот у вас очень маленький.
– Слышала бы вас моя бабушка, – проворчала Мери Джейн, вспоминая, что ее всегда называли большеротой. Зубы болели, челюсть была вся разворочена, сначала ее восстанавливал доктор Мур, а потом Клейман, мастер ортодонтоза. По крайней мере, уже не одну неделю Мери Джейн не могла есть и потеряла еще девять фунтов. Теперь, когда нечем было заняться, она, задерживая дыхание, могла пересчитать себе ребра. Итак, Мери Джейн приняла перкодан и залезла на неудобную гостиничную койку, после чего стала постукивать по ребрам, пока не отпустила боль. И тогда она забылась тяжелым сном. Хуже зубной боли был электролиз. Француз Мишель работал над ее волосами и бровями, по плану доктора Мура выжигая корни волос тонкой иглой, которую он приставлял к ее лбу. Это была мука, а запах заставлял зажимать нос.
– Легче поднять ваши волосы, чем хирургически нарастить лоб, – говорил доктор Мур, – а волосы у вас красивые. – Он впервые похвалил свою пациентку, и Мери Джейн покраснела от удовольствия.
– Моя бабка говорила, что у меня волосы, как у индианки. Они такие густые и тяжелые, что мне было стыдно за них.
– С медицинской точки зрения ваша бабушка выглядит как олух, – сказал доктор Мур. И Мери Джейн рассмеялась, несмотря на неприятное положение. Доктор ей нравился, даже очень. И за все время длительной и болезненной госпитализации, осмотра у него в кабинете, даже его звонков, Мур был к ней… добр. Относился с симпатией. Как будто бы Мери Джейн была тяжелым пациентом, как Рауль или Уинтроп, или та маленькая девочка, что обожгла лицо в автомобильной катастрофе, или тот подросток, которого родители держали в подвале, или кто-то еще из всех ужасно пострадавших, кто надеялся получить человеческое лицо, которое положило бы конец позору и одиночеству. Но стальная непоколебимая решимость столкнулась с финансовыми проблемами. После одиннадцати процедур Мери Джейн поняла, что исчерпалась. Она не работала уже почти двадцать два месяца, самый долгий «отпуск» в ее жизни. И за все это время операций она ни разу не отдыхала на самом деле. Брюстер Мур называл ее удачливой и говорил, что нужны только деньги и время. Ну, с прошлым было уже давно покончено, а теперь приходил конец деньгам. Теперь Мери Джейн можно было рассчитывать только на ферму в Скьюдерстауне, но вот уже больше двух лет после смерти бабушки продолжалась запутанная тяжба: бабушка упрямо оставила ее своему сыну, отцу Мери Джейн, хотя он больше тридцати лет считался недееспособным. Мери Джейн все же рассчитывала на получение этих денег. «Даже после смерти бабушка может разрушить мои планы», – думала она. Адвокат Слейтер все еще пытался разобраться в вопросе завещания. Но длилось это слишком много времени, и, возможно, весь доход от маленькой фермы уйдет на его гонорар. К тому времени, когда с деньгами все устроится, Мери Джейн, может быть, тоже умрет от старости. Она старалась тратить все меньше и продала обручальное кольцо, полученное от матери. Но четыреста долларов, которые оставались, не протянутся долго. Когда последняя тысяча подходила к концу, выбора не оставалось, и она пошла к доктору Муру. Мери Джейн опять сидела перед ним в его чистом кабинете.
– Я хочу пока прекратить операции, – сказала она, стараясь не выдать себя дрожанием губ или чем-то еще. Мери Джейн помнила о той неудаче, которая постигла ее здесь же во время первого разговора. – Мне придется немного подождать.
– Почему? – спросил доктор.
– По личным причинам, – ответила она. Ей действительно нравился доктор Мур, его понимание и симпатия, но Мери Джейн не хотела обсуждать с ним свои проблемы.
– Ну, я знаю, что все, чем вы занимаетесь, очень трудно. Идентификация, самооценка, эстетика, боль, тревога, страх… Вы взяли на себя очень большой труд. Может быть, я или мой персонал можем больше вам помогать? Мери Джейн видела его беспокойство. «Зря. Господи, он может подумать, что у меня есть какие-то задние мысли!»
– У меня кончились деньги, – пробормотала Мери Джейн.
– Это все? Господи, я думал, вы сожалеете или у вас какие-то психологические проблемы… Вопрос только в деньгах?
– Только?
– Ну, я хочу сказать, что если это дело только финансовое, то мы можем что-нибудь придумать.
– Но мне надо найти работу. У меня действительно кончились сбережения. А работа не даст мне столько, чтобы платить за жилье и за операции. Мне придется ждать, пока устроится дело с поместьем бабушки. – Глаза Мери Джейн наполнились слезами. Она так долго держала себя в руках. Сколько еще может быть отсрочек и разочарований? Но доктор Мур был спокоен.
