Горбачева Наталья. Любовь как любовь. Лобовы. Родовое гнездо

   Однажды, когда Менделеев собирался угостить Ларису и Глеба собственноручно приготовленной пиццей, в квартире раздался звонок. Лариса взяла трубку, выслушала абонента и сказала:
   – Нет, это невозможно…
   – Что случилось? – испугался Менделеев, увидев застывшее и мрачное ее лицо.
   – Звонил Герман. Сказал… что раз Глеб все знает… Он хочет обсудить, по каким дням он сможет его забирать к себе. Олег, он отберет у меня сына!
   Она не сдержалась и заплакала на вовремя подставленном плече Менделеева.

***

   У Насти был крепкий организм. После переливания крови она быстро поправлялась. Врачи через неделю обещали выписать. Вопрос о том, куда направить свои стопы дальше, не казался ей теперь таким неразрешимым: найдет работу, снимет комнату, скроется от всех тех, кому насолила, и начнет жизнь с чистого листа. Все забудется, и будут они вместе с сыночком или доченькой спокойно жить-поживать и добра наживать…
   Приходил навещать Настю Ярослав.
   – Что с тобой? – удивилась она, увидев синяк под глазом и ссадины на лице друга.
   – Получил по зубам от твоего мужа. Приходил на днях, засвидетельствовал свое почтение, – усмехнулся Ярослав.
   – Прости! Я не думала, что он…
   – Ничего. Я бы тоже, наверное, на его месте…
   – Я не могла сказать ему правду! Не могла, и все тут, – тяжело вздохнула она.
   – Настя, послушай, я его видел. Можешь не верить, но он действительно тебя любит. А когда появится ребенок…
   – Я все равно не смогу к нему вернуться, – перебила она.
   – Они простят тебя. Появится ребенок – и они все забудут.
   – Они не забудут! И однажды все это мне припомнят! Это всю жизнь будет надо мной висеть. Я решила, – твердо сказала Настя. – Разведусь с Леней и уеду, пока ничего не заметно, – она кивнула на живот.
   – Я бы не развелся, думаю, что и он…
   – Если поверит, что ребенок не его – разведется. – У Насти в голове была новая задача без единого неизвестного.
   – И куда же ты поедешь?
   Возникла пауза: неизвестное, конечно, имелось, но совсем маленькое по значению.
   – Честно говоря, я думала, ты мне поможешь. Придумаешь что-нибудь. То есть уеду-то я одна… – немного запуталась она. – Но если ты не захочешь мне помогать, я не обижусь, честное слово.
   – Куда я денусь…
   Назавтра у Насти была новая встреча, которая не вписывалась в ее задачу со всеми известными.
   – К тебе пришли, – заглянула в дверь медсестра.
   – Кто? – равнодушно спросила Настя.
   – Свекровь.
   Тут Настя испугалась:
   – Скажите ей, что я сплю и буду спать еще долго. Что я под наркозом.
   Но мама Таня уже входила в палату. Настя отвернулась к стене.
   – Ну, лежи, молчи, если тебе так удобней, – возвысилась над ней свекровь. – Я все равно скажу, что думаю. Леня тебя любит… Может, забудем все, что было, начнем сначала?
   Две женщины вышли из палаты, оставили их вдвоем. Мама Таня села на кровати, Настя подала признаки жизни – подвинулась, но не повернулась. На ее шее билась жилка.
   – Леня мучается, тебе тоже несладко. Видишь, как правда-то больно бьет… Ты вот Любе правду сказать хотела… Да и сама правды не вынесла. Леня тебя вот спас. Значит, так надо было. Теперь вот ребенок… Ты нам не чужая, сама знаешь…
   – А ребенок – чужой, – с вызовом сказала Настя. Мама Таня стала молча доставать из сумки принесенную еду. Закончив дело, она мягко продолжила:
   – Хочешь, чтобы я поверила?.. Я знаю, ты Леню не любила, но чтобы изменить – нет, не поверю. Ты ведь не такая, не злая.
   Настя вдруг повернула голову и, в упор глядя на свекровь, выкрикнула:
   – Да Баба-яга рядом со мной – пионер-всем-пример.
   – Смотрю, нравится тебе на себя наговаривать. Ты просто устала, а пожалеть – некому…
   Мама Таня погладила перебинтованное запястье Насти, та отдернула руку.
   – …Здесь бульон, теплый еще. Ну, отдыхай, набирайся сил… А в нашем доме для тебя всегда найдется и доброе слово, и место. Ты, как и прежде, будешь мне дочерью. Ребенка береги, ничего дороже в этой жизни нет. Хоть в этом-то мне поверь…
   Из больницы Настю забрал Ярослав. По дороге спрашивал:
   – Может, тебе лучше к Лобовым поехать?
   – Ты не волнуйся, я к тебе ненадолго. Найду квартиру – не буду у тебя на шее висеть, – ответила Настя.
   – Я же не об этом. Мне кажется, вам с ребенком там было бы лучше. И Леня… он тебя любит.
   – Сколько можно об одном и том же? – разнервничалась она. – Леня меня любит – вот обрадовал! Я-то его не люблю и не любила – и хватит об этом!
   Ярослав видел, в каком она была нервном напряжении, и говорить на эту тему больше не стал.
   Настя с опаской подошла к комнате, где чуть не лишила себя жизни. Но все было убрано и даже мебель переставлена – зашла, словно в другую комнату.

