Голдсмит Оливия. Фаворитка месяца

   Господи, как мелодраматично звучит все это! Мери Джейн улыбнулась сама себе, но получилась мрачная ухмылка призрака. Она приблизилась к маленькому поцарапанному зеркальцу, висевшему над книжной полкой, посмотрела в собственные темные глаза, на свое бледное, бесформенное лицо и поежилась. Ей показалось, будто она смотрит на голову трупа.
   Мери Джейн отвернулась, подошла к окну, открыла верхний ящик стола и стала искать там чековую книжку. Если уж решаться, то лучше рассмотреть все пути достижения цели. На порванной пластиковой обложке потускневшей позолотой было нанесено ее имя. За это Мери Джейн заплатила лишних четыре доллара. Ну, теперь у нее долго не будет лишних четырех долларов, и ей нужно новое имя. Мери Джейн бросила обложку в корзину для мусора, стала листать книжку дальше. У нее на счету оказалось сорок семь долларов. Еще у нее была банковская расчетная книжка со сбережениями. Мери Джейн открыла страницу с последним вкладом. Три тысячи пятьдесят четыре доллара. Не очень большое состояние.
   Конечно, рассчитывать на деньги бабки не стоило. Она положила их на депозит в Боувери-Банк. Они понадобятся ей для операций, и Мери Джейн решила не трогать их для другого. Но поскольку она не собиралась работать в течение следующего года или около того (и, возможно, не сможет работать во время процесса восстановления), ей потребуется гораздо большая сумма, как ни экономь.
   Начать Мери Джейн могла бы со свободной торговли. Конечно, раз она почти никогда не имела денег, ей можно украсить помещение атрибутами Армии Спасения и обшарпанной мебелью с улицы. Это большой прибыли не принесет, но вполне реально продать книги и пластинки. Затем стоило бы избавиться от стереопроигрывателя и телевизора. Это должно принести несколько сотен. И одежда тоже должна уйти.
   На какое-то мгновение Мери Джейн вдруг ощутила острую боль. В течение многих лет она собирала шелковые платья, сумочки из крокодиловой кожи, юбки, в поисках шмотья без устали рыскала в магазинах, на распродажах, на аукционах и в дешевых лавках. Мери Джейн сама с любовью стирала их, гладила, обметывала швы, штопала дырки. Но собирала и носила она все это не для того, чтобы отвлечься от своего существования. Разве это не жалкая работа? Смотрите на мою одежду, но не смотрите на меня. Кое-что из гардероба Мери Джейн стоило хороших денег. Ладно, сейчас ей не нужна одежда! Она отдаст Молли кашемировый жакет, который та обожает, а остальное отнесет в Сохо знакомому торговцу. Это даст ей по крайней мере еще несколько тысяч.
   И еще можно сдать квартиру. Несколько сотен человек из театральной среды легко согласятся. Мери Джейн даст им гарантию на два года, зато жильцы получат свободное и чистое помещение. Мери Джейн взяла ручку и под заголовком «Финансовый план» написала:
   1. Свободная торговля.
   2. Продать книги (пластинки), одежду торговцам.
   3. Поместить объявление о сдаче в аренду.
   Мери Джейн произвела быстрые вычисления. Вероятно, в сумме получится около одиннадцати тысяч долларов. Но ведь она еще немного должна. Мери продлила список:
   4. Заплатить за квартиру.
   5. Внести деньги в Союз медсестер.
   У нее оставался еще один ценный вклад. Мери Джейн заглянула на дно ящика стола в поисках бюллетеня Меррилл Динч. У Мери Джейн там хранилось около восьми тысяч долларов, но если их обналичить, то придется платить налог. И тогда у нее не будет ни гроша на время ее уединения. Ах, ладно. На кой черт будут нужны восемь тысяч долларов, когда ей стукнет шестьдесят пять? Наверняка не удастся оплатить месячное пребывание в доме для престарелых. И кто захочет жить такой жизнью в уединении? Мери Джейн играла с высокими ставками, поэтому лучше закладываться на все или вообще спасовать. Она снова взяла ручку.