– А что если вам пойти работать у меня медсестрой?
– Вместе с мисс Хеннеси? Нет, спасибо! – мысль об этой даме вызывала у Мери Джейн неприятное чувство. Она понимала, что этой женщине не нравится их сближение с доктором Муром. Как будто бы в этом было что-то большее, чем профессиональный интерес. Однажды или даже два раза Мери Джейн тоже подумывала, не хотелось бы и ей чего-то большего. Может быть, сестра Хеннеси сама хочет доктора?
– Ну, она не так уж плоха.
– Вы так говорите, потому что она обожает вас.
– Но ведь это прекрасно, если кто-то вами восхищается, даже если это всего лишь мисс Хеннеси! – Мур рассмеялся. – Я хочу предложить вам работу в клинике с детьми.
– С Раулем и другими?
– Да.
– Вряд ли я справлюсь…
– Думаю, для них это было бы очень хорошо. Хотелось бы, чтобы ребята видели людей, удачно прошедших операции. Конечно, ваш случай не такой тяжелый, как у них, но как ролевая модель, вы бы подошли. А они бы к вам хорошо относились. К тому же мне нужна помощь, а вам нужна ринопластия. Хороший обмен, во всяком случае.
– Но все равно ведь долго придется копить деньги.
– Знаете что, мы пока что продолжим процедуры, а вы заплатите мне из вашего наследства или будущим заработком. Кроме того, если вы – служащая клиники, то я могу добиться отсрочки.
И снова у Мери Джейн выступили слезы на глазах. Мур так добр! Это просто жалость? Или профессиональная гордость за всю программу, которую он хотел завершить? Мери Джейн решила не задаваться вопросами, а просто быть признательной. Так состоялась сделка.
Сегодня вечером Мери Джейн собиралась впервые на работу в клинику Брюстера, и поэтому волновалась. Ведь ей придется иметь дело с самыми тяжелыми увечьями лица. Что подумают эти несчастные пациенты, если увидят ее – такую нормальную, которая прошла серию операций? Она посмотрела на тарелку. Еда всегда служила для нее подавлением тревоги, не более. Сейчас порция состояла из вареных овощей и небольшого количества коричневого риса. На клеенке был изображен китайский гороскоп. Мери Джейн родилась под знаком Собаки: «Щедрость и терпимость, у вас есть возможность хорошо взаимодействовать с другими. Совместимость с Лошадью и Тигром. Ваш антипод – Дракон. 1910.1922.1934.1946.1958.1970.1982.1994». Она родилась в 1958 году. Ну да, пожалуй, она была щедрой и терпимой, и хорошо работала с другими, например, с Брюстером, если не с ревнивой мисс Хеннеси. Мери Джейн посмотрела год рождения Сэма. 1952. Да, он был Драконом. Значит, китайцы знали, что их отношения были обречены с самого начала. Сказано, что он сильный и страстный, а жизнь его полна сложностей. Дракон совместим с Обезьяной. Несмотря на долгие месяцы разлуки, на боль и одиночество, его улыбка, медленные движения его длинных рук, его смех, когда он качал головой… Как бы там ни было, Мери Джейн все еще скучала по Сэму, как в первый день. А он скучал о ней? Интересно, когда родилась Крайстал Плинем? Годы Обезьяны: 1944, 1956, 1968. Эта сука двумя годами старше ее или десятью годами младше? Какие у нее были операции? Как она умела лгать? Итак, Мери Джейн решила, даже изменив возраст, остаться Собакой, если не по виду, то по китайскому гороскопу. Но она будет Собакой не 1958 года, а 1970 года. Да, может позволить себе остановиться на двадцати четырех годах. Проделанная работа и радикальное изменение лица уничтожили морщины, а коже придали эластичность, и она уже не кажется растянутой! Теперь Мери Джейн пугал только нос. Как всегда, она страшно не любила смотреть на себя в зеркало. Мери Джейн казалась более уродливой, чем когда-либо. Она избегала зеркал. Обратная стена в ресторане как раз была зеркальной, и женщине пришлось отвернуться.
К третьей операции Мери Джейн немного расслабилась. Доктор Мур объяснил ей, что рубцов видно не будет. Мери Джейн уже не так боялась операции, но синяки, кровоподтеки и опухоль после нее страшили, и женщина долгое время избегала зеркал. Это было слишком жутко. Ну и, конечно, надо было себя убедить. Это поможет хирургу лучше понять, как расположить кожу на лице. Брюстер Мур рассказывал ей об этом, она знала это, но не знала, каково ей будет видеть лица-маски, слышать, как трещит кость или как гудит сверло. Но Мери Джейн решилась идти вперед, к своей цели, и уже были какие-то признаки прогресса. Теперь она свободно могла носить шестой номер, а груди стали острыми и дерзко торчали под блузкой. Правда, Мери Джейн еще оставалась сама собой. Она знала, что хуже будет оральная операция. Это уже не просто какая-то там неприятность. Тут Мери Джейн потребовала перкодан и получила его. Вытащили восемь зубов: четыре зуба мудрости и четыре совершенно здоровых рядом – чтобы оставить пространство во рту для остальных улучшений.
