Страница:
Господи, как же хорошо! У него теперь есть место, где спать, чистые волосы и сытый желудок. Чего еще желать человеку?
Он заметил какое-то движение и медленно опустил руки. За окном в темноте прорисовывались контуры островерхого амбара. Рядом, словно часовой, стояло огромное дерево, ветви которого отражались на фоне звездного неба. Снова какое-то движение насторожило его. Он скорее его почувствовал, чем увидел.
Все кругом тихо. Не было даже легкого ветерка. Бешеный Пес расслабился и разжал кулаки. Слишком много провел он ночей на дороге, прислушиваясь к малейшим признакам опасности, поэтому и сейчас ему кажется угроза там, где нет ничего, кроме тишины и покоя.
Он поднял пустую тарелку и подошел к двери. Осторожно повернув дверную ручку, он открыл дверь. Из окна дома на него упал луч света, который согрел его.
Он увидел, что Мария стоит у раковины и смотрит в окно. Ее глаза оставались сухими, но у него возникло странное чувство, что она на грани слез. Погруженная в свои мысли, она даже не заметила, как он вошел в кухню.
Бешеный Пес проследил за взглядом Марии и нахмурился. За окном виднелись в сгустившемся мраке обширные поля и белый штакетник забора. Куда она смотрит? Он стал ее разглядывать. Она уже не казалась такой напряженной, как при разговоре с ним. Ее фигура немного обмякла. Из тугого пучка выбились завитки каштановых волос, прикрыв бледную кожу шеи. Она так крепко держала края раковины, что костяшки ее рук побелели.
Она напомнила ему женщину, которую он знал в юности. Этта Барнс. У нее на войне погиб муж, и она уже никогда не будет прежней. Бесцветная кожа и глаза, потерявшие свой блеск. А иногда, когда Бешеный Пес заставал ее врасплох, в ее глазах стояли слезы.
Но Мария Трокмортон – сдержанная и рассудительная старая дева. Какую она могла пережить потерю, если провела всю жизнь на своей ферме? Ему скорее показалось, что она печальна. Какие неприятности могли произойти в ее упорядоченной жизни? Наверное, по ошибке посадила петунии в цветнике для роз.
Он кашлянул. Она вздрогнула и обернулась:
– Мистер Стоун?
– Извините, – мягко произнес он. – Я не хотел вас напугать.
– Ничего. – Нервным движением руки она отвела с лица прядь волос. – Я просто размечталась. Не очень-то стоящее занятие, не так ли?
– Не знаю. Я мечтаю все время.
Выражение ее лица вдруг изменилось, и она снова стала чопорной. Бешеному Псу показалось, что температура на кухне упала на двадцать градусов.
– Я так и думала.
Они долго молча смотрели друг на друга. Бешеный Пес не знал, что ей сказать. Ее глаза снова смотрели строго, но он не забыл, какая в них светилась теплота, когда она призналась, что мечтает. Интересно, подумал он, что за женщина скрывается под бесформенной коричневой одеждой?
– Завтрак в пять двадцать, – наконец сказала она. – Не опаздывайте.
– В пять двадцать? Не в пять пятнадцать или в пять тридцать, а именно в пять двадцать. Звучит по-военному.
– Я так привыкла. Если вам не нравится... – она запнулась и посмотрела на него с надеждой, – вы знаете, где находится дверь.
– Я просто пытаюсь наладить дружеские отношения.
– Вряд ли мне нужен такой друг, как вы.
– Как знать! – Он посмотрел на нее пристально. – Может быть, я как раз тот, кто вам нужен.
– Идите спать, мистер Стоун. Завтра у вас длинный день.
Ее слова прозвучали холодно и твердо, но он почувствовал в ее голосе скрытую дрожь, которая его заинтриговала. Она будто изо всех сил старалась оставаться холодной и отчужденной, будто что-то скрывала.
– Доброй ночи, мисс Трокмортон. Увидимся завтра в пять девятнадцать.
– Доброй ночи, мистер Стоун. Я надеюсь, что вообще вас не увижу.
Джейк стоял у забора, вглядываясь в погруженные в темноту поля. Фермерский дом белел, словно верхушка небольшого холма. Из трубы вился дымок, наполняя ночной воздух едким запахом. Окна приветливо светились красновато-золотистым светом. В груди у Джейка защемило. Дом напомнил ему о другом доме, о другом времени, когда он еще не был ни голодным, ни одиноким, ни бесприютным, когда никто перед ним не захлопывал двери. Он закрыл глаза. Отзвуки мелодичного голоса преследовали его. Он почувствовал, что его глаза наполняются слезами. Она возненавидела бы его за то, кем он стал, за то, что он делает.
«Ты зря теряешь время, Джейкоб. Никого нельзя заставить любить себя...»
Если бы можно было объяснить, что не этого он хотел, не за этим пришел сюда, но он не мог лгать самому себе. Даже в длинные холодные ночи, когда приходилось ночевать, где попало, он совершенно точно знал, почему преследует Бешеного Пса. Но знал также, что то, чего он хотел, – всего лишь его фантазия, которой никогда не суждено сбыться. Кончится тем, что ему снова станет больно. От такой мысли у него начинало дрожать все внутри. Он уже много лет старался убедить себя, что ему все равно, что незачем верить в чудеса или счастливый конец, но все напрасно. Внутренний голос, постоянно бередивший его душу, убеждал его не сдаваться. Его мать и дедушка сотни раз пытались заставить его смириться с правдой, и сотни раз им ничего не удавалось. Втайне он не переставал мечтать об этом. А теперь его мечта начинала тускнеть. Ее притупили холодные ночи, до одури жаркие дни и постоянное одиночество.
Он снова посмотрел на дом. Его вид – такой теплый, приветливый и домашний – перевернул что-то в его душе. Он хотел снова жить в таком месте и чтобы кто-нибудь сказал, что ему здесь очень рады.
Он крепко сжал веки, пытаясь вести себя по-взрослому и не заплакать. Но голод, одиночество и страх, которые неизменно рождала жизнь на дорогах, постепенно убивали его. Он старался не думать о том, что может заболеть и умереть в одиночестве, или попадет под поезд, или замерзнет зимой на морозе. Ему хотелось, чтобы кто-нибудь сел рядом и убрал с его глаз слишком длинные волосы или потрогал его лоб, когда он чувствовал себя больным. Если бы он мог вернуть мать...
По щекам Джейка потекли горячие слезы, но он их не замечал. Они так же привычны, как трусость, которая заставляла его преследовать Бешеного Пса, но ничего не предпринимать. Он так устал, пытаясь быть сильным...