***

   Через несколько дней она совершенно успокоилась и приступила к осуществлению своего плана: решила снова податься в кафе официанткой. Ярослав отговаривал – неподходящее место для молодой беременной женщины. Но Настя только огрызнулась:
   – Ты, главное, поменьше болтай всем об этом!
   Подкрасившись и приодевшись, другими словами, приняв «товарный вид», она поехала в Любавино. Постучала в кабинет владельца кафе, вошла, принялась, как бывало, кокетничать, попросилась на работу. Шеф прищурился, покрутил себе у виска и сказал ей:
   – Мне нужна официантка для того, чтоб она работала, а не для того, чтоб я оплачивал ей декретный отпуск.
   – Вы… знаете? – не смогла сдержать удивления Настя.
   – Возвращайся к мужу – работу искать не придется.
   Насте сделалось досадно, но она не очень расстроилась: рядом была фабрика. Она вошла в административное здание и направилась прямо в кабинет Калисяка. Тот оказался на месте, встретил приветливо – ясное дело, если раньше позволял себе шантажировать ее за поддельный диплом, хотел в постель затащить… И теперь не откажется, но она отобьется!
   – Я нашлась, Юрий Демьянович! – весело объявила Настя, войдя в кабинет. – Ищу работу. Я не болтала по служебному телефону и ни разу не опоздала. С своими обязанностями справлялась.
   Калисяк засмеялся:
   – Я не забыл. Но штат набираю не я…
   Насте сделалось жарко и дурно. Она прошла к окну, открыла форточку, спросила:
   – А кто теперь принимает решения?
   – Наша новая хозяйка, – ответил он и тоже подошел к окну – полить цветы. – О, легка на помине: Любовь Платоновна собственной персоной. Прорва завещал фабрику Любови Платоновне, и теперь здесь управляет она. Она, Настя, а не я. Так что обращайтесь сразу к ней. Правда, я слышал, у вас с новой родней отношения не задались…
   Из блестящей синей иномарки с радостными лицами выгружались Жилкины. Настя, не дожидаясь прихода хозяйки, выбежала из кабинета и закрылась в туалете, ее тошнило. Была ли на то физическая или моральная причина – определить невозможно. Предположить, что Люба Жилкина станет хозяйкой фабрики, Настя и в страшном сне не могла…

