– Я требую, чтобы вы вывезли его из Тосканы, прежде чем начнете его обрабатывать…
   – Поверьте, он скоро вообще исчезнет с лица земли, причем ногами вперед, – сказал Карло, улыбаясь собственной шутке. Между растянувшимися губами опять показался кабаний зуб.

ГЛАВА 35

   Утро пятницы. Маленькая комната в мансарде Палаццо Каппони. Три беленые стены совершенно голые. На четвертой висит огромное полотно тринадцатого века – «Мадонна» школы Чимабуэ, слишком большое для такой маленькой комнаты. Голова мадонны чуть наклонена вниз, как у любопытной птички, и ее миндалевидные глаза смотрят на небольшую фигуру человека, спящего под картиной.
   Доктор Ганнибал Лектер, ветеран пребывания на тюремных нарах и на койках в психушках, тихо лежит на узкой постели, сложив руки на груди.
   Глаза его открываются, и он просыпается внезапно и сразу полностью, снившийся ему сон о его сестре Мике, давно уже мертвой, съеденной и переваренной, плавно переходит в его настоящее: опасность была там, опасность остается здесь.
   Понимание того, что он в опасности, точно так же, как убийство цыгана-карманника, отнюдь не помешало ему прекрасно выспаться.
   Вот он одет для работы, стройный, безукоризненный в своем темном шелковом костюме, выключает сенсоры движения, установленные на верхней площадке служебной лестницы, и спускается вниз, в огромные пространства дворца.
   У него теперь есть полная возможность беспрепятственно перемещаться сквозь полное молчание помещений дворца, ощущать пьянящую свободу после стольких лет заключения в подвальной камере.
   Точно так же, как расписанные фресками стены Санта Кроче или Палаццо Веккьо насыщены соответствующим настроением, воздух Палаццо Каппони поет от присутствия доктора Лектера, когда тот работает перед стеной из шкафчиков и полок, заполненных манускриптами. Он достает очередной свиток пергамента, сдувает с него пыль, пылинки пляшут в солнечном луче, будто мертвые, что уже превратились в прах, наперегонки стремятся рассказать ему о своей и его судьбе. Он работает очень плодотворно, но без ненужной спешки, откладывая некоторые документы в свой портфель, подбирая иллюстрации и книги для предстоящей нынче вечером лекции перед Studiolo. Как много здесь документов, которые он хотел бы прочитать!
   Доктор Лектер раскрывает свой ноутбук и, набрав нужные коды факультета криминологии Миланского университета, выходит через него на сайт ФБР в Интернете по адресу www.fbi.gov, что может проделать любое частное лицо. Выясняет, что дата слушания дела Клэрис Старлинг в юридическом подкомитете Конгресса в связи с провалом операции против наркодельцов еще не определена. У него нет кодов доступа, необходимых для того, чтобы просмотреть его собственный файл на сайте ФБР. А на сайте разыскиваемых преступников с экрана на него смотрит его собственное лицо между портретами поджигателя и террориста-подрывника.
   Доктор Лектер берет яркий таблоид с груды пергаментных документов и смотрит на фотографию Клэрис Старлинг на обложке, касаясь пальцем ее лица. В руке его появляется сверкающее лезвие, оно словно вырастает из его ладони вместо удаленного шестого пальца. Этот нож называется «гарпия», у него кривое, похожее на коготь лезвие с пилкой на тыльной стороне. Оно так же легко проходит сквозь страницу «Нэшнл Тэтлера», как распороло бедренную артерию цыгана – клинок вошел тогда в ногу карманника и вышел из нее столь быстро, что доктору Лектеру даже не пришлось его вытирать.
   Доктор Лектер вырезает изображение лица Клэрис Старлинг и наклеивает его на лист чистого пергамента.
   Берет ручку и легким движением пририсовывает к лицу тело крылатой львицы; получается грифон с лицом Старлинг. Под рисунком он пишет своим каллиграфическим почерком: «Вы никогда не задумывались, Клэрис, почему эти филистеры не в состоянии вас понять? Это потому, что вы – ответ на знаменитую загадку Самсона: вы – мед, который он нашел в теле льва».
