- Охота была немножко передохнуть, сэр, - тут и деревья и птицы.
- Ну, давайте-ка ваш чемодан, я его поднесу, - сказал Роу. - На
этой стороне реки автобус не ходит.
- Что вы, не беспокойтесь, сэр! Как же это можно! - Но протестовал
он не слишком рьяно; чемодан был действительно тяжел; фолианты по
художественному садоводству оказались очень увесистыми. Старик виновато
объяснил: - Ничего нет на свете тяжелее книг, сэр, разве что кирпичи.
Они вышли из парка, и Роу переменил руку.
- А знаете, вы, по-моему, опаздываете.
- Виноват мой длинный язык, - с огорчением признал старик. - Видно,
все-таки придется раскошелиться на такси.
- Боюсь, что так.
- Если бы я мог вас подвезти, сэр, не было бы так обидно. Вам
случайно не в эту сторону?
- Мне все равно, в какую сторону, - сказал Роу.
На углу они взяли такси, и букинист блаженно откинулся на сиденье.
- Если уж ты решил выложить деньги, получай, по крайней мере,
удовольствие.
Но в такси с закрытыми окнами его спутнику было трудно получать
удовольствие: запах гнилых зубов был слишком пронзителен. Роу
заговорил, чтобы скрыть отвращение:
- А вы сами занимались художественной разбивкой садов?
- Да нет, насчет разбивки садов хвастать не буду. - Он все время
выглядывал в окно. Роу вдруг показалось, что его простодушное
удовольствие немного фальшиво. - Я хочу попросить вас, сэр, еще об
одном одолжении. Понимаете, лестница в этом "Ригел-корте" для человека
моих лет - просто ад. А таким, как я, разве кто подсобит? Я торгую
книгами, сэр. Но для них я ничем не лучше любого приказчика. Не
сочтите за труд, поднесите наверх чемодан. Только спросите мистера
Траверса из номера шесть. Он ждет этот чемодан, вы оставите его там, и
все. - Старик искоса взглянул на Роу, не пахнет ли отказом. - А потом,
сэр, за вашу доброту я подвезу вас, куда вам надо.
- Вы себе и не представляете, куда мне сейчас хочется.
- Рискну, сэр! Была не была!
- А что, если я поймаю вас на слове и поеду невесть куда?
- Заметано, сэр! Положитесь на меня, - говорил старик с какой-то
напускной бодростью. - Продам вам книжечку, и будем квиты.
Может быть, ему был противен искательный тон старика, а может, и
его запах, но Роу вдруг не захотелось оказывать ему услугу.
- Почему бы вам не заплатить швейцару, чтобы он и поднес чемодан?
- Я ему не доверяю, а вдруг не отдаст?
- Но вы можете проследить, чтобы он поднял его наверх.
- Все дело в лестнице, сэр, под конец тяжелого дня. - Он откинулся
на спинку. - Если хотите знать, сэр, мне нельзя было его нести. - Он
показал рукой на сердце-жест, на который не было ответа.
"Что же, - подумал Роу, - я могу сделать хоть одно доброе дело,
прежде чем уйду навсегда", - но что-то ему во всем этом не
понравилось. Правда, старик и в самом деле выглядел настолько больным
и усталым, что это оправдывало его хитрость, но уж больно легко она
ему удалась. "Почему, - думал Роу, - я сижу в такси с чужим человеком
и собираюсь тащить тяжелый чемодан с книгами восемнадцатого века в
комнату другого чужого человека?" Он чувствовал, что его на что-то
вынудили, что им управляет чья-то воля.
Они остановились возле "Ригел-корта" - эта странная пара
запыленных, небритых людей. Роу еще не дал согласие выполнить просьбу
спутника, но понимал, что у него нет выбора; ему недоставало той
неумолимой силы воли, которая позволила бы ему уйти и предоставить
хилому старику самому тащить свою ношу. Он вышел из такси, чувствуя за
спиной подозрительный взгляд швейцара, и потащил тяжелый чемодан.
- У вас заказан номер? - спросил швейцар и нехотя добавил: - Сэр...
- Я не собираюсь здесь жить. Мне надо передать чемодан мистеру
Траверсу.
- Справьтесь у портье, - сурово сказал швейцар и кинулся
обслуживать более представительного приезжего.
Букинист не соврал: тащить чемодан по длинной широкой лестнице
отеля было тяжело. Эту лестницу, видно, построили для того, чтобы по
ней плавно спускались дамы в вечерних туалетах; архитектор был
романтиком, он не предвидел, что по ней будет карабкаться мужчина с
двухдневной щетиной на щеках, таща тяжелый чемодан с книгами. Роу
насчитал пятьдесят ступеней.
Портье за барьером внимательно его оглядел и заявил прежде, чем Роу
открыл рот:
- К сожалению, свободных комнат нет.
- Я принес книги для мистера Траверса из шестого номера.
- Да, он вас ждал, - сказал портье. - Он вышел и распорядился,
чтобы вас провели к нему в номер. - Распоряжение было явно ему не по душе.
- Я не буду его дожидаться. Я хочу оставить ему книги.
- Мистер Траверс распорядился, чтобы вы его обождали.
- А мне наплевать на его распоряжения.
- Мальчик! - сердито крикнул портье. - Проведи этого человека в
шестой номер к мистеру Траверсу. Мистер Траверс распорядился, чтобы
его впустили к нему в номер.
Речь портье состояла всего из нескольких фраз, и он повторял их
почти дословно. Роу подумал: сколько фраз ему нужно, чтобы прожить
жизнь, жениться и народить детей? Он шел за посыльным по бесконечным
коридорам, освещенным скрытыми в карнизах лампами; как-то раз
навстречу из какого-то номера с писком выскочила женщина в розовых
шлепанцах и халате.
- Вам, наверное, приходится, как Ариадне, разматывать за собой нить
в этом лабиринте? - спросил Роу, пошатываясь под тяжестью чемодана -
лакей и не думал ему помочь - и чувствуя легкое головокружение. Но
спина впереди - туго обтянутые ягодицы в синих брючках и кургузый
китель - шествовала безмолвно. Роу показалось, что отсюда до самой
смерти не найдешь дороги назад, только портье за конторкой будет
знать, куда ты запропал, но и сам он вряд ли отважится далеко заходить
в эти дебри.
Правда, воду здесь можно нацедить из крана, а в сумерки выйти на
добычу и набрать банок с консервами... Он шел, вглядываясь в убывающие
номера: 49, 48, 47, и вдруг его захватила давно забытая жажда
приключений. Потом они срезали угол и вышли мимо шестидесятых номеров
прямо к тридцатому.
Дверь одной из комнат была отворена, и оттуда доносились странные
звуки, будто там попеременно свистали и вздыхали, но мальчика ничто не
могло удивить. Он шел и шел вперед - законный отпрыск здешних мест.
Сюда заезжали на ночь самые разные люди - с багажом и без багажа, а
потом уезжали прочь; иногда здесь умирали, и трупы тайком увозили в
служебном лифте. Поэтому мальчик все принимал как должное. Роу
спросил:
- А назад вы меня проводите?
На каждом углу висела надпись: "Бомбоубежище"- со стрелкой,
показывающей дорогу. Натыкаясь через каждые несколько шагов на эти
надписи, Роу испытал такое чувство, будто они кружат на одном месте.
