Хатсон Шон. Тени зла

   — Да.
   — Как тебя зовут?
   — Ален Жубер.
   — Сколько тебе лет?
   — Тридцать шесть.
   Келли вновь взглянула на ленту самописца и увидела, что пять карандашей совсем замедлили движение и теперь оставляли на бумаге почти прямые линии, прерываемые лишь редкими колебаниями.
   — Как зовут меня? — спросил Лазаль.
   Жубер ответил.
   — Кто еще находится в этой комнате?
   — Женщина. Я ее вижу.
   Лазаль нахмурился и вновь внимательно посмотрел на веки коллеги. Они были плотно сжаты. Он протянул руку и взял со стола пачку карточек, на каждой из которых было записано одно слово.
   — Назови мне слово на этой карточке, — попросил он, скользнув глазами по карточке со словом «собака».
   Жубер назвал правильно.
   — А на этой?
   — Кошка.
   — А сейчас?
   — Свинья.
   Келли заметила, что рычажок с пятым карандашом пришел в легкое движение.
   Лазаль проверил еще пять карточек, и каждый раз Жубер давал правильный ответ.
   — Мне холодно, — вдруг сказал Жубер.
   И действительно, его тело охватила легкая дрожь. Дотронувшись до его руки, Лазаль почувствовал, что она холодна как лед.
   Движения пятого карандаша стали еще заметнее. Четыре других почти не отклонялись от своего прежнего курса. Келли с усилием сглотнула. Чем-то очень знакомым показалась ей эта ЭЭГ. Когда пятый карандаш начал оставлять на бумаге порывистый и беспорядочный след, в ее памяти вновь возник образ Мориса Гранта. Когда Грант находился под действием лекарств, активность регистрировалась именно в этой области его мозга. Сейчас то же самое происходило с Жубером.
   — Я вижу... — Жубер не закончил фразу.
   — Что ты видишь? — спросил Лазаль настойчиво.
   — Комнату. Такую же, как эта, но в ней работает женщина. Они сидит за пишущей машинкой ко мне спиной. Она не слышала, как я открыл дверь, и не знает, что я сзади нее.
   Пятый карандаш начал двигаться по ленте со скоростью, грозившей прорвать бумагу.
   — Кто эта женщина? — спросил Лазаль. — Ты ее знаешь?
   — Да. Я много раз видел ее раньше.
   — Как ее имя?
   — Даниэль Бушар.
   Лазаль сглотнул от волнения.
   — Опиши ее, — сказал он. — Быстрее.
   — Ей — за тридцать. У нее длинные волнистые волосы. Рыжеватые, должно быть, крашеные. Кожа у нее темная. Не как у негров, а кофейного цвета. Глаза подведены синим, на губах немного помады.
   — Ты ее знаешь? — спросила Келли Лазаля шепотом.
   Француз кивнул:
   — Она наполовину алжирка. Красивая женщина. Работает в офисе на нашем этаже, дальше по коридору, — тихо проговорил он, не сводя глаз с Жубера, пальцы которого начали судорожно сжиматься. Вскоре задергалось все его тело. — Что на ЭЭГ? — спросил Лазаль.
   — Активность регистрируется только в области затылочной доли мозга, — ответила она. — Точно такая же ЭЭГ регистрировалась у нашего пациента. — Она замолчала, пораженная скоростью движения карандаша самописца.
   Жубер вновь заговорил:
   — На ней джинсы и красная блузка. На боку, возле шва на блузке, есть небольшая дырочка.
   — Она еще печатает? — спросил Лазаль.
   — Да. Она все еще не заметила меня.
   Лазаль задумчиво прикусил нижнюю губу.
   — Это ни о чем не говорит, — сказал он Келли. — Он мог сегодня встретить эту женщину.
   Келли вновь посмотрела на ленту самописца. Пятый карандаш продолжал стремительно двигаться.
   — Я к ней приближаюсь, — сказал Жубер. — Она перестала печатать и вынимает из машинки лист бумаги. Она все еще сидит ко мне спиной. — Он на время замолк, потом голос его изменился, став булькающим, словно рот его заполнила слюна. — Я хочу ее.
   — Говори, что происходит, — потребовал Лазаль.
   — Одной рукой я хватаю ее за волосы, другой зажимаю рот, чтобы она не кричала. Она падает со стула, и я наваливаюсь на нее сверху. Я должен держать ее руки. Она оглушена падением, потому что ударилась головой. Кажется, она потеряла сознание. Я задираю ее блузку, чтобы обнажить грудь, и сжимаю грудь так, что на коже остаются красные пятна.
   Келли, словно завороженная, смотрела на пятый карандаш, который носился по бумаге с такой скоростью, что казался размытым пятном.