Опустив голову, он отвернулся от дома, пробудившего в нем слишком много воспоминаний. Где-то вдалеке завыла собака, но звук очень быстро растворился в ночном воздухе. В темноте он пробрался к амбару. Под ногами то и дело с хрустом ломались сучки, шуршали сухие листья. Но кроме негромкого ржания лошади на пастбище, все вокруг оставалось тихо и спокойно.
Проходя мимо яблони, он сорвал несколько яблок и засунул спелые красные плоды в свой мешок. Потом бегом пересек открытое место и скрылся в амбаре. Тяжелая дверь амбара закрылась с шумом. Где-то промычала корова. Пыльная, душная темнота окутала подростка. Двигаясь на ощупь, он нашел приставную лестницу, ведущую на сеновал. Поднявшись по шатким, скрипучим перекладинам, он бросился в мягкое душистое сено.
Улыбнувшись, он вдыхал знакомый аромат трав и ощущал себя в раю. Он ни разу не спал на такой мягкой постели за последние четыре месяца, что преследует Бешеного Пса. Он долго лежал неподвижно и чуть не заснул, но голод дал о себе знать. Пошарив в мешке, он достал яблоки. С жадностью съев три штуки, он опять лег и попытался уснуть.
Спазмы начались неожиданно. Он дополз до окошка амбара, открыл его и высунул голову. Его рвало до тех пор, пока уже нечем было рвать. Дрожа всем телом, он закрыл окно, заполз в угол и скорчился в комок. Слезы жгли ему глаза, смешиваясь с липким потом на лице, к которому пристали соломинки. Кислый запах рвоты повис в пыльном воздухе амбара. Господи, как же он устал...
Закрыв глаза, он начал молиться, чтобы ночь прошла без кошмаров. Ему надо хорошенько выспаться, потому что завтра все начнется сначала. Бешеный Пес покинет замечательную маленькую ферму и направится в какую-нибудь дыру на окраине города. А он пойдет за ним. Больше ему идти некуда.
Глава 4
Он заметил какое-то движение и медленно опустил руки. За окном в темноте прорисовывались контуры островерхого амбара. Рядом, словно часовой, стояло огромное дерево, ветви которого отражались на фоне звездного неба. Снова какое-то движение насторожило его. Он скорее его почувствовал, чем увидел.
Все кругом тихо. Не было даже легкого ветерка. Бешеный Пес расслабился и разжал кулаки. Слишком много провел он ночей на дороге, прислушиваясь к малейшим признакам опасности, поэтому и сейчас ему кажется угроза там, где нет ничего, кроме тишины и покоя.
Он поднял пустую тарелку и подошел к двери. Осторожно повернув дверную ручку, он открыл дверь. Из окна дома на него упал луч света, который согрел его.
Он увидел, что Мария стоит у раковины и смотрит в окно. Ее глаза оставались сухими, но у него возникло странное чувство, что она на грани слез. Погруженная в свои мысли, она даже не заметила, как он вошел в кухню.
Бешеный Пес проследил за взглядом Марии и нахмурился. За окном виднелись в сгустившемся мраке обширные поля и белый штакетник забора. Куда она смотрит? Он стал ее разглядывать. Она уже не казалась такой напряженной, как при разговоре с ним. Ее фигура немного обмякла. Из тугого пучка выбились завитки каштановых волос, прикрыв бледную кожу шеи. Она так крепко держала края раковины, что костяшки ее рук побелели.
Она напомнила ему женщину, которую он знал в юности. Этта Барнс. У нее на войне погиб муж, и она уже никогда не будет прежней. Бесцветная кожа и глаза, потерявшие свой блеск. А иногда, когда Бешеный Пес заставал ее врасплох, в ее глазах стояли слезы.
Но Мария Трокмортон – сдержанная и рассудительная старая дева. Какую она могла пережить потерю, если провела всю жизнь на своей ферме? Ему скорее показалось, что она печальна. Какие неприятности могли произойти в ее упорядоченной жизни? Наверное, по ошибке посадила петунии в цветнике для роз.
Он кашлянул. Она вздрогнула и обернулась:
– Мистер Стоун?
– Извините, – мягко произнес он. – Я не хотел вас напугать.
– Ничего. – Нервным движением руки она отвела с лица прядь волос. – Я просто размечталась. Не очень-то стоящее занятие, не так ли?
– Не знаю. Я мечтаю все время.
Выражение ее лица вдруг изменилось, и она снова стала чопорной. Бешеному Псу показалось, что температура на кухне упала на двадцать градусов.
– Я так и думала.
Они долго молча смотрели друг на друга. Бешеный Пес не знал, что ей сказать. Ее глаза снова смотрели строго, но он не забыл, какая в них светилась теплота, когда она призналась, что мечтает. Интересно, подумал он, что за женщина скрывается под бесформенной коричневой одеждой?
– Завтрак в пять двадцать, – наконец сказала она. – Не опаздывайте.
– В пять двадцать? Не в пять пятнадцать или в пять тридцать, а именно в пять двадцать. Звучит по-военному.
– Я так привыкла. Если вам не нравится... – она запнулась и посмотрела на него с надеждой, – вы знаете, где находится дверь.
– Я просто пытаюсь наладить дружеские отношения.
– Вряд ли мне нужен такой друг, как вы.
– Как знать! – Он посмотрел на нее пристально. – Может быть, я как раз тот, кто вам нужен.
– Идите спать, мистер Стоун. Завтра у вас длинный день.
Ее слова прозвучали холодно и твердо, но он почувствовал в ее голосе скрытую дрожь, которая его заинтриговала. Она будто изо всех сил старалась оставаться холодной и отчужденной, будто что-то скрывала.
– Доброй ночи, мисс Трокмортон. Увидимся завтра в пять девятнадцать.
– Доброй ночи, мистер Стоун. Я надеюсь, что вообще вас не увижу.
Джейк стоял у забора, вглядываясь в погруженные в темноту поля. Фермерский дом белел, словно верхушка небольшого холма. Из трубы вился дымок, наполняя ночной воздух едким запахом. Окна приветливо светились красновато-золотистым светом. В груди у Джейка защемило. Дом напомнил ему о другом доме, о другом времени, когда он еще не был ни голодным, ни одиноким, ни бесприютным, когда никто перед ним не захлопывал двери. Он закрыл глаза. Отзвуки мелодичного голоса преследовали его. Он почувствовал, что его глаза наполняются слезами. Она возненавидела бы его за то, кем он стал, за то, что он делает.
«Ты зря теряешь время, Джейкоб. Никого нельзя заставить любить себя...»
