Graham Greene
The ministry of tsar
Перевод с английского Е. Голышевой
Файл с книжной полки Несененко Алексея
OCR: Несененко Алексей март 2005
Книга первая
Глава первая
Никто не проходит без пропуска.
"Маленький герцог"
Артура Роу неудержимо влекло к народным гуляньям: стоило ему
издалека услышать рев духового оркестра или стук деревянных шаров о
кокосовые орехи, и он уже не мог с собой совладать. В этом году
кокосовых орехов не было: в мире шла война - это было заметно по
неряшливым пустырям между домами, по сплюснутому камину,
прилепившемуся к полуразрушенной стене, по обломкам зеркала и обрывкам
зеленых обоев, по звуку сметаемых с мостовой осколков стекла в
солнечный полдень, похожему на ленивое шуршание гальки во время
прилива. В остальном площадь в Блумсбери, разукрашенная флагами
Свободных Наций и пестрыми вымпелами, припасенными еще со времен
королевы Виктории, выглядела превосходно.
Артур Роу с завистью поглядел за ограду - ограду еще не разбомбило.
Гулянье привлекало его как непорочное детство, оно напоминало о ранней
поре его жизни: сад священника, девочек в летних белых платьях, запах
душистых трав на клумбах, безопасность. У него и в мыслях не было
насмехаться над таким наивным способом собирать деньги на добрые дела.
Тут был непременный участник всякого благотворительного базара -
священник, наблюдавший за не слишком азартной игрой; старая дама в
длинном платье с цветочками и в шляпе с большими полями. Они
взволнованно хлопотали возле "поисков клада" (нечто вроде детской
площадки, разделенной столбиками на участки); а когда станет вечереть-
базар придется закрыть пораньше, в городе затемнение, - посетители с
жаром примутся работать лопатками. В углу, под платаном, стоял шатер
гадалки, если эта будочка не была временной уборной. В летние
воскресные сумерки все тут выглядело прелестно. Глаза Артура Роу
наполнились слезами, когда маленький военный оркестр заиграл
полузабытую песню времен прошлой войны:
Что б ни сулила судьба,
Я помнить буду всегда
Тот солнечный горный склон...
Шагая вдоль решетки, он шел прямо навстречу своей судьбе: пенсы со
стуком падали по желобку в ящик от шахмат, но пенсов было немного. На
гулянье пришло мало людей, павильонов было только три, и публика к ним
не подходила. Если уж тратить деньги, то лучше рискнуть на выигрыш,
поискав "клад".
Роу медленно шел вдоль решетки, как незваный гость или беглец,
вернувшийся домой спустя много лет и не уверенный, что ему будут рады.
Это был высокий, худощавый, сутулый человек с седеющими черными
волосами, продолговатым, резко очерченным лицом, чуть кривым носом и
слишком нежным ртом. Одет он был хорошо, но как-то небрежно: по виду
типичный холостяк, и все же нечто неуловимое выдавало в нем человека
женатого.
- Плата за вход - один шиллинг, - сказала пожилая дама у входа, -
но, по-моему, это несправедливо. Обождите минут пять, и вы сможете
войти по льготной цене. Моя обязанность предупреждать публику, когда
время подходит к концу.
- Вы очень любезны.
- Мы не хотим, чтобы люди считали нас обманщиками, даже в
благотворительных целях.
- И тем не менее я, пожалуй, не стану ждать. А в чью пользу устроен
этот базар?
- В помощь Свободным матерям, то есть Матерям свободных наций.
Артур Роу радостно вернулся обратно в отрочество, в детство. В это
время года в саду у священника, в стороне от Трампингтон-роуд, всегда
устраивали благотворительный базар. За импровизированной эстрадой для
оркестра расстилались ровные кембриджширские поля, а возле ручья, где
водилась колюшка, около мелового карьера, на склоне пригорков, которые
в здешних местах зовутся холмами, росли подстриженные ивы. Он каждый
год ходил на эти гулянья с каким-то тайным волнением, как будто там
случится что-то необыкновенное и привычный ход жизни сразу переменится
навсегда. В теплых лучах заходящего солнца бил барабан, медные трубы
дрожали, как в мареве, и незнакомые лица молодых женщин смешивались в
его сознании с лицами хозяйки универмага миссис Труп, учительницы
воскресной школы мисс Сэведж, жен трактирщика и священника. Когда он
был ребенком, Роу обходил с матерью все киоски с розовыми вязаными
фуфайками, с художественной керамикой и напоследок самый интересный из
них - с белыми слонами. Ему казалось, что там, на прилавке с белыми
слонами, можно найти волшебный перстень, который исполнит три заветных
желания. И поразительно, что, вернувшись домой вечером с одной лишь
подержанной книжкой "Маленький герцог" Шарлотты Йонг или устаревшим
атласом-рекламой индийского чая, мальчик не испытывал ни малейшего
разочарования; он уносил с собой гудение медных труб, ощущение
праздника, веру в будущее, более героическое, чем будничное сегодня. В
отрочестве его стало увлекать другое: в саду священника он надеялся
встретить девушку, которую никогда еще не видел; язык его осмелеет, он
с ней заговорит, а вечером на лужайке запахнет левкоями и начнутся
танцы. Но так как мечты эти не сбылись, от той поры осталось только
ощущение невинности... И приятного волнения. Он не мог поверить, что,
когда войдет в ворота и ступит на траву под платанами, его там ничего
не ждет, хотя теперь он мечтал не о девушке и не о волшебном перстне,
а о чем-то куда менее доступном: о забвении того, что случилось с ним
за последние двадцать лет. Сердце его билось, оркестр гремел, а в
усталом мозгу снова воцарилось детство.
- Попытайте счастья, сэр, - певучим баритоном предложил священник;
он, несомненно, исполнял романсы на благотворительных вечерах.
- А вы мне не разменяете шиллинг на медяки?
- Тринадцать на шиллинг, сэр.
Артур Роу стал бросать одно пенни за другим на покатый желобок и
следить, как они падают в ящик.
- Сегодня вам не везет, сэр. А что, если рискнуть еще шиллингом для
доброго дела?
Под маленьким тентом на прилавке стоял кекс, окруженный небольшой
группой восхищенных зевак. Какая-то дама объясняла:
- Мы сложились, пожертвовав свои карточки на масло, а мистеру
Тэтхему удалось достать смородину. - Она обратилась к Артуру Роу: -
Может, возьмете билетик и угадаете вес?
Он поднял кекс и сказал наугад;
- Полтора килограмма.
- Довольно точно. Видно, ваша жена вас кое-чему научила.
Он дернулся и отошел в сторону.
- Нет, я не женат...
