расследование этого дела по пятьдесят фунтов в неделю в течение
месяца. Мистер Реннит объяснил, что расходы у него большие: "Ортотекс"
пользуется услугами только опытных агентов. Тот агент, с которым
Реннит познакомился в конторе, показался ему и в самом деле человеком
опытным. Мистер Реинит представил его как А-2, но вскоре по
рассеянности стал звать его Джонсом. Это был маленький, с виду
невзрачный человечек, с острым носиком и сальной лентой на мягкой
коричневой шляпе, в сером костюме, который, вероятно, много лет назад
был совсем другого цвета, с карандашом и ручкой, прикрепленными
зажимами к кармашку пиджака. Но стоило вглядеться, и вы сразу замечали
жизненный опыт: в маленьких, хитрых и довольно испуганных глазках, в
безвольном, привыкшем оправдываться рте, в морщинах, вырытых заботой
на лбу, - опыт стояния в бесчисленных гостиничных коридорах, подкупа
горничных и скандалов с администрацией, опыт безропотно проглоченных
оскорблений и безответно снесенных угроз, опыт невыполненных посулов.
В убийстве было даже какое-то благородство по сравнению с этим
бессловесным, второсортным опытом в пугливых подпольных страстях.
Сразу же возник спор, в котором Джонс не принимал участия: он стоял
у стены, держа в руках старую коричневую шляпу, и словно подслушивал у
замочной скважины. Мистер Реннит, явно считавший всю эту затею
прихотью свихнувшегося человека, требовал, чтобы сам Роу не принимал в
ней участия.
- Предоставьте все мне и А-2. Если это работа вымогателей... - он
не хотел верить, что на Роу было совершено покушение. - Разумеется, мы
заглянем в справочники по ядам, - сказал он, - хотя я уверен, что
ничего не найдем...
- Меня это взбесило, - повторил Роу. - Сам ведь сказал, что они
навели справки... и все же у него хватило наглости. - Тут ему пришла в
голову новая мысль, и он взволнованно сказал: - Это был тот же самый
яд, и все решили бы, что я покончил самоубийством - мне удалось
сохранить немножко яда для себя.
- Если в вашей истории есть хоть капля правды, кекс был отдан по
ошибке не тому, кому предназначался. Значит, нам надо найти того, кто
должен был его получить. Тут потребуется самая обыкновенная слежка. А
уж мы с Джонсом выследим, кого надо! Начнем с миссис Беллэйрс. Она
подсказала вам вес, но почему она это сделала? Потому, что в темноте
приняла вас за другого. Значит, между вами и им должно быть какое-то
сходство. - Мистер Реннит переглянулся с мистером Джонсом. - Надо
найти миссис Беллэйрс, а это нетрудно. Джонс этим займется.
- Легче всего мне разузнать о ней у "Свободных матерей".
- Я бы советовал предоставить это Джонсу.
- Там решат, что он наводчик.
- Клиенту не полагается самому заниматься сыском.
Это неприлично.
- Если за всем этим ничего не кроется, - продолжал Роу, - они дадут
мне адрес миссис Беллэйрс. Если же я прав, они попытаются меня убить,
- хотя кекса у меня нет, но я знаю, что он был и что есть люди,
которые очень хотели его получить. Джонсу тоже найдется дело: пусть
охраняет меня.
Джонс беспокойно мял в руке шляпу и старался поймать взгляд
хозяина. Он кашлянул, и мистер Реннит его спросил:
- Что вы хотите сказать, А-2?
- Так не пойдет, сэр.
- Почему?
- Унижает профессию, сэр.
- Я согласен с Джонсом, - сказал мистер Реннит.
Но, несмотря на Джонса, Роу добился своего. Он вышел на
разбомбленную улицу и угрюмо двинулся вдоль развалин Холборна. В его
одиночестве открыться кому-нибудь было все равно что найти друга.
Прежде его всегда разоблачали другие, даже в отряде гражданской
обороны; рано или поздно все выходило наружу, и он выглядел трусом.
Просто не верилось, на какие проделки способна судьба, как далеко
достигают сплетни, какая память у людей на имена. Теперь посреди этого
странного, будто взорванного пейзажа, где лондонские магазины напоминали
каменные макеты, похожие на развалины Помпеи, он чувствовал себя
своим, он был частью этого разорения, потому что перестал быть частью
прошлого; воскресных дней за городом, веселого смеха вечером на
полянке, ласточек на телеграфных столбах, мирной жизни. Эти обломки
вокруг были частью его души. Мирная жизнь кончилась внезапно 31
августа, у остальных людей она длилась еще год. Роу двигался с места
на место, как камень среди других камней во время обвала, он стал
неприметен, и порой в нем сквозь толщу раскаяния пробивалось какое-то
смутное торжество, - он чувствовал себя, как леопард, который
сливается со всеми другими пятнами на земной поверхности. Он не был
преступником, когда убивал; это потом в нем стало расти сознание своей
преступности. И то, что какие-то люди пытались убить его, человека,
которому одним ударом удалось уничтожить красоту, добро и покой,
казалось ему просто наглостью. Бывали времена, когда он ощущал в себе
преступность всего мира, но внезапно, при виде чего-нибудь очень
обычного: женской сумки, человека, поднимавшегося в лифте, фотографии
в газете, - гордыня его покидала. Он чувствовал только безмерную
глупость им совершенного; ему хотелось укрыться и плакать, забыть, что
когда-то он был счастлив. Какой-то голос нашептывал ему: "Ты говоришь,
что убил из жалости, почему бы тебе не пожалеть и себя?" И правда,
почему? Может быть, потому, что убить себя труднее, чем убить того,
кого ты любишь.
"Свободные матери" занимали пустое конторское помещение в огромном
белом современном здании недалеко от Стрэнда. Дом был похож на
механизированный морг с отдельным лифтом для каждого покойника. Роу в
абсолютной тишине поднялся до пятого этажа; там из длинного коридора с
дверьми матового стекла появилась женщина в пенсне, вошла в лифт,
держа папку с надписью "Весьма срочно", и они мягко поплыли еще выше.
На двери седьмого этажа было написано: "Помощь Матерям Свободных
Наций. Справочное бюро".
Ему стало казаться, что прав, пожалуй, мистер Реннит. Суровая
деловая женщина за пишущей машинкой была так неподкупна. И явно
работала даром. Она носила маленький значок, показывавший, что
должность у нее общественная.
- Что вам угодно? - сухо осведомилась она; вся его злость и
высокомерие сразу же испарились. Он старался вспомнить, что говорил
незнакомец насчет того, что кекс предназначался не ему. В его словах,
как казалось теперь Роу, право же, не было ничего зловещего, а что
касается привкуса чая, разве он не просыпался по ночам, ощущая этот
вкус во рту?
- Что вам угодно? - резко повторила женщина.
- Не могу ли я узнать у вас адрес некой миссис Беллэйрс?
- Среди тех, кто здесь работает, нет дамы с такой фамилией.
- Она имела отношение к благотворительному базару.
- Ну, все, кто там был, - наши добровольные помощники. Мы не имеем
права сообщать их адреса.
