Хатсон Шон. Тени зла

   Заметив на себе его внимательный взгляд, Келли весело улыбнулась.
   — Что ты там увидел? — спросила она.
   — Очень красивую девушку. Но я думал также и о другом.
   — О чем?
   Он поднял брови.
   — Нет, — сказала она. — Лучше мне не знать этого.
   Блейк рассмеялся.
   — Если честно, я думал о том, почему ты там работаешь. Это необычно для женщины, особенно твоего возраста.
   — Именно этим я и хотела заниматься, закончив университет.
   — А как к этому выбору отнеслись твои родители?
   — Они не пытались меня переубедить. До прихода в институт я несколько месяцев работала в библиотеке. Думаю, они не возражали бы, если бы я там осталась. Боюсь, главное в жизни для нашей семьи — это обеспеченность.
   Блейк кивнул.
   — Расскажи о себе, — сказала Келли. — По-моему, литературный труд — дело ненадежное. Почему ты начал писать?
   — Ну не потому, что хотел поделиться с другими своими мыслями, — с иронией проговорил он. — Во всяком случае, когда начинал писать. Для начала л написал пару романов.
   — Удачных?
   Он покачал головой.
   — Чтобы добиться успеха, нужно обладать не столько талантом, сколько везением. Нужно уметь использовать благоприятные обстоятельства. Мне это не дано.
   — И потому ты переключился на документальную прозу? Ты этим сейчас занимаешься?
   — Тут соотношение другое: требуется пятьдесят процентов таланта и пятьдесят процентов везения.
   — Ты себя недооцениваешь, Дэвид.
   — Нет. Я просто знаю свои возможности.
   — А твои родители? Им нравится, что их сын — знаменитый писатель?
   — Мои родители умерли. Отец — от инсульта пять лет назад, и через полгода от сердечного приступа скончалась мать.
   — О Боже! Извини, Дэвид.
   Блейк слегка улыбнулся:
   — Не надо было тебе говорить. Я жалею только, что они не дожили до моего успеха. — После короткой паузы он бодро провозгласил: — Давай больше не будем о печальном! Поговорим о чем-нибудь другом.
   Сделав глоток мартини, она посмотрела на него поверх бокала. Потерять за полгода обоих родителей! Должно быть, это был страшный удар для него, и он не хочет бередить рану.
   — Полагаю, как писатель, ты теперь неплохо обеспечен, — сказала она, желая направить беседу в другое русло.
   — С этой профессией никогда не знаешь, что будет завтра, — сказал он. — Один неловкий шаг — и все придется начинать сначала. Это все равно, что ходить по канату на тонких каблуках.
   Келли фыркнула.
   — Тебе не скучно жить одной? — спросил Блейк.
   — Ничуть. Вначале было трудно, но теперь привыкла.
   — А тебе никогда не хотелось выйти замуж?
   — Нет! — Она выпалила это таким тоном, словно он предложил ей повеситься. — Я слишком безрассудна для семейной жизни.
   — Я тебя понимаю.
   — А почему ты не рассказываешь про себя? Наверняка были девушки, которые пытались тебя соблазнить.
   — Была парочка, но ни с одной из них я бы не согласился прожить остаток жизни. — Он улыбнулся. — Я чертовски эгоистичен. Не привык делиться ни с кем чем бы то ни было.
   — Не любишь компромиссов?
   — Ты слишком любопытна, Келли. — Он усмехнулся.
   — Это потому, что ты меня заинтересовал.
   — А это уже комплимент!
   Они посидели молча, глядя друг на друга, наслаждаясь теплом заходящего солнца, запахом свежескошенной травы и легким ветерком, который шевелил верхушки деревьев в саду. Птицы на ветвях с любопытством поглядывали вниз, где рядом с Келли и Блейком три воробья бойко клевали кусочек хлеба, брошенный им молодой парочкой, поглощающей бутерброды. Где-то вдали куковала кукушка. Келли откинулась на стуле, ощущая покой, который не испытывала уже много месяцев. Прекрасный вечер; природа и близость Блейка действовали на нее успокоительно. «Интересно, что он чувствует?» — думала она.