   6. Сумма по бюллетеню.
   7. Закрыть все банковские счета. Открыть новые. Поскольку кассиры хорошо знали ее, Мери Джейн не хотела давать им повода обсуждать изменившийся облик клиентки, синяки вокруг глаз или бинтовые повязки.
   8. Установить бюджет на еду, такси и прочее.
   9. Не выходить за рамки этого бюджета.
   10. Ничего не покупать.
   11. Найти отель с небольшой недельной платой.
   Мери Джейн обдумала написанное. Квартира в наем где-нибудь в районе Колумбии обошлась бы еще дешевле, и там уж точно нельзя было встретить никого из друзей, но Мери Джейн не хотела связываться с хозяевами домов с их бесконечными вопросами и любопытством. Окружение людей было необходимо ей, как медицинская помощь. Однокомнатный номер в отеле подходил как нельзя лучше. Случайные постояльцы ее не заметят, а дежурные не задают вопросов, пока им платят за проживание. Можно подыскать что-нибудь в Бруклине, и до дорогого отеля будет всего несколько шагов. Если все-таки придется немного поработать, она попытается найти что-нибудь связанное с ночной деятельностью и будет всегда ходить через мост.
   Под заголовком «Физический план» Мери Джейн написала:
   1. Сбросить вес.
   2. Тренировка.
   Она перестала писать и улыбнулась. Да. Легче сказать, чем сделать. Но Мери Джейн поселится в номере без кухни. И не будет соблазна стряпать целые кастрюли. И никаких вылазок в бары. Отныне следование инструкциям доктора Мура – ее единственная работа. После разрыва всех отношений она должна сфокусировать свою волю на самой себе. Мери Джейн всегда имела лишние пятнадцать фунтов и всю жизнь боролась с ними, теряла их и набирала снова. У нее был десятый размер, а требовался восьмой. Потом около года назад фунты вдруг стали стремительно нарастать. Сорок фунтов. Сколько же времени уйдет на избавление от них? На запасных листочках блокнота Мери Джейн делала математические вычисления, которым научилась в школе медсестер. В одном фунте заключалось около тридцати пяти сотен калорий. Если терять по два фунта в неделю, принимая на семь тысяч калорий меньше, чем она тратит, пройдет двадцать недель до того, как она опять встретится с доктором Муром. Но если сбрасывать чуть побольше калорий, появится постоянное чувство голода, возможно, даже слабость.
   Она должна сбросить лишний вес движением. Но Мери Джейн ненавидела залы для физических упражнений, теперь еще и не могла себе позволить посещение клубов здоровья. Чтобы сбросить вес, нужно просто побольше ходить. Прогулки пешком – это аэробика. Мери Джейн любила их, и они ничего не стоили. Вдобавок, если много ходить, можно беззаботно есть эклеры. Она вычеркнула второй пункт «Тренировка» из своего списка и заменила его.
   2. Прогулки минимум по 10 миль в день.
   Двадцать кварталов в миле. Значит, двести кварталов. Это почти от моста Джорджа Вашингтона до Гринвич Виллидж. Ну, она могла бы привыкнуть к этому. И еще можно каждый день менять маршрут. Определенно, за четыре месяца вес удастся сбросить. Как медсестра, Мери Джейн знала, что более быстрые темпы были бы опасны. Она также знала, что должна составлять свои планы предельно точно и конкретно. Ведь можно было просто записать: «Стать знаменитой великой актрисой и завоевать любовь красивого мужчины» – и на этом успокоиться. Мери Джейн опять взяла ручку и добавила к списку:
   3. Планировать еду на каждый день.
   4. Записывать все, что съедено.
   5. Не держать еду дома.
   Над заголовком «План карьеры» она задумалась, но потом записала то, что придумала раньше.
