Гросс Эндрю. Шут

   Костюм – ладно, куда ни шло, без него не обойтись, но колокольчики... Представить себя в них я просто не мог.
   – Знаешь, это придется оставить.
   – Шут без колокольчиков? – воскликнул Норберт. – Без горба? Без кривой ноги? – Он снова хлопнул меня по плечу. – Да, это что-то новенькое.
   Я снял свою тунику и штаны и натянул новое облачение. Странно, но вместе с ним пришло и новое ощущение. Ощущение уверенности. Когда-то в детстве я носил одежды голиарда, потом форму крестоносца. И вот теперь это...
   Я посмотрел на себя, и лицо само собой расплылось в улыбке. Я почувствовал себя другим человеком! Я был готов!
   – Слезу вышибает... – Норберт притворно шмыгнул носом. – Если бы еще хромал – хорошему шуту нужна хорошая походка. Но... зато дамы будут в восторге!
   Я сделал ловкий кувырок и с гордостью поклонился.
   – Тогда все, Хью. – Горбун поправил на мне тунику. – И еще одно... Просто заставить их смеяться – этого мало. Рассмешить способен любой дурак. Шлепнись физиономией об землю – и готово. Настоящий шут – тот, кто завоевал доверие двора. Можешь читать стишки или нести любую чушь – не важно, но так или иначе ты должен говорить правду. Недостаточно вызвать у своего господина улыбку – ты должен заставить его прислушиваться к тебе, добраться до его уха.
   – Я доберусь до уха Болдуина, можешь не сомневаться. А потом отрублю его и принесу тебе.
   – Отлично. Мы сварим из него суп! – расхохотался Норберт и дернул меня за руку, как будто хотел отвлечь от чего-то. В глазах горбуна блеснули слезы. – Ты уверен, Хью? Дело стоит риска? Будет жаль, если мы потратили столько сил и времени, а она... Уверен, что твоя жена жива?
   – Я чувствую это всем сердцем.
   Он вскинул кустистые брови и улыбнулся.
   – Тогда иди, парень. Найди свою возлюбленную. Ты мечтатель, но, черт возьми, каждый хороший шут в душе мечтатель, верно? – Горбун подмигнул и высунул язык. – Чмокни ее за меня.

