Харрис Томас. Ганибалл

   Старлинг нравилось обветренное, морщинистое лицо егеря.
   – Этому мы дадим имя «Джон Доу», хорошо? Нам полезно знать про Орегон, хорошо, что вы сказали. Может быть, мы сможем вместе с ними поработать, спасибо вам, – сказала она, а он покраснел и принялся крутить в пальцах фуражку.
   Она наклонила голову, роясь в сумочке, а доктор Холлингз-ворт смотрел на нее с огромным удовольствием. Лицо ее на мгновение прямо-таки осветилось, когда она разговаривала со старым Моди. А родинка на щеке очень походила на след сгоревшего пороха. Он готов был уже спросить ее об этом, но передумал.
   – А вы куда поместили бумаги, не в пластик? – спросила Старлинг у шерифа.
   – В пакеты из плотной коричневой бумаги. В таких пакетах редко что портится. – Шериф потер ладонью шею пониже затылка и взглянул Старлинг в глаза. – Вы знаете, почему я в вашу контору позвонил и Джека Крофорда хотел сюда вызвать. Я рад, что вы приехали – я теперь вспомнил, кто вы. Никто за этими стенами еще не произнес слово «каннибал», ведь газетчики весь лес истопчут, как только это отсюда просочится. Пока все, что им известно, это – что произошел несчастный случай на охоте. Может, они слышали, что над телом надругались. Им неизвестно, что Донни Барбера порезали на мясо. А каннибалов у нас тут не так уж много.
   – Да, шериф. Их не так уж много.
   – Ужас, как аккуратно сделано.
   – Да уж, это точно.
   – Может, он мне в голову пришел, потому что газеты о нем столько шумят? А вам как кажется, похоже это на того Ганнибала Лектера?
   Старлинг следила за пауком-косиногом, пытавшимся спрятаться в стоке раковины того секционного стола, что был свободен.
   – Шестой жертвой доктора Лектера был человек, охотившийся с луком, – ответила она.
   – И он его съел?
   – Того – нет. Он оставил его висящим на стене, на доске объявлений, и ран на нем было много, и все – разные. Он был похож на средневековое медицинское пособие – иллюстрацию всевозможных ран, она называется «Человек-рана». Доктора Лектера очень интересуют всякие средневековые вещи.
   Патолог указал на легкие, распластанные на спине Донни Барбера.
   – Вы говорили, это – древний ритуал?
   – Я так полагаю. Я не знаю, доктор Лектер сделал это, или нет.Если он это и сделал, нанесение повреждений для него вовсе не фетиш, такое оформление трупа для него вовсе не обязательно.
   – Тогда что же это такое?
   – Каприз, – сказала она и посмотрела на них, чтобы убедиться, что смогла прекратить вопросы точно найденным словом. – Это – каприз, а именно из-за каприза его и удалось поймать в прошлый раз.

ГЛАВА 59

   Лаборатория ДНК была совсем новая, пахла как новая, и сотрудники там были все моложе Клэрис. С этим нужно поскорее свыкнуться, вдруг с болью подумала она, ведь очень скоро она станет еще на год старше.
   Молодая женщина – на ее именной планке стояло «А.Беннинг» – расписалась за две стрелы, привезенные Старлинг.
   А.Беннинг, видимо, имела довольно большой и неприятный опыт с получением вещественных доказательств, судя по явному облегчению, с которым она увидела, что обе стрелы закреплены у Старлинг на щитке для вещдоков специальными закрепками.
   – Вы представить себе не можете, что я иногда вижу, когда все это открываю, – сказала А.Беннинг. – И вы должны понять, что я не смогу ничего сообщить вам, скажем, через пять минут…
   – Нет, – сказала Старлинг. – Материалов ПДРФ о докторе Лектере, с которыми вы могли бы соотнести результаты анализа, вы получить не сможете – он бежал слишком давно, и артефакты загрязнены, чуть ли не сотня людей ими занималась.