Если бы можно было объяснить, что не этого он хотел, не за этим пришел сюда, но он не мог лгать самому себе. Даже в длинные холодные ночи, когда приходилось ночевать, где попало, он совершенно точно знал, почему преследует Бешеного Пса. Но знал также, что то, чего он хотел, – всего лишь его фантазия, которой никогда не суждено сбыться. Кончится тем, что ему снова станет больно. От такой мысли у него начинало дрожать все внутри. Он уже много лет старался убедить себя, что ему все равно, что незачем верить в чудеса или счастливый конец, но все напрасно. Внутренний голос, постоянно бередивший его душу, убеждал его не сдаваться. Его мать и дедушка сотни раз пытались заставить его смириться с правдой, и сотни раз им ничего не удавалось. Втайне он не переставал мечтать об этом. А теперь его мечта начинала тускнеть. Ее притупили холодные ночи, до одури жаркие дни и постоянное одиночество.
Он снова посмотрел на дом. Его вид – такой теплый, приветливый и домашний – перевернул что-то в его душе. Он хотел снова жить в таком месте и чтобы кто-нибудь сказал, что ему здесь очень рады.
Он крепко сжал веки, пытаясь вести себя по-взрослому и не заплакать. Но голод, одиночество и страх, которые неизменно рождала жизнь на дорогах, постепенно убивали его. Он старался не думать о том, что может заболеть и умереть в одиночестве, или попадет под поезд, или замерзнет зимой на морозе. Ему хотелось, чтобы кто-нибудь сел рядом и убрал с его глаз слишком длинные волосы или потрогал его лоб, когда он чувствовал себя больным. Если бы он мог вернуть мать...
По щекам Джейка потекли горячие слезы, но он их не замечал. Они так же привычны, как трусость, которая заставляла его преследовать Бешеного Пса, но ничего не предпринимать. Он так устал, пытаясь быть сильным...
Опустив голову, он отвернулся от дома, пробудившего в нем слишком много воспоминаний. Где-то вдалеке завыла собака, но звук очень быстро растворился в ночном воздухе. В темноте он пробрался к амбару. Под ногами то и дело с хрустом ломались сучки, шуршали сухие листья. Но кроме негромкого ржания лошади на пастбище, все вокруг оставалось тихо и спокойно.
Проходя мимо яблони, он сорвал несколько яблок и засунул спелые красные плоды в свой мешок. Потом бегом пересек открытое место и скрылся в амбаре. Тяжелая дверь амбара закрылась с шумом. Где-то промычала корова. Пыльная, душная темнота окутала подростка. Двигаясь на ощупь, он нашел приставную лестницу, ведущую на сеновал. Поднявшись по шатким, скрипучим перекладинам, он бросился в мягкое душистое сено.
Улыбнувшись, он вдыхал знакомый аромат трав и ощущал себя в раю. Он ни разу не спал на такой мягкой постели за последние четыре месяца, что преследует Бешеного Пса. Он долго лежал неподвижно и чуть не заснул, но голод дал о себе знать. Пошарив в мешке, он достал яблоки. С жадностью съев три штуки, он опять лег и попытался уснуть.
Спазмы начались неожиданно. Он дополз до окошка амбара, открыл его и высунул голову. Его рвало до тех пор, пока уже нечем было рвать. Дрожа всем телом, он закрыл окно, заполз в угол и скорчился в комок. Слезы жгли ему глаза, смешиваясь с липким потом на лице, к которому пристали соломинки. Кислый запах рвоты повис в пыльном воздухе амбара. Господи, как же он устал...
Закрыв глаза, он начал молиться, чтобы ночь прошла без кошмаров. Ему надо хорошенько выспаться, потому что завтра все начнется сначала. Бешеный Пес покинет замечательную маленькую ферму и направится в какую-нибудь дыру на окраине города. А он пойдет за ним. Больше ему идти некуда.
Глава 4
Расе посмотрел на свою драгоценную коллекцию окаменелостей, выстроенных по ранжиру на полке над письменным столом, и вздохнул. Мария снова наводила здесь порядок.
Покачав головой, он подошел к окну, отодвинул кружевную занавеску и выглянул в сад. Земля – его земля – выглядела так, как обычно выглядела в первые короткие вечера осени. Небо, похожее на бесконечное синее озеро, усыпали, словно бриллианты, мириады звезд. Серый холмик могилы Греты прятался в тени травы. В наступающей темноте виднелся расплывчатый белый квадрат садового домика. Глядя на него, Расе подумал о человеке, который там поселился. Хотя он ни за что не признался бы в этом Марии, его одолевало беспокойство. Или сомнение?
Он не знал точно, о чем он думал, когда прилепил объявление к стене «Мамочкиной столовой», но знал, чего он ждет. Мужа для Марии. Кого-нибудь, кто бы о ней позаботился, когда его не станет.
И вот кого он получил – безответственного бродягу с готовой ухмылкой на лице и беспокойными ногами, человека, который все время шел, но никуда так и не пришел. Сначала он намеревался сказать Бешеному Псу, что ему уже не нужен работник. Он даже открыл рот, но потом заглянул в глаза Бешеного Пса. По-настоящему посмотрел – так, как его учила Грета. И в них, несмотря на нахальную усмешку и беспечную манеру поведения, он увидел то же самое тихое одиночество, которое его так беспокоило в глазах его дочери, а в последнее время – в своих собственных.
Непонятно, каким образом, но они трое очень похожи. Такая поразительная мысль пришла ему в голову совершенно неожиданно. И вдруг легкий ветерок ласково подул ему в лицо, и Расе мог бы поклясться, что он принес с собой аромат лаванды, которую так любила его покойная жена. И тогда, уже ни о чем, не раздумывая, он пригласил Бешеного Пса в свой дом.
Но теперь он уже сомневался, что поступил правильно. Он прислонился лбом к холодному стеклу. – Что мне делать, Грета? Мне же надо о ней позаботиться...
Какую-то долю секунды он и на самом деле ждал ответа. Но ответа, конечно, не последовало. В комнате не слышалось ни звука, кроме его собственного хриплого дыхания. Он совсем один. Он почти каждый день остро ощущал свое одиночество все восемь месяцев, прошедших после смерти Греты. Не осталось никого, кто бы оспаривал его идеи, кто бы дал ему совет, в котором он так отчаянно нуждался.
Он задернул занавеску и отошел от окна. В доме стояла гнетущая тишина. Он стал забывать отголоски смеха, некогда звучавшего в стенах дома. Без Греты из домашнего очага дом превратился в пристанище. Он знал лишь одно: он отчаянно скучал по тому, прежнему, дому, когда в нем царили тепло, уют и оживление. Без направляющей руки Греты они с Марией стали чужими людьми, слушали, но не слышали друг друга, разговаривали, но не общались.
Почему-то все, что он говорил своей дочери, считалось для нее неправильным. А может быть, ее реакция заставляла его так думать. Он видел, как она напрягалась, как прищуривалась, слышал пронзительные нотки в ее голосе и сразу понимал, что сказал что-то не то или не так, но не знал, как поправить сказанное. Она иногда... так от него отчуждалась. И так легко обижалась.