Глава 37

   Утро выдалось прохладное, и низкое солнце едва пробивалось сквозь серую пелену тумана. Эмили встретила меня на мощенной камнем дороге за воротами замка.
   – Ты рано поднялся, Хью де Люк.
   – И вы тоже, госпожа. Простите, что не позволил вам выспаться.
   Она улыбнулась.
   – Надеюсь, ради доброй цели.
   – Я тоже на это надеюсь.
   На ней была коричневая накидка, которую она всегда надевала к заутрене. Эмили подняла воротник, пряча горло от сырого тумана. Я стоял перед ней в жутком шутовском облаченье.
   – Слышал, это вам я обязан новым костюмом. Благодарю.
   – Не за что. – В ответ на мой поклон она сделала реверанс. – Шут не может исполнять свои обязанности без соответствующего одеяния. К тому же остальная твоя одежда издает не самый приятный запах.
   Я улыбнулся и посмотрел в нежные зеленые глаза.
   – В этом наряде я чувствую себя перед вами полным дураком.
   – А по-моему, ты выглядишь просто молодцом, если можно так сказать. И костюм тебе идет.
   – Шут не может выглядеть молодцом. Это неправильно. Люди привыкли к другому.
   Ее глаза блеснули.
   – Разве я не говорила, Хью, что имею обыкновение делать и говорить то, что другие считают неправильным?
   – Говорили.
   Мы долго стояли, глядя друг на друга, заменяя слова молчанием. В груди моей теснились самые разные чувства. Эта прекрасная девушка сделала для меня так много. Если б не она, меня уже не было бы в живых – только окровавленные останки у обочины. Я протянул руку, коснулся ее пальцев, и как будто искра пробежала между нами.
   Я продлил прикосновение, и она не спешила прерывать его. Не убрала руку. Не отступила. Мог ли я мечтать о таком?
   – Я столь многим вам обязан, госпожа. Боюсь, это долг, вернуть который мне не по силам.
   Эмили гордо вскинула подбородок.
   – Ты ничего не должен мне, просто продолжай то, что начал, и благополучно достигни цели.
   Я не знал, что еще сказать. У меня никогда никого не было, кроме Софи. Каждую ночь в моей голове кружились тысячи образов, тысячи картин нашей прежней жизни, мои руки тянулись к ней, мое сердце летело к ней. Я любил свою жену, и тем не менее эта женщина сделала для меня так много. Ничего не получив взамен. Я хотел обнять ее и рассказать о своих чувствах. Это желание нарастало во мне, становясь все сильнее, и я уже дрожал, сдерживая его из последних сил.
   – От всей души надеюсь, что твоя Софи жива, – произнесла наконец Эмили.
   – Она жива. Я знаю.
   Я все еще держал ее руки в своих. А потом, когда отстранился, почувствовал себя так, словно что-то потерял, и... ощутил на ладони некий маленький предмет, завернутый в холщовую тряпицу.
   – Это было в твоей одежде, – сказала Эмили, – когда я нашла тебя у дороги.
   Я развернул тряпицу, и дыхание замерло в груди. Половинка деревянного гребня. Та самая, которую я нашел на пепелище нашего дома. Гребень Софи.
   И хотя глаза Эмили заблестели, голос прозвучал громко и твердо. Теперь уже она взяла меня за руку:
   – Иди и найди ее, Хью де Люк. Верю, что именно ради этого ты и был спасен.
   Я кивнул и крепко пожал ее руку.
   – Больше всего я надеюсь увидеть вас снова, госпожа.
   – И я тоже больше всего надеюсь снова увидеть тебя, Хью де Люк. Мне больно оттого, что ты уходишь.
   Я отпустил ее, закинул за спину мешок, подобрал посох и зашагал на юг по дороге, ведущей в Трейль.
   Сделав десяток шагов, я подпрыгнул и в прыжке обернулся, чтобы в последний раз взглянуть на Эмили. Она смотрела мне вслед с застывшей напряженной улыбкой, и я не в первый уже раз спросил себя, за что мне так повезло, чем я заслужил такого друга, ведь нас разделяла пропасть.
   – Прощайте, – прошептал я одними губами.
   Мне показалось, что ее губы тоже шевельнулись.
   – Прощай, Хью.