Война очень усложнила задачу устроителей: в одном из киосков не
было почти ничего, кроме подержанных авторучек военного образца,
другой был кое-как заполнен причудливым набором ношеной одежды -
старомодным отрепьем: нижними юбками с карманами, высокими кружевными
воротниками на китовом усе, вытащенными из столетних сундуков и
наконец-то выброшенными в пользу Свободных матерей; корсетами,
звеневшими, как вериги. Детская одежда занимала теперь мало места -
шерсть выдавали по карточкам, а ношеные вещи могли пригодиться
друзьям. Третий киоск был традиционный - с белыми слонами, хотя черных
слонов тут было больше: семьи, жившие в Индии, пожертвовали коллекции
своих слонов из черного дерева. Там же лежали медные пепельницы;
вышитые спичечницы, в которых давным-давно не держали спичек; книги,
слишком потрепанные для книжного киоска; два альбома с почтовыми
открытками; серия открыток на сюжеты из Диккенса; никелированная
сковорода, длинный розовый мундштук; несколько чеканных коробочек из
Бенареса, открытки с автографом жены Уинстона Черчилля и тарелки с
медными монетами разных стран... Артур Роу стал перебирать книги и с
болью в сердце обнаружил ветхий томик "Маленького герцога". Он
заплатил за него шесть пенсов и побрел дальше. Даже в сегодняшней
ясной погоде ему чудилось что-то грозное: между платанами, затенявшими
площадку для поисков клада, виднелась разрушенная сторона площади.
Он, конечно, не удержался и принял участие в поисках клада, хотя и
в этом сказался упадок, если посмотреть
на приз. А потом не нашел для себя ничего интересного, кроме
гадалки, - оказалось, что в будочке действительно сидит гадалка. Вход
прикрывала занавеска, привезенная кем-то из Алжира. Одна из пожилых
дам схватила его за руку:
- Непременно, непременно сходите! Миссис Беллэйрс гадает просто
поразительно! Она сказала моему сыну... - И, вцепившись в проходившую
мимо даму, тяжело дыша, договорила: - Я рассказываю этому джентльмену
о нашей замечательной миссис Беллэйрс и о моем сыне...
- О котором? О младшем?
- Да, о Джеке.
Воспользовавшись этой заминкой, Роу сбежал. Солнце уже заходило,
сад пустел, время было выкапывать клад и сматываться, пока не
наступили ночь, затемнение и не завыли сирены. Ему столько раз
предсказывали судьбу - и у деревенской изгороди, и на картах в
пароходном салоне, но всегда хочется еще раз послушать, что тебя ждет,
даже от любительницы на благотворительном базаре. Все равно какое-то
время.будешь верить в дальнюю дорогу, в темноволосую незнакомку и в
письмо с добрыми вестями.
Роу поднял занавеску и ощупью стал пробираться внутрь.
В шатре было очень темно, и он с трудом разглядел миссис Беллэйрс -
тучную фигуру, задрапированную в какое-то траурное тряпье. Его поразил
ее сильный грудной голос, звучавший убедительно; Роу ожидал, что
услышит смущенное щебетание дамы, которая любит рисовать акварелью.
- Садитесь, пожалуйста, и посеребрите мне руку.
- Тут так темно...
Но теперь он уже мог кое-что разглядеть: на ней был крестьянский
наряд с высоким головным убором и закинутой на спину вуалью. Он нашел
полкроны и перекрестил монетой ладонь гадалки.
- Дайте вашу руку.
Он протянул руку и почувствовал, что ее крепко схватили, как будто
гадалка хотела внушить ему, чтобы он не ждал от нее пощады. Свет
ночника падал на пояс Венеры, на крестики, которые предсказывают
потомство, на длинную-длинную линию жизни...
- У вас тут очень современно. Вот даже ночник электрический.
Она пропустила шутку мимо ушей и сказала:
- Сначала характер, затем прошлое; закон запрещает открывать
будущее. Вы человек решительный, с воображением, чувствительный к
чужим страданиям, но вам порою кажется, что вам не дают возможности
проявить свои таланты. Вам хочется совершать великие дела, а не
предаваться мечтам. Не огорчайтесь. В конце концов, вы же сделали
женщину счастливой!
Он попробовал отнять руку, но ее так крепко держали, что ему
пришлось бы вырывать ее силой. Она продолжала:
- Вы нашли душевное удовлетворение в счастливом браке. Но все же
постарайтесь быть терпимее. Теперь я поведаю вам о прошлом.
- Не надо о прошлом, - поспешно сказал он. - Расскажите о будущем.
Казалось, он ненароком нажал кнопку, и машина остановилась.
Воцарилась странная тишина. Он не рассчитывал, что заставит гадалку
замолчать, хотя его и пугало то, что она скажет: ведь даже неточный
рассказ о том, что умерло, может причинить такую же боль, как и
правда. Он отдернул руку, ее больше не удерживали. Ему стало неловко,
что он продолжает сидеть, но миссис Беллэйрс сказала:
- Мои инструкции таковы: вам нужно получить кекс. Скажите, что он
весит два кило пятьдесят пять граммов,
- А разве он столько весит?
- Это не имеет значения.
Он напряженно думал, разглядывая левую руку миссис Беллэйрс, на
которую сейчас падал свет, - широкую безобразную кисть с короткими,
обрубленными пальцами, унизанными крупными перстнями кустарной работы.
Кто дал ей инструкции? Может, она подразумевает духов? А если так, то
почему ее выбор пал на него и она помогает ему выиграть кекс?
Может быть, это просто уловка? Она называет своим клиентам разные
цифры, рассчитывая получить в виде комиссии хотя бы кусок кекса? Он
улыбнулся в темноте. Да, кекс, особенно хороший кекс, в эти дни -
диковина.
- Теперь идите, - сказала миссис Беллэйрс.
- Большое спасибо.
Подумав, что он может, ничем не рискуя, воспользоваться ее
подсказкой, Роу вернулся к киоску, где стоял кекс. Сад был уже почти
пуст, но кекс по-прежнему окружала небольшая толпа, и ей-богу, это был
великолепный кекс. Роу всегда любил печенье, особенно сдобное и темно-
коричневые домашние кексы с цукатами, которые почему-то отдают пивом.
Он сказал даме в киоске:
- Вы будете считать меня жадиной, если я рискну еще шестью пенсами?
- Нет. Пожалуйста.
- Ну тогда его вес - два кило пятьдесят пять граммов.
Он снова заметил, что наступила странная тишина, как будто весь
день они только и дожидались этих слов, но почему-то не рассчитывали,
что произнесет их именно он. Потом какая-то толстуха, наблюдавшая эту
сцену из-за спин зевак, разразилась добродушным смехом:
- Силы небесные! Сразу видать, что холостой!
- А между тем этот джентльмен выиграл, - сурово одернула ее дама в
киоске. - Он ошибся всего на несколько граммов. Можем считать, что это
прямое попадание! - добавила она, нервно хихикнув.
- Два кило пятьдесят пять граммов! - воскликнула толстуха. - Ну
тогда берегитесь! Значит, он тяжелый как камень.
- Наоборот, он сделан из настоящих яиц. Толстуха удалилась с
язвительным смехом.
