Страница:
– Как думаешь, далеко они уехали?
–• Может, до кафе. Кафе тут открыли у дороги. Поедят мороженого и вернутся.
– Темнеет уже.
– Доченька, ребенок не с чужим дядей уехал, а с Гришей…
– Гриша такое учудить может, как маленький, – нервничала Лариса.
– Ты видела, как он к нему приклеился, папой зовет, – вздохнула мама Таня. – Ребенку отец нужен.
– Мам, нет у него отца. И не было. Он что, один такой? У них в классе чуть ли не половина из неполных семей.
– Доченька, ты же сама понимаешь, что это не одно и то же. Правду надо ребенку сказать, что отец его не умер. Да и вообще живого хоронить – как-то не по-человечески.
– Какую правду? Ты знаешь, что сделал его отец. Нет и точка.
– Хорошо, хорошо… Но всякое ведь бывает. Если Глеб узнает это вдруг и не от тебя – простит ли он, ты думала?
– Не узнает. Да и поздно уже объяснять.
Это был не впервые затеянный, очень неприятный для обеих разговор, прервавшийся появлением Глеба.
– Мам! Ты не представляешь, как классно мы катались. Мне папа… дядя Гриша, – поправился мальчик, – давал порулить.
– Боже, какой кошмар! – сделала огромные глаза Лариса. – Гриша, разве можно…
– Лара, все живы, – перебил Гриша. – Все по местам, довезем до остановки – вместе с Глебом, да?
– Да-да-да!
– Глебушка, почему ты дядю Гришу папой называешь? – спросила внука бабушка Таня.
– Бабуль, ну он же мне крестный отец, это долго говорить, а папа – легко…
Лика, по своей привычке летом и зимой кататься на велосипеде, не нарушая никаких правил движения, ехала из магазина по кромке трассы, которая разрезала Бережки на две части. Вдруг откуда ни возьмись, то есть вывернув сбоку, на трассе появился дорогой автомобиль. Он не помчался, как все, но медленно вилял, объезжая рытвины. Так машина потеснила велосипед, и Лике пришлось съехать в кювет, в последнюю секунду избежав падения кувырком. Авто остановилось и из него выскочил испуганный молодой человек.
– Ясно, что права купил, – скорчила презрительную гримаску Лика.
– Простите меня! – чуть не на коленях просил незадачливый водитель. – Вы оказались в мертвой зоне.
– Да тут везде мертвая зона для таких, как вы!
Он поднял велосипед и виновато смотрел на нее, не зная, что делать дальше.
– Я здесь всего неделю… Пытался объехать буерак, правильно? – с каким-то непонятным акцентом говорил молодой человек.
– Что правильно?
– Буерак правильно?
– Нет, – захихикала Лика. – Какие же это буераки, это так, колдобины… Ладно, прощаю… Отдайте велосипед!
– А можно искупить вину? Я вас на ланч приглашу? На дороге есть какое-то кафе… «У трассы».
– Там основное блюдо – водка. Прощайте!
– Значит, вы сердитесь… – расстроился молодой человек.
Лика села на велосипед, но он не поехал, что-то заклинило. Как раз в это время мимо шел деревенский парень, из тех, которых Лика просто не переваривала. Увидев дорогую машину, он вклинился в разговор:
– Лика-а! В субботу дискач! Айда со мной, поклубимся!
– Отвянь! – бросила Лика.
– А чо?
– Ничо, – передразнила она. – Без меня управитесь.
– Я пацанам передам, как ты гутаришь, смотри…
– Что он говорит, не понимаю, – сказал молодой человек.
Тут у Лики в грязь упала сумка. Когда она стала ее поднимать, упал велосипед. Деревенский загоготал, чем привел в полное замешательство водителя дорогой машины.
– Садитесь в машину, я вас буду везти.
– Мне домой!
– Это по дороге, – сказал молодой человек.
– Садись, Лика, пока везет, – глумливо поддержал деревенский. – Это же местный миллионер!
– Урод! Берите велосипед…
– Да, да, положим его на багажник.
– Не на багажник, а в багажник. Но учтите, это только из-за этого урода…
– Да, да, – закивал молодой человек.
Когда машина тронулась, она сказала:
– Мама учила меня в машину к незнакомым не садиться…
– Ах да! Михаил, – представился молодой человек.
– Лика… А почему вы миллионер?
– Кто сказал? Вовсе нет. Мой отец имеет здесь фабрику. Он ее купил, чтобы воду делать…
Через минуту они были уже у ворот лобовского дома. Мама Таня в это время кормила собаку во дворе, потому и увидела, как Лика вышла из машины, а симпатичный молодой человек вытащил из багажника велосипед дочери.
– Спасибо! Пока, иностранец!
– Пока…
Когда машина отъехала, мама Таня спросила:
– Доченька, кто это?
– Мамуль, представляешь, это его отец фабрику купил. Они из Канады. Фамилия у них, знаешь, такая смешная – Прорва. Симпатичный, правда? Михаилом зовут.
Татьяна так и застыла на месте… Она дождалась, когда Лика увела свой велосипед, и направилась в гараж, к мужу. Платон возился у верстака и не слышал, как жена вошла. Вздрогнул, когда услышал:
– Платон, он вернулся.
– Ладно, Танюш, я и правда вчера палку с Ленькой перегнул. Ну вернулся и вернулся. Может, правда, исправится…
– Прорва вернулся, – словно приговор, объявила супруга. – Нет, Платон, Вадим вернулся. Прорва…
Лобов стал нервно перекладывать инструменты, руки почему-то дрожали.
– Откуда ты знаешь?
– Его сын только что Лику на машине подвез. Что же теперь будет?
– Салют праздничный, – бросил свои инструменты Лобов. – Приехал и пусть себе.
– А если Люба узнает?
– Что она может узнать?
– Что Вадим – ее настоящий отец, – шепотом произнесла Татьяна.
– А я тогда какой? Тайваньская подделка? Где он был эти сорок лет? Хоть строчку черкнул?
– Прости, я не так сказала. Для нее ты самый настоящий отец. Но если Вадим начнет выяснять… Если Люба узнает… – Она вдруг заплакала.
Он обнял ее и сказал:
– Не пе-ре-жи-вай! Ему до нее нет никакого дела.
– Ты хорошо говоришь по-русски, даже слишком правильно, – сказала Лика.
– Я должен путать падежи? – засмеялся Михаил. – Я есть весело. Такой красивый девушка с я. У меня мурашка по спина. Так?
