Преследователи тоже бежали во все лопатки, бесцеремонно расталкивая прохожих.
   Кван снова оглянулся, утирая со лба пот.
   Прямо перед собой он увидел темный двор.
   Что, если укрыться там?..
   Он свернул за угол и оглянулся. Когда он увидел, что дистанция между ним и его преследователями несколько увеличилась, его лицо расплылось в улыбке.
   Двор находился футах в десяти.
   Обогнув высокую кирпичную стену, он прижался к ней, затаив дыхание.
   Высокий, промчавшись мимо, исчез за углом Орандж-стрит.
   Кван улыбнулся, расслабился.
   БУДЬ Я ПРОКЛЯТ!
   Он вышел из тени и наткнулся на второго преследователя, коренастого.
   Улыбка тотчас сползла с его лица.
   — Тебе что надо, ты, дерьмо собачье? — прохрипел Кван, его вдруг охватила ярость.
   Преследователь молча приближался. Кван заметил, как рука его противника скользнула к поясу, под свитер.
   — Я разобью твою гнусную харю, — не слишком уверенно произнес Кван.
   В следующее мгновение коренастый выхватил нож. У Квана перехватило дыхание.
   Нож был с широким лезвием, в длину — дюймов девять. Тесак мясника...
   ОДИН НА ОДИН. В КОНЦЕ КОНЦОВ, ШАНС ЕСТЬ.
   И тут из-за угла появился высокий. Он входил во двор и улыбался... Кван похолодел. Высокий вытащил из-за пояса точно такой же нож, как у дружка.
   — Что вам от меня нужно? — прошептал Кван, отодвигаясь от них как можно дальше, пока не уперся спиной в стену.
   Ни один из преследователей не удостоил его ответом. «Похоже, эти чертовы тесаки ужасно острые», — почему-то пришло ему в голову.
   Они набросились на него.

Глава 7

   Шон Дойл скрипнул зубами, поднимая штангу. Вены на шее и висках вздулись от напряжения. Опуская снаряд, он вдруг почувствовал легкую боль в плече, однако, не обращая на нее внимания, снова поднял штангу.
   И еще раз поднял.
   Боль то ли утихла, то ли Дойл привык к ней. Он всецело сосредоточился на упражнении: вверх-вниз, вверх-вниз, и так без устали.
   Пот, уже пропитавший его серую футболку, выступил темными кругами под мышками, струился по спине...
   Дойл видел свое отражение в зеркале напротив, видел, как напряглись бицепсы, когда он поднимал снаряд.
   В зале на Пентонвил-роуд кроме него никого не было. Часы на стене показывали 7. 06 утра. Дойл занимался уже целый час. Полмили, отделявшие зал от его квартиры в Ислингтоне, он пробежал трусцой и так же намерен был вернуться домой после тренировки.
   Хозяина зала Дойл знал уже много лет. Этого низенького узколицего типа он звал просто по имени — Гас. Фамилия же хозяина его просто-напросто не интересовала. Каждое утро в шесть часов Гас открывал для него зал, позволяя час и даже больше тренироваться в полном одиночестве. Дойл ценил подобное внимание.
   Врачи сказали, что тренировки помогут ему восстановиться. А Дойлу это было необходимо.
   ВОССТАНОВИТЬСЯ...
   В обретении физической мощи он преуспел вполне, несмотря даже на то, что старые ранения порой давали о себе знать. Но вот психическое восстановление...
   Дойл стиснул зубы, твердо решив поупражняться со штангой чуть дольше обычного. Его лицо покрылось испариной. Пот струился по щекам, подбородку, капал на грудь.
   Упражнения укрепляли мышцы, делали его сильнее — но как быть с воспоминаниями? Дойл знал, как справиться с болью физической, ее он относил к издержкам своей профессии, — но вот как бороться с душевными страданиями, он понятия не имел.
   Он бросил на пол штангу — по залу разнесся грохот металла. Дойл провел рукой по своим длинным волосам, отбрасывая со лба мокрые от пота пряди.
   Массируя мышцы рук и плечи, он направился к боксерской груше, свисавшей с потолка.
