Гусейнов Чингиз. Семейные тайны

   Отовсюду Муртузу с Марьям советуют, чтоб назвали "Гызетар", хватит, мол, девочек! "Кифает", достаточно, дескать,- казалось, родится мальчик и запишут в метриках по привычке "Муртуз-кызы", дочь Муртуза (а не "Муртуз-оглы", сын Муртуза).
   Да, третьей была Лейла, сама как кукла, и судьба ей - шить куклы, пытаясь вдохнуть в них жизнь. А потом - Зулейха, сколько было прежде о ней, нескончаемы любовные сказанья. И следом Алия, возвышенная,- да прославится.
   А как шестую назвать (в год ее рождения умер Кудрат-киши, так и не дождавшись внука), подсказала соседка, молодая турчанка Асия. Она недавно в их доме поселилась, сестра турецкого подпольщика, утопленного в море фанатиками.
   "Вы ищете имя, а чем плохо мое?" -- сказала она, и Марьям противилась, не соглашалась назвать, с чего-то ревновала к ней Муртуза, но чувство вины перед мужем, что не может родить ему сына, оказалось сильнее нежелания. "Это ж прекрасно, что девочки рождаются! Войны не будет, примета такая есть!"
   А Асие расти в окружении своих сестер, почти дочь она старшим, ибо разница в летах - немалая. Нечетные в мать, белотелы и красивы, а четные в Муртуза, чернушки, но Чернушкой зовут лишь Айшу, и красота их неброская, надо приглядеться только.
   Может, и было б что у Муртуза с турчанкой, кто безгрешен? но грянула война (примета не сбылась), Муртуза призвали, Асии след простыл, канула, не всплыла.
   - Я дал обет: останусь живой и родится сын, назову Бахадуром.- И умолк. Да, было много всякого на войне, даже когда отступали: вымотается, впору б пасть как мертвому, а остановились как-то на ночлег в глухой деревне, вокруг непролазная грязь, и хлещет, вдруг, возможно ли такое? и вышло б что, и она тоже тянется, но ворвались, шум, крики, лучом фонаря вспугнули - тревога!.. Однажды в городке, в Легнице, куда, полька ему сказала, Ванда, доходила Батыева конница, неужто полька? скуластая, белая как молоко, и она, казалось, век с той поры, как" здесь орудовал, громя непокорных повстанцев, конно-мусульманский эскадрон, верный страж царя, ждала Муртуза. А он и не помышляет, да и некогда о шести дочерях рассказывать, к тому же срочно их роте по тревоге в путь собираться, но точнее, пока стояли в Легнице, и война кончилась; и началась полоса, а было ли что с Вандой в Легнице?.. когда по велению судьбы должны были пойти сыновья. Но не сразу. И думалось, уже ничего не будет.
   - ...назову Бахадуром.- И умолк, чтоб предаться воспоминаниям: как подшучивали над ним, а он всегда рядом с отцом-командиром, скальной породы Кудратом Аббас-оглы, в его скитаниях, с тех пор как изуверы убили мать, когда пронеслась через родные Кудрату земли на Араксе одичавшая банда с безухим атаманом, мстя мирным жителям за чужие грехи, и чудом уце- , левшие сородичи-односельчане рассказали потом, что у матери Муртуза отрезали грудь.
   Муртуз худой, длинная шея, и ноги всегда босые, долго скитались в астраханских степях, куда отступили, а как привал и бойцы-красноармейцы разлягутся на лужайке, просят Муртуза, очень он занятно говорит по русски: "Повтори!" - и Муртуз с удовольствием смешил: "Али Мурмуз (Илья Муромец) замшти бахадур (замечательный богатырь)", так и прозвали его, и даже отец иногда: "Не отставай, замшти бахадур!"
   И имя для будущего сына Муртуза - Бахадур. А следом у дочерей пойдут внуки, мужское пополнение, и первый среди них Агил, но дедовское чувство не суждено испытать Муртузу: вскоре отпразднуют свадьбу Айны с поэтом Аскером Никбином, поэму написал о Кудрате-киши, и Айша помогла опубликовать.
   - А вот и моя Айша,- сказал Муртуз, и мужчина с пшеничными усами, узнав в ней их молодежного лидера, незаметно ушел. "Теперь и умирать не страшно",подумал Муртуз, когда родился сын (и родится внук).