Когда ему вручали кекс, снова воцарилась непонятная тишина; его
молча обступили три пожилые дамы и священник, который бросил свою
шахматную доску. Подняв голову, Роу увидел, что и гадалка тоже на него
смотрит, откинув занавеску своего шатра. Ему были куда приятнее
насмешки толстухи: в них было что-то здоровое, чистосердечное, а у
этих, вокруг него, чувствовалось такое нервное напряжение, будто они
присутствовали при каком-то важном событии. Потребность сызнова
пережить детство завела его в какие-то дебри, где и не пахло
невинностью. В Кембриджшире не бывало ничего подобного. Спустились
сумерки, и устроители начали закрывать базар. Проплыла к выходу
толстуха, неся под мышкой корсет (обертывать покупки запрещалось из-за
нехватки бумаги). Артур Роу пробормотал:
- Спасибо! Большое спасибо!
Он так отчетливо ощущал, как его со всех сторон окружает кольцо
людей, что на миг даже усомнился, дадут ли ему дорогу. Но, как и надо
было ожидать, молчание прервал священник; он взял Роу под руку и
слегка ее пожал.
- Молодец! - сказал он. - Молодец!
Поиски клада тоже спешили закончить - тут уж Роу ничего не
досталось. Он стоял и смотрел на игру, держа свой кекс и "Маленького
герцога".
- Мы и так запаздываем, - сетовала дама, подрагивая полями шляпы.
Несмотря на поздний час, еще один посетитель не поскупился
заплатить за полный билет. Подъехало такси, и какой-то человек
опрометью кинулся в шатер гадалки - так грешник перед неминуемой
смертью бросается в исповедальню. Кто это: еще один веривший в
необычайный дар миссис Беллэйрс или просто ее муж, заехавший за ней,
чтобы проводить домой после бесовской тризны?
Мысль эта занимала Артура Роу, и он не обратил внимания на то, что
последний из кладоискателей уже зашагал к выходу, - он остался один
под платанами в обществе устроителей базара. Заметив это, он
почувствовал себя неловко, как последний посетитель ресторана, на
которого обращены взгляды официантов, нетерпеливо ожидающих его ухода.
Но прежде чем он успел дойти до ворот, его догнал священник и
развязно спросил:
- Неужели вы хотите унести свой приз?
- Да, пора уходить.
- А у вас нет желания - это принято на благотворительных базарах -
снова пустить кекс в розыгрыш? Памятуя о добрых делах...
Что-то в его тоне - еле уловимая покровительственная нотка, как у
добродушного старосты класса, обучающего новичка святым традициям
школы, - обидело Роу,
- Да ведь у вас совсем не осталось посетителей.
- Я подразумевал розыгрыш среди нас, тех, кто остался. - Он снова
мягко пожал собеседнику руку. - Разрешите представиться, моя фамилия
Синклер. Говорят, у меня есть дар... получать дары. - Он хихикнул. -
Видите ту даму, миссис Фрейзер? Небольшой дружеский аукцион даст нам
возможность сделать скромный вклад в общее дело.
- По-моему, это звучит не совсем скромно.
- Все они тут необыкновенно милые люди. Я хотел бы вас с ними
познакомить, мистер...
Роу заупрямился:
- Странная манера устраивать благотворительный базар: не отдавать
людям выигрыш!
- Но вы же, надеюсь, не посещаете благотворительные праздники,
чтобы на них наживаться? - сквозь внешнее благодушие у мистера
Синклера вдруг проглянуло что-то злобное.
- Я не собираюсь здесь наживаться. Вот возьмите фунт стерлингов, но
кекс я хочу оставить себе.
Мистер Синклер, уже не таясь, махнул рукой остальным, показывая,
что дело проиграно. Роу спросил:
- Может, вы хотите, чтобы я вернул вам "Маленького герцога"? Ведь и
он даст возможность вашей миссис Фрейзер сделать скромный вклад в
общее дело?
- Право же, не стоит разговаривать со мной таким тоном.
День был безнадежно испорчен: глупая стычка заглушила дорогие
воспоминания, навеянные духовым оркестром.
- До свидания, - произнес Роу.
Однако ему не дали уйти: на помощь мистеру Синклеру подошла целая
делегация, ее возглавляла дама, наблюдавшая за поисками клада; поля ее
шляпы взволнованно колыхались.
Она жеманно улыбнулась:
- Боюсь, что несу вам дурную весть.
- Вы тоже хотите получить кекс? - спросил у нее Роу.
Она снова улыбнулась, но теперь с напускным простодушием:
- Мне придется его у вас отнять. Видите ли, к сожалению, произошла
ошибка. Относительно его веса. Он совсем не такой... как вы сказали. -
Она сверилась с бумажкой, которую держала в руке. - Та грубая женщина
была права. Настоящий его вес: тысяча пятьсот пятьдесят Граммов. И вот
тот джентльмен, - она махнула рукой в сторону киоска, - выиграл кекс.
Там стоял человек, который поздно приехал на такси и побежал в
шатер миссис Беллэйрс. Сейчас он держался в тени киоска, где
разыгрывался приз, предоставляя дамам-благотворительницам защищать его
права. Неужели миссис Беллэйрс подсказала ему вернее?
- Странно, очень странно, - сказал Роу. - Он назвал точный вес?
Дама ответила с некоторым замешательством, как неопытный свидетель,
припертый к стенке во время допроса:
- Ну, не совсем точный... Он ошибся граммов на сто... - Тут к ней
вернулся апломб: - Он сказал, что кекс весит кило шестьсот пятьдесят граммов.
- В таком случае кекс все равно остается за мною, потому что в
первый раз я угадал его вес, сказав, что в нем полтора кило. Вот вам
фунт на ваши добрые дела. И всего вам хорошего!
На этот раз, видно, он поймал их врасплох: они совсем онемели и
даже забыли сказать спасибо за деньги. Выйдя из ворот, он оглянулся, и
увидел, что люди, стоявшие у киоска, тоже подошли к ограде, Он помахал
им рукой. Афиша на решетке гласила:
"Фонд помощи Матерям свободных наций. Благотворительный базар...
под покровительством членов королевской фамилии..."
Артур Роу жил на Гилфорд-стрит. В самом начале воздушной войны
посреди улицы упала бомба и разрушила здания по обеим сторонам, но Роу
продолжал там жить. Вокруг рушились дома, но он никуда не переезжал.
Окна в комнатах были забиты фанерой вместо стекол, двери покосились,
так что на ночь приходилось их подпирать. У него была спальня и
гостиная на первом этаже, а обслуживала его миссис Пурвис, которая
тоже продолжала там жить, потому что это был ее дом. Он снял комнаты с
мебелью и не позаботился о том, чтобы их по-своему обставить, чувствуя
себя путником, ставшим на привал в пустыне. Его книги были либо в
самых дешевых изданиях, либо взяты из публичной библиотеки, кроме
"Лавки древностей" и "Давида Копперфилда", их он читал постоянно, как
когда-то читали библию, пока не запоминал целые главы наизусть. И не
потому, что эти книги ему нравились, а потому, что он читал их в
детстве, и они не вызывали у него более поздних ассоциаций. Картины
принадлежали миссис Пурвис - аляповатая акварель, изображавшая заход
солнца в Неаполитанской бухте; несколько гравюр и фотография покойного
мистера Пурвиса в крайне старомодном мундире 1914 года. Уродливое
кресло, стол, покрытый тяжелой суконной скатертью, фикус на окне - все
это принадлежало миссис Пурвис, а радиоприемник был взят напрокат.