- На том базаре произошла ошибка. Мне выдали кекс, который мне не
предназначался.
- Сейчас узнаю, - произнесла суровая дама и вышла в заднюю комнату.
У него как раз хватило времени подумать, что он поступил опрометчиво.
Надо было взять с собой А-2. Но тут он снова почувствовал обыденность
всего, что здесь видел, необычным был только он сам. Дама появилась в
дверях и сказала:
- Войдите, пожалуйста.
Проходя мимо, он кинул взгляд на пишущую машинку и прочел:
"Вдовствующая баронесса Кредбрук благодарит Д.А. Смит Филлипс за ее
щедрый дар - чай и муку..." Он переступил порог.
Роу никак не мог привыкнуть к этим внезапным толчкам в сердце:
безраздельнее всего любишь лишь тогда, когда любимый человек
недостижим. Цвет волос, маленькая складная фигурка - сразу видно, что
такая никому не причинит боли, - заставили его замешкаться на пороге;
других общих черт не было, но, когда девушка заговорила с чуть
приметным акцентом, он испытал удивление, какое подчас испытываешь в
гостях, когда любимая женщина заговорит чужим голосом. Такие встречи
бывали у него сплошь и рядом; он бросался бежать за кем-нибудь в
магазин, ждал на углу, если замечал малейшее сходство, словно женщина,
которую он любил, заблудилась и он вот-вот найдет ее в толпе.
Девушка спросила:
- Вы пришли насчет кекса?
Он пристально в нее вглядывался: обе женщины имели так мало общего
по сравнению с тем, что их различало. Одна была жива, другая мертва.
- Вчера ночью ко мне приходил какой-то человек, наверное из этой
конторы. - Он с трудом подбирал слова: представить себе, что эта
девушка была замешана в преступлении, было так же немыслимо, как
заподозрить в этом ту, другую, разве что в качестве жертвы. - Я
выиграл на вашем благотворительном базаре кекс, но оказалось, что
произошла какая-то ошибка.
- Не понимаю.
- Прежде чем я успел выяснить, чего он от меня хочет, разорвалась
бомба.
- Но отсюда никто не мог к вам прийти! Какой он из себя?
- Очень маленький, темный, горбатый - калека.
- Таких здесь нет.
- Я надеялся, что если разыщу миссис Беллэйрс... - Это имя, видимо,
ей ничего не говорило. - Одну из дам, помогавших устраивать базар.
- Все они у нас добровольцы, - объяснила девушка. - По-моему, мы
сможем найти ее адрес через кого-то из организаторов, но разве это так
важно? - Комната была разделена на две части ширмой: он подумал, что,
кроме них, никого нет, но из-за ширмы появился молодой человек. У него
были такие же тонкие черты лица, как у нее. Девушка его представила: -
Это мой брат, мистер...
- Роу.
- Кто-то приходил к мистеру Роу справляться насчет кекса. Я не
совсем понимаю, в чем дело. Мистер Роу выиграл этот кекс на
благотворительном базаре.
- Давайте подумаем, кто бы это мог быть? - Молодой человек
великолепно говорил по-английски, только чрезмерная правильность речи
выдавала в нем иностранца. Казалось, он был из семьи старого закала,
где принято говорить отчетливо и точно употреблять слова, - некоторый
педантизм придавал его речи даже прелесть. Он стоял, ласково положив
руки сестре на плечи, вдвоем они напоминали семейный дагерротип.
- Этот человек ваш соотечественник, мистер Роу? Видите ли,
большинство нас в конторе - иностранцы. - Он с доверчивой улыбкой
пояснил: - Если здоровье или национальность не позволяют нам за вас
сражаться, мы стараемся хоть чем-то помочь. Моя сестра и я - по паспорту
австрийцы.
- Тот человек был англичанин.
- Он, должно быть, из наших добровольцев. У нас так много охотников
помочь... Я не знаю и половины по фамилиям. Вы хотите вернуть приз, не
так ли? Кекс?
Роу осторожно сказал:
- Я хотел кое-что разузнать.
- На вашем месте, мистер Роу, я бы не проявлял излишней
щепетильности. Я, как говорят, вцепился бы в этот кекс "руками и
ногами". - Когда он употреблял разговорный оборот, вы слышали, как он
застенчиво помещает его в кавычки.
- Беда в том, - сказал Роу, - что кекса больше нет. Мой дом вчера
разбомбили.
- Очень жаль. Я хочу сказать, мне жаль ваш дом. После этого история
с кексом, право же, кажется не такой важной!
Оба они были милые и, очевидно, порядочные люди, но сразу же
изобличили его в непоследовательности.
- На вашем месте, - сказала девушка, - я бы не стала этим
заниматься.
Роу заколебался. Однако нельзя же прожить жизнь, никому не доверяя,
запереть себя в худшую из тюрем, какая может быть, - в самого себя.
Вот уже больше года Роу жил в такой тюрьме, в одной и той же камере,
лишенный даже прогулок на тюремном дворе, не общаясь даже с
надзирателем, чтобы скрасить однообразие одиночного заключения.
Наступает такая минута, когда человеку надо вырваться из тюрьмы, чем
бы это ему ни грозило. И вот он отважился несмело выйти на свободу.
Эти двое тоже пережили всякие страхи, но они сумели пройти через них,
не покалечив души.
- В сущности, меня беспокоит не самый кекс, - заявил он.
Они смотрели на него с явным дружелюбием и любопытством; видно
было, что с них еще не сошел налет юности, они все еще надеялись, что
жизнь пошлет им не одни страдания, скуку, недоверие или вражду.
Молодой человек предложил:
- Может, вы присядете и расскажете нам?
Они напоминали ему детей, которые любят, когда им рассказывают
сказки. У них обоих накопилось жизненного опыта лет на пятьдесят, не
больше. Рядом с ними он чувствовал себя стариком.
- У меня создалось впечатление, что тот, кто хотел заполучить этот
кекс, готов был... пойти даже на насилие. - Он рассказал им о приходе
незнакомца, о его настойчивости, о странном привкусе чая.
Светло-голубые глаза юноши горели любопытством.
- Какая увлекательная история! - сказал он. - А как вы думаете, кто
- или что - за этим кроется? Какое отношение имеет к нему миссис
Беллэйрс.
Он теперь жалел, что обратился к мистеру Ренниту. Вот какие
союзники ему нужны, а не оборванный Джонс и его недоверчивый хозяин!
- Миссис Беллэйрс гадала мне на благотворительном базаре и
подсказала вес кекса, а вес был неправильный.
- Поразительно! - сияя, воскликнул юноша.
- Какая бессмыслица! - сказала девушка и добавила, почти слово в
слово повторяя фразу мистера Реннита: - Тут, видимо, какое-то
недоразумение.
- Недоразумение? - воскликнул брат и мысленно заключил в кавычки
старую поговорку: "Держи карман шире!" Он с жаром заявил Роу: - Можете
считать, что это общество, хотя бы в лице его секретаря, к вашим
услугам. Как интересно! - Он протянул Роу руку: - Моя, то есть наша
фамилия - Хильфе. С чего мы начнем?
