Голдсмит Оливия. Фаворитка месяца

   Джан проснулась.
   – О Сэм, – вздохнула она.
   Голос со сна был низким и хриплым – к тому же она приняла снотворное. Сэм зарылся в ее затылок и поцеловал, женщина шевельнулась. Сэм так и не понял: ответит ли она на его ласку или уклонится от нее.
   – О Сэм. Май мертва. Она мертва. Я опять совершенно одна. Голос его от ищущего выход желания был хрипловат.
   – Ты не одна. Я с тобой. Я с тобой, и никогда не покину тебя.
   Он приподнялся на локте и поцеловал в губы. Рот ее имел вкус слез и снотворного. Сэм не мог оторваться от нее или ждать хотя бы еще одну минуту. Он никогда в жизни не ощущал ничего подобного ни к одной женщине. Сэм едва мог вынести свою страсть, он раздвинул ей ноги и быстро вошел. Потом замер, закрывая ее всю своим телом.
   – Я никогда не покину тебя, – пообещал он.

45

   – Я не могу поверить в то, что она просто исчезла, – сказала Шарлин Доубу. – Я не могу в это поверить.
   Шарлин сидела за столиком из красного дерева на заднем дворике. Письмо от Флоры Ли лежало перед ней. Девушка подняла глаза. Доуб собирался зажарить на огне бараньи ребрышки. Шарлин наблюдала, как он насаживал их на вилку с длиной ручкой и обмакивал в маринад. Наконец Доуб сел за столик напротив Шарлин.
   – Все к лучшему, Шарлин, – сказал он, голос его звучал серьезно. – Мы уже говорили об этом. Флора стыдилась того, чем была, и того, что была для тебя бременем. Она подумала, что так будет лучше.
   Шарлин покачала головой, давая понять Доубу, что ее брату ни к чему слышать этот разговор.
   – Я не знаю, что подумает Дин, – сказала она мягко Доубу. Дин сидел на траве, подбрасывая мячи собакам, а щенки гонялись за ними. Опрах сидел рядом с Дином и не шевелился, Шарлин улыбнулась этой картинке, потом взглянула на Доуба.
   – Нам ее будет не хватать, Доуб.
   – Я же буду чувствовать себя хорошо, – ответил Дин ни на кого не глядя. – По Флоре Ли я не стану скучать. Она мне не мама. Я бы узнал свою мать сразу же, как увидел. Но это не она.
   – Что заставляет тебя говорить так, Дин? – спросил Доуб.
   – От нее пахло так же, как от моего отца. Моя мама пахла совсем по-другому. От нее пахло свежим бельем.
   Шарлин знала, что по-своему Дин был прав. Их мама на самом деле всегда очень вкусно пахла. Она тоже это помнила. Мама часто мылась, мыла волосы, стирала одежду. Шарлин помнила, как расчесывала матери волосы после того, как она их мыла. Казалось, она занималась этими часами. Мама даже начинала кемарить, пока Шарлин ее расчесывала.
   – Нет, – сказал Дин. – Я рад, что Флора Ли ушла. Теперь я вновь могу вспомнить свою маму. Это лучше, чем каждый день видеть Флору Ли. – Он встал и все четыре собаки помчались за ним. – Я пойду повторю с ними один трюк, если хорошо получится, я вернусь и покажу его вам. В трюке участвуют все четыре собаки. Когда будут готовы ребрышки, Доуб? – улыбнулся Дин. – Кажется, я могу съесть полтора теленка.
   – Ты еще сможешь наиграться с собаками. Но хот-доги уже готовы. Возьми. Тогда ты еще сможешь продержаться.
   Доуб и Шарлин наблюдали за уходящим Дином – он бросал хот-дог собакам, а те прыгали вокруг, стараясь схватить кусочки на лету.
   – Я удивляюсь, Доуб, почему он так сказал. Мне кажется, большинство людей понимают многие вещи совершенно правильно. Но мне страшно за Флору Ли. Можем мы что-нибудь сделать?
   – Шарлин, я пришел сюда, чтобы сказать тебе несколько прописных истин, хотя, может быть, ты и не захочешь их слушать.