– Не знаю… Ты же всю жизнь прожил в Канаде…
– Отец всегда хотел, чтобы я был русским, заставлял меня читать русских писателей, классиков. Я, как это… был противным этому…
– Противился, – поправила Лика.
– Да. А я кричал, что я – канадец, а не ленивый русский медведь в берлоге. Прости, на Западе есть такое мнение, что русские пьют водку и ничего не делают. Но это неправда! Правда, что я не хотел сознавать себя русским. И ехать сюда не хотел.
– Ясно дело, в Канаде лучше, – усмехнулась Лика.
В Канаде не лучше, там по-другому. Вот ты хотела бы сейчас уехать в другую страну и жить там? – Михаил заглянул ей в глаза, и сердце Лики заколотилось так, что казалось, слышно было всем вокруг.
– Ленька наш не выдержал… – поспешила ответить она. – Все говорят, что он ленивый, а ему просто там плохо было… Ты думаешь, что в России безнадега?
– Нет, мне здесь очень нравится… Все, кроме сервиса. В Канаде такое кафе давно разорилось бы…
Официантка Настя сидела в подсобке, наблюдала за парочкой из-за перегородки и не спешила нести им заказ. Другая официантка, Оля, несколько раз безрезультатно окликала ее.
– Вот увлеклась! – толкнула ее в плечо. – Настя, очнись! Знакомых, что ли, увидала? Взглядом не проткни.
– Знакомые… Как сказать. Я про них знаю, они про меня – нет. Лобовых знаешь? У которых мы мед берем. Тут их младшая сидит… Есть еще две дочки. И сын, где-то за границей.
– А она ничего, прикид у нее нарядный, – разглядела Оля. – А что за парень?
– Вроде сын того иностранца, что завод купил. Парень мне до фонаря.
– Во дела! Парень ей до фонаря. Ты что, по девочкам…
– Я ее ненавижу, – зло перебила Настя. – Все их семейство. А больше всего – ее родителей!
– Насть, ты что говоришь-то! Ты же их не знаешь.
– Знаю и ненавижу. Все лобовское отродье.
– Больная ты какая-то на головку! – сказала с сожалением Оля. – Разве можно с этим жить?
– Слушай, иди ты! Обслуживать…
– Что с тобой?
– Не знаю. Подожди…
Они остановились. Может, именно поэтому заметили на другой стороны трассы небольшой деревянный крест с венком из свежих цветов.
– Посмотри, Платон, крест на том месте… – удивленно сказала Татьяна. – Кто вдруг вспомнил? Давай перейдем дорогу.
В этом месте и двадцать лет назад, и тем более – сейчас дорогу перейти было почти невозможно. Но они дождались минуты, когда вдруг схлынул бесконечный поток машин и перебежали на другую сторону трассы. Татьяна отбросила от креста мусор, поправила цветы… На кресте была дощечка с ручной надписью: «Здесь в 1986 году трагически погибли Антон и Екатерина Дьяконовы». Лобов стоял молча.
– Давно за них в церковь не подавала. Вот напомнили…
– Дела… – выдохнул Лобов.
– Платон, смотри, вон Ленина машина, с кем это он? – сказала вдруг Татьяна, провожая взглядом проехавший мимо них автомобиль сына.
Леня родителей не заметил, мысли его уперлись в одно… Три раза уже он сделал большой круг вокруг Бережков, катая Оксану. Она сидела рядом, держала в руке кончик его шарфа. Разговор был ни о чем: красиво ли в Европе, да что там видел, да кем работал, понравилось ли, поедет ли еще… Леня наконец свернул на старую дорогу к элеватору, остановил машину.
– Давай уже вести себя по-взрослому, – выдохнул он, положив одну руку на колено Оксаны, другой обнимая девушку.
Она опешила, и Леня забрался ей под свитер. Девушка стала вырываться. Леня сделался настойчивей, попытался расстегнуть ей джинсы.
– Леня, прекрати! Перестань! – закричала она.
– А говоришь, что любишь, – убрал он руки.
– Я тебя люблю, – чуть не плача сказала Оксана.
– Тогда что же? Давай…
– Леня, так нельзя. Я так не могу.
– Почему? Я думал, ты нормальная девчонка…
– Я нормальная! Здесь в машине не могу, не хочу.
– А я хочу! Здесь, в машине. Разве важно где? Важно с кем, – начал новый приступ Леня к аппетитной пышке Оксане.
– Ну, Леня же!.. – оттолкнула она его, открыла дверцу, выскочила из машины и остановилась поодаль.
Леня некоторое время сидел, выстукивая на руле какой-то ритм, потом завел мотор и уехал, бросив Оксану далеко от дома.
– Люба, что это, посмотри…
Люба повертела в руках, понюхала и сказала с дрожью в голосе:
– Гриша, где ты это нашел, у мальчиков?
– Люба, не волнуйся, тебе нельзя волноваться. Ничего страшного. Нашел в нашей прихожей, наверно, кто-то из их друзей…
– Гриша, это какой-то наркотик, скорее всего, анаша. Я спрошу в больнице, – спрятала в сумку папироски Люба. – Гриша, скажи, это Петя или Павлик?
– Люба, думаю, это Леня. Я видел, как в прошлый раз, когда мы были в Бережках, он таскал ребят куда-то за баню, и вернулись они какие-то очень веселые, понимаешь? Я тебе говорил, что это плохая дружба. Я тебе говорил, что дома почти не бываешь. Ты что, трехжильная? Больница, эти частные дежурства, хор, наконец…
– Гришенька, ну при чем здесь хор. Это для души.
– Да… Особенно главный дирижер, этот твой Аскольд. Мужику сорок лет, не женат. Он глаз на тебя положил, выдумывает всякие репетиции. Пыль в глаза пускает своим заслуженным работником культуры РФ, – выпалил Гриша.
– Гришенька, ты же знаешь, кто у нас самый главный, не ревнуй, пожалуйста, – сказала Люба и поднялась из-за стола. – Пора на работу. Пашку разбуди, чтоб не проспал. И не засиживайся сам до ночи на своем складе.
– Любочка, ну как же не засиживайся, работа такая… Если Родион придет…
Имя Родион (так звали Гришиного компаньона «по малому складскому бизнесу») в последнее время действовало на Любу как красная тряпка на быка. Из веселой и приветливой она враз становилась резкой и жесткой.
– Если придет? Слушай, тебе самому не надоело? Вы же партнеры, должны работать на равных, а твой Родион… – Люба, одетая, уже стояла в дверях. – Не заводи меня!
