Страница:
Оба поезда тронулись. Я знал, что оба они должны остановиться на станции «Западная четвертая улица», но, по идее, поезд D должен был прийти туда раньше, потому что F был местным и останавливался на «Двадцать третьей улице» и «Четырнадцатой улице». Если D придет на «Западную четвертую улицу» раньше, чем F, я буду спасен. У меня будет две возможности: я могу остаться в поезде или выйти, взбежать по лестнице раньше, чем F заедет на станцию, и окончательно оторваться от Гектора. Он приедет на станцию «Западная четвертая улица» и не будет знать, остался ли я в поезде D, который уже уедет, видны будут только исчезающие в туннеле красные огни, или поднялся наверх. Он будет знать, что у него есть еще один шанс догнать меня на поезде D, который остановится на станции «Бродвей-Лафайет». Или он может подняться наверх и проверить, нет ли меня там. Но к этому времени я уже скроюсь.
Но этого не произошло. К югу от «Двадцать третьей улицы» мой поезд затормозил из-за оживленного движения в час пик. Пассажиры с отвращением качали головами. Поезд F догнал D, и оба состава въехали на «Западную четвертую улицу» одновременно. И Гектор высматривал меня из окна своего поезда. Я задохнулся и стал осматриваться, соображая, что предпринять дальше. Его поезд остановился чуть дальше, и я воспользовался этим, чтобы пройти в конец вагона и открыть дверь следующего. Он был набит битком, так что я не успел бы пробраться мимо множества пассажиров на пару вагонов дальше и выйти на платформу. Слишком много людей, усталых и раздраженных. Двигаться было сложно. Я совершил ошибку.
Мой поезд остановился. Напротив него из поезда F выходили пассажиры. Гектор будет искать меня в вагоне, из которого я только что ушел. И теперь мне трудно было выйти из вагона. Я не успевал. Двери поезда D закрылись, и он двинулся в сторону «Бродвей-Лафайет». Перешел ли Гектор в мой поезд или нет? Если да, то мне необходимо сойти на «Бродвей-Лафайет», потому что после нее D поедет по ветхому старому Манхэттенскому мосту, где он вечно останавливается из-за плохого состояния настила, и у Гектора будет достаточно времени, чтобы обойти два или три вагона и найти тот, в котором ехал я.
Поезд D уже ехал, снова догоняя поезд F. Находится ли Гектор по-прежнему в нем или в D? Я посмотрел в сторону соседнего вагона, из которого только что ушел. Гектор оказался там. Я грубо протолкался мимо нескольких пассажиров, чуть пригибаясь на тот случай, если Гектор заглянет в торцевое окно вагона. Мне повезло, что он был невысоким. Я заметил мужчину в черном плаще.
– Сэр, – попросил я, тяжело дыша, – продайте мне ваш плащ.
– Что?!
– Сколько вы хотите?
Он посмотрел на меня как на психа:
– Господи, не знаю я.
– Я продам тебе мою кепку, парень, – предложил другой мужчина. Это была красная бейсболка с логотипом нефтяной компании. – За двадцать баксов.
– Идет.
Я отдал ему деньги.
– Как насчет сотни за плащ? – спросил первый мужчина.
Я купил и его, закутался в плащ, надвинул кепку на лоб и стал пробираться в конец вагона, чтобы между мною и Гектором оказалось как можно больше народу. Поезд въехал на станцию «Бродвей-Лафайет», последнюю в Манхэттене. Поезд F тоже тормозил на станции. Я стоял лицом к стеклянной двери в своем маскировочном костюме. Краем глаза я увидел, как Гектор входит в мой вагон. Он меня не заметил или если и заметил, то не узнал. Дверь открылась. Двери поезда F тоже были открыты. Я вышел из состава D и остановился в центре платформы. Я мог бы подняться наверх и взять такси, но движение на пересечении Бродвея и Хьюстона в это время очень медленное. Выбраться оттуда будет мучительно трудно. И тут по лестнице вниз хлынула волна пассажиров, делающих пересадку со станции «Лесингтон-авеню». Их было очень много. Я не смог бы пробиться наверх сквозь эту живую стену, и я побежал по платформе, прочь от Гектора, и вошел в последний вагон F как раз перед тем, как двери захлопнулись.
Поезд F ехал не совсем туда, куда мне было нужно, но здесь его маршрут расходился с маршрутом поезда D, что было к лучшему, поскольку, как я считал, Гектор остался в нем. Спустя пятнадцать минут F остановился в конце Парк-слоуп, на Девятой улице и Седьмой авеню, и, не заметив нигде Гектора, я вышел из поезда. Спасен.
На ходу я снял бейсболку и посмотрел на нее. Тулья была в пятнах от пота. К тому же от нее воняло. Я выбросил ее в урну. Через несколько минут, пройдя шесть кварталов на север по Седьмой авеню, я вошел в свою прачечную. Грейс, славная филиппинка, знавшая наизусть номера всех своих клиентов, поздоровалась со мной.
– Это не ваш плащ, – сказала она.
– Вы правы.
– А чей он?
– Это долгая история. – Я снял плащ. – Его есть смысл почистить?
– Вот этот?
Я к нему не присматривался.
– Я бы его просто выбросила. Отдайте его бездомным.
– Я заплатил за этот плащ сто долларов.
– Вы переплатили девяносто пять. – Она улыбнулась без всякого осуждения. – Ваши рубашки готовы.
Она взяла с полки бумажный пакет. Я повернулся и посмотрел на улицу.
На другой стороне, в кондитерской, стоял Гектор. Он не искал меня, он смотрел на меня и ждал, чтобы я отвел его к Долорес и Марии. Он не знал, что они живут у меня, но, возможно, догадался. Мы были всего в двух кварталах от моего дома.
– Грейс, – сказал я. – У вас есть запасной выход?
Она молча увела меня в служебное помещение. Я проскользнул мимо дюжины юных филиппинок, раскладывающих горы белья на деревянных столах, и вышел на задний двор. Грейс указала на низенький забор, отделявший его от другого двора. Я перелез через него, а потом нахально прошел через несколько дворов и оказался в проезде, который вывел меня на другую улицу. Какая-то старуха на втором этаже забарабанила в окно, когда увидела меня, странного типа в деловом костюме, отчаянно перепрыгнувшего через ее забор, но я уже вышел на улицу. Это заняло всего минуту, и я оказался рядом с домом. Быстро войдя в него, я закрыл громадные деревянные двери и запер их.
Когда я вошел, Долорес держала телефонную трубку.
– Тут звонят из прачечной и хотят с тобой поговорить, – сказала она. – Я ничего не поняла.
– Мистер Уитмен?
