Гуаньчжун Ло. Троецарствие

   — Недавно его матушка прислала ему письмо и вызвала в Сюйчан, — произнес Лю Бэй.
   — Тут какая-то хитрость со стороны Цао Цао! — взволновался Сыма Хуэй. — Я хорошо знаю матушку Сюй Шу: она ни за что на свете не согласилась бы написать такое письмо, даже если бы ее бросили в темницу! Ах, лучше бы Сюй Шу не уходил отсюда! Тогда еще можно было бы надеяться, что его матушка останется в живых, а теперь она безусловно погибнет!
   Лю Бэй изумился, не понимая, почему это может случиться.
   — А вот почему, — объяснил Сыма Хуэй, заметив его недоумение. — Матушка Сюй Шу — женщина высоких взглядов, и она не пожелает жить после того, как ее сын совершил позорный поступок!
   — Не скажете ли вы мне, кто такой наньянский Чжугэ Лян? — спросил Лю Бэй. — Его назвал мне перед отъездом Сюй Шу…
   — Ах, зачем же он еще тащит другого! — усмехнувшись, воскликнул Сыма Хуэй. — Решил сам уйти — на то его воля, и делу конец!
   — Почему вы так говорите? — не понял его Лю Бэй.
   — Чжугэ Лян близок с Цуй Чжоу-пином из Болина, Ши Гуан-юанем из Инчуани, Мын Гун-вэем из Жунани и с Сюй Шу, — объяснил Сыма Хуэй. — Они составляют как бы единый кружок, и только один Чжугэ Лян независим во взглядах. Когда они беседуют, Чжугэ Лян часто сидит в сторонке и, обхватив колени руками, напевает. Потом вдруг укажет на друзей рукой и воскликнет: «Друзья мои, если бы вы пошли на службу, то непременно получили бы высокие должности!» А когда те спрашивают его, что он этим хочет сказать, Чжугэ Лян только улыбается в ответ. Он обычно сравнивает себя с Гуань Чжуном и Ио И, но мудрость его никто измерить не может.
   — Почему в Инчуани так много мудрецов? — спросил Лю Бэй.
   — Еще в давние времена астролог Инь Куй предсказал, что будет так, когда увидел множество ярких звезд, скопившихся над Инчуанью, — ответил Сыма Хуэй.
   — Ведь Гуань Чжун и Ио И — наиболее прославленные люди эпохи Чуньцю и Борющихся царств. Их подвиги известны всей вселенной, — не вытерпел стоявший рядом Гуань Юй. — Не слишком ли это для Чжугэ Ляна — сравнивать себя с ними?
   — Я тоже так думаю, — согласился Сыма Хуэй. — Я сравнивал бы его с другими.
   — С кем же? — спросил Гуань Юй.
   — Во-первых, с Цзян Цзы-я^[69], который помог основать Чжоускую династию, просуществовавшую восемьсот лет, и с Чжан Ляном, прославившим Ханьскую династию на целых четыреста лет! — сказал Сыма Хуэй.
   Все были поражены этими словами, а Сыма Хуэй откланялся и удалился. Лю Бэю не удалось его удержать. Сыма Хуэй вышел за ворота и, взглянув на небо, громко рассмеялся:
   — Вот Дремлющий дракон и нашел себе господина! Но как жаль, что родился он не вовремя! — воскликнул он и скрылся.
   — Поистине непонятный старец! — со вздохом произнес Лю Бэй.
   На другой день Лю Бэй с братьями отправился в Лунчжун. Издали путники заметили у подножья гор нескольких крестьян, которые обрабатывали землю мотыгами и напевали:

 
Земли поверхность, как шахматное поле,
Как дивный купол, небесный кругозор.
Людей всех делят на белых и на черных,
Позор и слава в разладе с древних пор.
Тот, кто прославлен, в довольстве пребывает,
Тот, кто унижен, лишен последних благ.
Живет в Наньяне таинственный отшельник,
Спит дни и ночи — не выспится никак.
 