– Не то чтобы у вас слишком большие зубы, – говорил доктор Клейман, – но рот у вас очень маленький.
– Слышала бы вас моя бабушка, – проворчала Мери Джейн, вспоминая, что ее всегда называли большеротой. Зубы болели, челюсть была вся разворочена, сначала ее восстанавливал доктор Мур, а потом Клейман, мастер ортодонтоза. По крайней мере, уже не одну неделю Мери Джейн не могла есть и потеряла еще девять фунтов. Теперь, когда нечем было заняться, она, задерживая дыхание, могла пересчитать себе ребра. Итак, Мери Джейн приняла перкодан и залезла на неудобную гостиничную койку, после чего стала постукивать по ребрам, пока не отпустила боль. И тогда она забылась тяжелым сном. Хуже зубной боли был электролиз. Француз Мишель работал над ее волосами и бровями, по плану доктора Мура выжигая корни волос тонкой иглой, которую он приставлял к ее лбу. Это была мука, а запах заставлял зажимать нос.
– Легче поднять ваши волосы, чем хирургически нарастить лоб, – говорил доктор Мур, – а волосы у вас красивые. – Он впервые похвалил свою пациентку, и Мери Джейн покраснела от удовольствия.
– Моя бабка говорила, что у меня волосы, как у индианки. Они такие густые и тяжелые, что мне было стыдно за них.
– С медицинской точки зрения ваша бабушка выглядит как олух, – сказал доктор Мур. И Мери Джейн рассмеялась, несмотря на неприятное положение. Доктор ей нравился, даже очень. И за все время длительной и болезненной госпитализации, осмотра у него в кабинете, даже его звонков, Мур был к ней… добр. Относился с симпатией. Как будто бы Мери Джейн была тяжелым пациентом, как Рауль или Уинтроп, или та маленькая девочка, что обожгла лицо в автомобильной катастрофе, или тот подросток, которого родители держали в подвале, или кто-то еще из всех ужасно пострадавших, кто надеялся получить человеческое лицо, которое положило бы конец позору и одиночеству. Но стальная непоколебимая решимость столкнулась с финансовыми проблемами. После одиннадцати процедур Мери Джейн поняла, что исчерпалась. Она не работала уже почти двадцать два месяца, самый долгий «отпуск» в ее жизни. И за все это время операций она ни разу не отдыхала на самом деле. Брюстер Мур называл ее удачливой и говорил, что нужны только деньги и время. Ну, с прошлым было уже давно покончено, а теперь приходил конец деньгам. Теперь Мери Джейн можно было рассчитывать только на ферму в Скьюдерстауне, но вот уже больше двух лет после смерти бабушки продолжалась запутанная тяжба: бабушка упрямо оставила ее своему сыну, отцу Мери Джейн, хотя он больше тридцати лет считался недееспособным. Мери Джейн все же рассчитывала на получение этих денег. «Даже после смерти бабушка может разрушить мои планы», – думала она. Адвокат Слейтер все еще пытался разобраться в вопросе завещания. Но длилось это слишком много времени, и, возможно, весь доход от маленькой фермы уйдет на его гонорар. К тому времени, когда с деньгами все устроится, Мери Джейн, может быть, тоже умрет от старости. Она старалась тратить все меньше и продала обручальное кольцо, полученное от матери. Но четыреста долларов, которые оставались, не протянутся долго. Когда последняя тысяча подходила к концу, выбора не оставалось, и она пошла к доктору Муру. Мери Джейн опять сидела перед ним в его чистом кабинете.
– Я хочу пока прекратить операции, – сказала она, стараясь не выдать себя дрожанием губ или чем-то еще. Мери Джейн помнила о той неудаче, которая постигла ее здесь же во время первого разговора. – Мне придется немного подождать.
– Почему? – спросил доктор.
– По личным причинам, – ответила она. Ей действительно нравился доктор Мур, его понимание и симпатия, но Мери Джейн не хотела обсуждать с ним свои проблемы.
– Ну, я знаю, что все, чем вы занимаетесь, очень трудно. Идентификация, самооценка, эстетика, боль, тревога, страх… Вы взяли на себя очень большой труд. Может быть, я или мой персонал можем больше вам помогать? Мери Джейн видела его беспокойство. «Зря. Господи, он может подумать, что у меня есть какие-то задние мысли!»