Имущество Роу состояло из пачки сигарет на каминной доске, зубной
щетки, бритвенных принадлежностей в спальне (мыло дала миссис Пурвис)
и картонной коробочки со снотворным. В гостиной не было даже бутылки
чернил и писчей бумаги - Роу не писал писем, а подоходный налог вносил
через почтовое отделение.
Можно сказать, что кекс и книжка заметно умножили его имущество.
Придя домой, он вызвал миссис Пурвис.
- Миссис Пурвис, - сказал он, - я выиграл этот кекс на
благотворительном базаре. Нет ли у вас случайно подходящей коробки?
- Довольно внушительный кекс по нынешним временам! - воскликнула
миссис Пурвис, жадно поглядывая на лакомство. Но она оголодала не из-
за войны, миссис Пурвис не раз признавалась Роу, что с юности была
сладкоежкой. Маленькая, щуплая, обтрепанная, она очень опустилась
после смерти мужа и постоянно жевала сладости; на лестнице пахло, как
в кондитерской; повсюду валялись липкие кулечки, и если миссис Пурвис
не оказывалось дома, она наверняка стояла в очереди за фруктовыми
пастилками.
- Он весит добрый килограмм, ручаюсь, - сказала она.
- Он весит больше полутора,
- Ну уж это вы слишком!
- А вы его взвесьте.
Когда она ушла, он сел в кресло и закрыл глаза. Гулянье кончилось,
впереди тянулась безмерная пустота будней. Его настоящей работой была
журналистика, но она прервалась два года назад. Он жил на ренту -
триста фунтов в год, и, как говорят, бояться за завтрашний день ему не
приходилось. В армию его не брали, а недолгая служба в гражданской
обороне только усугубила чувство одиночества: ведь оттуда ему тоже
пришлось уйти. Оставалось только пойти на военный завод, но Роу был
привязан к Лондону. Если бы бомбы разрушили все улицы, с которыми у
него были связаны воспоминания, он, пожалуй, освободился бы, смог
уехать, нашел бы подходящий завод возле Трампингтона. После каждого
налета он замечал с каким-то облегчением, что вон того ресторана или
магазина больше не существует, словно сломался еще один прут его
тюремной решетки.
Миссис Пурвис принесла кекс в большой коробке из-под печенья.
- Какие там полтора килограмма, держи карман шире! - воскликнула
она с издевкой. - Никогда им не верьте, этим благотворителям, Тут меньше,
чем кило двести.
Он широко открыл глаза.
- Вот странно, - сказал он. - Очень странно. - Он призадумался. -
Отрежьте мне кусочек, - попросил он. Миссис Пурвис охотно
повиновалась. Кекс был вкусный. - Пусть лежит в коробке. Такие кексы,
полежав, становятся только лучше,
- Он протухнет.
- Что вы, он же из настоящих яиц. - Роу не мог вынести ее
тоскливого взгляда: - Возьмите и себе кусок, миссис Пурвис.
Люди могли получить у него все, стоило им только захотеть.
Почувствовав, что кто-то страдает, он сразу терял свой не очень
стойкий душевный покой. И тогда был способен на все. На все что
угодно,
На следующий же день в дом миссис Пурвис переехал какой-то человек
и занял комнату на третьем этаже с окнами во двор. Роу встретил его
еще через день, вечером, впотьмах, на лестнице;- новый жилец о чем-то
разговаривал с миссис Пурвис гулким шепотом, а та, прижавшись к стене,
испуганно слушала его и явно не понимала. Ростом он был почти карлик,
темноволосый, горбатый, с могучими плечами человека, перенесшего в
детстве паралич.
- Ах, вот и вы, сэр, - с облегчением вздохнула миссис Пурвис при
виде Роу. - Этот джентльмен хочет послушать последние известия. Я
сказала, что, может быть, вы позволите ему зайти к вам...
- Входите, - сказал Роу, открыл свою дверь и пропустил незнакомца
вперед; это был его первый посетитель за все время. Комната была плохо
освещена, фанера, вставленная вместо стекла, не пропускала слабого
дневного света, а единственная лампочка была защищена от падающей
штукатурки абажуром.
"Неаполитанская бухта" совсем слилась с обоями, маленький огонек
шкалы радиоприемника придавал комнате уют - он был похож на ночничок в
детской у ребенка, который боится темноты. Голос диктора произнес с
напускной веселостью: "Спокойной ночи, детки. Спокойной ночи".
Незнакомец сгорбился в кресле и стал пальцами выскребывать из
головы перхоть. Сидячая поза была для него выигрышной. Благодаря
непомерно широким плечам, он казался могучим, а рост был незаметен.
- Как раз вовремя, - сказал он и, не предложив сигареты хозяину,
закурил; по комнате пошел едкий черный дым дешевого французского табака.
- Хотите печенья? - спросил Роу, отворяя дверь шкафа.
- А может, вы съедите кусочек кекса? - спросила миссис Пурвис,
которая все еще медлила у двери.
- Пожалуй, нам лучше сначала доесть печенье.
- Кекс в наши дни вряд ли заслуживает того, чтобы его ели.
- Но этот сделан из настоящих яиц! - гордо возразила миссис Пурвис,
словно кекс принадлежал ей. - Мистер Роу выиграл его в лотерею.
В эту минуту по радио начали передавать последние известия:
"...ведет передачу Джозеф Маклеод". Незнакомец уместился поглубже в
кресло и стал слушать, всем своим видом выражая презрение, словно его
пичкали россказнями, которым он один знает настоящую цену.
- Дела идут сегодня чуть-чуть повеселее, - сказал Роу.
- Хотят поддержать в нас боевой дух, - скривился незнакомец.
- Может, вы все-таки попробуете кекс? - спросила миссис Пурвис.
- Но этот джентльмен предпочитает печенье.
- Я очень люблю кекс, - твердо заявил незнакомец и затоптал
подошвой свою вонючую сигарету. - Если это хороший кекс, - добавил он,
словно все дело было в том, чтобы кекс ему понравился.
- Тогда принесите нам кекс, миссис Пурвис, и чаю. Когда внесли
кекс, незнакомец повернулся к нему
всем своим изуродованным телом: видно, он и правда питал к нему
слабость, казалось, он не может отвести от него глаз. Он даже затаил
дыхание, а когда кекс поставили на стол, с жадностью наклонился вперед.
- Где нож, миссис Пурвис?