- Мистер Траверс распорядился, чтобы вы его ждали.
- Но мистер Траверс мне не указчик.
Здание было очень современное, в нем царила восхитительная и
тревожная тишина. Вместо звонков бесшумно зажигались и гасли лампочки,
словно здешние обитатели сигнализировали друг другу о важнейших и
неотложных новостях. Тишина теперь, когда они перестали слышать свист
и вздохи, стояла такая, какая бывает на потерпевшем крушение корабле:
машины перестали работать, и ухо ловит только зловещий плеск воды в отсеках.
- Вот и шестой номер, - сказал мальчик.
Если бы не хромированная цифра, дверь нельзя было бы отличить от
стены, словно здешние обитатели были изолированы. Мальчик сунул в
скважину отмычку и толкнул дверь внутрь. Роу едва успел произнести: "Я
только поставлю чемодан", как дверь за ним захлопнулась. Мистер
Траверс был, видимо, очень влиятельное лицо; он отдал распоряжение, и,
если Роу его не выполнит, ему самому придется искать дорогу назад. Во
всей этой бессмысленной истории было что-то увлекательное; теперь,
когда он уже все решил и справедливость и обстоятельства требовали,
чтобы он покончил с собой (оставалось только выбрать способ), он мог
насладиться превратностями судьбы. Гнев, раскаяние, ненависть - все
это кипение чувств слишком долго заслоняло от него дурацкий лик жизни.
Он отворил дверь гостиной.
- Ну, это уж слишком, - сказал он. Там была Анна Хильфе.
- Вы тоже пришли к мистеру Траверсу? Разве и вы интересуетесь
художественным садоводством?
- Я пришла, чтобы повидать вас...
Наконец-то он имел возможность ее разглядеть. Она была очень
маленькая, тоненькая и выглядела слишком молодо для того, что пришлось
ей испытать; здесь, вне служебной обстановки, она не казалась и
деловитой, словно она только играла в деловитость, да и то лишь>;
когда под рукой были игрушки взрослых: письменный стол, телефон,
черный костюм. Без всего этого она про сто радовала глаз и казалась
очень хрупкой, но он-то знал, что даже жизнь не могла ее сломать. Все,
что ей удалось, - это начертить несколько морщинок возле глаз, ясных и
широко открытых, как у ребенка.
- Вам тоже нравится машинерия в парках? - спросил он. - Статуи,
которые выбрасывают струю воды?
Сердце его забилось, когда он ее увидел, словно он юноша и пришел
на первое свидание в кафе или во двор провинциальной гостиницы, где
шли танцы... На ней были старенькие синие брюки - она подготовилась к
ночной бомбежке - и вишневый джемпер. Он меланхолически подумал, что
более красивых бедер, чем у нее, ему не приходилось видеть.
- Ничего не понимаю, - сказала она.
- Как вы узнали, что я потащу мистеру Траверсу тяжелейшую груду
книг - кто бы он ни был, этот мистер Траверс? Я ведь сам об этом узнал
десять минут назад.
- Я не знаю, какой предлог они выдумали, чтобы вас заманить.
Уходите. Я вас прошу!
Она выглядела ребенком, которого приятно подразнить, без всякого
зла конечно; в конторе ей можно было дать лет на десять больше.
- А тут неплохо обслуживают, - сказал Роу. - Смотрите, целая
квартира для человека, снявшего номер на одну ночь. Можно сесть,
почитать книгу, приготовить обед. - Комната была разгорожена бежевой
портьерой, он отдернул ее и увидел двуспальную кровать, телефон на
тумбочке, книжную полку. - А что там? -он открыл дверь. - Видите, тут
есть и кухня с плитой, и прочее. - Роу вернулся в гостиную. - Живя
здесь, можно забыть, что это не твой дом. - Беззаботность прошла, это
настроение длилось у него какую-нибудь минуту.
- Вы ничего не заметили? - спросила она.
- В каком смысле?
- Для журналиста вы не слишком наблюдательны.
- Вы знаете, что я был журналистом?
- Брат разузнал о вас все.
- Все?
- Да. - И она повторила: - Вы ничего не заметили?
- Нет.
- Мистер Траверс не оставил здесь и обмылка. Посмотрите в ванной.
Кусок мыла даже не распечатан.
Роу подошел к входной двери и запер ее на засов.
- Кто бы он ни был, ему сюда не войти, пока мы не поговорим. Мисс
Хильфе, прошу вас, объясните мне толком - видно, я туп, - откуда, во-
первых, вы узнали, что я здесь, и зачем вы сюда пришли?
Она заупрямилась:
- Как я узнала, не скажу. А зачем - я прошу вас поскорее уйти
отсюда. Помните, в прошлый раз я оказалась права, что вам позвонила.
- Да, вы были правы. Но чего вы волнуетесь? Вы же говорите, что
знаете обо мне все...
- Вы никому не причиняете зла, - сказала она просто.
- Зная все, вам не стоит беспокоиться.
- Я люблю справедливость, - сказала она, словно признаваясь в
какой-то причуде.
- Да, если ее встречаешь, это вещь хорошая.
- Но они ее не признают.
- Кто? Миссис Беллэйрс и каноник Топлинг?.. - Все было слишком
сложно, у него не было больше сил бороться. Он сел в кресло - в этом
эрзац-доме полагались кресло и кушетка.
- Каноник Топлинг - человек хороший, - сказала она и вдруг
улыбнулась. - Но мы говорим такую чушь!
- А вы скажите брату, чтобы он обо мне больше не беспокоился. Я
сдаюсь. Пусть убивают, кого хотят, - я выхожу из игры. Уезжаю.
- Куда?
- Неважно. Они меня не найдут. Я знаю такое место... Но им и не к
чему меня искать. По-моему, они боялись, что я их найду. Теперь уж я,
наверно, никогда не узнаю, в чем там было дело. Кекс... и миссис
Беллэйрс.
- Они - плохие люди, - решительно сказала Анна и словно
расправилась с ними этой простой фразой. - Я рада, что вы уезжаете.
Нечего вам в это вмешиваться. - И, к его удивлению, добавила: - Я не
хочу, чтобы вас снова заставили страдать.
- Как же так?! - удивился он. - Вы же все про меня знаете. Вы
наводили справки. - И он повторил за ней ребяческие слова: - Я тоже
плохой человек.
- Ах, мистер Роу. Сколько я навидалась плохих людей там, откуда
приехала! А вы не такой, у вас не те
приметы. Вы слишком мучаете себя тем, что было и про: шло. Говорят,
в Англии - справедливый суд. Что ж, они вас и правда не повесили...
Ведь убийство было из жалости, об этом писали даже газеты.
- Вы читали газеты?
- Да, все до единой. И даже видела фотографии. Вы прикрыли лицо
газетой... - Он слушал ее с немым удивлением. Никто с ним так открыто
об этом не разговаривал. Ему было больно, но это была та боль, которую
чувствуешь, когда льешь йод на открытую рану, такую боль можно
стерпеть. - Там, откуда я приехала, я видела много убийств, но ни одно
из них не было убийством из жалости. Не мучайте себя. Дайте себе волю.
- По-моему, нам надо решить насчет мистера Траверса...
- Уходите, вот и все.
- А что будете делать вы?