   А БАХАДУР - ведь время стремительно бежит!.. Но Муртуз еще думает свою думу, вспоминая те тяжкие годы, когда мотало их с отцом по земле и по морю, рыбацкая шхуна увозила их на север, чтоб оттуда они нагрянули снова в эти края - победить, как наивно полагал Кудрат-киши, нечисть, утверждать новую народную власть: надежный человек в нужную минуту открыл порт, впустил в бухту красные корабли, и Кудрат-киши, сильный и могучий, поднимает сына над головой: "Ну вот, замшти бахадур!" - только что вручили ультиматум недолго правившему национальному правительству, в сером доме, гранитные ступени, рухнула власть, не успев состариться, но мало кто знает эту их историю, красочные плакаты да удобные схемы. А были и послы, и премьер, и парламент. И даже кукольный театр. И гимн, на таре как-то, мелодичная очень музыка, сыграл Муртуз, и отец ему такую пощечину влепил!..
   "Потомки не простят вам этот день!" - отпечаталось в памяти Муртуза, и он все-все расскажет (увы, не успеет) своему сыну Бахадуру. "Не простят!" говорил член парламента, держа в руке ультиматум, и слезы на глазах.
   - Слезы? Да врал он! Он же артистом был в кукольном театре? - говорит отец Муртузу. "Вот он,- показал тогда отец на Муртуза,- потомок". И Муртуз рад, потому что отец всегда прав.
   - Как ты запомнил? - удивлялся Кудрат-киши, поглаживая усы.
   А Муртуз смотрел на большой письменный стол отца, и на нем листок, испещренный их фамилией, отец учился, как подпись ставить, ибо он, где взять людей? ТЕХ, кто по своей воле сдался, сослали (а кого и к стенке, дабы насладиться вражьей кровью), кто-то бежал, спасаясь, но был настигнут и сгинул в мясорубке, книги с арабскими премудростями, и Коран тоже, сожгли (нечего людям головы морочить!)... ну и Муртузов отец Кудрат-киши - два наркома в одном лице: по продовольствию и просвещению. Муртузу друг отца рассказывал, шли после похорон: "Да, был предан и кристально честен покойный, но ой какой наивный! Помню, выступал: "Победили на одной шестой части планеты, завтра победим на одной двенадцатой, послезавтра - на одной двадцать четвертой!.." И о заявлении рассказал, под диктовку самому себе: нарком просвещения настоятельно просил наркома по продовольствию отпустить продукты и галифе, а на заявлении - собственная резолюция, размашистая подпись с завитушками: "Продукты выдать, а в галифе за неимением отказать",- и радоваться Бахадуру (и внуку Агилу), слушая рассказы отца (и деда) Муртуза о легендарном Кудрате Аббас-оглы, и все записаны его именем: Аббасовы.
   А БАХАДУР,- да, время стремительно бежит, и он очень рано уверовал в свое большое будущее, и на, примете каждый миг, не упустить чего важного, не прошляпить, и Бахадур пока отрабатывает походку, нет-нет, детская пора уже давно позади, крепко стоит на ногах, и были лагеря (пионерские и молодежные), и разбойники; за которыми... короче, все игры, все драки, и шведская стенка, и гантели, и пудовый камень, подбрасываемый кверху, были и есть, а также бег: спешить, но и чтоб в походке была легкость, уверенность, оптимизм, и высоко завязанный галстук у самого кадыка, и воротник накрахмаленный чуть ли не мочек ушей касается, идет не оглядываясь и гордо носит свою голову. И бороду отпустил, чтоб выглядеть солидней: сначала были длинные узкие плоские вроде бакенбарды, а потом продолжил их и соединил у подбородка, коротко остриженная черная бородка; но усов не терпел, банально; и длинных волос не отпускает, выглядят неопрятно, пачкают воротник замшевого пиджака, , и без того почернел; но с бородкой, как ни было жаль, пришлось расстаться - сбрить отцовской, чистая сталь, опасной бритвой: наступил момент, когда захотелось выглядеть не старше своих лет и, сбрив бороду, выделиться в том заветном доме, куда он мечтал попасть и попал, где все бородачи (но о том - в свое время), а пока годы как будто остановились и еще (для Бахадура) не заалели заманчивые дали.