- О господи, господи! Из-за этих воздушных сирен у меня всю память
The ministry of tsar
Перевод с английского Е. Голышевой
Файл с книжной полки Несененко Алексея
OCR: Несененко Алексей март 2005
Книга первая
Глава первая
Никто не проходит без пропуска.
"Маленький герцог"
Артура Роу неудержимо влекло к народным гуляньям: стоило ему
издалека услышать рев духового оркестра или стук деревянных шаров о
кокосовые орехи, и он уже не мог с собой совладать. В этом году
кокосовых орехов не было: в мире шла война - это было заметно по
неряшливым пустырям между домами, по сплюснутому камину,
прилепившемуся к полуразрушенной стене, по обломкам зеркала и обрывкам
зеленых обоев, по звуку сметаемых с мостовой осколков стекла в
солнечный полдень, похожему на ленивое шуршание гальки во время
прилива. В остальном площадь в Блумсбери, разукрашенная флагами
Свободных Наций и пестрыми вымпелами, припасенными еще со времен
королевы Виктории, выглядела превосходно.
Артур Роу с завистью поглядел за ограду - ограду еще не разбомбило.
Гулянье привлекало его как непорочное детство, оно напоминало о ранней
поре его жизни: сад священника, девочек в летних белых платьях, запах
душистых трав на клумбах, безопасность. У него и в мыслях не было
насмехаться над таким наивным способом собирать деньги на добрые дела.
Тут был непременный участник всякого благотворительного базара -
священник, наблюдавший за не слишком азартной игрой; старая дама в
длинном платье с цветочками и в шляпе с большими полями. Они
взволнованно хлопотали возле "поисков клада" (нечто вроде детской
площадки, разделенной столбиками на участки); а когда станет вечереть-
базар придется закрыть пораньше, в городе затемнение, - посетители с
жаром примутся работать лопатками. В углу, под платаном, стоял шатер
гадалки, если эта будочка не была временной уборной. В летние
воскресные сумерки все тут выглядело прелестно. Глаза Артура Роу
наполнились слезами, когда маленький военный оркестр заиграл
полузабытую песню времен прошлой войны:
Что б ни сулила судьба,
Я помнить буду всегда
Тот солнечный горный склон...
Шагая вдоль решетки, он шел прямо навстречу своей судьбе: пенсы со
стуком падали по желобку в ящик от шахмат, но пенсов было немного. На
гулянье пришло мало людей, павильонов было только три, и публика к ним
не подходила. Если уж тратить деньги, то лучше рискнуть на выигрыш,
поискав "клад".
Роу медленно шел вдоль решетки, как незваный гость или беглец,
вернувшийся домой спустя много лет и не уверенный, что ему будут рады.
Это был высокий, худощавый, сутулый человек с седеющими черными
волосами, продолговатым, резко очерченным лицом, чуть кривым носом и
слишком нежным ртом. Одет он был хорошо, но как-то небрежно: по виду
типичный холостяк, и все же нечто неуловимое выдавало в нем человека
женатого.
- Плата за вход - один шиллинг, - сказала пожилая дама у входа, -
но, по-моему, это несправедливо. Обождите минут пять, и вы сможете
войти по льготной цене. Моя обязанность предупреждать публику, когда
время подходит к концу.
- Вы очень любезны.
- Мы не хотим, чтобы люди считали нас обманщиками, даже в
благотворительных целях.
- И тем не менее я, пожалуй, не стану ждать. А в чью пользу устроен
этот базар?
- В помощь Свободным матерям, то есть Матерям свободных наций.
Артур Роу радостно вернулся обратно в отрочество, в детство. В это
время года в саду у священника, в стороне от Трампингтон-роуд, всегда
устраивали благотворительный базар. За импровизированной эстрадой для
оркестра расстилались ровные кембриджширские поля, а возле ручья, где
водилась колюшка, около мелового карьера, на склоне пригорков, которые
в здешних местах зовутся холмами, росли подстриженные ивы. Он каждый
год ходил на эти гулянья с каким-то тайным волнением, как будто там
случится что-то необыкновенное и привычный ход жизни сразу переменится
навсегда. В теплых лучах заходящего солнца бил барабан, медные трубы
дрожали, как в мареве, и незнакомые лица молодых женщин смешивались в
его сознании с лицами хозяйки универмага миссис Труп, учительницы
воскресной школы мисс Сэведж, жен трактирщика и священника. Когда он
был ребенком, Роу обходил с матерью все киоски с розовыми вязаными
фуфайками, с художественной керамикой и напоследок самый интересный из
них - с белыми слонами. Ему казалось, что там, на прилавке с белыми
слонами, можно найти волшебный перстень, который исполнит три заветных
желания. И поразительно, что, вернувшись домой вечером с одной лишь
подержанной книжкой "Маленький герцог" Шарлотты Йонг или устаревшим
атласом-рекламой индийского чая, мальчик не испытывал ни малейшего
разочарования; он уносил с собой гудение медных труб, ощущение
праздника, веру в будущее, более героическое, чем будничное сегодня. В
отрочестве его стало увлекать другое: в саду священника он надеялся
встретить девушку, которую никогда еще не видел; язык его осмелеет, он
с ней заговорит, а вечером на лужайке запахнет левкоями и начнутся
танцы. Но так как мечты эти не сбылись, от той поры осталось только
ощущение невинности... И приятного волнения. Он не мог поверить, что,
когда войдет в ворота и ступит на траву под платанами, его там ничего
не ждет, хотя теперь он мечтал не о девушке и не о волшебном перстне,
а о чем-то куда менее доступном: о забвении того, что случилось с ним
за последние двадцать лет. Сердце его билось, оркестр гремел, а в
усталом мозгу снова воцарилось детство.
- Попытайте счастья, сэр, - певучим баритоном предложил священник;
он, несомненно, исполнял романсы на благотворительных вечерах.
- А вы мне не разменяете шиллинг на медяки?
- Тринадцать на шиллинг, сэр.
Артур Роу стал бросать одно пенни за другим на покатый желобок и
следить, как они падают в ящик.
- Сегодня вам не везет, сэр. А что, если рискнуть еще шиллингом для
доброго дела?
Под маленьким тентом на прилавке стоял кекс, окруженный небольшой
группой восхищенных зевак. Какая-то дама объясняла:
- Мы сложились, пожертвовав свои карточки на масло, а мистеру
Тэтхему удалось достать смородину. - Она обратилась к Артуру Роу: -
Может, возьмете билетик и угадаете вес?
Он поднял кекс и сказал наугад;
- Полтора килограмма.
- Довольно точно. Видно, ваша жена вас кое-чему научила.
Он дернулся и отошел в сторону.
- Нет, я не женат...