   Шарлин молча смотрела на него, потом вздохнула, но ничего не сказала.
   – Шарлин, – продолжал Доуб, – твоя мама, которая вовсе тебе не мама, обычная шлюха, и может быть, даже хуже.
   Шарлин вздрогнула, но продолжала слушать, не двигаясь с места. На глазах у нее показались слезы и медленно поползли по щекам.
   – Я говорю это не для того, чтобы сделать тебе больно. Я говорю это для того, чтобы промыть зараженную рану. Я знаю, что тебе сейчас больно, но ты должна все знать.
   – Неужели ты думаешь, я не знала? – тихо спросила Шарлин. Пристыженный Доуб отвел глаза. Он недооценил ее.
   – Я должен был убедиться в том, что ты все знаешь. Потому что Флора Ли ушла и никогда больше не вернется. О ней позаботятся. Настолько, насколько это возможно. И в конце концов, кто-нибудь положит конец ее жизни. Если она сама ей не положит конец. И ничего нельзя поделать, Шарлин, чтобы изменить это! Ничего!
   – Я это тоже знаю, – сказала Шарлин. – Я видела, как умирает мой отец. Это длилось годами. Но мама – Флора Ли – может быть, она мне и не родственница, но она хорошо ко мне относилась. И она – член моей семьи.
   – Семья не достается в наследство, девочка, это общность, объединяющая любящих людей.
   Шарлин подумала над этим некоторое время, наблюдая, как поджаривались на гриле ребрышки.
   – Я хотела быть хорошей дочерью, – сказала она, – может быть, если бы я старалась больше, она бы не…
   – Разве кто-нибудь может быть хорошей дочерью для плохой матери? – прервал Доуб.
   Они замолчали.
   – Я скажу тебе одну забавную вещь, – продолжала Шарлин. – Мне кажется, что я рано потеряла мать. Вместо настоящей матери мне досталась Флора Ли. Она была хорошей мачехой, Доуб. Она была честной, всегда обращалась со мной как со своей родной дочерью. Никогда не делала различия между мной и Дином. Я никогда не винила ее в том, что она ушла. Иначе отец убил бы ее. Но мне очень не доставало ее все прошедшие годы. Наконец мы нашли ее. И вот, что забавно: я еще больше стала тосковать по маме после того, как она появилась здесь, в Лос-Анджелесе. Как будто я потеряла не только мать, но и добрые воспоминания о матери.
   – Я знаю, как это бывает, Шарлин, – сказал Доуб. – Когда-то я был женат. – Закашлявшись от дыма, он отошел от жаровни, – Шарлин, я хочу дать тебе это.
   Он отдал ей ключ. – Что это?
   Ключ от сейфа в Калифорнийском центральном банке. В нем хранятся важные документы. Документы твоей матери. Я хочу, чтобы ты хранила этот ключ. Однажды ты сможешь поехать и посмотреть на них.
   В доме зазвонил телефон.
   – Я пойду подниму трубку, – крикнул им Дин, и вскоре пришел с переносным телефоном и передал его Шарлин. – Это мистер Ортис, – сказал он.
   Дин отвечал на телефонные звонки, чтобы уберечь Шарлин от грязных предложений.
   – Да, мистер Ортис. Что вы делаете, неужели в воскресенье днем вы работаете? – Шарлин знала, однако, что мистер Ортис всегда работал и всегда звонил ей, чтобы предложить новую работу. Шарлин слушала его возбужденный голос.
   – Я не занимаюсь этим больше, – сказала она. – Я больше не записываю альбомов. Я не хочу петь, чтобы вы мне ни говорили. Нет, нет, и еще раз нет.
   Она повесила трубку.
   Доуб удивленно поднял бровь, услышав, как девушка повысила голос на мистера Ортиса.
   – Шарлин, у тебя проблемы? Ты так говорила, как будто у тебя какие-то проблемы. – Он улыбнулся глазами, от них побежали морщинки. – Ведь ты такая важная персона.
   – Как хорошо, Доуб, что ты знаешь меня. Иногда мне кажется, что я начинаю в этом сомневаться. Но потом я смотрю на тебя, на Дина и понимаю, что я обыкновенный человек.