   Отец погиб. Асия помнит смутно. Но соединились - и плачи, и слова Айши, молодежного лидера: "Всех вас замуж выдам!.."
   "Ну все, кончайте!" - набросилась на сестер Айша, она умеет собраться. Как теперь будет? Ничем не выдаст, что горе навалилось неожиданно. Уже сороковой день отметили, надо думать, как жить дальше и не расслабляться, быстрая, как огонь, и глаза светятся на смуглом лице; лидерство ее чуть ли не со студенческих лет. Уж так вышло: она всем теперь за отца. И первая из сестер, Айна, замужем, это везенье: вышла за набирающего силу, чутье у Айши на людей,поэта Аскера, избравшего псевдоним, ведь модно, Никбин, и много в нем смыслов, а попросту - жизнелюб. На всю страницу, еще в пору сватовства, напечатана его поэма с банальными эпиграфами про джигитов и трусов (джигит умирает в бою, а трус - в постели),- гимн деду будущей жены, славному Кудрату, о том, как неистово бился сын пастуха с английскими оккупантами и турецкими аскерами.
   И когда Айша бросила: "Всех вас, мои куколки, замуж выдам, а о себе потом позабочусь",- Асия вдруг вслух произнесла:
   - Потому что некрасивая?
   - Кто некрасивая? - изумилась Айша.
   Айна покраснела, Лейла охнула: она, следующая за Айшой, и, нарушая традицию,- ведь пока не выйдет старшая, младшей сидеть и ждать, выходит замуж за перспективного, как твердо убеждена Айша, парня, Расула Саламова, да, да, именно за него, в те годы начинался его взлет, и Айша еще дома. И, спасая сестру, хотя выходка Асии смешна, ибо Айша вовсе не считает некрасивой себя и не так уж обделена природой, охотники найдутся и на чернушек, Лейла перевела разговор на Асию, ведь похожи они, Айша и Асия:
   - Ты, что ли, некрасивая?
   И Айша ухватилась за эту уловку Лейлы:
   - И тебя выдам, когда время придет, не волнуйся!
   - А я сама себе мужа найду! - И найдет.
   Одна за другой сестры шли в школе: Айна во втором, Айша в первом, когда война началась, и, как цепочка,- Лейла, Зулейха, а в год победы - Алия... Айна заканчивала школу, когда стали готовить в первый класс самую младшую, Асию; и третье событие в том году, середина века,- брат родился, Бахадур.
   Не объемлешь всю семью разом.
   - Ну что, гуляем всем семейством? - Соседи на Колодезной высыпали на улицу, сидят на вынесенных из дома табуретках, тыквенные семечки грызут. То Айна в центре, а чаще Айша, слева и справа Лейла и Зулейха, и кто-то из старших сестер ведет за руку Алию, она спокойная и послушная.
   (А Бахадур в коляске.)
   - Еще одной сестры нет,- говорит Зулейха.
   - Как нет? Все! - удивляется Айна (еще не замужем, потом Бахадур ножками топать будет, а в его коляске - Агил).
   - Асии нет.- Это Алия.
   - Ну да, нет Асии.
   А она или отстала и скоро догонит, или вперед ушла, редко, чтоб рядом, И так будет всегда: то срывает плод, пока не созрел, а то упустит момент, и ни к чему уже не пригоден плод. Нет, иначе, как на плакате - спички от нее подальше: сожжет ненароком дом, а потом над пеплом слезы лить будет,- вся в деда, который готов был бросить в огонь мирового пожара (революции?) все и всех, такая вот батрацкая доля.
   Впрочем, Асия не в счет: чуткость или, вернее, предчувствие перемен, как кажется сестрам, развиты почти у всех Аббасовых; так думалось и их отцу Муртузу, и он не почуял опасности. Да, очевидно, излишняя уверенность принимается порой за чутье предвидения, и сестры (но все ли?) идут напролом.