   1. Подвести новый итог.
   2. Написать в театры Вест-Коаст.
   3. После операции сделать новые фотографии.
   4. Выбрать новое имя.
   Если Мери Джейн изменит имя и получит новое удостоверение личности, ей придется потерять свои акции. Она так много работала, чтобы получить их, и акции, казалось, каким-то образом утверждали ее в жизни. Отказаться от них было сейчас, пожалуй, самым тяжелым. Мери Джейн пожала плечами. Обладание акциями не сделало ее той, кем она хотела быть. Подводить ложный итог было ни к чему. Она знала множество покойных театральных деятелей, могла обронить вскользь упоминания о нескольких именах, чтобы заставить любого поверить, что ей давали роль Элизы Дулиттл в новой постановке «Пигмалиона» в театре в Оак-Злафф, штат Миссури. Или Эмили в «Нашем городке». Или Лауры в «Стеклянном зверинце». Конечно, у нее никогда не было ни одного шанса сыграть эти роли. «Вечно характерная актриса и никогда инженю», – злобно напомнила себе Мери Джейн. Но теперь все должно измениться!
   Конечно, отныне она должна отказаться от своего триумфа в создании образа Джилл. И пора прекратить упоминать о своей любимой Олбани. Мери Джейн может использовать свой талант. Хорошей внешности должно оказаться достаточно, чтобы предпринять еще один штурм горы. Но теперь Мери Джейн необходимо здорово поработать над собственным обновлением. Она обязана научиться играть роль прекрасной, полной надежд, преуспевающей женщины. Да, она читала интервью с подобными дамами, смотрела фильмы с такими персонажами. Мери Джейн знала, как изучить эту роль. Это будет ее величайшее достижение, гораздо более сложное, чем создание на сцене образа толстой, неряшливой Джилл.
   Мери Джейн оперлась о дубовую спинку стула и поднялась. На улице сгущались сумерки. Количество прохожих увеличилось. Люди приезжали с востока, выходили из станции и направлялись на запад по своим домам. Их ждали семьи? Их ждали горячий ужин и, возможно, даже несколько шуток после тяжелого рабочего дня? Мери Джейн на мгновение почувствовала, как жалость к себе начинает охватывать ее, словно влажная, холодная накидка. А что, если она не сможет избавиться от веса, который поймал ее в ловушку и держит крепче савана? Что, если доктор Мур не станет ею заниматься? Что, если у него ничего не получится? Мери Джейн сбросит вес, доктор Мур займется ею, а если нет, то это сделает какой-нибудь другой врач. «А что, если ты опять потерпишь поражение, и на этот раз не из-за своей внешности? В конце концов, кем ты себя считаешь? Сколько симпатичных девушек пытались добиться успеха и обивали пороги приемных в Сан-Диего? И много ли находилось работы для новых звезд? Кем ты себя считаешь?»
   И вдруг в сгустившихся сумерках Мери Джейн услышала голос своей бабки: «Хочешь роль в серьезной пьесе? А кто ты такая? Слушательница драматической школы? Или ты считаешь себя Сарой Бернар? Кто ты? Кем ты себя возомнила?» Мери Джейн закрыла уши руками, но голос бабки звучал очень громко.
   – Я не знаю, кто я или кем я стану. Но я не та, кем была, – в отчаянии выкрикнула она. – Я не та, кем была!

