Цао Цао понял мудрого старца и хотел щедро наградить его. Но Лоу Мын-мэй награду не принял и удалился.
   Ночью действительно подул сильный северный ветер. Цао Цао послал все свое войско строить стену. Воду таскали в шелковых мешках, так как ничего другого под руками не оказалась. Вода замерзала на глазах, и к рассвету работа была окончена.
   Разведчики донесли об этом Ма Чао, и тот был очень встревожен, подозревая здесь помощь духов.
   На другой день войско Ма Чао с барабанным боем двинулось к стене. Навстречу выехал Цао Цао в сопровождении Сюй Чу.
   — Я выехал к вам один без войска! — крикнул Цао Цао. — Пусть выйдет Ма Чао, я хочу с ним говорить!
   Ма Чао выехал из строя, держа наизготовку копье.
   — Ты смеялся надо мной, что у меня нет укрепленного лагеря! — продолжал Цао Цао. — Так взгляни! Видишь, сегодня ночью мне помогло небо! Сдавайся!
   Разгневанный Ма Чао хотел наброситься на Цао Цао, но за его спиной увидел человека со свирепыми глазами. Ма Чао понял, что это Сюй Чу.
   — Эй, Цао Цао, говорят, что у тебя в войсках есть Князь тигров! — крикнул Ма Чао, взмахнув плетью. — Где он?
   — Это я, Сюй Чу из Цяоцзюня! — крикнул в ответ Сюй Чу, подымая свой меч,
   Вид его был грозен, глаза метали молнии, и Ма Чао не посмел напасть на него. Цао Цао и Сюй Чу вернулись в лагерь, нагнав на противника страх.
   — Оказывается, Ма Чао тоже знает, что Сюй Чу — Князь тигров! — сказал Цао Цао своим военачальникам.
   С тех пор в войсках за Сюй Чу так и утвердилось прозвище Князь тигров.
   — Завтра я непременно захвачу Ма Чао! — заявил Сюй Чу.
   — Помни, что Ма Чао храбр и справиться с ним нелегко! — предупредил Цао Цао.
   — Клянусь, что я буду драться с ним насмерть! — воскликнул Сюй Чу.
   И он послал воина известить Ма Чао, что Князь тигров завтра вызывает его на решительный поединок.
   — Да как он смеет так пренебрежительно обращаться со мной! — в сильном гневе закричал Ми Чао, прочитав послание Сюй Чу. — Клянусь, что завтра же убью этого болвана среди тигров!
   На другой день оба войска вышли из своих лагерей и расположились в боевом порядке. В войске Ма Чао на левом крыле встал Пан Дэ, на правом — Ма Дай, а в центре — Хань Суй.
   — Эй, ты! Болван среди тигров! Выходи! — кричал Ма Чао, с копьем в руке выезжая из строя.
   — А ведь он не менее храбр, чем Люй Бу! — сказал Цао Цао своим военачальникам, стоявшим под знаменем.
   Не успел он произнести эти слова, как Сюй Чу, размахивая мечом, бросился на Ма Чао. Тот устремился навстречу с поднятым копьем. Противники схватывались более ста раз, но победа не давалась ни тому, ни другому. Они разъехались, сменили усталых коней и снова вступили в поединок. Но еще сто схваток лишь показали, что силы их равны.
   Распалившись, Сюй Чу сбросил с себя шлем и латы и ринулся на Ма Чао. Оба войска перепугались. Но противники, не обращая внимания на то, что происходит вокруг, продолжали яростно драться. Последовало еще тридцать схваток. Наконец Сюй Чу изо всех сил занес меч над головой Ма Чао. Однако тот успел отклониться и мгновенно сделал выпад копьем. Сюй Чу, отбросив свой меч, руками вцепился в копье Ма Чао, стараясь вырвать его. Сюй Чу был необыкновенно силен. Испустив яростный крик, он переломил древко копья, и противники с остервенением принялись колотить друг друга обломками древка.
   Цао Цао, опасаясь, как бы Сюй Чу не погиб, велел Сяхоу Юаню и Цао Хуну с двух сторон напасть на Ма Чао. И в ту же минуту Пан Дэ и Ма Дай, не спускавшие глаз со своего полководца, с отрядом всадников, одетых в броню, ударили им наперерез. Разгорелась жестокая схватка. Две стрелы попали в плечо Сюй Чу.