– Он деньги вложил. Без него и бизнеса никакого не было бы…
– А ты связи и труд. Он тебе на шею сел и ножки свесил! А дети наши анашой балуются…
– Любочка, ну зачем ты все в одну кучу. И почему анаша? Мы вот в детстве герань сушили и курили…
– Гриша, ты неисправим. Не волнуй меня, я же в положении…
– Ну хорошо, хорошо, прости, дорогая, – Жилкин поцеловал жену на дорогу.
Как только за ней захлопнулась дверь, Гриша, принялся проверять карманы всех висевших в прихожей курток. И обнаружил у Паши еще несколько загадочных папиросок. За этим занятием и застал его Родион Козловский. Пресловутый компаньон вошел в незакрытую дверь без звонка – это у него было запросто.
– Приветствую вас, господин Пинкертон, – засмеялся рыхлый на вид сорокалетний мужчина. – Что ищем? Закурить у мальчиков?
– Да вот… – растерялся Гриша. – Родион, а почему ты не на фирме?
– Я закрыл контору, все равно никого не ждем… – Козловский огляделся. – Я пройду? Ага… А Люба где? Опять на дежурстве? Прямо комсомолка наших дней. Я бы за такие деньги чихнуть отказался.
– Кто-то же должен уколы делать, комбайны водить… – Гриша повел на кухню компаньона.
– Я все понял, не заводись. Послушай, Гриня. Кофе есть? Налей… – сказал Козловский и сам включил чайник, достал из шкафа кофе, их складской кофе. – Скоро будем пить настоящий, а не эту бурду. Этот только на этапе первоначального накопления капитала. Маркса читал?
– Слушай, не паясничай, – отмахнулся Гриша.
– Как скажешь… Есть дело, Гриня. Тебе придется тут порулить какое-то время без меня. В Германию надо смотаться ненадолго. Фишка упала купить незадорого два грузовичка. За полцены! Туда-сюда… Транспорт нам не помешает, сам знаешь.
– А деньги? – пожал плечами Гриша.
– У меня есть, добыл… А ты отдашь свою половину потом. Знаешь, кофе сам попей. Я, пожалуй, не буду, – Козловский направился к выходу. – Звони на сотовый, если что.
– Вернешься, у меня разговор к тебе будет, – строго сказал Гриша.
– О'кей! Конечно! Привезу уйму впечатлений! Гуд бай, ауфвидерзейн, бамбино… – воскликнул Козловский и удалился так же внезапно, как и появился.
– Это что же ты, дочь, свой велосипед забросила. В чужие машины садишься, смотри…
– Папуль, что ты такое говоришь! Меня Миша подвез.
– Американец, что ли? – съехидничал Лобов. – Наши женихи-то, поди, перевелись?
– У наших, пап, кругозор узкий.
– А у него широкий! Ясно дело, что корова, раз мычит. Какие же сказки он тебе рассказывает про красивую жизнь?
Не улавливая отцовской насмешки, Лика с интересом отвечала:
– Мы о многом с ним говорим. Миша в делах сечет. Я с ним по поводу своих планов советовалась. Он мне потрясающую идею подкинул. Папка, представь, небольшая реконструкция, и наша земля будет приносить хорошую прибыль…
– Эх ты, прибыль, – отмахнулся Лобов. – Задурил мозги, а ты и поймалась.
Оба не заметили, как в кухню вошел Леня. В этот самый щекотливый момент он вступил в разговор:
– Прибыль – это гу-уд!
Но с Леней говорить не захотели. Лика восторженно продолжала:
– Мы даже на фабрике были. Миша, чтоб ты знал, пап, будет там вице-президентом по производству. Он окончил специальный колледж. А для производства технологов наймет.
– Может, и тебя на работу возьмет? – съязвил Леня.
– Ни на какую фабрику она не пойдет! – припечатал Лобов. – Даже не заикайся! Пока, слава богу, здоровья хватит, чтобы дочке образование дать. Лика, я подумал, может, тебе больше не поступать туда, где летом провалилась? Твоему ландшафтному дизайну, поди, и за деньги научат?
– Спокойно, пап. Ты что это с полоборота завелся? Речь идет только о моей идее. Миша считает, что мы попали в десятку!
– Что за идея? – в дверях появилась мама Таня.
– Идея – пока секрет. Но она принесет очень приличный доход. Сделаю бизнес-план – расскажу.
Тут родители многозначительно переглянулись.
– Стало быть, хочешь на хозяйстве остаться… – сказал Лобов и обиженно посмотрел на Леню. – Помощников-то негусто. Спасибо, дочка, – и вышел.
Татьяна стала разогревать обед. Лика недоуменно пожала плечами. Леня почувствовал наживу.
– Скажи, что за идея? Может, я что дельное посоветую?
– Знаешь, братец, Страну Советов прикрыли. Здесь теперь работать надо, а не советы давать.
– Да ради бога! – воскликнул Леня. – Тогда могу предложить себя в качестве компаньона…
– Ну ты даешь! Даже не знаешь, о чем речь, а туда же!
– Своей родной сестре я доверяю больше, чем себе!
– Спасибо, Леонид Платоныч, я уж как-нибудь сама…
– Да почему же?
– Потому что. Надо пахать, Леня. А ты у нас все порхаешь!
– Да иди ты! Сама неудачница! Даже в институт поступить не смогла, а туда же!
– Леня!.. – укорила мама Таня.
– Надоели все со своими проповедями! – рявкнул Леня и вышел, хлопнув дверью.
– Зря ты так с братом, – вздохнула мама Таня. – Он помочь тебе хотел. Отпихнете его и что ему делать? Опять к чужим людям ехать?
– Мам, ты же знаешь, с Леней кашу не сваришь…– ответила Лика, но, увидев расстроенное лицо мамы Тани, сказала: – Ну хорошо, я поговорю с ним.
Глава 3
–• Может, до кафе. Кафе тут открыли у дороги. Поедят мороженого и вернутся.
– Темнеет уже.
– Доченька, ребенок не с чужим дядей уехал, а с Гришей…
– Гриша такое учудить может, как маленький, – нервничала Лариса.
– Ты видела, как он к нему приклеился, папой зовет, – вздохнула мама Таня. – Ребенку отец нужен.
– Мам, нет у него отца. И не было. Он что, один такой? У них в классе чуть ли не половина из неполных семей.
– Доченька, ты же сама понимаешь, что это не одно и то же. Правду надо ребенку сказать, что отец его не умер. Да и вообще живого хоронить – как-то не по-человечески.
– Какую правду? Ты знаешь, что сделал его отец. Нет и точка.