20

   В лучах послеполуденного солнца длинные тени пересекли веранду, окружавшую бассейн тетушки Робби. Лайла лежала на животе на кушетке в открытом купальнике, чтобы принимать все тепло жаркого светила, хотя над ней был навес, способный защитить от взрыва водородной бомбы. Ее шелковистые рыжие волосы, покрытые толстым слоем крема, были обернуты полотенцем. Скоро Жозе должен был принести ей огромный ледяной бокал лимонада, приготовленного из натуральных лимонов и диетического сиропа. Он даже наверняка бросит туда листик настоящей мяты. Жизнь здесь, у Робби, хотя это и был тормоз во всех смыслах этого слова, представляла определенную выгоду. И тетушка Робби давал дельные советы. «Реши, чего ты хочешь, и хватай это со скорлупой», – деликатно выражался он. И Лайла скоро начнет сбор орехов. Она больше не сомневалась в том, чего хотела. Ей было необходимо кино, кино, более прекрасное, чем то, в котором работала ее мать. Ракета, чтобы запустить ее в глаза публики. Лайла услышала чьи-то приближающиеся мягкие шаги, слегка приоткрыла глаза и увидела тетушку Робби без роликовых коньков и в огромной соломенной шляпе. Было странно видеть его не плавно скользящим, а шагающим вразвалочку.
   – Что такое, Робби? – спросила Лайла с лучшим образцом южного акцента, глядя на голую ногу, выглядывавшую из-под аквамаринового с розовым халата. – Что случилось с твоими коньками?
   Тетушка Робби тяжело опустился рядом с ней на кушетку.
   – Эта сука Жозе. Он спрятал их от меня, я уверен.
   – Зачем? – удивилась Лайла. Она стала привыкать к их постоянным схваткам и даже иногда получала удовольствие, слушая, как два противника огрызаются друг на друга.
   – Он ненавидит коньки. Говорит, что ему за меня стыдно. Ты можешь поверить? – Робби обтянул подол халата вокруг ног. – Я ему говорю: «Дорогой, если мне не стыдно, то почему стыдно тебе? Ведь это Голливуд».
   Робби рассмеялся, воздев к небу свои дряблые руки, затем нахмурил брови, попытался придать лицу грозное выражение и громким театральным голосом выкрикнул:
   – Если он не вернет мне их сегодня, клянусь, я позвоню в службу эмиграции. – Затем Робби откинулся назад, чтобы поля шляпы заслонили его глаза от солнца. – Могу я узнать, что ты делаешь на этой жаровне? – спросил он, оглядывая полуобнаженную фигуру Лайлы, намазанную маслом для загара. – Разве ты не знаешь о дырах в озоновом слое? Получишь рак кожи. Если свалишься со своей болезнью мне на голову, я тебя убью. Заруби себе на носу. И никакого траура. В черном я похож на говно.
   – Мне нужен загар.
   – Кажется, тебе нужен здравый смысл.
   – Это Голливуд, – усмехнулась Лайла. – Вот чем здесь занимаются люди.
   – Нет, дорогая, они занимаются гораздо большим. Они еще делают себе карьеру, – Робби повернулся к дому и рявкнул – Жозе!
   Из-за двери кухни появился маленький смуглый человечек, вытер руки о фартук и направился в их сторону. Наконец он остановился, уперев руку в бок.
   – Что пожелаете, мисс?
   Робби проигнорировал обращение Жозе и приветливо произнес:
   – Я люблю ледяные напитки. Принеси, пожалуйста, диетического лимонада. – Он хлопнул в ладоши. Жозе развернулся и заковылял к дому. – Теперь самое время еще поговорить о карьере. Тетушка Робби много думает о твоем будущем, Лайла. У меня есть парочка отличных идей.
   Лайла слышала все это от него уже не один раз. Он хорошо соображал, но его идеи никуда не годились. Робби не имел никакого отношения к бизнесу, который не желал ничего слышать о вчерашних новостях. И еще меньше о новостях пятидесятых годов.
   – Фильм? – в притворном волнении спросила Лайла. – Один из твоих друзей снимает фильм?
   – Дай мне передышку, подружка. Ты добилась бы больших успехов на телевидении.
   – Я не работаю на телевидении, – пробормотала Лайла и села. Верхняя часть купальника упала, обнажив ее красивую грудь. Робби определенно было на это наплевать. – Я хочу работать в кино. Телевидение слишком приближает тебя к публике. Там нет настоящих звезд. Только знаменитости.