   Удивительно, что он до сих пор жив.
   Пока он безжалостно молотил грушу, эта мысль снова и снова приходила ему в голову.
   Несколько лет назад он должен был погибнуть от взрыва бомбы в Лондондерри. Однако выжил, хотя до сих пор не мог понять, каким чудом его не разорвало на клочки. После того взрыва Дойл восстанавливался, как и сейчас.
   Как бойцу подразделения по борьбе с терроризмом, Дойлу не раз приходилось рисковать жизнью.
   Он безжалостно молотил грушу.
   ...После того случая, после взрыва бомбы, ему советовали выйти в почетную отставку. Однако Дойл не из тех, кто прислушивается к советам. Он вернулся к своей службе, снова отправился в Ирландию. И снова чудом уцелел.
   Он умудрился оправиться от ран, после которых, по идее, заколачивают в деревянный ящик. Правда, временами Дойл проклинал свою неистовую жажду жизни. Ведь не осталось никого, о ком он мог заботиться... Все, с кем он работал, к кому имел неосторожность привязаться, — все мертвы. А Дойл уцелел... И ведет его теперь по жизни только гнев да жажда мести. И если этот гнев, если это неистовое стремление к отмщению все же приведут его к могиле, — что ж, так тому и быть. Нет, он, Дойл, не искал смерти — он просто не боялся ее. Для того, кто невысоко ценит свою жизнь, жизнь, полную боли и горьких воспоминаний, трагический финал становится лишь облегчением...
   Дойл обрушил на грушу серию ударов, передвигаясь так, словно ему противостоял настоящий противник.
   Ему вновь явился образ светловолосой девушки.
   ДЖОРДЖИ.
   Он с нежностью произнес ее имя.
   ЗАБУДЬ ЕЕ. ЗАБУДЬ ВСЕ.
   Легче сказать, чем сделать.
   ТЫ ВСЕГДА ГОВОРИЛ, ЧТО НЕ ПОЗВОЛИШЬ СЕБЕ УВЛЕЧЬСЯ. ЭТО БЫЛА ТВОЯ ОШИБКА.
   Он обрушился на грушу с удвоенной энергией.
   Ему предлагали уйти в отставку. Они предлагали... Эти чинуши... Люди, отдававшие ему приказы.
   ДА КТО ОНИ ТАКИЕ, ЧЕРТ БЫ ИХ ПОБРАЛ?!
   Без своей работы он себя не мыслил, без нее он был мертв. После отставки он и месяца не протянул бы. Всунул бы в рот револьверный ствол да и нажал бы на спуск. С другими такое случалось. С такими же, как он. Дойл не создан был для тихой жизни, пусть даже при хорошей пенсии, полагавшейся ему за прежние заслуги. Тихая, спокойная жизнь — вот к чему его хотели приговорить... Уйти в отставку, сидеть без дела, прозябать, жить одними лишь воспоминаниями, ожидая неизбежной смерти. Возможно, от них бы он рехнулся, от своих воспоминаний, превратился бы в слабоумного идиота.
   Дойл не хотел, чтобы его жалели, и не собирался ставить себя в такое положение, когда поневоле вызываешь у людей именно это чувство.
   Он в последний раз ударил грушу и остановился, глядя, как она раскачивается. Потом вытер лоб тыльной стороной ладони и направился к двери, прихватив по дороге свитер. Одевшись, снова вытер лоб рукавом и стал медленно спускаться по лестнице.
   — Пока, Гас! — крикнул он, уже стоя внизу. — Завтра в это же время, договорились?
   Не дожидаясь ответа, Дойл открыл дверь и вышел на улицу.
   Дул свежий утренний ветерок, гнавший по улице обрывки
   Дойл бежал довольно спорой, но ровной трусцой.
   По дороге он обогнал нескольких пешеходов, направлявшихся в сторону Кинг-Кросс. Заметив еще одного бегуна, усмехнулся: бедняга был слишком уж тучен, и бег ему давался нелегко.
   Он вдруг почувствовал боль в левой ноге — одно из последствий той ночи, когда он был так близко к смерти.