   В пятнадцати километрах от Дворца Каппони Карло Део-грациас, поставив машину за высокой каменной стеной, чтобы ее не было видно, проверял взятое с собой снаряжение, а его брат Маттео вместе с двумя сардами, Пьеро и Томмазо Фальчоне, тренировался в проведении различных захватов в стиле дзюдо. Братья Фальчоне были ребята очень сильные и ловкие – Пьеро некоторое время играл за профессиональную футбольную команду Кальяри. Томмазо когда-то готовился стать священником, прилично говорил по-английски. Он иногда молился вместе с их жертвами.
   Белый микроавтобус «фиат» с римскими номерами Карло вполне официально взял напрокат. Внутри наготове лежали наклейки с надписью «Ospedale della Misericordia», которые в любой момент можно было наклеить на его борта. Внутри пол и стены были закрыты мягкими накладками, какие используются при перевозке мебели, на случай, если субъект начнет сопротивляться в автобусе.
   Карло намеревался осуществить всю операцию в точном соответствии с пожеланиями Мэйсона, но если что-то пойдет не так и ему придется убить доктора Лектера в Италии и отказаться от мысли о съемке фильма на Сардинии, совсем не все будет потеряно. Карло был уверен, что сумеет менее чем за минуту расчленить доктора и отрубить ему голову и кисти рук.
   Если же у него не будет и этого времени, он может отрубить пенис и палец, которые вполне сойдут в качестве доказательства, если сделать анализ ДНК. Их можно запаять в пластик и положить на лед, и они попадут к Мэйсону менее чем за двадцать четыре часа; это обеспечит Карло вознаграждение, причитающееся ему помимо оплаты услуг.
   Позади сидений были аккуратно сложены небольшая бензопила, ножницы по металлу с длинными ручками, хирургическая пила, острые ножи, пластиковые пакеты с застежками-молниями, тиски фирмы «Блэк энд Дэкер», чтобы зажать руки доктора, и готовый ящик для отправки посылки через экспресс-службу ДХЛ с заранее оплаченной доставкой с учетом примерного веса головы доктора в шесть килограммов и кистей его рук по килограмму каждая.
   Если же у Карло будет возможность заснять на пленку расчленение доктора в случае возникновения неожиданной ситуации, он был уверен, что Мэйсон заплатит ему дополнительно, сверх того, что отслюнявит целый миллион за голову и руки Лектера, чтобы потом любоваться, как доктора разделывают живьем. Для этого Карло обзавелся хорошей видеокамерой, соответствующим освещением и штативом, а также обучил Маттео основам работы с ними.
   Снаряжению для поимки доктора было уделено не меньше внимания. Пьеро и Томмазо прекрасно умели управляться с сетью – она сейчас лежала аккуратно сложенная, как парашют. У Карло был и шприц, и духовое ружье, стреляющее шприцем, заряженным достаточным количеством ветеринарного транквилизатора ацепромазина, чтобы в секунду свалить любое животное размером с доктора Лектера. Карло сказал Ринальдо Пацци, что начнет с заряженного дробью ружья, которое тоже лежало наготове, но если ему представится возможность всадить доктору Лектеру в задницу или в ногу иглу шприца, дробовик не понадобится.
   Предполагалось, что похитители вместе с жертвой будут оставаться на материковой территории Италии только около сорока минут, период времени, достаточный, чтобы добраться до аэропорта Пизы, где уже будет ждать санитарный самолет. Аэропорт Флоренции был ближе, но там нагрузка сейчас небольшая и частный вылет будет более заметен.
   А менее чем через полтора часа они будут на Сардинии, где уже бьет копытами от нетерпения комитет по торжественной встрече доктора Лектера.
   Карло все взвесил в своей умной, дурно пахнущей голове. Мэйсон не дурак. Выплаты были распределены четко, так что Ринальдо Пацци нельзя причинять никакого ущерба – это будет стоить Карло слишком дорого, если он попытается убить Пацци и заполучить вознаграждение целиком. Мэйсон не желал, чтобы поднялся шум из-за убитого полицейского. Лучше все сделать так, как хочет Мэйсон. Но у Карло просто чесотка начиналась при мысли о том, что бы он мог сделать всего несколькими взмахами бензопилы, если бы сам обнаружил доктора Лектера.
   Он уже опробовал бензопилу. Она заводилась с первого рывка стартерного шнура.
   Карло быстренько посовещался с остальными и отъехал от стоянки на небольшом мотороллере, направляясь в город. Вооружен он был только ножом, дробовиком и шприцем.