   Писатель осушил кружку и посмотрел на Келли. Мартини в ее бокале почти не убавилось.
   — Надо будет почаще брать тебя с собой, — сказал он, глядя на бокал. — Если ты всегда пьешь так мало, то я сэкономлю на тебе кучу денег.
   Они рассмеялись.
   — Купи себе еще!
   — Ты очень великодушна.
   — Позволь мне тебя угостить, — проговорила она, нащупывая кошелек.
   Блейк прикинулся возмущенным:
   — Позволить женщине купить мне выпить? — Он подмигнул ей. — Отличная идея!
   Она скомкала купюру в один фунт и бросила в него. Он поймал и пошел в бар за новой кружкой. Он вернулся, держа кружку в одной руке и сдачу в другой. Сев, он сразу отхлебнул треть кружки и вытер с губ пену большим пальцем.
   — Сказал ли что-нибудь Вернон, когда ты сообщила ему, что я уехал? — спросил писатель.
   — Ничего. — Келли посмотрела на него с подозрением. — А что он должен был сказать?
   Блейк скривил губы в усмешке:
   — Извини, Келли, но мне кажется, что в твоем отношении к Вернону есть что-то параноидальное.
   Келли промолчала.
   — Каждый раз, когда я называю его имя, ты хмуришься, — продолжал он. — Почему? Или это мне кажется?
   Она сделала глоток мартини.
   — Может быть, все дело в моем воображении, — сказала она, не уверенная в точности своих слов. А вдруг она действительно становится параноиком?
   — Что ты хочешь этим сказать?
   Она подумала, не рассказать ли ему о том, что происходит, о своих подозрениях и предположениях, но потом решила не рассказывать.
   — Забудь об этом, Дэвид, — попросила она. — Хорошо?
   Он кивнул.
   Келли допила свой мартини и отодвинула бокал.
   — Хочешь еще выпить? — спросил писатель.
   Она улыбнулась и покачала головой.
   — Нет, спасибо!
   Они надолго замолчали, а потом заговорила Келли.
   — Если честно, Дэвид, — устало начала она, — меня немного беспокоит тот интерес, который Вернон проявляет к моему исследованию.
   Блейк нахмурился.
   — Я не понимаю, — сказал он. — Он имеет право проявлять интерес. В конце концов он директор института. Это вполне естественно.
   — Мне кажется, что он только о моей работе и думает.
   Она рассказала ему о происшествии с Морисом Грантом, о своей поездке во Францию и о том, как Вернон настойчиво хотел оставить у себя ее отчет.
   Блейк молчал. Он допил пиво и поставил на стол пустую кружку.
   — Ну, — с вызовом сказала она. — Ты все еще думаешь, что у меня паранойя?
   — Возможно, этому есть вполне разумное объяснение, Келли, — возразил он.
   — Не надо меня успокаивать, Дэвид, — горячо проговорила она. — Есть и другие обстоятельства. Вещи, которые не имеют ни смысла, ни логического объяснения. — Она насмешливо подчеркнула два последних слова.
   — Какие, например? — спросил он.
   Ветерок стал холоднее, и Келли охватила легкая дрожь. Она подняла глаза и увидела, что закат окрасил небо в пурпурный цвет. Руки Келли покрыла гусиная кожа, и она потерла их.
   — Мне не хочется говорить об этом здесь, — сказала она, словно опасаясь, что из сада за ними наблюдают.
   — Я отвезу тебя домой, — не раздумывая предложил Блейк.
   Они поднялись и пошли на стоянку, где писатель открыл перед Келли дверцу своего «ягуара». Келли села в машину, он взялся за руль, завел мотор, и они выехали на дорогу.