Девушка сидела молча. Роу сказал:
- Ваша сестра с вами, кажется, не согласна?
- Ничего, потом согласится. В конце концов, она всегда соглашается.
Она считает меня романтиком. Ей слишком часто приходилось выручать
меня из беды. - На минуту тон его стал серьезным: - Она вывезла меня
из Австрии. - Но ничто не могло его надолго привести в уныние: - Ну,
это старая история. Начнем с миссис Беллэйрс? У вас есть какие-нибудь
подозрения, "где зарыта собака"? Я сейчас натравлю на ее след нашу
угрюмую патронессу из соседней комнаты. - Открыв дверь, он крикнул: -
Миссис Дермоди, дорогая, не сможете ли вы разыскать адрес одной из
наших дам, некой миссис Беллэйрс? - Он объявил Роу: - Трудность
заключается в том, что она, наверно, подруга какой-нибудь подруги, а
не постоянная наша сотрудница. Попытайтесь узнать у каноника Толлинга,
- посоветовал он миссис Дермоди.
Чем больше жара проявлял молодой человек, тем неправдоподобнее
казалась эта история. Роу начал смотреть на нее глазами Реннита,
особенно когда в нее оказались замешаны миссис Дермоди и каноник Топлинг.
- А если все-таки права ваша сестра?
Но молодой Хильфе и слушать ничего не хотел;
- Может, она и права. Но как это скучно, если она права! Уж лучше я
буду думать, что где-то готовится грандиозный заговор...
Миссис Дермоди просунула голову в дверь и сообщила:
- Каноник Топлинг дал мне адрес: Парк Кресчент, пять.
- Если она приятельница каноника... - начал было Роу и поймал
взгляд мисс Хильфе. Она тайком кивнула ему, словно говоря: вот теперь
вы ведете себя правильно.
- Да, но давайте "возьмем на мушку" незнакомца, - сказал Хильфе.
- Тут могла быть сотня разных причин, - сказала мисс Хильфе.
- Ну уж, Анна, никак не сотня, - пошутил брат. - Мистер Роу, может
быть, вы припомните еще что-нибудь, чтобы ее убедить? - Его пыл куда
больше расхолаживал Роу, чем ее скептицизм. Все превращалось в игру, к
которой нельзя было относиться серьезно.
- Не могу, - сказал Роу. Хильфе смотрел в окно:
- Подойдите сюда на минуту. Видите того человека в старой коричневой
шляпе? Он появился вслед за вами и все время здесь торчит... Видите,
прохаживается по тротуару. Делает вид, что закуривает. И вот снова покупает
вечернюю газету. Ни разу не остановился прямо против дома. Ей-богу, похоже,
за вами следят.
- Я его знаю, - сказал Роу. - Это частный сыщик. Ему платят за то,
что он за мной следит.
- Клянусь богом, - воскликнул Хильфе, даже божился он как-то
старомодно, - вы, видно, взялись за это дело всерьез! Но мы же теперь
союзники, надеюсь, вы от нас "не таитесь"?
- Есть одна вещь, о которой я не сказал...
- Да? - Молодой человек быстро отошел от окна и, положив руку на
плечо сестры, с явным беспокойством ждал ответа: - Что-нибудь
порочащее каноника Топлинга?
- По-моему, в кексе было что-то спрятано.
- Что?
- Не знаю. Но калека крошил в руках кусок за куском.
- Может, у него такая привычка? - предположила мисс Хильфе.
- Ну и привычка! - поддразнил ее брат. Она вдруг рассердилась:
- Одна из тех типично английских манер, которые ты так прилежно
изучаешь.
Роу попытался ей объяснить:
- Ко мне это все не имеет никакого отношения. Мне их кекс не нужен,
но они, ей-богу, пытались меня убить. Я знаю, теперь, при свете дня,
это звучит неправдоподобно, но если бы видели этого жалкого уродца -
как он наливал себе молоко, а потом ждал, наблюдая за мною и кроша
этот злосчастный кекс...
- И вы думаете, что приятельница каноника Топлинга...
- Вы ее не слушайте, - перебил Хильфе. - А почему бы и не
приятельница каноника Топлинга? Особой преступной среды теперь не
существует. Уж мы-то с ней это знаем. В Австрии было сколько угодно
людей, о которых вы бы не подумали ничего плохого, но что они
вытворяли на наших глазах! Культурные люди, приятные люди, те, с кем
вы прежде сидели за одним столом.
- Хозяин детективного агентства мистер Реннит мне сегодня сказал,
что ни разу в жизни не видел убийцы. Уверяет, будто теперь они
редкость и не бывают людьми из хорошего общества.
- Что вы! Да их в наши дни тринадцать на дюжину! - сказал Хильфе. -
Я лично знаю не меньше шестерых убийц. Один был министром, другой -
профессором-сердечником, третий - директором банка, страховым агентом.
- Замолчи, - прикрикнула мисс Хильфе. - Прошу тебя, замолчи!
- Вся разница в том, - продолжал брат как ни в чем не бывало, - что
убивать теперь выгодно, а когда занятие дает доход, оно становится
респектабельным. Богатый владелец подпольного абортария называется
гинекологом, а богатый вор-директором банка. Ваш друг отстал от века.
- Он разъяснял все это мягко, в его очень светлых голубых глазах не
было возмущения. - Старомодный убийца убивал от страха, из ненависти и
даже от любви, но очень редко из-за выгоды. Ни одна из этих причин
больше не считается уважительной. А вот убивать ради карьеры, ради
положения - совсем другое дело, потому что, когда вы добились этого
положения, никто не посмеет критиковать те средства, какими вы его
достигли. Никто не откажется с вами знаться, если ваше положение будет
достаточно высоким. Вспомните, сколько ваших государственных деятелей
пожимали руку Гитлеру. Но конечно, убивать от страха или из-за любви
каноник Топлинг не станет. Если бы он убил свою жену, он бы потерял
возможность продвигаться по службе. - И он улыбнулся Роу со счастливым
неведением того, о чем говорит.
Когда Роу вышел из того места, которое принято называть тюрьмой, -
Его Величество быстро и официально объявило, что ему "неугодно" больше
там его держать, - ему показалось, что он попал в совершенно
незнакомый мир: в тайный мир вымышленных имен, где, избегая знакомых
лиц, он больше никого не знал, в мир, где люди незаметно выходят из
бара, когда туда входят другие; живут в меблированных комнатах, потому
что там меньше задают вопросов. Это был мир, о котором и не
подозревают люди, посещающие благотворительные гулянья и заутрени,
уезжающие на субботу и воскресенье за город, играющие в бридж по
маленькой, имеющие открытый счет в хорошем гастрономе. Это, в
сущности, даже не преступный мир, хотя, влачась по его полутемным,
приглушенным проходам, вы можете столкнуться с фальшивомонетчиком из
хорошей семьи, которого ни разу не сажали за решетку, или с
растлителем малолетних. Там ходят в кино в десять часов утра, вместе с
другими субъектами в макинтошах, которым тоже надо убить время. Там
весь вечер сидят дома и читают "Лавку древностей". Когда он впервые
поверил, что кто-то хочет его убить, он почувствовал возмущение:
убийство было его прерогативой, а не жителей старого устойчивого мира,
откуда он был изгнан и к которому явно принадлежали и миссис Беллэйрс,
и дама в шляпе с дрожащими полями, и священник по фамилии Синклер.
