Страница:
– Расскажу вам притчу, – улыбнулся свидетель Насте. – В чужом городе человек увидел юношу и девушку и спросил у них: как на вашем языке будет «я тебя люблю»? Юноша крепко обнял девушку и сказал: вот так говорят о любви на моем языке. Так выпьем за любовь, которой не нужны слова!
– Какого я нашел свидетеля, а? Поэт! – радовался Леня.
Стали выяснять, откуда и куда держит путь Ярослав.
– Проездом, а куда – еще не решил.
– Ищешь работу или приключения? – поинтересовалась Настя.
– Хотелось бы все в одном флаконе.
Настя сказала, что ловить здесь нечего. Ярослав возразил. Ему пока все здесь нравилось! Когда завели музыку, свидетель пригласил молодую на первый танец. Леня разрешил, только предупредил, что его жена «с характером». Танцевали они долго. Настя вдруг почувствовала, будто всю жизнь была знакома с этим мужчиной. О себе он говорить не хотел, «потому как это длинная и скучная история». Несомненно, в душе его была какая-то тайна… А Леня, глядя на все это, немного ревновал и много пил.
Настя была в ударе: шутила, кокетничала, просто светилась – сегодня она действительно радовалась. Когда Ярослав в очередной раз пригласил молодую на танец, какой-то незнакомый парень схватил ее за руку, потянул к себе. Настя увернулась.
Леня напивался. Оля, сидевшая за столом, уговаривала его не пить, но тот петушился:
– Крошка, ты меня не знаешь! Ты посмотри, какая красивая у меня жена, пользуется успехом. Я самый счастливый человек на свете!
Тем временем пристававший к Насте парень снова подошел к ней. Ярослав отстранил его. Тогда парень возвратился за свой стол и что-то шепнул трем местным бугаям. Затевалась драка, но Леня этого не видел. Он спал, уронив голову на руки. Когда Ярослав отошел к барной стойке, приставучий парень снова подошел к Насте, сказал:
– Ну что, красавица, следующий танец за мной!
– Я больше не танцую, – спокойно ответила она.
– Ой, какие мы гордые. Раньше так нос не задирала…
– Друг, у нас тут праздник. Похоже, ты здесь лишний, – урезонил наглеца подошедший Ярослав.
Тогда бугай обернулся к приятелям:
– Ребята, он что-то сказал…
Три товарища как по команде поднялись и пошли на Ярослава. Настя шепнула официантке:
– Беги за шефом!
– Может, выйдем? – предложил неприятелям Ярослав. – Не будем портить всем настроение.
И они вышли, бугаи больше не возвращались, а Ярослав вернулся минут через десять со ссадинами на лице.
– Ничего себе, – присвистнула Оля. – Я думала, на нем живого места не останется! Прямо Джеки Чан…
Леня сладко спал за свадебным столом, Настя за соседним промывала герою небольшие раны и заклеивала царапины.
– Не щиплет? – участливо спросила она.
– Ага, – засмеялся Ярослав. – А ты подуй! Настя подула, на ранку, он сказал блаженно:
– Еще…
Выпрягся тогда он из своей бесконечной работы на целых три дня – решил отдать последний долг родителям – найти родные могилы, привести их в порядок. Оказалось, что Фоминична, ровесница матери, еще здравствовала. Она и проводила его на ухоженное деревенское кладбище. Долго шли среди новых крестов, под которыми теперь хоронили усопших. Но потом зашли на полузаброшенный участок, где стояли старые пирамиды со звездами. Остановились около двух забытых могил без ограды, на которых и надписи стерлись.
– Здесь, Вадим Борисович, – вздохнула старушка и перекрестилась. – Сорок лет назад как раз друг за другом родители-то ваши ушли, Царство им небесное…
– Спасибо, милая, спасибо. Постою тут…
– Постой, постой. Как они без вас горевали… до смерти прямо убивались, понятно дело – единственный сыночек, – вспоминая, покачала головой Фоминична. – Бона и за могилами некому было ухаживать. Я-то поначалу еще ходила…
Прорва полез в карман, вытащил все купюры, что были в кармане, протянул ей. Она замахала руками и пошла назад.
Долго стоял Прорва у безвестных могил: тяжко было на сердце, ни на одни похороны не приехал…
Постоял, заметил место, а помолиться как и не знал. Захотелось в кладбищенскую церковь зайти – богато отстроили, да и доход постоянный… Зашел, купил свечек, на канун поставил, за упокой. Других-то почти не ставили. А тут и священник из алтаря вышел, молодой. Прорва – к нему:
– Здравствуйте, батюшка.
– День добрый…
– Да вот родителей пришел помянуть. Когда-то жил в Бережках, а потом судьба забросила на другую сторону земного шарика… – как будто оправдывался Прорва.
– Ну что ж, и там люди… – кивнул батюшка.
– Хочу памятник родителям поставить.
– Лучше крест… – осторожно сказал священник.
– Вам видней… Будет крест, – и Прорва вдруг переменил тему. – Помогите людей надежных найти на фабрику. На церковь тоже готов пожертвовать.
Священник, отец Александр, оказалось, знал про Прорву и про его детище, благосклонно отнесся к Затее. Пригласил директора фабрики в свой домик при церкви. Сидели они за небогатой трапезой и мирно беседовали. Прорва думал, что сидели минут десять, а оказалось три часа. За это время отец Александр очень расположил к себе Прорву. За разговором выяснилось, что в церкви имеются записи об умерших. Прорва не знал точной даты смерти родителей, и записи очень помогли ему – не надо было в архив обращаться, чтобы на кресте даты жизни проставить. Отец Александр принес две имеющиеся в наличии «амбарные книги» и оставил Прорву одного. На первой книге было написано «Крещения», на другой – «Отпевания» за период 1941 – 1981 годов. Нашел Вадим в отпетых и отца и мать: Борис Прорва скончался через две недели после отъезда сына за границу, 26 октября 1965 года. Нина Прорва последовала за супругом спустя три месяца. Вадиму стало интересно, записан ли он в крещеных, стал искать. Удивился, что с началом войны увеличилось число крещеных – все крестились: и стар, и млад. И после войны несколько лет такая же тенденция была, так что нашел он себя в крещеных. А потом, года с пятидесятого – тенденция в обратную сторону повернулась. А в шестидесятые годы – крещеных было по пальцам пересчитать. И тут среди записей он увидел: «Любовь Платоновна Лобова – 16.04.1966».