   — С тобой все в порядке? — спросил он, обеспокоенный ее молчанием. Келли кивнула, чувствуя себя более непринужденно в салоне машины. Она даже улыбнулась писателю, который повернулся и ласково пожал ее руку. От прикосновения Блейка к ней вернулось спокойствие, и она благодарно ответила на его пожатие.
   Через пятнадцать минут они подъехали к дому Келли.
   Озноб, начавшийся у Келли в баре, оставил ее наконец, и она спокойно смотрела на писателя.
   — Вот ты и дома, — улыбнулся он, и уже не первый раз она поняла, что ее завораживает его улыбка. И не только улыбка. Она словно попала в его сети. Ее тянуло к нему так, как никогда не тянуло ни к кому. Он обладал магнетизмом, которому она была не в силах противостоять. — Ну как ты? — спросил он.
   — Прекрасно! Спасибо, Дэвид!
   — За что?
   — Просто спасибо! — Она протянула руку и коснулась его руки своими тонкими пальцами. За черными стеклами очков нельзя было рассмотреть выражения его глаз. Интересно, что он чувствует? — Может быть, зайдешь на чашечку кофе?
   Блейка не пришлось уговаривать. Он вылез из машины, закрыл дверцу и, обойдя вокруг, открыл дверцу перед Келли.
   Она пошла вперед, отыскивая на ходу ключ, и писатель с удовольствием смотрел, как изящно покачиваются ее бедра. В босоножках на высоких каблуках она устремилась вперед; мышцы ее тонких икр слегка напрягались при каждом шаге.
   Он пошел за ней.
   Как он и предполагал, квартира ее была уютной и безупречно чистой. Она предложила ему сесть в огромное кресло у электрокамина. Келли пошла в кухню, и Блейк услышал, как вода наполняет чайник. Вскоре она вернулась, подошла к окну и задернула шторы. Потом включила проигрыватель и поставила пластинку.
   — Ты не против музыки? — спросила она.
   — Нисколько.
   Комнату наполнили нежные голоса Саймона и Гарфункеля.
   — Кофе скоро будет готов, — сказала она, садясь в кресло напротив Блейка и как бы вновь попадая в его магнетическое поле.
   — Это твоя квартира? — спросил Блейк.
   — Когда-нибудь станет моей. Лет этак через двадцать. — Она пожала плечами. — К тому времени я стану морщинистой старой девой, но зато у меня будет собственная квартира.
   Блейк улыбнулся:
   — Я думаю, у тебя мало шансов остаться старой девой, Келли.
   — Мать постоянно спрашивает меня, почему я не выхожу замуж. Она хочет, чтобы я нарожала кучу детей и стирала пеленки, — улыбнулась Келли. — Родители любят говорить о внуках, пока те не появятся. Потом они начинают жаловаться, что из-за внуков они постарели. — Келли откинулась в кресле и почувствовала, как тело ее слегка трепещет от близости Блейка, от его внимательного взгляда. Временами ей казалось, что она видит за темными очками блеск его глаз. — Твои глаза чувствительны к свету, Дэвид? — спросила она. — Я говорю про твои темные очки. — Она указала на них.
   — Немного. Это, видимо, из-за того, что я уже пять лет щурюсь, глядя на пишущую машинку.
   Засвистел чайник. Келли встала и пошла на кухню. Через минуту она вернулась с двумя дымящимися чашками кофе и протянула одну из них Блейку. Потом, сбросив туфли, она уселась на пол возле Блейка и поджала под себя ноги.
   — Келли, я не хочу вмешиваться в твои дела, — начал Блейк, — но ты сказала, что кое-что в Верноне тебе кажется странным. Что ты имела в виду?
   Она тяжело вздохнула и опустила глаза.
   — Судя по твоему рассказу в баре, нет никаких причин подозревать Вернона в том, что он что-то замышляет, — сказал Блейк. — Зачем ему это?
