Чтобы разобраться в отчетности, Гриша решил нанять бухгалтера, а пока…
   – Зачем Прорва купил линию для разлива воды? – удивлялся он.
   – Чтобы разливать воду, – отвечал Калисяк.
   – А почему линия до сих пор не работает?
   – Из-за отсутствия воды. Речь идет об уникальной родниковой воде. Вам это должно быть известно лучше меня.
   – Мне? – сделал огромные глаза Гриша.
   Ну как же! Платон Лобов ведь ваш тесть? Он и зарубил проект. Потому что эта чудо-вода находится под лобовским садом. Вот в этой папке – вся документация. Продать землю Лобов не захотел. Шеф ему предлагал хороший вариант. Все без толку, только инфаркт заработал. Вот такие пироги: шеф на том свете, машины стоят на складе и ржавеют. А воды как не было, так и нет.
   Калисяк и внушил Грише, что успех работы фабрики напрямик зависит от воды Лобовых.
   Гриша явился в Бережки и стал вентилировать вопрос через Леню. Леня ничего утешительного не сказал, лишь сообщил, что отец никогда не продаст свою землю. Но самое плохое было то, что сад и земля под ней принадлежали теперь Насте.
   Выяснив про воду, Гриша завел другой разговор с Любой.
   – Фабрика может быть очень прибыльной! И тебе придется вникать в ее дела!. Потому что это касается твоих родителей. И их сада… Не делай такие глаза! На земле твоих родителей, как раз под садом, есть прекрасная, можно сказать, минеральная вода…
   – Странно… Родители ничего об этом не говорили…
   – Еще одна семейная тайна, – разозлился Гриша. – А ты поговори с ними. Если у нас будет эта вода… Ты не представляешь, какие это перспективы!
   – Гриша, даже не проси… Об одной семейной тайне… Гриш, а по-другому как-нибудь нельзя?
   – Нет, нельзя! Все расчеты Прорвы строились вокруг этой воды! Автоматическая линия уже закуплена. Не хватает только воды… Прибыль будет огромная! Знаешь, сколько офисов в Москве? И все заказывают воду. Мы задавим конкурентов себестоимостью. Нам-то она достанется, считай, даром! Что плохого в том, что я хочу сделать фабрику рентабельной?
   – А что плохого в том, что я уважаю решение родителей? Они этого не хотели…
   – Они не хотели, чтобы это делал Прорва! И в этом ничего удивительного. А теперь фабрика принадлежит тебе…
   Наталья Аркадьевна внимательно следила за разговором. Когда Гриша ушел спать, Люба спросила у нее:
   – Вы заметили? Для Гриши деньги стали важнее всего.
   – Это не так, Люба, – чуть подумав, ответила свекровь. – Как всякий мужчина, он старается обеспечить свою семью.
   – Думаете, я к нему несправедлива?..
   – Думаю, что у вас начинается тяжелый период жизни. Каких еще не было…
   – Да что вы! – отмахнулась Люба. – Я Гришку знаю как облупленного. Его надо правильно корректировать – и порядок!
***
   Родиона Козловского Гриша теперь почти совсем не видел и старался с ним не разговаривать – участки их работы на складе были разграничены, и каждый занимался своим делом. Волей-неволей пришлось разговориться, когда Гриша стал потихоньку таскать в складской офис пухлые тома фабричной документации и потихоньку разбираться в них.
   – Правильно делаешь, что сам все проверяешь. Людям нельзя верить, – сочувственно сказал Козловский, наблюдая за совладельцем. – Гляжу, хорошую тачку я тебе привез: директорского ранга… Что скажешь, хозяин?
   – Я не хозяин, – сухо ответил Гриша, не отвлекаясь от своих бумаг.
   – Будешь!
   – Сколько раз тебе повторять, фабрика принадлежит Любе.
   – Это формальность. Главное – кто у руля… Если тебе понадобится помощь, то я… Ты же знаешь, у меня большой опыт…
   Гриша поднял наконец голову и выразительно посмотрел на Козловского.