Как будто кто-то ему вдруг открыл: Люба Лобова – его дочь. Все сходится. Любовь с Татьяной была летом, осенью он уехал, а в апреле дочка родилась. А замуж она вышла, как сказала Фоминична, перед Новым годом. Значит, Платон взял ее беременной. Вот она, настоящая любовь…
У Прорвы, здорового мужчины, вдруг больно защемило сердце. Что-то почувствовал священник, внезапно вернулся в домик, увидел посетителя в беспомощном состоянии, покропил его крещенской водой, помазал маслицем, помолился – вроде отлегло. Как только полегчало, поехал Прорва в Бережки, подкатил прямо к дому Лобовых.
Татьяна возилась во дворе. Он, бледный, окликнул ее из-за ворот.
– Господи! Что-нибудь случилось? – испугалась она его вида.
– Ты не пугайся. Мне просто надо поговорить…
– Нашел время! Да и не о чем нам с тобою говорить.
– Таня… – он открыл калитку, вошел во двор.
– Оставь меня в покое… – развернулась Лобова. – Я Платона позову.
– Не надо, я сейчас уйду… Скажи мне только одно… Люба – моя дочь?
Она не смогла ничего ответить, ушла в дом. Супруги Лобовы провели бессонную ночь.
Наутро глава семьи стал собираться…
– Платон… – окликнула его супруга. – Ты же мудрый человек…
– Спасибо. Хоть это ты признаешь, – хмуро отозвался Лобов. – Ну что еще?
– Не знаю, говорить обо всем Любе? Получается, мы всю жизнь ее обманывали.
Лобов молча продолжал одеваться, жена помогала ему.
– Значит, по-твоему, когда я говорил Любе «дочка», я ее обманывал? И когда говорил, что люблю ее – тоже врал?
– Я не об этом…
– Не надо было с ним разговаривать. Послал бы его…
– Он уже знал, понимаешь? Что Люба – его дочь.
– Где же он это раскопал, ешкин кот?
– Может, кто-то ему сказал?
– Ерунда, – отрезал Лобов.
– Значит, вспомнил, прикинул, – предположила Татьяна. – Господи, сохрани и помилуй, – перекрестилась она. – Чего он задумал…
– Вот сейчас я и узнаю! – собрался наконец Лобов.
– Лобов знает о наших планах…
– Это невозможно, – возразил Калисяк своему шефу, но тут же поправился: – Кто ему донес?.. Вадим Борисович, утром эксперт прислал свое заключение, что от Киселева достать воду нельзя.
– Да! – в сердцах ответил Прорва. – Одно ясно, что Лобов теперь не продаст ни сантиметра…
– Шеф, вы сильно не огорчайтесь, если с разливом воды мы пролетаем. У нас и без этого неплохой бизнес налаживается – соки и варенья.
– Ерунда! Меня интересуют только большие деньги, которые должны течь рекой, а не по капельке. – Прорва порывисто поднялся, зашагал по кабинету. – Я должен получить эту воду. Не для того я вернулся, чтобы уступить в решающий момент! – О чем-то подумал и сказал совсем о другом: – Глупо распорядился я своей жизнью. Все не так!
Оба и не заметили, как в кабинет вошел Лобов и вдогонку к последней фразе Прорвы приставил:
– Какого хрена ты вернулся? Решил разрушить мою семью? Пока тебя не было, все было путем!
– Полегче, Платон, не шуми без толку, – Прорва кивнул Калисяку, чтобы вышел. – Платон! Давай договоримся как люди, нам нельзя быть врагами. Подумай о наших детях… Я предлагаю тебе наладить общий бизнес. Ты войдешь в долю…
– Вот тебе моя доля! – Лобов достал из кармана свой любимый кукиш и поставил на стол. – Как посмотришь, сразу вспомнишь!
– Платон, я знаю, что ты упрямый. Ну давай – ради Лики и Миши. Мой капитал – твоя вода, а? Ну что плохого? Ты о таких деньгах и не мечтал!
– На чужом добре руки погреть хочешь? Возвращайся туда, откуда приехал. А к моему дому даже не подходи, понял?! Деловой ты наш…
Прорва был спокоен и непоколебим.
– Я понимаю, из-за чего ты копья тут мечешь! А мне каково? Как обухом по голове! Клянусь, я не знал, что Люба – моя дочь. Если бы я только знал… я бы не уехал, наверное… Почему Татьяна не сказала мне? Ну почему?
– Ты что несешь, олух царя небесного? Слушай, если ты хоть словом обмолвишься с кем… я за себя не ручаюсь, – кипел гневом Лобов. – Люба – моя дочь. Другого отца у нее не было и нет! Заруби себе на носу!
После высказанной угрозы Лобов развернулся и в сильном волнении вышел из кабинета. Он даже не заметил Настю, стоявшую у дверей с другой стороны.
Через несколько дней после возвращения Гриши из-под ареста, ему позвонили и сказали, что его мать, Наталья Аркадьевна, в больнице с инсультом. Гриша тут же рванул в Москву. Петр и Павел, конечно же, слышали, что у них есть бабушка Наташа, но в сознательном возрасте ее никогда не видели. И были очень удивлены известием, что она вообще-то жива… За чаем, в ожидании вестей от Гриши, Люба бегло обрисовала ситуацию своим близнецам:
– Ваш отец должен был стать ученым, так хотела его мать, ваша бабушка. Ее муж, отец вашего папы, был известным в Москве стоматологом. А сын должен был стать известным историком. Я заканчивала медучилище и оказалась в Москве на практике…
– И что? – в один голос воскликнули Петр и Павел.
– Там мы с папой и познакомились…
– И поженились, – закончил Петр.
– Не сразу… Я вернулась домой. А позднее папа ушел на заочное, приехал ко мне, и мы поселились в Ковригине.
– А в Москве почему не остались? – удивился Павел.
– Мы не могли себе этого позволить, а здесь я работу нашла, папа начал преподавать в школе… потом в НИИ устроился. Денег было мало, но мы были счастливы…
– Почему же вы с бабушкой перестали общаться? – У обоих братьев на языке вертелся главный вопрос.
Люба заговорила, тщательно подбирая слова:
– Бабушка меня не приняла. А когда Гришин отец умер, мы вообще перестали видеться. Гриша узнавал о матери от соседей. Она считала, что я сломала ее сыну жизнь. Это было очень тяжело для Гриши. Бабушка поставила вопрос ребром: или я, или она…
– И папа выбрал тебя! – закончил Петр. – И правильно!
Наталья Аркадьевна лежала в ПИТе, в палате интенсивной терапии, без сознания. Врач никаких прогнозов не давал. Инсульт – дело такое… Смотря какие участки мозга поражены… Через день Наталья Аркадьевна пришла в себя, и ее перевели в общую палату. Она открыла глаза… и увидела около себя сына, впервые за последние десять лет.