Война очень усложнила задачу устроителей: в одном из киосков не
было почти ничего, кроме подержанных авторучек военного образца,
другой был кое-как заполнен причудливым набором ношеной одежды -
старомодным отрепьем: нижними юбками с карманами, высокими кружевными
воротниками на китовом усе, вытащенными из столетних сундуков и
наконец-то выброшенными в пользу Свободных матерей; корсетами,
звеневшими, как вериги. Детская одежда занимала теперь мало места -
шерсть выдавали по карточкам, а ношеные вещи могли пригодиться
друзьям. Третий киоск был традиционный - с белыми слонами, хотя черных
слонов тут было больше: семьи, жившие в Индии, пожертвовали коллекции
своих слонов из черного дерева. Там же лежали медные пепельницы;
вышитые спичечницы, в которых давным-давно не держали спичек; книги,
слишком потрепанные для книжного киоска; два альбома с почтовыми
открытками; серия открыток на сюжеты из Диккенса; никелированная
сковорода, длинный розовый мундштук; несколько чеканных коробочек из
Бенареса, открытки с автографом жены Уинстона Черчилля и тарелки с
медными монетами разных стран... Артур Роу стал перебирать книги и с
болью в сердце обнаружил ветхий томик "Маленького герцога". Он
заплатил за него шесть пенсов и побрел дальше. Даже в сегодняшней
ясной погоде ему чудилось что-то грозное: между платанами, затенявшими
площадку для поисков клада, виднелась разрушенная сторона площади.
Он, конечно, не удержался и принял участие в поисках клада, хотя и
в этом сказался упадок, если посмотреть
на приз. А потом не нашел для себя ничего интересного, кроме
гадалки, - оказалось, что в будочке действительно сидит гадалка. Вход
прикрывала занавеска, привезенная кем-то из Алжира. Одна из пожилых
дам схватила его за руку:
- Непременно, непременно сходите! Миссис Беллэйрс гадает просто
поразительно! Она сказала моему сыну... - И, вцепившись в проходившую
мимо даму, тяжело дыша, договорила: - Я рассказываю этому джентльмену
о нашей замечательной миссис Беллэйрс и о моем сыне...
- О котором? О младшем?
- Да, о Джеке.
Воспользовавшись этой заминкой, Роу сбежал. Солнце уже заходило,
сад пустел, время было выкапывать клад и сматываться, пока не
наступили ночь, затемнение и не завыли сирены. Ему столько раз
предсказывали судьбу - и у деревенской изгороди, и на картах в
пароходном салоне, но всегда хочется еще раз послушать, что тебя ждет,
даже от любительницы на благотворительном базаре. Все равно какое-то
время.будешь верить в дальнюю дорогу, в темноволосую незнакомку и в
письмо с добрыми вестями.
Роу поднял занавеску и ощупью стал пробираться внутрь.
В шатре было очень темно, и он с трудом разглядел миссис Беллэйрс -
тучную фигуру, задрапированную в какое-то траурное тряпье. Его поразил
ее сильный грудной голос, звучавший убедительно; Роу ожидал, что
услышит смущенное щебетание дамы, которая любит рисовать акварелью.
- Садитесь, пожалуйста, и посеребрите мне руку.
- Тут так темно...
Но теперь он уже мог кое-что разглядеть: на ней был крестьянский
наряд с высоким головным убором и закинутой на спину вуалью. Он нашел
полкроны и перекрестил монетой ладонь гадалки.
- Дайте вашу руку.
Он протянул руку и почувствовал, что ее крепко схватили, как будто
гадалка хотела внушить ему, чтобы он не ждал от нее пощады. Свет
ночника падал на пояс Венеры, на крестики, которые предсказывают
потомство, на длинную-длинную линию жизни...
- У вас тут очень современно. Вот даже ночник электрический.
Она пропустила шутку мимо ушей и сказала:
- Сначала характер, затем прошлое; закон запрещает открывать
будущее. Вы человек решительный, с воображением, чувствительный к
чужим страданиям, но вам порою кажется, что вам не дают возможности
проявить свои таланты. Вам хочется совершать великие дела, а не
предаваться мечтам. Не огорчайтесь. В конце концов, вы же сделали
женщину счастливой!
Он попробовал отнять руку, но ее так крепко держали, что ему
пришлось бы вырывать ее силой. Она продолжала:
- Вы нашли душевное удовлетворение в счастливом браке. Но все же
постарайтесь быть терпимее. Теперь я поведаю вам о прошлом.
- Не надо о прошлом, - поспешно сказал он. - Расскажите о будущем.
Казалось, он ненароком нажал кнопку, и машина остановилась.
Воцарилась странная тишина. Он не рассчитывал, что заставит гадалку
замолчать, хотя его и пугало то, что она скажет: ведь даже неточный
рассказ о том, что умерло, может причинить такую же боль, как и
правда. Он отдернул руку, ее больше не удерживали. Ему стало неловко,
что он продолжает сидеть, но миссис Беллэйрс сказала:
- Мои инструкции таковы: вам нужно получить кекс. Скажите, что он
весит два кило пятьдесят пять граммов,
- А разве он столько весит?
- Это не имеет значения.
Он напряженно думал, разглядывая левую руку миссис Беллэйрс, на
которую сейчас падал свет, - широкую безобразную кисть с короткими,
обрубленными пальцами, унизанными крупными перстнями кустарной работы.
Кто дал ей инструкции? Может, она подразумевает духов? А если так, то
почему ее выбор пал на него и она помогает ему выиграть кекс?
Может быть, это просто уловка? Она называет своим клиентам разные
цифры, рассчитывая получить в виде комиссии хотя бы кусок кекса? Он
улыбнулся в темноте. Да, кекс, особенно хороший кекс, в эти дни -
диковина.
- Теперь идите, - сказала миссис Беллэйрс.
- Большое спасибо.
Подумав, что он может, ничем не рискуя, воспользоваться ее
подсказкой, Роу вернулся к киоску, где стоял кекс. Сад был уже почти
пуст, но кекс по-прежнему окружала небольшая толпа, и ей-богу, это был
великолепный кекс. Роу всегда любил печенье, особенно сдобное и темно-
коричневые домашние кексы с цукатами, которые почему-то отдают пивом.
Он сказал даме в киоске:
- Вы будете считать меня жадиной, если я рискну еще шестью пенсами?
- Нет. Пожалуйста.
- Ну тогда его вес - два кило пятьдесят пять граммов.
Он снова заметил, что наступила странная тишина, как будто весь
день они только и дожидались этих слов, но почему-то не рассчитывали,
что произнесет их именно он. Потом какая-то толстуха, наблюдавшая эту
сцену из-за спин зевак, разразилась добродушным смехом:
- Силы небесные! Сразу видать, что холостой!
- А между тем этот джентльмен выиграл, - сурово одернула ее дама в
киоске. - Он ошибся всего на несколько граммов. Можем считать, что это
прямое попадание! - добавила она, нервно хихикнув.
- Два кило пятьдесят пять граммов! - воскликнула толстуха. - Ну
тогда берегитесь! Значит, он тяжелый как камень.
- Наоборот, он сделан из настоящих яиц. Толстуха удалилась с
язвительным смехом.