   Лю Бэй заинтересовался песней и, придержав коня, окликнул одного из крестьян:
   — Эй, скажи-ка мне, кто сложил эту песню?
   — Ее сочинил господин Дремлющий дракон, — ответил тот.
   — А где он живет?
   — Вон там… К югу от этой горы есть хребет Во-лун, — объяснил крестьянин. — Не доезжая его — небольшая роща, а в роще — хижина, в ней и живет господин Чжугэ Лян.
   Лю Бэй поблагодарил крестьянина и поехал дальше. Вскоре впереди он увидел хребет Во-лун. Природа здесь действительно была необычайно живописна. Потомки, в подражание древним, сложили стихи, в которых описали место, где жил Чжугэ Лян:

 
Ли в двадцати на запад от Сянъяна
Есть горный кряж; внизу течет река.
Вода бежит, о камни разбиваясь,
Вершины гор уходят в облака.
И это все — как феникс в ветках сосен
Иль как дракон, что свился на ночлег.
Вот хижина; в ней за плетеной дверью
Спокойно спит великий человек.
Седой бамбук покрыл крутые склоны,
Вокруг цветы — покой и благодать.
Там на полу, средь рукописей желтых,
Лишь мудрецам, склонившись, восседать
Порой плоды приносит обезьяна,
И аист бдит, как сторож, у дверей.
Лежит в парчу завернутая лютня,
И светлый меч сверкает, как ручей.
Тот человек, что спит в жилье убогом,
В досужий час копает огород.
Он ждет, когда его гроза разбудит,
И он, восстав, мир людям принесет.
 