   – Но ты человек, который к тому же еще и поет!
   – Доуб, я не шучу, я не умею петь.
   – Ты смогла бы обмануть меня, но я слышал твою запись. Они проигрывают ее по радио с утра до вечера. Шарлин, милая, ты умеешь петь.
   – В том-то и дело, Доуб. Эти записи совсем не похожи на мое пение. Сай говорит, что благодаря технике любой голос при записи могут сделать каким угодно. То есть, ты поешь, как всегда, а они с помощью своих штучек заставляют его звучать совсем по-другому. Но мне кажется, что они пригласили какую-то другую девушку. Кого-то, кто умеет петь, но не пользуется моим успехом. Но ведь это нечестно?
   Доуб усмехнулся, потом взглянул на ее обеспокоенное лицо и покачал головой. Он снял ребрышки с гриля.
   – Ты слушаешь все эти дурацкие разговоры? Не стоит.

46

   – Мисс Айронз?
   Если бы Эйприл еще раз сегодня услышала свое имя, она перерезала бы глотку тому, кто его произнес. Она ответила стюарду, не отрываясь от записей.
   – Что?
   – Капитан попросил передать вам, что мы приземляемся в Окленде через пятнадцать минут. Я могу быть чем-нибудь вам полезен?
   – Нет, – резко ответила Эйприл. – Позаботьтесь, чтобы меня ждала моя машина.
   – Я всегда заказываю ее заранее. Она будет ждать вас у трапа. Эйприл подала знак стюарду, что он свободен. Потом сделала еще несколько записей и закрыла свою записную книжку в кожаном переплете. Она оглядела салон «сессны», увидела еще одну женщину и обратилась к ней. Женщина сразу откликнулась и подошла к ней.
   – Да, – сказала она.
   Никаких «мисс Эйприл», наконец-то хоть кто-то научился.
   – Вы дозвонились до него?
   – Нет. Я оставила три послания, которые вы хотели ему передать, но он не ответил. Его секретарь сказал, что мистер Шилдз работает над важной сценой для фильма с мисс Мур и его нельзя беспокоить.
   – Он знает, что я прилетаю?
   – Да, я информировала его еще вчера.
   Эйприл покачала головой, потом отдала секретарше записную книжку и резко сказала:
   – Перепечатайте это. Я хочу, чтобы к моменту приземления это было перепечатано.
   Женщина подошла к компьютеру и стала печатать. Сто слов в минуту. «Но черт возьми, как ее зовут?» – подумала Эйприл. Она меняла по три-четыре сучки в полгода и не могла запомнить их имен. Она их даже не могла отличить одну от другой. Тысяча баксов в неделю за то, чтобы печатать и отвечать на телефонные звонки, а они даже не шевелятся. Ни одна. В следующий раз Эйприл возьмет в секретари мужчину!
   Эйприл посмотрела вниз на прибрежную линию Тихого океана. Волны омывали пустынные пляжи. Где-то здесь, на одном из пляжей съемочная группа снимала «Рождение звезды». Все без всякого контроля. Все они поддались давлению.
   Майкл всю неделю изводил ее своим скулежем. Телефон не остывал от его звонков.
   – Эйприл, я не могу прорваться к этой девчонке. Я даже не могу прорваться на дневные съемки. Никто не может сделать этого уже три недели. Эта бедрастая девочка сбегает со съемочной площадки вместе с Сэмом. И их охраняют. Девчонку уже называют «Царицей всех новичков», охрана очень плотная.
   Эйприл знала об этом. Сэм и с ней перестал общаться. А она все-таки продюсер!
   – Что вы сделали, Майкл?
   – Что я мог сделать? Бог мой! Эйприл, ваш режиссер снимает сцену на пляже – диалог двух героев – уже целую неделю. Он на три недели отстает от графика съемок. И перерасходовал уйму денег. Настроение в группе хреновое. И никто не допускается на репетицию. К тому же он и ночи проводит с этой сучкой. Вам это что-нибудь говорит? Если этот фильм будет снят – будь я проклят.