Единственное, от чего убийца должен быть в безопасности, - это от
убийства одним из этих людей.
И он был потрясен, когда молодой человек с большим жизненным опытом
объяснил ему, что никакого разделения между двумя мирами не
существует. Насекомое, укрывшееся под камнем, имеет право чувствовать
себя в безопасности от вельможного сапога, готового мимоходом его
раздавить.
- Вы его не слушайте, - попросила мисс Хильфе.
Она смотрела на Роу как будто даже с симпатией, хотя в это трудно
было поверить.
- Конечно, я преувеличиваю, - легко признал Хильфе. - Однако в
нынешние времена надо быть готовым встретить преступника повсюду и
везде. Они теперь называют себя идеалистами. И даже готовы утверждать,
что убийство - акт сострадания.
Роу быстро кинул на него взгляд, но в отрешенном взгляде светло-
голубых глаз не было и намека на что-то личное.
- Вы имеете в виду немцев?
- Да, если хотите, немцев. Или фашистов. Людей особой масти.
На столе у мисс Хильфе зазвонил телефон.
- Это леди Данвуди...
Хильфе поспешно прижал ухо к трубке:
- Мы так вам признательны за ваше предложение, леди Данвуди. Нам
всегда не хватает теплых вещей. Да, если вас не затруднит, отправьте
их сюда в контору - или, может, лучше за ними послать? Вы пришлете с
шофером? Благодарю вас. Всего хорошего. - Он сказал Роу с иронической
усмешкой: - Странный способ воевать для человека моих лет, а? Собирать
теплые вещи у вдовствующих дам-благотворительниц. Но это полезно, мне
разрешают этим заниматься и в награду не пошлют в лагерь для
военнопленных. Но история, которую вы рассказали, очень меня
взволновала. Она может позволить мне... занять более боевую позицию в
этой войне. - Он нежно улыбнулся сестре: - Понимаете, она обзывает
меня романтиком...
Но сейчас она не обозвала его никак. Можно было подумать, что она
не только его не одобряет, но словно от него отреклась, не желает
содействовать ему ни в чем, кроме сбора теплых вещей. На взгляд Роу,
ей недоставало обаяния и легкости брата; жизнь, которая выработала в
нем забавный безрассудный нигилизм, научила ее мрачной, тоскливой
сосредоточенности. Ему уже не казалось, что годы не оставили на них
царапин. Но брат излагал идеи, а в сестре говорило чувство. Роу
поглядел на нее, и его горести словно нашли тут сродство; они взывали
к ней, хотя и без ответа.
- Ну, что же мы будем делать? - спросил Хильфе.
- Бросьте вы все это! - мисс Хильфе обратилась прямо к Роу. Вот она
и ответила наконец, но для того лишь, чтобы сказать: разговор окончен,
- Ну нет! - запротестовал Хильфе. - Так нельзя. У нас идет война,
- Почем вы знаете, даже если за этим что-то кроется, - сказала мисс
Хильфе, по-прежнему обращаясь только к Роу, - что это не просто...
кража, наркотики или что-нибудь в этом роде?
- Не знаю, и мне все равно, - сказал Роу. - Но я очень обозлился.
- Ну а что вы все-таки предполагаете? - спросил Хильфе. - Насчет
кекса?
- Там могло быть спрятано какое-нибудь сообщение.
Брат и сестра помолчали, словно им хотелось получше обдумать эту
мысль. Потом Хильфе сказал:
- Я пойду с вами к миссис Беллэйрс.
- Ты не можешь бросить контору, Вилли. Лучше я пойду с мистером
Роу. У тебя назначено свидание.
- Чепуха, это всего-навсего Тренч. Ты сама сумеешь с ним
договориться, Анна. А тут дело поважней. Мало ли что может случиться,
- сказал он с восторгом.
- Вам бы стоило взять с собой сыщика, мистер Роу.
- И сразу спугнуть даму. От него же пахнет сыщиком за километр.
Нет, - сказал Хильфе, - мы должны деликатно от него отделаться. Я умею
увиливать от шпиков. Таким вещам нетрудно было научиться с тридцать
третьего года.
- Но я не знаю, что сказать мистеру Тренчу.
- Потяни его за нос. Скажи, что мы рассчитаемся в начале месяца.
Простите, мистер Роу, что мы вынуждены при вас говорить о делах.
- А почему бы мистеру Роу не пойти одному? ("Видно, она все же
допускает, что тут что-то есть, - подумал Роу. - И боится за
брата...") Зачем вам вдвоем ставить себя в глупое положение?
Но Хильфе оставил слова сестры без внимания. Исчезая за ширмой, он
сказал Роу:
- Минутку, я только напишу записочку Тренчу. Вышли они из конторы
через другую дверь - вот и все, что потребовалось, чтобы скрыться от
Джонса: разве он подозревал, что его наниматель постарается от него
увильнуть? Хильфе подозвал такси, и, когда они проезжали мимо, Роу
увидел, как несет свою вахту этот маленький обтрепанный сыщик: Джонс
закурил новую сигарету, исподтишка поглядывая на огромный, пышный
подъезд, как верный пес, который неусыпно охраняет дверь хозяина.
- Надо было его предупредить, - пожалел Роу.
- Нельзя. Мы захватим его с собой потом. Мы же скоро вернемся. -
Такси завернуло за угол, и фигура сыщика скрылась из виду; он
потерялся среди автобусов и велосипедов, его поглотила толпа таких же
слоняющихся полуголодных лондонцев, и те, кто его знал, уже никогда
его не увидят.
Глава четвертая
Тут и там были злые драконы, такие
же ядовитые, как и в моих Сагах.
"Маленький герцог"
Дом миссис Беллэйрс мог похвастаться своеобразием: это был старый
дом на склоне Кэмпден-хилла, который не гонялся за модой и гордо
высился в глубине маленького палисадника, заросшего сухой травой между
вывесками "Сдается внаем". К тощей колючей живой изгороди прислонилась
статуя, она была такая потрескавшаяся и серая от недосмотра, что
напоминала большой обломок пемзы. Когда вы нажимали звонок под
маленьким портиком, казалось, что его треньканье спугнет обитателей
дома и все, что там есть живого, собьется в кучу где-то в дальних
коридорах.
Поэтому белоснежный передник и белоснежные нарукавники отворившей
дверь горничной были для Роу неожиданностью. Она следила за своей
внешностью, чего нельзя было сказать о доме, хотя по годам они
выглядели ровесниками. Лицо ее было напудрено тальком, покрыто
морщинами и сурово, как лицо монашки. Хильфе спросил:
- Миссис Беллэйрс дома?
Старая горничная смотрела на них с проницательностью, которой учит
жизнь в монастыре:
- А вы договорились заранее?
