Гусейнов Чингиз. Семейные тайны

   Да, такого не собьешь, грусть на Джанибека напала, сменив ненадолго гнев: "А я-то думал! За дочь прячется. Нет, чтобы мужественно".
   "СЛЫШАЛИ, КАК ГРУЗОВИК ПРИТОРМОЗИЛ И КАКИЕ-ТО БЫСТРЫЕ ШАГИ.
   Вот так-то, Анаханум. Твоя тайна. На кого положиться хочешь?"
   - Устал, но масса впечатлений. А мы и узнаем.
   - Можете идти.- И уже не видит Бахадура. ЗАВТРА МЕСТО БУДЕТ РОВНОЕ, А ПОСЛЕЗАВТРА-СКВЕР, И БУДТО НЕ БЫЛО ДОМА, СКАМЕЙКИ ЗДЕСЬ ЗЕЛЕНЫЕ, И КРАСКА ДАВНО ВЫСОХЛА, ДЕТИ В КОЛЯСКАХ, И ДАЖЕ ПТИЦЫ УСПЕЛИ ГНЕЗДА СВИТЬ В ГУСТОЙ КРОНЕ НЕВЕСТЬ КОГДА РАСПРОСТЕРШЕГО ЗДЕСЬ СВОИ ВЕТВИ МОГУЧЕГО ТУТОВНИКА (или дуба, если успеют подкинуть из Аранских лесов).
   Вышел, будто весь день, было такое однажды, сено в стога собирал, граблями подавал, а там наверху ловили.
   Да, да, успеть!
   Успеть, пока не перехватили художника, увидеться с ним немедленно!
   Знает Бахадур, чувствует,- уже дано задание! И звонят художнику, Бахадур поклялся бы, что слышал, как телефонный диск крутился. И по тому, сколько мгновений от номера - к номеру, по паузам, догадывался: мастерская!., его нет!., диск крутится еще, домой к нему!..
   И художник поднимает трубку. "Вас желает видеть Джанибек Гусейнович!.." хорошо, если сначала. "С приездом!" - скажут.
   Такси!
   Гнев рыскает по коридорам, сметает со стола еженедельник, папки,- цепная реакция, и неизвестно, чем кончится - лавина! снежный ком! обвалы сотрясают горы!..
   Успел! От радости даже плачет, вон он, ощупывает его:
   - Старик, у меня ровно пять минут, потому что за мной сейчас придет машина.- И рукой показывает, где его ждут.
   - Знаю.
   - Что за тайны?
   - Твой ключ, он у меня!
   - Но его, помнится... Отобрал?!
   - Да, да, вот он, бери.- А вид, а вид! Как загнанный зверь!- И тебя в связи с ключом вызывают.
   - Да что случилось, можешь толком объяснить?
   - Не вдавайся в подробности.
   - То есть как?!
   - Слушай внимательно и запоминай!
   Поставить на место его: "Мальчишка! Как разговариваешь? И с кем!"
   Бахадур спешит успеть объяснить суть, а тот додумает:
   - Ты приехал позавчера.
   - Но я сегодня приехал,
   - Ты скажи, позавчера, твой билет проверять не будут.
   - Говорю же тебе: сегодня!
   - Определенно ты путаешь время. Тебе пора уже переходить с одного полушария на другое. Так вот, ты уже два дня как здесь, и мы у тебя в мастерской твой приезд отмечали.
   - Кто "мы"?
   - Ну я, ты и она.
   - Кто "она"?
   - Ты что, притворяешься? Или разыгрываешь?! Это ж,- и с расстановкой,она!
   Пауза. И вдруг - Бахадуру художником быть, чтобы увидеть, как у того лицо удлинилось:
   - Да в своем ты уме?
   - Не бойся, не такой уж я дурак.
   - Ты хоть понимаешь? Если с нею...
   - Слава богу, ничего не случилось.
   - А что она?
   - Кто?
   - Ну, Аня.
   - Не Аня, а Анаханум, к старому своему имени вернулась, и только Анаханум, учти!
   - Что здесь происходило, можешь объяснить? И быстро! У меня последняя минута.
   - Платоническая любовь, устраивает тебя?
   - И ты еще жив?
   - Даже процветаю. Значит, так: ты приехал позавчера, мы с тобой кутили, а она тоже была, сбежала с лекций, заскочила на минуту, а потом мы довезли ее в моей машине в университет, ты сидел на заднем сиденье, и на голове у нее была чадра, ну, пошутить ей вздумалось.