- Я тоже уйду. Я тоже не хочу попадать в беду. Но Роу сказал:
- Если они ваши враги, если они вас обидели, я останусь и поговорю
с мистером Траверсом.
- Да нет же, - сказала она. - Это не мои враги. Это ведь не моя
родина.
- Кто же они такие? - спросил Роу. - Не понимаю. Они ваши или мои
соотечественники?
- Такие, как они, есть повсюду. - Она протянула руку и несмело
дотронулась до его руки, словно хотела проверить, какой он на ощупь. -
Вы думаете, что вы плохой, но вы просто не могли видеть мучений. А они
сколько угодно могут смотреть, как мучаются люди, и им ничего. Им все
равно.
Он мог бы слушать ее часами; ему стало жаль, что он должен убить
себя, но у него не было выбора. Разве что он предоставит сделать это
палачу.
- По-видимому, если я дождусь мистера Траверса, он выдаст меня
полиции.
- Я не знаю, что они сделают.
- А этот маленький ловкач, торгующий книгами, видно, тоже в этом
замешан. Сколько же их?
- Ужасно много. И с каждым днем все больше.
- Но почему они знали, что я останусь, когда принесу книги? - Он
взял ее за руку, за маленькую худую кисть, и грустно спросил: - А вы,
неужели вы тоже с ними?
- Нет, - сказала она просто, не вырывая у него руки
и констатируя факт. У него создалось впечатление, что она не лжет.
У нее, быть может, хватает разных пороков, но не этот, самый
вульгарный из всех.
- Я и не думал, что вы с ними, - сказал он, - но тогда... тогда,
значит, они хотели, чтобы мы оба очутились здесь... Они хотят зла нам
обоим.
- Ох! - воскликнула она, словно он ее ударил.
- Они знали, что мы задержимся, будем разговаривать, объяснять, как
очутились здесь... Они хотят зла нам обоим, но вами полиция не
интересуется. - Он воскликнул: - Вы сейчас же уйдете отсюда вместе со
мной.
- Хорошо.
- Если еще можно уйти. Они, кажется, умеют рассчитать время. - Он
пошел в переднюю, тихонько отодвинул засов, приоткрыл дверь, бесшумно
закрыл ее снова. - Как легко заблудиться в этой гостинице, в ее
бесконечных переходах.
- Да?
- Но мы не заблудимся. Там в конце этого коридора нас кто-то
поджидает. Стоит спиной. Лица не видно.
- У них все предусмотрено, - сказала она.
Роу почувствовал, что в нем опять просыпается бодрость. Несколько
часов назад он решил, что сегодня умрет, но теперь он знал, что этого
не будет, он останется жить, потому что кому-то нужен. Ему уже больше
не казалось, что он просто влачит по свету стареющее бесполезное тело.
- Голодом им нас не уморить. А войти сюда они не смогут. Разве что
через окно.
- Нет, я смотрела. В окно они не влезут. Под ним двадцать футов
гладкой стены.
- Значит, нам остается сидеть и ждать. Мы можем позвонить в
ресторан и заказать обед. Уйму разных блюд и вино. Пусть Траверс
платит. Начнем с сухого хереса.
- Хорошо, если бы мы были уверены, что обед принесет настоящий
официант.
- Вы тоже умеете все предусмотреть, - сказал он. - Это у вас
европейская выучка. Что же вы советуете?
- Позвоните портье, мы его знаем в лице. Пожалуйтесь на что-нибудь,
потребуйте, чтобы он пришел сюда сам, и тогда мы уйдем вместе с ним.
- Вы правы. Так мы и сделаем.
Он поднял портьеру, и она пошла за ним,
- А что вы ему скажете?
- Не знаю. Придумаю. По вдохновению. - Он поднял трубку и стал
слушать. - По-моему, телефон не работает. - Он подождал еще две
минуты, но телефон был мертв.
- Мы и правда в осаде, - сказала она. - Интересно, что они
задумали. - Оба они не заметили, что держатся за руки, словно их
застигла темнота и теперь надо ощупью искать дорогу.
- С оружием у нас небогато, - сказал он. - Теперь дамы не носят
шляпных булавок, а единственный нож, который был у меня, наверно, в
руках полиции. - Они вернулись, держась за руки, в маленькую гостиную.
- Давайте хотя бы не мерзнуть, включим камин. Тут так холодно, что,
кажется, вот-вот поднимется вьюга, а за дверью нас стерегут волки.
Она отпустила его руку и присела на корточки у камина.
- Не зажигается, - сказала она.
- Надо опустить монетку в шесть пенсов.
- Я опустила целый шиллинг. - Было холодно, и в комнате быстро
темнело. У обоих сразу возникла одна и та же мысль. - Попробуйте
включить свет. - Однако рука его уже повернула выключатель. Света не
было.
- Нам будет очень холодно и очень темно, - сказал он. - Мистер
Траверс не очень-то заботится о наших удобствах.
- Ой, мне страшно, - прошептала мисс Хильфе, по-детски прижав руку
ко рту. - Нехорошо так говорить, но мне страшно. Я боюсь темноты.
- Они ничего не могут с нами сделать, - сказал Роу. - Дверь на
запоре. Они не посмеют ее взломать. Это приличный отель.
- А вы уверены, что тут нет двери в смежный номер? Может быть, в
кухне?
Он что-то вспомнил и открыл дверь в кухню.
- Да, - сказал он. - Вы и тут правы. Черный ход. Прекрасно
оборудованные номера.
- Но вы можете закрыть и эту дверь на задвижку. Пожалуйста!
Роу вернулся в гостиную и сказал очень мягко:
- В этой прекрасно оборудованной квартире есть только один
недостаток: задвижка на кухонной двери отломана. - Он поспешно взял ее
за руки снова: - Ерунда! Мы себя запугиваем. Тут ведь не Вена.
Поймите, это Лондон. Нас большинство. В этой гостинице полно людей,
которые за нас. - Он повторил: - Они за нас. Все вокруг. Стоит нам
только крикнуть.
Мир быстро погружался в ночь; как торпедированный лайнер, который
кренится набок, он вот-вот нырнет в темноту. Они стали разговаривать
громче, потому что не могли разглядеть друг друга.
- Через полчаса завоют сирены, - сказала мисс Хильфе. - И тогда все
спустятся в убежище; останемся только мы... и они. - Рука ее была
совсем холодной.
- Вот этим мы и воспользуемся, - сказал он. - Когда начнется
тревога, мы пойдем вместе со всеми.
- Но мы в самом конце коридора. Может, никаких людей здесь не
будет. Откуда вы знаете, что в этом коридоре есть кто-нибудь еще? Они
все продумали. Неужели они не сообразят этого? Наверно, они заняли все
комнаты рядом.
- Попробуем. Если бы только у нас было какое-нибудь оружие - хоть
палка или камень. - Он отпустил ее руку. - Если там не книги, то,
может, кирпичи... - Он пощупал одну из скоб чемодана: - Он не заперт.
Сейчас посмотрим.
Но оба смотрели на чемодан с опаской. Мастерство противника
обезоруживало. Враг так тщательно все предусмотрел.
- Я бы не стала его трогать.
На них напало безволие: говорят, птица испытывает это под взглядом
змеи, ведь змея тоже на все способна.
- Но ведь и они могут допустить ошибку, - сказал он.