   «Все было плохо. Майкл трахает Джан. Сэм трахает меня. Сэм трахает Джан. Майкл мстит ему за это. Боже, какие они все скоты! Майкл был приглашен для участия в съемке, на него был рассчитан весь фильм, а в результате фильм снимается без его ведома. Ему, Правда, следовало бы себя спросить, последняя ли это его главная роль романтического героя, или вторая, или будут еще?»
   А эта Джан Мур нервная, как кошка. Да, конечно, это ее первый фильм. Сработает ли выход из неизвестности на экран? Эйприл и раньше приходилось сталкиваться с ситуациями, когда чьи-то личные дела мешали ее делам. И интрижка Джулии Робертс с Кифером Сазерлендом, и тот случай, когда Мадонну застукали на столе в объятиях Шина Пенн. Но ей не приходилось снимать фильмов, когда главная героиня поочередно трахается с режиссером и с партнером по фильму. Тем более, если она сама, Эйприл, трахает режиссера.
   Эйприл заскрипела зубами. Они достигли взаимопонимания с Сэмом Шилдзом. Эйприл простила ему связь с Крайстал Плинем, но перед тем, как она подписала с ним контракт на съемку этой индюшки, Эйприл ясно дала понять, что впредь ожидает лояльности и надежности.
   И вот этот кобель спит с Джан Мур, ставит Эйприл в смешное положение. Даже если не говорить о деньгах. Сэм сунул свой конец в дырку и забыл обо всем на свете. Забыл о себе, о съемочной группе, о проекте, о бюджете.
   Эйприл расставит все по местам. Все будут наказаны. Самолет стал заходить на посадку, зажглось приглашение застегнуть ремни. Эйприл заметила, что секретарь пристегнула ремни, но продолжала печатать. Если бы ей добиться такой же работы от этих чертовых артистов! Тогда фильм бы несомненно удался. Может быть, он не стал бы сенсацией, но по крайней мере сборы покрыли бы расходы и дали бы приличную прибыль.
   Самолет приземлился на частной стоянке. Эйприл поднялась, поправила юбку и сделала знак секретарше, чтобы та дала ей кейс. Она спустилась по трапу прямо к подъехавшему черному «лимузину». Открылась задняя дверца, и из машины вышел молодой человек. Это был не Сэм. Эйприл не могла поверить своим глазам. Она подошла к машине и взглянула на встречавшего. Он улыбнулся, над губой выступила испарина.
   – Добрый день, мисс Айронз!
   Молодой человек хотел было последовать за Эйприл и сесть рядом, но она повернулась, оглядела его с ног до головы и ворчливо спросила:
   – Вы кто?
   Паренек отскочил в сторону:
   – Джоель Гроссман, мисс Айронз, – ответил он быстро. – Помощник режиссера, мисс Айронз. Мы встречались в Лос-Анджелесе, Сэм нанял меня, и я увидел вас, мисс Айронз.
   «Что же, наказание можно начинать уже сейчас», – подумала Эйприл.
   – Чего ради вы все время повторяете мое имя? Боитесь его забыть? Она уселась в машине, не оставляя ему места.
   – Можно мне ехать с вами, мисс… Вы хотите, чтобы я ехал впереди?
   – Мы когда-нибудь сдвинемся с места? – спросила она. Джоель ничего не ответил, закрыл дверцу, обежал вокруг машины и сел на другое сиденье. Секретарша села рядом с водителем.
   – Хорошо, – сказала Эйприл, когда Джоель уселся и закрыл дверь. Не глядя на него она спросила: – Какие проблемы и какие решения? Все в двадцать пять слов. Или даже меньше.
   – Никаких проблем, – поспешно стал объяснять он. – Мы просто немного задерживаемся со съемками из-за погоды.
   – У вас в распоряжении еще десять слов. Лучше скажите все прямо. – Именно так, как я и думала. Этот подонок пытается меня водить за нос.
   – Извините, мисс Айронз, – сказал Джоель, начиная понимать ее, – вы же знаете, какой Сэм большой художник. Все должно быть совершенным и завершенным. В этом смысле он очень похож на Оливера Стоуна – он выкладывается полностью, полагается только на себя…
   Оливер Стоун! Почему бы не вспомнить еще и Оливера Хардли! Эйприл подняла руку:
   – Скажите мне только одну вещь. Вы встречаете меня потому, что вас послал Сэм, или сами вызвались это сделать?