   - Мистика какая-то.
   - Вот-вот, ты угадал. Молодчина!
   - Не буду я в этой авантюре участвовать.- И серьезный взгляд. Только так. После такой поездки!
   - А что отдал ключ, а?! Ведь спросит: "Как же вы могли так распорядиться мастерской?" И еще неизвестно... Постой...- Но тот уже бежал по ступенькам. А Бахадур напоследок еще:- Будь умницей, старик!.. И ты смело войдешь ко льву!Еще какая-то чепуха в этом роде.
   Но тот, к кому пригласили, ни слова о ключе и мастерской, не унизится: только об ином полушарии. Не спеша, не торопясь, хотя уже давно за одиннадцать, а окна еще светятся ярко на многих этажах, будто здесь ткацкая фабрика, разгар третьей смены, и ситец метр за метром опоясывает земной шар, отмеряя пройденный художником путь, и еще, и еще... только трескотни нет, тишина и покой.
   Потом художник скажет Бахадуру: "Только моя страсть к авантюрам!" (спасла тебя).
   Пока шел, идея с чадрой его очень захватила, что-то вроде старой формы и нового содержания, или нет: старого содержания в обличье... запутался, но чует, что набрел на что-то важное в творчестве.
   Нет, темнить не будет, хоть сам бог сиди напротив. И сразу ("Вот мужчина!" - по глазам видно, похвалил за прямоту):
   - Вы меня будете ругать.
   - Вас? За что?
   - Каюсь и кладу голову на плаху.- От художника не скроешься: глаза! лишь на миг в них вспыхнул гнев. А потом снова безоблачная голубизна.
   - И не возражайте. За ключ.
   - Не понимаю.
   - Я отдал ключ от мастерской, очень Анаханум просила.- "И это знает!" -Не устоял, ей надо было какие-то роли в чадре...
   "Вот оно, чадра!" - Короче, деталей не знаю, что и как, а вот отдал и каюсь. Но уверяю вас, вот моя шея, а вот плаха, ничего-ничего особенного, упаси бог!
   Обо всем другом - ни слова, чего не видел, того не знает: чистая правда, хоть и с примесью. И голова чугунная, еще не отошел от того полушария. А ведь как вдруг к самому себе уважение, когда бросил: "Нет, в этой авантюре..." А потом: "Какие-то роли в чадре", слаб, слаб!..
   Как ушел, как до дому дотащился - ничего не помнит: спать! сквозь сон помнит, а может, сон и был? как тормошил его Бахадур:
   - Ну как?!
   - О'кей!.. Старик, отстань, завтра!
   - И о чадре тоже?!
   Только головой мотнул... Почувствовал что-то липкое
   на лице (поцелуй?).
   И снится художнику сон (и он думает во сне, как это реализовать на полотне, чтоб без натурализма): Бахадур обходит сидящих в Салоне и срывает с уха Сальми бриллиантовую серьгу, с мясом отрывает, и кровавое ухо, и никто ничего не говорит, даже Сальми. "Ой, вы бы небольно!" - сама снимает с шеи нитку с крупным жемчугом, нитка рвется, и жемчужинки сыплются на пол, надо собрать, думает художник.
   "Я тебе соберу!" - кричит ему Бахадур, у него в руке какая-то бечевка с шилом, он продевает ухо Сальми, там еще чьи-то уши, как грибы, и взгляд на художника: ну как? Большие уши тебе показать? - говорит ему взглядом, а тот думает: надо предупредить Анаханум!
   "Я тебе предупрежу!" - кричит ему Бахадур, а потом к сидящим в Салоне: "Мне только по одному уху, а второе я оставлю вам",- и бечевку над головой поднимает, а там, как большие белые грибы, висят уши. Силился проснуться, никак не мог. Проснется и снова проваливается в сон,- одно и то же, и голос Бахадура: "А мне второе ухо не нужно, довольно мне и одних больших ушей!"
   И какие-то пустоты в кроссворде: на И и на П: Икающий Пророк? Играющий Патриарх? (Исповедь Проповедника?)
   Бахадур - чувствовала Анаханум!! на пределе! сдерживается!.. "Непременно уйдет к той!" А он и впрямь дважды сразу после встречи с ней заскакивал к Нисе - есть ключ от ее квартиры.