Темнота их разделяла. Где-то очень далеко застучали зенитки.
- Они подождут, пока начнется тревога, - сказала она. - Пока все не
сойдут вниз, где ничего не слышно.
- Что это? - спросил Роу. Он сам начинал нервничать.
- Где?
- Мне показалось, что кто-то потрогал ручку.
- Они все ближе и ближе, - сказала она.
- Клянусь богом, они так легко нас не возьмут! Помогите мне
пододвинуть кушетку. - Они приставили ее углом к двери. Им почти
ничего уже не было видно: кругом царила полная тьма.
- Хорошо еще, что плита электрическая, - сказала мисс Хильфе.
- Разве она электрическая? А что?
- Мы от них заперлись. Но они могут пустить газ...
- Ну знаете, вам бы впору самой играть в эту игру! Чего только не
придет вам в голову! Ну-ка, помогите мне еще. Мы продвинем эту кушетку
в кухню, к черному ходу... - Но они не успели. - Поздно. Кто-то уже
там. - Они услышали еле внятный стук закрываемой двери. - Ну, а что
будет теперь? - Ему вдруг некстати вспомнился "Маленький герцог": "В
старые времена всегда посылали гонца с требованием, чтобы замок сдали".
- Тише, - шепнула она. - Прошу вас, тише. Они все слышат.
- Мне надоело играть в кошки-мышки. Мы ведь даже не знаем, есть ли
там кто-нибудь. Они просто запугивают нас скрипом дверей и темнотой. -
На него напала легкая истерия. - Входите! Входите! Можно без стука! -
Но никто не ответил.
Тогда он рассердился:
- Не на такого напали! Они думают, что могут всего добиться
страхом. Но вы наводили обо мне справки... Я же убийца. Вы это знаете.
И я не боюсь, я убью. Только дайте чем. Дайте хотя бы кирпич.
Он поглядел на чемодан. Мисс Хильфе сказала:
- Вы правы. Надо что-то делать, даже если это неверный шаг. Нельзя
позволить им распоряжаться, как они хотят. Откройте чемодан.
Он нервно сжал ее руку и отпустил. Потом поднял крышку чемодана...
Книга вторая
Глава первая
Те, кто его стерег, с радостью сделали бы вид,
что в замке нет такого гостя.
"Маленький герцог"
Солнце озарило комнату бледно-зеленым мерцанием, как будто она была
под водой. Все дело было в том, что за окном на деревьях налились
почки. Светом словно промыло чистые белые стены, кровать с золотистым
покрывалом, большое кресло, кушетку и книжный шкаф с самой современней
литературой. В вазе, привезенной из Швеции, стояли ранние нарциссы, и
слышен был только плеск фонтана из прохладного сада да приглушенный
голос серьезного молодого человека в очках без оправы.
- Самое главное, поймите, не волноваться. Вы хлебнули свою порцию
войны, мистер Дигби, и пока с вас хватит. Можете со спокойной совестью
отдыхать.
Молодой человек любил поговорить о совести - это был его конек. У
него лично совесть, как он объяснил уже несколько недель назад, была
чиста как стеклышко. Даже если бы он и не был убежденным пацифистом,
слабое зрение помешало бы ему активно участвовать в войне: его бедные
глаза беспомощно и доверчиво вглядывались сквозь толстые и выпуклые
окуляры, похожие на бутылочное стекло, напрашиваясь на душевную
беседу.
- Вы не думайте, что мне плохо. Напротив, я лежу здесь с
удовольствием. Сами знаете, каком это прекрасный отдых. Только иногда
я волей-неволей задумываюсь, кто же я такой.
- Но мы это знаем, мастер Дигби. Ваше удостоверение личности...
- Да, вы говорили, что меня зовут Ричард Дигби, но кто он, этот
Ричард Дигби? Как я, по-вашему, жил? Смогу ли я когда-нибудь с вами
расплатиться", вот за это?
- Ну, об этом вам нечего беспокоиться. Доктор считает, что он
полностью вознагражден, заполучив такого интересного больного. Вы ведь
- поразительно интересный случай, неоценимым объект для его научной
работы.
- Он создает роскошные условия для своих подопытных животных.
- Замечательный человек! И ведь он сам создал это учреждение. Очень
крупный специалист. Во всей стране нет лучше" клиники для контуженых.
Что бы люди об этом ни говорили, - добавил он загадочно.
- У вас, верив, есть более тяжелые больные, чем я, буйные больные?
- Да, такие случаи у нас бывают. Вот почему доктор оборудовал для
них особое крыло здания, держит особый штат. Не хочет, чтобы
обслуживающий персонал в этой части клиники был психически
неуравновешенным... Вы же понимаете, как важно, чтобы наши нервы были
в порядке.
- Ну вы-то все очень спокойные люди.
- Когда придет время, доктор, надеюсь, проведет с вами курс
психоанализа. Но знаете, лучше, чтобы память вернулась сама -
постепенно и естественно. Как на пленке в растворе проявителя, -
продолжал он, явно копируя чей-то профессиональный жаргон, -
изображение будет проступать частями.
- В хорошем проявителе так не бывает, Джонс, - сказал Дигби. Он
полулежал в кресле, лениво улыбаясь, худой, бородатый и уже немолодой
человек. Малиновый шрам казался на его лбу нелепым, как дуэльный рубец
на профессорском лице.
- Давайте засечем, - сказал Джонс. Это было одним из его
излюбленных выражений. - Значит, вы занимались фотографией?
- Думаете, я мог быть модным фотографом? - спросил Дигби. - Мне это
ничего не говорит, хотя, с другой стороны, тогда понятно, почему у
меня борода. Нет, не то. Я вспоминаю детскую комнату на том этаже, где
у нас была детская. Видите, я очень ясно помню, что со мной было лет
до восемнадцати.
- Рассказывайте об этом времени сколько захотите, - разрешил Джонс.
- Можете напасть на нужный след...
- Как раз сегодня в постели я раздумывал: кем же я все-таки стал
потом, какую профессию выбрал из всего, о чем мечтал. Помню, я очень
любил читать книги по исследованию Африки - Стенли, Бейкера,
Ливингстона, Бартона, но сейчас как будто мало подходящее время для
географических открытий.
Он размышлял, не испытывая желания поскорей до чего-то додуматься,
и словно черпал душевный покой из переполнявшей его усталости. Ему не
хотелось себя насиловать. Ему было удобно и так. Может быть, поэтому к
нему так медленно возвращалась память. Он сказал больше из чувства
долга - ему ведь полагалось делать какие-то усилия:
- Надо будет посмотреть старые списки колониальных чиновников.
Может, я выбрал это поприще. И все же странно, что, зная мое имя, вам
не удалось найти ни одного моего знакомого... Казалось бы, кто-то
должен наводить обо мне справки. Например, если я был женат... Вот что
меня беспокоит. А вдруг моя жена меня ищет?
"Если бы этот вопрос выяснился, - подумал он, - я был бы совершенно
счастлив",
- Кстати, - начал Джонс и запнулся.
- Неужели вы разыскали мою жену?
- Не совсем, но, по-моему, доктор намерен вам что-то сообщить.
- Что ж, сейчас как раз время предстать пред его высокие очи, -
сказал Дигби.