   Мальчик сник.
   – Сэм попросил меня, мисс Айронз. Она переключилась на шофера.
   – Остановите машину! Прямо здесь.
   Длинная черная машина резко остановилась. Они оказались на развилке главной магистрали и ведущего к городу шоссе. Эйприл повернулась к мальчишке.
   – Вылезайте, – сказала она, глядя ему прямо в глаза. – И передайте Сэму, что никогда не надо сваливать на мальчишек мужскую работу.
   – Но мисс Айронз, мы на шоссе. До следующей остановки три-четыре мили.
   Она увидела, как задрожала его нижняя губа.
   – Вы же помощник режиссера. Что-нибудь придумаете. Выметайтесь из машины! – сказал она.
   Эйприл ненавидела подобные ситуации.
   «Но, черт возьми, у меня под задницей сорок миллионов баксов, а это маленькое дерьмо пытается мне пудрить мозги!»
   – Выметайтесь! – повторила она.
   Джоэль вышел из машины и умоляюще поглядел на нее.
   – Закройте дверцу, я спешу.
   На пляже царил хаос. Осветители были расставлены повсюду, но ни одна камера не работала. Во сколько ей обходились эти простои? Если Сэм не мог заставить группу работать ритмично, значит он не в состоянии сделать фильм.
   Где он сейчас? Развлекается с Джан Мур? Единственное, что сейчас важно, напомнила себе Эйприл, это картина. Не Сэм и не то, кто кого трахает. Только фильм и ее сорок миллионов. Не ее сорок миллионов, но деньги, полученные от Американского национального банка и Треста. Эйприл подумала о том, что Сэм расходует ее деньги, и заскрипела зубами. Она никогда никому не позволит подорвать доверие к ней, трахается ли она с этим мужиком или нет.
   Эйприл несколько минут посидела в машине, ожидая, пока администратор заметит единственную машину на пляже и подойдет к ней. Наконец, он подошел.
   – Достань мне Сэма, – сказала Эйприл, будто плюнула в открытое окно. Администратор только начал говорить, но она уже подняла стекло.
   Прошло еще десять минут и появился Сэм. Эти сцены Эйприл не переносила – сцены порки. Она еще более или менее легко подвергала порке актеров, они все равно и на жизнь смотрели как на очередную роль в фильме, напоминали обидчивых детей. Но режиссеры – эти были уверены, что вся жизнь – это огромный фильм.
   – Заходи, – сказала Эйприл, не теряя времени на приветствие. – Последнее время я не получала ежедневных отчетов, а ты не отвечал на мои звонки. – Сэм некоторое время рассматривал потолок автомобиля. – Не валяй дурака со мной, Сэм.
   Сэм покачал головой.
   – Я не знаю, Эйприл. Что-то не клеится.
   – Что же, сделай так, чтобы клеилось, – ответила она, делая усилие, чтобы не говорить сквозь зубы. – Если бы я получала твои отчеты, то знала бы, чем тебе помочь. Это сэкономило бы и наши деньги, и наше время. Почему ты не посылал мне отчетов?
   Сэм напустил на себя важный вид – вид театрального режиссера из Нью-Йорка, ставшего голливудским режиссером. Эйприл презирала его за это. Они забывают, что кинематограф прежде всего бизнес. Кинобизнес. Это не искусство. Это деньги.
   – Джан не получается так, как нужно, на экране. Я работал с ней, она очень старается, но…
   Эйприл с сочувствием ответила:
   – Да, я слышала, она очень старается. Но если у нее это неплохо выходит, сделай, чтобы и на экране выходило хорошо.