***

   В семье Жилкиных грянул исторический день, когда Люба объявила домашним, что отец уговорил-таки ее принять наследство, после чего Наталья Аркадьевна втихомолку решилась на такой поступок, который все ее приятельницы назвали безумным. Она продала свою московскую квартиру вместе с приличной обстановкой, а самые дорогие вещицы свезла в однокомнатную, доставшуюся в наследство от своих родителей. Жаль, что жильцам из однокомнатной пришлось отказать…
   – Зачем мне квартира в Москве, если теперь мой дом здесь, правда? – сказала она Любе и Грише, выложив на стол доллары – наличными.
   Это был подвиг матери – с большой буквы. Так нашлись деньги, чтобы заплатить налог. Все бумаги оформлял Гриша. Он же и принял на себя руководство фабрикой. Несколько раз он просил жену съездить в Любавино, но она все отнекивалась:
   – Нашел деловую… Поезжай сам, Гриш, ну что я в этом понимаю?
   – Да что же это за наказанье: стоит мне только заикнуться об этом… – разозлился он. – Мне что, больше всех надо?

***

   Люба, наверно, никогда так и не поехала бы посмотреть на наследство, если бы не форсмажорные обстоятельства.
   Нашлась пропажа: как ни в чем не бывало объявился Родион Козловский. Он явился хозяином на склад, нахамил Аскольду. Узнав, что тот теперь тоже компаньон, Козловский воскликнул:
   – Жилкин зарвался!
   Вскоре на складе появился и Жилкин. Увидев Козловского, Гриша замер на пороге.
   – Здравствуй, Гриша. Не ожидал? – широко улыбнулся пан Родион. – Видишь, я держу свое слово – обещал вернуться и вернулся.
   – Пошел вон! – выкрикнул Гриша.
   У Козловского и мускул на лице не дрогнул. Вон пошел Аскольд, предоставив совладельцам разбираться наедине.
   Козловский сел за его стол и принялся просматривать бумаги. Через полчаса на его лице появилась недовольная гримаса:
   – Ты ввел слишком много изменений, не согласовав со мной. Взял совладельца…
   А ты бы подольше отсиживался. Этот совладелец спас наш бизнес! – объяснил Гриша, но после этого взорвался. – С меня хватит! Наделал долгов и умотал! Гриша выкручивайся! А теперь – с претензиями?
   Козловский понял, что перегнул палку, пошел на попятную:
   – Ладно, Гриш, виноват, сорвался. Просто… ты удивил меня этими… своими переменами. На самом деле, я дико тебе благодарен. Теперь буду работать за двоих. А ты отдыхай.
   – Я удивляюсь на таких людей, как ты, – брезгливо сказал Жилкин. – Нагадить полные карманы и думать, что ничего не изменилось.
   – Гриша, неужто мы не договоримся? Нам ведь всегда хорошо вместе работалось. Мы ведь друзья.
   – Я бы не оставил друга в такой ситуации. И сомневаюсь, что мы сможем теперь вместе работать. Отдашь мне долг и – разбегаемся, – твердо решил Гриша.
   Тогда Козловский показал свой козырь: вытащил из кармана и положил на стол связку ключей.
   – Это ключи от тачки. Как обещал…
   Гриша, недолго раздумывая, взял ключи и переложил в свой карман.
   К дому он подъехал на слегка подержанной иномарке. Люба увидела автомобиль в окно и мужа встретила строгим вопросом:
   – Гриша, что это за машина?
   – Люба, Козловский вернулся. Вошел на склад, как хозяин. Как будто ничего не произошло.
   – Ну и наглость! Скажи ему, пусть возвращается туда, откуда явился! – возмутилась Люба.
   – Сказал бы. Если б у него никаких прав на склад не было… Приехал с деньгами, машину привез. У меня документы на руках. Все законно. Что плохого в том, что у нас будет машина?
   – Короткая у тебя память, Гриша. Быстро позабыл, сколько мы по милости Козловского натерпелись… А ты опять веришь ему…
   – Люба, понимаешь, это бизнес… Здесь нет таких понятий: веришь, любишь… Сделал на бабках прибыль – вот и вся любовь.
   Вот после этих слов Люба и решилась ехать на фабрику, знакомиться с бизнесом поближе. Они подкатили на новой синей иномарке, которую и увидели Калисяк с Настей из окна фабричного офиса. Настя просидела в туалете больше часа, а когда вышла – синяя иномарка уже отбыла. Хозяева поехали осматривать фабрику, а Калисяка попросили подготовить бухгалтерские отчеты. Договорились, что бумаги будут готовы через неделю.