Доктор ежедневно уделял каждому больному по пятнадцать минут у себя
- Ну, давайте-ка ваш чемодан, я его поднесу, - сказал Роу. - На
этой стороне реки автобус не ходит.
- Что вы, не беспокойтесь, сэр! Как же это можно! - Но протестовал
он не слишком рьяно; чемодан был действительно тяжел; фолианты по
художественному садоводству оказались очень увесистыми. Старик виновато
объяснил: - Ничего нет на свете тяжелее книг, сэр, разве что кирпичи.
Они вышли из парка, и Роу переменил руку.
- А знаете, вы, по-моему, опаздываете.
- Виноват мой длинный язык, - с огорчением признал старик. - Видно,
все-таки придется раскошелиться на такси.
- Боюсь, что так.
- Если бы я мог вас подвезти, сэр, не было бы так обидно. Вам
случайно не в эту сторону?
- Мне все равно, в какую сторону, - сказал Роу.
На углу они взяли такси, и букинист блаженно откинулся на сиденье.
- Если уж ты решил выложить деньги, получай, по крайней мере,
удовольствие.
Но в такси с закрытыми окнами его спутнику было трудно получать
удовольствие: запах гнилых зубов был слишком пронзителен. Роу
заговорил, чтобы скрыть отвращение:
- А вы сами занимались художественной разбивкой садов?
- Да нет, насчет разбивки садов хвастать не буду. - Он все время
выглядывал в окно. Роу вдруг показалось, что его простодушное
удовольствие немного фальшиво. - Я хочу попросить вас, сэр, еще об
одном одолжении. Понимаете, лестница в этом "Ригел-корте" для человека
моих лет - просто ад. А таким, как я, разве кто подсобит? Я торгую
книгами, сэр. Но для них я ничем не лучше любого приказчика. Не
сочтите за труд, поднесите наверх чемодан. Только спросите мистера
Траверса из номера шесть. Он ждет этот чемодан, вы оставите его там, и
все. - Старик искоса взглянул на Роу, не пахнет ли отказом. - А потом,
сэр, за вашу доброту я подвезу вас, куда вам надо.
- Вы себе и не представляете, куда мне сейчас хочется.
- Рискну, сэр! Была не была!
- А что, если я поймаю вас на слове и поеду невесть куда?
- Заметано, сэр! Положитесь на меня, - говорил старик с какой-то
напускной бодростью. - Продам вам книжечку, и будем квиты.
Может быть, ему был противен искательный тон старика, а может, и
его запах, но Роу вдруг не захотелось оказывать ему услугу.
- Почему бы вам не заплатить швейцару, чтобы он и поднес чемодан?
- Я ему не доверяю, а вдруг не отдаст?
- Но вы можете проследить, чтобы он поднял его наверх.
- Все дело в лестнице, сэр, под конец тяжелого дня. - Он откинулся
на спинку. - Если хотите знать, сэр, мне нельзя было его нести. - Он
показал рукой на сердце-жест, на который не было ответа.
"Что же, - подумал Роу, - я могу сделать хоть одно доброе дело,
прежде чем уйду навсегда", - но что-то ему во всем этом не
понравилось. Правда, старик и в самом деле выглядел настолько больным
и усталым, что это оправдывало его хитрость, но уж больно легко она
ему удалась. "Почему, - думал Роу, - я сижу в такси с чужим человеком
и собираюсь тащить тяжелый чемодан с книгами восемнадцатого века в
комнату другого чужого человека?" Он чувствовал, что его на что-то
вынудили, что им управляет чья-то воля.
Они остановились возле "Ригел-корта" - эта странная пара
запыленных, небритых людей. Роу еще не дал согласие выполнить просьбу
спутника, но понимал, что у него нет выбора; ему недоставало той
неумолимой силы воли, которая позволила бы ему уйти и предоставить
хилому старику самому тащить свою ношу. Он вышел из такси, чувствуя за
спиной подозрительный взгляд швейцара, и потащил тяжелый чемодан.
- У вас заказан номер? - спросил швейцар и нехотя добавил: - Сэр...
- Я не собираюсь здесь жить. Мне надо передать чемодан мистеру
Траверсу.
- Справьтесь у портье, - сурово сказал швейцар и кинулся
обслуживать более представительного приезжего.
Букинист не соврал: тащить чемодан по длинной широкой лестнице
отеля было тяжело. Эту лестницу, видно, построили для того, чтобы по
ней плавно спускались дамы в вечерних туалетах; архитектор был
романтиком, он не предвидел, что по ней будет карабкаться мужчина с
двухдневной щетиной на щеках, таща тяжелый чемодан с книгами. Роу
насчитал пятьдесят ступеней.
Портье за барьером внимательно его оглядел и заявил прежде, чем Роу
открыл рот:
- К сожалению, свободных комнат нет.
- Я принес книги для мистера Траверса из шестого номера.
- Да, он вас ждал, - сказал портье. - Он вышел и распорядился,
чтобы вас провели к нему в номер. - Распоряжение было явно ему не по душе.
- Я не буду его дожидаться. Я хочу оставить ему книги.
- Мистер Траверс распорядился, чтобы вы его обождали.
- А мне наплевать на его распоряжения.
- Мальчик! - сердито крикнул портье. - Проведи этого человека в
шестой номер к мистеру Траверсу. Мистер Траверс распорядился, чтобы
его впустили к нему в номер.
Речь портье состояла всего из нескольких фраз, и он повторял их
почти дословно. Роу подумал: сколько фраз ему нужно, чтобы прожить
жизнь, жениться и народить детей? Он шел за посыльным по бесконечным
коридорам, освещенным скрытыми в карнизах лампами; как-то раз
навстречу из какого-то номера с писком выскочила женщина в розовых
шлепанцах и халате.
- Вам, наверное, приходится, как Ариадне, разматывать за собой нить
в этом лабиринте? - спросил Роу, пошатываясь под тяжестью чемодана -
лакей и не думал ему помочь - и чувствуя легкое головокружение. Но
спина впереди - туго обтянутые ягодицы в синих брючках и кургузый
китель - шествовала безмолвно. Роу показалось, что отсюда до самой
смерти не найдешь дороги назад, только портье за конторкой будет
знать, куда ты запропал, но и сам он вряд ли отважится далеко заходить
в эти дебри.
Правда, воду здесь можно нацедить из крана, а в сумерки выйти на
добычу и набрать банок с консервами... Он шел, вглядываясь в убывающие
номера: 49, 48, 47, и вдруг его захватила давно забытая жажда
приключений. Потом они срезали угол и вышли мимо шестидесятых номеров
прямо к тридцатому.
Дверь одной из комнат была отворена, и оттуда доносились странные
звуки, будто там попеременно свистали и вздыхали, но мальчика ничто не
могло удивить. Он шел и шел вперед - законный отпрыск здешних мест.
Сюда заезжали на ночь самые разные люди - с багажом и без багажа, а
потом уезжали прочь; иногда здесь умирали, и трупы тайком увозили в
служебном лифте. Поэтому мальчик все принимал как должное. Роу
спросил:
- А назад вы меня проводите?
На каждом углу висела надпись: "Бомбоубежище"- со стрелкой,
показывающей дорогу. Натыкаясь через каждые несколько шагов на эти
надписи, Роу испытал такое чувство, будто они кружат на одном месте.