   – Гриш, ну что ты смотришь на меня, как Ленин на буржуазию! – обиженно произнес тот. – Я же вижу, что ты зашиваешься, а у меня есть пара-тройка идей, как сделать твою фабрику суперрентабельной и…
   – В прошлый раз, когда ты так говорил, меня чуть в тюрьму не упекли, – перебил его Гриша. – Оставь свои идеи при себе.
   – Ладно… – согласился Козловский, зная, что пробьет и его час.
***
   Вскоре оказалось, что на фабрике нечем платить зарплату рабочим.
   – Денег нет, – объяснил Калисяк.
   – Как нет? Куда же они делись? И почему я узнаю об этом последним?
   – Во-первых, бухгалтер вам уже докладывала о временных затруднениях. Во-вторых, я не хотел беспокоить вас раньше времени. Надеялся, что деньги на счета поступят…. Но пока что-то не сложилось, – рассудительно сказал Калисяк, потом сбился на упаднический тон. – Эх, ладно: не хотел вам говорить… думал, все образуется. Но если уж совсем откровенно, дела наши плохи.
   Гриша оторопел и даже сел в столь им нелюбимое директорское кресло, для значимости.
   – Юрий Демьянович, ты же сам говорил, что наши соки и джемы не хуже, чем у других, а в чем-то – даже лучше…
   – Плохая конъюнктура, – просто ответил Калисяк.
   – А чего это она вдруг так поплохела?! – завелся Гриша. – Юрий Демьянович, ты мне сказки не рассказывай! Учти, я не первый день в бизнесе! Ты же сам говорил, что у фабрики был приличный доход – и что же с теми деньгами случилось?
   – Распоряжался деньгами Вадим Борисович, царствие ему небесное, мое дело было – только исполнять… Пожалуйста, смотрите документы, там все отражено. Он заказал у немцев машины…
   – Какие машины? – подозрительно спросил Гриша.
   – Разные. Для удаления косточек, сепараторы… На ремонт сколько ушло. Вот эти инвестиции все и съели.
   Гриша помчался в бухгалтерию. Там подтвердились худшие подозрения: непродуманные инвестиции, платежи опаздывают, фабрика лишь со своими джемами и вареньями не может конкурировать с подобными в округе, вот если бы лобовскую воду достать…
   Гриша, недолго думая, распорядился:
   – Пожалуйста, составьте списки наших работников, и все, что возможно, выдайте. Да. И повесьте объявление, что долг по зарплате будет погашен в течение двух недель… Это мои проблемы.
   – А списки работающих для чего? Увольнять будете? – спросили в бухгалтерии.
   Гриша перестал изучать пухлые тома на складе и весь день просидел мрачнее тучи. Козловский весь день крутился у него на глазах.
   – А как у нас с деньгами? – вдруг спросил Гриша.
   – Неплохо. Аскольд так клиентов уламывает – просто песня! Но тебе теперь наши успехи как мелкие облачка?
   – Мне деньги нужны. Можно, я возьму из общей кассы? Отдам в следующем месяце… – стараясь говорить бодро, попросил Гриша.
   – Хочешь еще фабричку прикупить? Небось деньги шапкой гребешь.
   – Скоро с этой шапкой пойду Христа ради просить, – вдруг признался Гриша.
   – Быть такого не может! У Прорвы фабрика работала отлично, а развалить ее так быстро – даже ты не смог бы… – сказал Козловский, чувствуя, что становится «горячо». Увидев испепеляющий Гришин взгляд, поправился: – Шучу, шучу.
   – Сколько я уговаривал Любу принять наследство… Но эта фабрика скоро оставит нас без штанов. Вот какой я молодец!
   Гриша, помяни мое слово: тебе впаривают туфту, а ты уши развесил! Соглашайся, пока я добрый: посмотрю документы – найду, кто на фабрике воду мутит.
   – Да почему ты так уверен, что сможешь разобраться и этого… который ворует, поймать? – внутренне Гриша уже согласился с предложением Козловского.