месяца. Мистер Реннит объяснил, что расходы у него большие: "Ортотекс"
пользуется услугами только опытных агентов. Тот агент, с которым
Реннит познакомился в конторе, показался ему и в самом деле человеком
опытным. Мистер Реинит представил его как А-2, но вскоре по
рассеянности стал звать его Джонсом. Это был маленький, с виду
невзрачный человечек, с острым носиком и сальной лентой на мягкой
коричневой шляпе, в сером костюме, который, вероятно, много лет назад
был совсем другого цвета, с карандашом и ручкой, прикрепленными
зажимами к кармашку пиджака. Но стоило вглядеться, и вы сразу замечали
жизненный опыт: в маленьких, хитрых и довольно испуганных глазках, в
безвольном, привыкшем оправдываться рте, в морщинах, вырытых заботой
на лбу, - опыт стояния в бесчисленных гостиничных коридорах, подкупа
горничных и скандалов с администрацией, опыт безропотно проглоченных
оскорблений и безответно снесенных угроз, опыт невыполненных посулов.
В убийстве было даже какое-то благородство по сравнению с этим
бессловесным, второсортным опытом в пугливых подпольных страстях.
Сразу же возник спор, в котором Джонс не принимал участия: он стоял
у стены, держа в руках старую коричневую шляпу, и словно подслушивал у
замочной скважины. Мистер Реннит, явно считавший всю эту затею
прихотью свихнувшегося человека, требовал, чтобы сам Роу не принимал в
ней участия.
- Предоставьте все мне и А-2. Если это работа вымогателей... - он
не хотел верить, что на Роу было совершено покушение. - Разумеется, мы
заглянем в справочники по ядам, - сказал он, - хотя я уверен, что
ничего не найдем...
- Меня это взбесило, - повторил Роу. - Сам ведь сказал, что они
навели справки... и все же у него хватило наглости. - Тут ему пришла в
голову новая мысль, и он взволнованно сказал: - Это был тот же самый
яд, и все решили бы, что я покончил самоубийством - мне удалось
сохранить немножко яда для себя.
- Если в вашей истории есть хоть капля правды, кекс был отдан по
ошибке не тому, кому предназначался. Значит, нам надо найти того, кто
должен был его получить. Тут потребуется самая обыкновенная слежка. А
уж мы с Джонсом выследим, кого надо! Начнем с миссис Беллэйрс. Она
подсказала вам вес, но почему она это сделала? Потому, что в темноте
приняла вас за другого. Значит, между вами и им должно быть какое-то
сходство. - Мистер Реннит переглянулся с мистером Джонсом. - Надо
найти миссис Беллэйрс, а это нетрудно. Джонс этим займется.
- Легче всего мне разузнать о ней у "Свободных матерей".
- Я бы советовал предоставить это Джонсу.
- Там решат, что он наводчик.
- Клиенту не полагается самому заниматься сыском.
Это неприлично.
- Если за всем этим ничего не кроется, - продолжал Роу, - они дадут
мне адрес миссис Беллэйрс. Если же я прав, они попытаются меня убить,
- хотя кекса у меня нет, но я знаю, что он был и что есть люди,
которые очень хотели его получить. Джонсу тоже найдется дело: пусть
охраняет меня.
Джонс беспокойно мял в руке шляпу и старался поймать взгляд
хозяина. Он кашлянул, и мистер Реннит его спросил:
- Что вы хотите сказать, А-2?
- Так не пойдет, сэр.
- Почему?
- Унижает профессию, сэр.
- Я согласен с Джонсом, - сказал мистер Реннит.
Но, несмотря на Джонса, Роу добился своего. Он вышел на
разбомбленную улицу и угрюмо двинулся вдоль развалин Холборна. В его
одиночестве открыться кому-нибудь было все равно что найти друга.
Прежде его всегда разоблачали другие, даже в отряде гражданской
обороны; рано или поздно все выходило наружу, и он выглядел трусом.
Просто не верилось, на какие проделки способна судьба, как далеко
достигают сплетни, какая память у людей на имена. Теперь посреди этого
странного, будто взорванного пейзажа, где лондонские магазины напоминали
каменные макеты, похожие на развалины Помпеи, он чувствовал себя
своим, он был частью этого разорения, потому что перестал быть частью
прошлого; воскресных дней за городом, веселого смеха вечером на
полянке, ласточек на телеграфных столбах, мирной жизни. Эти обломки
вокруг были частью его души. Мирная жизнь кончилась внезапно 31
августа, у остальных людей она длилась еще год. Роу двигался с места
на место, как камень среди других камней во время обвала, он стал
неприметен, и порой в нем сквозь толщу раскаяния пробивалось какое-то
смутное торжество, - он чувствовал себя, как леопард, который
сливается со всеми другими пятнами на земной поверхности. Он не был
преступником, когда убивал; это потом в нем стало расти сознание своей
преступности. И то, что какие-то люди пытались убить его, человека,
которому одним ударом удалось уничтожить красоту, добро и покой,
казалось ему просто наглостью. Бывали времена, когда он ощущал в себе
преступность всего мира, но внезапно, при виде чего-нибудь очень
обычного: женской сумки, человека, поднимавшегося в лифте, фотографии
в газете, - гордыня его покидала. Он чувствовал только безмерную
глупость им совершенного; ему хотелось укрыться и плакать, забыть, что
когда-то он был счастлив. Какой-то голос нашептывал ему: "Ты говоришь,
что убил из жалости, почему бы тебе не пожалеть и себя?" И правда,
почему? Может быть, потому, что убить себя труднее, чем убить того,
кого ты любишь.
"Свободные матери" занимали пустое конторское помещение в огромном
белом современном здании недалеко от Стрэнда. Дом был похож на
механизированный морг с отдельным лифтом для каждого покойника. Роу в
абсолютной тишине поднялся до пятого этажа; там из длинного коридора с
дверьми матового стекла появилась женщина в пенсне, вошла в лифт,
держа папку с надписью "Весьма срочно", и они мягко поплыли еще выше.
На двери седьмого этажа было написано: "Помощь Матерям Свободных
Наций. Справочное бюро".
Ему стало казаться, что прав, пожалуй, мистер Реннит. Суровая
деловая женщина за пишущей машинкой была так неподкупна. И явно
работала даром. Она носила маленький значок, показывавший, что
должность у нее общественная.
- Что вам угодно? - сухо осведомилась она; вся его злость и
высокомерие сразу же испарились. Он старался вспомнить, что говорил
незнакомец насчет того, что кекс предназначался не ему. В его словах,
как казалось теперь Роу, право же, не было ничего зловещего, а что
касается привкуса чая, разве он не просыпался по ночам, ощущая этот
вкус во рту?
- Что вам угодно? - резко повторила женщина.
- Не могу ли я узнать у вас адрес некой миссис Беллэйрс?
- Среди тех, кто здесь работает, нет дамы с такой фамилией.
- Она имела отношение к благотворительному базару.
- Ну, все, кто там был, - наши добровольные помощники. Мы не имеем
права сообщать их адреса.