Когда ему вручали кекс, снова воцарилась непонятная тишина; его
молча обступили три пожилые дамы и священник, который бросил свою
шахматную доску. Подняв голову, Роу увидел, что и гадалка тоже на него
смотрит, откинув занавеску своего шатра. Ему были куда приятнее
насмешки толстухи: в них было что-то здоровое, чистосердечное, а у
этих, вокруг него, чувствовалось такое нервное напряжение, будто они
присутствовали при каком-то важном событии. Потребность сызнова
пережить детство завела его в какие-то дебри, где и не пахло
невинностью. В Кембриджшире не бывало ничего подобного. Спустились
сумерки, и устроители начали закрывать базар. Проплыла к выходу
толстуха, неся под мышкой корсет (обертывать покупки запрещалось из-за
нехватки бумаги). Артур Роу пробормотал:
- Спасибо! Большое спасибо!
Он так отчетливо ощущал, как его со всех сторон окружает кольцо
людей, что на миг даже усомнился, дадут ли ему дорогу. Но, как и надо
было ожидать, молчание прервал священник; он взял Роу под руку и
слегка ее пожал.
- Молодец! - сказал он. - Молодец!
Поиски клада тоже спешили закончить - тут уж Роу ничего не
досталось. Он стоял и смотрел на игру, держа свой кекс и "Маленького
герцога".
- Мы и так запаздываем, - сетовала дама, подрагивая полями шляпы.
Несмотря на поздний час, еще один посетитель не поскупился
заплатить за полный билет. Подъехало такси, и какой-то человек
опрометью кинулся в шатер гадалки - так грешник перед неминуемой
смертью бросается в исповедальню. Кто это: еще один веривший в
необычайный дар миссис Беллэйрс или просто ее муж, заехавший за ней,
чтобы проводить домой после бесовской тризны?
Мысль эта занимала Артура Роу, и он не обратил внимания на то, что
последний из кладоискателей уже зашагал к выходу, - он остался один
под платанами в обществе устроителей базара. Заметив это, он
почувствовал себя неловко, как последний посетитель ресторана, на
которого обращены взгляды официантов, нетерпеливо ожидающих его ухода.
Но прежде чем он успел дойти до ворот, его догнал священник и
развязно спросил:
- Неужели вы хотите унести свой приз?
- Да, пора уходить.
- А у вас нет желания - это принято на благотворительных базарах -
снова пустить кекс в розыгрыш? Памятуя о добрых делах...
Что-то в его тоне - еле уловимая покровительственная нотка, как у
добродушного старосты класса, обучающего новичка святым традициям
школы, - обидело Роу,
- Да ведь у вас совсем не осталось посетителей.
- Я подразумевал розыгрыш среди нас, тех, кто остался. - Он снова
мягко пожал собеседнику руку. - Разрешите представиться, моя фамилия
Синклер. Говорят, у меня есть дар... получать дары. - Он хихикнул. -
Видите ту даму, миссис Фрейзер? Небольшой дружеский аукцион даст нам
возможность сделать скромный вклад в общее дело.
- По-моему, это звучит не совсем скромно.
- Все они тут необыкновенно милые люди. Я хотел бы вас с ними
познакомить, мистер...
Роу заупрямился:
- Странная манера устраивать благотворительный базар: не отдавать
людям выигрыш!
- Но вы же, надеюсь, не посещаете благотворительные праздники,
чтобы на них наживаться? - сквозь внешнее благодушие у мистера
Синклера вдруг проглянуло что-то злобное.
- Я не собираюсь здесь наживаться. Вот возьмите фунт стерлингов, но
кекс я хочу оставить себе.
Мистер Синклер, уже не таясь, махнул рукой остальным, показывая,
что дело проиграно. Роу спросил:
- Может, вы хотите, чтобы я вернул вам "Маленького герцога"? Ведь и
он даст возможность вашей миссис Фрейзер сделать скромный вклад в
общее дело?
- Право же, не стоит разговаривать со мной таким тоном.
День был безнадежно испорчен: глупая стычка заглушила дорогие
воспоминания, навеянные духовым оркестром.
- До свидания, - произнес Роу.
Однако ему не дали уйти: на помощь мистеру Синклеру подошла целая
делегация, ее возглавляла дама, наблюдавшая за поисками клада; поля ее
шляпы взволнованно колыхались.
Она жеманно улыбнулась:
- Боюсь, что несу вам дурную весть.
- Вы тоже хотите получить кекс? - спросил у нее Роу.
Она снова улыбнулась, но теперь с напускным простодушием:
- Мне придется его у вас отнять. Видите ли, к сожалению, произошла
ошибка. Относительно его веса. Он совсем не такой... как вы сказали. -
Она сверилась с бумажкой, которую держала в руке. - Та грубая женщина
была права. Настоящий его вес: тысяча пятьсот пятьдесят Граммов. И вот
тот джентльмен, - она махнула рукой в сторону киоска, - выиграл кекс.
Там стоял человек, который поздно приехал на такси и побежал в
шатер миссис Беллэйрс. Сейчас он держался в тени киоска, где
разыгрывался приз, предоставляя дамам-благотворительницам защищать его
права. Неужели миссис Беллэйрс подсказала ему вернее?
- Странно, очень странно, - сказал Роу. - Он назвал точный вес?
Дама ответила с некоторым замешательством, как неопытный свидетель,
припертый к стенке во время допроса:
- Ну, не совсем точный... Он ошибся граммов на сто... - Тут к ней
вернулся апломб: - Он сказал, что кекс весит кило шестьсот пятьдесят граммов.
- В таком случае кекс все равно остается за мною, потому что в
первый раз я угадал его вес, сказав, что в нем полтора кило. Вот вам
фунт на ваши добрые дела. И всего вам хорошего!
На этот раз, видно, он поймал их врасплох: они совсем онемели и
даже забыли сказать спасибо за деньги. Выйдя из ворот, он оглянулся, и
увидел, что люди, стоявшие у киоска, тоже подошли к ограде, Он помахал
им рукой. Афиша на решетке гласила:
"Фонд помощи Матерям свободных наций. Благотворительный базар...
под покровительством членов королевской фамилии..."
Артур Роу жил на Гилфорд-стрит. В самом начале воздушной войны
посреди улицы упала бомба и разрушила здания по обеим сторонам, но Роу
продолжал там жить. Вокруг рушились дома, но он никуда не переезжал.
Окна в комнатах были забиты фанерой вместо стекол, двери покосились,
так что на ночь приходилось их подпирать. У него была спальня и
гостиная на первом этаже, а обслуживала его миссис Пурвис, которая
тоже продолжала там жить, потому что это был ее дом. Он снял комнаты с
мебелью и не позаботился о том, чтобы их по-своему обставить, чувствуя
себя путником, ставшим на привал в пустыне. Его книги были либо в
самых дешевых изданиях, либо взяты из публичной библиотеки, кроме
"Лавки древностей" и "Давида Копперфилда", их он читал постоянно, как
когда-то читали библию, пока не запоминал целые главы наизусть. И не
потому, что эти книги ему нравились, а потому, что он читал их в
детстве, и они не вызывали у него более поздних ассоциаций. Картины
принадлежали миссис Пурвис - аляповатая акварель, изображавшая заход
солнца в Неаполитанской бухте; несколько гравюр и фотография покойного
мистера Пурвиса в крайне старомодном мундире 1914 года. Уродливое
кресло, стол, покрытый тяжелой суконной скатертью, фикус на окне - все
это принадлежало миссис Пурвис, а радиоприемник был взят напрокат.