   – Лабораторное время слишком дорого, чтобы можно было обследовать каждый экземпляр, вроде четырнадцати волосков из какой-нибудь комнаты в мотеле. Если вы приносите…
   – Послушайте меня сначала, – сказала Старлинг, – потом будете говорить сами. Я попросила итальянскую Квестуру прислать мне зубную щетку, которая, как они полагают, принадлежала доктору Лектеру. Вы можете взять с нее на анализ эпителиальные клетки. Проведите на них ПЦР-СТР и сделайте короткие тандемные повторы. Эта арбалетная стрела была под дождем, сомневаюсь, что вам много удастся здесь получить, но посмотрите вот сюда…
   – Простите, я думала, вы не разбираетесь…
   Старлинг удалось выжать из себя улыбку.
   – Пусть это вас не волнует, А.Беннинг, мы прекрасно сработаемся. Вот, видите, обе стрелы – желтые. Арбалетная стрела желтая потому, что она была выкрашена вручную, неплохо вышло, только немного краска подтекла. И еще – глядите, на что это похоже, вот здесь, под краской?
   – Вроде – волосок, может, от кисточки?
   – Может быть. Но видите, как он изогнут, и на кончике у него что-то вроде крохотной луковицы? Что, если это – ресница?
   – Если тут имеется фолликула…
   – Верно.
   – Слушайте, я могу сделать анализ на ПЦР-СТР, три цвета одновременно, на одной полосе, в геле, а также за один раз получить три сайта ДНК. Для суда потребуется трина-дцать сайтов, но пары дней хватит, чтобы сказать достаточно определенно, он это или нет.
   – Ну, А.Беннинг, я знала, что вы мне поможете!
   – А вы – Старлинг. То есть, я хочу сказать, спецагент Старлинг. Мне вовсе не хотелось наши отношения… так сказать, не с той ноги начинать… Просто я такое вижу, когда нам копы вещдоки присылают… К вам это совсем не относится.
   – Я понимаю.
   – А я думала, вы гораздо старше. У нас тут все девочки… то есть, я хочу сказать, все наши сотрудницы, про вас знают, ну просто – все и каждая. Знаете, вы … ну, вы для нас, – А.Беннинг отвела глаза, – вы для нас вроде совсем особенная. – А.Беннинг подняла вверх толстенький и короткий большой палец. – Удачи вам с этим «Другим». Если только вам не неприятно, что я так говорю.

ГЛАВА 60

   Мажордом Мэйсона Верже, Корделл, был человеком крупным, с какими-то преувеличенными чертами лица; он мог бы считаться даже красивым, если бы лицо его было чуть более оживленным. Ему было тридцать семь лет, и он никогда больше не смог бы у себя в Швейцарии найти работу в области здравоохранения или в любой другой области, где ему нужно было бы иметь дело с детьми.
   Мэйсон очень хорошо платил за то, что Корделл управлял всеми делами в его крыле дома и лично отвечал за медицинский и прочий уход за хозяином, а также за то, чем, как и когда его кормят. Мэйсон нашел в нем служащего не только весьма надежного, но и готового на все, что угодно. Корделл – при посредстве видео – был свидетелем такой жестокости со стороны Мэйсона по отношению к детям во время его бесед с ними, какая у любого другого вызвала бы ярость или слезы.
   Сегодня Корделл был несколько встревожен проблемой, единственно для него священной, – проблемой денег.
   Он постучал в дверь условным стуком – два раза – и вошел в комнату Мэйсона. Там царила тьма, светился лишь огромный аквариум. Угорь немедленно почувствовал, что кто-то вошел, и поднялся из своей пещеры, полный надежд.
   – Мистер Верже?
   Миг молчания. Мэйсон проснулся.