– Мама… Ты меня слышишь? – Гриша взял ее за руку.
Наталья Аркадьевна лежала не двигаясь, лишь слабо пожала его руку. Врачи сказали, что инсульт обширный и вряд ли она восстановится. Теперь за ней нужен был постоянный уход.
– Ну, это мы еще посмотрим, – возразила Люба, прослушав Гришин отчет. – Грамотная реабилитация творит чудеса!
Разговор происходил при близнецах. Павел возмутился:
– Вы серьезно хотите ее сюда перевезти?
– Паша, это пожилой беспомощный человек, – ответила Люба.
– А у нас две каморки в «хрущобе» и ребенок на носу!
– Без вашего согласия ничего не будет, – растерянно произнес Гриша.
– Вы же сами говорили, что она сильно обидела вас. Особенно маму, – противился и Петр.
– Петя, никто никого не обидел. Просто у человека было собственное мнение. Может же кто-то кому-то не нравиться!
– Вот именно! – поймал на слове Павел.
– Но только, дети мои, не тогда, когда человек очень тяжело заболел! – сказала Люба.
– Можно нанять сиделку… – предложил грустно Гриша.
– Никаких сиделок! – решительно выразилась Люба. – Первое время бабушка поживет у нас.
– Мы знаем только одну бабушку – Таню.
– А теперь узнаете и вторую, Наталью… Кроме нас, у нее никого нет.
Гриша с благодарной нежностью посмотрел на Любу – вообще-то он не ожидал от нее такой самоотверженности, тем более – перед родами.
– Пока была здорова, она нас и знать не хотела… – с обидой заявил Петр.
– Дети, жизнь течет, все меняются… – сказала Люба. – Что бы там ни было, она – папина мама, не чужой нам человек. Среди родных такие больные восстанавливаются быстрее. Самое главное – вернуть желание жить…
Близнецы были с этим согласны в принципе…
– Время покажет, – решила Люба. – Берем.
Наталья Аркадьевна еще три недели лежала в больнице. Перед выпиской Гриша объявил матери, что он забирает ее в Ковригин. Она, однако, была категорически против, ка-те-го-ри-че-ски:
– Нет-нет, Гриша, не уговаривай. Я хочу домой. Дома и стены помогают.
– С тобой рядом у нас всегда кто-нибудь будет. Тебе это нужно, мама, – строго говорил Гриша, но она так сопротивлялась, что он испугался, чтобы не случилось чего похуже.
Домой Гриша приехал расстроенный. Люба выслушала больничные новости и сказала:
– Я сама с ней поговорю.
– Этого только не хватало! Начнешь волноваться, а тебе нельзя.
– Хорошо. Тогда ты сам должен ее убедить, – настаивала Люба.
И все-таки, тайком от Гриши, она поехала в больницу. Наталья Аркадьевна говорила еще не очень хорошо, но вставала…
– Люба… – она обрадовалась, узнав Любу, и глаза ее увлажнились. – Любочка, совсем не изменилась. А что, ты ждешь ребенка? Гриша не сказал почему-то.
– Да, Наталья Аркадьевна, у вас скоро будет внучка. Простите меня… я понимаю, что вы желали для своего сына другое… блестящее будущее. Но я изо всех старалась сделать его счастливым, – были первые слова невестки после пятнадцатилетней разлуки со свекровью.
– Знаю, девочка моя… Теперь знаю. Болезнь мне не зря послана. Когда побывала у последней черты, все по-другому видится… Благодарю Бога, что Гриша выбрал себе такую жену, и я не смогла его тогда отговорить. Прости меня, – снова заплакала свекровь.
– Наталья Аркадьевна… мама… я приехала, чтобы забрать вас к нам. Не сопротивляйтесь. Вы привыкли заботиться о себе сами… Но я самая лучшая в мире – улыбнулась Люба, – медсестра… Вам нужна медицинская помощь, своими силами, боюсь, не обойдетесь!
Наталья Аркадьевна отрицательно покачала головой:
– Не могу…
– Мы семья, и мы должны быть вместе!
– Куда же я к вам – на голову…
– Ну, пожалуйста. Мы все этого хотим, Гриша, мальчики.
– А ты, Люба?
Вместо ответа Люба наклонилась и сердечно поцеловала больную…
После выписки Наталью Аркадьевну перевезли в Ковригино, оборудовав ей удобное местожительство на кухне Жилкиных. Особенно умилил бабушку Наташу внук Павел, подаривший ей большой колокольчик, чтобы было удобно звать на помощь: она еще не могла самостоятельно передвигаться.
– Как вы себя чувствуете, мама? – спросила Люба, когда первые волнения переезда на новое место улеглись.
– Неплохо, действительно неплохо, – с благодарностью ответила Наталья Аркадьевна. – Первый раз за столько лет почувствовала, что дышу… Надо было заболеть, чтобы заново родиться, будто камень с души… Я вот все мечтала, чтобы мы помирились, да гордость проклятая мешала прощения попросить. А теперь у меня и сын, и внуки, и невестка… Видишь, как – не было бы счастья, да несчастье помогло…
Глава 8
– Какого я нашел свидетеля, а? Поэт! – радовался Леня.
Стали выяснять, откуда и куда держит путь Ярослав.
– Проездом, а куда – еще не решил.
– Ищешь работу или приключения? – поинтересовалась Настя.
– Хотелось бы все в одном флаконе.
Настя сказала, что ловить здесь нечего. Ярослав возразил. Ему пока все здесь нравилось! Когда завели музыку, свидетель пригласил молодую на первый танец. Леня разрешил, только предупредил, что его жена «с характером». Танцевали они долго. Настя вдруг почувствовала, будто всю жизнь была знакома с этим мужчиной. О себе он говорить не хотел, «потому как это длинная и скучная история». Несомненно, в душе его была какая-то тайна… А Леня, глядя на все это, немного ревновал и много пил.
Настя была в ударе: шутила, кокетничала, просто светилась – сегодня она действительно радовалась. Когда Ярослав в очередной раз пригласил молодую на танец, какой-то незнакомый парень схватил ее за руку, потянул к себе. Настя увернулась.
Леня напивался. Оля, сидевшая за столом, уговаривала его не пить, но тот петушился:
– Крошка, ты меня не знаешь! Ты посмотри, какая красивая у меня жена, пользуется успехом. Я самый счастливый человек на свете!
Тем временем пристававший к Насте парень снова подошел к ней. Ярослав отстранил его. Тогда парень возвратился за свой стол и что-то шепнул трем местным бугаям. Затевалась драка, но Леня этого не видел. Он спал, уронив голову на руки. Когда Ярослав отошел к барной стойке, приставучий парень снова подошел к Насте, сказал:
– Ну что, красавица, следующий танец за мной!