   — Я пытаюсь зажать рукой ее рот, чтобы она не начала орать, но она, кажется, приходит в себя. Я должен заставить ее замолчать. Я обеими руками хватаю ее за горло. Это так приятно. Большие пальцы моих рук сжимают ее трахею, они давят все сильнее и сильнее. У нее выкатились глаза. Я убью ее. Я хочу ее убить.
   Келли взглянула на Лазаля, потом на ЭЭГ, по которой с неистовой скоростью носился карандаш самописца.
   — Я хочу ее убить, — зарычал Жубер.
   Снаружи раздался пронзительный крик, на мгновение он смолк, потом раздался снова.
   — Разбуди его, — резко сказала Келли.
   — Слушай меня, — сказал Лазаль. — Когда я сосчитаю от пяти до одного, ты проснешься. Ты понял меня?
   Ответа не последовало.
   Из коридора донесся звук распахивающейся двери и еще один крик.
   — Ты меня понял? — громко повторил Лазаль.
   — Поторопись! — воскликнула Келли.
   Жубер не реагировал.
   — Я не могу его разбудить, — с отчаянием воскликнул Лазаль.
   Он не хотел трясти своего коллегу, так как знал, что это может плохо кончиться. Он тяжело вздохнул и взглянул на Келли, направлявшуюся к двери.
   — Посмотри, что там происходит, — попросил он.
   Поспешно выйдя в коридор, Келли увидела, что примерно в тридцати ярдах от них, возле двери, стоят четыре или пять человек. Один из них, высокий блондин, стучал в дверь и безуспешно крутил ее ручку. Вновь услышав крик, он надавил на дверь плечом.
   — Жубер, слушай меня, — сказал Лазаль. — Я начинаю считать. Пять...
   — Там что-то происходит, — сообщила Келли.
   — Четыре...
   Высокий блондин отступил на шаг, чтобы ударить дверь с разбега.
   — Три...
   Жубер пошевелился.
   — Два...
   Блондин в коридоре стиснул зубы и собрался наброситься на дверь.
   — Один...
   Жубер открыл глаза и близоруко прищурился.
   Услышав треск ломающегося дерева, он огляделся вокруг.
   Блондин врезался в дверь, едва не сорвав ее с петель. Дверь с шумом распахнулась, и он ворвался в комнату. За ним последовали другие.
   — Что происходит? — спросил Жубер, стягивая с головы электроды.
   Келли, взволнованная, вернулась в комнату, выключила электроэнцефалограф и вытащила ленту.
   — Что случилось? — настойчиво повторил Жубер, вставая с кушетки. Выйдя в коридор, он увидел, что из дальней двери, опираясь на руку блондина, выходит смуглая девушка в джинсах и красной блузке. Даже издалека Жубер заметил, что блузка ее разорвана, а часть груди обнажена. Из раны на ее нижней губе текла кровь, на горле были заметны красные пятна.
   Когда они приблизились, Лазаль и Келли тоже вышли в коридор.
   — Что случилось? — спросил Лазаль.
   — На Даниэль набросился какой-то мужчина, — сказал блондин.
   — Кто это был?
   Темнокожая девушка подняла голову и откинула со лба прядь волос. Увидев Жубера, она вскрикнула и указала на него пальцем. Другой рукой она схватилась за горло.
   Девушка что-то залепетала по-французски. Келли не поняла и попросила Лазаля перевести.
   — Она сказала, что на нее напал Жубер, — перевел француз.
   — Это невозможно, — возмущенно сказал Жубер. — Зачем мне нападать на нее? — Он посмотрел на Даниэль: — Она истеричка.
   — На нее кто-то напал, — сказал блондин. — Не могла же она сама сделать это! — Он указал на воспаленные следы на шее девушки. — Но я не понимаю, как он вышел. Дверь была заперта изнутри.
   Когда они прошли мимо Лазаля и Келли, те обменялись изумленными взглядами. Даниэль, которую вели в лазарет, оглянулась и с ужасом посмотрела на Жубера.
   — Как я мог на нее напасть? — раздраженно проговорил Жубер, вернувшись в комнату и сев на кушетку.
   Келли и Лазаль вошли в комнату вслед за ним.
   — Ты помнишь что-нибудь из того, что произошло пять или десять минут тому назад? — спросил его Лазаль.
   Жубер покачал головой и вытер лоб тыльной стороной ладони.
   Келли первая привлекла к этому его внимание.
   — Жубер, — тихо сказала она, — посмотрите на свои ногти.
   Под ногтями на руках Жубера застряли нити красной ткани.
   Цвет их был точно такой же, как и у блузки Даниэль Бушар. Там же было несколько рыжеватых волос.