– Хорошо, хорошо… Но всякое ведь бывает. Если Глеб узнает это вдруг и не от тебя – простит ли он, ты думала?
– Не узнает. Да и поздно уже объяснять.
Это был не впервые затеянный, очень неприятный для обеих разговор, прервавшийся появлением Глеба.
– Мам! Ты не представляешь, как классно мы катались. Мне папа… дядя Гриша, – поправился мальчик, – давал порулить.
– Боже, какой кошмар! – сделала огромные глаза Лариса. – Гриша, разве можно…
– Лара, все живы, – перебил Гриша. – Все по местам, довезем до остановки – вместе с Глебом, да?
– Да-да-да!
– Глебушка, почему ты дядю Гришу папой называешь? – спросила внука бабушка Таня.
– Бабуль, ну он же мне крестный отец, это долго говорить, а папа – легко…
***
На следующий день произошло знакомство, удивительное тем, что было оно как будто бы незначительным и случайным, но оказавшееся вполне судьбоносным.Лика, по своей привычке летом и зимой кататься на велосипеде, не нарушая никаких правил движения, ехала из магазина по кромке трассы, которая разрезала Бережки на две части. Вдруг откуда ни возьмись, то есть вывернув сбоку, на трассе появился дорогой автомобиль. Он не помчался, как все, но медленно вилял, объезжая рытвины. Так машина потеснила велосипед, и Лике пришлось съехать в кювет, в последнюю секунду избежав падения кувырком. Авто остановилось и из него выскочил испуганный молодой человек.
– Ясно, что права купил, – скорчила презрительную гримаску Лика.
– Простите меня! – чуть не на коленях просил незадачливый водитель. – Вы оказались в мертвой зоне.
– Да тут везде мертвая зона для таких, как вы!
Он поднял велосипед и виновато смотрел на нее, не зная, что делать дальше.
– Я здесь всего неделю… Пытался объехать буерак, правильно? – с каким-то непонятным акцентом говорил молодой человек.
– Что правильно?
– Буерак правильно?
– Нет, – захихикала Лика. – Какие же это буераки, это так, колдобины… Ладно, прощаю… Отдайте велосипед!
– А можно искупить вину? Я вас на ланч приглашу? На дороге есть какое-то кафе… «У трассы».
– Там основное блюдо – водка. Прощайте!
– Значит, вы сердитесь… – расстроился молодой человек.
Лика села на велосипед, но он не поехал, что-то заклинило. Как раз в это время мимо шел деревенский парень, из тех, которых Лика просто не переваривала. Увидев дорогую машину, он вклинился в разговор:
– Лика-а! В субботу дискач! Айда со мной, поклубимся!
– Отвянь! – бросила Лика.
– А чо?
– Ничо, – передразнила она. – Без меня управитесь.
– Я пацанам передам, как ты гутаришь, смотри…
– Что он говорит, не понимаю, – сказал молодой человек.
Тут у Лики в грязь упала сумка. Когда она стала ее поднимать, упал велосипед. Деревенский загоготал, чем привел в полное замешательство водителя дорогой машины.
– Садитесь в машину, я вас буду везти.
– Мне домой!
– Это по дороге, – сказал молодой человек.
– Садись, Лика, пока везет, – глумливо поддержал деревенский. – Это же местный миллионер!
– Урод! Берите велосипед…
– Да, да, положим его на багажник.
– Не на багажник, а в багажник. Но учтите, это только из-за этого урода…
– Да, да, – закивал молодой человек.
Когда машина тронулась, она сказала:
– Мама учила меня в машину к незнакомым не садиться…
– Ах да! Михаил, – представился молодой человек.
– Лика… А почему вы миллионер?
– Кто сказал? Вовсе нет. Мой отец имеет здесь фабрику. Он ее купил, чтобы воду делать…
Через минуту они были уже у ворот лобовского дома. Мама Таня в это время кормила собаку во дворе, потому и увидела, как Лика вышла из машины, а симпатичный молодой человек вытащил из багажника велосипед дочери.
– Спасибо! Пока, иностранец!
– Пока…
Когда машина отъехала, мама Таня спросила:
– Доченька, кто это?
– Мамуль, представляешь, это его отец фабрику купил. Они из Канады. Фамилия у них, знаешь, такая смешная – Прорва. Симпатичный, правда? Михаилом зовут.
Татьяна так и застыла на месте… Она дождалась, когда Лика увела свой велосипед, и направилась в гараж, к мужу. Платон возился у верстака и не слышал, как жена вошла. Вздрогнул, когда услышал:
– Платон, он вернулся.
– Ладно, Танюш, я и правда вчера палку с Ленькой перегнул. Ну вернулся и вернулся. Может, правда, исправится…
– Прорва вернулся, – словно приговор, объявила супруга. – Нет, Платон, Вадим вернулся. Прорва…
Лобов стал нервно перекладывать инструменты, руки почему-то дрожали.
– Откуда ты знаешь?
– Его сын только что Лику на машине подвез. Что же теперь будет?
– Салют праздничный, – бросил свои инструменты Лобов. – Приехал и пусть себе.
– А если Люба узнает?
– Что она может узнать?
– Что Вадим – ее настоящий отец, – шепотом произнесла Татьяна.
– А я тогда какой? Тайваньская подделка? Где он был эти сорок лет? Хоть строчку черкнул?
– Прости, я не так сказала. Для нее ты самый настоящий отец. Но если Вадим начнет выяснять… Если Люба узнает… – Она вдруг заплакала.
Он обнял ее и сказал:
– Не пе-ре-жи-вай! Ему до нее нет никакого дела.
***
Лику неудержимо влекло к иностранцу. Она чувствовала в Михаиле нечто такое, чего ни в ком из ее сверстников не было и в помине – какое-то детское доверие к людям и к миру. Ну и потом он был видным парнем – высоким, очень симпатичным, образованным и… великодушным. Вот это главное, решила Лика и сразу согласилась на свидание. Михаил заехал за ней, когда в доме никого не было. Все дороги в Бережках вели в кафе «У трассы». Они сели у окна, он заказал пепси.– Ты хорошо говоришь по-русски, даже слишком правильно, – сказала Лика.
– Я должен путать падежи? – засмеялся Михаил. – Я есть весело. Такой красивый девушка с я. У меня мурашка по спина. Так?
– Не знаю… Ты же всю жизнь прожил в Канаде…
– Отец всегда хотел, чтобы я был русским, заставлял меня читать русских писателей, классиков. Я, как это… был противным этому…
– Противился, – поправила Лика.