– Я больше не танцую, – спокойно ответила она.
– Ой, какие мы гордые. Раньше так нос не задирала…
– Друг, у нас тут праздник. Похоже, ты здесь лишний, – урезонил наглеца подошедший Ярослав.
Тогда бугай обернулся к приятелям:
– Ребята, он что-то сказал…
Три товарища как по команде поднялись и пошли на Ярослава. Настя шепнула официантке:
– Беги за шефом!
– Может, выйдем? – предложил неприятелям Ярослав. – Не будем портить всем настроение.
И они вышли, бугаи больше не возвращались, а Ярослав вернулся минут через десять со ссадинами на лице.
– Ничего себе, – присвистнула Оля. – Я думала, на нем живого места не останется! Прямо Джеки Чан…
Леня сладко спал за свадебным столом, Настя за соседним промывала герою небольшие раны и заклеивала царапины.
– Не щиплет? – участливо спросила она.
– Ага, – засмеялся Ярослав. – А ты подуй! Настя подула, на ранку, он сказал блаженно:
– Еще…
***
С некоторых пор Вадиму Прорве стало казаться, что родная земля его не принимает. Он-то думал – вернется и все его будут любить. По крайней мере уважать – ведь в люди выбился, мыслимое ли дело – фабрику открыл, рабочие места организовал… Но не оценил народ его жертвы – все сами с усами… Да и отвык он от соотечественников – забыл про пьянство, взятки чиновникам и плохие дороги, про русское «авось и небось». Заработает ли фабрика – еще вопрос. На родной земле сделалось Прорве как-то очень уныло.Выпрягся тогда он из своей бесконечной работы на целых три дня – решил отдать последний долг родителям – найти родные могилы, привести их в порядок. Оказалось, что Фоминична, ровесница матери, еще здравствовала. Она и проводила его на ухоженное деревенское кладбище. Долго шли среди новых крестов, под которыми теперь хоронили усопших. Но потом зашли на полузаброшенный участок, где стояли старые пирамиды со звездами. Остановились около двух забытых могил без ограды, на которых и надписи стерлись.
– Здесь, Вадим Борисович, – вздохнула старушка и перекрестилась. – Сорок лет назад как раз друг за другом родители-то ваши ушли, Царство им небесное…
– Спасибо, милая, спасибо. Постою тут…
– Постой, постой. Как они без вас горевали… до смерти прямо убивались, понятно дело – единственный сыночек, – вспоминая, покачала головой Фоминична. – Бона и за могилами некому было ухаживать. Я-то поначалу еще ходила…
Прорва полез в карман, вытащил все купюры, что были в кармане, протянул ей. Она замахала руками и пошла назад.
Долго стоял Прорва у безвестных могил: тяжко было на сердце, ни на одни похороны не приехал…
Постоял, заметил место, а помолиться как и не знал. Захотелось в кладбищенскую церковь зайти – богато отстроили, да и доход постоянный… Зашел, купил свечек, на канун поставил, за упокой. Других-то почти не ставили. А тут и священник из алтаря вышел, молодой. Прорва – к нему:
– Здравствуйте, батюшка.
– День добрый…
– Да вот родителей пришел помянуть. Когда-то жил в Бережках, а потом судьба забросила на другую сторону земного шарика… – как будто оправдывался Прорва.
– Ну что ж, и там люди… – кивнул батюшка.
– Хочу памятник родителям поставить.
– Лучше крест… – осторожно сказал священник.
– Вам видней… Будет крест, – и Прорва вдруг переменил тему. – Помогите людей надежных найти на фабрику. На церковь тоже готов пожертвовать.
Священник, отец Александр, оказалось, знал про Прорву и про его детище, благосклонно отнесся к Затее. Пригласил директора фабрики в свой домик при церкви. Сидели они за небогатой трапезой и мирно беседовали. Прорва думал, что сидели минут десять, а оказалось три часа. За это время отец Александр очень расположил к себе Прорву. За разговором выяснилось, что в церкви имеются записи об умерших. Прорва не знал точной даты смерти родителей, и записи очень помогли ему – не надо было в архив обращаться, чтобы на кресте даты жизни проставить. Отец Александр принес две имеющиеся в наличии «амбарные книги» и оставил Прорву одного. На первой книге было написано «Крещения», на другой – «Отпевания» за период 1941 – 1981 годов. Нашел Вадим в отпетых и отца и мать: Борис Прорва скончался через две недели после отъезда сына за границу, 26 октября 1965 года. Нина Прорва последовала за супругом спустя три месяца. Вадиму стало интересно, записан ли он в крещеных, стал искать. Удивился, что с началом войны увеличилось число крещеных – все крестились: и стар, и млад. И после войны несколько лет такая же тенденция была, так что нашел он себя в крещеных. А потом, года с пятидесятого – тенденция в обратную сторону повернулась. А в шестидесятые годы – крещеных было по пальцам пересчитать. И тут среди записей он увидел: «Любовь Платоновна Лобова – 16.04.1966».
Как будто кто-то ему вдруг открыл: Люба Лобова – его дочь. Все сходится. Любовь с Татьяной была летом, осенью он уехал, а в апреле дочка родилась. А замуж она вышла, как сказала Фоминична, перед Новым годом. Значит, Платон взял ее беременной. Вот она, настоящая любовь…
У Прорвы, здорового мужчины, вдруг больно защемило сердце. Что-то почувствовал священник, внезапно вернулся в домик, увидел посетителя в беспомощном состоянии, покропил его крещенской водой, помазал маслицем, помолился – вроде отлегло. Как только полегчало, поехал Прорва в Бережки, подкатил прямо к дому Лобовых.
Татьяна возилась во дворе. Он, бледный, окликнул ее из-за ворот.
– Господи! Что-нибудь случилось? – испугалась она его вида.
– Ты не пугайся. Мне просто надо поговорить…
– Нашел время! Да и не о чем нам с тобою говорить.
– Таня… – он открыл калитку, вошел во двор.
– Оставь меня в покое… – развернулась Лобова. – Я Платона позову.
– Не надо, я сейчас уйду… Скажи мне только одно… Люба – моя дочь?
Она не смогла ничего ответить, ушла в дом. Супруги Лобовы провели бессонную ночь.
Наутро глава семьи стал собираться…
– Платон… – окликнула его супруга. – Ты же мудрый человек…
– Спасибо. Хоть это ты признаешь, – хмуро отозвался Лобов. – Ну что еще?
– Не знаю, говорить обо всем Любе? Получается, мы всю жизнь ее обманывали.