   — Дэвид. — Она пыталась говорить спокойно. — Я виновата в том, что произошло с Морисом Грантом. Я действовала неправильно. Я нарушила правила института. Власти могли его закрыть. Институт — это гордость и утешение Вернона. Он мог потерять его из-за меня, но он даже не сделал мне предупреждения и не отстранил от работы. — Она поставила свою чашку. — Вместо того, чтобы немедленно уволить меня, он стал меня защищать. Затем, когда я вернулась из Франции, он пожелал знать все, что там произошло, и оставил у себя мой отчет.
   Блейк выпрямился в кресле:
   — Ты говоришь о Верноне как о монстре, а он всего лишь пытался тебе помочь.
   — Он что-то скрывает, Дэвид, — сердито проговорила она. — Джон Фрезер знал это, поэтому его убили.
   — Кто такой Фрезер?
   Она рассказала ему все, что было ей известно о событиях последних двух дней.
   — Но при чем здесь Вернон, если Фрезер погиб в автомобильной катастрофе? — спросил писатель. — Это же был несчастный случай!
   — Он знал о тайне Вернона.
   Напряженную тишину прервал Блейк:
   — Не понимаю, почему ты считаешь, что Вернон замешан в смерти Фрезера?
   — Дэвид, он никому не позволит стать между ним и этим исследованием.
   — И тебе тоже? — спросил Блейк загадочно.
   В этот момент зазвонил телефон.

Глава 32

   Несколько мгновений они не двигались, прислушиваясь к резким звонкам, заполнившим комнату. Наконец Келли поднялась, подошла к телефону и нерешительно взяла трубку, чувствуя необъяснимую тревогу. Блейк заметил это.
   — Алло! — сказала она.
   Молчание.
   — Алло! — повторила она, посмотрев на Блейка, словно искала в нем поддержку.
   Внезапно она услышала торопливую речь. Некоторые слова она не разобрала — не из-за того, что быстро говорили, но потому, что говорили по-французски.
   — Кто это? — спросила она, отведя трубку от уха из-за слишком громкого треска и шипения. — Алло! Вы слышите? Кто говорит?
   — Келли, это Мишель Лазаль.
   Она немного успокоилась.
   — Слушай меня, ты должна меня выслушать, — пробормотал он, и Келли почувствовала глухое отчаяние в его голосе. Дышал он резко и неровно, словно от долгого бега. — Я видел Мадлен. — Его голос оборвался. — Я видел ее...
   — У тебя был кошмар, Мишель? Это бывает...
   Он прервал ее:
   — Нет, я трогал, чувствовал ее.
   — Это кошмар! — повторила она.
   — Нет! Жубер тоже ее видел.
   Келли нахмурилась.
   — Что ты говоришь? При чем здесь он? — спросила она, чувствуя, как напряглись ее мышцы.
   — Он был там, со мной, — продолжал француз, задыхаясь. Он пробормотал что-то по-французски и сухо рассмеялся. От этого смеха по телу Келли пробежали мурашки. — Он смотрел, как я занимаюсь с ней любовью. Она была холодной, но это ничего не значит. Она по-прежнему моя, я все еще хочу ее.
   Келли хотела ответить, но не смогла.
   — Жубер не простил меня, — тихо сказал француз. — Я думаю, он никогда не простит.
   — Простить тебя? За что?
   — За то, что я написал эту статью.
   — Он с тобой разговаривал? — спросила она, не зная, стоит ли ей успокаивать обезумевшего человека.
   — Он всегда там, Келли. Всегда. Он следит за мной.
   Наступила зловещая тишина, нарушаемая лишь помехами на линии.
   — Мишель, ты меня слышишь? — спросила наконец Келли. Тишина. — Мишель, ответь мне.
   Она услышала щелчок и поняла, что он положил трубку. Несколько секунд, показавшихся ей бесконечными, она пристально смотрела на трубку, потом медленно ее опустила.
   — Кто это звонил? — спросил Блейк, заметив ее беспокойство.
   Она медленно вернулась к нему, снова села на пол и взяла чашку с кофе. Он был холодным.