   Лю Бэй подъехал к хижине и постучал в грубо сколоченную дверь. Вышел мальчик и спросил, кто он такой.
   — Передай своему господину, что ему желает поклониться ханьский полководец правой руки, Ичэнский хоу, правитель округа Юйчжоу, дядя императора Лю Бэй…
   — Ой-ой, я не запомню столько титулов! — забеспокоился мальчик.
   — Тогда скажи просто, что к нему приехал Лю Бэй.
   — Мой господин ушел на рассвете, — сказал мальчик.
   — Куда же он ушел?
   — Не знаю, дороги его неопределенны.
   — А когда он вернется?
   — Тоже не знаю… Может быть, дня через три или через пять, а то и через десять…
   Лю Бэй был расстроен.
   — Что ж, нет так нет — едем домой! — сказал Чжан Фэй.
   — Подождем немного, — предложил Лю Бэй.
   — Я тоже думаю, что лучше вернуться, — поддержал Чжан Фэя Гуань Юй. — Мы можем послать человека узнать, возвратился ли Чжугэ Лян.
   Поручив мальчику передать Чжугэ Ляну, что приезжал Лю Бэй, братья сели на коней и двинулись в обратный путь. Проехав несколько ли, Лю Бэй остановил коня и стал осматривать окрестности Лунчжуна. Вокруг были горы, правда невысокие, но живописные, речка неглубокая, но чистая, поля необширные, но ровные, лесок небольшой, но пышный. Резвились и прыгали обезьяны, разгуливали аисты; сосны и заросли бамбука соперничали друг с другом в пышности. Такая картина доставляла Лю Бэю огромное наслаждение.
   Вдруг Лю Бэй заметил человека благородной наружности и гордой осанки. Он шел с горы по уединенной тропинке, опираясь на полынный посох. На голове его была повязка, и одет он был в черный халат.
   — Вот, наверно, Дремлющий дракон! — воскликнул Лю Бэй и, соскочив с коня, приветствовал неизвестного.
   — Вы, должно быть, господин Дремлющий дракон?
   — А вы кто такой? — спросил человек.
   — Я — Лю Бэй.
   — Нет, я не Чжугэ Лян. Я его друг, Цуй Чжоу-пин из Болина.
   — Давно слышал ваше славное имя! — обрадовался Лю Бэй. — Счастлив встретиться с вами! Прошу вас присесть и дать мне ваши наставления.
   — Зачем вам понадобился Чжугэ Лян? — спросил Цуй Чжоу-пин.
   — Видите ли, сейчас в Поднебесной великая смута, со всех сторон надвигаются грозные тучи, и я хотел просить Чжугэ Ляна помочь мне установить порядок в стране, — сказал Лю Бэй.
   — Конечно, это гуманное желание, — согласился Цуй Чжоу-пин. — Но так уж ведется исстари: порядок чередуется с беспорядком. Когда Гао-цзу, отрубив голову Белой змее, встал на борьбу за справедливость и казнил безнравственного циньского правителя, страна из полосы смут вступила в полосу порядка. Спокойствие длилось до правления императоров Ай-ди и Пин-ди — почти двести лет. Потом, когда Ван Ман поднял мятеж, страна опять перешла в полосу смут. Гуан-у возродил династию и устранил беспорядки, и вот вплоть до наших дней — тоже почти двести лет — народ жил в мире и покое. Сейчас вновь повсюду поднято оружие, и это значит, что наступило время смут. Тут уж ничего не поделаешь! Если вы хотите, чтобы Чжугэ Лян повернул вселенную, то я боюсь, что вы напрасно потратите силы. Разве вам не известно, что покорный небу всего достигает легко, а тот, кто идет наперекор небу, всегда встречает трудности? Не изменить того, что предрешено судьбой, не избежать того, что предопределено роком!
   — Ваши рассуждения доказывают вашу прозорливость, — произнес Лю Бэй. — Но могу ли я, потомок Ханьского дома, оставить династию на произвол судьбы?
   — Люди, живущие в горах и пустынях, не пригодны для того, чтобы рассуждать о делах Поднебесной, — сказал Цуй Чжоу-пин. — Но раз уж вы спросили меня, то я и ответил вам по мере моего разумения… хотя, может быть, и глупо!
   — Я благодарен вам за наставления, — сказал Лю Бэй. — Но не знаете ли вы, куда ушел Чжугэ Лян?
   — Нет, не знаю. Я тоже хотел с ним повидаться.
   — А если бы я попросил вас приехать ко мне, в мой ничтожный городишко? — спросил Лю Бэй.
   — О, нет! Я слишком для этого ленив! Да и давно уже отказался от почестей! — сказал Цуй Чжоу-пин. — До свиданья!
   Он поклонился и ушел, а братья сели на коней и поехали дальше.
   — Чжугэ Ляна не нашли, но зато вдоволь насладились болтовней этого негодного школяра! — ворчал дорогой Чжан Фэй.
   — Это мудрые рассуждения отшельника! — поправил брата Лю Бэй.
   Спустя несколько дней ему сообщили, что господин Во-лун вернулся. Лю Бэй велел привести коня.
   — Не пристало вам гоняться за этой деревенщиной! — раздраженно заметил Чжан Фэй. — Велите слуге позвать его, и все тут!
   — Помолчи-ка ты лучше! — прикрикнул на брата Лю Бэй. — Тебе известно, что Мын Цзы сказал: «Если ты хочешь видеть мудреца, но идешь не его путем, — это равносильно тому, что ты зовешь мудреца, но закрываешь перед ним дверь». Ведь Чжугэ Лян — величайший мудрец нашего времени! Можно ли его просто позвать?
   Лю Бэй сел на коня и во второй раз отправился к Чжугэ Ляну. Братья последовали за ним. Стояла суровая зима, черные тучи заволокли небо. Не успели путники проехать и нескольких ли, как налетел холодный ветер, повалил снег. Горы стали словно из яшмы, и деревья будто обрядились в серебро.
   — Воевать сейчас нельзя — зима, — проворчал Чжан Фэй. — И зачем только понадобилось тащиться в такую даль из-за какого-то бесполезного человека? Сидели бы в Синье, подальше от ветра и снега!
   — Я хочу, чтобы Чжугэ Лян увидел мою настойчивость! — заявил Лю Бэй. — Если ты боишься холода, можешь возвращаться!
   — И смерти не боюсь, не то что холода! — вспыхнул задетый Чжан Фэй. — Но думаю, что едете вы напрасно, вот что!
   — Поменьше болтай! Едем дальше! — ответил Лю Бэй.
   Приближаясь к деревушке, путники услышали, что в кабачке, стоявшем у края дороги, кто-то напевает песню. Лю Бэй придержал коня.