Ах, Мария, думал он, чувствуя, как его охватывает знакомая жалость. Сейчас они вместе, но наступит день, и она останется одна в доме, где ей даже поговорить будет не с кем. Он старик, а старики умирают. И что она тогда будет делать? Наверное, именно этот вопрос подтолкнул его приклеить объявление к стене столовой. Он не мог оставить ее одну, одинокой и отрезанной от всего мира. Он слишком долго позволял ей прятаться здесь с ним. Когда много лет назад она вернулась, униженная и эмоционально разбитая, ему следовало запретить ей возвращаться, дать ей возможность выздоравливать в реальном мире, а не в родном доме в полной безопасности. Со своей мягкотелостью и всепрощением, они с Гретой добились того, что Мария так и не оправилась.
Вначале, когда родители снова увидели улыбку на ее лице, у них появилась надежда, что она постепенно станет прежней. И хотя она выглядела довольной своей жизнью, но очень неохотно покидала ферму. Ее нежелание куда-либо уходить из дома стало даже своего рода семейной шуткой: «Мария не умеет открывать ворота», «Мария не хочет идти в город». Расе и Грета смеялись – сначала громко, потом все тише, а потом и вовсе перестали.
Они с Гретой ошибались, так ведя себя с ней. Теперь-то он понял. Им не следовало оставлять ее, перепуганную насмерть, за белым забором. Надо было вытолкнуть ее в мир. Они разрешили ей поступить по-своему, потому что она пострадала и много потеряла. Больше такого не будет, молча поклялся он. Сейчас ставки слишком высоки. Независимо от того, как твердо или неприступно ему придется себя держать, он заставит Марию доверять людям. Она слишком долго переживала свою потерю. Настало время измениться. Ей необходимо столкнуться лицом к лицу со страхом, который держал ее взаперти столько лет.
Возможно, Бешеный Пес и не слишком хороший выбор. Но он здесь, и он нарушил тщательно выстроенный ею порядок жизни. Ей не удастся, не замечать его. Может, он заставит ее улыбаться, а может – плакать или даже испугаться. Рассу все равно. Только бы он расшевелил ее и заставил снова хоть что-то чувствовать. На сей раз у нее не будет отца, который все время настороже, что бы с ней ни случилось. Что бы ни происходило, что бы ни говорил ей Бешеный Пес, как бы она ни расстроилась, Расе не станет вмешиваться и вставать на ее защиту. Пусть сама справляется.
Будильник зазвонил ровно в пять часов. Мария уже не спала. Она сидела в постели, глядя в темноту слипающимися глазами. Машинально она отключила будильник.
День второй с Бешеным Псом Стоуном.
Она раздраженно вздохнула. Сунув ноги в домашние тапочки, она прошаркала к комоду и, плеснув воды в фаянсовый таз, быстро умылась и почистила зубы. Потом собрала в кулак непослушные вьющиеся волосы и свернула их в тугой строгий пучок. Только самым мелким завиткам удалось увернуться от ее безжалостной опытной руки.
Вчера она совершила ошибку, которую не намерена повторять. Она позволила показать Бешеному Псу слабость своего характера. Больше такого не должно повториться. Как она могла позволить ему напугать себя? Она уже повзрослела, с тех пор как испытывала любовь к Стивену. Больше никому не удастся причинить ей боль, тем более человеку, похожему на Стивена, – лгуну и неудачнику. Страсть больше не манила ее своим соблазняющим голосом. Мария и так довольна своей жизнью здесь, на ферме, где она была в безопасности. Какому-то ленивому бродяге с беспечной улыбкой не запугать ее. Она его не боится, твердо внушила она себе. Просто ее раздражает его присутствие. Здесь ему не место, пусть убирается. Все должно оставаться как прежде. Тихо. Надежно. Упорядоченно.
Трюк с грецкими орехами не сработал. Она придумает что-нибудь еще. Она будет давать ему задания одно противнее другого, пока он не завоет и не бросится вон отсюда. Она уже придумала, что поручит ему сделать сегодня.
Улыбаясь, она подошла к шкафу, открыла дверцы с зеркалами и сунула руку в его глубину. Ей все равно, какое платье надеть. С того дня, когда она вернулась домой, она не носила ничего, кроме коричневого – цвета, который помогал ей чувствовать себя незаметной. Никто не обращает внимания на женщину в коричневом.
Мария надела платье из грубой шерсти кофейного цвета и застиранный передник. Завязав на шее ленты коричневой, в белую полоску, шляпки, она вышла из спальни. Постучав в дверь отца, она стала спускаться вниз по лестнице.
Через несколько минут в печке на кухне уже горел огонь, а на плите варился кофе. Достав тяжелую чугунную сковородку, она поставила ее на конфорку. Пока сковородка грелась, она вынула из металлического буфета остатки маисового хлеба и сваренные вкрутую яйца, добавила пикули и кружку сидра. Завернув все в чистую тряпку, положила сверток в плетеную корзинку и вышла из дома.
На крыльце она чуть не столкнулась с Бешеным Псом.
Сначала она увидела голую волосатую грудь и хотела отвести глаза, но ее взгляд непроизвольно скользнул вниз и остановился на веревке, которой он подпоясывал свои мешковатые подштанники. Краска залила ей щеки.
– Мисс Трокмортон, – приветствовал он ее, почесывая свою голую грудь, – какой приятный сюрприз!
Мария вздернула подбородок. «Только бы не смотреть на его грудь», – подумала она, встретившись с приветливым взглядом его серых глаз. Он улыбнулся, и вокруг глаз собрались морщинки, а усы приподнялись. Она набрала в легкие воздух и напряглась, сунув ему в руки корзинку:
– Вот. Ваш завтрак.
– Спасибо. – Он сказал просто «спасибо», но в холодном воздухе раннего осеннего утра его голос прозвучал удивительно тепло.
Марию пробила дрожь.
– Замерзли?
От его наблюдательности ей стало не по себе, и она вдруг почувствовала себя уязвимой.
– Нет, – отрезала она, – не замерзла. И вообще не ваше дело. – Она скрестила руки на груди и вперила в него суровый взгляд. – Оденьтесь и ждите меня здесь через час. Работа на ферме начинается рано.
– Если бы я ненавидел только рано вставать! – рассмеялся он. – Полагаю, вы придумали для меня какую-нибудь особо заманчивую работу на сегодняшнее утро.
– Разумеется, – ответила она, сумев не выдать своего удовлетворения.
Нахальная улыбка исчезла с его лица.
– Какую же?
– Надо почистить свинарник.