   — Келли, кто это был? — повторил писатель.
   — Лазаль. Он работает в метафизическом центре, — ответила она и рассказала о разговоре. — Он убежден, что это было на самом деле, — добавила она.
   Блейк пожал плечами:
   — Кошмары всегда очень выразительны.
   Келли покачала головой:
   — Лазаль отрицает, что это кошмар. Он убежден, что все это произошло в действительности. — Она вздохнула. — Боже, надеюсь, у него не начнется снова нервное расстройство! С ним это уже было, когда умерла его жена. — Она подняла глаза на Блейка. — И Жубер... Он сказал, что Жубер — свидетель этого кошмара. Он боится Жубера. — Она вновь опустила глаза. — Сперва Фрезер, теперь Лазаль. Один умер, другой близок к нервному расстройству. И все это из-за исследования, которым я занимаюсь.
   — Ты не должна обвинять себя, Келли, — сказал Блейк, протянув руку и ласково приподняв ее голову.
   Она схватила его руку, ощутив в ней силу и нежность, но еще сильнее она почувствовала тепло этой руки и всего его тела. Она подняла глаза, пытаясь проникнуть во взгляд Блейка, уловить его выражение за темными стеклами очков. Келли поцеловала его руку и придвинулась ближе к нему. Она положила правую руку на его колено, а он между тем медленно поглаживал ее затылок и шею. Она затрепетала от этой ласки и приблизилась к нему, чтобы ощутить его тело. Он поглаживал ее нежную кожу, и она закрыла глаза.
   — А если Вернон виновен в смерти Фрезера? — спросила она тихо, замирая от его прикосновений.
   — Тогда он опасный человек, — ответил Блейк — И тебе следует держаться от него подальше.
   — И от Жубера?
   — Келли, если допустить, что кто-то из них обладает особой психической силой, то тебе лучше не говорить им о своих подозрениях.
   — Но я должна знать правду, Дэвид, — возразила она, повернув к нему лицо.
   В этот момент Блейк наклонился и поцеловал ее. Сначала они нежно прижались друг к другу губами, но в следующее мгновение слились в поцелуе. Блейк горячо обнял ее: он хотел ее, так же сильно, как и она его.
   Келли обвила рукой его шею, не желая прерывать поцелуя. Когда они оторвались друг от друга, дыхание ее было частым, а глаза прикованы к Блейку. Тело ее горело, словно объятое огнем. Соски напряглись и затвердели. От соприкосновения с платьем они побаливали. Внутренняя сторона бедер увлажнилась. Блейку передалось ее возбуждение, она и сама понимала, что на него действуют ее близость и ласковые прикосновения. Рука ее потянулась к его ширинке и начала поглаживать ее; у Блейка закружилась голова и он издал низкий грудной звук.
   Келли отодвинулась и легла перед ним на ковер, маня его к себе. Блейк опустился на ковер рядом с ней. Руки его скользили по ее телу, приближаясь к груди. Он начал гладить ее грудь, чувствуя, как затвердели соски, и Келли, обмирая от восхищения, выгнула спину. Ей казалось, что ее уносит какой-то чудесный поток: ощущение тепла между ног сменилось всепоглощающим желанием, охватившим каждую частицу ее тела. Она взяла руку Блейка и потянула ее под платье, а потом застонала от наслаждения, когда его пальцы начали поглаживать ее бедра, задерживаясь и медленно скользя вверх. Наконец он коснулся ее трусиков. Указательным пальцем стал потихоньку стягивать их. Она приподняла ягодицы, а он поцеловал ее влажные трусики и бросил их в сторону.
   Она притянула его к себе, и губы их вновь слились в поцелуе. Она приподнялась навстречу его ищущей руке и едва сдержала крик, когда его пальцы коснулись ее затвердевшего клитора и стали нежно его гладить. Она нащупала «молнию» на его брюках и быстро освободила его; пальцы ее обхватили его член, лаская и массируя его. Уже не владея собой, она предложила ему раздеться.