- Мистер Траверс распорядился, чтобы вы его ждали.
- Но мистер Траверс мне не указчик.
Здание было очень современное, в нем царила восхитительная и
тревожная тишина. Вместо звонков бесшумно зажигались и гасли лампочки,
словно здешние обитатели сигнализировали друг другу о важнейших и
неотложных новостях. Тишина теперь, когда они перестали слышать свист
и вздохи, стояла такая, какая бывает на потерпевшем крушение корабле:
машины перестали работать, и ухо ловит только зловещий плеск воды в отсеках.
- Вот и шестой номер, - сказал мальчик.
Если бы не хромированная цифра, дверь нельзя было бы отличить от
стены, словно здешние обитатели были изолированы. Мальчик сунул в
скважину отмычку и толкнул дверь внутрь. Роу едва успел произнести: "Я
только поставлю чемодан", как дверь за ним захлопнулась. Мистер
Траверс был, видимо, очень влиятельное лицо; он отдал распоряжение, и,
если Роу его не выполнит, ему самому придется искать дорогу назад. Во
всей этой бессмысленной истории было что-то увлекательное; теперь,
когда он уже все решил и справедливость и обстоятельства требовали,
чтобы он покончил с собой (оставалось только выбрать способ), он мог
насладиться превратностями судьбы. Гнев, раскаяние, ненависть - все
это кипение чувств слишком долго заслоняло от него дурацкий лик жизни.
Он отворил дверь гостиной.
- Ну, это уж слишком, - сказал он. Там была Анна Хильфе.
- Вы тоже пришли к мистеру Траверсу? Разве и вы интересуетесь
художественным садоводством?
- Я пришла, чтобы повидать вас...
Наконец-то он имел возможность ее разглядеть. Она была очень
маленькая, тоненькая и выглядела слишком молодо для того, что пришлось
ей испытать; здесь, вне служебной обстановки, она не казалась и
деловитой, словно она только играла в деловитость, да и то лишь>;
когда под рукой были игрушки взрослых: письменный стол, телефон,
черный костюм. Без всего этого она про сто радовала глаз и казалась
очень хрупкой, но он-то знал, что даже жизнь не могла ее сломать. Все,
что ей удалось, - это начертить несколько морщинок возле глаз, ясных и
широко открытых, как у ребенка.
- Вам тоже нравится машинерия в парках? - спросил он. - Статуи,
которые выбрасывают струю воды?
Сердце его забилось, когда он ее увидел, словно он юноша и пришел
на первое свидание в кафе или во двор провинциальной гостиницы, где
шли танцы... На ней были старенькие синие брюки - она подготовилась к
ночной бомбежке - и вишневый джемпер. Он меланхолически подумал, что
более красивых бедер, чем у нее, ему не приходилось видеть.
- Ничего не понимаю, - сказала она.
- Как вы узнали, что я потащу мистеру Траверсу тяжелейшую груду
книг - кто бы он ни был, этот мистер Траверс? Я ведь сам об этом узнал
десять минут назад.
- Я не знаю, какой предлог они выдумали, чтобы вас заманить.
Уходите. Я вас прошу!
Она выглядела ребенком, которого приятно подразнить, без всякого
зла конечно; в конторе ей можно было дать лет на десять больше.
- А тут неплохо обслуживают, - сказал Роу. - Смотрите, целая
квартира для человека, снявшего номер на одну ночь. Можно сесть,
почитать книгу, приготовить обед. - Комната была разгорожена бежевой
портьерой, он отдернул ее и увидел двуспальную кровать, телефон на
тумбочке, книжную полку. - А что там? -он открыл дверь. - Видите, тут
есть и кухня с плитой, и прочее. - Роу вернулся в гостиную. - Живя
здесь, можно забыть, что это не твой дом. - Беззаботность прошла, это
настроение длилось у него какую-нибудь минуту.
- Вы ничего не заметили? - спросила она.
- В каком смысле?
- Для журналиста вы не слишком наблюдательны.
- Вы знаете, что я был журналистом?
- Брат разузнал о вас все.
- Все?
- Да. - И она повторила: - Вы ничего не заметили?
- Нет.
- Мистер Траверс не оставил здесь и обмылка. Посмотрите в ванной.
Кусок мыла даже не распечатан.
Роу подошел к входной двери и запер ее на засов.
- Кто бы он ни был, ему сюда не войти, пока мы не поговорим. Мисс
Хильфе, прошу вас, объясните мне толком - видно, я туп, - откуда, во-
первых, вы узнали, что я здесь, и зачем вы сюда пришли?
Она заупрямилась:
- Как я узнала, не скажу. А зачем - я прошу вас поскорее уйти
отсюда. Помните, в прошлый раз я оказалась права, что вам позвонила.
- Да, вы были правы. Но чего вы волнуетесь? Вы же говорите, что
знаете обо мне все...
- Вы никому не причиняете зла, - сказала она просто.
- Зная все, вам не стоит беспокоиться.
- Я люблю справедливость, - сказала она, словно признаваясь в
какой-то причуде.
- Да, если ее встречаешь, это вещь хорошая.
- Но они ее не признают.
- Кто? Миссис Беллэйрс и каноник Топлинг?.. - Все было слишком
сложно, у него не было больше сил бороться. Он сел в кресло - в этом
эрзац-доме полагались кресло и кушетка.
- Каноник Топлинг - человек хороший, - сказала она и вдруг
улыбнулась. - Но мы говорим такую чушь!
- А вы скажите брату, чтобы он обо мне больше не беспокоился. Я
сдаюсь. Пусть убивают, кого хотят, - я выхожу из игры. Уезжаю.
- Куда?
- Неважно. Они меня не найдут. Я знаю такое место... Но им и не к
чему меня искать. По-моему, они боялись, что я их найду. Теперь уж я,
наверно, никогда не узнаю, в чем там было дело. Кекс... и миссис
Беллэйрс.
- Они - плохие люди, - решительно сказала Анна и словно
расправилась с ними этой простой фразой. - Я рада, что вы уезжаете.
Нечего вам в это вмешиваться. - И, к его удивлению, добавила: - Я не
хочу, чтобы вас снова заставили страдать.
- Как же так?! - удивился он. - Вы же все про меня знаете. Вы
наводили справки. - И он повторил за ней ребяческие слова: - Я тоже
плохой человек.
- Ах, мистер Роу. Сколько я навидалась плохих людей там, откуда
приехала! А вы не такой, у вас не те
приметы. Вы слишком мучаете себя тем, что было и про: шло. Говорят,
в Англии - справедливый суд. Что ж, они вас и правда не повесили...
Ведь убийство было из жалости, об этом писали даже газеты.
- Вы читали газеты?
- Да, все до единой. И даже видела фотографии. Вы прикрыли лицо
газетой... - Он слушал ее с немым удивлением. Никто с ним так открыто
об этом не разговаривал. Ему было больно, но это была та боль, которую
чувствуешь, когда льешь йод на открытую рану, такую боль можно
стерпеть. - Там, откуда я приехала, я видела много убийств, но ни одно
из них не было убийством из жалости. Не мучайте себя. Дайте себе волю.
- По-моему, нам надо решить насчет мистера Траверса...
- Уходите, вот и все.
- А что будете делать вы?