   "Он вошел, и мы видели, что он в пустой квартире делал,- строчат летописцы, если бы им пришлось подглядеть: высунулись на манер ангела, передающего божественные повеления, как править людьми,- ноги здесь, а голова там? и нависли над Бахадуром.- Кого-то ждал, не дождался". Узнали, чья комната, кто да что. "Записку, которую тот оставил, она прочла и порвала; ни подписи, ни обращения, всего три слова: "Где ты пропадаешь?" И еще: "Я прождал тебя весь вечер. Я больше так не могу!!"
   И еще раз навестил.
   "Метался по квартире как угорелый или актер, стоял подолгу перед зеркалом, потом вышел из ванной с мокрыми волосами, будто после пьянки, лежал на диване, поднимая ноги к потолку, упражнения какие-то, и дразнил ангелов (вычеркнул "дразнил ангелов"), бил ребрами ладоней по подоконнику с таким неистовством, что мы думали - проломит" (не ведают, что он воспитанник знаменитого каратиста Салима, ученика великого Михансу, как не ведает и Бахадур, что Салим родной дядя его Анаханум).
   Сразу после "о'кей" художника Бахадур помчался к Нисе. Нащупал в кармане ключ!..
   О, какая будет ночь!.. Он встанет на колени! будет просить прощения! Но за что? И она простит, только с нею он - он сам... Но что это? Тыкался ключом не входит в замок. И сразу вспыхнуло: переменила замок! Взглянул в щель. Так и есть: ключ с той стороны! Прислушался. Тихо. И позвонил. Там шептались.
   - Это я, открой, Ниса.
   Молчание.
   И снова позвонил. Ну, я вам испорчу настроение!
   Вот она, Ниса! С другим! Взломать дверь! И отдернул руки: этого еще не хватало!
   Что ж. Вышел, спустился, прошел во двор - в окне не горел свет. Решил ждать. Ждал долго.
   "А! Пусть!.." И уже собирался уйти, как увидел... Расул! Ну да, слухи ведь: сюда едет!.. Сообщить Айше!.. (Мало ли квартир здесь и у кого он был.)
   И Расула утром застукали.
   И звонок Бахадуру на работу. "Да, да, я говорила с ним,- это Айша.- Не опаздывай, он будет у нас, в случае чего - отпросись: Расул приехал!"
   Бахадур ждал. Что же будет? Молчаливый сослуживец уткнулся в свои бумаги, но весь - внимание; у каждого свой участок, а по совместительству - контроль, он за Бахадуром, Бахадур - за ним. Ну нет: станет Бахадур за кем-то шпионить!.. Деревня, неуч!.. С чего-то взъелся на соседа-сослуживца. Тихоня!.. Слаб в державном языке, но свой знает неплохо, часто к Бахадуру, и хитрая лесть в глазах, чтобы ошибки помог исправить, и Бахадур чуть что - тыкает его носом в текст. Вспомнил, вот и отвлечение! как тот, когда прибыл сюда и совпало с рождением детей, кому-то позвонил, кричит на весь этаж: "Да, да, можете меня поздравить!" Потом приструнили: здесь надо говорить тихо. "С чем это?" - насторожился Бахадур, а тот и добавляет радостно: "Моя жена двойню родила!.." - Вдруг умолк, тяжкая мыслительная работа на челе, и тут же добавил: "От меня!" - боялся, что там подумают: "А от кого это жена его родила?" О неуч!.. Глаза и уши Унсизаде!..
   А вот и вызывают к нему!
   Пока Бахадур раздумывал и ему мерещились всякие картины, и обида нет-нет на Нису,- АНАХАНУМ ПРИТАИЛАСЬ, ЖДЕТ, Унсизаде вызвали к шефу. О том о сем, а Фархад напряжен, у него интуиция, почти инстинкт, непременно спросит о Бахадуре; и точно.
   _ А ты разве,- вот оно!- не по утрам проводишь летучки?! - спрашивает о том' дне, когда Бахадур не
   пришел.
   _ Вообще-то по утрам, но как-то утром, если помните, вы нас собрали...--' В точности это было так в тот день. Надо развеять дым, тем более что слухи с молниеносной быстротой распространяются, и все в управлении знают, что он вызывал Бахадура. А раз вызвал - одарить или осадить.
   - Кстати, ты доволен Бахадуром?