Глава 11
ПСИХОЛОГИЧЕСКИЙ ПРАКТИКУМ

   Настя чувствовала себя, как окруженный охотниками волк, который только чудом мог вырваться на свободу. Где было искать этого чуда?
   Она вернулась в свое временное жилище, к Ярославу, здесь наконец расстегнула свои джинсы, в которые утром еле влезла – живот мешал. Стало лучше. Может, и тошнило-то ее потому, что не давала ребеночку спокойно дышать… Нужна была новая одежда, и Ярослав пообещал свозить ее в недорогой магазин – секонд-хэнд. Вкратце, стараясь не расстраиваться, она рассказала о своих мытарствах: работы нет. Тогда он сказал:
   – Настя, ты не забыла о своей земле? Продай!
   – Да пошла эта земля… И все Лобовы вместе с ней! Поехали в магазин… Я в Москву уеду. Там полно работы.
   – Настя… – осторожно сказал Ярослав и протянул ей бумажку. – Тебе тут Леня телеграмму прислал. В загс вызывает. Заявление на развод подавать. Пойдешь?
   – Ладно… – помрачнела она. – В Москву поеду позже, после развода. Так даже лучше.
   – Насть, если ты разведешься с Леней, я… женюсь на тебе, – со страхом выговорил Ярослав.
   Настя улыбнулась, подошла к нему и поцеловала в щеку:
   – Спасибо. Ты мне уже помог. Где находится твой волшебный секонд-хэнд?
   И она одна уехала покупать себе новые джинсы – на беременность. Насте просто никого не хотелось видеть. Телеграмма Лени ударила как обухом по голове: оказалось, в глубине души она все-таки надеялась, что он не станет с ней разводиться… что он ее любит…