   Войска Цао Цао беспорядочно отступили к лагерю. Ма Чао с боем преследовал их до самого рва. Цао Цао приказал обороняться в лагере и больше в бой не вступать. Он потерял более половины своих войск.
   Ма Чао, вернувшись в свой лагерь, сказал Хань Сую:
   — Много приходилось мне видеть свирепых воинов, но таких, как Сюй Чу, я еще не встречал! Это и в самом деле тигр!
   Цао Цао понял, что победить Ма Чао можно только хитростью. И он тайно переправил на западный берег реки Сюй Хуана и Чжу Лина с отрядом войск, повелев им соорудить там лагерь, чтобы позже ударить на противника с двух сторон.
   Как-то со стены Цао Цао заметил, что Ма Чао, как вихрь, мчится на коне к своему лагерю. За ним следовало около сотни всадников.
   Цао Цао долго молча восхищался своим противником, а потом, бросив на землю шлем, воскликнул:
   — Пусть земля не примет мой прах, если я не уничтожу Ма Чао!
   Услышав эти слова, Сяхоу Юань так и загорелся желанием драться.
   — Пусть я погибну здесь, но я убью злодея Ма Чао! — закричал он и с тысячей всадников через распахнутые ворота лагеря бросился догонять врага.
   Цао Цао, боявшийся за жизнь Сяхоу Юаня, поспешил за ним.
   Ма Чао, заметив это, развернул своих воинов в линию. Сяхоу Юань с отрядом налетел на них. В самый разгар боя Ма Чао увидел неподалеку от себя Цао Цао и, забыв о Сяхоу Юане, бросился на него. Но Цао Цао, повернув коня, умчался, и войско его разбежалось.
   Ма Чао решил преследовать врага, но тут ему сказали, что часть войск Цао Цао успела переправиться на западный берег и уже строит там лагерь. Ма Чао сильно встревожился, и у него пропало желание мчаться в погоню за Цао Цао.
   Вернувшись в лагерь, Ма Чао сказал Хань Сую:
   — Теперь враг у нас спереди и сзади. Как же нам быть?
   — Лучше всего отдать эту землю и попросить мира, — предложил военачальник Ли Кань. — А там наступит весна, и мы решим, как действовать дальше.
   — Ли Кань правильно говорит, — поддержал Хань Суй.
   Но Ма Чао все еще колебался. Тогда Ян Цю и Хоу Сюань тоже стали его уговаривать прекратить войну. Наконец Ма Чао согласился и послал Ян Цю к Цао Цао.
   Выслушав посланца, Цао Цао сказал:
   — Возвращайтесь к себе; позже я извещу Мо Чао о своем решении.
   Ян Цю удалился.
   — Что же вы думаете ответить Ма Чао? — спросил советник Цзя Сюй, входя в шатер Цао Цао.
   — А что бы вы ответили? — в свою очередь задал вопрос Цао Цао.
   — Победа завоевывается не одним оружием, — ответил Цзя Сюй. — Сейчас соглашайтесь на мир, а потом постарайтесь посеять вражду между Ма Чао и Хань Суем. Это поможет вам разгромить их в первом бою.
   — Умнейшая мысль в Поднебесной! — воскликнул Цао Цао, хлопнув в ладоши. — И притом совпадает с моей! Притвориться, что я готов заключить мир, — моя давняя мысль!
   К лагерю Ма Чао помчался гонец с письмом. Цао Цао сообщал, что принимает предложение Ма Чао, но просит подождать, пока он не вернет свои войска с западного берега реки. В то же время он приказал наводить мосты якобы для того, чтобы переправить войско, и вообще делать вид, что войска собираются уходить.
   Узнав об этом, Ма Чао сказал Хань Сую:
   — Коварство Цао Цао не имеет границ. Хоть он и говорит, что согласен помириться, но надо быть начеку. Мы с вами установим непрерывное наблюдение за врагом: сегодня я буду следить за Сюй Хуаном, а вы за Цао Цао, а завтра наоборот. Так мы убережемся от всяких неожиданностей.
   Разведчики сообщили об этом Цао Цао.