– Да.
– Это Грейс из прачечной.
– Грейс, чем я могу быть вам полезен?
– Я должна сказать вам нечто серьезное. Сюда пришел какой-то мужчина, который сделал вид, будто потерял квитанцию, но я никогда раньше его не видела. Он соврал – сказал, что приходил, когда меня здесь не было. Я спросила его, какой у него номер, а он сказал, что не помнит.
– Но вы ведь помните все номера.
– Да. Тогда он спросил, можно ли посмотреть журнал, куда мы записываем заказы на химчистку. В это время там был мой босс, так что я сказала – да, но побыстрее, потому что мне нужно проверить другую квитанцию.
– Как бывает, когда я теряю мою.
– Да, я ее нахожу. Он говорит, у него нет квитанции, так что можно ли ему посмотреть журнал и найти номер.
– Что?
– По-моему, он хотел посмотреть книгу, чтобы найти ваше имя.
Я понял, что он надеялся найти мой адрес, который всегда записывают на тот случай, если вещь, сданная в химчистку, потеряется и придется разыскивать клиента.
– Я взяла у него журнал и сказала, что это не тот. Я дала ему журнал стирки, где нет номера ваших вещей. Он еще какое-то время просматривал журнал. А потом спрашивает, не знаю ли я номер Джека Уитмена. Я говорю – нет, как я могу запомнить две тысячи-триста номеров наших клиентов?
– У вас столько клиентов?
– Да.
– Грейс, большое вам спасибо.
– Да. Я скажу что-то, что вам может не понравиться.
– Говорите.
– Это не мое дело, но я знаю, что теперь вы сдаете в стирку не только свои вещи.
– Вы имеете в виду женские вещи. И вещи маленькой девочки.
– Да, но я знаю, что вы не отец. И я это вспомнила, когда увидела номер вашей квитанции, пока он искал ваш адрес.
– Грейс, – сказал я, – вы слишком умная, чтобы работать в прачечной.
– Да, – засмеялась она. – Знаю.
Поздно ночью меня разбудил телефонный звонок. Я снял трубку, пока Долорес не проснулась.
– Говорите.
– Долорес, пожалуйста.
Гектор. Наступила пауза, мы оба поняли, с кем разговариваем.
– Ты ошибся номером, парень.
– Это Джек Уитмен?
– Кто говорит?
– Ну, тебе надо бы меня помнить, потому что я тебя помню. – Я услышал далекую музыку и звук телевизора. Наверное, Гектор звонил из бара. – Я узнаю, где ты живешь, ублюдок. Я сегодня близко подобрался, так ведь? Дай мне еще пару дней, и я все узнаю. Схожу в муниципалитет, найду записи. Узнаю.
– Откуда у тебя этот номер?
– От того типа, Ахмеда. Сегодня вечером я туда вернулся. Он был там.
Я промолчал.
– Я хочу, чтобы моя жена и дочь вернулись, ты это понял?
Он подождал ответа.
– СкажиДолорес, чтобы возвращалась, иначе может случиться что-нибудь плохое.
Я мог бы сказать ему, что обращусь в полицию, что найму частного детектива или даже пару громил, что его жена больше не хочет с ним жить... Я мог бы сказать любую из этих фраз, но это только бы сильнее его разозлило. А Долорес спала рядом со мной. Мне не хотелось, чтобы между Гектором и нами возникла психологическая связь преследователя и преследуемых, – напротив, мне хотелось, чтобы он не был уверен в том, что дозвонился до меня. Я повесил трубку.
Он, конечно, мог в любой момент позвонить снова, разбудив Долорес и Марию, так что я отключил телефон рядом с кроватью, а потом тихо спустился вниз и отсоединил второй аппарат. Конечно, уже завтра нам придется снова включить телефон.
И тут меня озарило. Я набрал номер Ди Франческе. Там включился автоответчик: «Если вы понимаете квантовую бугодинамику, тогда ваше сообщение пройдет через бугоновый фильтр, в противном случае система зависнет. Говорите».
– Это Джек Уитмен. Подойдите к телефону.
Он так и сделал. Я спросил его, сколько времени требуется для того, чтобы сменить свой телефонный номер на незарегистрированный.
– Наверное, неделя.
– А выэто сделать можете?
– Конечно. Запросто. Одной левой.
Я назвал ему свой номер и попросил его поменять.
– Прямо сейчас?
– Да.
– Вы меня разбудили.
Ди Франческо, раскинувшийся в постели, кошмар.
– Сколько?
– Сколько я за это возьму?
– Да.
– Завтра утром я сделаю это за сто баксов.
– Сделайте это сегодня – и вы получите тысячу баксов. Счет отправьте в мою компанию.
– Позвоните мне утром, и я назову вам ваш новый номер телефона.
Я рухнул обратно в постель. Спустя сорок минут телефон тихо звякнул. Я снял трубку. Линия молчала: я решил, что это работает Ди Франческо. Возможно, Гектор тоже работал, но пока мне удалось от него оторваться.
Как правило, я сплю крепко, но в середине той ночи меня разбудил странный запах. На этот раз он был сильнее, чем когда-либо прежде: сладкое жжение в ноздрях, которое сразу же заставило меня испугаться, заставив подумать, что в доме начался пожар. Этого я боялся больше всего, потому что в доме с таким большим количеством дерева огонь распространится очень быстро. Долорес в кровати не оказалось. Как только я выбрался из-под одеяла, то сразу же определил, что это был не пожар.Но где Долорес? Я прислушался. До меня не доносилось ни звука. Я застыл посреди спальни, пытаясь сообразить, что делать дальше, – и тут увидел странные блики света, падавшие на оштукатуренные стены над лестницей, ведущей из гостиной, – и меня снова охватил ужас. В нижнем белье и носках я осторожно прокрался вниз, перенося большую часть своего веса на перила, медленно приближаясь к источнику света.
Моя гостиная была уставлена крошечными мерцающими свечками, их было не меньше сотни. Казалось, свет живет в странном помещении, созданном из колеблющихся теней, в комнате без стен, потолка и пола. В центре комнаты находилась Долорес. Она стояла на коленях перед камином, молитвенно сложив руки, и ее губы тихо шептали испанские слова. Сначала тихо, а потом все громче и быстрее, ее голос то срывался на крик, то снова стихал до поспешного лепета. Это было почти пение – быстрое пение. Перед ней на каминной полке стояла маленькая фигурка распятого Христа, такие продаются в многочисленных лавочках в латиноамериканских кварталах Бруклина. Наверное, Долорес прятала ее в стенном шкафу. Христос в терновом венце, с закатившимися глазами, с прибитыми к кресту руками и ногами. Свечи, горящие вокруг фигуры, отбрасывали на стены скрученные тени, как будто там корчились сотни мертвецов. Долорес обращалась прямо к изваянию. Я не понимал ее молитву, хотя и мог разобрать отдельные слова: Oh, Dios mio! Quien eres Tu... Dios omnipotente, justica suprema... mi angel de la guarda... Jesus... en las aflicciones de la vida...