   - А как же?- Если даже спросит, был ли на месте Бахадур в тот день, но вряд ли позволит себе эту слабость, надо будет схитрить; как же он может сказать, что нет? И услышит: "Какой же ты руководитель отдела, если не знаешь, где находится твой сотрудник?!" Или: "Придется подумать о твоем соответствии... Ты, кажется, имеешь высшее... какое? ах, экономическое! А я думал, юридическое! Ну да, я знал, что экономическое, как раз в институте народного хозяйства..." А там в ректорах - бывший певец: всех, кто приходит, посылает к руководителю хора, узнать, какой голос,- бредит хором, который поездит по миру, чтобы прославить институт. Но это - чудачество, а погорит на другом: желал, чтоб все вставали и аплодировали, когда он входит в аудиторию или в зал Ученого Совета.
   Фархад так долго и упорно шел, уже признаки сахарной болезни, а его - в тупик, рядовым без степени педагогом, ни в приемную комиссию не попадешь, ни еще куда, где можно было б хоть... пусть не карьера, зато обеспечен на сто лет вперед. Но обошлось, тем более что институт вскоре закрыли (развал + неучи).
   Короче: страхи напрасны, Унсизаде просто иногда самопуганием занимается, это полезно, чтоб не зазнаваться,- он твердо знает, что ему ничто не грозит, пока шеф на месте, особенно после недавнего разговора с бабушкой, ездили в деревню с братом навестить ее, надоумила; жалко ей стало внуков, особенно Фархада, изъел душу страхом, и она вдруг:
   "Знаю я ваших начальников! И твоего прекрасно знаю, тоже мне, страшилище себе придумали!"
   "Что же ты раньше молчала?" - обрадовался Фархад.
   А потом она и говорит: "Ты не робей, как представится случай, скажи: "А мы из деревни Исс". И про мельницу тоже. "Бабушка моя еще не старая, вам привет передавала, и чтоб вы внука ее не обижали!"
   "Так и сказать?!"
   - Как, из деревни Исс?- изумился шеф, у него было хорошее настроение, и он как-то спросил Фархада, откуда тот родом, старая привычка. И глаза вдруг потеплели: "Ай да молодец бабушка!"
   - Ну да.- Кто не знает их деревню Исс, где знаменитая мельница.- Дед, а у него мельница, всю жизнь мельником проработал.- И тут бы сказать о бабушке, но шеф прервал:
   - А у деда молодая жена?
   Унсизаде удивился:
   - У деда три жены было.- И что-то помешало ему передать привет от бабушки.
   В тот же день шеф, об этом Фархаду скажет Фарид, вдруг такую теплоту к нему выказал, что братья поняли: им, пока на месте шеф и его друг ББ, ничего не грозит.
   Перед началом заседания, пока уточнялась повестка дня, Джанибек отозвал в сторону Друга Детства:
   - Слушай, а помнишь мельницу в Иссе?
   Тот опешил: подвох?! Но взгляд у шефа такой открытый, и вдруг жар прихлынул к голове, прежнее озорство во взгляде. "Ты ешь ее глазами". Оба расхохотались.
   "О чем они?" - насторожились все, а прежде - Правая Рука (давно никаких от него сигналов НАВЕРХ - что замышляют?..), и волнение пробежало по затихшему залу (с выгнутой стеной-окном), а ББ казалось, что шеф забыл о том, что они друзья детства, хмурится, недоволен чем-то, особенно как снял с него недавно новую шкуру, после того как при Расуле снял,- появилась новая, еще крепче, так что не надо печалиться, нет худа без добра.
   К тому же накануне удачно прошел АУКЦИОН друзья в беде не оставили, выкупили его Красную душу и Джанибек как будто остался доволен чистой, без при месей, прибылью (ив фонд слепых, кажется, перечне лил энную сумму, о чем местные газеты поведали восторженному читателю, а Джанибеку, кроме того, важно было проучить Друга Детства, порасторопней будет, вобьет в башку, что план прежде всего, и любыми путями чтоб сводка без задержки двигалась от разных ведомств на стол к Джанибеку и от него наверх, и пресса аршинными буквами оповестит, вынеся нули на первую страницу, радиостанции заполонят вестью эфир).
   Не слышал никто про аукцион? И не услышит - это для сверхсверхузкого круга, максимум семеро, любимая народная цифра, даже Правая Рука, входящая в семерку, не знает (правда, семерка эта иного калибра): что ни говори, а все ж таки чужой, проболтается, и пойдет из края в край весть, что в ведомстве Джанибека шалости себе позволяют.