– Да. А я кричал, что я – канадец, а не ленивый русский медведь в берлоге. Прости, на Западе есть такое мнение, что русские пьют водку и ничего не делают. Но это неправда! Правда, что я не хотел сознавать себя русским. И ехать сюда не хотел.
– Ясно дело, в Канаде лучше, – усмехнулась Лика.
В Канаде не лучше, там по-другому. Вот ты хотела бы сейчас уехать в другую страну и жить там? – Михаил заглянул ей в глаза, и сердце Лики заколотилось так, что казалось, слышно было всем вокруг.
– Ленька наш не выдержал… – поспешила ответить она. – Все говорят, что он ленивый, а ему просто там плохо было… Ты думаешь, что в России безнадега?
– Нет, мне здесь очень нравится… Все, кроме сервиса. В Канаде такое кафе давно разорилось бы…
Официантка Настя сидела в подсобке, наблюдала за парочкой из-за перегородки и не спешила нести им заказ. Другая официантка, Оля, несколько раз безрезультатно окликала ее.
– Вот увлеклась! – толкнула ее в плечо. – Настя, очнись! Знакомых, что ли, увидала? Взглядом не проткни.
– Знакомые… Как сказать. Я про них знаю, они про меня – нет. Лобовых знаешь? У которых мы мед берем. Тут их младшая сидит… Есть еще две дочки. И сын, где-то за границей.
– А она ничего, прикид у нее нарядный, – разглядела Оля. – А что за парень?
– Вроде сын того иностранца, что завод купил. Парень мне до фонаря.
– Во дела! Парень ей до фонаря. Ты что, по девочкам…
– Я ее ненавижу, – зло перебила Настя. – Все их семейство. А больше всего – ее родителей!
– Насть, ты что говоришь-то! Ты же их не знаешь.
– Знаю и ненавижу. Все лобовское отродье.
– Больная ты какая-то на головку! – сказала с сожалением Оля. – Разве можно с этим жить?
– Слушай, иди ты! Обслуживать…
***
Эта Настина злоба неведомыми каналами задела Татьяну. Шла она с мужем вдоль трассы, говорили о Лене, вдруг ее передернуло, что называется, на ровном месте. Даже Лобов заметил:– Что с тобой?
– Не знаю. Подожди…
Они остановились. Может, именно поэтому заметили на другой стороны трассы небольшой деревянный крест с венком из свежих цветов.
– Посмотри, Платон, крест на том месте… – удивленно сказала Татьяна. – Кто вдруг вспомнил? Давай перейдем дорогу.
В этом месте и двадцать лет назад, и тем более – сейчас дорогу перейти было почти невозможно. Но они дождались минуты, когда вдруг схлынул бесконечный поток машин и перебежали на другую сторону трассы. Татьяна отбросила от креста мусор, поправила цветы… На кресте была дощечка с ручной надписью: «Здесь в 1986 году трагически погибли Антон и Екатерина Дьяконовы». Лобов стоял молча.
– Давно за них в церковь не подавала. Вот напомнили…
– Дела… – выдохнул Лобов.
– Платон, смотри, вон Ленина машина, с кем это он? – сказала вдруг Татьяна, провожая взглядом проехавший мимо них автомобиль сына.
Леня родителей не заметил, мысли его уперлись в одно… Три раза уже он сделал большой круг вокруг Бережков, катая Оксану. Она сидела рядом, держала в руке кончик его шарфа. Разговор был ни о чем: красиво ли в Европе, да что там видел, да кем работал, понравилось ли, поедет ли еще… Леня наконец свернул на старую дорогу к элеватору, остановил машину.
– Давай уже вести себя по-взрослому, – выдохнул он, положив одну руку на колено Оксаны, другой обнимая девушку.
Она опешила, и Леня забрался ей под свитер. Девушка стала вырываться. Леня сделался настойчивей, попытался расстегнуть ей джинсы.
– Леня, прекрати! Перестань! – закричала она.
– А говоришь, что любишь, – убрал он руки.
– Я тебя люблю, – чуть не плача сказала Оксана.
– Тогда что же? Давай…
– Леня, так нельзя. Я так не могу.
– Почему? Я думал, ты нормальная девчонка…
– Я нормальная! Здесь в машине не могу, не хочу.
– А я хочу! Здесь, в машине. Разве важно где? Важно с кем, – начал новый приступ Леня к аппетитной пышке Оксане.
– Ну, Леня же!.. – оттолкнула она его, открыла дверцу, выскочила из машины и остановилась поодаль.
Леня некоторое время сидел, выстукивая на руле какой-то ритм, потом завел мотор и уехал, бросив Оксану далеко от дома.
***
Люба с Гришей в своей двухкомнатной «хрущобе» жили душа в душу, воспитывали близнецов Петра и Павла. Наступил тот период жизни, когда родители всем сердцем проникаются народной мудростью, что маленькие дети – маленькие заботы, большие дети – большие заботы. Петру и Павлу, похожим друг на друга как две капли воды близнецам, было уже по семнадцать лет. Недавно Гриша случайно обнаружил в куртке Петра самокрутки. Как ни хотелось ему расстраивать жену перед работой, он все же за завтраком показал ей:– Люба, что это, посмотри…
Люба повертела в руках, понюхала и сказала с дрожью в голосе:
– Гриша, где ты это нашел, у мальчиков?
– Люба, не волнуйся, тебе нельзя волноваться. Ничего страшного. Нашел в нашей прихожей, наверно, кто-то из их друзей…
– Гриша, это какой-то наркотик, скорее всего, анаша. Я спрошу в больнице, – спрятала в сумку папироски Люба. – Гриша, скажи, это Петя или Павлик?
– Люба, думаю, это Леня. Я видел, как в прошлый раз, когда мы были в Бережках, он таскал ребят куда-то за баню, и вернулись они какие-то очень веселые, понимаешь? Я тебе говорил, что это плохая дружба. Я тебе говорил, что дома почти не бываешь. Ты что, трехжильная? Больница, эти частные дежурства, хор, наконец…
– Гришенька, ну при чем здесь хор. Это для души.
– Да… Особенно главный дирижер, этот твой Аскольд. Мужику сорок лет, не женат. Он глаз на тебя положил, выдумывает всякие репетиции. Пыль в глаза пускает своим заслуженным работником культуры РФ, – выпалил Гриша.
– Гришенька, ты же знаешь, кто у нас самый главный, не ревнуй, пожалуйста, – сказала Люба и поднялась из-за стола. – Пора на работу. Пашку разбуди, чтоб не проспал. И не засиживайся сам до ночи на своем складе.