   – Мне необходимо переговорить с вами… Я должен на этой неделе дополнительно выплатить некоторую сумму тому человеку в Балтиморе, о котором мы с вами уже беседовали. Особой срочности нет, но это было бы с нашей стороны предусмотрительно. Этот мальчик, негритенок по имени Франклин, съел порцию крысиного яда и в начале этой недели находился в критическом состоянии. Теперь он говорит своей приемной матери, что это вы посоветовали ему отравить его любимую кошку, чтобы не дать полицейским ее мучить. Так что он отдал кошку соседям, а яд принял сам.
   – Полнейший абсурд, – сказал Мэйсон. – Я не имею к этому никакого отношения.
   – Расумеется, абсурд, мистер Верже.
   – А кто жалуется? Та женщина, которая нам детей поставляет?
   – Именно ей и следует саплатить немедленно.
   – Корделл, а вы-то сами ничего такого не сделали с этим маленьким ублюдком? Они в нем ничего такого не обнаружили там, в больнице, а? Я ведь обязательно выясню.
   – Нет, сэр. В вашем доме?! Ни са что и никогда. Клянусь вам, сэр. Вы же снаете – я не настолько глуп. Я люблю свою работу.
   – А где же Франклин?
   – В мэрилендской больнице «Мизерикордия». Когда его выпишут, он отправится в приют. Вы же снаете – женщину, у которой он жил, лишили права детей усыновлять за то, что она марихуану курит. Это она и жалуется на вас. Возможно, нам придется с ней какую-то сделку заключить.
   – Наркоманка? С ней проблем практически не будет.
   – Она не снает никого, к кому можно было бы с этим обратиться. Я думаю, к ней очень осторошно надо подойти. В самшевых перчатках. Та женщина – работник соцобеспечения – хочет, чтопы она молчала.
   – Я об этом подумаю. Давайте, заплатите соцработнику.
   – Тысячу долларов?
   – Только дайте ей вполне определенно понять, что больше она ничего не получит.
   Лежа в ногах постели Мэйсона, в полной тьме, Марго Верже – щеки ее были словно стянуты высохшими обильными слезами – слушала его разговор с Корделлом. Она пыталась уговорить Мэйсона, а он взял и заснул. Очевидно, Мэйсон решил, что она ушла. Она старалась дышать открытым ртом, в такт шипению респиратора, чтобы ее присутствие не обнаружили. Промельк сероватого дневного света в приоткрывшейся двери – это вышел Корделл. Марго недвижно лежала на постели. Ей пришлось ждать почти двадцать минут, пока дыхательный аппарат не начал работать в ритме «Мэйсон спящий». Только тогда она вышла из комнаты. Угорь заметил, как она уходила, Мэйсон – нет.

ГЛАВА 61

   Марго Верже и Барни стали часто проводить время вместе. Разговаривали они не так уж много, но вместе смотрели футбольные матчи по телику в рекреационном зале, сериал «Симпсоны», иногда слушали концерты по образовательной программе и вместе следили за развитием событий в фильме «Я, Клавдий». Когда Барни должен был работать и пропустил какие-то эпизоды, они заказали видеопленку.
   Марго нравился Барни, ей нравилось быть с ним на равных, просто «еще одним парнем». Он – единственный из всех, кого она знала, – держался с ней совершенно хладнокровно. Барни был очень умен и вроде бы немного не от мира сего. Это ей тоже нравилось.
   Помимо информатики, Марго была хорошо образована в области изящных искусств. Самоучка Барни имел обо всем собственные представления, порой наивные до инфантильности, но порой свидетельствовавшие о его глубокой проницательности. Марго как бы создавала контекст для его представлений. Ее образованность была широким, открытым плато, границы которого определял разум. Но это плато покоилось на вершине, подножием которой была психика Марго, точно так же, как мир человека, считавшего, что земля плоская, покоился на спине черепахи.
   Марго отплатила Барни за его шутку насчет необходимости п?исать, присев. Она была уверена, что ноги у нее – сильнее, чем у него, и время доказало, что это действительно так. Сделав вид, что ей трудно выполнять толчок, она вызвала его на спор и отыграла свою сотню долларов. Кроме того, используя свои преимущества, – ведь весила она гораздо меньше, чем он, она смогла больше раз подтянуться на одной руке, правда, пари она держала только о правой, поскольку левая была повреждена еще в детстве, когда она однажды попыталась сопротивляться Мэйсону.