Лобов молча продолжал одеваться, жена помогала ему.
– Значит, по-твоему, когда я говорил Любе «дочка», я ее обманывал? И когда говорил, что люблю ее – тоже врал?
– Я не об этом…
– Не надо было с ним разговаривать. Послал бы его…
– Он уже знал, понимаешь? Что Люба – его дочь.
– Где же он это раскопал, ешкин кот?
– Может, кто-то ему сказал?
– Ерунда, – отрезал Лобов.
– Значит, вспомнил, прикинул, – предположила Татьяна. – Господи, сохрани и помилуй, – перекрестилась она. – Чего он задумал…
– Вот сейчас я и узнаю! – собрался наконец Лобов.
***
В это время в кабинете Прорвы разговор шел как раз о нем.– Лобов знает о наших планах…
– Это невозможно, – возразил Калисяк своему шефу, но тут же поправился: – Кто ему донес?.. Вадим Борисович, утром эксперт прислал свое заключение, что от Киселева достать воду нельзя.
– Да! – в сердцах ответил Прорва. – Одно ясно, что Лобов теперь не продаст ни сантиметра…
– Шеф, вы сильно не огорчайтесь, если с разливом воды мы пролетаем. У нас и без этого неплохой бизнес налаживается – соки и варенья.
– Ерунда! Меня интересуют только большие деньги, которые должны течь рекой, а не по капельке. – Прорва порывисто поднялся, зашагал по кабинету. – Я должен получить эту воду. Не для того я вернулся, чтобы уступить в решающий момент! – О чем-то подумал и сказал совсем о другом: – Глупо распорядился я своей жизнью. Все не так!
Оба и не заметили, как в кабинет вошел Лобов и вдогонку к последней фразе Прорвы приставил:
– Какого хрена ты вернулся? Решил разрушить мою семью? Пока тебя не было, все было путем!
– Полегче, Платон, не шуми без толку, – Прорва кивнул Калисяку, чтобы вышел. – Платон! Давай договоримся как люди, нам нельзя быть врагами. Подумай о наших детях… Я предлагаю тебе наладить общий бизнес. Ты войдешь в долю…
– Вот тебе моя доля! – Лобов достал из кармана свой любимый кукиш и поставил на стол. – Как посмотришь, сразу вспомнишь!
– Платон, я знаю, что ты упрямый. Ну давай – ради Лики и Миши. Мой капитал – твоя вода, а? Ну что плохого? Ты о таких деньгах и не мечтал!
– На чужом добре руки погреть хочешь? Возвращайся туда, откуда приехал. А к моему дому даже не подходи, понял?! Деловой ты наш…
Прорва был спокоен и непоколебим.
– Я понимаю, из-за чего ты копья тут мечешь! А мне каково? Как обухом по голове! Клянусь, я не знал, что Люба – моя дочь. Если бы я только знал… я бы не уехал, наверное… Почему Татьяна не сказала мне? Ну почему?
– Ты что несешь, олух царя небесного? Слушай, если ты хоть словом обмолвишься с кем… я за себя не ручаюсь, – кипел гневом Лобов. – Люба – моя дочь. Другого отца у нее не было и нет! Заруби себе на носу!
После высказанной угрозы Лобов развернулся и в сильном волнении вышел из кабинета. Он даже не заметил Настю, стоявшую у дверей с другой стороны.
***
Правда говорится: пришла беда – открывай ворота! Семейство Жилкиных вступило в бесконечную полосу испытаний, которые в конце концов поколебали их устоявшиеся представления о счастье…Через несколько дней после возвращения Гриши из-под ареста, ему позвонили и сказали, что его мать, Наталья Аркадьевна, в больнице с инсультом. Гриша тут же рванул в Москву. Петр и Павел, конечно же, слышали, что у них есть бабушка Наташа, но в сознательном возрасте ее никогда не видели. И были очень удивлены известием, что она вообще-то жива… За чаем, в ожидании вестей от Гриши, Люба бегло обрисовала ситуацию своим близнецам:
– Ваш отец должен был стать ученым, так хотела его мать, ваша бабушка. Ее муж, отец вашего папы, был известным в Москве стоматологом. А сын должен был стать известным историком. Я заканчивала медучилище и оказалась в Москве на практике…
– И что? – в один голос воскликнули Петр и Павел.
– Там мы с папой и познакомились…
– И поженились, – закончил Петр.
– Не сразу… Я вернулась домой. А позднее папа ушел на заочное, приехал ко мне, и мы поселились в Ковригине.
– А в Москве почему не остались? – удивился Павел.
– Мы не могли себе этого позволить, а здесь я работу нашла, папа начал преподавать в школе… потом в НИИ устроился. Денег было мало, но мы были счастливы…
– Почему же вы с бабушкой перестали общаться? – У обоих братьев на языке вертелся главный вопрос.
Люба заговорила, тщательно подбирая слова:
– Бабушка меня не приняла. А когда Гришин отец умер, мы вообще перестали видеться. Гриша узнавал о матери от соседей. Она считала, что я сломала ее сыну жизнь. Это было очень тяжело для Гриши. Бабушка поставила вопрос ребром: или я, или она…
– И папа выбрал тебя! – закончил Петр. – И правильно!
Наталья Аркадьевна лежала в ПИТе, в палате интенсивной терапии, без сознания. Врач никаких прогнозов не давал. Инсульт – дело такое… Смотря какие участки мозга поражены… Через день Наталья Аркадьевна пришла в себя, и ее перевели в общую палату. Она открыла глаза… и увидела около себя сына, впервые за последние десять лет.
– Мама… Ты меня слышишь? – Гриша взял ее за руку.
Наталья Аркадьевна лежала не двигаясь, лишь слабо пожала его руку. Врачи сказали, что инсульт обширный и вряд ли она восстановится. Теперь за ней нужен был постоянный уход.
– Ну, это мы еще посмотрим, – возразила Люба, прослушав Гришин отчет. – Грамотная реабилитация творит чудеса!
Разговор происходил при близнецах. Павел возмутился:
– Вы серьезно хотите ее сюда перевезти?
– Паша, это пожилой беспомощный человек, – ответила Люба.
– А у нас две каморки в «хрущобе» и ребенок на носу!
– Без вашего согласия ничего не будет, – растерянно произнес Гриша.
– Вы же сами говорили, что она сильно обидела вас. Особенно маму, – противился и Петр.
– Петя, никто никого не обидел. Просто у человека было собственное мнение. Может же кто-то кому-то не нравиться!
– Вот именно! – поймал на слове Павел.
– Но только, дети мои, не тогда, когда человек очень тяжело заболел! – сказала Люба.