   Вход сюда в частный дом по особому приглашению (из уст в уста, через уши, разумеется),- для родичей, друзей, меценатов, это по старинке, а нынче спонсоры, и Цветочные магнаты тут, и заправилы Шашлычных точек, и Огородные в системе вседержавного огорода плантаторы, как пугала, и Винных дел мастера, набили руку в конвейерном производстве чернухи-бормотухи, рекой она течет, заливая, а точнее, конкурируя с сибирскими реками.
   - Наши вина... (и о нектаре для сердечных мышц),- любил выступать Джанибек перед виноградарями, выезды к ним готовились задолго, обставлялись торжественно, речи, грамоты, приветствия.- И непременно о том, что наши вина ждут на Крайнем Севере и Дальнем Востоке.
   И гнали цистерны (спаивать народ).
   Да, аукцион,- пускай выручают своих покровителей-шефов, провинившихся перед Джанибеком, выкупают их красные книжечки. Нет-нет, не скопом эти аукционы, а персональные, и каждый приглашает своих. А им, явившимся, это в удовольствие, что приглашены, престижно очень,- бумаги ведь, ну, деньги эти, девать некуда!.. Одна только печаль, что не удается близко лицезреть Джанибека,- неизменно ведет аукционы Бритоголовый, а Джанибек спрятался за кулисами, куда транслируется, видны и зал, и лица, и жесты, слышны речи, кого-то копирует.
   Меценаты, опекаемые Другом Детства (такой могучий щит!), обязаны, как о том уже было, выкупить эту самую книжечку, Красную душу, высоко она котируется на черном рынке, в городе две тыщи, в деревне три, а попросту говоря - ни шагу без нее, она и мотор для движения, она и горючее для сердечного жара,выкупить, выказав тем самым искреннюю любовь: чем ей в сейфе чахнуть, книжке этой, одна-две еще куда ни шло, а их с десяток уже накопилось, среди них и ректорская есть душа, и риковская, и комитетская,- пусть лучше вертится-ворочается в деле, не давая купюре плесневеть.
   Если не выкупят - места лишатся, за которое через поставщика кадров честь честью внесена сполна плата, и настала пора каждой этой книжечке ход дать, спустить с молотка, который в руке Бритоголового.
   Да, в одной руке молоток-колотушка, в другой - Красная душа: кто сколько даст.
   - Начальная цена ее под цвет души, вот она, трепыхается в кулаке!..- Уже знают, но молчат.- Красненькая десятка ее начальная цена!..- И выжидает, пока хохот в зале не утихнет. Шутник этот Бритоголовый, а он просто ритуал соблюдает, вовсе не шутит над почтенной публикой.- Кто больше?
   - Сто! - И снова хохот: кто-то рассмешил публику, но планку надо поднимать не сразу.
   - Еще нуль! - Это уже разговор: сейчас перед нулями пойдут цифры, движение убыстряется, и скачут кони (всадники с пиками), цокот копыт, и даже через ступеньку от единицы до девяти, пока кто-то не добавит еще нуль, и воцаряется долгое молчание, учащенно дышат, кто-то сопит, лишь глас Бритоголового слышен, стыдит собравшихся, будя в них джигитов-богатырей:
   - Чего умолкли? Ведь речь о душе! И чьей! Друга Детства! И . так дешево вы ее цените?! Раз! - стучит молотком Бритоголовый.- Два!..
   - Три! - из зала (это уже сумма!).
   И снова долгая пауза.
   (И так далее.)
   Деньги внесены, Красная душа возвращена владельцу и он воспарил, вылетев в форточку, чтоб занять свой престол, но торг еще не завершен, ибо наши, так сказать, купюры (бумажки), на которые чем дальше... ну, это ясно! по желанию (капризу?) Джанибека,- не сам, конечно, а через доверенное лицо,- частично могут пересчитаться путем устранения конечного нуля, такая сегодня такса, на конвертируемую валюту, "в конверте", как обозначает ее Бритоголовый.
   Вчера аукцион, а сегодня беседа по душам (душа отныне у обоих, и прежний холодок растаял),- ударились в воспоминания, и Джанибек краем глаза видит, что кое-кто в зале (Правая Рука) волнуется, и это его забавляет: какие иные сигналы он пошлет, кроме победных рапортов,- весь куплен и живет припеваючи, никаких забот (а припев: "Как все, так и я", из популярной песни). Напишет, что Джанибек навел на всех страх? А разве иначе дело пойдет? "Если,- сказал однажды,- не держать постоянно над головами моих земляков ВОСТРЫЙ,- так и сказал,- меч,- выйдут из повиновения и тогда словами их в РАЙ уже не загонишь".