   – Гриша, ты знаешь, кого в казино нанимают, чтобы ловить разных мухлевщиков? Самых лучших шулеров, которые на этом деле зубы съели. Между прочим, платят им большие деньги. Вот и я… Ты же знаешь, в махинациях я целую стаю собак съел!
   – Один раз ты меня уже кинул… мордой об забор…
   – Виноват! Дай кровью смыть позор… как штрафнику на фронте.
   – Ладно. Только очень тебя прошу: чтоб случайно никого понапрасну не обидеть, об этом не должен знать никто, кроме нас с тобой.
   – Гриша, об этом даже мы с тобой знать не будем.
***
   Старшего Жилкина теперь трудно было застать дома: его жизнь теперь была работа, работа, одна работа… Помочь никто не хотел, но домашние стали все чаще предъявлять к нему претензии. Наталья Аркадьевна не выдержала и однажды за ранним завтраком, за которым только и можно было застать сына, поставила вопрос ребром:
   – Гриша, скажи, тебе что дороже: фабрика – или семья? Люба, дети, я, наконец…
   Гриша растерялся, перестал жевать, так и застыл с набитым ртом. Дальше Наталья Аркадьевна произнесла заготовленную проповедь:
   – Ты в самом деле не видишь, что все стало другим: разговоры, отношения, даже смотрите вы с Любой друг на друга теперь по-другому. На детей у тебя вообще нет времени. Гриша, зачем тебе все это нужно? Ну, не нажили палат каменных – так что же? Большинство так живет…
   Зато у вас была такая семья – очень многие позавидовали бы.
   – Почему была? Есть… – тихо возразил Гриша.
   – И все это ты разрушаешь сам, своими руками. С чем же ты останешься, Гришенька? – Наталья Аркадьевна, не слушая сына, взяла заключительный аккорд.
***
   На фабрику Гриша поехал в подавленном настроении.
   Весь день он думал о материнских предположениях, в результате на склад не заехал, а помчался в больницу встречать после дежурства жену.
   Застав его сидящим в коридоре на банкетке, Люба испугалась:
   – Господи, что случилось? Почему ты в больнице?
   – У меня здесь любимая жена работает, – он поднялся ей навстречу.
   – Наталья Аркадьевна в порядке? А ребята? – недоверчиво спросила она.
   – Люба, если бы что-то случилось – разве я бы сидел вот так, на мягком стульчике?
   – Ты, пожалуйста, больше мне таких сюрпризов не устраивай. Я бог знает что подумала… – отлегло у Любы.
   – Ничего не могу обещать, – рассмеялся Жилкин. – Ты же знаешь, влюбленные способны на все.
   По дороге домой Люба сказала, что через неделю она выйдет на полную ставку. Тема была слишком болезненная:
   – Абсурд! Что это такое, твоя полная ставка? Три рубля,– завелся он. – Не ставка, а подставка! Бесконечная усталость, и никаких перспектив! Я даже слышать не хочу этот бред…
   – Хочешь не хочешь, а дело решенное! Что мне дома-то делать, ты подумал? А на работе меня ценят и уважают! А это ни за какие деньги не купишь, между прочим.
   – У тебя фабрика есть, фаб-ри-ка! А ты про какое-то дежурство! Это просто смешно!
   – Вот и веселись, я очень рада. А фабрикой этой я заниматься не буду! Неинтересно мне это, – понимаешь? Душа не лежит. Я врачом стать мечтала… Тебе ведь нравится фабрикой заниматься?
   – Нравится, и что? – вспылил Гриша.
   – Вот и занимайся, никто не мешает, – язвительно сказала Люба.
   – Да как же я один справлюсь?
   – Возьми себе помощников.
   – Откуда я их возьму, ты подумала? Кого я тут у нас найду?
   – Да ты только свистни, враз набегут. Вот хоть Аскольд! Чем не помощник? Или этот, ты про него всегда говорил, – «очень успешный предприниматель», пока он тебя не подставил…
   – Козловский? Ты что, издеваешься?
   – А вот он-то умеет других запрягать. Прирожденный начальник! Поучился бы…
   Перебранка продолжалась до самого дома. Конструктивных решений не выявилось. У дома Гриша поставил жирный восклицательный знак:
   – Все, приплыли!