   Иногда, по вечерам, когда Барни заканчивал свою смену у Мэйсона, они тренировались вместе, подстраховывая друг друга на скамье. Тренировки шли в полную силу, чаще всего – в полном молчании, слышалось лишь их дыхание. Иногда за весь вечер они произносили только «спокойной ночи», когда Марго собирала свою спортивную сумку и скрывалась в семейной части дома, куда служащим доступа не было.
   В этот вечер она явилась в тренажерный зал прямо из комнаты Мэйсона, со слезами на глазах.
   – Эй-эй, – сказал Барни. – С тобой все в порядке?
   – Да так, семейные дрязги, что тут еще скажешь? Я в порядке, – ответила Марго.
   Сегодня она работала с дьявольским усердием – слишком тяжелый вес, слишком много повторений.
   Один раз Барни даже подошел к ней, отобрал гантель и покачал головой:
   – Так ты порвешь себе что-нибудь, – сказал он.
   Она еще вовсю работала на велосипеде, когда Барни закончил тренировку и отправился в душевую. Он стоял под обжигающими струями, давая горячей воде унести с собой всю усталость, все тяжкие впечатления долгого, трудного дня. Душ при тренажерном зале был общий, с четырьмя душевыми головками наверху, еще несколькими на уровне поясницы и ниже – у бедер. Барни любил включить два душа сразу, чтобы потоки воды сливались на его крупном теле.
   Очень скоро его окутал густой туман, скрывший все от его глаз; он ощущал лишь, как струи воды разбиваются о его голову. Барни нравилось размышлять в душевой. Облака пара. «Облака» – Аристофан. Доктор Лектер объяснил ему про то, почему ящерица помочилась на Сократа. Он подумал – а ведь до того, как его выправил безжалостный молот логики доктора Лектера, кто-нибудь вроде профессора Дёмлинга мог распоряжаться им без всякого труда.
   Когда он услышал, как включили другой душ, он не обратил на это внимания и продолжал растираться жесткой щеткой. Другие служащие тоже пользовались тренажерным залом, но в основном рано утром и после полудня. Правила мужского этикета не позволяют обращать внимание на других моющихся в душе спортсменов, но Барни задумался – кто бы это мог быть? Он надеялся, что не Корделл, от которого у него каждый раз перехватывало дыхание. Очень редко кто пользовался душем при зале так поздно. Кто же, черт возьми, это мог быть? Барни повернулся, подставив воде затылок и шею. Клубы пара, из которых временами проглядывают отдельные фрагменты, словно фрагменты фрески на штукатурке стены. То – массивное плечо, то – мускулистая нога. Прекрасной формы рука растирает мощную шею и плечи, алые ногти… Это же – рука Марго! Крашеные ногти на пальцах ноги. Нога Марго.
   Барни поднял лицо к душевой головке, струи воды били по лбу и щекам. Он глубоко вдохнул и задержал дыхание. Совсем рядом с ним женщина поворачивалась то так, то сяк, растиралась очень по-деловому. Теперь она мыла голову. Это, конечно, Марго, ее втянутый мускулистый живот, небольшие, упругие груди на массивном торсе, соски напряглись под бьющими струями воды, ее лоно, ее бугрящиеся мускулы в той арке, что образуют ноги, соединяясь с телом, и розовое, обрамленное светлыми, тщательно подстриженными волосами… ее норка?
   Барни еще раз сделал вдох, такой глубокий, на какой только хватило легких… Он чувствовал, что у него возникает некоторая проблема. Кожа Марго блестела после тяжелой тренировки, как шкура скаковой лошади. Интерес Барни возрастал и становился все более очевидным, ему пришлось повернуться спиной. Может, удастся не обращать на нее внимания, пока она не уйдет?