   Доктор Ганнибал Лектер вошел с шумной улицы в помещение Farmacia di Santa Maria Novella, одно из самых замечательно пахнущих мест на Земле. Несколько минут он стоял, откинув голову назад и прикрыв глаза, вдыхая ароматы извест-нейших сортов мыла, лосьонов и кремов, а также запахи ингредиентов для их изготовления, доносившиеся из рабочих помещений. Швейцар уже узнавал его, и продавцы, обычно склонные к некоторому высокомерию, относились к нему с большим уважением. Покупки, которые вежливый доктор Фелл совершил за несколько месяцев, проведенных во Флоренции, в сумме не составили бы и ста тысяч лир, однако благовония и эссенции он выбирал и сочетал со знанием и пониманием предмета, поражавшими и доставлявшими истинное удовольствие этим продавцам запахов, у которых вся жизнь сосредоточена на носе и обонянии.
   Именно для того, чтобы сохранить для себя это удовольствие, доктор Лектер и не стал изменять форму носа с помощью ринопластики, ограничившись лишь подкожными инъекциями коллагена. Воздух для него был напоен ароматами, столь же определенными и живыми, что и цвета, и он мог накладывать их друг на друга тончайшими слоями, как при росписи по мокрому фону. Здесь не было ничего похожего на тюрьму. Здесь были воздух и музыка. Здесь были прозрачные слезы ладана, ожидающего экстракции, желтый бергамот, сандаловое масло, корица в сочетании с мимозой, наложенные на устойчивую основу из настоящей амбры, цибетина, бобровой струи и вытяжки из железы мускусного оленя.
   У доктора Лектера иногда возникало ощущение, что он может чувствовать запахи ладонями, руками, щеками, что ароматы наполняют и пронизывают его всего. Что он может их ощущать лицом и сердцем.
   По естественным физиологическим причинам запах возбуждает память сильнее, нежели любое другое ощущение.
   И здесь память демонстрировала доктору Лектеру фрагменты и вспышки видений из прошлого, пока он стоял под огромными лампами в стиле ар деко, вдыхая, вдыхая… Здесь не было ничего похожего на тюрьму. Исключая – что это было? Клэрис Старлинг? Откуда? Запах духов «l'Air du Temps», который он уловил, когда она открыла сумочку, стоя рядом с решеткой его камеры в психушке. Нет, не то. Такие духи не продаются здесь, в Farmacia. И это не ее лосьон. А-а, вот оно что! Sapone di mandorle! Знаменитое миндальное мыло, что здесь делают. Где он прежде слышал этот запах? В Мемфисе, когда она стояла возле его клетки, когда он на краткий миг коснулся ее пальцев, незадолго до побега. Значит, Старлинг. Чистенькая, с прелестной фигуркой. Выглаженная и начищенная. Стало быть, Клэрис Старлинг. Обаятельная и привлекательная. Утомительная в своей серьезности, со своими абсурдными принципами. Быстро соображает, унаследовала мудрость матери. М-м-м-м…
   С другой стороны, дурные воспоминания ассоциировались у доктора Лектера с неприятными запахами, но здесь, в Farmacia, он был очень далеко от смердящих темных подвалов под палатами дворца его памяти, так далеко, как ему только когда-либо удавалось уйти.
   В отличие от предыдущих посещений, в эту серенькую пятницу доктор Лектер купил весьма значительное количество разных сортов мыла, лосьонов и шампуней для ванны. Часть покупок он забрал с собой, а остальные попросил упаковать и отослать по почте, сам заполнив адресные наклейки своим характерным каллиграфическим почерком.
   – Может быть, Dottore желает вложить записку? – спросил продавец.
   – Почему бы и нет? – ответил доктор Лектер и сунул в коробку сложенный рисунок грифона.
   Farmacia di Santa Maria Novella примыкает к монастырю, выходящему на Виа Скала, поэтому Карло, всегда полный благочестия, снял шляпу, пробегая мимо статуи Пресвятой Девы возле входа. Он отметил для себя, что давление, создаваемое в фойе, когда открывается внутренняя дверь, распахивает наружную дверь настежь за секунду до того, как кто-то выйдет на улицу. Это давало ему время спрятаться и выглядывать из укрытия каждый раз, когда кто-нибудь выходил.
   Доктор Лектер вышел на улицу со своим небольшим порт-фелем в руке, а Карло хорошо укрылся за витриной уличного торговца открытками. Доктор отправился своим путем. Проходя мимо изображения Пресвятой Девы, он поднял голову, ноздри его расширились – он посмотрел на статую и втянул в себя воздух.