   – Господи, что за пара кувалд! – воскликнул тетушка Робби. – Немного побольше приличий, пожалуйста.
   – Кто бы говорил! – огрызнулась Лайла, но отвернулась на секунду, скорчила Робби гримасу и поправила купальник. – Ты сам заявил, что телевидение второстепенно. Ты всегда так говоришь Кену.
   – Потому что Кен работает на телевидении. И я считаю телевидение отправной точкой. Многие звезды начинали именно там.
   – Назови хотя бы одну. Робби на секунду задумался.
   – Роб Райнер.
   – Он не звезда… а режиссер, – возразила Лайла. – И Рон Ховард тоже. Назови женщину. – Она сделала паузу. – Даже не напрягай свои мозги, тетушка Робби. На телевидении нет звезд.
   – Кэрол Барнетт.
   – Это тоже не звезда. Никто не станет ей платить, чтобы увидеть ее на киноэкране.
   – Шелли Лонг.
   – Кто?
   – Ну, та блондинка из развлекательной программы.
   – Точно. Назови хотя бы один из ее фильмов. Забудь!
   – Салли Филд.
   – О Господи! У нее никогда не было ни одной картины. Тетушка Робби, у этих женщин нет блеска. Они – ничто. Я хочу услышать про фильм. Про солидный фильм.
   – Мэри Тайлер Мур.
   – Чудесно. Что она сделала? «Обычное кино»? Если бы там не работал Редфорд, картина подохла бы, как собака. Нет. Никакого телевидения! – Лайла начала терять терпение. – Продолжай, Робби. Я хочу быть такой же, как моя мать. Даже больше, чем она. Ты отлично знаешь, что я имею в виду.
   Вернулся Жозе с напитками и вазочкой орехов.
   – Мы прыгаем впереди себя, Лайла. Прежде всего ты должна найти агента, – сказал Робби, запихивая в рот целую пригоршню орехов.
   – Кого ты предлагаешь, Робби? Одного из твоих приятелей? Первого ассистента у первого ассистента кого-то? Прости меня, Робби, но я думаю кое о чем более грандиозном.
   – Все, о чем ты думаешь, не стоит и кучи дерьма, не так ли, дорогая? Пора кончать думать и начинать действовать. Я знаю одного человека, который тебе сгодится. Он большой мыслитель. Как раз то, что тебе нужно.
   Лайла помолчала, затем произнесла:
   – Подожди. Я знаю, что ты хочешь сказать.
   – Нет, не знаешь.
   – Знаю. Не предлагай Ару. Он агент моей матери. Ему сто четыре года. И у него дыхание больного пса. Плюс он никогда не видел меня, потому что этого не хотела Тереза. Вообще, он одной ногой уже в могиле.
   – Клянусь, это патология! Ты сходишь с ума из-за своей матери. Если бы она была такой чертовски всемогущей, не думаешь ли ты, что она подыскала бы сейчас себе партию получше? Тереза не собирается останавливать тебя. И Аре всего восемьдесят один. Если одна его нога в могиле, то вторая прочно стоит в Голливуде. У Ары Сагарьяна такие связи, что он будет работать даже после смерти.
   – Но я его ненавижу, – выкрикнула Лайла.
   – Конечно, – терпеливо согласился Робби. – он агент. Но он работал с Джимми Стюартом, Фрэнком Синатрой, Джоан Крауфорд и с твоей матерью. У него еще есть много солидных личностей. Хэчман и Майкл Китон. Целая куча других.
   – О, Дж. Р. и Битлджюс. Теперь меня это впечатлило!
   – Ладно, смейся, если хочешь, но Ара Сагарьян крупная фигура на телевидении. Пусть он утверждает, что студии выглядели точно так же в сороковых годах. А на твоем горизонте я ничего вообще не вижу, мисс. Я могу тебе помочь. Тогда ты его очаруешь.