Глава 38

   Закованные в доспехи всадники мчались по спящему поместью к большому каменному дому, находящемуся в нескольких милях от ближайшего городка.
   Я заставлю их заплатить, пообещал Черный Крест. Никто не смеет красть то, что принадлежит Богу. Тем более, когда речь идет о самых настоящих святынях христианства.
   Гулкий топот тяжелых боевых коней разорвал ночную тишину, и тут же послышался собачий лай. Потом в темноте вспыхнули факелы, и все запылало.
   Всадники поджигали конюшни. Лошади ржали от страха и рвались из стойл. Несколько перепуганных рабочих, спавших вместе с животными, выбежали из конюшни и пали под ударами мечей пронесшихся рыцарей.
   Поместье ожило. Шесть темных всадников спешились, и двое из них, подбежав к массивным дверям, раскололи их топорами. Черный Крест ворвался в дом во главе своих людей.
   На пороге непрошеных гостей встретил рыцарь, хозяин имения. Его звали Адемар. Вся Франция знала этого старика, прославленного воина, поза которого и сейчас свидетельствовала о недюжинной силе и крепости духа. За его спиной, путаясь в сорочке, появилась жена. Рыцарь успел надеть тунику с вышитыми пурпурными и золотыми лилиями королевского дома.
   – Кто вы? – обратился к налетчикам Адемар. – И что вам нужно здесь?
   – Всего лишь кусочек золота, старик. Из твоего последнего похода, – сказал Черный Крест.
   – Я не банкир, разбойник. И в своем последнем походе служил папе римскому.
   – Тем легче будет вспомнить. То, что мы ищем, было украдено из могилы в Эдессе.
   – В Эдессе? – Взгляд хозяина скользнул по опущенным забралам шлемов. – Откуда вы это знаете?
   – О подвигах благородного воина Адемара известно всем, – ответил Черный Крест.
   – Тогда вам также известно, что я сражался с Вильгельмом при Гастингсе. Известно и то, что я ношу Золотую Лилию, коей наградил меня сам король Филипп. Знаете вы и то, что я защищал веру при Акре и Антиохии, где земля орошена моей кровью.
   – Все это нам известно, – улыбнулся Черный Крест. – Именно потому мы и здесь.
   Он сделал знак одному из своих подручных, и тот схватил жену хозяина за руки. Адемар двинулся ей на помощь, но был остановлен – в горло ему уперлось острие меча.
   – Ты оскорбляешь меня, незнакомец. Не показываешь ни свое лицо, ни свои цвета. Кто ты? Кто послал тебя? Скажи, чтобы я узнал тебя, когда мы встретимся в аду.
   – Ты хочешь знать? Смотри! – Предводитель поднял шлем, явив выжженный на шее черный крест.
   По-видимому, узнав страшную метку, старик промолчал.
   – Отведи нас к реликвии, – сказал главарь.
   Его прислужники схватили пару и потащили в глубь дома, невзирая на крики женщины. Пройдя под каменной аркой, они оказались на заднем дворе, где стояла маленькая часовня.
   Над бронзовым алтарем висело распятие.
   – В Эдессе ты разграбил христианскую святыню. В раке находились кресты, монеты и ризы. И еще золотая шкатулка. В ней хранился прах. За ней мы и пришли. За шкатулкой с прахом.
   Выхватив из рук одного из своих подручных боевой меч, Черный Крест занес его над головой рыцаря. Адемар опустил глаза. Жена его пронзительно вскрикнула. Описав широкую дугу и едва не задев рыцаря, секира врезалась в каменный пол под алтарем. Куски камня полетели в стороны.
   После нескольких мощных ударов под плитами открылся тайник, в котором лежал обернутый в полотно золотой ковчег. Кто-то из людей Черного Креста опустился на колени, извлек находку и разбил ковчег, как простую безделушку.
   Внутри находилась неприметная деревянная коробочка. Темный рыцарь поднял крышку и с благоговейным почтением уставился на то, что лежало в ней.
   – Это святотатство! – Глаза старика сверкнули гневом. – Ты не достоин даже прикасаться к ней.
   Черный Крест устремил на него взгляд, в котором горела такая же ярость.
   – Тогда пусть Он решает.
   Обведя взглядом разрушенную часовню, он остановился на висящем на стене распятии.
   – Какая возвышенная вера, доблестный рыцарь. Пусть же все прознают о ней.