   Оттуда, из центра, пришел запрос (не переслали, а из уст в уста, когда советоваться позвали): верны ли данные, содержащиеся в КЛЯУЗЕ (Шептавший Джанибека в обиду не даст!), Шептавший жаждал услышать: "Нет!", и Правая Рука не заставил (а?) себя долго ждать. Данные верны, но что толку? Ему, временному здесь, встревать в драку? Собрать незаметно что можно (дань?) и выходить из игры (завидовать Расулу станет, как тот за океаном окажется...): ясно и без проверок - вот близкие и дальние, которые выдвинуты, возьми и перелистай телефонную книжку, и братья, и племянник, и сестра, и муж племянницы, и муж сестры, и сестра жены, далее брат жены (Салим? А куда его-то двигать, каратиста?..), и двоюродный брат тоже, и тетя жены, даже муж ее двоюродной сестры, а еще и тесть племянника, ну да, по связи которой помогал Зурначиеву,два года вакансия была.
   - А разве он не умер? - И ТАМ ТОЖЕ ЗНАЮТ!
   Вспомнил: умер (и мемориальная доска вбита в стену!).
   И так далее, несть им числа: и книжка телефонная не поможет, ибо как узнаешь, что знатный юрист, имеющий рубрику в газете,- этим он огорошил Шептавшего.- является отцом свояка сына Старшего брата?
   - Кем-кем? - переспросил Шептавший.
   - У старшего брата - сын, у сына - жена, а у нее - сестра, на которой и женился знатный юрист.
   - Да,- позавидовал Правой Руке Шептавший: в такие тонкости вверенного ему края посвящен!..
   А Джанибек продолжает, пока Правая Рука обдумывает очередное послание наверх, шифрограмму из трех частей: УРЮК ЦВЕТЕТ, с планами, дескать, блеск, АРЫК ЖУРЧИТ, идеи на должной высоте, И СОЛНЦЕ СВЕТИТ, то бишь Конституция выполняется (и жар заливает грудь Друга Детства).
   - Ту, которую глазами ел, тоже помнишь? - спрашивает Джанибек.
   Ну вот, слава богу, вернулось прежнее, отлегло от сердца Друга Детства.
   - Как же, конечно, помню! - заблестели глаза, и он на радостях стал тыкать: - Помнишь, как она тебя ни в какую сначала?..- И осекся. "Не забывайся!" - ему каждый раз жена.- Да, да, хорошее время было,- поспешил,- и спасибо, что вы вспомнили!
   - А у тебя знаешь кто первым отделом заведует? - Эти неожиданные переходы! Как же не знает: Унсизаде!
   - Представь, твой Унсизаде внук той мельничихи! - И пока Друг Детства приходит в себя: "Радоваться или снова подвох?" - добавил: - Ну вот, мы с тобой и здесь поделили ее внуков, у меня Фархад, у тебя Фарид.
   А тут, как шеф заговорил, страх вдруг закрался в душу Фархада: не очень-то! У Бахадура тоже могут быть свои козыри вроде их деревни Исс, и он поспешил ответить на вопрос шефа о Бахадуре:
   - Как же, я очень им доволен, деловой, исполнительный.
   - Толковый, не находишь? - Шутит или правда? - Что, если мы поручим ему то самое дело, о котором ты вчера вечером (после художника!..) мне рассказывал?
   - Но мы договорились, что поедет мой заместитель, и я ему все изложил, материалов столько, что требуется большой опыт, систематизировать, разобраться в сигналах
   - Вот и уйдет Бахадур с головой в эти папки. А потом пошлем в длительную командировку, ну... хотя бы в совхоз (где Асия!).
   И Унсизаде понял, что именно Бахадуру хотят поручить, круто изменил тактику:
   - Бахадур, между прочим, уже дважды ездил по аналогичным материалам.
   - И справился?
   - Вполне.
   - Можно будет выдвинуть на ступеньку выше, а? - И проверить Унсизаде: хочет себе в замы или нет? правда ли доволен или выгораживает свой отдел? Унсизаде в точности, слово в слово, передал весь разговор. И понимал, что рискует: а вдруг Бахадур узнает, минуя его? И о повышении в перспективе, если справится с заданием. Что ж, Бахадур любит работать, особенно по систематизации, уйдет на время в тень.