 
И подвигов не совершал и славы еще не стяжал он,
Он долго весны не встречал, что каждому сердцу желанна.
И жаль, что не видели вы, как старец Дунхайский покинул
Лачугу свою и пошел вслед за колесницей Вэнь-вана.
Как, не ожидая, пока князья соберутся под знамя,
Вдруг на переправе Мынцзинь стремительно в лодку вошел он,
Как в битве великой в Муе, где крови пролито немало,
Могучим орлом воспарил, отваги и верности полон.
И жаль, что не видели вы, как пьяница из Гаояна,
Бедняк низкородный, почтил Манданского гуна поклоном,
С каким величавым лицом сидел на пиру, удивляя
Сужденьем своим о князьях, пророчески непреклонным.
Как княжества Ци города он отдал врагу на востоке.
Но в Поднебесной никто его не пленился уделом.
Хоть не были оба они в родстве с императорским домом,
А все же героев таких на свете не сыщется целом.
 

   Песня кончилась. И тогда запел другой, в такт ударяя по столу:

 
Мечом, озарившим весь мир, взмахнул государь и основу
Династии заложил, сиявшей четыреста лет.
Сановники злые пришли, и царственный род истощился,
И при Хуань-ди и Лин-ди померкнул величия свет.
И радуги дивной дуга является в Яшмовой зале,
И черной змеею раздор обвил императорский трон,
Разбойники как муравьи повсюду кишат в Поднебесной,
Коварных героев толпа со всех налетает сторон.
Не стоит стонать и скорбеть, все жалобы наши напрасны,
От скуки идем мы в трактир и пьем беззаботно вино.
Пусть каждый живет для себя — и жизнь наша будет спокойна,
А будут ли нас прославлять в грядущем — не все ли равно!
 

   Оба певца захлопали в ладоши и рассмеялись.
   — Дремлющий дракон тоже, наверно, здесь! — воскликнул Лю Бэй, слезая с коня и направляясь в трактир. Там за столиком друг против друга сидели двое и пили вино. Один — с длинной бородой и бледным лицом, его собеседник — с удивительно благородной осанкой.
   Лю Бэй поклонился им.
   — Не скажете ли вы, кто из вас господин Во-лун?
   — А вы кто такой? И зачем вы ищете Во-луна? — спросил длиннобородый.
   — Я — Лю Бэй. Хочу спросить совета у господина Во-луна, как помочь стране и дать народу покой…
   — Во-луна здесь нет, но мы его друзья, — сказал длиннобородый. Я — Ши Гуан-юань из округа Инчжоу, а это Мын Гун-вэй из Жунани.
   — О, я много слышал о вас! — обрадовался Лю Бэй. — Как я счастлив, что случайно встретился с вами! У меня с собой есть запасные кони, и если вы ничего не имеете против, поедемте к господину Во-луну и там побеседуем!
   — Не трудитесь просить нас об этом! — ответил Ши Гуан-юань. — Садитесь-ка вы сами на своего коня и поезжайте разыскивать Во-луна, а мы — люди, праздно живущие в горах и пустынях, — не сведущи в таких делах, как управление государством и умиротворение народа!
   Лю Бэй откланялся и направился к горе Дремлющего дракона. Возле дома Чжугэ Ляна Лю Бэй сошел с коня и постучал в ворота. На стук вышел мальчик.
   — Дома твой господин? — спросил Лю Бэй.
   — Он в комнате сидит за книгой. Пожалуйста.
   Лю Бэй последовал за мальчиком. На средней двери висела большая надпись: «Познавая свои стремления — укрощай страсти, пребывая в спокойствии — постигай грядущее». Из комнаты доносилось протяжное пение. Лю Бэй заглянул в дверь. Там возле очага, обхватив руками колени, сидел юноша и напевал:

 
Феникс летает только в заоблачной выси,
Лишь на утуне^[70] строит свой временный дом.
Муж многомудрый держится данного слова,
Видит опору лишь в господине своем.
Он с наслажденьем пашню свою поднимает,
В хижине бедной живу я один в тишине.
Скучно мне станет, играю на лютне, читаю,
Чтобы дождаться славы, обещанной мне.
 