   Воду рядом выключили, но теперь послышался голос Марго:
   – Эй, Барни, какие там ставки на «Патриотов»?
   – Ну… через моего парня можно получить по пять с половиной на их игру против команды Майами. – Он глянул через плечо.
   Теперь она растиралась полотенцем чуть поодаль, так чтобы брызги от душа Барни на нее не попадали. Волосы прилипли ко лбу, лицо теперь было свежим, от слез не осталось и следа. Оказалось, что у Марго прекрасная кожа.
   – Так ты будешь на них ставить? – спросила она. – У Джуди в конторе они на «Патриотов» все вместе ставят…
   Дослушать ее Барни уже просто не был способен. Розовое, обрамленное светлыми подстриженными волосами… Лицо у Барни горело, эрекция достигла предела. Он был озадачен, встревожен. На какой-то миг его пробрала дрожь. Он же никогда в жизни не испытывал влечения к мужчинам! Но Марго, несмотря на всю свою мускулатуру, была все-таки женщиной. И она ему нравилась.
   Какого хрена она приперлась в душ одновременно с ним!?
   Он выключил воду и мокрым предстал перед Марго. Ни на миг не задумавшись о том, что делает, он погладил ладонью ее щеку.
   – Ради всего святого, Марго, – пробормотал он, задыхаясь.
   Она глянула вниз:
   – Черт возьми, Барни! Не вздумай…
   Барни вытянул шею и попытался нежно поцеловать ее лицо, не коснувшись ее тела напряженным членом, но все равно – коснулся, она отшатнулась, глядя на струйку прозрачной жидкости, протянувшуюся между ним и ею, и, выбросив вперед руку, какой мог бы позавидовать центральный защитник в американском футболе, нанесла в широченную грудь Барни такой удар, что ноги его подкосились и он со всего размаху сел на мокрый пол душевой.
   – Ах ты, подонок долбаный! – прошипела она. – Как я раньше не догадалась! Извращенец! Возьми эту свою штуку и засунь в …
   Барни вскочил на ноги и бросился прочь из душевой, на ходу натягивая одежду на мокрое тело; из зала он вышел, ни слова не промолвив.
   Барни жил в доме с черепичной крышей, стоявшем отдельно от главного здания; когда-то здесь была конюшня, а теперь размещались гаражи с квартирами для служащих наверху.
   Поздно ночью он сидел, постукивая по клавишам ноутбука, работал над заданием для заочного курса в Интернете. Ощутил, как задрожал пол, – по лестнице поднимался человек весьма солидного веса.
   Легкий стук в дверь. Когда дверь открылась, за ней стояла Марго, облаченная в толстый свитер и обтяжную шерстяную шапочку.
   – Можно к тебе на минутку?
   Несколько секунд Барни пристально смотрел на носки своих ботинок и только потом отступил в сторону от двери, давая ей пройти.
   – Слушай, Барни, прости меня за то, что случилось там, в этой… – сказала она. – Я как-то вроде труханула. Ну, я хочу сказать, я труханула, а потом и вовсе ударилась в панику. Мне нравилось, что мы – друзья.
   – Мне тоже.
   – Я думала, что мы можем… ну вроде дружить по-настоящему, как два товарища.
   – Марго, да ладно тебе! Я сказал – будем друзьями, только ведь я не какой-нибудь чертов евнух. А ты взяла и заявилась ко мне в этот стёбаный душ. Ты выглядела просто здорово, я ничего не мог с этим поделать. Ты стоишь голышом под душем, и я вижу сразу две такие штуки, которые мне очень даже нравятся.
   – Ну да, – сказала Марго, – меня и мою норку.
   Оба так удивились, что не могли не рассмеяться.
   Марго подошла и обняла Барни, прижав к себе так, что, будь он послабее, без телесных повреждений дело бы не обошлось.
   – Слушай, – сказала она. – Если бы я хотела заиметь парня, это обязательно был бы ты. Никто другой. Но такие вещи не для меня. По правде. Ни сейчас. Ни когда-нибудь еще в жизни.