   Карло решил, что это, вероятно, признак набожности. Он бы не удивился, если б доктор Лектер оказался человеком религиозным – многие сумасшедшие этим отличаются. Возможно, ему удастся заставить доктора в конечном итоге слать проклятья самому Господу – это может порадовать Мэйсона. Надо будет только отослать набожного Томмазо подальше, чтоб не слышал.
   После обеда Ринальдо Пацци написал письмо жене, включив в него нечто вроде сонета, который он сочинил, когда еще ухаживал за нею, но слишком стеснялся, чтобы преподнести ей. Он указал в письме все коды, необходимые для востребования вклада с условного счета в Швейцарии, и еще вложил в конверт отдельное письмо, которое просил ее переслать Мэйсону, если тот попытается нарушить свое слово. Он спрятал письмо там, где она сможет его найти, если только будет собирать его вещи.
   В шесть часов он перегнал маленький motorino к Музею Бардини и прикрепил его цепью с замком к железному ограждению, откуда последние в этот день школьники уже забирали свои велосипеды. Он заметил белый микроавтобус «скорой помощи», припаркованный возле музея, и понял, что это приехал Карло. В микроавтобусе сидело двое мужчин. Когда Пацци отвернулся, он почувствовал, что они смотрят ему в спину.
   Времени у него было предостаточно. Уличные фонари уже зажглись, и он медленно пошел к реке под черными тенями от окружавших музей деревьев, которые могут оказаться очень полезными. Перейдя через Арно по Понто алле Грацие, он некоторое время наблюдал за медленным течением реки и еще и еще раз продумывал все последние приготовления к тому, что ему предстояло. Ночь будет темной. Это хорошо. Низкие облака неслись над Флоренцией, направляясь к востоку и почти задевая высокую башню Палаццо Веккьо, а поднимающийся ветерок гнал пыль и раскрошенный голубиный помет по площади перед Санта Кроче, куда сейчас вышел Пацци. Карманы ему оттягивали пистолет «беретта» калибра 9 мм, обшитая кожей дубинка и нож, который он намеревался подложить доктору Лектеру в случае, если того придется убить на месте.
   Церковь Санта Кроче закрывается в шесть вечера, но церковный сторож впустил Пацци через маленькую дверь сбоку от фасада. Пацци не хотелось спрашивать у него, работает ли еще «доктор Фелл», поэтому он прошел внутрь, чтобы осторожно глянуть самому. Свечи, горевшие у алтаря и на стенах, давали вполне достаточно света. Он прошел сквозь всю церковь, чтобы заглянуть в боковое помещение ее крестообразного здания. В свете поставленных посетителями свечей трудно было разглядеть, находится ли доктор Фелл в капелле Каппони. Он тихонько прошел вправо по трансепту. Заглянул в капеллу. Огромная тень падала на стену капеллы, и у Пацци на секунду замерло дыхание. Это был доктор Лектер, склонившийся над стоящей на полу лампой, разглядывая надпись на камне. Доктор выпрямился, вглядываясь во тьму как сова, голова поворачивается, тело неподвижно, освещенное снизу рабочей лампой, гигантская тень позади него. Потом тень вдруг съежилась и съехала вниз по стене капеллы – доктор вновь склонился над своей работой.
   Пацци почувствовал, как по спине под рубашкой стекает пот, но лицо его было холодным.
   Оставался еще час до начала заседания в Палаццо Веккьо, а Пацци хотел прибыть туда несколько позже.
   Капелла, которую Брунеллески создал для рода Пацци в церкви Санта Кроче, в своей строгой красоте являет собой одно из самых выдающихся сокровищ ренессансной архитектуры. Здесь примирились и слились воедино круг и квадрат. Это отдельное строение вне стен самой церкви Санта Кроче, и пройти в нее можно через арочную галерею.
   Пацци помолился в капелле Пацци, опустившись коленями на каменный пол; сверху на него глядело его подобие – с медальона работы делла Роббиа. Он чувствовал, что его молитвы заперты в кружок апостолов, изображенных на плафоне потолка, и подумал, что выскользнуть оттуда они могут только в темную арочную галерею позади него и только тогда взлететь на небо, к Богу.