   А тут новый звонок Айши:
   - Сказал?
   _ Что? - не поймет Бахадур с ходу.
   _ О том, что Расул приехал?.. Ладно, сама позвоню, Он уже у нас. Мы ждем тебя.- И в голосе необычная для Айши возбужденность.
   И вдруг к ним в комнату является Унсизаде, сосед,- а ведь он не аранец, Бахадур точно разузнал! вскочил даже с места: чтоб сам Унсизаде пожаловал?! И к Бахадуру, руку ему на плечо кладет:
   - Ты иди домой. Да, я знаю.- И подмигнул даже. Ах вот почему: ну да, ведь слухи, что Расул... Не спешит.
   - Иди же! - ему Унсизаде, уходя (тоже не терпится?).
   А Бахадур вдруг откинулся на спинку кресла и расхохотался; сосед, прилежный малый, отложил перо, удивленно смотрит, не поймет: и приход Унсизаде, и смех Бахадура-сразу два, как бы это выразить? алогизма!
   Как давно это было, когда Бахадур, полный надежд, глядел на огни большого города!..
   Что-то изнутри вдруг подкатило к горлу. Бахадур быстро встал, выскочил из комнаты, и не успел закрыть за собой дверь, как "Возьми себя в руки!". Что это с ним?., и он повернулся к стене, уткнулся в окно, спрятав в ладонях лицо. И расплылось все перед глазами, увидит еще кто! Достал платок, приложил к глазам, они горели, и он проглатывал слезы, загоняя внутрь слабость. ПОЗОР!.. И это называется жизнь?.. В страхе, в ожидании подвоха, обмана, интриг, быть всегда начеку и никогда не суметь расслабиться, открыться до конца, ничего не утаивая, близкому, но где он и кто он, этот близкий?
   Странно посмотрел на него дежурный, из новых кадров старшего брата, с чего бы? Ах да: никто ведь не уходит. Неэтично. Усмехнулся. Спросить бы на потеху у вахтера: "Ну так как же с тестем, если слухи о шурине подтвердятся, а? Подскажи, позвони кому, узнай!.."
   И усомнился в справедливости суждения о том, что на душе становится легче, как прольешь слезу.
   И неправда, что прятал лицо!..
   Возвращалось самообладание, а с ним - и прежнее, давнее, когда глядел не в узкое немытое стекло, за которым расплывались огни, а в высокое и чистое окно, занимающее всю стену, и ясно видел, будто нет никакой преграды, гигантскую панораму большого города. Так ли уж и несбыточно?! С какой стати кому-то внутри лгать, подстрекая к видениям? (и гонит, и гонит только что пережитое).
   Как много людей высыпало на улицу, и все шли навстречу, а он продирался сквозь толпу, и его раздражал поток, а люди идут и идут, куда их столько?! будто демонстрация какая, и в нем рос азарт, он шел напролом, и люди растекались перед ним, неистово несущимся, шел, убыстряя шаг, и бросил в толпу, распаляясь все более, свое излюбленное, как это в нем вдруг родилось? неспроста ведь!! и не у другого кого-то, а именно "у него, Бахадура, и вылетело, кто-то озарил его душу: "И вы будете носить!.."
   ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ, и последняя, И СНОВА О СОЛНЦЕ, КОГДА ОНО В ЗЕНИТЕ, и столько в нем яростного жара, что Джанибек прервал свои размышления, встал с крутящегося кресла и сдвинул шторы на выгнутой стене, всевидящий стол укрылся в тени. А весь из края в край кабинет залит белым слепящим светом, и вернулся к началу, чтоб приблизиться к концу, когда вести о Расуле ворвались через Волчьи ворота в Овечью долину, и заполонили, будоража и тревожа, душу Джанибека, пока Расул гуляет по Колодезной и Кипарисовой, Хазарскому и Космическому проспектам, мимо пустыря, огороженного ныне высоким забором, где некогда БЫЛ ДОМ И ЖИЛИ СЕСТРЫ, А У НИХ БРАТ, домов высотных и глинобитных, с железной решеткой на окнах, тут же за углом Шайтаньего дворца, и крыши плоские и островерхие, сверкающие жестью, залитые киром, и вечно протекают, и радующие взор черепицей, и антенны! и купола! и башни с бойницами!