Молясь, она поднесла спичку к порошку, маленькими кучками разложенному на тарелках. Неужели я приютил в своем доме сумасшедшую? Нет – мой отец сказал бы, что это просто человек, верующий в Бога. Dios mio, tu que eres grande, ti que eres ei todo, deja caer, sobre mi, pequefio, sobre mi quenoexisto...
Я несколько минут наблюдал за Долорес, думая, что она вот-вот закончит молитву. Но тут она полистала маленькую оранжевую книжку и начала читать новую молитву. Я не осмелился ей мешать. Пение началось снова, голос Долорес то усиливался, то затихал, почти срывался на плач. Она говорила то быстро, то медленно, потом останавливалась и снова заглядывала в книжку. Я чуть ли не целую вечность неподвижно стоял на лестнице под звуки ее молитвы. Ноги у меня одеревенели, пятки заболели. Было уже больше трех утра, но, похоже, Долорес провела свой обряд не до конца и была далеко от того берега усталого спасения, которого она пыталась достичь. Мои веки отяжелели от гипнотически мерцающего света, и я ощутил внезапное головокружение, словно должен был вот-вот рухнуть с лестницы головой вниз. Я белый человек. Меня страшит мистицизм, меня страшит в нем все. Я боюсь обрядов вуду, которые совершаются в Проспект-парке, обезглавленных кур и коз. Я не знал, как говорить с Долорес об этом, и понимал, что мне нельзя нарушать ее ритуал. Это было частью той, другой стороны ее личности, которой я не знал, и это было совершенно не похоже на аккуратные пресвитерианские церковные службы, куда водила меня мать, где были жесткие скамьи, а проповеди произносились со сдержанной эрудицией. В том, что окружало меня прежде, не было крови, перьев и мешочков земли. Я не способен был к такому пониманию мира, не способен был воспринимать заклинания, магию и возжигания благовоний. И я тихо поднялся по лестнице и лег в постель, которая уже успела остыть.
На следующее утро я проснулся рано. Воскресный день выдался теплым и облачным, Долорес крепко спала рядом со мной. Рот у нее был открыт, губы прижимались к подушке, темные спутанные волосы падали на глаза. От нее исходил теплый запах спящего человека. Я наклонился к ней, и мне показалось, что я уловил слабый запах горевших прошлой ночью свечей. Но я не был в этом уверен. Я даже начал думать, не приснилось ли мне все это. И пока я брился, принимал душ и одевался, я решил, что в гостиной должны остаться следы вчерашней церемонии Долорес. Однако комната выглядела как обычно, ни один листок бумаги не был сдвинут. «Возможно, – сказал я себе, – возможно, тебе на самом деле все это приснилось». Дом был проветрен, в мусорном ведре на кухне не было ни пепла, ни воска. Ничего.
Днем, когда я в саду показывал Марии, как надо обрезать отмершие за зиму ветки роз, Долорес окликнула меня из окна.
– Какой-то тип говорит, что тебе надо срочно зайти к нему в офис, – сказала она.
Я поднял голову, мне надоело, что меня бесконечно достают по телефону.
– Кто?
– Он не захотел назваться. Но у него сиплый голос.
Это был Ди Франческо.
– У меня много материала. Хотите посмотреть?
Я сказал Долорес, что уйду на пару часов.
– Куда ты пойдешь? – спросила она.
– Я должен встретиться с одним типом, которому мы платим уйму денег за то, что он нарушает федеральный закон о телефонной связи.
– Нарушает закон?
– Он знает, как украсть сведения с аппаратов факсимильной связи. Это незаконно.
Долорес задумалась над моими словами, но промолчала.
Я доехал на подземке до Кэнал-стрит и пошел к офису Ди Франческо мимо дохлой рыбы, жареных свиней и старушек китаянок, вышедших за покупками. Ди Франческо встретил меня у двери. Его голая грудь была в потеках меда, джема и арахисового масла, шевелюра – сальной и всклокоченной. Я всмотрелся в его лицо, оно напоминало бледную, огромную, гладкую дыню.
– Господи, вы сбрили бороду!
Ди Франческо пожал плечами.
– Я начал чувствовать ее запах, – признался он. – У меня не получалось привести ее в порядок.
– Ну, дни становятся жаркими...
– Но я ее у себя оставил, – прервал он меня.
– Оставили?
Он ткнул пальцем в сторону. Я повернул голову и увидел в пластмассовой коробочке что-то волосатое, – казалось, в нее запихнули какого-то зверька.
– Вы странный тип. Вам кто-нибудь это говорил?
– Конечно.
Я осторожно прошел к компьютерам по усеянному всякой всячиной полу, и он вручил мне пару бумаг. Сверху был факс на немецком языке, отправленный из штаб-квартиры «Ф.-С.» в Бонне группе Вальдхаузена в отель «Плаза». Я быстро просмотрел его и понял, что речь идет о структуре управления слившимися корпорациями. Вторым был факс, отправленный в кабинет Президента о покупке недвижимости на Багамах, стоимостью тридцать пять миллионов долларов. Судя по всему, недурное местечко. Надеюсь, там можно нормально припарковаться. Дальше шел факс из «Плазы» в Бонн о покупке новой польской поп-группы. Видимо, кто-то из группы «Ф.-С.» принимал участие в переговорах об этом. Следующим факсом было послание с аппарата Президента, адресованное в Бонн. В качестве адресата был назван У. Фрикер. Это меня озадачило. Фрикер, тот тип, который до меня работал помощником Президента, был якобы выведен из строя таинственными головными болями и на неопределенный срок ушел в отпуск по болезни. А здесь оказалась записка от Президента, напечатанная миссис Марш. «Мы не успели связаться с вами по телефону и будем рассчитывать на то, что вы получите это сразу по возвращении. Нам нужно, чтобы из Бонна в «Плазу» был отправлен факс с запросом о предлагаемой структуре управления при новой, совместной работе, – говорилось в записке. – Главные десять или пятнадцать позиций со стороны Корпорации. Их вы немедленно отправите по факсу мне».
Я перебрал бумаги, возвращаясь к первой из тех, что мне дал Ди Франческо.
– Они все посланы сегодня?
Он кивнул.
– Вы дали их мне по порядку или как попало? – спросил я.