   Огромным усилием он заставил себя думать о тех добрых делах, которые сможет совершить с помощью денег, которые он получит в обмен на доктора Лектера. Он уже видел, как они вместе с женой раздают монетки всяким там сироткам, воображал какое-то медицинское оборудование, которое они могут подарить какой-нибудь больнице… Он смотрел на волны Галилейского моря, которые, на его взгляд, выглядели почти так же, как волны Чесапикского залива… Он воображал себе, как прелестная розовая ручка его жены берет его пенис и сжимает его, пока не набухнет головка…
   Он оглянулся вокруг и, не увидев никого рядом, произнес вслух, обращаясь к Богу: «Благодарю тебя, Господи, за то, что Ты дал мне возможность убрать с лица Земли это чудовище, чудовище из чудовищ. Благодарю Тебя от имени тех душ, что мы спасем от страданий». Неясно, было это «мы» лишь привычным использованием судебной терминологии или Пацци имел в виду свои партнерские отношения с Господом Богом; на этот вопрос мог найтись и не один ответ.
   Та часть его существа, что была враждебна самому Пацци, сообщила ему, что они оба убийцы – и доктор Лектер, и он сам, а Ньокко – их совместная жертва, поскольку Пацци ничего не сделал, чтобы спасти цыгана, и даже почувствовал облегчение, когда смерть навсегда заткнула цыгану рот.
   Молитва все-таки немного утешает, подумал Пацци, выходя из капеллы. Когда он шел через темную аркаду, у него возникло явственное ощущение, что он здесь не один.
   Карло ждал под навесом Палаццо Пикколомини и пошел рядом с Пацци, когда тот приблизился. Они обменялись лишь несколькими словами.
   Они обошли Палаццо Веккьо сзади и убедились, что задний выход на Виа деи Леони заперт, а окна над ним закрыты ставнями.
   Открытой оставалась только дверь главного входа в Палаццо.
   – Мы выйдем отсюда, спустимся по лестнице и свернем вбок на Виа Нери, – сказал Пацци.
   – Мы с братом будем на той стороне площади, возле Лоджии. И пойдем за вами – на расстоянии. Остальные ждут возле Музея Бардини.
   – Я их видел.
   – Они тоже вас видели, – заметил Карло.
   – От твоего ружья много грохоту?
   – Не очень. Заряд-то меньше обычного. Но выстрел вы услышите, и после этого он быстро свалится. – Карло не стал упоминать, что Пьеро будет стрелять из тени у фасада музея, пока Пацци и доктор Лектер будут находиться на освещенной площади. Карло не хотел, чтобы Пацци раньше времени рванул подальше от доктора и тем самым заставил того насторожиться, прежде чем Пьеро успеет выстрелить.
   – Нужно будет уведомить Мэйсона, что вы его взяли. Это следует сделать нынче же ночью, – предупредил Пацци.
   – Не беспокойтесь. Этот старый хрен всю ночь будет молить Мэйсона по телефону, – ответил Карло, бросив на Пацци косой взгляд в надежде, что тому неприятно это слышать. – Сперва он будет умолять Мэйсона пощадить его, а потом начнет молить о смерти.

ГЛАВА 36

   Наступила ночь, и из Палаццо Веккьо выгнали последних туристов. Многие, ощущая, как огромная масса средневекового дворца словно давит на них сзади, пока они бредут по площади, невольно оглядывались и поднимали глаза к зубчатому парапету, вознесшемуся в небо.
   Зажглись прожектора подсветки дворца, освещая грубо обработанный голый камень, резко выделяя тени под высокими бойницами. Ласточки уже расселись по своим гнездам, появились первые летучие мыши, охоте которых больше мешали высокочастотные завывания электрических инструментов реставраторов, чем свет.
   Внутри дворца восстановительные и реставрационные работы будут продолжаться еще час, исключая Салон Лилий, где сейчас доктор Лектер беседует с бригадиром реставраторов.
   Бригадир, привычный к скудости финансирования и вечному нытью членов Комиссии по изящным искусствам, обнаружил, что доктор весьма вежлив, обходителен и чрезвычайно щедр.
   Через минуту его рабочие уже собирали свое оборудование, сдвинув к стенам огромные полотерные машины и компрессоры и свернув в бухты бесчисленные силовые кабели. Потом они быстро расставили складные стулья для заседания Studiolo – нужно-то было всего двенадцать – и распахнули окна, чтобы запахи краски, политуры и раствора для позолоты выветрились.
   Доктор настоял, чтобы ему поставили настоящую кафедру, и кафедру для него отыскали, такую же высокую, как церковная, в бывшем кабинете Никколо Макиавелли, примыкавшем к Салону, и привезли на высокой ручной тележке вместе со слайд-проектором.