   — Ну вот, наше дело удалось! — сказал Цао Цао советнику Цзя Сюю. — Кто завтра будет наблюдать за мной?
   — Хань Суй, — ответили ему.
   На следующий день Цао Цао в сопровождении своих военачальников выехал из лагеря и направился в сторону противника. Среди воинов Хань Суя прежде многим ни разу не приходилось видеть Цао Цао, и они гурьбой высыпали из лагеря поглазеть на него.
   — Эй, воины, вы что, захотели посмотреть на Цао Цао? — крикнул он. — Я самый обыкновенный человек, и у меня нет ни четырех глаз, ни двух ртов, а только много ума!
   Воины задрожали от страха. Тогда Цао Цао послал гонца передать Хань Сую, что он желает с ним беседовать.
   Хань Суй выехал из лагеря и, увидев, что Цао Цао без оружия, тоже снял с себя латы. Они съехались совсем близко — конь к коню, и между ними завязался разговор.
   — Когда-то мы вместе с вашим батюшкой получили должности, мы с ним отличались сыновним послушанием и умеренностью, — ударился в воспоминания Цао Цао. — Я относился к нему, как к родному дяде… Сколько уж минуло лет с той поры, мак мы с вами начинали свою карьеру! Да… Давно это было… Сколько вам сейчас лет?
   — Сорок, — ответил Хань Суй.
   — О, тогда, в столице, мы были еще совсем молоды, мы и не думали о том, что придет время, когда мы станем людьми среднего возраста! — продолжал в том же тоне Цао Цао. — Если бы нам удалось установить порядок в Поднебесной, мы, надеюсь, порадовались бы вместе…
   Цао Цао с увлечением вспоминал прошлое, но всячески старался не касаться военных дел. Он громко смеялся и шутил. Беседа продолжалась около двух часов. Затем Цао Цао и Хань Суй расстались. Воины сообщили об этом Ма Чао. Тот поспешил к Хань Сую.
   — О чем вы разговаривали сегодня с Цао Цао перед строем? — спросил Ма Чао.
   — Цао Цао вспоминал о прошлом, — ответил Хань Суй.
   — И ни слова о военных делах? — допытывался Ма Чао.
   — Об этом Цао Цао ничего не говорил, а я не хотел начинать первым, — сказал Хань Суй.
   В душу Ма Чао закралось сомнение, и он удалился, больше ни о чем не расспрашивая.
   Вернувшись в свой лагерь, Цао Цао сказал советнику Цзя Сюю:
   — Вы знаете, с какой целью я вел сегодняшний разговор перед строем?
   — Да, задумали вы неплохо, — согласился Цзя Сюй. — Но для того, чтобы поссорить Ма Чао и Хань Суя, этого мало. И я придумал…
   — Что вы придумали?
   — Это верно, что Ма Чао муж храбрый, но он не очень проницателен, — начал Цзя Сюй. — Напишите собственноручно письмо Хань Сую и сделайте в этом письме несколько туманных намеков на то, что, мол, могут произойти кое-какие серьезные неприятности, а затем зачеркните эти строки и напишите что-нибудь еще. Ма Чао, конечно, узнает о вашем письме и, несомненно, захочет его прочесть. А когда он увидит, что в письме зачеркнуты наиболее важные места, он подумает, что это сделал Хань Суй, чтобы скрыть от него свои связи с вами. И подозрение Ма Чао, уже вызванное вашей беседой с Хань Суем, еще больше усилится. Между ними возникнет вражда, а я этим воспользуюсь и подкуплю военачальников Хань Суя. С их помощью мы и расправимся с Ма Чао.
   — Прекрасно! — воскликнул Цао Цао.
   Он написал письмо, зачеркнул несколько строк и в таком виде отправил Хань Сую.
   Действительно, Ма Чао узнал об этом письме, и подозрения его усилились. Он явился к Хань Сую и потребовал письмо. Увидев зачеркнутые слова, Ма Чао спросил:
   — Что здесь исправлено?
   — Не знаю, так я получил, — ответил Хань Суй.
   — Неужели вам послали черновик? — воскликнул Ма Чао. — Нет, вы сами, дядюшка, что-то зачеркнули. Боялись, видно, что я узнаю вашу тайну!
   — Может быть, Цао Цао по ошибке действительно прислал черновик? — усомнился Хань Суй.