Глава 39

   Путешествие в Трейль отняло у меня шесть дней. В первые два я то и дело встречал самых разных людей: торговцев с тележками, рабочих, идущих на заработки, паломников, возвращающихся домой.
   К третьему дню селений стало меньше, а дорога пустыннее.
   Вечером четвертого дня я пристроился под деревом, собираясь перекусить хлебом и сыром. Несмотря на усталость, спать не хотелось. До Трейля, если поторопиться, оставался день пути, и при мысли о том, что город уже близко, что где-то там моя Софи, кровь начинала закипать, а в ушах как будто бил несмолкающий барабан.
   Я решил, что дождусь ночи и тронусь дальше.
   Сначала до меня донеслись громкие голоса. Потом крики и женский плач. Я прошел вперед и увидел не столь уж редкую картину: два разбойника грабили попавшую им в руки семью торговца.
   Один из злодеев уже успел завладеть ценным трофеем – большой керамической чашей.
   – Ты только посмотри, Коротышка! Это ж ночной горшок!
   – Пожалуйста! – молил торговец. – У нас нет денег. Раз уж вам так надо, возьмите товары.
   Тот, кого назвали Коротышкой, усмехнулся.
   – Ладно, давай поторгуемся. Я верну тебе ночной горшок, но взамен попользуюсь твоей женушкой.
   Негодяи! Я не знал этих людей и спешил в Трейль по неотложному делу, но как можно стоять в стороне, когда на твоих глазах грабят и, может быть, убивают.
   Положив на землю мешок, я осторожно подобрался ближе и вышел из-за кустов.
   Первым меня заметил Коротышка. Приземистый, коренастый, грудь колесом, слегка лысоватый, он был мускулист и крепок. Я же, в чулках и юбочке, выглядел смешным и совершенно неопасным.
   – Отпустите их. Отпустите и проваливайте сами.
   – А это у нас кто такой? – Второй разбойник ухмыльнулся, демонстрируя полное отсутствие зубов. – Смотри-ка, прямо-таки эльф из леса!
   – Ты слышал, что тебе сказали? – Я подошел ближе, держа посох наперевес. – Возьмите то, что уже взяли, и уходите. Продадите горшок в следующем городе. На вашем месте я бы так и сделал.
   Коротышка выпрямился, явно не принимая всерьез предупреждение ничтожества в костюме шута.
   – На вашем месте я бы так и сделал! Так, значит, да? А вот я на твоем месте дал бы стрекача, пока не поздно. Твои неуклюжие шуточки здесь никому не нужны.
   – Неужели не понравилось? Тогда у меня есть другая. – Я сделал еще один шаг вперед. – Как насчет этой? Назови позу, при которой рождаются самые уродливые дети.
   Грабители обменялись недоуменными взглядами. Похоже, до них никак не доходило, что именно тут происходит.
   – Не знаешь, Коротышка? – Я сжал посох. – Ну, тогда спроси у своей мамаши.
   Высокий хмыкнул, но рассмеяться не решился. Коротышка же взял в руку дубинку, глаза у него сузились от злости. Я внимательно следил за каждым его движением.
   – Так ты и впрямь дурак, а?
   Прежде чем слова успели слететь с его губ, я сделал выпад. Удар пришелся прямо в рот, и злодей пошатнулся. Он схватился за челюсть, потом поднял дубинку... Опустить ее Коротышка не успел – я прыгнул вперед и рубанул посохом по голени. Противник согнулся от боли. Я повторил удачный прием, и он завопил.
   Второй бросился на меня, но тут опомнившийся от страха купец сунул ему в лицо горящий факел. Волосы мгновенно вспыхнули, и разбойник, взвыв от ужаса, замахал руками. Пламя перекинулось на одежду, и он, вопя, скрылся в лесу. За товарищем, прихрамывая, последовал Коротышка.
   Купец с женой подошли ко мне.
   – Мы так благодарны вам. Меня зовут Жофрей. – Торговец протянул руку. – Торгую посудой в Трейле. Со мной жена, Изабель, и сын, Томас.
   – А я Хью. – Мы обменялись рукопожатием. – Шут.
   – Скажите, Хью, а куда вы направляетесь? – поинтересовалась Изабель.
   – Я тоже иду в Трейль.
   – Тогда давайте проделаем остаток пути вместе, – предложил Жофрей. – Продуктов у нас осталось немного, но тем, что есть, мы с радостью поделимся с вами.
   – Почему бы и нет? – согласился я. – Но только давайте сначала уйдем подальше от этого опасного места.
   – А вы идете в Трейль, чтобы стать придворным шутом? – спросил Томас.
   Я улыбнулся мальчику.
   – Надеюсь, Томас, что мне это удастся. Говорят, старый немного всем наскучил.
   – Может, и так. – Жофрей пожал плечами. – Но работа вас ждет трудная. Вы давно в последний раз бывали в нашем городе?
   – Года три назад, – ответил я.
   Купец взялся за тележку.
   – Тогда я вам вот что скажу: Трейль сейчас не тот город, в котором люди легко смеются.