- Я тоже уйду. Я тоже не хочу попадать в беду. Но Роу сказал:
- Если они ваши враги, если они вас обидели, я останусь и поговорю
с мистером Траверсом.
- Да нет же, - сказала она. - Это не мои враги. Это ведь не моя
родина.
- Кто же они такие? - спросил Роу. - Не понимаю. Они ваши или мои
соотечественники?
- Такие, как они, есть повсюду. - Она протянула руку и несмело
дотронулась до его руки, словно хотела проверить, какой он на ощупь. -
Вы думаете, что вы плохой, но вы просто не могли видеть мучений. А они
сколько угодно могут смотреть, как мучаются люди, и им ничего. Им все
равно.
Он мог бы слушать ее часами; ему стало жаль, что он должен убить
себя, но у него не было выбора. Разве что он предоставит сделать это
палачу.
- По-видимому, если я дождусь мистера Траверса, он выдаст меня
полиции.
- Я не знаю, что они сделают.
- А этот маленький ловкач, торгующий книгами, видно, тоже в этом
замешан. Сколько же их?
- Ужасно много. И с каждым днем все больше.
- Но почему они знали, что я останусь, когда принесу книги? - Он
взял ее за руку, за маленькую худую кисть, и грустно спросил: - А вы,
неужели вы тоже с ними?
- Нет, - сказала она просто, не вырывая у него руки
и констатируя факт. У него создалось впечатление, что она не лжет.
У нее, быть может, хватает разных пороков, но не этот, самый
вульгарный из всех.
- Я и не думал, что вы с ними, - сказал он, - но тогда... тогда,
значит, они хотели, чтобы мы оба очутились здесь... Они хотят зла нам
обоим.
- Ох! - воскликнула она, словно он ее ударил.
- Они знали, что мы задержимся, будем разговаривать, объяснять, как
очутились здесь... Они хотят зла нам обоим, но вами полиция не
интересуется. - Он воскликнул: - Вы сейчас же уйдете отсюда вместе со
мной.
- Хорошо.
- Если еще можно уйти. Они, кажется, умеют рассчитать время. - Он
пошел в переднюю, тихонько отодвинул засов, приоткрыл дверь, бесшумно
закрыл ее снова. - Как легко заблудиться в этой гостинице, в ее
бесконечных переходах.
- Да?
- Но мы не заблудимся. Там в конце этого коридора нас кто-то
поджидает. Стоит спиной. Лица не видно.
- У них все предусмотрено, - сказала она.
Роу почувствовал, что в нем опять просыпается бодрость. Несколько
часов назад он решил, что сегодня умрет, но теперь он знал, что этого
не будет, он останется жить, потому что кому-то нужен. Ему уже больше
не казалось, что он просто влачит по свету стареющее бесполезное тело.
- Голодом им нас не уморить. А войти сюда они не смогут. Разве что
через окно.
- Нет, я смотрела. В окно они не влезут. Под ним двадцать футов
гладкой стены.
- Значит, нам остается сидеть и ждать. Мы можем позвонить в
ресторан и заказать обед. Уйму разных блюд и вино. Пусть Траверс
платит. Начнем с сухого хереса.
- Хорошо, если бы мы были уверены, что обед принесет настоящий
официант.
- Вы тоже умеете все предусмотреть, - сказал он. - Это у вас
европейская выучка. Что же вы советуете?
- Позвоните портье, мы его знаем в лице. Пожалуйтесь на что-нибудь,
потребуйте, чтобы он пришел сюда сам, и тогда мы уйдем вместе с ним.
- Вы правы. Так мы и сделаем.
Он поднял портьеру, и она пошла за ним,
- А что вы ему скажете?
- Не знаю. Придумаю. По вдохновению. - Он поднял трубку и стал
слушать. - По-моему, телефон не работает. - Он подождал еще две
минуты, но телефон был мертв.
- Мы и правда в осаде, - сказала она. - Интересно, что они
задумали. - Оба они не заметили, что держатся за руки, словно их
застигла темнота и теперь надо ощупью искать дорогу.
- С оружием у нас небогато, - сказал он. - Теперь дамы не носят
шляпных булавок, а единственный нож, который был у меня, наверно, в
руках полиции. - Они вернулись, держась за руки, в маленькую гостиную.
- Давайте хотя бы не мерзнуть, включим камин. Тут так холодно, что,
кажется, вот-вот поднимется вьюга, а за дверью нас стерегут волки.
Она отпустила его руку и присела на корточки у камина.
- Не зажигается, - сказала она.
- Надо опустить монетку в шесть пенсов.
- Я опустила целый шиллинг. - Было холодно, и в комнате быстро
темнело. У обоих сразу возникла одна и та же мысль. - Попробуйте
включить свет. - Однако рука его уже повернула выключатель. Света не
было.
- Нам будет очень холодно и очень темно, - сказал он. - Мистер
Траверс не очень-то заботится о наших удобствах.
- Ой, мне страшно, - прошептала мисс Хильфе, по-детски прижав руку
ко рту. - Нехорошо так говорить, но мне страшно. Я боюсь темноты.
- Они ничего не могут с нами сделать, - сказал Роу. - Дверь на
запоре. Они не посмеют ее взломать. Это приличный отель.
- А вы уверены, что тут нет двери в смежный номер? Может быть, в
кухне?
Он что-то вспомнил и открыл дверь в кухню.
- Да, - сказал он. - Вы и тут правы. Черный ход. Прекрасно
оборудованные номера.
- Но вы можете закрыть и эту дверь на задвижку. Пожалуйста!
Роу вернулся в гостиную и сказал очень мягко:
- В этой прекрасно оборудованной квартире есть только один
недостаток: задвижка на кухонной двери отломана. - Он поспешно взял ее
за руки снова: - Ерунда! Мы себя запугиваем. Тут ведь не Вена.
Поймите, это Лондон. Нас большинство. В этой гостинице полно людей,
которые за нас. - Он повторил: - Они за нас. Все вокруг. Стоит нам
только крикнуть.
Мир быстро погружался в ночь; как торпедированный лайнер, который
кренится набок, он вот-вот нырнет в темноту. Они стали разговаривать
громче, потому что не могли разглядеть друг друга.
- Через полчаса завоют сирены, - сказала мисс Хильфе. - И тогда все
спустятся в убежище; останемся только мы... и они. - Рука ее была
совсем холодной.
- Вот этим мы и воспользуемся, - сказал он. - Когда начнется
тревога, мы пойдем вместе со всеми.
- Но мы в самом конце коридора. Может, никаких людей здесь не
будет. Откуда вы знаете, что в этом коридоре есть кто-нибудь еще? Они
все продумали. Неужели они не сообразят этого? Наверно, они заняли все
комнаты рядом.
- Попробуем. Если бы только у нас было какое-нибудь оружие - хоть
палка или камень. - Он отпустил ее руку. - Если там не книги, то,
может, кирпичи... - Он пощупал одну из скоб чемодана: - Он не заперт.
Сейчас посмотрим.
Но оба смотрели на чемодан с опаской. Мастерство противника
обезоруживало. Враг так тщательно все предусмотрел.
- Я бы не стала его трогать.
На них напало безволие: говорят, птица испытывает это под взглядом
змеи, ведь змея тоже на все способна.
- Но ведь и они могут допустить ошибку, - сказал он.