   – Ладно. Возможно, я смогу поговорить с ним, – согласилась Лайла и рассмеялась. – Мне нужно только прийти и сказать, что я хочу главную роль? Что я не люблю телевидение и желаю стать звездой кинематографа?
   Даже если перед ним явится дочь Терезы О'Доннел, старик не собирается трепетать перед очередной негодницей из Беверли-Хиллз. Если бы он видел ее…
   Лайла не хотела признавать это, но Робби здесь кое-что мог, и если он мог гарантировать ей помощь… Ара был большим человеком. Робби предлагал выгоднейший контакт.
   – Ты уверен, что он встретится со мной? Я имею в виду не простой звонок вежливости.
   – О, об этом не беспокойся, – успокоил ее Робби. – Ара мой крестный отец в голливудской мафии. Он сделает для меня все. Если ты согласна, я поговорю с ним. – Робби наклонился и посмотрел Лайле в глаза. – Только скажи, что ты хочешь поработать на телевидении, и я позвоню ему.
   Лайла сделала глоток лимонада, затем ответила:
   – Хорошо, Робби, но только мини-сериалы и главная роль, даже если это моя первая съемка.
   – Господи, мисс! Ну разве мы не привередливы? – воскликнул Робби и закатил глаза.
   – Привет! – услышала Лайла крик Кена, шедшего к ним от гаража. – Я вкалывал весь день, как раб под софитами, а вы тут прохлаждаетесь?
   Робби взглянул на часы.
   – Не понял, почему так поздно?! – сказал он.
   Он заковылял к дому, собрался было уже взреветь на Жозе, но вдруг увидел идущего навстречу маленького человечка с серебряным подносом, на котором стоял бокал с ледяным лимонадом для Кена. Робби вернулся на кушетку.
   – Ну, самое время! Присаживайся, Кен, и попей холодненького. – Тетушка Робби вытянул свои толстые ноги, освобождая немного места.
   – Так о чем вы тут беседовали? – спросил Кен, сделав глоток. Лайла улыбнулась.
   – Я прослушала лекцию о раке кожи и получила несколько советов тетушки относительно моей карьеры. И то, и другое нежелательно.
   – Обычно он дает хорошие советы. Не очень хорошая голова, но советы неплохие.
   – О! Сопляк! – взревел Робби, и началась перебранка.
   В это время Лайла решилась. Она увидится с Арой. Что она потеряет?
   – Хорошо, Робби, – согласилась Лайла. – Устрой это дело. Но не с каким-нибудь дерьмовым ассистентом. С Арой. С ним самим.

21

   Мери Джейн составила бюджет: девятьсот калорий и девять долларов в день на питание в течение трех следующих месяцев. Первые два дня нового режима она провела в кровати, в основном во сне, но изнеможение постепенно начало проходить, и стало ясно, что при таком образе жизни успеха не добьешься. Дом, кровать – это те места, где Мери Джейн ела. Ей было необходимо куда-то выходить. Чтобы сбросить вес, обязательно требовался моцион. А она должна избавиться от лишних фунтов до новой встречи с доктором Муром или его леди-драконом мисс Хеннеси. Мери Джейн были необходимы результаты! Поэтому в среду, ровно через две недели после похорон бабки, Мери Джейн надела старый серовато-коричневый плащ и после завтрака, состоявшего из вареных яиц, двух тостов и маленького стаканчика томатного сока, тяжело выкатилась за дверь. Был холодный мартовский день, но не было обычного в это время года пронизывающего ветра, и Мери Джейн направилась на восток. Сорок первая улица в течение дня никогда не выглядела привлекательной, но по утрам она представляла собой совсем удручающую картину. По Одиннадцатой авеню еще двигалась вереница машин, на тротуарах лежали кучки грязного, покрытого слоем сажи, тут и там политого собачьей мочой снега, создающего ужасные неудобства для пешеходов. Мери Джейн прошла до Десятой улицы мимо сырых многоквартирных домов, затем вышла на Девятую с ее винными лавками и кучами мусора возле ресторанов, миновала Восьмую авеню и оказалась на Бродвее. «Господи, здесь еще хуже», – подумала она.