– Можно нанять сиделку… – предложил грустно Гриша.
– Никаких сиделок! – решительно выразилась Люба. – Первое время бабушка поживет у нас.
– Мы знаем только одну бабушку – Таню.
– А теперь узнаете и вторую, Наталью… Кроме нас, у нее никого нет.
Гриша с благодарной нежностью посмотрел на Любу – вообще-то он не ожидал от нее такой самоотверженности, тем более – перед родами.
– Пока была здорова, она нас и знать не хотела… – с обидой заявил Петр.
– Дети, жизнь течет, все меняются… – сказала Люба. – Что бы там ни было, она – папина мама, не чужой нам человек. Среди родных такие больные восстанавливаются быстрее. Самое главное – вернуть желание жить…
Близнецы были с этим согласны в принципе…
– Время покажет, – решила Люба. – Берем.
Наталья Аркадьевна еще три недели лежала в больнице. Перед выпиской Гриша объявил матери, что он забирает ее в Ковригин. Она, однако, была категорически против, ка-те-го-ри-че-ски:
– Нет-нет, Гриша, не уговаривай. Я хочу домой. Дома и стены помогают.
– С тобой рядом у нас всегда кто-нибудь будет. Тебе это нужно, мама, – строго говорил Гриша, но она так сопротивлялась, что он испугался, чтобы не случилось чего похуже.
Домой Гриша приехал расстроенный. Люба выслушала больничные новости и сказала:
– Я сама с ней поговорю.
– Этого только не хватало! Начнешь волноваться, а тебе нельзя.
– Хорошо. Тогда ты сам должен ее убедить, – настаивала Люба.
И все-таки, тайком от Гриши, она поехала в больницу. Наталья Аркадьевна говорила еще не очень хорошо, но вставала…
– Люба… – она обрадовалась, узнав Любу, и глаза ее увлажнились. – Любочка, совсем не изменилась. А что, ты ждешь ребенка? Гриша не сказал почему-то.
– Да, Наталья Аркадьевна, у вас скоро будет внучка. Простите меня… я понимаю, что вы желали для своего сына другое… блестящее будущее. Но я изо всех старалась сделать его счастливым, – были первые слова невестки после пятнадцатилетней разлуки со свекровью.
– Знаю, девочка моя… Теперь знаю. Болезнь мне не зря послана. Когда побывала у последней черты, все по-другому видится… Благодарю Бога, что Гриша выбрал себе такую жену, и я не смогла его тогда отговорить. Прости меня, – снова заплакала свекровь.
– Наталья Аркадьевна… мама… я приехала, чтобы забрать вас к нам. Не сопротивляйтесь. Вы привыкли заботиться о себе сами… Но я самая лучшая в мире – улыбнулась Люба, – медсестра… Вам нужна медицинская помощь, своими силами, боюсь, не обойдетесь!
Наталья Аркадьевна отрицательно покачала головой:
– Не могу…
– Мы семья, и мы должны быть вместе!
– Куда же я к вам – на голову…
– Ну, пожалуйста. Мы все этого хотим, Гриша, мальчики.
– А ты, Люба?
Вместо ответа Люба наклонилась и сердечно поцеловала больную…
После выписки Наталью Аркадьевну перевезли в Ковригино, оборудовав ей удобное местожительство на кухне Жилкиных. Особенно умилил бабушку Наташу внук Павел, подаривший ей большой колокольчик, чтобы было удобно звать на помощь: она еще не могла самостоятельно передвигаться.
– Как вы себя чувствуете, мама? – спросила Люба, когда первые волнения переезда на новое место улеглись.
– Неплохо, действительно неплохо, – с благодарностью ответила Наталья Аркадьевна. – Первый раз за столько лет почувствовала, что дышу… Надо было заболеть, чтобы заново родиться, будто камень с души… Я вот все мечтала, чтобы мы помирились, да гордость проклятая мешала прощения попросить. А теперь у меня и сын, и внуки, и невестка… Видишь, как – не было бы счастья, да несчастье помогло…
Глава 8
БЫТЬ ИЛИ НЕ БЫТЬ
После заключения брака Настя неосторожно принялась внушать Лене, чтобы он заставил отца сделать его наследником всей земли, считая, что Лика потребует себе возвращения сада как только Михаил разорвет с ней отношения. А он обязательно разорвет, ибо целью его была не Лика, а именно земля с водой.
– Тогда она спохватится и захочет сад обратно. Так что сейчас самое время требовать у отца землю себе.
– Заруби у себя на носу, – не выдержал ее приступов Леня. – Всей земли отец мне не отдаст. Этот сад будет ждать Лику!
– Пусть пропадает сад, да? – наседала Настя. – Ну и семейка!
– Во-первых, ничего не пропадает, а во-вторых, поаккуратней, ты теперь тоже принадлежишь к этой семье. И что ты несешь про Лику и Мишку?
– Какую же я сделала глупость! Надо было выйти замуж за рохлю, за неудачника…
– Слушай, я ведь и обидеться могу!
– Ну и обижайся сколько влезет! Из-под носа у него все уводят…
– Что уводят? Отец поступил по-честному.
– По-честному? – возмутилась Настя. – Ты мужчина, ты и должен быть хозяином. А Лика выйдет замуж и пустит родительское добро на ветер!
– Не слишком ли ты испереживалась за родительское добро?
– Дурак ты! А я-то думала!..
Все чаще между Настей и Леней возникали стычки, после которых ходили они по дому угрюмые и неразговорчивые…
Иногда Насте не хотелось возвращаться в лобовский дом, и она забегала в кафе, поболтать с Олей. Оля не одобряла поведения подруги – так и в дружеских отношениях назревал кризис.
Вскоре в кафе Настя встретила Ярослава, случайного свадебного свидетеля. Тот наведывался сюда часто – с тайным намерением увидеть «молодую». И увидел-таки. Посидели за кофе, поговорили. Настя очень удивилась, узнав, что Ярослав остался «в этой дыре» и даже устроился грузчиком на фабрику.
– Скажи честно – что ты здесь нашел? – спросила она.
– Везде одинаково… – пожал плечами Ярослав. – Я – человек возрождения. Главное – уметь настроиться на то, что с завтрашнего дня – новая жизнь и новая работа, неведомое, понимаешь?
Она вдруг подумала – вот кто ее мужчина, загадочный, мужественный, какой-то настоящий… Только без пристанища.
Леня совершенно не был готов к разладу в его «законной» семье. Посоветоваться ни с кем он не мог – тогда открылась бы тайна брака, а самому в голову ничего конструктивного не приходило. Оставалось одно – пить пиво. Стал и он наведываться в кафе, куда устроилась официанткой бывшая его невеста Оксана, которая теперь Леню жалела: ясно, что с Настей у него дела не очень и может даже случиться полное фиаско!