   — О нет, этому я не поверю! Цао Цао не из тех, кто ошибается! Не понимаю только одного: зачем вы, дядюшка, сеете между нами раздоры? Ведь мы с вами соединили свои силы, чтобы покарать злодеев!
   — Если ты не веришь в мою искренность, я завтра сам вызову Цао Цао на беседу, — пообещал Хань Суй. — И если я лгу, можешь убить меня на месте!
   — Теперь я верю, что вы говорите искренне! — сказал Ма Чао.
   На следующий день Хань Суй в сопровождении Хоу Цяня, Ли Каня, Лян Сина, Ма Юаня, Ян Цю и других военачальников выехал из строя. Ма Чао укрылся в тени большого знамени.
   — Передайте чэн-сяну, что с ним хочет говорить Хань Суй! — крикнул Хань Суй, приблизившись к лагерю врага.
   Навстречу ему выехал в сопровождении десятка всадников Цао Хун. Остановившись в нескольких шагах от Хань Суя, Цао Хун нарочито громко произнес:
   — Чэн-сян всю ночь обдумывал ваши слова. Ошибки тут никакой не может быть…
   С этими словами Цао Хун повернул коня и скрылся в воротах лагеря. Взбешенный Ма Чао бросился на Хань Суя. Однако воины удержали его и упросили вернуться в лагерь.
   — Дорогой племянник, уверяю тебя, у меня нет никаких дурных намерений! — уверял Хань Суй.
   Но Ма Чао ему не поверил и ушел в сильном гневе.
   — Как же уладить эту ссору? — спросил Хань Суй у своих военачальников.
   — Ма Чао полагается исключительно на свою силу и часто пренебрегает вашей мудростью, — сказал Ян Цю. — Он ни в чем не захочет уступить вам, даже если мы разобьем Цао Цао. Я думаю, что лучше всего для нас перейти на сторону Цао Цао. Можете не сомневаться, титулом вас не обойдут.
   — Но ведь мы были назваными братьями с погибшим Ма Тэном, я не могу изменить его памяти! — возразил Хань Суй.
   — Но раз так сложились обстоятельства, у вас нет иного выхода, — сказал Ян Цю.
   — А кто же поедет посредником? — спросил Хань Суй.
   — Я! — решительно откликнулся Ян Цю.
   Хань Суй вручил ему секретное письмо, и Ян Цю отправился на переговоры. Восхищенный доблестью Хань Суя, Цао Цао пожаловал ему титул Силянского хоу, а Ян Цю и других военачальников назначил на высокие должности. Но, кроме того, Цао Цао просил передать Хань Сую, чтобы он ночью зажег огонь, который послужит сигналом для нападения на Ма Чао.
   Хань Суй внимательно выслушал все, что ему рассказал Ян Цю, и приказал своим приближенным за шатром сложить большую кучу хвороста. Все военачальники были наготове.
   Хань Суй хотел было устроить пиршество, чтобы во время пира убить Ма Чао, но никак не мог на это решиться. Он даже не подозревал, что Ма Чао уже обо всем знает и принял решение действовать первым. Оставив Пан Дэ и Ма Дая в своем лагере, Ма Чао украдкой пробрался к шатру Хань Суя как раз в то время, когда там шел секретный разговор.
   — С этим делом медлить нельзя!
   Ма Чао узнал голос Ян Цю. Обнажив меч, Ма Чао ворвался в шатер.
   — Эй, злодейская шайка! Вы хотите меня убить!
   Заговорщики опешили. Ма Чао с мечом бросился на Хань Суя. Тот прикрылся рукой, и отрубленная рука его упала на землю. Остальные военачальники схватились за оружие. Но Ма Чао огромными прыжками выскочил из шатра. Его окружили. Ма Чао один дрался против пятерых. Вот от его меча пал Ма Юань, зарублен Лян Син. Остальные трое обратились в бегство.
   Ма Чао бросился обратно в шатер, чтобы добить Хань Суя, но того уже унесли слуги.
   За шатром вспыхнул огонь, и во всех лагерях войско пришло в движение. Ма Чао вскочил на коня. На помощь ему подоспели Пан Дэ и Ма Дай.