Глава 40

   Едва мы вышли из лесу наутро второго дня, как Жофрей остановился и протянул руку.
   – Вот он.
   Перед нами, поблескивая в лучах восходящего солнца, лежал, раскинувшись на холме, город Трейль. Неужели Софи и вправду здесь? На крутых склонах разместились, теснясь поближе друг к другу, коричневато-желтые дома, а над ними, на самой вершине, гордо красовался большой серый замок, две остроконечные башни которого утыкались, казалось, в самое небо.
   В Трейле мне доводилось бывать дважды. В первый раз, чтобы подать жалобу на рыцаря, отказавшегося платить по счету, во второй – когда мы с Софи ходили на рынок.
   Жофрей был прав. Уже приближаясь к одной из прилегающих к городу деревень, я заметил перемены.
   – Посмотри на крестьянские поля, – сказал мой спутник. – Вон там, видишь? Их никто не обрабатывает. А теперь взгляни на хозяйскую усадьбу – все возделано.
   И действительно, принадлежащие крестьянам крохотные клочки пребывали в запустении, тогда как владения герцога, огражденные каменной стеной, радовали глаз.
   Чем ближе к городу, тем явственнее проступали повсюду признаки упадка. Деревянный мост над бурливой речушкой зиял такими дырами, что мы едва смогли перебраться на другой берег. Разбитые заборы лежали на земле, и никто не торопился их поднимать.
   Я был поражен. Трейль запомнился мне процветающим, богатым городом. Здесь был самый большой во всем герцогстве рынок. В Трейле всегда весело праздновали Иванов день.
   Мы поднимались к замку по крутому склону обдуваемого ветром холма. По улицам стекали зловонные потоки – видимо, в замке отходы просто выбрасывали за стену. В грязных лужах возились свиньи, которых выпускали каждое утро порыться в отбросах. Будь желудок послабее, мой утренний завтрак наверняка бы достался им.
   На углу, где собралась немалая толпа, Жофрей остановился.
   – Наша лавка вон там, чуть ниже. Если негде остановиться, пойдем к нам, Хью. Мы всегда рады принять тебя.
   Я поблагодарил и отказался – мой путь лежал дальше. В замок.
   Торговец крепко обнял меня на прощание.
   – Не забывай, что у тебя здесь есть друг. И кстати, кузина моей жены работает в замке. Я расскажу, что ты для нас сделал, и будь уверен, голодным она тебя не оставит.
   – Спасибо. – Я подмигнул Томасу. – Приходи ко мне, если я там задержусь.
   Расставшись с ними, я пошел дальше, по дороге к замку. Встречные с удивлением смотрели на меня, и я улыбался в ответ и строил гримасы, понемногу входя в роль. Новый шут явится так, как ему и положено, с шутками и смехом.
   С десяток оборванных ребятишек увязались за мной, пританцовывая, крича и кривляясь. И все же на сердце было неспокойно от сознания трудности стоящей передо мной задачи. Софи здесь. Я чувствовал ее. Где-то там, за каменными стенами, она все еще цеплялась за жизнь.
   Почти час понадобился для того, чтобы, попетляв по улочкам городка, достичь наконец ворот замка. Возле опущенного через ров мостика стояли, проверяя входящих, несколько солдат в похожих на подойники шлемах с пурпурно-белыми цветами Болдуина.
   Люди напирали друг на друга. Одних пропускали, других грубо отталкивали.
   Вот оно, мое первое испытание. Мне стало немного не по себе.
   Пожалуйста, дай мне силы выдержать все.
   Сделав глубокий вдох, я шагнул к воротам.
   И снова почувствовал – Софи здесь.