   При легендарном деде как не добиться своего. Имя Кудрата - заветный ключ (или пароль?). Но и каждый из,Аббасовых умел работать. На защите кандидатской, будет и докторская, Айна была беременна, и Аскер, не зря придумавший себе псевдоним Никбин, или
   Оптимист, был убежден, что родится сын-наследник... Адамсон, не вставая, пять часов, пока шла защита, сидел в президиуме, уже почти слепой, но цепкий взгляд и ясная голова.
   Дошла очередь и до Лейлы,- уже готов портрет деда, и рама заказана, вроде приданого, каждая сестра увозит к себе домой и непременно вешает на видном месте. И Айна, и Лейла, и в каждом доме портрет смотрится по-разному, то ли искусство пересъемки обретает опыт, то ли еще какие причины, или Асие так кажется, что деду уютно у Аскера, благодарен, что увековечил, и что не очень он рад ей, когда она приходит к Лейле и Расулу, укор во взгляде, а это просто оттого, что рядом они висят: отец Расула (как же звали его? Салам, кажется. Да, Салам Саламов) и дед Лейлы. Мать Расула Месме-ханум стерпела, знала, что Лейла, когда они с Расулом уедут, заберет портрет деда с собой (а когда дома никого не будет, Месме-ханум разведет алебастр, влезет на табуретку и заделает дыру в стене, кисточкой аккуратно покрасит. И снова будет смотреть на нее только Салам). Неуютно им было, на фото старше Салам, а молод Кудрат-киши, и ощущение чего-то неестественного, ибо разные поколения, хотя делали одно дело (и песню одну пели, призывая разрушить до основания мир насилия): Кудрат-киши начинал, а он, как и Муртуз, закреплял,- завоевать народу свободу, чтоб дети, сами ставшие взрослыми, жили счастливо, уверенные в завтрашнем дне (эти лозунги всюду, и тревоги обошли Аббасовых стороной).
   Так и не повисит дед у Лейлы. Она потом обрезала портрет по краям, чтоб вместился на книжную полку, за стеклом, и загородил книжный ряд, кажется, хронику семейной жизни пророка Мухаммеда, Расул привез, это на английском, с ходу не одолеешь, изучал Расул, иногда со словарем страницу-другую прочтет, всякие подробности, как мусульманский мир не взбунтовался?
   "Послушай, Лейла, я тебе с листа переведу, как издали такое?! "Ты был простым арабским пастухом,- говорит Мухаммеду Хадиджа,- я отдала тебе все деньги моего первого покойного мужа, чтобы ты мог проповедовать веру, как только показывалась пыль от стада и я издали видела тебя, я была уже готова, ибо ^женщина не имеет права задерживать хоть на миг мужа. А ты развлекаешься теперь в раю с гуриями..." Толстенные два тома, в свой приезд к сестре и Бахадур перелистает их, восхищаясь смелостью автора, а это псевдоним: аль-Нур.
   Рядом со спокойным, чуть грустным Саламом в наступательном взгляде Кудрата-киши чудился Асие укор, осуждение вроде бы, а у Асии лишь детское чувство любви к Расулу, не более, вернее, ревность, как приоткрылась ей чуть тайная жизнь Расул а, и холод сестры. Но что смыслит Асия в семейной жизни? Так и не изведает (а кто изведал?). Ну да, полюбила, а как иначе назвать это чувство? Сердце учащенно бьется, как Расул появится, и обида жжет, и она выбегает за ним, куда ж он пойдет?.. И выследила! Как хорошо, что Расул с Лейлой сейчас далеко, лишь наезды (а потом и она замуж выйдет).
   А как уедут, и Айша станет работать в городе-гиганте (спутник столицы), и он рос не по дням, как и под стать богатырю, а по часам, и опустеет, осиротеет на время дом: отец прежде часто отлучался, эти нескончаемые инспекции, и его приезды были праздником, а теперь Айша работает рядом, но подолгу не видятся, заскочит в воскресенье, и то не с ночевкой: отлучаться ни на миг нельзя, внимание всего края приковано к юному гиганту, особая огнеопасная зона, глаз да глаз нужен.
   Однажды Асия заметила, что Айша часто с Зулейхой шепчется, а потом Зулейха уехала к ней. Но еще на прошлой неделе Асия пожалела Айшу, ей показалось, что была несправедлива к ней и за "потому что некрасива", и за Аскера, и за Расула с Лейлой. Как-то остались они вдвоем, Айша и Асия, а старшая в младшей видит себя, улыбнулась ей, потом прижала к груди, и в Асие вдруг это раскаяние: "Ты прости меня, Айша!" "Ну что ты, Асия?" "Я обидела как-то тебя".