***
К четырем часам Бешеный Пес понял, что его обманывали. Всю жизнь ему говорили, что свиньи – умные животные. Но, провозившись в течение шести часов в свином дерьме, он понял, что подобное мнение – чистейшей воды выдумка. Свиньи оказались самыми тупыми и грязными животными на земле.
Он воткнул лопату в большую кучу навоза и оперся на черенок. Хозяйка снова пытается его убить непосильной работой. Он на мгновение закрыл глаза и почувствовал на своем лице некогда приятное, а теперь обжигающее тепло солнца. Надвинув на глаза шляпу, он вдруг подумал о том, может ли человек спать стоя.
Кабан ударился боком об его ноги, и Бешеный Пес, не устояв, шлепнулся лицом прямо в кучу навоза. Когда он поднял голову, то увидел на уровне своих глаз аккуратно зашнурованные парусиновые ботинки.
– Подать вам руку, мистер Стоун?
Стиснув зубы, Бешеный Пес пытался выбраться из зловонной кучи. Сквозь грязную завесу он увидел мисс Трокмортон, маячившую над ним, словно коричневый стервятник. Она стояла за низким забором, уперев в бока руки. Полосатая шляпка бросала тень на ее лицо, но ничто не могло скрыть ее торжествующей улыбки. Она сияла, словно солнце. А глаза сверкали холодным блеском.
Она опять злорадствует.
Он не дал ей опомниться. Бросившись вперед, он схватил ее за руку своей грязной, липкой от навоза рукой и, подтянувшись, встал.
– Спасибо, мисс Трокмортон, – поблагодарил он, встав прямо перед ней, – что протянули мне руку помощи.
Она посмотрела на свою грязную руку и испачканную юбку, и ее лицо исказила гримаса ужаса. В следующее мгновение в ее взгляде на Бешеного Пса читалось уже не торжество – бешенство.
– Мне следовало бы знать...
Он усмехнулся и сдвинул испачканную шляпу на затылок.
– Да уж конечно.
– Вы закончили?
Он кивнул и обвел рукой свинарник:
– Корыта вычищены, вода для питья налита, подстилки свежие, навоз собран в кучи, а ваши чертовы свиньи такие же розовые, как ягодицы младенцев.
– Хорошо.
– А лучше всего то, что я все еще здесь. – Он похлопал ладонями, разбрызгивая грязь.
Она не успела вовремя отскочить, и брызги попали ей на платье.
– Извините. – Он широко улыбнулся. – Вам не следовало подходить так близко к свиньям.
– Я не думала, что их будет на одну больше.
– Похоже, у меня появилась привычка доказывать, что вы ошибаетесь.
Она ничего не ответила. Просто зло на него смотрела. Он хотел стереть грязь со штанов, но лишь размазал ее.
– Боже, от меня воняет... – улыбаясь, он поднял на нее взгляд, – дерьмом.
– Не переживайте. Не так уж и воняет по сравнению с тем, что было раньше. Ужин будет готов через полчаса. Приходите вовремя, чтобы забрать его.
Она ушла, прежде чем он успел ответить. Бешеный Пес смотрел ей вслед. Она шла прямо, будто палку проглотила, руки со сжатыми кулаками прижаты к бокам. Он не видел ее лица, но уверен, что она очень раздражена. Ее полные губы наверняка превратились в узенькую бледную линию от негодования.
Может, она и выглядела как большая суровая птица, но ее бедра под застиранной юбкой покачивались весьма соблазнительно.
Сбросив шляпу, он подошел к колонке и стал мыться под неприятно холодной струей. Жаль, что он потерял свою бритву в Абилине. Неплохо бы побриться.
Он выжал мокрую рубашку и огляделся. Он все еще не мог понять, что его держит здесь, на ферме. Вкалывать как обычный работник и терпеть выходки мисс Застегнутой-на-все-пуговицы против его природы.
Он уже давно мог бы продолжать путь в Сонору.
Но что его ждет в Соноре? А тут он развлекается, доставая чопорную хозяйку. Давно ничего не доставляло ему такого удовольствия, как испытывать ее выдержку, тем более что она – удивительно достойный противник с хваткой настоящего бульдога.
Поднявшись на крыльцо, он остановился перед дверью. Не успел он постучаться, как дверь распахнулась.
На пороге стоял улыбающийся Расе.
– А вот и ты, сынок. А я уже собрался идти за тобой. – Бешеный Пес покрепче выжал рубашку и надел ее.
Мокрая ткань прилипла к телу.
– Не беспокойтесь, профессор. Я пришел, чтобы забрать свой ужин.
Расе переступил порог.
– Забрать? Зачем, сынок? Зайди и поужинай с нами. Я уверен, Мария тебя пригласила...
Бешеный Пес усмехнулся. Он практически слышал, как Мария заскрежетала зубами.
– Нет. Она, наверное, забыла.
– Ну, так входи.
Бешеный Пес вошел вслед за профессором в теплый дом. Он оказался в холле, обитом темным деревом, с резной скамьей у стены. Из холла вели две двери, из которых направо виднелась гостиная – уютная комната, окрашенная в цвет летней розы, обставленная мебелью красного дерева и увешанная множеством семейных фотографий.
Расе повернул налево, в кухню, представляющую собой большую квадратную комнату, обклеенную обоями в блекло-желтую и розовую полоску, со сверкающим полом и овальным обеденным столом. Левую сторону кухни занимали огромная печь с шестью конфорками и отдельно стоящая раковина. Над раковиной располагалось небольшое окно с выцветшими желтыми занавесками, выходившее на крыльцо и ферму. В полированном буфете сохраняли идеальный порядок расставленные бледно-желтые тарелки, чашки, кувшины и миски.
Мария увидела Бешеного Пса и слегка нахмурилась.
Он приложил руку к шляпе:
– Добрый вечер. – Она не пошевелилась.
– Ты забыла пригласить его к ужину, – улыбнулся Расе дочери. – А я вспомнил.
Она сделала попытку улыбнуться:
– Я рада. – Ну...
Взгляд Расса метался от Марии к Бешеному Псу и обратно. Неловкое молчание затянулось.
– Садитесь, – наконец вымолвила Мария и отвернулась к плите.
Расе и Бешеный Пес сели за стол. Мария раздала всем ужин и села напротив Бешеного Пса.
Он смотрел на еду в своей тарелке, почему-то чувствуя себя неловко под взглядом Марии: она, несомненно, ждала, что он начнет есть как животное. Действительно, он не имел никакого представления о том, как надо вести себя за столом.
У него никого не было, даже матери, которая научила бы его правилам этикета. Он обычно хватал какую-нибудь булку с проезжавшей мимо телеги и жевал ее на ходу. Он даже не помнил, когда в последний раз сидел и ел за столом.