– Любочка, ну как же не засиживайся, работа такая… Если Родион придет…
Имя Родион (так звали Гришиного компаньона «по малому складскому бизнесу») в последнее время действовало на Любу как красная тряпка на быка. Из веселой и приветливой она враз становилась резкой и жесткой.
– Если придет? Слушай, тебе самому не надоело? Вы же партнеры, должны работать на равных, а твой Родион… – Люба, одетая, уже стояла в дверях. – Не заводи меня!
– Он деньги вложил. Без него и бизнеса никакого не было бы…
– А ты связи и труд. Он тебе на шею сел и ножки свесил! А дети наши анашой балуются…
– Любочка, ну зачем ты все в одну кучу. И почему анаша? Мы вот в детстве герань сушили и курили…
– Гриша, ты неисправим. Не волнуй меня, я же в положении…
– Ну хорошо, хорошо, прости, дорогая, – Жилкин поцеловал жену на дорогу.
Как только за ней захлопнулась дверь, Гриша, принялся проверять карманы всех висевших в прихожей курток. И обнаружил у Паши еще несколько загадочных папиросок. За этим занятием и застал его Родион Козловский. Пресловутый компаньон вошел в незакрытую дверь без звонка – это у него было запросто.
– Приветствую вас, господин Пинкертон, – засмеялся рыхлый на вид сорокалетний мужчина. – Что ищем? Закурить у мальчиков?
– Да вот… – растерялся Гриша. – Родион, а почему ты не на фирме?
– Я закрыл контору, все равно никого не ждем… – Козловский огляделся. – Я пройду? Ага… А Люба где? Опять на дежурстве? Прямо комсомолка наших дней. Я бы за такие деньги чихнуть отказался.
– Кто-то же должен уколы делать, комбайны водить… – Гриша повел на кухню компаньона.
– Я все понял, не заводись. Послушай, Гриня. Кофе есть? Налей… – сказал Козловский и сам включил чайник, достал из шкафа кофе, их складской кофе. – Скоро будем пить настоящий, а не эту бурду. Этот только на этапе первоначального накопления капитала. Маркса читал?
– Слушай, не паясничай, – отмахнулся Гриша.
– Как скажешь… Есть дело, Гриня. Тебе придется тут порулить какое-то время без меня. В Германию надо смотаться ненадолго. Фишка упала купить незадорого два грузовичка. За полцены! Туда-сюда… Транспорт нам не помешает, сам знаешь.
– А деньги? – пожал плечами Гриша.
– У меня есть, добыл… А ты отдашь свою половину потом. Знаешь, кофе сам попей. Я, пожалуй, не буду, – Козловский направился к выходу. – Звони на сотовый, если что.
– Вернешься, у меня разговор к тебе будет, – строго сказал Гриша.
– О'кей! Конечно! Привезу уйму впечатлений! Гуд бай, ауфвидерзейн, бамбино… – воскликнул Козловский и удалился так же внезапно, как и появился.
***
В окно из кухни лобовского дома было видно все, что происходило на улице. Иногда и не нужно бы видеть, а оно само в глаза бросалось. Лобов любил глядеть в окно, сидя за традиционным чаем в пять часов, особенно ближе к весне. Зимой ничего не рассмотришь – темень, а вот после весеннего равноденствия – любо-дорого: птицы начинали прилетать, травка пробиваться, природа оживала – и флора, и фауна, и венец творения – человек. Размечтался Лобов, сидя у окна, и не заметил, на какой машине к дому Лика подкатила: выскочила она оттуда, дверца хлопнула, автомобиль отъехал. Когда она, счастливая, вошла на кухню, Лобов спросил:– Это что же ты, дочь, свой велосипед забросила. В чужие машины садишься, смотри…
– Папуль, что ты такое говоришь! Меня Миша подвез.
– Американец, что ли? – съехидничал Лобов. – Наши женихи-то, поди, перевелись?
– У наших, пап, кругозор узкий.
– А у него широкий! Ясно дело, что корова, раз мычит. Какие же сказки он тебе рассказывает про красивую жизнь?
Не улавливая отцовской насмешки, Лика с интересом отвечала:
– Мы о многом с ним говорим. Миша в делах сечет. Я с ним по поводу своих планов советовалась. Он мне потрясающую идею подкинул. Папка, представь, небольшая реконструкция, и наша земля будет приносить хорошую прибыль…
– Эх ты, прибыль, – отмахнулся Лобов. – Задурил мозги, а ты и поймалась.
Оба не заметили, как в кухню вошел Леня. В этот самый щекотливый момент он вступил в разговор:
– Прибыль – это гу-уд!
Но с Леней говорить не захотели. Лика восторженно продолжала:
– Мы даже на фабрике были. Миша, чтоб ты знал, пап, будет там вице-президентом по производству. Он окончил специальный колледж. А для производства технологов наймет.
– Может, и тебя на работу возьмет? – съязвил Леня.
– Ни на какую фабрику она не пойдет! – припечатал Лобов. – Даже не заикайся! Пока, слава богу, здоровья хватит, чтобы дочке образование дать. Лика, я подумал, может, тебе больше не поступать туда, где летом провалилась? Твоему ландшафтному дизайну, поди, и за деньги научат?
– Спокойно, пап. Ты что это с полоборота завелся? Речь идет только о моей идее. Миша считает, что мы попали в десятку!
– Что за идея? – в дверях появилась мама Таня.
– Идея – пока секрет. Но она принесет очень приличный доход. Сделаю бизнес-план – расскажу.
Тут родители многозначительно переглянулись.
– Стало быть, хочешь на хозяйстве остаться… – сказал Лобов и обиженно посмотрел на Леню. – Помощников-то негусто. Спасибо, дочка, – и вышел.
Татьяна стала разогревать обед. Лика недоуменно пожала плечами. Леня почувствовал наживу.
– Скажи, что за идея? Может, я что дельное посоветую?
– Знаешь, братец, Страну Советов прикрыли. Здесь теперь работать надо, а не советы давать.
– Да ради бога! – воскликнул Леня. – Тогда могу предложить себя в качестве компаньона…
– Ну ты даешь! Даже не знаешь, о чем речь, а туда же!
– Своей родной сестре я доверяю больше, чем себе!
– Спасибо, Леонид Платоныч, я уж как-нибудь сама…
– Да почему же?
– Потому что. Надо пахать, Леня. А ты у нас все порхаешь!
– Да иди ты! Сама неудачница! Даже в институт поступить не смогла, а туда же!