   Дойл постарался выбросить из головы воспоминания, забыть о боли. Если бы он с такой же легкостью мог вытравить из своей памяти образ Джорджи...
   Если бы...
   К ЧЕРТУ!
   Он взглянул на часы и побежал быстрее.
   Поскорее бы добраться домой. А там душ, свежее белье...
   Ни о чем другом ему думать не следует.

Глава 8

   Графство Даун, Северная Ирландия
   — Закончится ли когда-нибудь этот проклятый дождь?
   Близоруко щурясь, рядовой Стюарт Крайтон вглядывался в ветровое стекло грузовика «скания», — «дворники» едва справлялись с потоками дождя.
   — Господи, да он льет не переставая с тех самых пор, как мы здесь появились, — не унимался Крайтон.
   — Можно подумать, что в твоем Глазго не бывает дождей, — усмехнулся рядовой Рей Фербридж, бросая взгляд на карту, которая лежала у него на коленях. Он отметил их маршрут указательным пальцем, затем посмотрел в боковое зеркальце.
   Следом за ними по дороге, пролегавшей среди сельской местности Ольстера, громыхали еще два таких же грузовика-десятитонки. Параллельно дороге протекала река Банн, вздувшаяся от дождя, лившего непрерывно уже двое суток.
   Но вот дорога сделала резкий поворот, и река скрылась за деревьями.
   Заднее колесо неожиданно попало в выбоину, «скания» накренилась. Крайтон вполголоса выругался, пытаясь выровнять машину.
   В заднюю стенку кабины забарабанили кулаки: сидевшие в кузове давали знать, что встряска пришлась им не по душе.
   В каждом из грузовиков находилось по четыре человека: двое в кабине и двое в кузове, с грузом.
   Небольшой караван выехал из Ньюри немногим более получаса назад. До Портадауна оставалось ехать часа два, возможно, дольше, учитывая плохую видимость.
   — Слушай, а чему это ты все радуешься? — поинтересовался Крайтон, вытирая капли влаги, выступившие на внутренней стороне ветрового стекла. — С самого Ньюри цветешь, точно у тебя второй член вырос.
   — Через два дня еду в отпуск, вот и радуюсь, — ответил Фербридж, все еще глядя на карту. — Пока ты тут будешь под дождем сопли жевать да толдычить о своем Глазго, я буду посиживать с приятелями в пабе. Или трахать подружку.
   Что-то проворчав себе под нос, Крайтон еще крепче вцепился в руль. Грузовик заносило на скользкой дороге. Водители машин, которые ехали следом, испытывали те же трудности, и всей колонне пришлось сбавить скорость.
   — А нет ли какой-нибудь другой дороги? — поинтересовался шотландец.
   — Примерно через полчаса мы проедем городок Скарву. После него станет полегче, — сказал Фербридж. — Мы не можем изменить маршрут на полпути, ты же знаешь. Парни из саперной службы проверили эту дорогу прошлой ночью и дали добро.
   Высокие склоны, тянувшиеся по обе стороны, становились все ниже, и вскоре они уже ехали по равнине, густо поросшей деревьями. Крайтон порадовался тому, что в настоящий лес они все же не углубились. Он, как и его товарищи из 3-го батальона гренадеров, прослужил в Северной Ирландии достаточно долго, чтобы знать: на открытой местности всегда безопасней. За нынешнюю смену батальон потерял четырех человек: один погиб в перестрелке, а трое получили тяжелые ранения от взрыва бомбы в Арме. Крайтон и сам был легко ранен осколками той бомбы, однако единственным напоминанием об этом остался небольшой шрам на левой щеке. Во времена своей бурной юности в Глазго он зарабатывал шрамы и пострашнее.
   — Машина, — сказал шотландец, заметив встречный автомобиль.
   Фербридж кивнул и слегка приподнялся на сиденье, наблюдая за синим седаном съехавшим на обочину, чтобы пропустить колонну грузовиков.
   Они подъезжали к развилке.
   — Поворачивай направо, — сказал Фербридж.