– Не знаю. У меня просто была стопка бумаг.
Я растерянно смотрел на факсы.
– Вы имели в виду нумерацию страниц или порядок получения? – спросил он.
Но я успел его опередить. По мелким цифрам на верхней части распечатки я определил, что факс Президента был отправлен из Нью-Йорка в Бонн в 11:02 утра, а факс из Бонна в «Плазу», который выполнял его указания, ушел в Нью-Йорк примерно в час дня – в Бонне был ранний вечер. Этот второй факс, на немецком, рекомендовал Вальдхаузену обговорить с Моррисоном структуру управления новой, объединенной компанией. Я знал, что в планируемой структуре Моррисон поднимет себя над Президентом и поставит своих людей – Билза, Саманту и еще не менее полудюжины других – на ключевые посты. Практически Президент просил, чтобы «Фолкман-Сакура» предоставила документальные свидетельства того, что Моррисон намеревается сместить Президента, а также список высших администраторов Корпорации, преданных Моррисону. Список предателей, который сами эти предатели предоставят Президенту. Надо было отдать ему должное.
День был субботний, так что коммутатор Корпорации был отключен. Мне необходимо было разыскать Моррисона, сообщить ему о том, что происходит. Дожидаясь, когда кто-нибудь подойдет к телефону, я смотрел в окно. Старик китаец вынимал помидоры из огромного ящика и раскладывал их по двухфунтовым пакетам.
Трубку сняла жена Моррисона, и я попросил позвать его к телефону.
– Боюсь, его нет, – спокойно ответила она.
– Он в бассейне или еще где-то, куда я мог бы позвонить?
– Да нет, – сказала она. – Он в Манхэттене.
– Он скоро вернется домой?
– Да нет.
– Он в офисе?
– Нет... не думаю.
– Вы знаете?
Она сделала паузу. Да, конечно, она знала. Жены администраторов, получающих четыре миллиона долларов в год, всегда знают, где находятся их мужья.
– Он в Манхэттене, это все, что я могу сказать.
– Это важно, – вежливо объяснил я ей. – Это говорит Джек Уитмен, мы с вами пару раз встречались.
– Да, Джек.
– Он в отеле «Плаза»?
– Я правда не могу вам ответить. Он сказал, что об этом никто знать не должен. Извините.
У них встреча в «Плазе», а я о ней даже не знаю. Плохо, очень плохо. Меня явно выводили из игры. Но мне все равно следовало играть честно: Президент определенно не был моим защитником, так что мне нужен был Моррисон. Возможно, он позаботится о том, чтобы я получил хорошую должность в слившихся корпорациях. Мне нужно было его защитить, было важно, чтобы на запрос из Бонна ответа не дали. Я смотрел, как старик сортирует помидоры, и набирал номер делового комплекса в «Плазе», где встречалась группа. Я дозвонился до Билза.
– Эд, мне необходимо поговорить с Моррисоном.
– Мы сейчас очень заняты.
– Дай мне с ним поговорить.
– Он в соседней комнате с Вальдхаузеном, – сообщил мне Билз с явной неспешностью. – На мой взгляд, сейчас не время им мешать.
– Тогда дай мне Саманту.
– Она еще не пришла.
– Дай мне поговорить с Моррисоном.
– Если это так важно, можешь поговорить со мной.
Я решил, что другого выхода у меня нет.
– Послушай, – сказал я. – Вы сегодня разрабатываете структуру новой администрации, так?
– Ну, – туманно ответил Билз, – мы работаем над разными вопросами, над отдельными аспектами сделки, понимаешь ли.
– Прекрати эти гребаные игры, Эд. Я знаю, что Бонн прислал вам запрос насчет новой структуры управления.
– На самом деле мы как раз собираемся отправить им факс.
– Не отправляйте.
– О чем ты?
– Не отправляйте документы по факсу. Они через Германию попадут прямо к Президенту.
– Что?
– Что-то есть, – сообщил мне Ди Франческо, глядя на экран монитора. – На аппарат «Плазы» идет факс.
– Погоди, – сказал я Билзу, положил трубку и перешел к экрану. – Этот факс идет на аппарат «Ф.-С.» в «Плазе»?
– Да, сюда, – ответил Ди Франческо. – Он идет...
Я посмотрел на экран. Текст был нечитабельным.
– Погодите минуту! – запротестовал Ди Франческо. – Я это исправлю.
– Джек, – сказал Билз, как только я снова приложил трубку к уху, – что тебе нужно? Я должен вернуться в другую комнату.
– У вас там есть аппарат факсимильной связи? – спросил я у него.
– А как же!
– Я хочу сказать – не тот, которым пользуются ребята из «Ф.-С.».
– Нет, а что?
Я медлил с ответом. Я запутался и пытался разобраться в происходящем.
– Эй, эй! – сказал Ди Франческо. – Все уже читается.
Я посмотрел на документ, появившийся на экране. Требование к людям Вальдхаузена, чтобы они немедленно ответили на предыдущий факс. К чему такая спешка? Мне пришло в голову, что кто-то где-то пытается сделать так, чтобы события развивались по нужному сценарию.
– Я должен повесить трубку, – сказал Билз.
– Подожди! – сказал я ему. – У кого документ с новой структурой управления?
– Здесь есть пара секретарей, – досадливо ответил Билз. – Наверное, у кого-то из них.
– Вы можете изменить факс, пока он будет проходить через ваш аппарат? – спросил я у Ди Франческо через всю комнату.
– Какой интересный вопрос...
– Да или нет. Вы можете сделать это прямо сейчас? – настаивал я.
– Нет. Я хочу сказать, что это, скорее всего,можно сделать, но мне нужно над этим подумать.
– Эд, – снова вернулся я к телефонному разговору. – Не допускай, чтобы этот факс был отправлен.
– Господи, да с чего вдруг?
– Потому что...
– Постой. – Билз прикрыл трубку ладонью, а потом снова заговорил: – Мне сказали, что по факсу пришел новый запрос на этот документ, Джек. Мы все обсудили, все утрясли, и его как раз печатает секретарша. По правде говоря, я только что его просмотрел...
– Не отправляйте его!
– Ты просто злишься потому, что твоего имени в нем не будет, – выпалил он.
Так. Они окончательно меня вытеснили.
– Ладно, – спокойно сказал я. – Послушай меня. Я говорю с тобой откровенно. Убери свое имя с документа...
– Что?
– Убери все имена с этого документа...
– Ты с ума сошел. Откуда ты вообще об этом узнал?
– Дай мне поговорить с Самантой, – сказал я.
– Я же сказал тебе, что она еще не пришла. С чего это тебе захотелось с ней говорить?