Глава 19

   — Астральное перемещение. — Слова Келли гулко, как эхо, раздались в лаборатории. Она смотрела на красные нитки и волосы, которые Жубер выковыривал из-под ногтей и складывал в чашку Петри.
   — Вы сказали, что перед тем, как это начало происходить, вы стали мерзнуть, — продолжала она. — Астральные перемещения всегда сопровождаются чувством холода.
   — Вы опять о душе, которая покидает тело? — скептически спросил Жубер.
   — Даниэль Бушар сказала, что вы напали на нее. Я думаю, она сказала правду. Вы описали ее. Описали, как пытались ее душить. — Келли взяла ленту с ЭЭГ. — В этот момент наблюдалась сильнейшая активность в затылочной доле вашего мозга. С Морисом Грантом все происходило точно так же.
   — Но астральное тело обычно не обладает материальной формой, — возразил Жубер. — Даниэль Бушар не только видела меня, она утверждает, что я набросился на нее, нанес ей травмы.
   — Вы когда-нибудь чувствовали по отношению к ней гнев или враждебность? — спросила Келли.
   — Я такого не припомню, — ответил Жубер.
   — Эти чувства могли таиться в вашем подсознании. Гипноз выявил их точно так же, как лекарства раскрыли агрессивную сторону личности Мориса Гранта.
   — Не понимаю, какое отношение имеет все это к астральному телу, — заметил Лазаль.
   — Данные электроэнцефалографии свидетельствуют о том, что область, управляющая подсознанием, находится в затылочной доле мозга, — сказала Келли. — Астральное тело управляется подсознанием. Оно функционирует независимо от остального мозга. Это и есть та скрытая область, которую мы искали. — Она ткнула пальцем в пятую линию на ЭЭГ.
   — Подсознание управляет астральным телом, — тихо повторил Жубер.
   — Похоже, что так, — кивнула Келли. — Ваше астральное тело совершило действия, на которые вы в нормальном состоянии не способны.
   — Ты хочешь сказать, что астральное тело представляет собой злое начало в человеке? — спросил Лазаль. — Наше агрессивное, безжалостное начало?
   — Возможно. А лекарства и гипноз могут обнажать нашу вторую личность, — ответила Келли.
   — Эта вторая личность не имеет понятия о том, что хорошо, а что плохо, — сказал Жубер. — Она ничем не отличается от нас по внешнему виду, но при этом не обременена ни совестью, ни раскаянием, ни моральными иллюзиями. Личность эта совершенно свободна от нравственных норм, установленных обществом.
   Келли заметила, что глаза его заблестели.
   — В каждом из нас есть мистер Хайд, — сказал он.
   — Что? — удивленно спросил Лазаль.
   — Джекилл и Хайд из рассказа Р. Л. Стивенсона. Первый олицетворяет добро, второй зло. Сознательный разум — Джекилл, подсознательный — Хайд, но наша злая сторона способна функционировать независимо от нас.
   — Только представьте, как это открытие поможет в лечении шизофрении и других психических заболеваний, — заметила Келли.
   — Пока никто не должен знать об этом! — рявкнул Жубер.
   — Почему?! — воскликнул Лазаль. — Это очень важное открытие. Люди...
   — Еще слишком рано объявлять о наших результатах, — грубо оборвал его Жубер.
   Наступило молчание, нарушенное Лазалем.
   — Келли, — начал он, — как мы можем быть уверены, что каждый мужчина, каждая женщина, каждый ребенок не хранит внутри себя эту злую силу?
   — Я думаю, безопаснее допустить, что все обладают ею, — ответила она загадочно. — Но, насколько нам известно, выпустить эту силу на волю можно только с помощью лекарств или гипноза.
   — Насколько нам известно, — повторил Лазаль, и слова его прозвучали зловеще.
   Келли взглянула на чашку с волосами и красными нитями и содрогнулась.