   Войска Цао Цао по сигналу напали на лагерь врага. Завязался ожесточенный бой. Ма Чао потерял из виду Пан Дэ и Ма Дая и бросился к мосту через реку Вэйшуй. Уже рассветало.
   У моста Ма Чао столкнулся с Ли Канем. К несчастью для Ли Каня, на Ма Чао сзади напал Юй Цзинь. Юй Цзинь выхватил лук и выстрелил в Ма Чао. Стрела пронеслась мимо отпрянувшего в сторону Ма Чао и сразила Ли Каня. Тот замертво рухнул с коня.
   Ма Чао бросился на Юй Цзиня. Тот обратился в бегство, и Ма Чао с последовавшими за ним всадниками овладел мостом. Спереди и сзади подходили большие и малые отряды войск Цао Цао. Впереди шел отряд Тигров. В Ма Чао полетели стрелы, но он отбивал их копьем.
   Воины Ма Чао наносили удары направо и налево, пытаясь вырваться из кольца врагов, но все их усилия были напрасны.
   В коня Ма Чао попала стрела, и всадник свалился на землю. Враг подступал. К счастью, с запада подоспел отряд Ма Дая и Пан Дэ. Они спасли Ма Чао и вместе с ним бежали в северо-западном направлении.
   Цао Цао, узнав о бегстве Ма Чао, приказал догнать его во что бы то ни стало, обещая щедрые награды и титулы тому, кто его поймает.
   Военачальники, стремясь заслужить высокую награду, преследовали Ма Чао по пятам. Следовавшие за ним всадники постепенно отстали и попали в плен к врагу. Только Ма Чао, Пан Дэ и Ма Даю да еще десяткам трем всадников удалось бежать в Лунси.
   Цао Цао сам преследовал их до Аньдина. Но потом, убедившись, что беглецов не догнать, он остановил свое войско и уехал в Чанань. Постепенно туда съехались и другие его военачальники.
   Хань Суй остался безруким калекой. Цао Цао разрешил ему отдыхать в Чанане, а его военачальникам Ян Цю и Хоу Сюаню поручил охранять Вэйкоу. Войска Цао Цао вернулись в Сюйчан.
   Когда Цао Цао был в Чанане, повидаться с ним приехал лянчжоуский советник Ян Фоу. Цао Цао пригласил его побеседовать.
   — Ма Чао обладает храбростью Люй Бу и сердцем варвара из племени тангутов, — сказал Ян Фоу. — Если вы, господин чэн-сян, не уничтожите его, он воспрянет духом и силой, и вы не сможете удержать в своих руках всю страну. Не уводите отсюда все войско, господин чэн-сян!
   — Мне самому хотелось бы оставить здесь войско, чтобы покарать Ма Чао, но сейчас у меня слишком много дел в Чжунъюани, — ответил Цао Цао. — Да и юг не покорен. Одним словом, я должен отсюда уйти. А вы не могли бы охранять здешние земли?
   Ян Фоу с готовностью согласился и посоветовал назначить Вэй Кана на должность цы-ши округа Лянчжоу. Цао Цао велел им расположиться с войском в Ичэне и держать оборону против Ма Чао.
   Когда Цао Цао собрался уезжать, Ян Фоу сказал:
   — Господин чэн-сян, в Чанане следовало бы оставить побольше войска, чтобы оно могло помочь нам в случае необходимости.
   — Я уже все предусмотрел, — ответил Цао Цао. — Вам не о чем беспокоиться.
   Цао Цао и Ян Фоу распрощались.
   — Господин чэн-сян, разъясните нам, — обратились к Цао Цао его военачальники, — почему, когда Ма Чао удерживал перевал Тунгуань, а на север от реки Вэйшуй не было дороги, вы не ударили из Хэдуна на Фынъи, а оборонялись у Тунгуаня и только спустя много дней переправились на северный берег и построили там лагерь.
   — А потому, — сказал Цао Цао, — что если бы я пошел на Хэдун в то время, когда Тунгуань был в руках у разбойников, они захватили бы все переправы через реку и не дали бы нам возможности переправиться на западный берег. Я стянул все войска к перевалу для того, чтобы отвлечь внимание противника от реки. Вот почему Сюй Хуану и Чжу Лину удалось так легко переправиться на западный берег. Потом я перешел на северную сторону, где мы соорудили ограду из повозок, а затем ледяную стену. Враги сочли это за слабость и так зазнались, что перестали остерегаться. А я, посеяв раздоры в их стане, разгромил их в один день. Правильно говорится: «Когда гром грянет, закрыть уши не успеешь». На войне все изменчиво, и одного пути быть не может.