Внизу старик прятал испорченные помидоры под хорошими. Я понял, что это и есть выход. Я могу отлично подставить Билза.
– Выслушай меня, Эд. Позаботься, чтобы твоего имени в списке не было, а чтобы имя Саманты там фигурировало. Повторю еще раз, Эд. Ты пожалеешь, если не сделаешь так, как я тебе сказал. Удали свое имя с документа и позаботься о том, чтобы имя Саманты, которой ты так восхищаешься, там было, ладно?
Но этого не произошло. К югу от «Двадцать третьей улицы» мой поезд затормозил из-за оживленного движения в час пик. Пассажиры с отвращением качали головами. Поезд F догнал D, и оба состава въехали на «Западную четвертую улицу» одновременно. И Гектор высматривал меня из окна своего поезда. Я задохнулся и стал осматриваться, соображая, что предпринять дальше. Его поезд остановился чуть дальше, и я воспользовался этим, чтобы пройти в конец вагона и открыть дверь следующего. Он был набит битком, так что я не успел бы пробраться мимо множества пассажиров на пару вагонов дальше и выйти на платформу. Слишком много людей, усталых и раздраженных. Двигаться было сложно. Я совершил ошибку.
Мой поезд остановился. Напротив него из поезда F выходили пассажиры. Гектор будет искать меня в вагоне, из которого я только что ушел. И теперь мне трудно было выйти из вагона. Я не успевал. Двери поезда D закрылись, и он двинулся в сторону «Бродвей-Лафайет». Перешел ли Гектор в мой поезд или нет? Если да, то мне необходимо сойти на «Бродвей-Лафайет», потому что после нее D поедет по ветхому старому Манхэттенскому мосту, где он вечно останавливается из-за плохого состояния настила, и у Гектора будет достаточно времени, чтобы обойти два или три вагона и найти тот, в котором ехал я.
Поезд D уже ехал, снова догоняя поезд F. Находится ли Гектор по-прежнему в нем или в D? Я посмотрел в сторону соседнего вагона, из которого только что ушел. Гектор оказался там. Я грубо протолкался мимо нескольких пассажиров, чуть пригибаясь на тот случай, если Гектор заглянет в торцевое окно вагона. Мне повезло, что он был невысоким. Я заметил мужчину в черном плаще.
– Сэр, – попросил я, тяжело дыша, – продайте мне ваш плащ.
– Что?!
– Сколько вы хотите?
Он посмотрел на меня как на психа:
– Господи, не знаю я.
– Я продам тебе мою кепку, парень, – предложил другой мужчина. Это была красная бейсболка с логотипом нефтяной компании. – За двадцать баксов.
– Идет.
Я отдал ему деньги.
– Как насчет сотни за плащ? – спросил первый мужчина.
Я купил и его, закутался в плащ, надвинул кепку на лоб и стал пробираться в конец вагона, чтобы между мною и Гектором оказалось как можно больше народу. Поезд въехал на станцию «Бродвей-Лафайет», последнюю в Манхэттене. Поезд F тоже тормозил на станции. Я стоял лицом к стеклянной двери в своем маскировочном костюме. Краем глаза я увидел, как Гектор входит в мой вагон. Он меня не заметил или если и заметил, то не узнал. Дверь открылась. Двери поезда F тоже были открыты. Я вышел из состава D и остановился в центре платформы. Я мог бы подняться наверх и взять такси, но движение на пересечении Бродвея и Хьюстона в это время очень медленное. Выбраться оттуда будет мучительно трудно. И тут по лестнице вниз хлынула волна пассажиров, делающих пересадку со станции «Лесингтон-авеню». Их было очень много. Я не смог бы пробиться наверх сквозь эту живую стену, и я побежал по платформе, прочь от Гектора, и вошел в последний вагон F как раз перед тем, как двери захлопнулись.
Поезд F ехал не совсем туда, куда мне было нужно, но здесь его маршрут расходился с маршрутом поезда D, что было к лучшему, поскольку, как я считал, Гектор остался в нем. Спустя пятнадцать минут F остановился в конце Парк-слоуп, на Девятой улице и Седьмой авеню, и, не заметив нигде Гектора, я вышел из поезда. Спасен.
На ходу я снял бейсболку и посмотрел на нее. Тулья была в пятнах от пота. К тому же от нее воняло. Я выбросил ее в урну. Через несколько минут, пройдя шесть кварталов на север по Седьмой авеню, я вошел в свою прачечную. Грейс, славная филиппинка, знавшая наизусть номера всех своих клиентов, поздоровалась со мной.
– Это не ваш плащ, – сказала она.
– Вы правы.
– А чей он?
– Это долгая история. – Я снял плащ. – Его есть смысл почистить?
– Вот этот?
Я к нему не присматривался.
– Я бы его просто выбросила. Отдайте его бездомным.
– Я заплатил за этот плащ сто долларов.
– Вы переплатили девяносто пять. – Она улыбнулась без всякого осуждения. – Ваши рубашки готовы.
Она взяла с полки бумажный пакет. Я повернулся и посмотрел на улицу.
На другой стороне, в кондитерской, стоял Гектор. Он не искал меня, он смотрел на меня и ждал, чтобы я отвел его к Долорес и Марии. Он не знал, что они живут у меня, но, возможно, догадался. Мы были всего в двух кварталах от моего дома.
– Грейс, – сказал я. – У вас есть запасной выход?
Она молча увела меня в служебное помещение. Я проскользнул мимо дюжины юных филиппинок, раскладывающих горы белья на деревянных столах, и вышел на задний двор. Грейс указала на низенький забор, отделявший его от другого двора. Я перелез через него, а потом нахально прошел через несколько дворов и оказался в проезде, который вывел меня на другую улицу. Какая-то старуха на втором этаже забарабанила в окно, когда увидела меня, странного типа в деловом костюме, отчаянно перепрыгнувшего через ее забор, но я уже вышел на улицу. Это заняло всего минуту, и я оказался рядом с домом. Быстро войдя в него, я закрыл громадные деревянные двери и запер их.
Когда я вошел, Долорес держала телефонную трубку.
– Тут звонят из прачечной и хотят с тобой поговорить, – сказала она. – Я ничего не поняла.
– Мистер Уитмен?
– Да.
– Это Грейс из прачечной.
– Грейс, чем я могу быть вам полезен?
– Я должна сказать вам нечто серьезное. Сюда пришел какой-то мужчина, который сделал вид, будто потерял квитанцию, но я никогда раньше его не видела. Он соврал – сказал, что приходил, когда меня здесь не было. Я спросила его, какой у него номер, а он сказал, что не помнит.
– Но вы ведь помните все номера.