***

   Настю потянуло именно в этот час поехать в магазин, показалось – должно произойти чудо. Она даже представляла, в чем оно будет заключаться: она встретит Леню, и они помирятся…
   Но именно в этот час Леня лежал в своей комнате, выкурив уйму сигарет и не зная, на чем сорвать злость: Настя даже не сказала, когда ее выписывают, и опять уехала к своему Ярославу… Что же это за издевательство!
   Дымом Лениных сигарет провонял весь дом, и Лобов поднялся, чтобы сказать сыну:
   – Если тебе нужно выпустить пар, займись чем-нибудь полезным… В саду хоть поработай.
   – Сад, по твоей милости, уже не наш. И я не собираюсь ишачить на его хозяйку. Или ты тоже будешь убеждать меня, что я должен с ней помириться?
   – Я – нет, – ответил Лобов. – На кой тебе такая жена? С глаз долой – из сердца вон. Не горюй, Ленька.
   – Один я мог так лохануться… – с горечью сказал Леня.
   – И не так люди с любовью вляпывались. В этом деле умных нет… А ты, брат, не кури так. Ни к чему… – Лобов взял банку, полную сигаретных «бычков», и унес вниз.
   Леня сел за свою барабанную установку и забарабанил импровизацию – соло на нервах.
   Даже у Насти, находящейся за несколько десятков километров от него, в голове зашумело. Она выбирала одежду в секонд-хэнде и вдруг упала в обморок. Продавщица перепугалась, позвала с улицы мужчин, Настю переложили на кушетку в подсобке. Не задержись в магазине, она не встретила бы свою несостоявшуюся приемную мать – Ирину Галанову. Та принесла в магазин две большие сумки заморских поношенных вещей в приличном состоянии. Когда Настя открыла глаза и увидела над собой знакомое лицо, поначалу не могла вспомнить, кто это. Потом произнесла:
   – Тетя Ира?
   – Настя… Ты? – узнала и Галанова, хотя виделись они последний раз лет десять назад. Настя была подростком…
   Потом они пили чай в подсобке, и Галанова ударилась в воспоминания – какая Настя была умненькая и красивенькая в детстве.
   – Хотела даже тебя разыскать…
   – Зачем? – с горечью спросила Настя.
   – Ну, как же! Ты для меня не чужая… ты мне, как дочка.
   – Не чужая? После того, как вы сдали меня обратно в детдом?
   – Ты знаешь, как судьба нас за это наказала… У нас нет детей… Я так виновата… – Галанова готова была расплакаться.
   Настя опередила события. Положив руку себе на живот, с улыбкой сказала:
   – Вы не думайте, я на вас зла не держу. Теперь я понимаю, что это значит – ждать ребенка…
   – Ты… беременна? – догадалась Галанова.
   – Да! Наконец-то я буду не одна. Ничего у меня кроме этого ребенка нет: ни работы, ни жилья. Но я так счастлива.
   – А где отец?
   – Неважно. Я сама его воспитаю.
   Лицо Талановой вдруг осветилось необычайной, радостной улыбкой, и она объявила о том самом ожидаемом Настей чуде:
   – Малышу нужен дом… Перебирайся к нам?
   Из волшебного магазина Настя вернулась в приподнятом настроении: на нее свалилось все разом – и жилье, и работа в секонд-хэнде, одна продавщица собиралась переходить в супермаркет…
   – Представь, им зарплата идет вбелую. В общем, все официально: налоги, страховка. Может, мне и декретный отпуск оформят. Квартира у Галановых большая, у меня будет отдельная комната…
   – Бесплатный сыр только в мышеловке, – заключил Ярослав. – Странно, почему ты ей вдруг понадобилась.
   – Почему? Потому что… Угрызения совести… Хочет помочь, а главное, может себе это позволить. Сколько я могу сидеть у тебя на шее? Сейчас еще куда ни шло, а через несколько месяцев? А Галанова пусть делает мне добро – пусть грешки свои замаливает… мамашка моя несостоявшаяся…
   – Настя… я буду работать днем и ночью, я сниму двухкомнатную квартиру, не уходи… Пожалуйста, – отговаривал Ярослав. – Настя, я тебя люблю…
   Но Насте было не до чувств. Она жаждала обрести наконец тихую гавань для себя и ребенка.