– Лень, я все время о тебе думаю… – Оксана поставила перед ним заказанную кружку пива.
– Оксан, не надо об этом… Я тоже о тебе часто вспоминаю.
Это признание ее обрадовало, но он-то думал о разлучнице:
– Насти здесь точно не было?
– Не знаю, не видела, – ответила она, хотя не далее как пару часов назад обслуживала Ярослава, поившего Настю кофе.
– Знаешь, я не въезжаю, чего ей еще не хватает… – Леня допил пиво, вложил Оксане в руку сторублевку. – Ну, побежал, пока!
И тут любящее сердце Оксаны подсказало Лене устроить для Насти романтический ужин с шампанским и со свечами.
– Я в одном модном журнале читала. Должно сработать, – вздохнула она.
Это была хорошая идея, осуществление которой Леня не стал откладывать в долгий ящик: купил икры и шампанского, прибрался в своей комнате, надел костюмчик, зажег свечи, включил тихую музычку. Настя должна была вот-вот вернуться с работы. Явилась она, когда свечи догорали…
– Что празднуем? – вяло спросила она.
– Настя, ну что мы с тобой как кошка с собакой. Давай попробуем сначала… – искренне предложил Леня.
– Хочу лечь, я очень устала. Пойду в свою комнату.
– Приляг здесь…
– Твои родители против этого, – ответила она.
– Потому что не знают, что мы женаты.
– А ты возьми и скажи им.
– Считаешь? – растерялся Леня. – Действительно, дальше так продолжаться не может: или мы вместе, или нет. – Он разлил по бокалам шампанское, взял Настю за руку, усадил на свою кровать. – Ты же моя жена, – попытался расстегнуть ее блузку. В ответ услышал грубое:
– Отстань!
– Почему?
Она поднялась с кровати, отпила из бокала:
– Твое здоровье! Я скажу тебе, почему, но не сегодня. Я ухожу и не пытайся меня искать!
Внизу ее увидела мама Таня, удивилась, куда она так поздно, но Настя, накинув куртку, выбежала из дома.
Мама Таня поднялась наверх к Лене, увидела остатки «романтического ужина», лишнего спрашивать не стала, только сказала:
– Сын, иди за ней. Девушка не должна гулять одна по ночам.
– Я стараюсь, очень стараюсь ей угодить, – сидел в задумчивости Леня. – Но ничего хорошего не выходит. Похоже, я совершил страшную ошибку…
– Лень, верни ее, – мама Таня потрепала по вихрам сына. – Верни ее сейчас, ты же знаешь, я не засну. Помиритесь, поженитесь…
– Мы уже женаты, – признался он.
– Настя, любовь крепка, когда ее берегут, а когда нет, она хрупкая, как эта чашка… – в пронзительной тишине утра прозвучал уставший голос.
– Я понимаю, семейная жизнь – это непросто. Когда мы поженимся, я буду сдерживаться, – виновато ответила Настя.
– Не надо, перестань врать, – не глядя на нее, сказала мама Таня. – Мне обо всем известно. К чему были эти секреты, спешка? Вам никто ничего не запрещал. Как мне теперь думать о тебе? Не знаю…
Настя осторожно приблизилась к хозяйке дома и жалостливо попросила:
– Простите, Татьяна Андреевна… – и всхлипнула. – Это я Леню уломала. Я боялась… Мне даже в мелочах всю жизнь не везло. Если нас в детдоме везли на экскурсию, мне не хватало в автобусе места, понимаете? На Новый год мне дарили платье, а оно было мне мало. Я ждала, что меня кто-нибудь возьмет домой и у меня будут папа и мама… Но каждый раз выбирали кого-то другого. Я всегда думала: ну почему не я? Что во мне не так? Я так боялась, что и сейчас будет то же самое. Мне снилось, что я стою в белом платье, жду Леню, а он не идет… – Настя говорила правду. Мама Таня вдруг порывисто встала, подошла к плачущей невестке, прижала ее к себе и стала гладить по голове, как маленькую.
– Настенька, прости меня… прости!
Потом Настя поднялась наверх и удивилась, что Леня тоже не спал – пепельница, стоявшая на полу, была полна окурков. Она виновато склонила голову, села рядом с ним на кровати, сказала:
– В последнее время у нас что-то разладилось…
– В последнее время?.. – сурово сказал он. – Ты хочешь сказать, после свадьбы? Ты не ночевала дома, между прочим, жена…
– Оля хотела со мной поговорить, у нее проблемы.
– Ночью?
– Лень, я не хочу ссориться… – она обняла безучастного мужа за шею. – Я тебя люблю. Ты мне веришь?
– Я с тобой совсем запутался… – улыбнулся Леня.
Досыпали они в одной постели.
– Платон, нравится нам или нет, но они уже женаты, и мы должны это принять. Настя – хорошая девочка.
Он же был возмущен до глубины души:
– Девочка… Это тихий омут, где черти водятся! В дом влезла насильно…
Вот тогда и открылась дверь: Настя робко улыбалась, Леня чувствовал себя неуверенно, держа в своей Настину руку, на которой было надето кольцо – семейная лобовская реликвия.
– Тогда она спохватится и захочет сад обратно. Так что сейчас самое время требовать у отца землю себе.
– Заруби у себя на носу, – не выдержал ее приступов Леня. – Всей земли отец мне не отдаст. Этот сад будет ждать Лику!
– Пусть пропадает сад, да? – наседала Настя. – Ну и семейка!
– Во-первых, ничего не пропадает, а во-вторых, поаккуратней, ты теперь тоже принадлежишь к этой семье. И что ты несешь про Лику и Мишку?
– Какую же я сделала глупость! Надо было выйти замуж за рохлю, за неудачника…
– Слушай, я ведь и обидеться могу!
– Ну и обижайся сколько влезет! Из-под носа у него все уводят…
– Что уводят? Отец поступил по-честному.
– По-честному? – возмутилась Настя. – Ты мужчина, ты и должен быть хозяином. А Лика выйдет замуж и пустит родительское добро на ветер!
– Не слишком ли ты испереживалась за родительское добро?
– Дурак ты! А я-то думала!..
Все чаще между Настей и Леней возникали стычки, после которых ходили они по дому угрюмые и неразговорчивые…
Иногда Насте не хотелось возвращаться в лобовский дом, и она забегала в кафе, поболтать с Олей. Оля не одобряла поведения подруги – так и в дружеских отношениях назревал кризис.