– Да. Тогда он спросил, можно ли посмотреть журнал, куда мы записываем заказы на химчистку. В это время там был мой босс, так что я сказала – да, но побыстрее, потому что мне нужно проверить другую квитанцию.
– Как бывает, когда я теряю мою.
– Да, я ее нахожу. Он говорит, у него нет квитанции, так что можно ли ему посмотреть журнал и найти номер.
– Что?
– По-моему, он хотел посмотреть книгу, чтобы найти ваше имя.
Я понял, что он надеялся найти мой адрес, который всегда записывают на тот случай, если вещь, сданная в химчистку, потеряется и придется разыскивать клиента.
– Я взяла у него журнал и сказала, что это не тот. Я дала ему журнал стирки, где нет номера ваших вещей. Он еще какое-то время просматривал журнал. А потом спрашивает, не знаю ли я номер Джека Уитмена. Я говорю – нет, как я могу запомнить две тысячи-триста номеров наших клиентов?
– У вас столько клиентов?
– Да.
– Грейс, большое вам спасибо.
– Да. Я скажу что-то, что вам может не понравиться.
– Говорите.
– Это не мое дело, но я знаю, что теперь вы сдаете в стирку не только свои вещи.
– Вы имеете в виду женские вещи. И вещи маленькой девочки.
– Да, но я знаю, что вы не отец. И я это вспомнила, когда увидела номер вашей квитанции, пока он искал ваш адрес.
– Грейс, – сказал я, – вы слишком умная, чтобы работать в прачечной.
– Да, – засмеялась она. – Знаю.
Поздно ночью меня разбудил телефонный звонок. Я снял трубку, пока Долорес не проснулась.
– Говорите.
– Долорес, пожалуйста.
Гектор. Наступила пауза, мы оба поняли, с кем разговариваем.
– Ты ошибся номером, парень.
– Это Джек Уитмен?
– Кто говорит?
– Ну, тебе надо бы меня помнить, потому что я тебя помню. – Я услышал далекую музыку и звук телевизора. Наверное, Гектор звонил из бара. – Я узнаю, где ты живешь, ублюдок. Я сегодня близко подобрался, так ведь? Дай мне еще пару дней, и я все узнаю. Схожу в муниципалитет, найду записи. Узнаю.
– Откуда у тебя этот номер?
– От того типа, Ахмеда. Сегодня вечером я туда вернулся. Он был там.
Я промолчал.
– Я хочу, чтобы моя жена и дочь вернулись, ты это понял?
Он подождал ответа.
– СкажиДолорес, чтобы возвращалась, иначе может случиться что-нибудь плохое.
Я мог бы сказать ему, что обращусь в полицию, что найму частного детектива или даже пару громил, что его жена больше не хочет с ним жить... Я мог бы сказать любую из этих фраз, но это только бы сильнее его разозлило. А Долорес спала рядом со мной. Мне не хотелось, чтобы между Гектором и нами возникла психологическая связь преследователя и преследуемых, – напротив, мне хотелось, чтобы он не был уверен в том, что дозвонился до меня. Я повесил трубку.
Он, конечно, мог в любой момент позвонить снова, разбудив Долорес и Марию, так что я отключил телефон рядом с кроватью, а потом тихо спустился вниз и отсоединил второй аппарат. Конечно, уже завтра нам придется снова включить телефон.
И тут меня озарило. Я набрал номер Ди Франческе. Там включился автоответчик: «Если вы понимаете квантовую бугодинамику, тогда ваше сообщение пройдет через бугоновый фильтр, в противном случае система зависнет. Говорите».
– Это Джек Уитмен. Подойдите к телефону.
Он так и сделал. Я спросил его, сколько времени требуется для того, чтобы сменить свой телефонный номер на незарегистрированный.
– Наверное, неделя.
– А выэто сделать можете?
– Конечно. Запросто. Одной левой.
Я назвал ему свой номер и попросил его поменять.
– Прямо сейчас?
– Да.
– Вы меня разбудили.
Ди Франческо, раскинувшийся в постели, кошмар.
– Сколько?
– Сколько я за это возьму?
– Да.
– Завтра утром я сделаю это за сто баксов.
– Сделайте это сегодня – и вы получите тысячу баксов. Счет отправьте в мою компанию.
– Позвоните мне утром, и я назову вам ваш новый номер телефона.
Я рухнул обратно в постель. Спустя сорок минут телефон тихо звякнул. Я снял трубку. Линия молчала: я решил, что это работает Ди Франческо. Возможно, Гектор тоже работал, но пока мне удалось от него оторваться.
Как правило, я сплю крепко, но в середине той ночи меня разбудил странный запах. На этот раз он был сильнее, чем когда-либо прежде: сладкое жжение в ноздрях, которое сразу же заставило меня испугаться, заставив подумать, что в доме начался пожар. Этого я боялся больше всего, потому что в доме с таким большим количеством дерева огонь распространится очень быстро. Долорес в кровати не оказалось. Как только я выбрался из-под одеяла, то сразу же определил, что это был не пожар.Но где Долорес? Я прислушался. До меня не доносилось ни звука. Я застыл посреди спальни, пытаясь сообразить, что делать дальше, – и тут увидел странные блики света, падавшие на оштукатуренные стены над лестницей, ведущей из гостиной, – и меня снова охватил ужас. В нижнем белье и носках я осторожно прокрался вниз, перенося большую часть своего веса на перила, медленно приближаясь к источнику света.
Моя гостиная была уставлена крошечными мерцающими свечками, их было не меньше сотни. Казалось, свет живет в странном помещении, созданном из колеблющихся теней, в комнате без стен, потолка и пола. В центре комнаты находилась Долорес. Она стояла на коленях перед камином, молитвенно сложив руки, и ее губы тихо шептали испанские слова. Сначала тихо, а потом все громче и быстрее, ее голос то срывался на крик, то снова стихал до поспешного лепета. Это было почти пение – быстрое пение. Перед ней на каминной полке стояла маленькая фигурка распятого Христа, такие продаются в многочисленных лавочках в латиноамериканских кварталах Бруклина. Наверное, Долорес прятала ее в стенном шкафу. Христос в терновом венце, с закатившимися глазами, с прибитыми к кресту руками и ногами. Свечи, горящие вокруг фигуры, отбрасывали на стены скрученные тени, как будто там корчились сотни мертвецов. Долорес обращалась прямо к изваянию. Я не понимал ее молитву, хотя и мог разобрать отдельные слова: Oh, Dios mio! Quien eres Tu... Dios omnipotente, justica suprema... mi angel de la guarda... Jesus... en las aflicciones de la vida...