   Барни кивнул.
   – Ага, я знаю. Просто из головы вон.
   Они постояли немного молча, по-прежнему обнявшись.
   – Хочешь, попробуем быть друзьями? – спросила она.
   Он помолчал с минуту, размышляя.
   – Ага. Только ты должна мне чуточку помочь. Давай заключим сделку. Я сделаю над собой невероятное усилие, чтоб забыть то, что видел в душевой, а ты больше никогда мне этого не показывай. И титьки свои тоже, когда мы в зале. Ну, как? Идет?
   – Я могу быть хорошим другом, Барни. Приходи к нам завтра, ладно? Джуди здорово готовит. Да и я готовить умею.
   – Ага. Только вряд ли ты умеешь готовить лучше, чем я.
   – Ну, с тобой не соскучишься! – сказала Марго.

ГЛАВА 62

   Доктор Лектер поднял бутылку «Шато Петрю» к свету. Он поставил ее прямо, донышком вниз, еще накануне, на всякий случай – вдруг там образуется осадок. Взглянул на часы и решил, что настало время откупорить вино.
   Это была задача, связанная, по мнению доктора Лектера, с довольно существенным риском, здесь приходилось полагаться на случай в большей степени, чем ему того хотелось бы. Поспешности здесь он не допускал. Ему хотелось насладиться цветом вина в хрустальном графине. А что, если он вытащит пробку слишком рано, вдруг окажется, что характерный священнейший запах вина уже ослабел и может быть совсем утрачен при переливании его в графин? Лучи света обнаружили присутствие небольшого осадка.
   Он извлек пробку с такой же осторожной тщательностью, какая могла бы потребоваться при трепанации черепа, и поместил бутылку в специальное устройство для переливания вина, снабженное заводной ручкой с винтом, чтобы бутылку можно было наклонять крохотными шажками. Пусть солоноватый воздух сделает свое дело, а он примет решение немного погодя.
   Доктор Лектер разжег огонь в камине – древесный уголь, грубоватый, негладкий, будто сохранивший память о лесных деревьях, и приготовил себе выпить – «Лиллет», несколько кубиков льда и ломтик апельсина – в то же время размышляя о теме, над которой работал уже много дней. Он следовал вдохновенной идее Александра Дюма в формировании набора продуктов для приготовления бульона. Всего три дня назад, возвратившись из того самого леса, где по лицензии охотятся на оленей, он добавил к этому набору упитанную ворону, долго набивавшую себе брюхо ягодами можжевельника. Ее мелкие черные перья до сих пор плавали на поверхности спокойных вод Чесапика. А большие, маховые перья доктор Лектер сохранил. Он сделает из них плектр – медиатор для клавесина.
   Теперь доктор Лектер растолок свежие можжевеловые ягоды, собранные им самим, и принялся растирать лук-шаллот в медной кастрюле. Обмотав вокруг пучка свежей зелени хлопковую нить, он завязал ее аккуратным хирургическим узлом и осторожно, половником стал наливать в кастрюлю – поверх зелени – крепкий бульон.
   Вырезка, которую доктор Лектер извлек из керамического сосуда, потемнела от маринада, капли маринада стекали в сосуд. Доктор Лектер промокнул влагу, завернул тонкий конец вырезки и связал его ниткой так, чтобы диаметр этой части совпадал с диаметром всего куска мяса.
   Наконец пламя в камине стало как раз таким, как надо: посередине образовалась совершенно раскаленная область, а вокруг – валик из прогоревших углей. Вырезка зашипела на вертеле, и голубой дымок струйкой потек по саду, его плавное движение словно подчинялось музыке, льющейся из звукоусилителей доктора Лектера. Он наигрывал трогательную композицию Генриха VIII «О если б ныне правила любовь».