Вскоре в кафе Настя встретила Ярослава, случайного свадебного свидетеля. Тот наведывался сюда часто – с тайным намерением увидеть «молодую». И увидел-таки. Посидели за кофе, поговорили. Настя очень удивилась, узнав, что Ярослав остался «в этой дыре» и даже устроился грузчиком на фабрику.
– Скажи честно – что ты здесь нашел? – спросила она.
– Везде одинаково… – пожал плечами Ярослав. – Я – человек возрождения. Главное – уметь настроиться на то, что с завтрашнего дня – новая жизнь и новая работа, неведомое, понимаешь?
Она вдруг подумала – вот кто ее мужчина, загадочный, мужественный, какой-то настоящий… Только без пристанища.
Леня совершенно не был готов к разладу в его «законной» семье. Посоветоваться ни с кем он не мог – тогда открылась бы тайна брака, а самому в голову ничего конструктивного не приходило. Оставалось одно – пить пиво. Стал и он наведываться в кафе, куда устроилась официанткой бывшая его невеста Оксана, которая теперь Леню жалела: ясно, что с Настей у него дела не очень и может даже случиться полное фиаско!
– Лень, я все время о тебе думаю… – Оксана поставила перед ним заказанную кружку пива.
– Оксан, не надо об этом… Я тоже о тебе часто вспоминаю.
Это признание ее обрадовало, но он-то думал о разлучнице:
– Насти здесь точно не было?
– Не знаю, не видела, – ответила она, хотя не далее как пару часов назад обслуживала Ярослава, поившего Настю кофе.
– Знаешь, я не въезжаю, чего ей еще не хватает… – Леня допил пиво, вложил Оксане в руку сторублевку. – Ну, побежал, пока!
И тут любящее сердце Оксаны подсказало Лене устроить для Насти романтический ужин с шампанским и со свечами.
– Я в одном модном журнале читала. Должно сработать, – вздохнула она.
Это была хорошая идея, осуществление которой Леня не стал откладывать в долгий ящик: купил икры и шампанского, прибрался в своей комнате, надел костюмчик, зажег свечи, включил тихую музычку. Настя должна была вот-вот вернуться с работы. Явилась она, когда свечи догорали…
– Что празднуем? – вяло спросила она.
– Настя, ну что мы с тобой как кошка с собакой. Давай попробуем сначала… – искренне предложил Леня.
– Хочу лечь, я очень устала. Пойду в свою комнату.
– Приляг здесь…
– Твои родители против этого, – ответила она.
– Потому что не знают, что мы женаты.
– А ты возьми и скажи им.
– Считаешь? – растерялся Леня. – Действительно, дальше так продолжаться не может: или мы вместе, или нет. – Он разлил по бокалам шампанское, взял Настю за руку, усадил на свою кровать. – Ты же моя жена, – попытался расстегнуть ее блузку. В ответ услышал грубое:
– Отстань!
– Почему?
Она поднялась с кровати, отпила из бокала:
– Твое здоровье! Я скажу тебе, почему, но не сегодня. Я ухожу и не пытайся меня искать!
Внизу ее увидела мама Таня, удивилась, куда она так поздно, но Настя, накинув куртку, выбежала из дома.
Мама Таня поднялась наверх к Лене, увидела остатки «романтического ужина», лишнего спрашивать не стала, только сказала:
– Сын, иди за ней. Девушка не должна гулять одна по ночам.
– Я стараюсь, очень стараюсь ей угодить, – сидел в задумчивости Леня. – Но ничего хорошего не выходит. Похоже, я совершил страшную ошибку…
– Лень, верни ее, – мама Таня потрепала по вихрам сына. – Верни ее сейчас, ты же знаешь, я не засну. Помиритесь, поженитесь…
– Мы уже женаты, – признался он.
***
Мама Таня действительно не могла заснуть в ту ночь – она ворочалась до рассвета, потом пошла на кухню и села за стол. Настя вернулась часов в шесть, не думая, что застанет маму Лени бодрствующей. Пришлось оправдываться: побранились. Но ведь милые бранятся, только тешатся…– Настя, любовь крепка, когда ее берегут, а когда нет, она хрупкая, как эта чашка… – в пронзительной тишине утра прозвучал уставший голос.
– Я понимаю, семейная жизнь – это непросто. Когда мы поженимся, я буду сдерживаться, – виновато ответила Настя.
– Не надо, перестань врать, – не глядя на нее, сказала мама Таня. – Мне обо всем известно. К чему были эти секреты, спешка? Вам никто ничего не запрещал. Как мне теперь думать о тебе? Не знаю…
Настя осторожно приблизилась к хозяйке дома и жалостливо попросила:
– Простите, Татьяна Андреевна… – и всхлипнула. – Это я Леню уломала. Я боялась… Мне даже в мелочах всю жизнь не везло. Если нас в детдоме везли на экскурсию, мне не хватало в автобусе места, понимаете? На Новый год мне дарили платье, а оно было мне мало. Я ждала, что меня кто-нибудь возьмет домой и у меня будут папа и мама… Но каждый раз выбирали кого-то другого. Я всегда думала: ну почему не я? Что во мне не так? Я так боялась, что и сейчас будет то же самое. Мне снилось, что я стою в белом платье, жду Леню, а он не идет… – Настя говорила правду. Мама Таня вдруг порывисто встала, подошла к плачущей невестке, прижала ее к себе и стала гладить по голове, как маленькую.
– Настенька, прости меня… прости!
Потом Настя поднялась наверх и удивилась, что Леня тоже не спал – пепельница, стоявшая на полу, была полна окурков. Она виновато склонила голову, села рядом с ним на кровати, сказала:
– В последнее время у нас что-то разладилось…
– В последнее время?.. – сурово сказал он. – Ты хочешь сказать, после свадьбы? Ты не ночевала дома, между прочим, жена…
– Оля хотела со мной поговорить, у нее проблемы.
– Ночью?
– Лень, я не хочу ссориться… – она обняла безучастного мужа за шею. – Я тебя люблю. Ты мне веришь?
– Я с тобой совсем запутался… – улыбнулся Леня.
Досыпали они в одной постели.
***
Весомый пик кипения Лобова по поводу странной свадьбы на кухню вошли сияющие молодожены. Мама Таня, правда, успела сказать мужу:– Платон, нравится нам или нет, но они уже женаты, и мы должны это принять. Настя – хорошая девочка.
Он же был возмущен до глубины души:
– Девочка… Это тихий омут, где черти водятся! В дом влезла насильно…
Вот тогда и открылась дверь: Настя робко улыбалась, Леня чувствовал себя неуверенно, держа в своей Настину руку, на которой было надето кольцо – семейная лобовская реликвия.