***

   Галановы жили недалеко от Ковригина в городке Новосельске. Ирина вернулась домой неестественно оживленная и в малейших подробностях, отчасти и придуманных, пересказала мужу о встрече с Настей, будучи уверенной, что тот согласится взять «девочку» в их дом.
   – Ирочка, у Насти своя жизнь. Она давно не имеет к нам никакого отношения… Тем более ее беременность. Мне не нравится эта идея, – мягко отговаривался Сергей Александрович.
   – Ну, пожалуйста… Я возьму все на себя, буду ухаживать за ней… А потом за младенцем… Мы должны это сделать… – с лихорадочным блеском в глазах упрашивала Ирина. – Понимаешь? Здесь будет жить малыш… В нашем доме будет малыш.
   Галанов боялся этого лихорадочного блеска в глазах жены. Сергей Александрович делал все, только чтобы его не было. Потому и согласился:
   – Хорошо, родная… Только успокойся… Хорошо…
   С этой минуты в доме начались приготовления. За генеральной уборкой комнаты для Насти последовали большие траты – на новую обстановку, кроватку, пеленки, игрушки.
   – У нас будет малыш… – все время приговаривала Ирина.
   – Это будет ее ребенок, Ириша… – внушал Сергей Александрович, взявший ради затеи несколько дней отпуска в своем бюро обмена жилья. – Мы ей только поможем. У нее есть муж… Сегодня – поссорились, завтра – помирятся. Мы найдем ей хорошенькую квартиру рядом с нами, да?
   – Этот ребенок никому не нужен, кроме нас, – настаивала она. – Мать должна жить в хороших условиях, чтобы ребенок родился здоровый…
   – Но если она захочет от нас уехать, ты ведь не станешь ее удерживать, правда?
   Ирина согласно кивала. Но в Настиной комнате она продолжала разговаривать сама с собой:
   – Мы не станем ее задерживать. Нет, не станем… Настю мы отпустим… Главное, чтобы он здоровеньким родился. Еще немного потерплю…
   Чем ближе был день переезда, тем беспокойней становилось на душе у Насти – потихоньку откуда-то из глубины сознания всплывала обида на Галановых. После гибели родителей они взяли ее к себе, но через три недели отдали в детский дом. Сначала навещали девочку по большим праздникам, давая надежду, что рано или поздно заберут ее насовсем, а потом эта надежда умерла… И Оля говорила о том же:
   – Они ведь тебе совсем чужие люди…
   – А у меня с трех лет других и не было. Кроме тебя, – вздохнула Настя.
   – Я думала, ты останешься с Ярославом, что у вас с ним любовь-морковь.
   – Оль, мы с ним живем под одной крышей. Он только раз меня поцеловал. Друг из него классный. Не поленится ради другого задницу от стула оторвать.
   – И мог бы стать классным мужем и отцом. Что ты мечешься? Ленька не нужен, Ярослав не нужен. И будет малыш наполовину сиротой!
   – Нет, – с упрямой уверенностью сказала Настя. – Я буду его любить за двоих. Сама влипла, сама и буду выпутываться…
   – Зачем за двоих, давай уж за десятерых! – рассердилась Оля. – Не ходи к Галановым, пожалуйста… Мне кажется, по твоей Ирине психушка плачет! Опять зовут…
   Разговор, как всегда, происходил в подсобке, между вызовами клиентов. Когда Оля вернулась с заказом, Настя протянула ей бумажку с адресом Галановых:
   – Возьми, сможешь ко мне приезжать, если захочешь. Теперь меня не так легко выгнать. Я теперь выгоняюсь, только если сама захочу. Вот увидишь, у меня наконец будет дом.

***

   Замминистра Герман Конев незамедлительно приступил к осуществлению своего плана по признанию отцовства. Во-первых, нужно было прекратить появление в желтой прессе новых инсинуаций в его адрес, которые подкапывались под его реноме. Во-вторых, ему теперь было небезразлично будущее Глеба. И Ларисы. Он стал частенько представлять их всех троих вместе. Ему пора остепениться, то есть жениться. Кого-то искать не было ни сил, ни времени, да и дам своего круга он прекрасно знал – акулы! А Лариса…
   Он встретился с ней в буфете суда, потому что у судьи Лобовой не было времени. Для него. И она просила изложить суть дела без длинных отступлений. А он хотел с ней поболтать. Лариса превратилась в умную и красивую безо всяких там современных ухищрений женщину. Или она такая и была, а он не замечал?..
   – Лариса, я бы не хотел, чтоб мы таскались по судам, деля ребенка. Ты сама знаешь, как это выглядит. Давай так: родительские права останутся у тебя, но ты разрешишь мне видеться с Глебом. Хотя бы раз в неделю, – отчеканил он.
   – Ты считаешь, это решать тебе и мне? – немного помедлив, ответила она.
   – А кому еще?
   – Глебу. И только ему. Я спрошу у него и тебя извещу.
   Капля и камень точит, знал Герман Конев. И решил спокойно дождаться этого момента. Хотя еще совсем недавно свои права отстаивал бы самыми крутыми мерами.