Молясь, она поднесла спичку к порошку, маленькими кучками разложенному на тарелках. Неужели я приютил в своем доме сумасшедшую? Нет – мой отец сказал бы, что это просто человек, верующий в Бога. Dios mio, tu que eres grande, ti que eres ei todo, deja caer, sobre mi, pequefio, sobre mi quenoexisto...
Я несколько минут наблюдал за Долорес, думая, что она вот-вот закончит молитву. Но тут она полистала маленькую оранжевую книжку и начала читать новую молитву. Я не осмелился ей мешать. Пение началось снова, голос Долорес то усиливался, то затихал, почти срывался на плач. Она говорила то быстро, то медленно, потом останавливалась и снова заглядывала в книжку. Я чуть ли не целую вечность неподвижно стоял на лестнице под звуки ее молитвы. Ноги у меня одеревенели, пятки заболели. Было уже больше трех утра, но, похоже, Долорес провела свой обряд не до конца и была далеко от того берега усталого спасения, которого она пыталась достичь. Мои веки отяжелели от гипнотически мерцающего света, и я ощутил внезапное головокружение, словно должен был вот-вот рухнуть с лестницы головой вниз. Я белый человек. Меня страшит мистицизм, меня страшит в нем все. Я боюсь обрядов вуду, которые совершаются в Проспект-парке, обезглавленных кур и коз. Я не знал, как говорить с Долорес об этом, и понимал, что мне нельзя нарушать ее ритуал. Это было частью той, другой стороны ее личности, которой я не знал, и это было совершенно не похоже на аккуратные пресвитерианские церковные службы, куда водила меня мать, где были жесткие скамьи, а проповеди произносились со сдержанной эрудицией. В том, что окружало меня прежде, не было крови, перьев и мешочков земли. Я не способен был к такому пониманию мира, не способен был воспринимать заклинания, магию и возжигания благовоний. И я тихо поднялся по лестнице и лег в постель, которая уже успела остыть.
На следующее утро я проснулся рано. Воскресный день выдался теплым и облачным, Долорес крепко спала рядом со мной. Рот у нее был открыт, губы прижимались к подушке, темные спутанные волосы падали на глаза. От нее исходил теплый запах спящего человека. Я наклонился к ней, и мне показалось, что я уловил слабый запах горевших прошлой ночью свечей. Но я не был в этом уверен. Я даже начал думать, не приснилось ли мне все это. И пока я брился, принимал душ и одевался, я решил, что в гостиной должны остаться следы вчерашней церемонии Долорес. Однако комната выглядела как обычно, ни один листок бумаги не был сдвинут. «Возможно, – сказал я себе, – возможно, тебе на самом деле все это приснилось». Дом был проветрен, в мусорном ведре на кухне не было ни пепла, ни воска. Ничего.
Днем, когда я в саду показывал Марии, как надо обрезать отмершие за зиму ветки роз, Долорес окликнула меня из окна.
– Какой-то тип говорит, что тебе надо срочно зайти к нему в офис, – сказала она.
Я поднял голову, мне надоело, что меня бесконечно достают по телефону.
– Кто?
– Он не захотел назваться. Но у него сиплый голос.
Это был Ди Франческо.
– У меня много материала. Хотите посмотреть?
Я сказал Долорес, что уйду на пару часов.
– Куда ты пойдешь? – спросила она.
– Я должен встретиться с одним типом, которому мы платим уйму денег за то, что он нарушает федеральный закон о телефонной связи.
– Нарушает закон?
– Он знает, как украсть сведения с аппаратов факсимильной связи. Это незаконно.
Долорес задумалась над моими словами, но промолчала.
Я доехал на подземке до Кэнал-стрит и пошел к офису Ди Франческо мимо дохлой рыбы, жареных свиней и старушек китаянок, вышедших за покупками. Ди Франческо встретил меня у двери. Его голая грудь была в потеках меда, джема и арахисового масла, шевелюра – сальной и всклокоченной. Я всмотрелся в его лицо, оно напоминало бледную, огромную, гладкую дыню.
– Господи, вы сбрили бороду!
Ди Франческо пожал плечами.
– Я начал чувствовать ее запах, – признался он. – У меня не получалось привести ее в порядок.
– Ну, дни становятся жаркими...
– Но я ее у себя оставил, – прервал он меня.
– Оставили?
Он ткнул пальцем в сторону. Я повернул голову и увидел в пластмассовой коробочке что-то волосатое, – казалось, в нее запихнули какого-то зверька.
– Вы странный тип. Вам кто-нибудь это говорил?
– Конечно.
Я осторожно прошел к компьютерам по усеянному всякой всячиной полу, и он вручил мне пару бумаг. Сверху был факс на немецком языке, отправленный из штаб-квартиры «Ф.-С.» в Бонне группе Вальдхаузена в отель «Плаза». Я быстро просмотрел его и понял, что речь идет о структуре управления слившимися корпорациями. Вторым был факс, отправленный в кабинет Президента о покупке недвижимости на Багамах, стоимостью тридцать пять миллионов долларов. Судя по всему, недурное местечко. Надеюсь, там можно нормально припарковаться. Дальше шел факс из «Плазы» в Бонн о покупке новой польской поп-группы. Видимо, кто-то из группы «Ф.-С.» принимал участие в переговорах об этом. Следующим факсом было послание с аппарата Президента, адресованное в Бонн. В качестве адресата был назван У. Фрикер. Это меня озадачило. Фрикер, тот тип, который до меня работал помощником Президента, был якобы выведен из строя таинственными головными болями и на неопределенный срок ушел в отпуск по болезни. А здесь оказалась записка от Президента, напечатанная миссис Марш. «Мы не успели связаться с вами по телефону и будем рассчитывать на то, что вы получите это сразу по возвращении. Нам нужно, чтобы из Бонна в «Плазу» был отправлен факс с запросом о предлагаемой структуре управления при новой, совместной работе, – говорилось в записке. – Главные десять или пятнадцать позиций со стороны Корпорации. Их вы немедленно отправите по факсу мне».
Я перебрал бумаги, возвращаясь к первой из тех, что мне дал Ди Франческо.
– Они все посланы сегодня?
Он кивнул.
– Вы дали их мне по порядку или как попало? – спросил я.
– Не знаю. У меня просто была стопка бумаг.
Я растерянно смотрел на факсы.
– Вы имели в виду нумерацию страниц или порядок получения? – спросил он.