– Леня!.. – укорила мама Таня.
– Надоели все со своими проповедями! – рявкнул Леня и вышел, хлопнув дверью.
– Зря ты так с братом, – вздохнула мама Таня. – Он помочь тебе хотел. Отпихнете его и что ему делать? Опять к чужим людям ехать?
– Мам, ты же знаешь, с Леней кашу не сваришь…– ответила Лика, но, увидев расстроенное лицо мамы Тани, сказала: – Ну хорошо, я поговорю с ним.
Глава 3
ПЕРВЫЕ СВИДАНИЯ
Из-за этого ли неприятного разговора или потому, что так было на роду написано, Леня отправился в кафе, единственное в Бережках… Чем же еще восстановить нарушенный душевный мир, как не двумя-тремя бутылками хорошего пивка? Другого способа младший Лобов пока не знал.
Настя встретилась ему именно там, в кафе, на своем рабочем месте. Леню она не знала, но вычислила по разговорам посетителей. Девушка исподтишка разглядела младшего Лобова: ничего так… высокий, смазливый, самоуверенный. Как раз то, что надо. Час пробил.
Он хотел что-то заказать, но Настя, культурно извинившись, ушла за перегородку. Бросив поднос, она аккуратно подкрасила губы, попудрилась, расстегнула верхние пуговицы блузки, чтобы были видны ее соблазнительные формы. В боевой готовности вышла в зал и – сама любезность – спросила у Лени, что тот желает заказать. Лобов также сбросил обороты своей самоуверенности, потому как Настя с первого взгляда понравилась ему. Что-то необъяснимое задело его основательно. Леня заказал – кружку пива, маленькую…
– Что-нибудь еще? Чипсы, сухарики, креветки?
– А что надо заказать, чтобы еще раз тебя увидеть? – спросил в свою очередь он, бесцеремонно разглядывая официантку.
– Я заканчиваю через полчаса, – чуть наклонилась она к его столику.
– Понял!
Через некоторое время Настя вышла из подсобки в зал, держа в руках свой голубой «дутик». Подмигнув Лене, двинулась к выходу. Он, захватив свою куртку, пошел за ней. Перед его носом Настя, словно носовой платок, вдруг выронила пальто. Леня наклонился, чтобы поднять… В это мгновение она умудрилась вытащить из кармана его куртки кошелек и спрятать в своей сумочке.
– Разрешите представиться: Леонид Лобов, – галантно подал ей пальто Леня.
– Очень приятно, Настя.
На улице Леня подвел ее к своей иномарке, открыл дверцу:
– Ну, куда едем?
– Сначала направо, а потом прямо до моего дома, – ответила Настя, изящно опускаясь на переднее сиденье.
– Я понял. Шампанское берем?
– Y меня что-нибудь найдется… Коньяк устроит?
Полной неожиданностью для всех было появление в лобовском доме Насти. Скромно одетая и без косметики, она робко вошла на кухню. Лика обедала и наблюдала за происходящим молча, исподлобья. Настя показала Татьяне кошелек и сказала:
– Вот нашла… Как раз смена моя была. Смотрю – кошелек. Вы уж меня простите, но пришлось заглянуть внутрь. Там права были на имя Леонида Платоновича Лобова. Он у вас проживает? Я правильно нашла?
– Правильно… – ответила мама Таня и закричала: – Леня спустись, быстро!
Леня, может, и за час не спустился, если бы в это время не проходил мимо кухни. Он вошел и удивленно посмотрел на Настю. Она протянула ему кошелек, спросила:
– Это вы Леонид Платонович Лобов?
– С утра я был… – он взял кошелек и пересчитал деньги.
– Ничего не пропало? – спросила Настя.
– Вроде нет…
– Лень, надо отблагодарить девушку, – сказала мама Таня.
– Нет, нет… – замахала руками Настя. – Я пойду…
Мама Таня в этот исторический момент так расчувствовалась, что глаза увлажнились, и из глубины ее сердца вырвалось:
– Счастливые родители – такую дочь воспитали!
– Я в детдоме выросла. Родители погибли, когда мне было три года, – опустила глаза Настя.
– Боже мой! Бедная девочка… Проходите, пожалуйста, ну хоть немного посидите с нами, сейчас чаю попьем. Лика, поставь, пожалуйста, чайник…
Лика даже с места не сдвинулась, а Настя снова стала отнекиваться. Тогда мама Таня попросила Леню подвезти девушку до дома. Сын отказываться не стал, надел куртку:
– Я готов, пойдемте. Хоть так вас отблагодарю… за бумажник.
Уже сидя в машине, он высказался определенней:
– Ловко! И когда ты успела его свистнуть?
– Ночью, милый, у тебя можно было свистнуть голову, ты бы не заметил, – ответила Настя, распуская свои длинные русые волосы и обводя губы яркой помадой.
– Я чуть концы не отдал, когда увидел тебя дома. Зачем эта комедь?
– Так… Люблю жить нескучно. А деньги-то верни!
Не понял, – Леня остановил машину.
– Только не прикидывайся, – ласково сказала Настя и положила руку на его плечо. Леня вздрогнул от ее прикосновения, ток прошел по всему телу. – Твоих в кошельке было пятьсот рублей, а три тысячи моих.
– Не отдам. Объясни, зачем все это сделала! – сказал он, чувствуя то, чего никогда до той поры не случалось: Леня страстно желал девушку, которую – впервые в жизни – боялся потерять.
– Хотела узнать, честный ли ты.
– Что? – словно не слышал он. – Поехали, отблагодарю тебя за твой пионерский поступок.
– А я уж подумала, что не дождусь от тебя благодарности, – довольно улыбнулась Настя.
Но как-то так случилось, что постепенно Лариса стала принимать ухаживания сорокалетнего адвоката Менделеева. Олег то вдруг оказывался с ней за одним столиком в буфете, то, встретившись в коридоре, как бы мимоходом рассказывал что-нибудь смешное, то без всякого повода вручал ей веселую безделушку. Он был обаятельным и главное – легким человеком, умеющим нравиться всем. Лариса все время считала, что поэтому он и выигрывал многие дела… Но, когда Менделеев понравился ее сыну, изменила свое мнение. Лариса поняла, что Менделеев не только обаятельный и легкий человек, но и искренний, умный и… какой-то все же странный, недотепа, что ли.
Дело было так. Она с Глебом сидела в фаст-фуде рядом с ее работой.
– Мам, можно еще колы? – ныл Глеб.