   Когда юноша кончил петь, Лю Бэй вошел в комнату и приветствовал его:
   — Я давно стремлюсь к вам, учитель, но еще не имел счастья поклониться вам! Мне о вас поведал Сюй Шу. Несколько дней назад я с благоговением вступил в ваше жилище, но, увы, вас не было, и я вернулся ни с чем. И вот теперь я снова пришел, невзирая на ветер и снег. Как я счастлив, что мне, наконец, удалось узреть ваше благородное лицо!
   — Вы, наверно, не кто иной, как Лю Бэй, и хотите видеть моего старшего брата? — прервал его юноша, торопливо ответив на приветствие.
   — Так, значит, вы не Во-лун? — изумился Лю Бэй.
   — Нет, я его младший брат — Чжугэ Цзюнь. Нас трое братьев. Самый старший — Чжугэ Цзинь служит у Сунь Цюаня в Цзяндуне, а Чжугэ Лян мой второй брат…
   — А он сейчас дома? — спросил Лю Бэй.
   — Они вчера договорились с Цуй Чжоу-пином пойти побродить.
   — И куда же они отправились?
   — Может быть, поехали на лодке или же ушли навестить буддийских монахов и отшельников-даосов в горах, а может быть, зашли к другу в какой-либо дальней деревне; возможно, что они играют на лютне или в шахматы где-нибудь в уединенной пещере. Кто их знает, неизвестно, когда они уходят и когда приходят.
   — Как я неудачлив! — сетовал Лю Бэй. — Вторично не удается мне застать великого мудреца!..
   — Может, посидите немного? Выпьете чаю? — предложил Чжугэ Цзюнь.
   — Раз господина нет, сядем-ка на коней, брат мой, да поедем обратно, — вмешался Чжан Фэй.
   — Ну, нет уж! С пустыми руками я не уеду, — решительно возразил Лю Бэй и обратился к Чжугэ Цзюню: — Скажите мне, правда, что ваш брат целыми днями читает военные книги и весьма сведущ в стратегии?
   — Не знаю, — сдержанно ответил юноша.
   — Что вы вздумали расспрашивать его брата? — опять вмешался Чжан Фэй. — Едем скорей домой, а то ветер и снег усилились!
   — Помолчи-ка ты! — прикрикнул на него Лю Бэй.
   — Не смею вас больше задерживать! — заторопился Чжугэ Цзюнь. — Я как-нибудь навещу вас.
   — Что вы, что вы! — замахал руками Лю Бэй. — Зачем вам затруднять себя излишними поездками! Через некоторое время я сам приеду! Дайте мне кисть и бумагу, я хочу написать вашему брату, что непреклонен в своем решении!
   Чжугэ Цзюнь принес «четыре сокровища кабинета ученого». Лю Бэй дыханием растопил замерзшую тушь, развернул лист бумаги и написал:
   «Я давно восхищаюсь вашей славой! Вот уже дважды посещаю я ваш дом, но ухожу разочарованный, не имея счастья лицезреть вас.
   Потомок Ханьской династии, я незаслуженно получил славу и титулы. Мое сердце разрывается, когда я смотрю, как гибнет правящий дом, как рушатся устои Поднебесной, как полчища разбойников возмущают страну и злодеи обижают Сына неба. Я искренне желаю помочь династии, но у меня нет способностей к управлению государством, и потому я с надеждой взираю на вас, на вашу гуманность и доброту, на вашу преданность и справедливость. Разверните свои таланты, равные талантам Люй Вана, совершите великие подвиги, равные подвигам Цзы-фана, — и Поднебесная будет счастлива.
   Это письмо я пишу для того, чтобы вам было ведомо, что после поста и омовений я вновь предстану перед вами.
   Выражаю вам свое искреннее почтение и как повелений жду ваших мудрых советов».
   Лю Бэй передал письмо Чжугэ Цзюню и откланялся. Чжугэ Цзюнь проводил гостя и, прощаясь с ним, снова изъявил твердое желание приехать.
   Лю Бэй вскочил в седло и хотел было тронуться в путь, как вдруг увидел мальчика, который, высунувшись из-за забора, громко кричал:
   — Старый господин едет!
   К западу от небольшого мостика Лю Бэй заметил человека в лисьей шубе и теплой шапке. Он ехал верхом на осле. За ним пешком следовал юноша в черной одежде и нес в руке тыквенный сосуд с вином. Миновав мостик, человек стал нараспев читать стихи:

 
Всю ночь дул ветер, нагоняя тучи,
На сотни ли безумствует пурга.
Отроги гор в седом тумане тают,
И реки, вздувшись, бьются в берега.
Лицо поднимешь, — кажется, что в небе
Ведут драконы небывалый бой.
От них летят и падают чешуйки,
Всю землю закрывая пеленой.
Проехав мостик, я вздохнул тоскливо:
Зима пришла, и цвет роняет слива.
 