   "Меня? Глупышка, мы же родные! И разве я захочу, чтоб вам было плохо?"
   "Мне показалось..." - И умолкла. "Ну говори".
   "Надо ли, чтоб всем нам как на блюдечке? Пусть каждый ,сам".
   Айша отстранилась, и лицо ее сразу постарело: "Ты потом поймешь, что ничего само по себе не делается".
   "Нужны... связи, да?" - Это липкое слово, которое она слышала не раз, передернулась вся (как по книжке). "Разве Айна сама не смогла бы?" - Не то говорит, а как иначе сказать? "Найти Аскера?"
   "Нет, я о защите! - У Асии и в мыслях нет, что Айне повезло: это Аскеру повезло, такая красивая у него жена!..- Ведь Адамсон..."
   Айша усмехнулась: "Дело не в Адамсоне. Надо, чтобы лично сам ректор дал ход". "Но он бы дал!" "Да, но сколько ждать!" "Ведь кто-то и ждет".
   "И будет еще долго ждать!.. Ну, чего ты,- снова обняла Асию,- мучаешься? Разве плохо, что есть я и я могу всем вам помочь? Вот Зулейха...- Но не докончила: вошли Зулейха и Алия. Алия одета во что попало, какое-то серое платье в выцветших цветочках, а Зулейха нарядна - множество кружевных оборочек на платье,- ее очередь подоспела. Худа, но высокая грудь, и узкая талия, и стройные легкие ноги.- Мы с тобой потом продолжим, хорошо?"
   Мать, как выкроится время, вяжет или шьет, это она любит, удовольствие Марьям подолгу разглядывать рисунки в ярких журналах, которые не редкость теперь. Айша их приносит: Зулейху наряжает - на ней платье из голубого шифона на кокетке, и рукава фонариком. И Алие, как подойдет время, сошьет: розовое, из муслина, с пуговичками и кармашками, едва заметными серебряными нитками.
   Асия пожалела, что затеяла с Айшой разговор. И что высказалась не до конца. А о Лейле с Расулом ни слова: что сказать? Бегала за ним?.. Сама не знает, как вырвалось у нее, почти пропела:
   "Пришел черед Зулейхи!.." - И выскочила, мельком взглянув на Айшу. Та недовольно поджала губы. И скоро вернулась. Захотелось сказать что-то приятное Зулейхе, будто осудила свою вредность: "Ты такая сегодня красивая!.."Проскочила в комнату к маме. Спросить? Любопытство: кто же он, который породнится с ними?
   И невдомек Асие, что новому их зятю сначала сама Айша приглянулась, но она - начальство, и он ходил вокруг нее, молодой изобретатель Махмуд, да еще журналистикой увлекся: печатное слово заворожило, как дали интервью с ним, с портретом, изображен на трибуне, рука поднята над головой, врезал по поводу нашумевших споров: так ли уж нужна в век техницизма... короче, пустился в размышления о новой поэзии, которая-де помогла ему (но как?) изобрести простенькую муфту, и она получит широкое применение в нефтедобыче,- "мне был нужен всплеск, чтоб чувства мои переворошить, и тогда возникает импульс, взрыв эмоций, и вдруг пробивается луч как мысль и озаряет формулу идей, она была проста, а шел к ней долго, и мучился, не верил, что она родится..." - не думал Махмуд, что породнится с автором любимых стихов, Аскером Никбином,- слова-то его, "и озаряет формулу идей...". А еще с, Расулом Саламовым. Но главное Айша, с чьей легкой руки Махмуд начинает (слегка подтолкнуть?) двигаться, и такая в Нем вдруг неуемная энергия, горы книг, о системе связи, воздействии слова на массы,- многажды было до него, и он тут скромный ученик,- устное слово, печатное, на слух, на взгляд (когда в глаза бросается, аршинными буквами). И прежде, с муфтой, и ныне, с сетью,- нечто родственное натуре Махмуда: да, труба ввинчивается в трубу и датчик-показатель; и здесь тоже: как соединить (личность и массы) и регулировать, исследуя (?!) напор народного пласта. И приписка была, не заметили и пропустили, за всеми письменами разве уследишь? хоть и не клинопись, а кириллица (и то хорошо, что не латиница, а уж тем более не арабская вязь и не Маштоцовы орнаменты),- как прорвет все слои-заграждения, дамбы и прочее (и стены тоже!), как хлынет поток, заполнив площади, и всякие лозунги, один занятнее другого, и никого не пугает "Смерть!,.", а тем более "Долой!.." - долго были шифры, которые щекотали воображение, стали банальной расхожестью, и рухнет что-кто-когда, ибо невмоготу, закруглить бы фразу, но как?!