Имущество Роу состояло из пачки сигарет на каминной доске, зубной
щетки, бритвенных принадлежностей в спальне (мыло дала миссис Пурвис)
и картонной коробочки со снотворным. В гостиной не было даже бутылки
чернил и писчей бумаги - Роу не писал писем, а подоходный налог вносил
через почтовое отделение.
Можно сказать, что кекс и книжка заметно умножили его имущество.
Придя домой, он вызвал миссис Пурвис.
- Миссис Пурвис, - сказал он, - я выиграл этот кекс на
благотворительном базаре. Нет ли у вас случайно подходящей коробки?
- Довольно внушительный кекс по нынешним временам! - воскликнула
миссис Пурвис, жадно поглядывая на лакомство. Но она оголодала не из-
за войны, миссис Пурвис не раз признавалась Роу, что с юности была
сладкоежкой. Маленькая, щуплая, обтрепанная, она очень опустилась
после смерти мужа и постоянно жевала сладости; на лестнице пахло, как
в кондитерской; повсюду валялись липкие кулечки, и если миссис Пурвис
не оказывалось дома, она наверняка стояла в очереди за фруктовыми
пастилками.
- Он весит добрый килограмм, ручаюсь, - сказала она.
- Он весит больше полутора,
- Ну уж это вы слишком!
- А вы его взвесьте.
Когда она ушла, он сел в кресло и закрыл глаза. Гулянье кончилось,
впереди тянулась безмерная пустота будней. Его настоящей работой была
журналистика, но она прервалась два года назад. Он жил на ренту -
триста фунтов в год, и, как говорят, бояться за завтрашний день ему не
приходилось. В армию его не брали, а недолгая служба в гражданской
обороне только усугубила чувство одиночества: ведь оттуда ему тоже
пришлось уйти. Оставалось только пойти на военный завод, но Роу был
привязан к Лондону. Если бы бомбы разрушили все улицы, с которыми у
него были связаны воспоминания, он, пожалуй, освободился бы, смог
уехать, нашел бы подходящий завод возле Трампингтона. После каждого
налета он замечал с каким-то облегчением, что вон того ресторана или
магазина больше не существует, словно сломался еще один прут его
тюремной решетки.
Миссис Пурвис принесла кекс в большой коробке из-под печенья.
- Какие там полтора килограмма, держи карман шире! - воскликнула
она с издевкой. - Никогда им не верьте, этим благотворителям, Тут меньше,
чем кило двести.
Он широко открыл глаза.
- Вот странно, - сказал он. - Очень странно. - Он призадумался. -
Отрежьте мне кусочек, - попросил он. Миссис Пурвис охотно
повиновалась. Кекс был вкусный. - Пусть лежит в коробке. Такие кексы,
полежав, становятся только лучше,
- Он протухнет.
- Что вы, он же из настоящих яиц. - Роу не мог вынести ее
тоскливого взгляда: - Возьмите и себе кусок, миссис Пурвис.
Люди могли получить у него все, стоило им только захотеть.
Почувствовав, что кто-то страдает, он сразу терял свой не очень
стойкий душевный покой. И тогда был способен на все. На все что
угодно,
На следующий же день в дом миссис Пурвис переехал какой-то человек
и занял комнату на третьем этаже с окнами во двор. Роу встретил его
еще через день, вечером, впотьмах, на лестнице;- новый жилец о чем-то
разговаривал с миссис Пурвис гулким шепотом, а та, прижавшись к стене,
испуганно слушала его и явно не понимала. Ростом он был почти карлик,
темноволосый, горбатый, с могучими плечами человека, перенесшего в
детстве паралич.
- Ах, вот и вы, сэр, - с облегчением вздохнула миссис Пурвис при
виде Роу. - Этот джентльмен хочет послушать последние известия. Я
сказала, что, может быть, вы позволите ему зайти к вам...
- Входите, - сказал Роу, открыл свою дверь и пропустил незнакомца
вперед; это был его первый посетитель за все время. Комната была плохо
освещена, фанера, вставленная вместо стекла, не пропускала слабого
дневного света, а единственная лампочка была защищена от падающей
штукатурки абажуром.
"Неаполитанская бухта" совсем слилась с обоями, маленький огонек
шкалы радиоприемника придавал комнате уют - он был похож на ночничок в
детской у ребенка, который боится темноты. Голос диктора произнес с
напускной веселостью: "Спокойной ночи, детки. Спокойной ночи".
Незнакомец сгорбился в кресле и стал пальцами выскребывать из
головы перхоть. Сидячая поза была для него выигрышной. Благодаря
непомерно широким плечам, он казался могучим, а рост был незаметен.
- Как раз вовремя, - сказал он и, не предложив сигареты хозяину,
закурил; по комнате пошел едкий черный дым дешевого французского табака.
- Хотите печенья? - спросил Роу, отворяя дверь шкафа.
- А может, вы съедите кусочек кекса? - спросила миссис Пурвис,
которая все еще медлила у двери.
- Пожалуй, нам лучше сначала доесть печенье.
- Кекс в наши дни вряд ли заслуживает того, чтобы его ели.
- Но этот сделан из настоящих яиц! - гордо возразила миссис Пурвис,
словно кекс принадлежал ей. - Мистер Роу выиграл его в лотерею.
В эту минуту по радио начали передавать последние известия:
"...ведет передачу Джозеф Маклеод". Незнакомец уместился поглубже в
кресло и стал слушать, всем своим видом выражая презрение, словно его
пичкали россказнями, которым он один знает настоящую цену.
- Дела идут сегодня чуть-чуть повеселее, - сказал Роу.
- Хотят поддержать в нас боевой дух, - скривился незнакомец.
- Может, вы все-таки попробуете кекс? - спросила миссис Пурвис.
- Но этот джентльмен предпочитает печенье.
- Я очень люблю кекс, - твердо заявил незнакомец и затоптал
подошвой свою вонючую сигарету. - Если это хороший кекс, - добавил он,
словно все дело было в том, чтобы кекс ему понравился.
- Тогда принесите нам кекс, миссис Пурвис, и чаю. Когда внесли
кекс, незнакомец повернулся к нему
всем своим изуродованным телом: видно, он и правда питал к нему
слабость, казалось, он не может отвести от него глаз. Он даже затаил
дыхание, а когда кекс поставили на стол, с жадностью наклонился вперед.
- Где нож, миссис Пурвис?
- О господи, господи! Из-за этих воздушных сирен у меня всю память