   — Это господин Во-лун! — воскликнул Лю Бэй, услышав стихи.
   Поспешно соскочив с коня, Лю Бэй приблизился к человеку и поклонился ему:
   — Господин, вам, должно быть, нелегко ездить в мороз! Я уже давно ожидаю вас…
   Человек ловко соскочил с осла и ответил на приветствие Лю Бэя.
   — Вы ошибаетесь, господин, — обратился к Лю Бэю стоявший позади Чжугэ Цзюнь. — Это не Во-лун, а его тесть — Хуан Чэн-янь.
   — Какие прекрасные стихи вы только что прочли! — сказал Лю Бэй Хуан Чэн-яню.
   — Это стихотворение из цикла «Песен Лянфу», — ответил тот. — Я как-то слышал его в доме своего зятя, и оно запомнилось мне. Не думал я, что почтенный гость услышит… Я прочел это стихотворение просто потому, что, проезжая через мостик, увидел увядшие цветы сливы, и это зрелище растрогало меня…
   — А вы не встретились с вашим зятем? — спросил Лю Бэй.
   — Я как раз еду повидаться с ним…
   Лю Бэй попрощался с Хуан Чэн-янем, сел на коня и двинулся в обратный путь. Ветер крепчал. Сильнее повалил снег. Лю Бэй с грустью смотрел на высившуюся вдали гору Дремлющего дракона.
   Об этой поездке Лю Бэя к Чжугэ Ляну потомки сложили стихи:

 
Однажды в ветер, в снег он к мудрецу приехал,
Но, не застав его, домой спешил печальный.
Мороз сковал ручей, обледенели тропы,
Усталый конь дрожал, а путь его был дальний.
Кружась, ложился на него цвет осыпающейся груши,
Пушинки облетевших ив в лицо хлестали озлобленно.
Уздою осадив коня, он горизонт окинул взором, —
Как будто в блестках серебра вершина Спящего дракона.
 

   Лю Бэй возвратился в Синье. Время пролетело быстро. Незаметно подошла весна. Лю Бэй велел прорицателю погадать на стеблях травы и выбрать благоприятный день. Три дня он постился, потом совершил омовение, сменил платье и отправился снова к горе Дремлющего дракона.
   Гуань Юй и Чжан Фэй были очень недовольны и пытались удержать брата от этой поездки.
   Поистине:

 
Героя влечет к мудрецу, пока независим мудрец,
Но слово нарушит свое — и вере героя конец.
 

   Если вы не знаете, как братья пытались удержать Лю Бэя, посмотрите следующую главу.

Глава тридцать восьмая

   в которой будет идти речь о том, как Чжугэ Лян начертал план трех царств, и о том, как в битве на великой реке Янцзы род Сунь отомстил за свою обиду
 