   А БАХАДУР... И пришло ЕГО ВРЕМЯ: он только собрался покинуть пост на углу Нагорной и Низинной, все еще негодуя, что Ниса не впустила его, как вдруг неожиданность: из дома вышел Расул. Ну да, он должен был приехать.
   Эти слухи! Не верил им Бахадур а тут вдруг показалось, что правда.
   Быстро пошел за ним, чтоб догнать, окликнуть, но раздумал. И сразу о своем шефе: ах вот почему так любезен с ним Джанибек Гусейнович!! Но возможно ли, чтоб Расул сменил его? А кто вечен? Надо же: сам Расул!.. Уж не от Нисы ли?! усмехнулся нелепой догадке, взбредет же такое в голову... Скорее домой, чтоб сообщить Айше: Расул здесь! Бежит, а в ушах недоуменный голос Расула: "Два вуза? А осилишь?!" Давнее-давнее, есть чего вспомнить Бахадуру. С двумя вузами решено, и ничего сложного, пока Айша у дел была, а когда ее ушли... Но знаний ведь у Бахадура не отнимешь. Да и золотая медаль (не по блату). Хорошо, что Айша не была тогда в решающих сферах, подумал Бахадур, когда диплом юриста получал: не велено, чтоб родственники тех, кто на виду, поступали на юридический, на восточный; узнают - отчислят: юридический - это внутренняя карьера, восточный - внешняя (и заработок в валюте).
   А тут как раз появилась Асия, и Бахадур уговорил ее пойти в школу на заключительный вечер, аттестат получить; вот она, стоит, где родители,директриса приняла было за Айшу, по инерции пошла навстречу, но тут же поняла (выражение глаз), что это родственница (и руки!!); Бахадур в пику всем, кто злорадствует, что Айша слетела, а он сообразил, что Асию приняли за Айшу,о!., он хорошо изучил взгляд директрисы! - сверстники собрались у окна, кто кем будет, уже ясно, кто кем хочет, и на Бахадура смотрят: "Кем же ты?" - мол, одно дело, когда сестра в верхах, а другое - когда слетела; Бахадур пыжится, а им смешно, и он вдруг вышел из себя:
   "Кем?.. - побледнел. И с вызовом: - Вы будете еще носить мои портреты!! Да, да, смейтесь!.. Еще как понесете!.."
   Все замерли, а потом один встревожено, будто и впрямь всучили ему портрет Бахадура, чтоб нес: "А почему не портрет, а портреты?" И другой, смекалистый, стукнув по шее: "Это на похоронах портрет, а он сказал - портреты! Понял, балда?"
   Расул пока был в пути - оборвали телефон Лейле: и Айша, и Аскер Никбин.
   И Асия из деревни, все звонят и спрашивают: "Какие-то перемены у вас ожидаются?" Асия звонит редко, но каждый раз, услыхав в трубке ее голос, Лейла вздрагивает: "Вам привет от Ильдрыма!.." (и о том, как ночью Ильдрым опять приходил к ней). В первый раз неловкость была минутная, Лейла в замешательстве. "Ты что, не слышишь?!" - кричала в трубку Асия. "Да, да, спасибо..." А что иное остается Лейле? затевать спор, доказывать, что Ильдрыма на свете нет? Казалось, уже прошло, пора угаснуть странностям, а тут вдруг Асия снова:
   "Вчера мне Ильдрым (?!) говорит...- Лейла затаила дыхание, боится прервать: пусть выговорится.- "...позвони Лейле, слышал я, у нас ребята говорили, Расула будто к нам на повышение", а я ему: "Слухи это!. Чтоб у Расула намечалось такое и мы не знали?!"