Не поднимая глаз, чтобы не встретиться взглядом ни с Марией, ни с Рассом, он неуверенно взял в руки вилку, украдкой все же бросив взгляд на соседей по столу. Мария насаживала на вилку кусок картошки, а Расе сгребал ложкой в одну кучу все, что лежало у него на тарелке.
Бешеный Пес облегченно вздохнул. За ним никто не наблюдает, никому нет никакого дела до его манер. Неловкость прошла. Он взял нож и начал резать ветчину.
– Скажи, сынок, – спросил Расе с полным ртом, – откуда ты родом?
Бешеный Пес проглотил порядочный кусок картошки, прежде чем ответить:
– Из Чикаго.
– У тебя там семья?
– Не-а.
– Никакой родни?
Бешеный Пес улыбнулся. Что-то на мгновение шевельнулось у него в груди. Какое-то воспоминание.
– Моя мама умерла, когда я был ребенком.
– Мне очень жаль. А твой отец?
– Однажды он вышел, чтобы купить банку табака, и больше не вернулся. До меня дошел слух, что он умер.
Он увидел, что Мария смотрит на него, но она тут же отвела взгляд.
– Мне... очень жаль.
– Не стоит жалеть мерзкого пропойцу, который не мог удержаться ни на одной приличной работе.
Мария и Бешеный Пес снова встретились взглядами, но оба промолчали. У него появилось какое-то чувство общности с ней, словно она понимала, что значит, когда тебя бросают. Странно, подумал он. Какой-то абсурд!
Остаток трапезы прошел в приятном молчании. Когда все кончили есть, Мария встала и собрала грязную посуду. Поставив ее сбоку от раковины, она открыла кран. Вода с шумом полилась в металлическое ведро, стоявшее в раковине.
– Мистер Стоун, – бросила Мария через плечо, – завтра день стирки. Можете оставить свои вещи на крыльце.
Покачав головой, он подошел к окну, отодвинул кружевную занавеску и выглянул в сад. Земля – его земля – выглядела так, как обычно выглядела в первые короткие вечера осени. Небо, похожее на бесконечное синее озеро, усыпали, словно бриллианты, мириады звезд. Серый холмик могилы Греты прятался в тени травы. В наступающей темноте виднелся расплывчатый белый квадрат садового домика. Глядя на него, Расе подумал о человеке, который там поселился. Хотя он ни за что не признался бы в этом Марии, его одолевало беспокойство. Или сомнение?
Он не знал точно, о чем он думал, когда прилепил объявление к стене «Мамочкиной столовой», но знал, чего он ждет. Мужа для Марии. Кого-нибудь, кто бы о ней позаботился, когда его не станет.
И вот кого он получил – безответственного бродягу с готовой ухмылкой на лице и беспокойными ногами, человека, который все время шел, но никуда так и не пришел. Сначала он намеревался сказать Бешеному Псу, что ему уже не нужен работник. Он даже открыл рот, но потом заглянул в глаза Бешеного Пса. По-настоящему посмотрел – так, как его учила Грета. И в них, несмотря на нахальную усмешку и беспечную манеру поведения, он увидел то же самое тихое одиночество, которое его так беспокоило в глазах его дочери, а в последнее время – в своих собственных.
Непонятно, каким образом, но они трое очень похожи. Такая поразительная мысль пришла ему в голову совершенно неожиданно. И вдруг легкий ветерок ласково подул ему в лицо, и Расе мог бы поклясться, что он принес с собой аромат лаванды, которую так любила его покойная жена. И тогда, уже ни о чем, не раздумывая, он пригласил Бешеного Пса в свой дом.
Но теперь он уже сомневался, что поступил правильно. Он прислонился лбом к холодному стеклу. – Что мне делать, Грета? Мне же надо о ней позаботиться...
Какую-то долю секунды он и на самом деле ждал ответа. Но ответа, конечно, не последовало. В комнате не слышалось ни звука, кроме его собственного хриплого дыхания. Он совсем один. Он почти каждый день остро ощущал свое одиночество все восемь месяцев, прошедших после смерти Греты. Не осталось никого, кто бы оспаривал его идеи, кто бы дал ему совет, в котором он так отчаянно нуждался.
Он задернул занавеску и отошел от окна. В доме стояла гнетущая тишина. Он стал забывать отголоски смеха, некогда звучавшего в стенах дома. Без Греты из домашнего очага дом превратился в пристанище. Он знал лишь одно: он отчаянно скучал по тому, прежнему, дому, когда в нем царили тепло, уют и оживление. Без направляющей руки Греты они с Марией стали чужими людьми, слушали, но не слышали друг друга, разговаривали, но не общались.
Почему-то все, что он говорил своей дочери, считалось для нее неправильным. А может быть, ее реакция заставляла его так думать. Он видел, как она напрягалась, как прищуривалась, слышал пронзительные нотки в ее голосе и сразу понимал, что сказал что-то не то или не так, но не знал, как поправить сказанное. Она иногда... так от него отчуждалась. И так легко обижалась.
Ах, Мария, думал он, чувствуя, как его охватывает знакомая жалость. Сейчас они вместе, но наступит день, и она останется одна в доме, где ей даже поговорить будет не с кем. Он старик, а старики умирают. И что она тогда будет делать? Наверное, именно этот вопрос подтолкнул его приклеить объявление к стене столовой. Он не мог оставить ее одну, одинокой и отрезанной от всего мира. Он слишком долго позволял ей прятаться здесь с ним. Когда много лет назад она вернулась, униженная и эмоционально разбитая, ему следовало запретить ей возвращаться, дать ей возможность выздоравливать в реальном мире, а не в родном доме в полной безопасности. Со своей мягкотелостью и всепрощением, они с Гретой добились того, что Мария так и не оправилась.
Вначале, когда родители снова увидели улыбку на ее лице, у них появилась надежда, что она постепенно станет прежней. И хотя она выглядела довольной своей жизнью, но очень неохотно покидала ферму. Ее нежелание куда-либо уходить из дома стало даже своего рода семейной шуткой: «Мария не умеет открывать ворота», «Мария не хочет идти в город». Расе и Грета смеялись – сначала громко, потом все тише, а потом и вовсе перестали.
Они с Гретой ошибались, так ведя себя с ней. Теперь-то он понял. Им не следовало оставлять ее, перепуганную насмерть, за белым забором. Надо было вытолкнуть ее в мир. Они разрешили ей поступить по-своему, потому что она пострадала и много потеряла. Больше такого не будет, молча поклялся он. Сейчас ставки слишком высоки. Независимо от того, как твердо или неприступно ему придется себя держать, он заставит Марию доверять людям. Она слишком долго переживала свою потерю. Настало время измениться. Ей необходимо столкнуться лицом к лицу со страхом, который держал ее взаперти столько лет.