   Итак, Лю Бэй дважды понапрасну пытался встретиться с Чжугэ Ляном. Когда он собирался поехать в третий раз, Гуань Юй сказал:
   — Брат мой, поведение Чжугэ Ляна переходит все границы приличия! Что вас прельщает в нем? Мне кажется, он боится встретиться с вами, потому что не обладает настоящей ученостью и пользуется славой незаслуженно!
   — Ты неправ, брат, — прервал его Лю Бэй. — Вспомни, как в древности цискому Хуань-гуну пять раз пришлось ездить, чтобы взглянуть на отшельника Дун-го. А я же хочу увидеть величайшего мудреца!
   — Подумайте, брат, — прервал его Чжан Фэй, — может ли быть эта деревенщина великим ученым? На сей раз ехать вам не следовало бы. Если он сам не явится, я приволоку его на веревке!
   — Разве тебе не известно, как сам Чжоуский Вэнь-ван ездил к Цзян Цзы-я? — возразил Лю Бэй. — Если Вэнь-ван так почитал мудрецов, то и тебе следовало бы быть повежливей. Оставайся-ка ты дома, мы поедем с Гуань Юем вдвоем.
   — Оставаться мне? А вы уедете?
   — Хочешь ехать — не смей дерзить! — предупредил брата Лю Бэй.
   Чжан Фэй дал обещание. Они втроем сели на коней и в сопровождении слуг направились в Лунчжун.
   Недалеко от дома мудреца Лю Бэй сошел с коня и пошел пешком. Первым ему повстречался Чжугэ Цзюнь.
   — Дома ваш старший брат? — поклонившись, спросил Лю Бэй.
   — Сегодня вы можете повидаться с ним, вчера вечером он вернулся, — сказал юноша и беззаботно удалился.
   — Счастье улыбается мне, я увижу его! — воскликнул обрадованный Лю Бэй.
   — Этот человек не учтив, — заметил Чжан Фэй. — Не мешало бы ему проводить нас до дому, а он ушел.
   — Каждый занят своими делами, — успокоил брата Лю Бэй. — Не можем же мы заставить его сделать это.
   Братья приблизились к дому и постучались в ворота. Вышел мальчик-слуга и спросил, кто они такие. Лю Бэй сказал:
   — Потрудись передать своему господину, что Лю Бэй пришел ему поклониться.
   — Господин дома, но целый день спит, — ответил мальчик.
   — Тогда погоди докладывать.
   Оставив братьев дожидаться у ворот, Лю Бэй осторожными шагами вошел в дом. В прихожей на цыновке спал человек. Лю Бэй остановился поодаль и почтительно сложил руки. Прошло довольно много времени, но мудрец не просыпался. Гуань Юю и Чжан Фэю наскучило ждать во дворе, и они вошли в дом поглядеть, что делает их старший брат. Увидев, что Лю Бэй стоит, Чжан Фэй раздраженно сказал:
   — До чего же высокомерен этот мудрец! Наш брат стоит возле него, а он себе спит как ни в чем не бывало. Пойду-ка я подожгу дом, посмотрим тогда, проснется он или нет!
   Гуань Юю несколько раз приходилось сдерживать разгорячившегося брата. Лю Бэй приказал им обоим выйти за дверь и ждать. В эту минуту мудрец пошевелился, словно собираясь встать, но потом повернулся к стене и опять заснул. Мальчик хотел было доложить ему о гостях, но Лю Бэй его остановил:
   — Не тревожь господина…
   Прошел еще час. Лю Бэй продолжал стоять. Вдруг Чжугэ Лян открыл глаза и сразу же нараспев стал читать стихи:

 
Кто первым поднимется с жесткого ложа?
Я — первым проснусь от глубокого сна!
Так спится приятно весною в прихожей:
Спускается солнце, вокруг тишина…
 

   Чжугэ Лян умолк и потом обратился к мальчику-слуге:
   — Есть кто-нибудь из простых посетителей?
   — Дядя императора Лю Бэй ожидает вас, — ответил мальчик.
   — Почему ты мне об этом раньше не доложил? — заторопился Чжугэ Лян. — Мне еще надо переодеться!
   Он удалился во внутренние покои и вскоре в полном облачении вышел к гостю. Лю Бэй увидел перед собой человека высокого роста, немного бледного. На голове у него была шелковая повязка, и был он в белоснежном одеянии из пуха аиста — обычная одежда даосов. Движения его были плавны и непринужденны, осанкой своей он напоминал бессмертного духа. Лю Бэй поклонился.
   — Я, недостойный потомок Ханьского правящего дома, давно слышал ваше славное имя — оно оглушает подобно грому. Дважды пытался я повидать вас, но неудачно. И тогда я решился написать на табличке свое ничтожное имя… Не смею спросить, пал ли на нее ваш взор?
   — Я так ленив, — молвил мудрец, — и мне совестно, что я заставил вас ездить понапрасну…
   Совершив церемонии, положенные при встрече, они уселись, как полагается гостю и хозяину. Слуга подал чай. Выпив чашку, Чжугэ Лян заговорил:
   — Вчера я прочел ваше письмо и понял, что вы печалитесь о народе и государстве… Вам не стоило бы обращаться ко мне — я слишком молод, и способности мои ничтожны.
   — Мне говорили о вас Сыма Хуэй и Сюй Шу. Разве они стали бы болтать попусту? — вскричал Лю Бэй. — Прошу, не оставьте меня, неразумного, своими мудрыми советами!
   — Сыма Хуэй и Сюй Шу — самые выдающиеся ученые в мире, а я лишь простой пахарь. Разве смею я рассуждать о делах Поднебесной? Вас ввели в заблуждение, и вы хотите променять яшму на камень!