***

   Разговор прервался. Лариса, может быть, тоже поговорила бы с Германом побольше, но сейчас действительно была занята обдумыванием того дела, за которое взялась насколько дней назад. То, насколько оно было серьезным, буквально несколько минут спустя подтвердила Ульяна, служащая суда.
   – Слушай, девушка, ты вообще в своем уме?! – воскликнула она, встретив Ларису у дверей кабинета. – Ты представляешь, какой это серьезный риск? Ты знаешь, какие там связи задействованы?! Спроси у Горского. Думаешь, зря он от этого дела отказался? А Колобок, думаешь, просто так в отпуск укатился? А ведь он не из робких!
   – Да ладно тебе! – отмахнулась Лариса. – Я знаю, что ты меня любишь, ценишь и так далее, но, ей-богу, это не самое крутое дело из тех, что у меня были.
   – Ты – женщина-камикадзе. Откажись, пока не поздно!
   – Поздно, я решила, – ответила Лариса и вошла в свой кабинет, где лежали первые десять томов громкого дела известного авторитета.
   В противоположном конце здания суда происходил другого рода профессиональный разговор. Градов снова цеплялся к Менделееву:
   – Я тебя рекомендовал Платошкину, а ты про апелляцию забыл. А теперь сроки вышли. Это как понимать?
   – Ты сам прекрасно знаешь, у этой апелляция не было шансов, – раздраженно ответил Менделеев. – Прошу без адвокатского ликбеза, не мальчик!
   – Шансы всегда есть, но за них нужно бороться, – прошипел Градов. – Но тебе заниматься делами некогда, у тебя в голове: на красное или черное поставить! А тут еще роман с Лобовой – где ж на все время найти. Когда ты в очередной раз продулся, умолял найти выгодное дело. Я тебя опять выручил – ты меня опять подставил. Совсем скоро, мой дорогой, у тебя будет так много свободного времени, что ты сможешь крутить романы со всеми судьями Москвы и области, воспитывать их детей, а уж в казино сможешь просто поселиться. Платошкин подает на тебя жалобу в коллегию адвокатов. Я тоже молчать не буду.
   – Ты… – хотел выругаться Менделеев, но сдержался. – Ты должен войти в мое положение.
   – Это ты мне должен! Запомни, Олег!
   Дальнейшее препирание оказалось невозможным – из зала суда повалил народ.
   Менделееву было погано: он снова начал играть в казино и не мог справиться с этой страстью. Он и не хотел и уже хотел, чтобы Лариса наконец догадалась о его настоящей болезни…

***

   Менделеев решился сию же секунду идти к ней и… Она подняла свое лицо от бумаг, которые просматривала в своем кабинете, и сразу заметила:
   – Бледный ты какой-то… Я бы сказала даже: зеленоватый. Плохо себя чувствуешь? Круги вон под глазами. Я тебе звонила, никто не отвечал.
   Встреча была деловая, затянулась допоздна, – снова пришлось ему врать. – Потом всю ночь, опять же, над делом просидел. У тебя-то как?
   Лариса подумала, а потом задорно сказала:
   – Получила дело Злотникова. Вот изучаю.
   – Что? – воскликнул Менделеев и вдруг понял, почему Градов пугал его. Потом будут запугивать Ларису. – Там такие щуки ходят! Лара, откажись от него. Я прошу, – и он встал на колени.
   Все Лобовы были упрямы. Она только засмеялась:
   – Обещали охрану выделить…
   – По тебе психушка плачет! Ты о Глебе подумала? – с надрывом спросил он.
   – Встань, Ромео. Пойдем, перекусим.

***

   Герман, несмотря на свою постоянную занятость, последовательно стал бороться за признание своего отцовства. Через несколько дней после беседы с Ларисой в суде он пришел к ней домой. Глеб тщательно готовился к приему необычного гостя: собрал все свои любимые книжки, игры, фильмы в одно место, навел порядок на письменном столе, тщательно почистил зубы и даже попрыскал себя маминой туалетной водой. Герман принес Ларисе красивый букет, а сыну с порога весело сказал:
   – Ну, здравствуй, Глеб!
   – Здравствуй… – запнулся он. – Здравствуйте. Конев огляделся и похвалил Ларису:
   – У тебя очень мило.
   – Ну, уж… мило… Времени на дом совсем нет. Работа и Глеб, – ответила она.
   – А ты правда мой папа, без обмана? – задал самый существенный для себя вопрос Глеб.
   – А ты посмотри в зеркало. Мы похожи, – уверенно ответил Герман.