   Через секунду они были нагими. Блейк нагнулся и взял губами один, потом другой ее сосок, покусывая их и поглаживая языком. Келли чувствовала, как рука его ласкает ее живот, скользит по мягким волоскам на лобке, нащупывая чувствительное место, и повернулась на бок, прижавшись к его мускулистому бедру. Она потерлась о него, потом поднялась и села ему на живот.
   — Сними их, — тихо сказала она, указывая на очки. — Я хочу видеть твои глаза.
   Блейк снял очки и посмотрел на нее.
   От восторга у Келли захватило дух, ей показалось, что она теряет сознание.
   Глаза Блейка цвета июньского неба поразили ее своей глубиной. Она чувствовала себя куклой в его руках, и ей казалось, что вся она во власти этих глаз. Новое и еще более сильное чувство охватило ее, она наклонилась и поцеловала его. Он обнял ее талию, приподнял и опустил себе на грудь, улыбаясь тому, как она прикасается к нему, оставляя на его теле влажные следы. Она подвинулась еще ближе к нему, и он тронул ее языком.
   Келли вскрикнула, когда его язык защекотал ее губы, проник в щель и стал лизать клитор. Она откинула голову, прошептала его имя и отдалась своим чувствам. Бедра ее напряглись — первый признак приближающегося оргазма. Он поднял руки и нащупал ее распухшие соски, заставив ее застонать от наслаждения.
   Келли повернулась и наклонилась, ища губами его член. Она посмотрела на толстую головку и погрузила его в рот, лаская языком. Рука ее держалась за корень, пальцы перебирали яички. Почувствовав, как напрягся член, она поняла, что развязка близка. Но ей хотелось продлить наслаждение. Не выпуская из руки его пульсирующий член, Келли повернулась, поцеловала Блейка, расставила ноги и стала на колени над его пахом. Она стала медленно опускаться, пока его член не вошел в нее. Они вскрикнули, когда тела их соединились, и ее влажная щель поглотила его стебель.
   Келли почувствовала, что больше не может удерживаться. Она посмотрела Блейку в глаза и начала двигаться вниз и вверх. Это пришло почти мгновенно. Она ощущала теперь лишь наслаждение и видела только его голубые глаза. Не отрывая взгляда от этих глаз, она ускорила движения. Ей казалось, что она соединилась с ним, растворилась в нем и они стали единым целым.
   Она закричала от сильного оргазма. Она прыгала на нем, и наслаждение все возрастало. Никогда раньше она не испытывала ничего подобного этому чувству, которое стало еще сильнее, когда Блейк задрожал под ней, охваченный последним трепетом. Келли громко застонала, ощутив, как ее заливает горячая струя, и еще теснее приблизилась к нему, словно желая впитать каждую каплю. Дрожащая и взмокшая от пота, она упала на него и прижалась к его губам.
   Они обнялись и лежали неподвижно; он как-то сразу обмяк.
   Заговорили они не скоро. Проигрыватель молчал; пластинка давно кончилась. Было слышно лишь завывание ветра за окном.
   — Тебе не обязательно возвращаться сегодня в Лондон, правда? — спросила Келли.
   — Ты хочешь от меня отделаться? — улыбнулся он.
   Они рассмеялись. Келли провела пальцем по его губам и нежно его поцеловала. Она по-прежнему глядела в его голубые глаза, вновь охваченная чудесным чувством, будто ее уносит поток и она теряет власть над своим телом.
   Блейк широко улыбался.

Часть вторая

   Все люди, с которыми мы встречаемся,
   соединяют в себе добро и зло

Роберт Луис Стивенсон

   Того, кто обучит ребенка сомненью,
   Нежданно настигнет могилы тленье

Уильям Блейк

Глава 33

   Лондон
   Клуб «Ватерлоо» в центре лондонского Мэйфера казался величественным анахронизмом.