   Раздался скрежет — барахлила коробка передач.
   — Почем нынче замена трансмиссии? — улыбнулся Фербридж.
   — Знаешь, имел я тебя...
   — Благодарю за честь, Джок[1]. — Фербридж нервно забарабанил пальцами по дверце. — Скажу тебе по секрету: я прямо помираю, так хочется подставить кому-нибудь зад.
   — Ну, тебе не долго ждать осталось, так ведь? — помрачнев, отозвался Крайтон, заметивший, что дорога вновь запетляла между крутыми склонами, густо поросшими лесом.
   Дождь по-прежнему барабанил по стеклам.
   — Мне кажется, я провел за рулем уже черт знает сколько времени, — неожиданно проговорил Крайтон. — Наверное, это ты нагоняешь на меня такую тоску.
   — Могло быть и хуже. Если бы, например, на моем месте сидел Малки-бой... — заметил Фербридж.
   — И как этот хрен умудрился дослужиться до сержанта? — недоуменно пожал плечами Крайтон.
   — Нам, Джок, только гадать остается. А давай его самого спросим? — Фербридж указал большим пальцем за спину. Сержант Малколм Тернер и был одним из сидевших в кузове. — Если ты посильнее их встряхнешь, может, он и вывалится.
   — Не искушай меня, — ухмыльнулся Крайтон.
   Оба громко засмеялись.
   Они все еще посмеивались, когда лобовое стекло вдруг разлетелось вдребезги.

Глава 9

   Сидевших в кабине солдат осыпало осколками. И тотчас же застрекотал автомат.
   — О Господи! — завопил Крайтон, изо всех сил пытаясь выровнять грузовик, который заносило к краю дороги.
   Фербридж поднял руку, прикрывая лицо от ветра и дождя. Случайно коснувшись виска, он почувствовал на ладони что-то липкое и теплое. Взглянув, увидел кровь.
   — Да чтоб вас!.. — заорал он, хватаясь за винтовку.
   Крайтон яростно крутил рулевое колесо.
   Внезапно разлетелось вдребезги одно из боковых стекол.
   В кабину вновь посыпались осколки.
   Крайтон инстинктивно поднял руки, прикрывая глаза. Машина осталась без управления, но Фербридж, тотчас вцепившись в руль, попытался выровнять ее. Примерно то же самое происходило и позади них, в кабинах других грузовиков. Последняя из машин остановилась, вторую сильно занесло, когда водитель резко нажал на тормоза.
   У Крайтона из пореза на виске хлынула кровь.
   — Паршивые ублюдки! — заорал он.
   Пуля угодила в его открытый рот и вышла из затылка. Липкое месиво — мозги и раздробленная кость — забрызгало форменную куртку Фербриджа.
   Крайтон повалился на руль, нога его вдавила в пол педаль газа. Рванувшись к краю дороги, «скания» поднялась по склону футов на пятнадцать и рухнула вниз, завалившись набок.
   Фербридж задыхался — его придавил труп Крайтона. Из головы шотландца, вернее, из того, что от нее осталось, все еще хлестала кровь. Фербридж с трудом выбрался из-под тела товарища и стал карабкаться к дверце водителя. Только так он теперь мог выбраться наружу. Рывком распахнув дверцу, начал подтягиваться вверх, навстречу потокам дождя. Но едва лишь голова Фербриджа показалась над бортом кабины, как в правый глаз его вонзилась пуля, прошедшая сквозь мозг и вырвавшая часть затылка.
   Он рухнул вниз, тело его забилось в агонии.
   Из крытого кузова выбрались два других солдата, у одного из них кровоточил на щеке глубокий порез.
   На обочине дороги раздался оглушительный грохот.
   — Минометы! — завопил сержант Тернер, приседая. Его осыпало комьями мокрой земли.
   Вновь послышалась пальба из стрелкового оружия: треск винтовочных выстрелов и стрекот автоматных очередей.
   Из кузова второго грузовика выпрыгнули рядовые Макмагон и Эндрюс. Они бросились к придорожным насыпям в поисках укрытия.