   — А почему вы, господин чэн-сян, радовались, когда узнавали, что врагу подходят подкрепления? — спросили военачальники.
   — Потому что граница Гуаньчжуна отсюда далеко, — ответил Цао Цао. — И если бы враг закрыл все проходы в горах, одолеть его невозможно было бы и за два года. Я радовался еще и потому, что разбойники собрались в одно место и мне легче было посеять между ними распри.
   — О господин чэн-сян! — воскликнули военачальники. — Вы мудры! Равного вам нет в мире!
   — В этом не только моя заслуга, — возразил Цао Цао. — В своих действиях я полагался также на вашу ученость и военное искусство.
   Он щедро наградил военачальников, оставив Сяхоу Юаня в Чанане, а сдавшихся ему воинов распределил по разным отрядам.
   Сяхоу Юань посоветовал Цао Цао назначить на должность начальника города уроженца Гаолина по имени Чжан Цзи. Они вместе остались охранять Чанань, а Цао Цао возвратился в столицу.
   Император Сянь-ди выехал в своей колеснице за город встречать Цао Цао. Он пожаловал Цао Цао исключительное право во время аудиенций обращаться к нему, не называя предварительно своего имени. Когда его вызывал Сын неба, чэн-сяну разрешалось входить во дворец неторопливо, а не бегом, как по этикету полагалось другим, и появляться в дворцовых залах обутым и при мече, что в старину разрешалось только одному Ханьскому чэн-сяну Сяо Хэ.
   С тех пор слава Цао Цао стала греметь по всей Поднебесной. Дошла эта весть и до Ханьчжуна, возмутив до глубины души тамошнего правителя Чжан Лу.
   Чжан Лу был родом из княжества Пэй. Когда-то дед его Чжан Лин удалился в горы Хуминшань в Сычуани и писал там даосские книги, смущая и вводя в заблуждение людей. Но народ его любил. После смерти Чжан Лина дело его продолжал сын Чжан Хэн. Люди, изучавшие у него даосизм, обязаны были платить ему по пять доу риса, за что в народе Чжан Хэна прозвали Ми-цзэй — Рисовый вор. Чжан Лу был сыном Чжан Хэна и наследовал ему. Обосновавшись в Ханьчжуне, Чжан Лу стал именовать себя ши-цзюнем, а люди, приходившие к нему учиться, прозывались гуй-цзу — слуги дьявола. Старшие из них носили звание возлиятелей жертвенного вина; а тем, кто обращал в даосизм наибольшее количество людей, присваивалось почетное звание главного возлиятеля жертвенного вина.
   От всех последователей даосизма требовалось лишь две вещи: вера в своего господина и правдивость. Если кто-нибудь из них заболевал, они строили алтарь и помещали больного в зале Молчания, где он обдумывал свои грехи. После этого больной каялся в присутствии всех, и за него молились. Такими молениями руководил надзирающий за возлияниями жертвенного вина.
   Порядок этой церемонии был таков: записывалось имя заболевшего, и читали его покаяние, с которого потом делалось три списка, обращенных к трем главным даосским духам. Один список клали на вершине горы для сообщения духу неба, второй закапывали в землю для уведомления духа земли, а третий бросали в воду для извещения владыки вод. Если больной выздоравливал, он платил пять доу риса.
   Даосы построили также дома для странников, где всегда можно было получить кров и пищу. Странники, заходившие туда, могли пить и есть сколько угодно, а те, которые слишком жадничали, подвергались небесной каре.
   Нарушителей даосских законов прощали трижды, но если они не исправлялись, их казнили.
   У даосов не было ни чиновников, ни начальников — все они подчинялись возлиятелям жертвенного вина.
   Так Чжан Лу правил в Ханьчжуне уже тридцать лет.
   В столице считали, что земли эти расположены слишком далеко и покорить их силой нет возможности. Поэтому Чжан Лу пожаловали звание правителя округа и поручили собирать налоги.