   На следующий день он допустил Козловского к документам фабрики…

Глава 12
СТРАСТИ-МОРДАСТИ

   Неумолимо приближалось время вступительных экзаменов. Лика с Раей прилежно занимались на квартире Зарецкого, устраивая друг другу мини-зачеты. Рая почти всегда давала верные и быстрые ответы. У Лики сдавали нервы.
   – Я точно завалю… – хныкала она.
   – Попрошу без фанатизма и экстремизма. Прорвемся, – бодро отвечала подружка.
   – Слушай, а что будем делать, если не поступим?
   – Я… Вернусь к предкам, – решила Рая.
   – А я уеду к Мишке, в Канаду, – вздохнула Лика. – Тебе так хочется вернуться к предкам?
   – А тебе в Канаду свалить? Учи лучше… Мы обязаны поступить!
   Первым был экзамен по рисунку. Никогда в жизни Лика так не волновалась, и непонятно почему, ведь рисунок был для нее самым простым испытанием – гипсовую голову трудно плохо нарисовать… Когда абитуриенты рассаживались по местам, из Канады вдруг прозвонился Миша и пожелал успеха.
   – Только не посылай меня к черту! – донеслось с другого конца земного шара. – Я уверен, ты сдашь!
   – Спасибо, что веришь, – голос Лики задрожал. – Я сразу кину тебе эсэмэску, целую, скучаю. Мишка, боюсь…
   – Привет будущим студенткам! – из-за спины раздался голос Зарецкого. – Волнуетесь?
   Рая отрицательно покачала головой, Лика кивнула, сунув мобильник в сумочку.
   – Волноваться не советую, – улыбнулся он Лике. – Чем спокойнее на душе, тем тверже рука и увереннее линии.
   Лика вдруг поняла, что именно из-за него боится провалиться: Зарецкий сделал ей столько добра, и если она не поступит…
   – Ой, мамочки, начинается, – воскликнула она и вошла в аудиторию.
   Рисовали шесть часов. Рая вышла через четыре. Лика сидела до последней секунды, пока не начали отбирать работы. Она вышла, увидела Раю и заныла:
   – Мне кажется, я не поступлю. Я думала, что хорошо рисую, пока не увидела, как это делаешь ты…
   – Не выдумывай, – философски заметила подруга и повела ее к выходу. – И я не Рафаэль, и ты не маляр со стройки. Лика, тесты будут завтра, а до завтра еще жить да жить. Как-нибудь прорвемся.
   – Меня до тестов даже не допустят, я в рисунке напортачила…
   – Не боись, мне сегодня сон приснился, что тебе вручают студбилет! – Рая показала бутылку дорогого ликера. – Завтра уже будем пить за все хорошее, подруга, ау!
   – А тебе вручили студенческий? – спросила Лика, чуть повеселев.
   – Не поняла, ты меня на этом месте разбудила…
***
   Сон, как выяснилось, был в руку. После экзамена абитура разошлась по домам трястись дальше, а кое за кого слово уже замолвили. Зарецкий пригласил друга доцента ударить по пиву с королевскими креветками в модном баре. Но тот за отсутствием времени отказался. Поговорили они на бегу, пока шли к своим машинам.
   – Ну что, еще не сдалась твоя абитуриенточка? – подкалывал Дроздов. – На шею, срывая одежды, не бросилась? Меня терзают сомнения, не наткнулся ли ты на профессиональную динаму. Дорого же она тебе обходится…
   – Не терзайся! – ответил Зарецкий. – Расскажи, как наши красавицы сдают экзамены…
   – Правду сказать или то, что ты хочешь услышать?
   – Давай, как есть…
   – Твоя протеже – обычная посредственность. Девочка старательная, но… весь талант в мордочку ушел…
   – Но ты ведь… сможешь повлиять? – насторожился Зарецкий.
   – Обещал – сделаю. А вот вторая – блеск! Открытие сезона.