- На том базаре произошла ошибка. Мне выдали кекс, который мне не
предназначался.
- Сейчас узнаю, - произнесла суровая дама и вышла в заднюю комнату.
У него как раз хватило времени подумать, что он поступил опрометчиво.
Надо было взять с собой А-2. Но тут он снова почувствовал обыденность
всего, что здесь видел, необычным был только он сам. Дама появилась в
дверях и сказала:
- Войдите, пожалуйста.
Проходя мимо, он кинул взгляд на пишущую машинку и прочел:
"Вдовствующая баронесса Кредбрук благодарит Д.А. Смит Филлипс за ее
щедрый дар - чай и муку..." Он переступил порог.
Роу никак не мог привыкнуть к этим внезапным толчкам в сердце:
безраздельнее всего любишь лишь тогда, когда любимый человек
недостижим. Цвет волос, маленькая складная фигурка - сразу видно, что
такая никому не причинит боли, - заставили его замешкаться на пороге;
других общих черт не было, но, когда девушка заговорила с чуть
приметным акцентом, он испытал удивление, какое подчас испытываешь в
гостях, когда любимая женщина заговорит чужим голосом. Такие встречи
бывали у него сплошь и рядом; он бросался бежать за кем-нибудь в
магазин, ждал на углу, если замечал малейшее сходство, словно женщина,
которую он любил, заблудилась и он вот-вот найдет ее в толпе.
Девушка спросила:
- Вы пришли насчет кекса?
Он пристально в нее вглядывался: обе женщины имели так мало общего
по сравнению с тем, что их различало. Одна была жива, другая мертва.
- Вчера ночью ко мне приходил какой-то человек, наверное из этой
конторы. - Он с трудом подбирал слова: представить себе, что эта
девушка была замешана в преступлении, было так же немыслимо, как
заподозрить в этом ту, другую, разве что в качестве жертвы. - Я
выиграл на вашем благотворительном базаре кекс, но оказалось, что
произошла какая-то ошибка.
- Не понимаю.
- Прежде чем я успел выяснить, чего он от меня хочет, разорвалась
бомба.
- Но отсюда никто не мог к вам прийти! Какой он из себя?
- Очень маленький, темный, горбатый - калека.
- Таких здесь нет.
- Я надеялся, что если разыщу миссис Беллэйрс... - Это имя, видимо,
ей ничего не говорило. - Одну из дам, помогавших устраивать базар.
- Все они у нас добровольцы, - объяснила девушка. - По-моему, мы
сможем найти ее адрес через кого-то из организаторов, но разве это так
важно? - Комната была разделена на две части ширмой: он подумал, что,
кроме них, никого нет, но из-за ширмы появился молодой человек. У него
были такие же тонкие черты лица, как у нее. Девушка его представила: -
Это мой брат, мистер...
- Роу.
- Кто-то приходил к мистеру Роу справляться насчет кекса. Я не
совсем понимаю, в чем дело. Мистер Роу выиграл этот кекс на
благотворительном базаре.
- Давайте подумаем, кто бы это мог быть? - Молодой человек
великолепно говорил по-английски, только чрезмерная правильность речи
выдавала в нем иностранца. Казалось, он был из семьи старого закала,
где принято говорить отчетливо и точно употреблять слова, - некоторый
педантизм придавал его речи даже прелесть. Он стоял, ласково положив
руки сестре на плечи, вдвоем они напоминали семейный дагерротип.
- Этот человек ваш соотечественник, мистер Роу? Видите ли,
большинство нас в конторе - иностранцы. - Он с доверчивой улыбкой
пояснил: - Если здоровье или национальность не позволяют нам за вас
сражаться, мы стараемся хоть чем-то помочь. Моя сестра и я - по паспорту
австрийцы.
- Тот человек был англичанин.
- Он, должно быть, из наших добровольцев. У нас так много охотников
помочь... Я не знаю и половины по фамилиям. Вы хотите вернуть приз, не
так ли? Кекс?
Роу осторожно сказал:
- Я хотел кое-что разузнать.
- На вашем месте, мистер Роу, я бы не проявлял излишней
щепетильности. Я, как говорят, вцепился бы в этот кекс "руками и
ногами". - Когда он употреблял разговорный оборот, вы слышали, как он
застенчиво помещает его в кавычки.
- Беда в том, - сказал Роу, - что кекса больше нет. Мой дом вчера
разбомбили.
- Очень жаль. Я хочу сказать, мне жаль ваш дом. После этого история
с кексом, право же, кажется не такой важной!
Оба они были милые и, очевидно, порядочные люди, но сразу же
изобличили его в непоследовательности.
- На вашем месте, - сказала девушка, - я бы не стала этим
заниматься.
Роу заколебался. Однако нельзя же прожить жизнь, никому не доверяя,
запереть себя в худшую из тюрем, какая может быть, - в самого себя.
Вот уже больше года Роу жил в такой тюрьме, в одной и той же камере,
лишенный даже прогулок на тюремном дворе, не общаясь даже с
надзирателем, чтобы скрасить однообразие одиночного заключения.
Наступает такая минута, когда человеку надо вырваться из тюрьмы, чем
бы это ему ни грозило. И вот он отважился несмело выйти на свободу.
Эти двое тоже пережили всякие страхи, но они сумели пройти через них,
не покалечив души.
- В сущности, меня беспокоит не самый кекс, - заявил он.
Они смотрели на него с явным дружелюбием и любопытством; видно
было, что с них еще не сошел налет юности, они все еще надеялись, что
жизнь пошлет им не одни страдания, скуку, недоверие или вражду.
Молодой человек предложил:
- Может, вы присядете и расскажете нам?
Они напоминали ему детей, которые любят, когда им рассказывают
сказки. У них обоих накопилось жизненного опыта лет на пятьдесят, не
больше. Рядом с ними он чувствовал себя стариком.
- У меня создалось впечатление, что тот, кто хотел заполучить этот
кекс, готов был... пойти даже на насилие. - Он рассказал им о приходе
незнакомца, о его настойчивости, о странном привкусе чая.
Светло-голубые глаза юноши горели любопытством.
- Какая увлекательная история! - сказал он. - А как вы думаете, кто
- или что - за этим кроется? Какое отношение имеет к нему миссис
Беллэйрс.
Он теперь жалел, что обратился к мистеру Ренниту. Вот какие
союзники ему нужны, а не оборванный Джонс и его недоверчивый хозяин!
- Миссис Беллэйрс гадала мне на благотворительном базаре и
подсказала вес кекса, а вес был неправильный.
- Поразительно! - сияя, воскликнул юноша.
- Какая бессмыслица! - сказала девушка и добавила, почти слово в
слово повторяя фразу мистера Реннита: - Тут, видимо, какое-то
недоразумение.
- Недоразумение? - воскликнул брат и мысленно заключил в кавычки
старую поговорку: "Держи карман шире!" Он с жаром заявил Роу: - Можете
считать, что это общество, хотя бы в лице его секретаря, к вашим
услугам. Как интересно! - Он протянул Роу руку: - Моя, то есть наша
фамилия - Хильфе. С чего мы начнем?