Возможно, Бешеный Пес и не слишком хороший выбор. Но он здесь, и он нарушил тщательно выстроенный ею порядок жизни. Ей не удастся, не замечать его. Может, он заставит ее улыбаться, а может – плакать или даже испугаться. Рассу все равно. Только бы он расшевелил ее и заставил снова хоть что-то чувствовать. На сей раз у нее не будет отца, который все время настороже, что бы с ней ни случилось. Что бы ни происходило, что бы ни говорил ей Бешеный Пес, как бы она ни расстроилась, Расе не станет вмешиваться и вставать на ее защиту. Пусть сама справляется.
Будильник зазвонил ровно в пять часов. Мария уже не спала. Она сидела в постели, глядя в темноту слипающимися глазами. Машинально она отключила будильник.
День второй с Бешеным Псом Стоуном.
Она раздраженно вздохнула. Сунув ноги в домашние тапочки, она прошаркала к комоду и, плеснув воды в фаянсовый таз, быстро умылась и почистила зубы. Потом собрала в кулак непослушные вьющиеся волосы и свернула их в тугой строгий пучок. Только самым мелким завиткам удалось увернуться от ее безжалостной опытной руки.
Вчера она совершила ошибку, которую не намерена повторять. Она позволила показать Бешеному Псу слабость своего характера. Больше такого не должно повториться. Как она могла позволить ему напугать себя? Она уже повзрослела, с тех пор как испытывала любовь к Стивену. Больше никому не удастся причинить ей боль, тем более человеку, похожему на Стивена, – лгуну и неудачнику. Страсть больше не манила ее своим соблазняющим голосом. Мария и так довольна своей жизнью здесь, на ферме, где она была в безопасности. Какому-то ленивому бродяге с беспечной улыбкой не запугать ее. Она его не боится, твердо внушила она себе. Просто ее раздражает его присутствие. Здесь ему не место, пусть убирается. Все должно оставаться как прежде. Тихо. Надежно. Упорядоченно.
Трюк с грецкими орехами не сработал. Она придумает что-нибудь еще. Она будет давать ему задания одно противнее другого, пока он не завоет и не бросится вон отсюда. Она уже придумала, что поручит ему сделать сегодня.
Улыбаясь, она подошла к шкафу, открыла дверцы с зеркалами и сунула руку в его глубину. Ей все равно, какое платье надеть. С того дня, когда она вернулась домой, она не носила ничего, кроме коричневого – цвета, который помогал ей чувствовать себя незаметной. Никто не обращает внимания на женщину в коричневом.
Мария надела платье из грубой шерсти кофейного цвета и застиранный передник. Завязав на шее ленты коричневой, в белую полоску, шляпки, она вышла из спальни. Постучав в дверь отца, она стала спускаться вниз по лестнице.
Через несколько минут в печке на кухне уже горел огонь, а на плите варился кофе. Достав тяжелую чугунную сковородку, она поставила ее на конфорку. Пока сковородка грелась, она вынула из металлического буфета остатки маисового хлеба и сваренные вкрутую яйца, добавила пикули и кружку сидра. Завернув все в чистую тряпку, положила сверток в плетеную корзинку и вышла из дома.
На крыльце она чуть не столкнулась с Бешеным Псом.
Сначала она увидела голую волосатую грудь и хотела отвести глаза, но ее взгляд непроизвольно скользнул вниз и остановился на веревке, которой он подпоясывал свои мешковатые подштанники. Краска залила ей щеки.
– Мисс Трокмортон, – приветствовал он ее, почесывая свою голую грудь, – какой приятный сюрприз!
Мария вздернула подбородок. «Только бы не смотреть на его грудь», – подумала она, встретившись с приветливым взглядом его серых глаз. Он улыбнулся, и вокруг глаз собрались морщинки, а усы приподнялись. Она набрала в легкие воздух и напряглась, сунув ему в руки корзинку:
– Вот. Ваш завтрак.
– Спасибо. – Он сказал просто «спасибо», но в холодном воздухе раннего осеннего утра его голос прозвучал удивительно тепло.
Марию пробила дрожь.
– Замерзли?
От его наблюдательности ей стало не по себе, и она вдруг почувствовала себя уязвимой.
– Нет, – отрезала она, – не замерзла. И вообще не ваше дело. – Она скрестила руки на груди и вперила в него суровый взгляд. – Оденьтесь и ждите меня здесь через час. Работа на ферме начинается рано.
– Если бы я ненавидел только рано вставать! – рассмеялся он. – Полагаю, вы придумали для меня какую-нибудь особо заманчивую работу на сегодняшнее утро.
– Разумеется, – ответила она, сумев не выдать своего удовлетворения.
Нахальная улыбка исчезла с его лица.
– Какую же?
– Надо почистить свинарник.
***
К четырем часам Бешеный Пес понял, что его обманывали. Всю жизнь ему говорили, что свиньи – умные животные. Но, провозившись в течение шести часов в свином дерьме, он понял, что подобное мнение – чистейшей воды выдумка. Свиньи оказались самыми тупыми и грязными животными на земле.
Он воткнул лопату в большую кучу навоза и оперся на черенок. Хозяйка снова пытается его убить непосильной работой. Он на мгновение закрыл глаза и почувствовал на своем лице некогда приятное, а теперь обжигающее тепло солнца. Надвинув на глаза шляпу, он вдруг подумал о том, может ли человек спать стоя.
Кабан ударился боком об его ноги, и Бешеный Пес, не устояв, шлепнулся лицом прямо в кучу навоза. Когда он поднял голову, то увидел на уровне своих глаз аккуратно зашнурованные парусиновые ботинки.
– Подать вам руку, мистер Стоун?
Стиснув зубы, Бешеный Пес пытался выбраться из зловонной кучи. Сквозь грязную завесу он увидел мисс Трокмортон, маячившую над ним, словно коричневый стервятник. Она стояла за низким забором, уперев в бока руки. Полосатая шляпка бросала тень на ее лицо, но ничто не могло скрыть ее торжествующей улыбки. Она сияла, словно солнце. А глаза сверкали холодным блеском.
Она опять злорадствует.
Он не дал ей опомниться. Бросившись вперед, он схватил ее за руку своей грязной, липкой от навоза рукой и, подтянувшись, встал.
– Спасибо, мисс Трокмортон, – поблагодарил он, встав прямо перед ней, – что протянули мне руку помощи.
Она посмотрела на свою грязную руку и испачканную юбку, и ее лицо исказила гримаса ужаса. В следующее мгновение в ее взгляде на Бешеного Пса читалось уже не торжество – бешенство.
– Мне следовало бы знать...