   – Тогда я рассчитываю на твою помощь…
   – Что, и тут – «повлиять»? – засомневался Дроздов.
   – Мы же обо всем договорились…
   – Послушай, Андрей! Одно дело – вытянуть бездарность. Но эта Раиса… Она очень способная. И валить ее… подло, – вдруг заявил Дроздов.
   – Поступит через год. Какой ты, Костя, стал щепетильный да жалостливый…
   – Ты этого мутного потока абитуры не видишь, а я вижу. И когда там попадается одаренный человек… – сказав это, Дроздов вернулся к своему обычному цинизму. – Надеюсь, что эта жертва будет ненапрасной.
   – А я так просто уверен!
   На этом разговор завершился, и друзья разъехались на своих машинах.
***
   Рая тесты не прошла, хотя не только ответила на все вопросы, но и ухитрялась подсказывать Лике – по совместно разработанной системе подсказок.
   Уверенные в победе, девушки вместе ожидали результатов. Когда вывесили списки, фамилии Раи среди поступивших не оказалось.
   – Это невозможно, – побелела она и пошла прочь от ненавистной Доски объявлений. Лика нагнала подругу у выхода на улицу. Рая не слушала слов утешения, перебежала дорогу и брела куда глаза глядят.
   – Райка, остановись! Рая, а может, это ошибка? Надо подать на апелляцию…
   – Бесполезно, – вдруг ответила Рая и села на скамейку в сквере. – Это же тест. Подчеркивай и обводи кружочками правильный ответ. Все прозрачно…
   – Тогда я попрошу Зарецкого. Может, он сможет что-нибудь сделать. Его друг у нас в экзаменационной комиссии, я видела его… Дроздов!
   – Не надо никого ни о чем просить. Блата мне не надо.
***
   Разговор о Рае Лика завела на следующий же день, когда после экзаменов вернулась на свое рабочее место в офисе Зарецкого. Шеф встретил ее поздравлениями.
   – Вы так помогли мне. Если бы не вы… Я многому у вас научилась!
   – Не скромничай. Талант всегда пробьет себе дорогу, – заверил Зарецкий.
   – Мне Раю жалко, – грустно сказала Лика.
   – Что поделаешь, жизнь… – развел он руками. – Я видел ее работу – практически ни одного правильного ответа.
   – Это невозможно! Я все писала по ее подсказкам! Как же получилось, что у меня все верно, а у Раи – нет? – доискивалась Лика правды.
   Зарецкий глазом не моргнув стал убеждать ее, что Рая… неправильно подсказывала.
   – Зачем? – совсем смутилась Лика.
   – То есть хотела неправильно, но сама ошибалась, – выкрутился он. – Не рой ближнему яму, сам попадешь… Другого объяснения я не нахожу. Ты еще очень наивна, Лика. Экзамены – это жесткая конкуренция, проверка даже для самой большой дружбы.
   – Ну да, проверка… Рая помогала мне готовиться, одна-бы я не справилась, – ответила Лика, не желая верить в предательство Раи.
   – Видишь, ты пожалела подругу, предложила ей пожить в квартире, а она… Увы, так бывает, – тоном бывалого человека сказал Зарецкий, открыл шампанского и налил в два бокала.
   Зарецкий сумел заронить зерно сомнения в наивную душу Лики.
   Вернувшись на квартиру, она застала Раю повеселевшей. Подруга домывала полы. В квартире все сверкало чистотой.
   – Физическая нагрузка – лучшее лекарство. Может, мне теперь и правда в уборщицы податься?
   Лика удивилась такой перемене, села на диван и мрачно сказала:
   – Я разговаривала с Зарецким…
   – И он далеко тебя послал! – предположила Рая, выкручивая тряпку. – Я же тебя просила не говорить…
   – Он сказал, что у тебя в тестах очень много ошибок. Не въезжаю, как это?
   – Да, наверно так… – грустно вздохнула Рая. – Я поняла это, как только вышла в коридор.
   – Что поняла? – насторожилась Лика.