   "Ты права, Асия, никаких перемен!.." - И нормальный родственный разговор о здоровье, о кукольном театре, пока снова не возникнет имя Ильдрыма, пусть себе выскажется.
   И вздох: "Тяжко мне, Лейла! - Как призыв, чтоб ее не судили строго.- Так тяжко со стариками!.. (Это о родителях Ильдрыма, для которых сын жив.)
   Ну да ладно, увидимся с Расулом, поговорим..." - Как само собой разумеющееся.
   И Айша допытывалась.
   "Расул? К вам едет?! Откуда вы взяли?" - Лейлу изумила проницательность сестры (Асия - это естественно: у нее развит этот дар (?) догадываться!..).
   Недавно еще письмо пришло, из арабской дали, пишет Расулу племянник: и до них дошли слухи, что Джанибека уходят, а на его место - Расул. Смеется над слухами Расул, а самому приятно, что не забыт, уж он-то покажет, как надо работать!.. (Покажет, а как же?!)
   Айша позвонила утром, как только Расул уехал, потом к обеду, и вечером опять звонит: "Где же Расул? Что ты не зовешь его к телефону?.. Ах, он за город уехал!.." И чуть ли не в полночь: "С кем ты так долго говорила? (А Лейла Расулу позвонила: "Мои ищут тебя".- "Ну и на здоровье!") Но и дачный не отвечает. Скажи Расулу чтоб непременно позвонил мне! (Лейла молчит: как же, дожидайтесь!) Вы что, приучились экономить валюту (это когда в заморском краю вкалывали) и не отучитесь? - И с издевкой: - Пусть звонит в счет вызываемого!"
   Расул ждет нового назначения, дошло до родичей (но как?).
   А ничего загадочного: пошла пятилетка почетных похорон, предсказывали ведь (и Бахадур первый осмелился высказаться вслух насчет этой пе-пе-пе, в кругу семьи, разумеется).
   "И не догадываетесь куда?" - спрашивает Айша. Расул бы не сдержался: "К вам, да, да, к вам меня направляют!"
   Аскер Никбин больше хохотал, чем говорил, тоже интересуясь: "А я рад! Как чему? Расул-муэлли-му!" И даже: "Мы ему такую здесь встречу организуем!"
   "Как шаху?" - шутит Лейла.
   Аскер Никбин не понял сначала, а потом долго и сладко смеялся, уловил в словах Лейлы намек: "Да, королевскую! Царскую устроим ему встречу! Мен олюм, да умру я, пусть никому, мне одному сообщит!"
   Весь следующий день Лейла не подходила к телефону, известно ведь: сначала писк вместо звонка, затем чаще, чем обычно, долгие гудки.
   А Расул провалился - устал чертовски!! но и счастлив - в глубокий колодец, со дна которого весь мир казался' нереальным, лишь кружок, как в телескоп, устремленный в мироздание, а тут вдруг звонок, бросили ему веревку, и он невольно ухватился, застукали все-таки, где он? кто?
   - Да, Расул.
   - Ты? И давно здесь?!
   Только б начаться конспирации. А голос, голос!.. Упреки и обиды, как признание в любви, будто не они с Айшой тогда спорили, чуть не до разрыва дошло.
   Ну, а раз Айша - тут же, как цепочка, тянутся все, и замыкается Бахадуром, единственным и любимым братом шести сестер.
   Да, это странное ощущение, когда проснулся: он отчетливо, очень ясно видел Лейлу, она к его юбилею, но ведь не скоро еще, а во сне уже наступил, к чему бы? купила ему коня в подарок.
   "Ну вот,- говорит ему Лейла, как всегда, с ехидством,- и поскачешь вволю".
   Он ужасается, узнав, что конь не кормлен! не поен! заперт в каком-то подвале-, где ржавые кровати, хлам всякий, в детстве лазили, и пахло крысами, такой скрип пружин. "Как ты могла?" - кричит он, а ей так обидно, хотела обрадовать, и вот! Расул не знает пощады: забыть накормить коня! надо спешить! И проснулся.