– Сын, ты же знаешь, что кола – это вредная химия…
– Ну, мам… хочешь кусочек моего гамбургера?
Настя встретилась ему именно там, в кафе, на своем рабочем месте. Леню она не знала, но вычислила по разговорам посетителей. Девушка исподтишка разглядела младшего Лобова: ничего так… высокий, смазливый, самоуверенный. Как раз то, что надо. Час пробил.
Он хотел что-то заказать, но Настя, культурно извинившись, ушла за перегородку. Бросив поднос, она аккуратно подкрасила губы, попудрилась, расстегнула верхние пуговицы блузки, чтобы были видны ее соблазнительные формы. В боевой готовности вышла в зал и – сама любезность – спросила у Лени, что тот желает заказать. Лобов также сбросил обороты своей самоуверенности, потому как Настя с первого взгляда понравилась ему. Что-то необъяснимое задело его основательно. Леня заказал – кружку пива, маленькую…
– Что-нибудь еще? Чипсы, сухарики, креветки?
– А что надо заказать, чтобы еще раз тебя увидеть? – спросил в свою очередь он, бесцеремонно разглядывая официантку.
– Я заканчиваю через полчаса, – чуть наклонилась она к его столику.
– Понял!
Через некоторое время Настя вышла из подсобки в зал, держа в руках свой голубой «дутик». Подмигнув Лене, двинулась к выходу. Он, захватив свою куртку, пошел за ней. Перед его носом Настя, словно носовой платок, вдруг выронила пальто. Леня наклонился, чтобы поднять… В это мгновение она умудрилась вытащить из кармана его куртки кошелек и спрятать в своей сумочке.
– Разрешите представиться: Леонид Лобов, – галантно подал ей пальто Леня.
– Очень приятно, Настя.
На улице Леня подвел ее к своей иномарке, открыл дверцу:
– Ну, куда едем?
– Сначала направо, а потом прямо до моего дома, – ответила Настя, изящно опускаясь на переднее сиденье.
– Я понял. Шампанское берем?
– Y меня что-нибудь найдется… Коньяк устроит?
***
В общем, Леня в ту ночь дома не ночевал. Маме Тане, которая одна только и заметила отсутствие сына, он объяснил, что встретился с друзьями и общался с ними до самого утра. Оксана, разыскивавшая жениха со вчерашнего вечера, получила вдобавок к этой истории дополнительный сюжет о сломавшейся чуть не посреди поля машине, которую вытягивали общими усилиями закадычных приятелей…Полной неожиданностью для всех было появление в лобовском доме Насти. Скромно одетая и без косметики, она робко вошла на кухню. Лика обедала и наблюдала за происходящим молча, исподлобья. Настя показала Татьяне кошелек и сказала:
– Вот нашла… Как раз смена моя была. Смотрю – кошелек. Вы уж меня простите, но пришлось заглянуть внутрь. Там права были на имя Леонида Платоновича Лобова. Он у вас проживает? Я правильно нашла?
– Правильно… – ответила мама Таня и закричала: – Леня спустись, быстро!
Леня, может, и за час не спустился, если бы в это время не проходил мимо кухни. Он вошел и удивленно посмотрел на Настю. Она протянула ему кошелек, спросила:
– Это вы Леонид Платонович Лобов?
– С утра я был… – он взял кошелек и пересчитал деньги.
– Ничего не пропало? – спросила Настя.
– Вроде нет…
– Лень, надо отблагодарить девушку, – сказала мама Таня.
– Нет, нет… – замахала руками Настя. – Я пойду…
Мама Таня в этот исторический момент так расчувствовалась, что глаза увлажнились, и из глубины ее сердца вырвалось:
– Счастливые родители – такую дочь воспитали!
– Я в детдоме выросла. Родители погибли, когда мне было три года, – опустила глаза Настя.
– Боже мой! Бедная девочка… Проходите, пожалуйста, ну хоть немного посидите с нами, сейчас чаю попьем. Лика, поставь, пожалуйста, чайник…
Лика даже с места не сдвинулась, а Настя снова стала отнекиваться. Тогда мама Таня попросила Леню подвезти девушку до дома. Сын отказываться не стал, надел куртку:
– Я готов, пойдемте. Хоть так вас отблагодарю… за бумажник.
Уже сидя в машине, он высказался определенней:
– Ловко! И когда ты успела его свистнуть?
– Ночью, милый, у тебя можно было свистнуть голову, ты бы не заметил, – ответила Настя, распуская свои длинные русые волосы и обводя губы яркой помадой.
– Я чуть концы не отдал, когда увидел тебя дома. Зачем эта комедь?
– Так… Люблю жить нескучно. А деньги-то верни!
Не понял, – Леня остановил машину.
– Только не прикидывайся, – ласково сказала Настя и положила руку на его плечо. Леня вздрогнул от ее прикосновения, ток прошел по всему телу. – Твоих в кошельке было пятьсот рублей, а три тысячи моих.
– Не отдам. Объясни, зачем все это сделала! – сказал он, чувствуя то, чего никогда до той поры не случалось: Леня страстно желал девушку, которую – впервые в жизни – боялся потерять.
– Хотела узнать, честный ли ты.
– Что? – словно не слышал он. – Поехали, отблагодарю тебя за твой пионерский поступок.
– А я уж подумала, что не дождусь от тебя благодарности, – довольно улыбнулась Настя.
***
У Ларисы Лобовой не было ни одного мужчины с тех пор, как рассталась с Германом и родила Глеба. Болезненный ребенок требовал неотступного внимания. Да и судейская работа отнимала много времени и сил, потому что Лариса относилась к ней очень ответственно, прямо по-матерински. Мужчин она просто не замечала…Но как-то так случилось, что постепенно Лариса стала принимать ухаживания сорокалетнего адвоката Менделеева. Олег то вдруг оказывался с ней за одним столиком в буфете, то, встретившись в коридоре, как бы мимоходом рассказывал что-нибудь смешное, то без всякого повода вручал ей веселую безделушку. Он был обаятельным и главное – легким человеком, умеющим нравиться всем. Лариса все время считала, что поэтому он и выигрывал многие дела… Но, когда Менделеев понравился ее сыну, изменила свое мнение. Лариса поняла, что Менделеев не только обаятельный и легкий человек, но и искренний, умный и… какой-то все же странный, недотепа, что ли.
Дело было так. Она с Глебом сидела в фаст-фуде рядом с ее работой.
– Мам, можно еще колы? – ныл Глеб.
– Сын, ты же знаешь, что кола – это вредная химия…
– Ну, мам… хочешь кусочек моего гамбургера?