   Здание, построенное через год после битвы под Ватерлоо веллингтонскими офицерами-пехотинцами, походило скорее на музей. В этом здании всех охватывало почти то же благоговение, что и в церкви. Здание мирно простояло полтора века, не претерпев почти никаких архитектурных вмешательств, и именно потому сохранило былое архаическое величие.
   Дэвид Блейк поставил бокал со спиртным, оглядел обшитые панелями стены. Несмотря на многочисленные лампы и свисающую с потолка огромную хрустальную люстру, комната казалась почти темной. На ее стенах было несколько выставленных на обозрение полотен, среди них отличная копия «Сержанта Эварта» Дэниса Дайтона — картины, о которой Блейк читал в книгах по истории. На стене за перегородкой в позолоченной раме висела панорама Ватерлоо сэра Уильяма Аллена длиной в пятнадцать футов, Блейк считал ее выдающимся произведением искусства. На другой стене красовались отшлифованные кирасы с нагрудниками, пробитыми пулями мушкетов. Над ними простирались шлемы карабинеров, длинные мечи шотландских драгун, оригинальные мушкеты и пистолеты.
   Блейка все это впечатлило, хотя его несколько смущало то, что Би-би-си выбрала именно этот клуб для приема в честь приезда Джонатана Матиаса в Англию. Гости мирно беседовали друг с другом, некоторые, как и он, разглядывали картины и предметы старины. Ему казалось, что пришли не менее двадцати человек; во многих из них он узнал известных деятелей индустрии развлечений.
   В углу он заметил сидящего Джима О'Нейла. Он находился в Англии в связи с европейским турне и успел побывать уже со своим ансамблем в десяти странах и дать восемьдесят концертов. Это был высокий, жилистый человек лет тридцати, с ног до головы в черной коже. Рок-звезда энергично кивал двум беседующим с ним девушкам.
   Писатель увидел еще несколько знакомых лиц. Он заметил сэра Джорджа Хаве, нового руководителя Би-би-си; тот беседовал с несколькими мужчинами, среди которых был Джеральд Брэддок.
   Брэддок — министр культуры, полный краснолицый человек с таким тесным воротником рубашки, что галстук вокруг него, казалось, завязывал сторонник культа удушения. У тех, кто видел, как он глотает, возникало опасение, что он вот-вот задохнется.
   Рядом с ним стоял Роджер Карр — ведущий телевизионного шоу, в котором должен был выступить Матиас.
   Повсюду Блейк замечал актеров и актрис телевидения, представителей оттуда же, но он, видимо, был единственным приглашенным сюда писателем.
   Приглашение это его несколько удивило, хотя в прошлом он написал для Би-би-си, среди прочего, шестисерийный фильм о паранормальном. Узнав, что почетным гостем на этом вечере будет Матиас, он охотно принял приглашение.
   Однако пока американца нигде не было видно.
   — Тебя часто приглашают на такие вечера? — спросила Келли, восхищенно глядя на знаменитостей.
   Блейк встречался с ней уже больше недели. Он стал часто ездить в Оксфорд, ночевал у нее, а днем возвращался домой работать. Когда он ей впервые рассказал о приглашении, Келли поначалу встревожилась, но сейчас, глядя на других гостей, она не жалела, что пришла с ним.
   — Такие вечера не часто бывают, — ответил он, осматриваясь вокруг и ища взглядом Матиаса.
   В этот момент, словно по мановению палочки, из гардеробной вышел Матиас, похожий на героя романа Брэма Стокера. На нем был черный костюм-тройка, белая рубашка и черный галстук-бабочка. В запонках на манжетах его рубашки сверкали крупные бриллианты. Медиума представили сэру Джорджу Хаве и тем, кто окружал его. Как магнит, сцена эта привлекла к себе внимание гостей: голоса разом смолкли; все обратили взоры на американца.
   — Он выглядит весьма импозантно, — произнесла Келли с благоговением. — Я видела его только на фотографиях.