Глава 41

   – Это еще что такое? Шут? У тебя здесь дела? – Строгого вида капитан стражи смерил меня недоверчивым взглядом.
   – Да, ваша милость. – Я низко поклонился и улыбнулся. – Дела. Для того я и пришел сюда. И пока не сделаю дела – не уйду. Важные дела... Не столь, конечно, важные, как ваши, ваша милость, но они касаются герцога и...
   – Закрой рот, дурак. – Капитан нахмурился. – Тебя ждут здесь? Кто?
   – Господин. Собственной персоной.
   И моя Софи.
   Стражник почесал затылок.
   – Господин? Ждет тебя?
   – Он ждет всех нас. Наш Господь. – Я состроил гримасу и подмигнул. Люди в очереди уже начали посмеиваться. – Наш сеньор Болдуин. Это он ждет меня. Только пока и сам еще об этом не знает.
   – Тебя ждет герцог? – Капитан нахмурился. – За кого ты меня принимаешь, за дурака?
   Он чуть не захлебнулся собственным смехом.
   Я склонил голову.
   – Вы правы, сир. Разумеется, во мне нет необходимости, когда здесь уже есть такой человек, как вы. Конечно, вам ничего не стоит рассмешить весь двор. Стоит только захотеть...
   – У нас уже есть шут. Его зовут Палимпост. Что, неудачный денек, а? Не вышло одурачить?
   – С дураками всегда так. Только возьмешься кого-то одурачить, как тебя уже самого околпачили.
   Я лихорадочно соображал, как смягчить этого неуступчивого олуха. Должен же быть какой-то способ...
   Я опустился на колени перед каким-то мальчиком, ждавшим в очереди вместе с отцом-крестьянином. Провел ладонью по подбородку, дернул за нос, щелкнул пальцами, и в руке у меня появилась высохшая слива. Ребенок взвизгнул от восторга.
   – Какой грустный день, да, малыш? Неужели смех слабее меча? Только не говори мне, что великий сеньор, герцог Болдуин, боится шута.
   Стоящие в очереди захлопали в ладоши.
   – Ну же, капитан, – крикнула симпатичная полная брюнетка. – Пропустите шута. Какой от него вред?
   Похоже, того же мнения придерживались и стражники.
   – Пусть проходит, Альберт. Будет хоть чуточку полегче, а то уж мы здесь совсем заскучали.
   – Да, Альберт, – добавил я. – То есть... ваша милость. Будет полегче. Хотя и сейчас не так уж тяжело. Вот... – Я протянул ему свой мешок. – Видите, какой он легкий. Спасибо. Премного благодарен.
   – Ладно, проноси свою задницу, – хмуро пробормотал капитан. – Да поживее, пока я не подцепил тебя на копье.
   Он ощупал мой мешок и швырнул его мне в руки.
   Поблагодарив сурового стражника, я подмигнул зрителям и поспешил пройти через ворота.
   Уф, какое облегчение!
   Мостик застонал подо мной. Стены замка нависали, будто утесы. За мостиком открылся широкий двор, по которому деловито сновали люди.
   Куда идти? Я не знал. Как не знал, здесь ли Софи и жива ли она вообще. Дышать вдруг стало тяжело.
   Я огляделся. Солнце стояло высоко, время близилось к полудню. Герцог, наверное, занят делами.
   А значит, меня ждет работа. Ведь я – шут.