   — Эти гады вон там, в той роще! — заорал Эндрюс.
   И снова грохнул миномет. К небу взмыл фонтан грязи, все вокруг заволокло клубами дыма.
   — Убрать машины с дороги! — рявкнул сержант Энди Коулз, выпрыгивая из кузова третьего грузовика. Едва лишь ноги сержанта коснулись асфальта, как в его левое бедро угодила пуля, раздробив кость. Коулз повалился на землю, из раны потоком хлынула кровь. Отползая ко второму грузовику, он молил Бога об одном: только бы не оказалась задетой бедренная артерия. За ползущим сержантом тянулся липкий красный след.
   Боб Маккензи бросился на помощь раненому. По асфальту вокруг них щелкали пули.
   Схватив протянутую Коулзом руку, Маккензи потащил его к обочине дороги. Услыхав грохот миномета, оба припали к земле, прижимаясь к ней как можно плотнее.
   Однако на сей раз снаряд угодил в цель.
   Этим снарядом их и разорвало.
   — Быстрее вызывай подмогу! — закричал Тернер Эндрюсу, возившемуся с рацией. — Передай им наши координаты.
   Эндрюсу никак не удавалось настроиться на нужную им частоту.
   — Да пошевеливайся же ты! — взревел Тернер.
   Вокруг рвались минометные снаряды. Не стихала и автоматная пальба. Клубы дыма, поднимавшиеся после каждого взрыва, тут же прибивало к земле проливным дождем. Но солдаты все равно почти ничего не различали за водной пеленой. Лишь вспышки выстрелов указывали приблизительное местонахождение нападавших.
   Рядовой Росс Уильяме пытался наложить жгут на руку раненому Тиму Дэниелу. Осколок мины угодил Тиму в ладонь, и он крепился изо всех сил, стараясь не впасть в беспамятство.
   Внезапно пули стали ложиться прямо вокруг них, впиваясь в рыхлую землю насыпи. Оба припали к земле.
   — Они берут нас в клещи! — заорал Тернер.
   Обернувшись, солдаты увидели ослепительные вспышки уже и на левом склоне, по другую сторону дороги. Эндрюс все еще возился с рацией, когда в ключицу ему впилась пуля. Следующей пулей радисту раздробило голень. Взвыв от боли, он повалился на спину. Потоки дождя лились в его раскрытый рот.
   Тернер склонился к рации, но в тот же миг раздался взрыв, отбросивший сержанта на дорогу. В ушах у него стоял звон, глаза почти ослепли. Беспомощно лежа на спине, Тернер прикрывал лицо ладонями, между пальцами струилась кровь — нижняя челюсть у сержанта практически отсутствовала.
   — Убрать грузовики с дороги! — прокричал капрал Джон Тернбулл, бросившись к кабине второй машины.
   Пули со звоном ударялись о капот. Одна из них впилась Тернбуллу в бок, пробив навылет мягкие ткани и вырвав кусок мяса. И все же капралу удалось забраться в кабину. Повернув ключ зажигания, он до упора выжал педаль газа. Взревел мотор. Грузовик рванулся вперед, едва не задев Тернера, который по-прежнему лежал на дороге, прижимая к лицу руки.
   И снова ударил миномет, снаряд разорвался в каком-то футе от колес грузовика. Лобовое стекло лопнуло, покрывшись паутиной трещин. Сжав руку в кулак, капрал пробил в нем дыру как раз вовремя, чтобы заметить, что «скания» летит прямо в образованную взрывом воронку. Грузовик сильно тряхнуло. Тернбулл застонал от боли, когда рулевая колонка въехала ему в солнечное сплетение. У капрала перехватило дыхание; завалившись на бок, он выпал из кабины.
   Эндрюс продолжал кричать.
   Макмагон и Уильяме отстреливались как могли.
   — А ну-ка, подходите ближе, поганые ублюдки! — орал Уильямс, не снимая палец со спускового крючка.
   — Я их вижу! — рявкнул Макмагон, указывая на смутную тень, мелькнувшую между деревьями.