Девушка сидела молча. Роу сказал:
- Ваша сестра с вами, кажется, не согласна?
- Ничего, потом согласится. В конце концов, она всегда соглашается.
Она считает меня романтиком. Ей слишком часто приходилось выручать
меня из беды. - На минуту тон его стал серьезным: - Она вывезла меня
из Австрии. - Но ничто не могло его надолго привести в уныние: - Ну,
это старая история. Начнем с миссис Беллэйрс? У вас есть какие-нибудь
подозрения, "где зарыта собака"? Я сейчас натравлю на ее след нашу
угрюмую патронессу из соседней комнаты. - Открыв дверь, он крикнул: -
Миссис Дермоди, дорогая, не сможете ли вы разыскать адрес одной из
наших дам, некой миссис Беллэйрс? - Он объявил Роу: - Трудность
заключается в том, что она, наверно, подруга какой-нибудь подруги, а
не постоянная наша сотрудница. Попытайтесь узнать у каноника Толлинга,
- посоветовал он миссис Дермоди.
Чем больше жара проявлял молодой человек, тем неправдоподобнее
казалась эта история. Роу начал смотреть на нее глазами Реннита,
особенно когда в нее оказались замешаны миссис Дермоди и каноник Топлинг.
- А если все-таки права ваша сестра?
Но молодой Хильфе и слушать ничего не хотел;
- Может, она и права. Но как это скучно, если она права! Уж лучше я
буду думать, что где-то готовится грандиозный заговор...
Миссис Дермоди просунула голову в дверь и сообщила:
- Каноник Топлинг дал мне адрес: Парк Кресчент, пять.
- Если она приятельница каноника... - начал было Роу и поймал
взгляд мисс Хильфе. Она тайком кивнула ему, словно говоря: вот теперь
вы ведете себя правильно.
- Да, но давайте "возьмем на мушку" незнакомца, - сказал Хильфе.
- Тут могла быть сотня разных причин, - сказала мисс Хильфе.
- Ну уж, Анна, никак не сотня, - пошутил брат. - Мистер Роу, может
быть, вы припомните еще что-нибудь, чтобы ее убедить? - Его пыл куда
больше расхолаживал Роу, чем ее скептицизм. Все превращалось в игру, к
которой нельзя было относиться серьезно.
- Не могу, - сказал Роу. Хильфе смотрел в окно:
- Подойдите сюда на минуту. Видите того человека в старой коричневой
шляпе? Он появился вслед за вами и все время здесь торчит... Видите,
прохаживается по тротуару. Делает вид, что закуривает. И вот снова покупает
вечернюю газету. Ни разу не остановился прямо против дома. Ей-богу, похоже,
за вами следят.
- Я его знаю, - сказал Роу. - Это частный сыщик. Ему платят за то,
что он за мной следит.
- Клянусь богом, - воскликнул Хильфе, даже божился он как-то
старомодно, - вы, видно, взялись за это дело всерьез! Но мы же теперь
союзники, надеюсь, вы от нас "не таитесь"?
- Есть одна вещь, о которой я не сказал...
- Да? - Молодой человек быстро отошел от окна и, положив руку на
плечо сестры, с явным беспокойством ждал ответа: - Что-нибудь
порочащее каноника Топлинга?
- По-моему, в кексе было что-то спрятано.
- Что?
- Не знаю. Но калека крошил в руках кусок за куском.
- Может, у него такая привычка? - предположила мисс Хильфе.
- Ну и привычка! - поддразнил ее брат. Она вдруг рассердилась:
- Одна из тех типично английских манер, которые ты так прилежно
изучаешь.
Роу попытался ей объяснить:
- Ко мне это все не имеет никакого отношения. Мне их кекс не нужен,
но они, ей-богу, пытались меня убить. Я знаю, теперь, при свете дня,
это звучит неправдоподобно, но если бы видели этого жалкого уродца -
как он наливал себе молоко, а потом ждал, наблюдая за мною и кроша
этот злосчастный кекс...
- И вы думаете, что приятельница каноника Топлинга...
- Вы ее не слушайте, - перебил Хильфе. - А почему бы и не
приятельница каноника Топлинга? Особой преступной среды теперь не
существует. Уж мы-то с ней это знаем. В Австрии было сколько угодно
людей, о которых вы бы не подумали ничего плохого, но что они
вытворяли на наших глазах! Культурные люди, приятные люди, те, с кем
вы прежде сидели за одним столом.
- Хозяин детективного агентства мистер Реннит мне сегодня сказал,
что ни разу в жизни не видел убийцы. Уверяет, будто теперь они
редкость и не бывают людьми из хорошего общества.
- Что вы! Да их в наши дни тринадцать на дюжину! - сказал Хильфе. -
Я лично знаю не меньше шестерых убийц. Один был министром, другой -
профессором-сердечником, третий - директором банка, страховым агентом.
- Замолчи, - прикрикнула мисс Хильфе. - Прошу тебя, замолчи!
- Вся разница в том, - продолжал брат как ни в чем не бывало, - что
убивать теперь выгодно, а когда занятие дает доход, оно становится
респектабельным. Богатый владелец подпольного абортария называется
гинекологом, а богатый вор-директором банка. Ваш друг отстал от века.
- Он разъяснял все это мягко, в его очень светлых голубых глазах не
было возмущения. - Старомодный убийца убивал от страха, из ненависти и
даже от любви, но очень редко из-за выгоды. Ни одна из этих причин
больше не считается уважительной. А вот убивать ради карьеры, ради
положения - совсем другое дело, потому что, когда вы добились этого
положения, никто не посмеет критиковать те средства, какими вы его
достигли. Никто не откажется с вами знаться, если ваше положение будет
достаточно высоким. Вспомните, сколько ваших государственных деятелей
пожимали руку Гитлеру. Но конечно, убивать от страха или из-за любви
каноник Топлинг не станет. Если бы он убил свою жену, он бы потерял
возможность продвигаться по службе. - И он улыбнулся Роу со счастливым
неведением того, о чем говорит.
Когда Роу вышел из того места, которое принято называть тюрьмой, -
Его Величество быстро и официально объявило, что ему "неугодно" больше
там его держать, - ему показалось, что он попал в совершенно
незнакомый мир: в тайный мир вымышленных имен, где, избегая знакомых
лиц, он больше никого не знал, в мир, где люди незаметно выходят из
бара, когда туда входят другие; живут в меблированных комнатах, потому
что там меньше задают вопросов. Это был мир, о котором и не
подозревают люди, посещающие благотворительные гулянья и заутрени,
уезжающие на субботу и воскресенье за город, играющие в бридж по
маленькой, имеющие открытый счет в хорошем гастрономе. Это, в
сущности, даже не преступный мир, хотя, влачась по его полутемным,
приглушенным проходам, вы можете столкнуться с фальшивомонетчиком из
хорошей семьи, которого ни разу не сажали за решетку, или с
растлителем малолетних. Там ходят в кино в десять часов утра, вместе с
другими субъектами в макинтошах, которым тоже надо убить время. Там
весь вечер сидят дома и читают "Лавку древностей". Когда он впервые
поверил, что кто-то хочет его убить, он почувствовал возмущение:
убийство было его прерогативой, а не жителей старого устойчивого мира,
откуда он был изгнан и к которому явно принадлежали и миссис Беллэйрс,
и дама в шляпе с дрожащими полями, и священник по фамилии Синклер.