   – Ну, что-что!.. – вспылила Рая. – Ты, например, у меня спрашивала, что отметить: «а» или «б», я тебе говорила «а», а сама автоматически отмечала «б».
   – Почему, Рая?
   – Говорю же – автоматически. И так несколько раз. Я просто говорить об этом не хотела, думала, может – глюк… После рисунка расслабилась… раздулась, как пузырь, и лопнула.
   Лика поднялась с дивана, вырвала из рук Раи тряпку, бросила на пол. Потом обняла подругу, такую жалкую сейчас со своей мальчишеской стрижкой, и всхлипнула.
   – Эй, ты чего?.. – отстранилась Рая. – Это я плакать должна. Мне и предки говорили, что самоуверенность меня погубит.
   – Х-хорошо, – расплакалась Лика, – ч-что мы остались п-по-другами.
***
   Лике было так жалко Раю, она казалось ей такой несчастной, что не хотелось даже радоваться собственному поступлению. Наверно, экзамены – действительно лотерея. Но почему же случай выбрал именно ее, Лику Лобову, а не Райку Кислицину, у которой и так-то никакой личной жизни не наблюдалось, да еще она и с родителями была в контрах… Буквально через полчаса Райкина судьба стала еще несчастней – так думала Лика. Потому что два близких мужчины проявили к ней, Лике, особое внимание, а Рае вообще пришлось остаться одной со своими черными мыслями…
   Позвонили в дверь. Открыла Рая. На пороге стоял курьер с огромным букетом цветов – для Лики Лобовой. Заказал их с другого конца света Миша. К букету была приложена красивая открытка с поздравлением. Не успела Лика поставить цветы в воду, как раздался другой звонок – по мобильному. Зарецкий просил ее немедленно спуститься вниз.
   Он ждал ее у своей машины. Увидев Лику, категорически сказал:
   – Садись, поедем ужинать! Отметим поступление…
   Никакие отговорки, что она не одета, что Рае плохо, на него не действовали.
   – Выглядишь, как майская роза, а Рае позвонишь с дороги.
   – Какой вы… – удивилась настойчивости шефа Лика.
   – Какой? – самодовольно улыбнулся он. – Садись в машину!
   – Решительный, наверно…
   – Если бы я был решительным… – сказал и недоговорил он. – Греческую кухню любишь?
   – Да, особенно сиртаки со сметаной, – улыбнулась наконец Лика.
   И он повез ее в греческий ресторан на Масловке. От вина девушка развеселилась, удачно шутила, была в ударе. Много раз блондинку Лику пытались пригласить на танец жгуче-черные мужчины, но Зарецкий, сам смесь русской и восточных кровей, как деспот, безраздельно владел ее вниманием. Танцевали и сиртаки. По пути домой Лика повторяла:
   – Сиртаки – это потрясающе! Трам-пам-пам-пам…
   У самого подъезда, она подняла вверх руки и закричала в темноту ночи:
   – Москва! Ты – самый лучший город в мире!
   – Ты прелесть, – воскликнул Зарецкий.
   – Андрей, спасибо вам за все, – сказала она, с наслаждением вдыхая запах молодого лета.
   – Девушка не должна так говорить. Девушка должна помнить, что она сама – большой подарок. Это ей должны говорить спасибо. Вот так… – он обнял Лику и нежно поцеловал в губы, потом распахнул перед ней дверь. – Спокойной ночи, Лика.
   Вернувшись домой, Лика застала Раю в плачевном виде: в одиночестве подруга выпила почти бутылку ликера. Всю ночь ее мутило. Лика ухаживала за бедной Раей. Утром страдалица наконец заснула, отпустив Лику на выходные к родителям в Бережки.