   Следующий минометный залп был настолько оглушительным, что казалось, превосходил мощью все предыдущие. Земля содрогнулась, к небу взметнулось грибовидное облако, окутавшее поле боя черным саваном.
   На дороге воцарилась тишина — если не считать дроби дождя, барабанившего по капотам «сканий».

Глава 10

   Первый фордовский фургон быстро спускался по склону; колеса его порой пробуксовывали в топкой грязи, забрызгивающей борта машины. Фургон затормозил у одной из воронок, которыми, словно оспинами, была изрыта дорога.
   Второй фургон следовал за первым; его задние дверцы распахнулись еще до того, как он остановился.
   Наружу выбрались четверо вооруженных людей в черных масках, скрывавших лица.
   Переступая через распростертые на земле тела солдат, они быстро продвигались в направлении «сканий», все еще окутанных клубами дыма.
   Один из них, остановившись у воронки, обвел взглядом неподвижные тела людей в армейской форме — они были мертвы или, возможно, тяжело ранены.
   Стоявший у воронки крепко сжимал автомат «АК-47», поводя стволом из стороны в сторону, наблюдая, не пошевелится ли кто-нибудь из солдат.
   Остальные трое забрались в ближайшую «сканию», набросились на груз, точно гиены на падаль. Они нашли то, что искали: заколоченные деревянные ящики без надписей. Проворно, но вместе с тем и осторожно они вытаскивали их из кузова «скании» и так же быстро и умело грузили в фургоны.
   Вытащив три ящика из первого грузовика, перешли к следующему.
   Действовали четко и слаженно, и вскоре была разгружена и вторая «скания».
   Главарь, самый высокий из четверки, взглянул на часы и постучал пальцем по стеклу.
   Нужно было торопиться.
   Засада, как они и предполагали, удалась на славу, но теперь решающим фактором становилось время. Для успешного завершения всей операции необходимо было как можно скорее скрыться.
   Человек с «Калашниковым» в руках заметил, что один из раненых пошевелился. Обе ноги солдата были перебиты: одна из костей голени, прорвав острым концом штанину, вышла наружу. Солдат тихо застонал.
   И в тот же миг сквозь шум дождя до них донесся глухой рокот.
   Звук этот становился все громче.
   — Эй, пошевеливайтесь! — прикрикнул на приятелей высокий.
   Человек с «Калашниковым» нетерпеливо переминался с ноги на ногу, поглядывая то на низко нависшие облака, то на лежавших на земле солдат, — он явно нервничал.
   Но вот подняли последний ящик, едва не уронив его. Тащившие ящик налетчики, направляясь к своему фургону, поравнялись с двумя бездыханными телами в форме.
   Росс Уильяме, раненный в шею и плечо, внезапно приподнялся и, выбросив вперед руку, ухватил одного из врагов за ногу. Тот рухнул на асфальт, выронив ящик. Истекающий кровью Уильяме, собрав остатки сил, отчаянно рванулся к лицу налетчика. Окровавленные пальцы, зацепив маску, сорвали ее с лица бандита.
   — Паршивый ублюдок, — прохрипел Уильяме, захлебываясь кровью.
   Наконец налетчику удалось вырваться. Он откатился от Уильямса, и тотчас над самым ухом его грянула автоматная очередь. Повернув голову, он увидел, как человек с «Калашниковым», стоя над Уильямсом, в упор расстреливает его. Тело солдата билось в судорогах, кровь фонтаном хлестала из ран. Наконец стрелявший поднял вверх дуло автомата и, пнув ногой лежащий перед ним труп, сделал шаг назад; он едва не потерял равновесие, поскользнувшись в луже крови. Не говоря ни слова, мужчина без маски вскочил на ноги и снова ухватился за край ящика.
   Покончив с погрузкой, налетчики запрыгнули в свои фургоны, которые тотчас же отъехали. Рокот между тем все приближался. Фургоны мчались по дороге, покидая поле боя. Докатив до развилки, они разъехались в разные стороны.
   Рокот становился оглушительным, громоподобным; но то были не раскаты грома, а грохот вертолетных лопастей, рассекавших воздух.