Единственное, от чего убийца должен быть в безопасности, - это от
убийства одним из этих людей.
И он был потрясен, когда молодой человек с большим жизненным опытом
объяснил ему, что никакого разделения между двумя мирами не
существует. Насекомое, укрывшееся под камнем, имеет право чувствовать
себя в безопасности от вельможного сапога, готового мимоходом его
раздавить.
- Вы его не слушайте, - попросила мисс Хильфе.
Она смотрела на Роу как будто даже с симпатией, хотя в это трудно
было поверить.
- Конечно, я преувеличиваю, - легко признал Хильфе. - Однако в
нынешние времена надо быть готовым встретить преступника повсюду и
везде. Они теперь называют себя идеалистами. И даже готовы утверждать,
что убийство - акт сострадания.
Роу быстро кинул на него взгляд, но в отрешенном взгляде светло-
голубых глаз не было и намека на что-то личное.
- Вы имеете в виду немцев?
- Да, если хотите, немцев. Или фашистов. Людей особой масти.
На столе у мисс Хильфе зазвонил телефон.
- Это леди Данвуди...
Хильфе поспешно прижал ухо к трубке:
- Мы так вам признательны за ваше предложение, леди Данвуди. Нам
всегда не хватает теплых вещей. Да, если вас не затруднит, отправьте
их сюда в контору - или, может, лучше за ними послать? Вы пришлете с
шофером? Благодарю вас. Всего хорошего. - Он сказал Роу с иронической
усмешкой: - Странный способ воевать для человека моих лет, а? Собирать
теплые вещи у вдовствующих дам-благотворительниц. Но это полезно, мне
разрешают этим заниматься и в награду не пошлют в лагерь для
военнопленных. Но история, которую вы рассказали, очень меня
взволновала. Она может позволить мне... занять более боевую позицию в
этой войне. - Он нежно улыбнулся сестре: - Понимаете, она обзывает
меня романтиком...
Но сейчас она не обозвала его никак. Можно было подумать, что она
не только его не одобряет, но словно от него отреклась, не желает
содействовать ему ни в чем, кроме сбора теплых вещей. На взгляд Роу,
ей недоставало обаяния и легкости брата; жизнь, которая выработала в
нем забавный безрассудный нигилизм, научила ее мрачной, тоскливой
сосредоточенности. Ему уже не казалось, что годы не оставили на них
царапин. Но брат излагал идеи, а в сестре говорило чувство. Роу
поглядел на нее, и его горести словно нашли тут сродство; они взывали
к ней, хотя и без ответа.
- Ну, что же мы будем делать? - спросил Хильфе.
- Бросьте вы все это! - мисс Хильфе обратилась прямо к Роу. Вот она
и ответила наконец, но для того лишь, чтобы сказать: разговор окончен,
- Ну нет! - запротестовал Хильфе. - Так нельзя. У нас идет война,
- Почем вы знаете, даже если за этим что-то кроется, - сказала мисс
Хильфе, по-прежнему обращаясь только к Роу, - что это не просто...
кража, наркотики или что-нибудь в этом роде?
- Не знаю, и мне все равно, - сказал Роу. - Но я очень обозлился.
- Ну а что вы все-таки предполагаете? - спросил Хильфе. - Насчет
кекса?
- Там могло быть спрятано какое-нибудь сообщение.
Брат и сестра помолчали, словно им хотелось получше обдумать эту
мысль. Потом Хильфе сказал:
- Я пойду с вами к миссис Беллэйрс.
- Ты не можешь бросить контору, Вилли. Лучше я пойду с мистером
Роу. У тебя назначено свидание.
- Чепуха, это всего-навсего Тренч. Ты сама сумеешь с ним
договориться, Анна. А тут дело поважней. Мало ли что может случиться,
- сказал он с восторгом.
- Вам бы стоило взять с собой сыщика, мистер Роу.
- И сразу спугнуть даму. От него же пахнет сыщиком за километр.
Нет, - сказал Хильфе, - мы должны деликатно от него отделаться. Я умею
увиливать от шпиков. Таким вещам нетрудно было научиться с тридцать
третьего года.
- Но я не знаю, что сказать мистеру Тренчу.
- Потяни его за нос. Скажи, что мы рассчитаемся в начале месяца.
Простите, мистер Роу, что мы вынуждены при вас говорить о делах.
- А почему бы мистеру Роу не пойти одному? ("Видно, она все же
допускает, что тут что-то есть, - подумал Роу. - И боится за
брата...") Зачем вам вдвоем ставить себя в глупое положение?
Но Хильфе оставил слова сестры без внимания. Исчезая за ширмой, он
сказал Роу:
- Минутку, я только напишу записочку Тренчу. Вышли они из конторы
через другую дверь - вот и все, что потребовалось, чтобы скрыться от
Джонса: разве он подозревал, что его наниматель постарается от него
увильнуть? Хильфе подозвал такси, и, когда они проезжали мимо, Роу
увидел, как несет свою вахту этот маленький обтрепанный сыщик: Джонс
закурил новую сигарету, исподтишка поглядывая на огромный, пышный
подъезд, как верный пес, который неусыпно охраняет дверь хозяина.
- Надо было его предупредить, - пожалел Роу.
- Нельзя. Мы захватим его с собой потом. Мы же скоро вернемся. -
Такси завернуло за угол, и фигура сыщика скрылась из виду; он
потерялся среди автобусов и велосипедов, его поглотила толпа таких же
слоняющихся полуголодных лондонцев, и те, кто его знал, уже никогда
его не увидят.
Глава четвертая
Тут и там были злые драконы, такие
же ядовитые, как и в моих Сагах.
"Маленький герцог"
Дом миссис Беллэйрс мог похвастаться своеобразием: это был старый
дом на склоне Кэмпден-хилла, который не гонялся за модой и гордо
высился в глубине маленького палисадника, заросшего сухой травой между
вывесками "Сдается внаем". К тощей колючей живой изгороди прислонилась
статуя, она была такая потрескавшаяся и серая от недосмотра, что
напоминала большой обломок пемзы. Когда вы нажимали звонок под
маленьким портиком, казалось, что его треньканье спугнет обитателей
дома и все, что там есть живого, собьется в кучу где-то в дальних
коридорах.
Поэтому белоснежный передник и белоснежные нарукавники отворившей
дверь горничной были для Роу неожиданностью. Она следила за своей
внешностью, чего нельзя было сказать о доме, хотя по годам они
выглядели ровесниками. Лицо ее было напудрено тальком, покрыто
морщинами и сурово, как лицо монашки. Хильфе спросил:
- Миссис Беллэйрс дома?
Старая горничная смотрела на них с проницательностью, которой учит
жизнь в монастыре:
- А вы договорились заранее?