   – Эйприл, не думай, пожалуйста, что я не выполняю взятые на себя обязательства по съемке фильма. Джан и я…
   – Давай говорить напрямую. Я твой продюсер независимо от того, насколько успешно мы трахаемся. Ты это понимаешь? Я твой босс, и сейчас мне наплевать, куда ты тычешь свой конец, если только ты не тычешь его в мои деньги. Ты можешь зазывать к себе в постель кого угодно. Поэтому не надо говорить ни о каких обязательствах, которые ты, якобы, выполняешь. Когда на съемках фильма Барбет Шредер вошел в конфликт с Кэнноном, он указал на офис своего босса и пригрозил, что если они ему станут мешать, он отрежет себе палец. Ему позволили продолжить съемки. Ты так выполняешь свои обязательства? Я сама помогла бы тебе отрезать поочередно разные части твоего тела, не только пальцы. Как твой босс, я говорю тебе, что и твоя работа, и твое будущее зависят от меня. Поэтому лучше тебе на этот счет и не заблуждаться. Ты работаешь. Работаешь на меня. – Голос Эйприл звучал ровно. – Почему ты на три недели отстаешь от графика и на два миллиона шестьсот тысяч перерасходовал средства?
   – В основном из-за погоды. Здесь уже неделю не было солнца. Я надеялся, что солнце выйдет сегодня после полудня. Но непохоже.
   – И что же?
   – Не знаю. – Сэм пожал плечами.
   Эйприл хотела разорвать его на части. У него не было запасного плана? Почему она позволила ему уговорить себя снимать фильм на натуре?
   – Ты хотел стать Богом, поэтому стал режиссером. Но это не сцена, мистер директор нью-йоркского театра. Это кино. Выход в большой мир. Поэтому, если ты не можешь снимать на натуре, снимай в павильонах.
   Неужели мне следует все это разжевывать? Сделай солнце! У тебя отличная осветительная аппаратура, а ты все равно не снимаешь! Ты перерасходовал деньги и говоришь мне о солнечном освещении?
   – Дело не только в этом. Много пришлось возиться с Майклом. Он играет слишком темпераментно.
   – А чего еще ты от него ожидаешь?
   – Джан и я…
   – Я уже сказала, мне наплевать. Если только это мне не стоит денег. Что за задержка в съемках на пляже? Джеймс и Джудит идут по пляжу. Заключительная сцена фильма. В чем проблема?
   – В Майкле пять футов четыре дюйма роста.
   – И что? У Алана Лэда тоже.
   – У Джан пять футов шесть дюймов. Плюс каблуки. Плюс волосы.
   – И что?
   – Нам потребовалось время, чтобы решить, в каком именно ракурсе снимать сцену. Мы нашли хороший ракурс. Сделали насыпь вдоль пляжа. Я думаю, что это сработает.
   – Сэм, у тебя в распоряжении один день – завтра. В твоих интересах, чтобы все прошло лучшим образом. – Эйприл указала на дверцу. – Завтра, в шесть утра, солнце ли, дождь ли, я буду здесь. – Она сделала паузу и посмотрела ему прямо в глаза. – И еще, Сэм. Сегодня вечером тебе лучше прийти ко мне в номер. Я не желаю, чтобы кто-либо подумал, что ты предпочел какую-то выскочку с телевидения мне.
   По дороге в отель она откинулась на сиденье, положила голову на подушку. Снова мигрень. Доктор сказал, что это результат стресса. Кобель! Жизнь – сплошной стресс! Эйприл едва вошла в комнату, как зазвонил телефон.
   – Эйприл, я слышал, что ты была на съемочной площадке, но не зашла ко мне.
   Это был Майкл. Голос обиженного Майкла.
   «Хорошо, я не пришла, чтобы увидеться с тобой, – подумала она. – А я подписываю чеки!» Она вздохнула.
   – Мне нужно о многом подумать, Майкл. У меня мигрень. Мне нужно прилечь и отдохнуть.
   – Мигрень? Я знаю старинный китайский способ излечить мигрень. Хочешь, я приду и покажу тебе? – Голос его был как сахарный сироп.
   – Моя головная боль тянет на сорок миллионов, Майкл. Не думаю, что древние китайцы умели лечить нечто столь дорогостоящее. Я увижусь с тобой завтра, на съемочной площадке. В шесть утра. Мы будем снимать эту сцену, будет солнце или нет.
   Она подумала о шести миллионах долларов, которые Майкл за это получает, и вновь скрипнула зубами.