   Поздно вечером доктор Лектер, губы которого обагрены красным «Шато Петрю», играет Баха. На напольном подсвечнике рядом с клавесином – небольшой хрустальный бокал «Шато д'Икем», вино золотистое, словно мед. Во дворце его памяти Клэрис Старлинг бежит сквозь осенние листья. Перед нею бросаются прочь испуганные олени, они бегут мимо доктора Лектера, неподвижно сидящего на склоне холма. Бегут, все бегут… он начинает «Вариацию вторую» «Вариаций Гольдберга», горящие свечи бросают блики на его бегающие по клавишам пальцы… неровность в музыке, словно грубый шов… промельк – окровавленный снег, испачканные зубы, на этот раз – только промельк, исчезающий с явственным громким звуком, четким «хлоп»: это стрела арбалета пронзает череп … и перед нами опять красивый лес, плавные звуки музыки, и Старлинг в цветочной пыльце солнечного света бежит сквозь лес, скрываясь с глаз, а ее волосы, стянутые в «конский хвост», подпрыгивают, словно хвостик оленя, и без перерывов Ганнибал Лектер доигрывает всю часть до конца, и сладкая тишина, объявшая его теперь, изысканна, как «Шато д'Икем».
   Доктор Лектер поднимает бокал к свету свечи. Свеча блещет сквозь вино и хрусталь, как блещет солнце на воде, а само вино того же цвета, что лучи зимнего солнца на коже Клэрис Старлинг. Близится ее день рождения, думает доктор Лектер. Интересно, существует ли бутылка «Шато д'Икем» урожая того года, когда она родилась? Может быть, пора уже сделать подарок Клэрис Старлинг, которая через три недели проживет ровно столько, сколько прожил Христос.

ГЛАВА 63

   В тот самый момент, когда доктор Лектер поднимал бокал с вином к свече, А.Беннинг, задержавшаяся допоздна в лаборатории ДНК, подняла к свету последние результаты анализа в геле и всмотрелась в полосы электрофореза, испещренные зелеными, красными и желтыми точками. Образцом были эпителиальные клетки, взятые с зубной щетки, доставленной из Палаццо Каппони итальянской дипломатической почтой.
   – М-м-м, м-м-м, м-м-м, – произнесла А.Беннинг, и тотчас же набрала номер телефона Старлинг в Квонтико.
   Ответил ей Эрик Пикфорд.
   – Привет, могу я поговорить с Клэрис Старлинг?
   – Ее сегодня не будет, а я тут за нее, могу я вам как-то помочь?
   – А номер ее пейджера не дадите?
   – Она сегодня по другому номеру работает. А что у вас такое?
   – Передайте ей, пожалуйста, – звонила Беннинг из Лаборатории ДНК. Пожалуйста, скажите, что результаты анализа зубной щетки и ресницы со стрелы совпадают. Это – доктор Лектер. И попросите, пусть она мне позвонит.
   – Дайте мне ваш добавочный. Я ей сразу же передам, не сомневайтесь. Спасибо.
   Старлинг вовсе по другому номеру не работала. Пикфорд позвонил Крендлеру домой. Не дождавшись звонка Старлинг в лабораторию, А.Беннинг была несколько разочарована: ведь она очень старалась, потратила на исследование уйму собственного свободного времени. Домой она ушла задолго до того, как Пикфорд удосужился позвонить Старлинг домой.
   Мэйсон узнал о результатах анализа на целый час раньше Старлинг.
   Он очень коротко поговорил с Крендлером, не позволяя себе торопиться, дожидаясь, пока респиратор даст ему возможность делать нормальный вдох и нормальный выдох. Голова работала четко, решение было принято.
   – Самое время подставить Старлинг, выкинуть ее на улицу. Пока они сами не начали мозгами шевелить, пока сами не выставили ее как наживку. Сегодня пятница, у вас есть целый уик-энд, действуйте, Крендлер. Намекните итальяшкам про объявление, и пусть ей дадут пинка под зад, пора уже ей выкатиться отовсюду. И еще, Крендлер…