Он усмехнулся и сдвинул испачканную шляпу на затылок.
– Да уж конечно.
– Вы закончили?
Он кивнул и обвел рукой свинарник:
– Корыта вычищены, вода для питья налита, подстилки свежие, навоз собран в кучи, а ваши чертовы свиньи такие же розовые, как ягодицы младенцев.
– Хорошо.
– А лучше всего то, что я все еще здесь. – Он похлопал ладонями, разбрызгивая грязь.
Она не успела вовремя отскочить, и брызги попали ей на платье.
– Извините. – Он широко улыбнулся. – Вам не следовало подходить так близко к свиньям.
– Я не думала, что их будет на одну больше.
– Похоже, у меня появилась привычка доказывать, что вы ошибаетесь.
Она ничего не ответила. Просто зло на него смотрела. Он хотел стереть грязь со штанов, но лишь размазал ее.
– Боже, от меня воняет... – улыбаясь, он поднял на нее взгляд, – дерьмом.
– Не переживайте. Не так уж и воняет по сравнению с тем, что было раньше. Ужин будет готов через полчаса. Приходите вовремя, чтобы забрать его.
Она ушла, прежде чем он успел ответить. Бешеный Пес смотрел ей вслед. Она шла прямо, будто палку проглотила, руки со сжатыми кулаками прижаты к бокам. Он не видел ее лица, но уверен, что она очень раздражена. Ее полные губы наверняка превратились в узенькую бледную линию от негодования.
Может, она и выглядела как большая суровая птица, но ее бедра под застиранной юбкой покачивались весьма соблазнительно.
Сбросив шляпу, он подошел к колонке и стал мыться под неприятно холодной струей. Жаль, что он потерял свою бритву в Абилине. Неплохо бы побриться.
Он выжал мокрую рубашку и огляделся. Он все еще не мог понять, что его держит здесь, на ферме. Вкалывать как обычный работник и терпеть выходки мисс Застегнутой-на-все-пуговицы против его природы.
Он уже давно мог бы продолжать путь в Сонору.
Но что его ждет в Соноре? А тут он развлекается, доставая чопорную хозяйку. Давно ничего не доставляло ему такого удовольствия, как испытывать ее выдержку, тем более что она – удивительно достойный противник с хваткой настоящего бульдога.
Поднявшись на крыльцо, он остановился перед дверью. Не успел он постучаться, как дверь распахнулась.
На пороге стоял улыбающийся Расе.
– А вот и ты, сынок. А я уже собрался идти за тобой. – Бешеный Пес покрепче выжал рубашку и надел ее.
Мокрая ткань прилипла к телу.
– Не беспокойтесь, профессор. Я пришел, чтобы забрать свой ужин.
Расе переступил порог.
– Забрать? Зачем, сынок? Зайди и поужинай с нами. Я уверен, Мария тебя пригласила...
Бешеный Пес усмехнулся. Он практически слышал, как Мария заскрежетала зубами.
– Нет. Она, наверное, забыла.
– Ну, так входи.
Бешеный Пес вошел вслед за профессором в теплый дом. Он оказался в холле, обитом темным деревом, с резной скамьей у стены. Из холла вели две двери, из которых направо виднелась гостиная – уютная комната, окрашенная в цвет летней розы, обставленная мебелью красного дерева и увешанная множеством семейных фотографий.
Расе повернул налево, в кухню, представляющую собой большую квадратную комнату, обклеенную обоями в блекло-желтую и розовую полоску, со сверкающим полом и овальным обеденным столом. Левую сторону кухни занимали огромная печь с шестью конфорками и отдельно стоящая раковина. Над раковиной располагалось небольшое окно с выцветшими желтыми занавесками, выходившее на крыльцо и ферму. В полированном буфете сохраняли идеальный порядок расставленные бледно-желтые тарелки, чашки, кувшины и миски.
Мария увидела Бешеного Пса и слегка нахмурилась.
Он приложил руку к шляпе:
– Добрый вечер. – Она не пошевелилась.
– Ты забыла пригласить его к ужину, – улыбнулся Расе дочери. – А я вспомнил.
Она сделала попытку улыбнуться:
– Я рада. – Ну...
Взгляд Расса метался от Марии к Бешеному Псу и обратно. Неловкое молчание затянулось.
– Садитесь, – наконец вымолвила Мария и отвернулась к плите.
Расе и Бешеный Пес сели за стол. Мария раздала всем ужин и села напротив Бешеного Пса.
Он смотрел на еду в своей тарелке, почему-то чувствуя себя неловко под взглядом Марии: она, несомненно, ждала, что он начнет есть как животное. Действительно, он не имел никакого представления о том, как надо вести себя за столом.
У него никого не было, даже матери, которая научила бы его правилам этикета. Он обычно хватал какую-нибудь булку с проезжавшей мимо телеги и жевал ее на ходу. Он даже не помнил, когда в последний раз сидел и ел за столом.
Не поднимая глаз, чтобы не встретиться взглядом ни с Марией, ни с Рассом, он неуверенно взял в руки вилку, украдкой все же бросив взгляд на соседей по столу. Мария насаживала на вилку кусок картошки, а Расе сгребал ложкой в одну кучу все, что лежало у него на тарелке.
Бешеный Пес облегченно вздохнул. За ним никто не наблюдает, никому нет никакого дела до его манер. Неловкость прошла. Он взял нож и начал резать ветчину.
– Скажи, сынок, – спросил Расе с полным ртом, – откуда ты родом?
Бешеный Пес проглотил порядочный кусок картошки, прежде чем ответить:
– Из Чикаго.
– У тебя там семья?
– Не-а.
– Никакой родни?
Бешеный Пес улыбнулся. Что-то на мгновение шевельнулось у него в груди. Какое-то воспоминание.
– Моя мама умерла, когда я был ребенком.
– Мне очень жаль. А твой отец?
– Однажды он вышел, чтобы купить банку табака, и больше не вернулся. До меня дошел слух, что он умер.
Он увидел, что Мария смотрит на него, но она тут же отвела взгляд.
– Мне... очень жаль.
– Не стоит жалеть мерзкого пропойцу, который не мог удержаться ни на одной приличной работе.
Мария и Бешеный Пес снова встретились взглядами, но оба промолчали. У него появилось какое-то чувство общности с ней, словно она понимала, что значит, когда тебя бросают. Странно, подумал он. Какой-то абсурд!
Остаток трапезы прошел в приятном молчании. Когда все кончили есть, Мария встала и собрала грязную посуду. Поставив ее сбоку от раковины, она открыла кран. Вода с шумом полилась в металлическое ведро, стоявшее в раковине.
– Мистер Стоун, – бросила Мария через плечо, – завтра день стирки. Можете оставить свои вещи на крыльце.