– У меня кончились деньги, – пробормотала Мери Джейн.
– Это все? Господи, я думал, вы сожалеете или у вас какие-то психологические проблемы… Вопрос только в деньгах?
– Только?
– Ну, я хочу сказать, что если это дело только финансовое, то мы можем что-нибудь придумать.
– Но мне надо найти работу. У меня действительно кончились сбережения. А работа не даст мне столько, чтобы платить за жилье и за операции. Мне придется ждать, пока устроится дело с поместьем бабушки. – Глаза Мери Джейн наполнились слезами. Она так долго держала себя в руках. Сколько еще может быть отсрочек и разочарований? Но доктор Мур был спокоен.
– А что если вам пойти работать у меня медсестрой?
– Вместе с мисс Хеннеси? Нет, спасибо! – мысль об этой даме вызывала у Мери Джейн неприятное чувство. Она понимала, что этой женщине не нравится их сближение с доктором Муром. Как будто бы в этом было что-то большее, чем профессиональный интерес. Однажды или даже два раза Мери Джейн тоже подумывала, не хотелось бы и ей чего-то большего. Может быть, сестра Хеннеси сама хочет доктора?
– Ну, она не так уж плоха.
– Вы так говорите, потому что она обожает вас.
– Но ведь это прекрасно, если кто-то вами восхищается, даже если это всего лишь мисс Хеннеси! – Мур рассмеялся. – Я хочу предложить вам работу в клинике с детьми.
– С Раулем и другими?
– Да.
– Вряд ли я справлюсь…
– Думаю, для них это было бы очень хорошо. Хотелось бы, чтобы ребята видели людей, удачно прошедших операции. Конечно, ваш случай не такой тяжелый, как у них, но как ролевая модель, вы бы подошли. А они бы к вам хорошо относились. К тому же мне нужна помощь, а вам нужна ринопластия. Хороший обмен, во всяком случае.
– Но все равно ведь долго придется копить деньги.
– Знаете что, мы пока что продолжим процедуры, а вы заплатите мне из вашего наследства или будущим заработком. Кроме того, если вы – служащая клиники, то я могу добиться отсрочки.
И снова у Мери Джейн выступили слезы на глазах. Мур так добр! Это просто жалость? Или профессиональная гордость за всю программу, которую он хотел завершить? Мери Джейн решила не задаваться вопросами, а просто быть признательной. Так состоялась сделка.
Сегодня вечером Мери Джейн собиралась впервые на работу в клинику Брюстера, и поэтому волновалась. Ведь ей придется иметь дело с самыми тяжелыми увечьями лица. Что подумают эти несчастные пациенты, если увидят ее – такую нормальную, которая прошла серию операций? Она посмотрела на тарелку. Еда всегда служила для нее подавлением тревоги, не более. Сейчас порция состояла из вареных овощей и небольшого количества коричневого риса. На клеенке был изображен китайский гороскоп. Мери Джейн родилась под знаком Собаки: «Щедрость и терпимость, у вас есть возможность хорошо взаимодействовать с другими. Совместимость с Лошадью и Тигром. Ваш антипод – Дракон. 1910.1922.1934.1946.1958.1970.1982.1994». Она родилась в 1958 году. Ну да, пожалуй, она была щедрой и терпимой, и хорошо работала с другими, например, с Брюстером, если не с ревнивой мисс Хеннеси. Мери Джейн посмотрела год рождения Сэма. 1952. Да, он был Драконом. Значит, китайцы знали, что их отношения были обречены с самого начала. Сказано, что он сильный и страстный, а жизнь его полна сложностей. Дракон совместим с Обезьяной. Несмотря на долгие месяцы разлуки, на боль и одиночество, его улыбка, медленные движения его длинных рук, его смех, когда он качал головой… Как бы там ни было, Мери Джейн все еще скучала по Сэму, как в первый день. А он скучал о ней? Интересно, когда родилась Крайстал Плинем? Годы Обезьяны: 1944, 1956, 1968. Эта сука двумя годами старше ее или десятью годами младше? Какие у нее были операции? Как она умела лгать? Итак, Мери Джейн решила, даже изменив возраст, остаться Собакой, если не по виду, то по китайскому гороскопу. Но она будет Собакой не 1958 года, а 1970 года. Да, может позволить себе остановиться на двадцати четырех годах. Проделанная работа и радикальное изменение лица уничтожили морщины, а коже придали эластичность, и она уже не кажется растянутой! Теперь Мери Джейн пугал только нос. Как всегда, она страшно не любила смотреть на себя в зеркало. Мери Джейн казалась более уродливой, чем когда-либо. Она избегала зеркал. Обратная стена в ресторане как раз была зеркальной, и женщине пришлось отвернуться.