Но я успел его опередить. По мелким цифрам на верхней части распечатки я определил, что факс Президента был отправлен из Нью-Йорка в Бонн в 11:02 утра, а факс из Бонна в «Плазу», который выполнял его указания, ушел в Нью-Йорк примерно в час дня – в Бонне был ранний вечер. Этот второй факс, на немецком, рекомендовал Вальдхаузену обговорить с Моррисоном структуру управления новой, объединенной компанией. Я знал, что в планируемой структуре Моррисон поднимет себя над Президентом и поставит своих людей – Билза, Саманту и еще не менее полудюжины других – на ключевые посты. Практически Президент просил, чтобы «Фолкман-Сакура» предоставила документальные свидетельства того, что Моррисон намеревается сместить Президента, а также список высших администраторов Корпорации, преданных Моррисону. Список предателей, который сами эти предатели предоставят Президенту. Надо было отдать ему должное.
День был субботний, так что коммутатор Корпорации был отключен. Мне необходимо было разыскать Моррисона, сообщить ему о том, что происходит. Дожидаясь, когда кто-нибудь подойдет к телефону, я смотрел в окно. Старик китаец вынимал помидоры из огромного ящика и раскладывал их по двухфунтовым пакетам.
Трубку сняла жена Моррисона, и я попросил позвать его к телефону.
– Боюсь, его нет, – спокойно ответила она.
– Он в бассейне или еще где-то, куда я мог бы позвонить?
– Да нет, – сказала она. – Он в Манхэттене.
– Он скоро вернется домой?
– Да нет.
– Он в офисе?
– Нет... не думаю.
– Вы знаете?
Она сделала паузу. Да, конечно, она знала. Жены администраторов, получающих четыре миллиона долларов в год, всегда знают, где находятся их мужья.
– Он в Манхэттене, это все, что я могу сказать.
– Это важно, – вежливо объяснил я ей. – Это говорит Джек Уитмен, мы с вами пару раз встречались.
– Да, Джек.
– Он в отеле «Плаза»?
– Я правда не могу вам ответить. Он сказал, что об этом никто знать не должен. Извините.
У них встреча в «Плазе», а я о ней даже не знаю. Плохо, очень плохо. Меня явно выводили из игры. Но мне все равно следовало играть честно: Президент определенно не был моим защитником, так что мне нужен был Моррисон. Возможно, он позаботится о том, чтобы я получил хорошую должность в слившихся корпорациях. Мне нужно было его защитить, было важно, чтобы на запрос из Бонна ответа не дали. Я смотрел, как старик сортирует помидоры, и набирал номер делового комплекса в «Плазе», где встречалась группа. Я дозвонился до Билза.
– Эд, мне необходимо поговорить с Моррисоном.
– Мы сейчас очень заняты.
– Дай мне с ним поговорить.
– Он в соседней комнате с Вальдхаузеном, – сообщил мне Билз с явной неспешностью. – На мой взгляд, сейчас не время им мешать.
– Тогда дай мне Саманту.
– Она еще не пришла.
– Дай мне поговорить с Моррисоном.
– Если это так важно, можешь поговорить со мной.
Я решил, что другого выхода у меня нет.
– Послушай, – сказал я. – Вы сегодня разрабатываете структуру новой администрации, так?
– Ну, – туманно ответил Билз, – мы работаем над разными вопросами, над отдельными аспектами сделки, понимаешь ли.
– Прекрати эти гребаные игры, Эд. Я знаю, что Бонн прислал вам запрос насчет новой структуры управления.
– На самом деле мы как раз собираемся отправить им факс.
– Не отправляйте.
– О чем ты?
– Не отправляйте документы по факсу. Они через Германию попадут прямо к Президенту.
– Что?
– Что-то есть, – сообщил мне Ди Франческо, глядя на экран монитора. – На аппарат «Плазы» идет факс.
– Погоди, – сказал я Билзу, положил трубку и перешел к экрану. – Этот факс идет на аппарат «Ф.-С.» в «Плазе»?
– Да, сюда, – ответил Ди Франческо. – Он идет...
Я посмотрел на экран. Текст был нечитабельным.
– Погодите минуту! – запротестовал Ди Франческо. – Я это исправлю.
– Джек, – сказал Билз, как только я снова приложил трубку к уху, – что тебе нужно? Я должен вернуться в другую комнату.
– У вас там есть аппарат факсимильной связи? – спросил я у него.
– А как же!
– Я хочу сказать – не тот, которым пользуются ребята из «Ф.-С.».
– Нет, а что?
Я медлил с ответом. Я запутался и пытался разобраться в происходящем.
– Эй, эй! – сказал Ди Франческо. – Все уже читается.
Я посмотрел на документ, появившийся на экране. Требование к людям Вальдхаузена, чтобы они немедленно ответили на предыдущий факс. К чему такая спешка? Мне пришло в голову, что кто-то где-то пытается сделать так, чтобы события развивались по нужному сценарию.
– Я должен повесить трубку, – сказал Билз.
– Подожди! – сказал я ему. – У кого документ с новой структурой управления?
– Здесь есть пара секретарей, – досадливо ответил Билз. – Наверное, у кого-то из них.
– Вы можете изменить факс, пока он будет проходить через ваш аппарат? – спросил я у Ди Франческо через всю комнату.
– Какой интересный вопрос...
– Да или нет. Вы можете сделать это прямо сейчас? – настаивал я.
– Нет. Я хочу сказать, что это, скорее всего,можно сделать, но мне нужно над этим подумать.
– Эд, – снова вернулся я к телефонному разговору. – Не допускай, чтобы этот факс был отправлен.
– Господи, да с чего вдруг?
– Потому что...
– Постой. – Билз прикрыл трубку ладонью, а потом снова заговорил: – Мне сказали, что по факсу пришел новый запрос на этот документ, Джек. Мы все обсудили, все утрясли, и его как раз печатает секретарша. По правде говоря, я только что его просмотрел...
– Не отправляйте его!
– Ты просто злишься потому, что твоего имени в нем не будет, – выпалил он.
Так. Они окончательно меня вытеснили.
– Ладно, – спокойно сказал я. – Послушай меня. Я говорю с тобой откровенно. Убери свое имя с документа...
– Что?
– Убери все имена с этого документа...
– Ты с ума сошел. Откуда ты вообще об этом узнал?
– Дай мне поговорить с Самантой, – сказал я.
– Я же сказал тебе, что она еще не пришла. С чего это тебе захотелось с ней говорить?
Внизу старик прятал испорченные помидоры под хорошими. Я понял, что это и есть выход. Я могу отлично подставить Билза.
– Выслушай меня, Эд. Позаботься, чтобы твоего имени в списке не было, а чтобы имя Саманты там фигурировало. Повторю еще раз, Эд. Ты пожалеешь, если не сделаешь так, как я тебе сказал. Удали свое имя с документа и позаботься о том, чтобы имя Саманты, которой ты так восхищаешься, там было, ладно?