***
   Дело Злотникова набирало обороты. О нем писали газеты, был даже сюжет в криминальных новостях. На председателя суда пытались надавить из администрации района. Вероятно, что-то готовилось и против судьи Лобовой, взявшейся вести дело. Председатель вызвал ее в кабинет и стал доказывать необходимость охраны в целях личной безопасности на весь период уголовного процесса. Лариса с его доводами, конечно, соглашалась, но тем не менее упрямилась:
   – Николай Петрович, не стоит создавать прецедент: у преступника и мысли не должно возникать, что судью можно запугать, устранить. То есть отдельного конкретного судью – безусловно, можно, но ему на смену придет другой представитель закона, государства… простите за высокий стиль. Давайте пока воздержимся от моей охраны. А я если почувствую опасность – сразу к вам…
   – А давайте немного не так: возьмите охрану, а потом подумаете… – веско сказал председатель. – Мне бы очень не хотелось возвращаться к этой теме при других… более серьезных обстоятельствах.
   – Ребенка отвезу к родителям на каникулы, сама буду предельно осторожна, – сказала Лариса и направилась к выходу.
   – Ну а когда возвратитесь, вернемся к этому вопросу, – вздохнул председатель.
   Узнав, что предстоит «долгая командировка» в Бережки, Глеб захотел взять с собой игрушечную дорогу, которую подарил Герман. Об этой дороге только и было разговоров, потому что этой дорогой играл еще сам папа в детстве. Лариса дорогу брать отказалась. Глеб стал ныть, что в Бережках теперь нет ни Лики, ни Насти, ни Петра с Павликом…
   – Я буду приезжать каждые выходные. Не соскучишься.
   – С Олегом? – поинтересовался Глеб. – Или с папой?
   – Глеб, одевайся, – нервничала Лариса. – Посмотрим.
   – А вот интересно, кто за нами приедет?
   – Ты же знаешь, папа… – Раздался звонок. – Вот и он!
   Глеб побежал открывать дверь.
   – Олег, Олег! – закричал из коридора. – Мама, какой офигенный торт…
   – Что за перлы, Глеб, – воскликнула Лариса.
   – Здравствуй, – робко сказал Менделеев.
   Это была их первая встреча после разговора о лечении у психотерапевта.
   Лариса отослала Глеба в другую комнату. Тогда только Менделеев протянул Ларисе ландыши и сказал:
   – Прости… Не бойся, я их не в казино выиграл… Ну, хорошо. Ты была права. Я пойду к этой… специалистке. Обещаю.
   Лариса молча взяла протянутый ей букетик.
   – И еще обойду все казино… – смелее заговорил Менделеев, – …и впишу свое имя в блэк-лист. Тогда мне точно туда путь закрыт.
   Лариса улыбнулась. Менделеев осмелился подойти к ней и поцеловать в щеку. Она приняла поцелуй. Он мог бы быть более продолжительным и страстным, если бы не звонок. Глеб снова побежал открывать. Пришел Герман с букетом роскошных роз для Ларисы.
   – Вы готовы? – спросил он, демонстративно не замечая Менделеева. – Кстати… У меня намечается небольшой отпуск. Лечу во Францию. Могу взять с собой Глеба.
   – Герман, планы на июнь у меня уже сверстаны. Железно, – ответила Лариса.
   – А я бы Глеба свозил в Диснейленд. Как, Глеб? – продолжал развивать тему Герман.
   – Позволь Ларисе самой решить, что делать Глебу… – не выдержал наглого натиска соперника Менделеев.
   – Во-первых, я не помню, чтобы мы с вами были на «ты», – обернулся Конев к любовнику. – Во-вторых, это нормально, когда родители совместно решают проблемы ребенка….
   Глеб все это время наблюдал за тремя стоящими друг против друга взрослыми и не мог понять, чего они не поделили. Из уст отца он вдруг услышал:
   – Ну что, Глеб, выбирай: Подмосковье с мамой или Диснейленд с папой? Как скажешь, так и будет.
   Увидев, с какой злостью мама посмотрела на папу, ребенок ответил:
   – Я поеду в Бережки. К дедушке и бабушке.
   – Хорошо, – с достоинством ответил Герман. – Я жду вас внизу.
   – Не стоило вмешиваться в наш с Германом разговор… – вздохнула Лариса. – Глеб, спускайся за папой.
   – Конечно, я ведь Глебу никто! К тому же неблагонадежен, игрок… Не то что этот безупречный замминистра…