   – Конечно, я там буду. Я там каждый день, готовый, желающий, способный. – Его голос понизился, в нем зазвучали нотки соблазнителя. – Эйприл, разве ты не знаешь Майкла? Я могу излечить что угодно. А сегодня ночью я свободен.
   – Ты никогда не был свободен, – сказала она и положила трубку.
   На следующее утро Эйприл приехала на съемочную площадку раньше Майкла, Сэма и Джан. Она поговорила с осветителями. Они зажгли больше ламп и расставили зеркала. Следом за ней пришел Сэм.
   – Я вижу, ты взялась за режиссуру?
   – Ты удивлен, Сэм? Как будто это такое уж невиданное событие. – Она повернулась к нему и ждала ответа. – И давай говорить напрямую. Ты не выполняешь свою работу, поэтому кому-то необходимо ее делать. Или ты делаешь то, что я тебе скажу, или я найду того, кто будет выполнять мои распоряжения. Ты понял?
   Сэм побледнел, кивнул и пошел прочь.
   – Сэм, – позвала Эйприл, чтобы закончить с ним все дела. – Что там с Джан и этим макияжем на ногах? Или у нее не дай Бог проказа?
   Она увидела, как Сэм посмотрел в сторону домика актрисы. Джан направлялась к ним. На ногах ее грим, казалось, был на несколько дюймов толще, чем на лице.
   – Она очень нервничает на этой сцене и хочет выглядеть так, как надо. Поэтому я разрешил ей наложить грим так, как она считает необходимым. Думаю, что все хорошо.
   – Хочу верить, Сэм. Я только надеюсь, что ты говоришь объективно. Ведь тебе платят за объективный взгляд. Хорошо, если это не твой конец выносит суждения.
   Майкл направлялся к ним быстрым шагом, его руки были глубоко засунуты в карманы. Эйприл чувствовала себя неловко, но потом отбросила настроение в сторону. Если ему не по нраву, что она не пустила его к себе в постель, черт с ним.
   – Майкл, что за вид? Ты похож на человека, который обнаружил, что у него неизлечимая болезнь.
   «Пусть он защищается», – подумала Эйприл.
   Майкл проигнорировал ее замечание и подошел к Сэму.
   – Какого черта? – спросил он, указывая на доски, вытянутые вдоль всего пляжа. – Это и есть твоя насыпь?
   – Да, Майкл. Это лучший способ немного компенсировать рост Джан.
   Эйприл увидела, что Сэм пытался быть очень вежливым. Неужели он рассчитывает договориться таким образом с Майклом?
   – Я не буду идти ни по какой чертовой насыпи. Забудь об этом.
   – Освещение готово. Группа готова, артисты готовы. Я хочу снять эту сцену сегодня. Майкл, мы и так уже потеряли слишком много времени.
   Эйприл подошла к Сэму и встала прямо перед Майклом.
   – Черт бы тебя подрал, – сказал он, впервые за утро обратив на нее внимание. – Я тащу эту суку на себе и не собираюсь терять свое достоинство и идти по каким-то доскам.
   Эйприл было необходимо закончить фильм. Она несла ответственность перед инвесторами, сорокамиллионный бюджет таял на глазах.
   – Но Майкл, как же мы будем снимать дальний план? Майкл сделал пару шагов назад, потом повернулся и сказал.
   – Выройте канаву для суки!

47

   Джан сидела в своем вагончике в ожидании, когда ее позовут на съемку следующего эпизода, и писала письмо доктору Муру. Потому, что ей больше некому было все объяснить. Смерть Май подействовала на нее сильнее, чем она полагала. Джан не спала, в результате мешки под глазами и припухлости на лице делали съемки кошмаром. Даже плач не помогал.
   «Я знаю, ты скажешь, что предупреждал меня, но даже, если так!..»
   Джан сделала паузу. У нее было все, о чем она мечтала. Карьера и любимый мужчина. Но этого ли она хотела? Ей было трудно поверить, что Сэм с ней. Что он любил ее, поддерживал ее, желал ее. Джан ясно ощутила его руки, ласкающие ее. Его губы на шее, на груди, на плечах, на животе, и ниже, ниже…