Темнота их разделяла. Где-то очень далеко застучали зенитки.
- Они подождут, пока начнется тревога, - сказала она. - Пока все не
сойдут вниз, где ничего не слышно.
- Что это? - спросил Роу. Он сам начинал нервничать.
- Где?
- Мне показалось, что кто-то потрогал ручку.
- Они все ближе и ближе, - сказала она.
- Клянусь богом, они так легко нас не возьмут! Помогите мне
пододвинуть кушетку. - Они приставили ее углом к двери. Им почти
ничего уже не было видно: кругом царила полная тьма.
- Хорошо еще, что плита электрическая, - сказала мисс Хильфе.
- Разве она электрическая? А что?
- Мы от них заперлись. Но они могут пустить газ...
- Ну знаете, вам бы впору самой играть в эту игру! Чего только не
придет вам в голову! Ну-ка, помогите мне еще. Мы продвинем эту кушетку
в кухню, к черному ходу... - Но они не успели. - Поздно. Кто-то уже
там. - Они услышали еле внятный стук закрываемой двери. - Ну, а что
будет теперь? - Ему вдруг некстати вспомнился "Маленький герцог": "В
старые времена всегда посылали гонца с требованием, чтобы замок сдали".
- Тише, - шепнула она. - Прошу вас, тише. Они все слышат.
- Мне надоело играть в кошки-мышки. Мы ведь даже не знаем, есть ли
там кто-нибудь. Они просто запугивают нас скрипом дверей и темнотой. -
На него напала легкая истерия. - Входите! Входите! Можно без стука! -
Но никто не ответил.
Тогда он рассердился:
- Не на такого напали! Они думают, что могут всего добиться
страхом. Но вы наводили обо мне справки... Я же убийца. Вы это знаете.
И я не боюсь, я убью. Только дайте чем. Дайте хотя бы кирпич.
Он поглядел на чемодан. Мисс Хильфе сказала:
- Вы правы. Надо что-то делать, даже если это неверный шаг. Нельзя
позволить им распоряжаться, как они хотят. Откройте чемодан.
Он нервно сжал ее руку и отпустил. Потом поднял крышку чемодана...
Книга вторая
Глава первая
Те, кто его стерег, с радостью сделали бы вид,
что в замке нет такого гостя.
"Маленький герцог"
Солнце озарило комнату бледно-зеленым мерцанием, как будто она была
под водой. Все дело было в том, что за окном на деревьях налились
почки. Светом словно промыло чистые белые стены, кровать с золотистым
покрывалом, большое кресло, кушетку и книжный шкаф с самой современней
литературой. В вазе, привезенной из Швеции, стояли ранние нарциссы, и
слышен был только плеск фонтана из прохладного сада да приглушенный
голос серьезного молодого человека в очках без оправы.
- Самое главное, поймите, не волноваться. Вы хлебнули свою порцию
войны, мистер Дигби, и пока с вас хватит. Можете со спокойной совестью
отдыхать.
Молодой человек любил поговорить о совести - это был его конек. У
него лично совесть, как он объяснил уже несколько недель назад, была
чиста как стеклышко. Даже если бы он и не был убежденным пацифистом,
слабое зрение помешало бы ему активно участвовать в войне: его бедные
глаза беспомощно и доверчиво вглядывались сквозь толстые и выпуклые
окуляры, похожие на бутылочное стекло, напрашиваясь на душевную
беседу.
- Вы не думайте, что мне плохо. Напротив, я лежу здесь с
удовольствием. Сами знаете, каком это прекрасный отдых. Только иногда
я волей-неволей задумываюсь, кто же я такой.
- Но мы это знаем, мастер Дигби. Ваше удостоверение личности...
- Да, вы говорили, что меня зовут Ричард Дигби, но кто он, этот
Ричард Дигби? Как я, по-вашему, жил? Смогу ли я когда-нибудь с вами
расплатиться", вот за это?
- Ну, об этом вам нечего беспокоиться. Доктор считает, что он
полностью вознагражден, заполучив такого интересного больного. Вы ведь
- поразительно интересный случай, неоценимым объект для его научной
работы.
- Он создает роскошные условия для своих подопытных животных.
- Замечательный человек! И ведь он сам создал это учреждение. Очень
крупный специалист. Во всей стране нет лучше" клиники для контуженых.
Что бы люди об этом ни говорили, - добавил он загадочно.
- У вас, верив, есть более тяжелые больные, чем я, буйные больные?
- Да, такие случаи у нас бывают. Вот почему доктор оборудовал для
них особое крыло здания, держит особый штат. Не хочет, чтобы
обслуживающий персонал в этой части клиники был психически
неуравновешенным... Вы же понимаете, как важно, чтобы наши нервы были
в порядке.
- Ну вы-то все очень спокойные люди.
- Когда придет время, доктор, надеюсь, проведет с вами курс
психоанализа. Но знаете, лучше, чтобы память вернулась сама -
постепенно и естественно. Как на пленке в растворе проявителя, -
продолжал он, явно копируя чей-то профессиональный жаргон, -
изображение будет проступать частями.
- В хорошем проявителе так не бывает, Джонс, - сказал Дигби. Он
полулежал в кресле, лениво улыбаясь, худой, бородатый и уже немолодой
человек. Малиновый шрам казался на его лбу нелепым, как дуэльный рубец
на профессорском лице.
- Давайте засечем, - сказал Джонс. Это было одним из его
излюбленных выражений. - Значит, вы занимались фотографией?
- Думаете, я мог быть модным фотографом? - спросил Дигби. - Мне это
ничего не говорит, хотя, с другой стороны, тогда понятно, почему у
меня борода. Нет, не то. Я вспоминаю детскую комнату на том этаже, где
у нас была детская. Видите, я очень ясно помню, что со мной было лет
до восемнадцати.
- Рассказывайте об этом времени сколько захотите, - разрешил Джонс.
- Можете напасть на нужный след...
- Как раз сегодня в постели я раздумывал: кем же я все-таки стал
потом, какую профессию выбрал из всего, о чем мечтал. Помню, я очень
любил читать книги по исследованию Африки - Стенли, Бейкера,
Ливингстона, Бартона, но сейчас как будто мало подходящее время для
географических открытий.
Он размышлял, не испытывая желания поскорей до чего-то додуматься,
и словно черпал душевный покой из переполнявшей его усталости. Ему не
хотелось себя насиловать. Ему было удобно и так. Может быть, поэтому к
нему так медленно возвращалась память. Он сказал больше из чувства
долга - ему ведь полагалось делать какие-то усилия:
- Надо будет посмотреть старые списки колониальных чиновников.
Может, я выбрал это поприще. И все же странно, что, зная мое имя, вам
не удалось найти ни одного моего знакомого... Казалось бы, кто-то
должен наводить обо мне справки. Например, если я был женат... Вот что
меня беспокоит. А вдруг моя жена меня ищет?
"Если бы этот вопрос выяснился, - подумал он, - я был бы совершенно
счастлив",
- Кстати, - начал Джонс и запнулся.
- Неужели вы разыскали мою жену?
- Не совсем, но, по-моему, доктор намерен вам что-то сообщить.
- Что ж, сейчас как раз время предстать пред его высокие очи, -
сказал Дигби.
Доктор ежедневно уделял каждому больному по пятнадцать минут у себя