   Парни в строгих костюмах сновали туда-сюда, вцепившись в свои кейсы и отводя глаза от безвкусных постеров на мрачных домах и дверях магазинов, торгующих порнографическим товаром. Мери Джейн не была уверена, что именно повергает ее в депрессию: парни в костюмах, бегущие по своим неведомым тропам, или дегенераты, уже вцепившиеся в магазинные решетки в ожидании своей утренней сексуальной поддержки. О Боже, представить только публику на девятичасовом сеансе порнофильма. Кто эти ребята? Мери Джейн поежилась и поспешила на юг. Она замерзла, поэтому остановилась на пересечении Седьмой авеню и Тридцать восьмой улицы, в сердце индустрии моды, выпить чашечку кофе. Один доллар из запаса ушел, зато не добавилось ни одной калории. На стойке лежала бульварная газета, и Мери Джейн пробежала ее глазами. Обычные поножовщина, стрельба и похищения детей. Она нашла колонку сплетен, содержащую типичную для Нью-Йорка смесь театральных, общественных и голливудских имен. Ширли Маклейн, очевидно, писала очередную книгу об одной из своих прошлых жизней, в то время как ее брат проводил большую часть своей настоящей в постели с новой восходящей звездочкой.
   Наконец Мери Джейн увидела это. «Крайстал Плинем так любит свою работу, что берет ее на дом. Начались съемки ее нового фильма «Джек, Джилл и компромисс». Отличное качество. Режиссер, очевидно, Сэм Шилдз. Крайстал и Шилдза видели вместе в Спаго у мистера Моу и за завтраком в Поло Лонже». Мери Джейн сначала вспыхнула, затем ощутила озноб. Она боялась, что упадет с высокого табурета возле стойки. У нее кружилась голова, словно она покрутилась на табурете, как любила делать это в детстве. «Странно, – подумала Мери Джейн, бросив на стойку доллар и выйдя на улицу. – Сэм был моей жизнью и моей страстной, безграничной любовью более трех лет, и вот теперь ушел. – Она посмотрела на часы. – Вероятно, в эту самую минуту он спит с Крайстал Плинем, получившей мою роль».
   Мери не знала, что задевает ее больше: потеря роли или Сэма. Мери Джейн плакала, пока шла из центра до Двадцать четвертой улицы, затем перестала, но продолжала идти и зашла, наконец, в туалет Челси-отеля умыться. Это унылое место со снующими повсюду в течение десятилетий писателями и художниками было по обыкновению мрачным. «Ну, – сказала себе Мери Джейн, глядя на свое отражение в старом, поцарапанном зеркале над раковиной, – если доктор Мур не возьмется за тебя или план не сработает, ты всегда сможешь вернуться в Роч-мотель, где очень удобно совершать самоубийства». Она будет не первой. Только эта мысль успокоила ее.
   Мери Джейн прошла вниз по Седьмой авеню на Восьмую улицу, заглянула в букинистический магазин, убила там час, потом съела половину канталупы в греческом трактире (никакого творога, только сорок калорий, но возмутительная цена в три с половиной доллара) и направилась на Хьюстон-стрит. Там ее внимание привлекла афиша кинотеатра. Это был фильм с Май Ван Трилоинг, который она видела бесчисленное количество раз. Ей нравились немецкие фильмы тридцатых годов, а Май была самой прекрасной актрисой всех времен. Мери Джейн присоединилась к группе таких же потерянных, толпившихся в ожидании первого сеанса. За шесть долларов она купила две двухчасовые серии забытья, насладилась настоящей игрой, потом пошла домой, пожевала салат и наконец завернулась в простыню. Ей нельзя было позволять себе думать о Сэме.