Глава 42

   Двор Болдуина заседал в большом холле, путь к которому лежал через длинный коридор с высокими каменными арками.
   Я шел в том же направлении, что и другие: рыцари в штанах и туниках; пажи со шлемами и оружием господ; придворные в цветастых платьях и накидках, с перьями на шапочках; жалобщики как благородного, так и низкого происхождения. Я шел, оглядываясь по сторонам, в надежде увидеть Софи.
   Видя меня, встречные улыбались, и я в ответ подмигивал, приседал или подпрыгивал. Пока маскировка срабатывала. Человек в пестрой юбке и чулках в обтяжку, с разноцветными шариками в руках... кто поверит, что от такого может исходить опасность?
   Следуя на шум голосов, я подошел к большому залу. Две высокие дубовые двери, украшенные панелями с изображением четырех времен года, были широко открыты, но охранялись солдатами с алебардами.
   Сердце глухо застучало. Я здесь. Болдуин на противоположной от входа стороне. Оставалось только проникнуть в зал.
   Процедурой рассмотрения дел распоряжался герольд со щитом, на котором был изображен лев, герб герцога. Одних просили посидеть и подождать; другим, едва не лопающимся от важности, позволяли пройти.
   Дождавшись своей очереди, я переступил порог и громогласно объявил:
   – Хью из Боре, кузен Палимпоста-Фигляра. Мне сказали, что его можно найти здесь. – И в ответ на удивленный взгляд герольда шепотом добавил: – Семейное предприятие.
   Герольд покачал головой и, не обнаружив ничего подозрительного, пожал плечами.
   – Дрыхнет где-нибудь с собаками. Только держись подальше и не попадайся никому на глаза.
   Самое удивительное, что меня впустили.
   Я очутился в большом зале высотой примерно в три этажа и в форме вытянутого прямоугольника. Почти все помещение было заполнено людьми, явившимися к герцогу за справедливостью. Одни из них стояли в очереди, другие сидели за длинными столами.
   Над гулом десятков приглушенных голосов гремел один. Пробившись через спорящих о чем-то торговцев и ростовщиков, я смог наконец рассмотреть этого человека.
   Болдуин!
   Он сидел, лениво откинувшись на высокую спинку установленного на возвышении резного дубового кресла. На лице герцога застыло выражение безучастности, отстраненности и скуки, как будто все происходящее здесь отвлекало его от куда более важного и интересного занятия вроде соколиной охоты.
   Перед ним, преклонив колено, стоял простолюдин.
   Болдуин! При виде этого человека холодок пробежал у меня по спине. Вот уже несколько недель я думал только о том, как вогнать ему в горло лезвие кинжала. Иссиня-черные волосы падали на плечи, а острый подбородок с короткой черной бородкой клинышком выдавался вперед. На нем были свободная рубаха и трико, на плечах – пурпурная с белым мантия.
   На ступеньке, чуть ниже Болдуина, примостился и мой новый соперник, Палимпост, костюм которого походил на мой. Придворный шут развлекался тем, что бросал кости.
   Разбиравший жалобу бейлиф указал на коленопреклоненного серва и сказал:
   – Проситель хочет опровергнуть право первородства, господин.
   – Право первородства? – Болдуин повернулся к советнику. – Разве такое право не лежит в основе всего имущественного законодательства?
   – Да, мой господин, – ответил советник.
   – Для благородных, для богачей – да, – сказал истец, – но мы всего лишь бедные крестьяне. Это стадо овец – все, что у нас есть. Мой старший брат – пьяница. Уже несколько лет он ничего не делает по хозяйству. Мы с женой... у нас нет ничего, кроме фермы. Только так мы платим вам подати.
   – А ты сам разве не пьешь?
   Болдуин уставился на серва.
   – Ну, по праздникам... – Крестьянин заколебался, не зная, что сказать.
   – Так, похоже, мне придется решать, как разделить овец между двумя пьяницами, – усмехнулся Болдуин.
   По залу эхом прокатилась волна смеха.
   – Но, мой господин... – Проситель поднялся. – Как же...
   – Молчи, – предупредил его герцог. – Закону следует повиноваться. И следовательно, стадо должно быть передано старшему из братьев. – Разве это не правильно? Однако ж нужно принять во внимание и то, что если овцы пропадут, нам от этого не будет никакого проку. Мне представляется, что есть только один вариант. – Он развел руками. – Я – старший и по праву первородства...
   – Вы, мой господин? – ахнул крестьянин.
   – Да. – Болдуин широко улыбнулся. – Первый из всех первородных. Разве не так, управляющий?
   – Так, сеньор.
   Управляющий поклонился.
   – Следовательно, закон будет соблюден во всех отношениях, если стадо перейдет ко мне, – объявил Болдуин.
   Ошарашенный крестьянин растерянно огляделся, надеясь найти поддержку.
   – По праву первородства беру овец себе, – вынес решение герцог.