   Маленький экран, что прилагался к проектору, не удовлетворил доктора Лектера, и он отправил его назад. Вместо этого он попробовал давать изображение на защитный экран из грубого холста, покрывавший уже отреставрированную стену. Он растянул, закрепил холст, разгладил все складки, и убедился, что такой экран очень хорошо подходит для его целей.
   Он заложил нужные ему места в нескольких огромных томах, сваленных на кафедре, и теперь стоял у окна, спиной к аудитории, пока входили и рассаживались члены Studiolo в своих пыльных темных костюмах; на их лицах явственно читался молчаливый скепсис, когда они переставляли стулья, так что в итоге исходный полукруг превратился в нечто, более всего напоминающее отгороженное пространство для присяжных в зале суда.
   Глядя в высокое окно, доктор Лектер видел перед собой Дуомо и колокольню Джотто, черные на фоне закатного неба; любимый Данте Баптистерий находился гораздо ниже и не был доктору виден. Повернутые вверх прожектора не давали ему возможности взглянуть на затемненную площадь, где его ждали убийцы.
   Пока все эти самые знаменитые в мире исследователи средневековья и эпохи Возрождения устраивались на стульях, доктор Лектер составлял в уме конспект предстоящей лекции. Тема лекции была: «„Ад“ Данте и Иуда Искариот».
   Сообразуясь с большой любовью членов Studiolo к эпохе Раннего Возрождения, доктор Лектер начал свою лекцию с Пьера делла Винья, логофета Сицилийского королевства, чья жадность обеспечила место в аду, описанном Данте в «Божественной комедии». В течение первого получаса своей лекции доктор привел всех присутствующих в полное восхищение живым описанием интриг, которые привели к падению делла Виньи.
   – Делла Винья был лишен чести и ослеплен за измену императору, на которую его толкнула непомерная жадность, – говорил доктор Лектер, переходя наконец к основной теме своей лекции. – Спустившийся в преисподнюю Данте обнаруживает его в седьмом круге ада, где мучаются самоубийцы. Подобно Иуде Искариоту, он покончил с собой, повесился.
   Иуда и Пьер делла Винья, а также Ахитофел, честолюбивый советник Авессалома, объединены у Данте из-за их жадности и того, что все они повесились.
   Жадность и самоубийство путем повешения связаны между собой в уме человека античных времен и средневековья. Св. Иероним, например, указывет, что само прозвище Иуды Искариот – означает «деньги» или «цена». Правда, Отец Ориген полагает, что слово «Искариот» происходит от древнееврейского «от удушения» и что его имя, таким образом, означает «Иуда Удавленник».
   Доктор Лектер поднял глаза и взглянул со своего подиума через головы зрителей на входную дверь.
   – А-а, коммендаторе Пацци, добро пожаловать. Поскольку вы рядом с дверью, не будете ли вы любезны уменьшить освещение? Вам это тоже будет интересно, коммендаторе, ведь в аду у Данте уже имеются двое из рода Пацци… – Профессора-члены Studiolo дружно засмеялись, словно закаркали. – Там находится Камисьон де Пацци, который убил своего родственника, и он ожидает прибытия еще одного Пацци – не вас, конечно, а другого, Карлино, который будет помещен в аду еще ниже – за измену и предательство дела белых гвельфов, той партии, к которой принадлежал и сам Данте.
   Маленькая летучая мышь влетела в открытое окно и сделала несколько кругов по комнате над головами профессоров – дело в Тоскане вполне обычное, так что никто не обратил на нее внимания.
   Доктор Лектер вновь заговорил назидательным тоном:
   – Итак, жадность и смерть путем повешения, как я уже сказал, со времен античности были тесно связаны друг с другом – этот сюжет встречается в произведениях искусства сплошь и рядом. – Доктор Лектер нажал на кнопку пульта, который держал в руке, и проектор включился, а на закрывающем стену холсте появилось изображение. За ним быстро последовали другие.
   – Вот самое раннее из известных изображений распятия Христа, вырезанное на галльской шкатулке из слоновой кости примерно в 400 году от Рождества Христова. Здесь также изображена смерть повесившегося Иуды – его лицо задрано вверх, к тому суку, на котором он висит. И вот здесь, на раке из Милана, это четвертый век, и на диптихе из слоновой кости девятого века – повесившийся Иуда. И он тоже смотрит вверх.