   Зависший над дорогой «Линкс» походил на огромную марионетку, раскачивающуюся на невидимых нитях. Покружив минуту-другую, вертолет начал медленно снижаться.
   Рядовой Найджел Эндрюс слышал стук вертолетных винтов, как слышал до того шум моторов отъезжающих фургонов, как слышал автоматную очередь, когда стреляли в Уильямса. Тело Найджела разрывала на части адская боль. Вот только ног он совсем не чувствовал...
   Внезапно в его мозгу, точно неоновая реклама, вспыхнуло слово «калека». Из ран по-прежнему струилась кровь, сливавшаяся с кровью Уильямса в одну огромную алую лужу.
   Эндрюс лежал неподвижно — как и в тот миг, когда люди в масках подошли к нему. Он видел их из-под неплотно прикрытых век. Видел, как Уильяме схватил одного из них за ногу и сорвал с бандита маску, как его изрешетили пулями. Но главное — он видел лицо того налетчика и попытается его запомнить. Ведь это очень важно... Эндрюс изо всех сил напрягал память, но мозг его отвергал все — все, кроме слова «калека».
   ЗАПОМНИТЬ ЭТО ПРОКЛЯТОЕ ЛИЦО.
   Ног он по-прежнему не чувствовал.
   Дождь хлестал с такой яростью, что казалось, будто в лицо вонзаются иголки.
   КАЛЕКА...
   Во всяком случае, он чувствует, как капли стекают по лицу.
   ЖАЛЬ НОГИ...
   У этой суки были ярко-голубые глаза.
   Это он запомнил.
   «Линкс» коснулся земли.
   Он услышал крики.
   Голубые глаза...
   КАЛЕКА...
   Он впал в беспамятство.

Глава 11

   Водитель до отказа выжал педаль газа, пытаясь максимально увеличить расстояние между вертолетом и фургоном.
   Фордовский фургон, осевший под тяжестью ящиков, мчался со скоростью семьдесят миль в час.
   Поль Риордан оглянулся, однако вертолета не увидел, вытер мокрое от дождя лицо.
   Все прошло гладко.
   Операция четко спланирована и осуществлена с максимальной эффективностью. Он был доволен, несмотря на инцидент с раненым солдатом. И почему тот ублюдок не лежал себе спокойно? Что ж, придурковатые герои всегда найдутся.
   Риордан взглянул на спидометр — стрелка подползала к отметке «80». Прежде чем этот проклятый вертолет коснется земли, они будут уже в нескольких милях от него, хотя едва ли конвой успел подать сигнал тревоги...
   Риордан улыбнулся, взглянув на деревянные ящики, стоявшие в задней части фургона. Потом они их распакуют. Он с торжествующим видом похлопал ладонью по крышке одного из них.
   Сидевший за рулем человек внимательно глядел на дорогу, уверенно ведя фургон к месту назначения.
   Еще несколько минут — и они у цели. Позже встретятся с остальными.
   — Спасибо за помощь, — сказал Риордан. — Тот ублюдок застал меня врасплох.
   Водитель не ответил. Ухватившись за край маски, он стянул ее и бросил за спину. Потом тряхнул головой, и по плечам рассыпались пышные белокурые волосы.
   — Ты просто молодчина. Спасибо тебе, — повторил Риордан.
   Мэри Лири лишь улыбнулась в ответ.

Глава 12

   Кладбище Норвуд, Лондон
   Дойл поставил свой «датсун» у центрального входа и зашагал по усыпанной гравием главной аллее. Камешки слегка поскрипывали у него под ногами.
   Дул резкий ветер, моросил дождь, капли воды стекали по кожаной куртке. Порыв ветра отбросил со лба его длинные волосы, и густые пряди развевались за спиной танцующими змейками. Одной рукой он поднял воротник, другой сжимал букетик красных гвоздик.
   Свежие могилы по обе стороны аллеи были усыпаны цветами — свидетельствами скорби. Ветер сорвал карточку с одного из букетов, и чернила, размытые дождем, капали на сырую землю черными слезами.