   Узнав о том, что Цао Цао разгромил силянские войска и что слава о нем прошла по всей Поднебесной, Чжан Лу созвал на совет своих приближенных и сказал:
   — Цао Цао разбил войско Ма Чао и коварно убил его отца Ма Тэна. Теперь Цао Цао может замыслить вторжение в наш Ханьчжун. Я желаю принять титул Ханьнинского вана и со своими войсками подготовиться к тому, чтобы дать отпор Цао Цао. Что вы думаете об этом?
   — Народа в Ханьчжуне более ста тысяч, — сказал ему Ян Пу. — Кроме того, нас окружают неприступные скалы и непроходимые пропасти. Сейчас, после разгрома Ма Чао, десятки тысяч силянских воинов нашли убежище в Ханьчжуне. Мне кажется, что вам еще следовало бы взять Сычуань, правитель которой Лю Чжан слаб и неразумен, и принять титул вана.
   Чжан Лу был очень доволен таким советом и стал обдумывать со своим младшим братом Чжан Вэем план похода. Лазутчики узнали об этом и сообщили в Сычуань.
   Ичжоуский правитель Лю Чжан был сыном Лю Яня и потомком ханьского Лу Гун-вана, которому император Чжан-ди в период Юань-хэ [84—86 гг.] пожаловал во владение город Цзинлин. Позже Лю Янь стал правителем округа Ичжоу; он умер в первом году периода Син-пин [194 г.]. Тогда Чжао Вэй и другие окружные чиновники испросили повеление императора назначить Лю Чжана на должность ичжоуского правителя. Лю Чжан когда-то убил мать и младшего брата Чжан Лу, и между ними существовала смертельная вражда. По распоряжению Лю Чжана, в Баси стоял с войском военачальник Пан Си на случай неожиданного нападения Чжан Лу.
   Как только Пан Си узнал, что Чжан Лу собирается захватить Сычуань, он сообщил об этом Лю Чжану. Это известие испугало и опечалило Лю Чжана, человека слабого и нерешительного, и он поспешил созвать чиновников на совет.
   — Не тревожьтесь, господин мой, — успокоил Лю Чжана один из присутствующих. — Я хоть и не обладаю большими талантами, но все же думаю, что с помощью своего красноречия добьюсь, чтобы Чжан Лу даже не смел смотреть на Сычуань!
   Поистине:
 
Лишь потому, что в землях Шу мудрец явился той порой,
Сюда из дальнего Цзинчжоу пришел прославленный герой.
 
   Кто был этот человек, вы узнаете в следующей главе.

Глава шестидесятая

   в которой пойдет речь о том, как Чжан Сун все беды повернул на Ян Сю, и о том, как Пан Тун обсуждал план захвата Сычуани
 
   Слова эти произнес Лю Чжану бе-цзя Чжан Сун. Это был человек с широким лбом, продолговатой головой, приплюснутым носом и вечно оскаленными зубами. Ростом он был невысок, но голос его напоминал звон медного колокола.
   — Если у вас есть план, как избавиться от опасности со стороны Чжан Лу, расскажите, — предложил ему Лю Чжан.
   — Всем известно, — начал Чжан Сун, — что Цао Цао повелевает Срединной равниной. Он уничтожил Люй Бу и братьев Юаней и недавно разгромил Ма Чао. С вашего разрешения, господин мой, я с дарами поеду в Сюйчан и уговорю Цао Цао напасть на Ханьчжун. Это заставит Чжан Лу подумать о своей безопасности и не заглядываться на земли Шу.
   Лю Чжан с радостью принял этот совет. Приготовив дары для Цао Цао, он отправил Чжан Суна в Сюйчан. Чжан Сун тайно нарисовал карту сычуаньских земель, спрятал ее у себя под одеждой и уехал.
   О поездке Чжан Суна узнал Чжугэ Лян и послал своего человека разузнать, чем кончится дело.
   Прибыв в Сюйчан, Чжан Сун остановился на подворье. Каждый день он входил во дворец, пытаясь добиться приема у чэн-сяна. Но Цао Цао после разгрома Ма Чао совсем загордился. Он ежедневно устраивал пиры и вообще старался не выходить из дому без крайней необходимости. Все государственные дела обсуждались у него во дворце.