Глава 20

   Часы на стене пробили час ночи. Лазаль откинулся в кресле и протер глаза, посмотрел на наручные часы и зевнул.
   Он усердно работал с семи вечера, когда вернулся из метафизического центра. Перед ним на полированном столе лежала статья из шести тысяч слов, над которой он напряженно трудился в течение последних шести часов. Он прервался только раз в половине десятого, чтобы выпить чашку кофе с бутербродом, но тот почти нетронутым лежал на тарелке возле пишущей машинки. Он поднял голову и встретил взгляд женщины со светлыми волнистыми волосами. Ему показалось, что он тонет в этих блестящих зеленых глазах.
   Фотография жены стояла на своем обычном месте на его столе. Каждый раз, когда он смотрел на нее, его охватывали противоречивые чувства, не дававшие ему покоя после ее смерти. Вновь возвращалась пронзительная душевная боль, испытанная им, когда она покинула его так внезапно; вместе с тем его успокаивали эти зеленые глаза, словно частица ее души по-прежнему жила с ним рядом. Он взял фотографию и внимательно вгляделся в такие близкие и прекрасные черты. Он сам сделал эту фотографию три года назад. Одна она напоминала ему о жене. Она и его воспоминания.
   Он поставил фотографию на место и покачал головой, чтобы рассеять дремоту, окутавшую его как ватное одеяло. Он знал, что скоро ляжет спать, но предстояло сделать еще кое-что важное.
   Он взял ручку, пододвинул к себе листок бумаги и начал писать:
   "Редактору.
   Высылаю статью, содержащую подробности о весьма важном и феноменальном открытии. Проработав последние двенадцать лет в метафизическом центре, я был свидетелем многих необычных явлений, но с подобным феноменом столкнулся впервые.
   Мне известно, что тема астральных перемещений (проекций) уже в течение многих лет привлекает внимание людей, но никогда еще мы не сталкивались с фактами, столь многообещающими, о чем я подробно написал в своей статье.
   Надеюсь, что вы найдете мою статью достойной опубликования, так как, по моему мнению, все это имеет огромное значение для всех нас.
   Искренне ваш... "
   Лазаль подписался, перечитал письмо и вложил в конверт вместе со статьей. Он заклеил конверт и оставил его на столе, решив отправить утром по дороге в центр.
   Он пошел "а кухню, налил стакан молока и выпил его, стоя у раковины.
   Открытие, которое они сделали сегодня утром, слишком значительно, чтобы его утаивать. При этом Лазаль испытывал необъяснимое чувство неловкости. Его беспокоил случай с Даниэль Бушар. Одно только воспоминание о нем заставляло шевелиться волосы на его затылке.
   Нравится это Жуберу или нет, люди должны знать правду.

Глава 21

   Нью-Йорк
   Блейк поднял экземпляр журнала «Тайм» и решил купить в газетном киоске еще что-нибудь, чтобы скоротать время в самолете. Он подошел к киоску и скользнул глазами по полкам, заваленным газетами и журналами.
   Он вполне мог не заметить этот тонкий журнал.
   На обложке значилось: «Журнал парапсихологии».
   Он взял журнал, и в глаза ему сразу бросилось заглавие одной из статей: «Астральная проекция: истина». Он открыл журнал и, просмотрев содержание, отыскал интересующую его статью.
   Три первых абзаца он прочел, не отходя от киоска, потом расплатился и направился в зал ожидания.
   Голос из репродуктора объявил, что начинается посадка на его рейс. Блейк поспешно направился в умывальную.
   Он летал много раз, но всегда нервничал перед полетом. Нервничал? Кого он пытается надуть? Он панически боялся летать — это ясно как день. Вот уже и желудок как-то схватывает. В умывальной никого не было. Он подошел к раковине, наполнил ее холодной водой и положил сбоку журнал.
   Он ополоснул лицо водой и, не найдя полотенца, вытер его рукой. Блейк выпрямился и взглянул на свое отражение в зеркале. Лицо было бледным, с красными веками. Он посмотрел на часы и заметил, что рука его слегка дрожит. До вылета оставалось десять минут. Он еще раз побрызгал на лицо водой и замигал, когда вода попала ему в глаза. Блейк снова посмотрел в зеркало.
   Из зеркала на него уставился Матиас.
   Не сводя глаз с видения, Блейк отступил назад. Лицо медиума оставалось неподвижным, двигались только глаза — сверкающие, голубые, с гипнотическим взглядом.
   Писатель попытался сглотнуть слюну, но в горле пересохло. Он поднял руки и закрыл ими глаза.
   Медленно опустив руки, он вновь посмотрел в зеркало.
   Лицо Матиаса исчезло, в зеркале отражалось только его собственное растерянное лицо. Блейк с облегчением выдохнул воздух и, вернувшись к раковине, вытер с лица оставшуюся влагу. Затем он взглянул в воду, оставшуюся в раковине.
   Отражение было его, но рот был открыт для крика, а глаза вылезали из орбит. Раздутое лицо имело синеватый оттенок.
   — Нет! — прохрипел Блейк и опустил руки в раковину.
   Видение исчезло; он стоял, погрузив руки по локоть в воду.
   В умывальную вошли двое мужчин и с недоумением посмотрели на неподвижно стоящего перед раковиной человека, который всматривался в воду, словно что-то искал в ней.
   — Эй, приятель, с тобой все в порядке? — спросил один из них, неуверенно приблизившись к Блейку и похлопав его по плечу. — Я говорю с тобой...
   Блейк резко повернулся и непонимающе посмотрел на них, как человек, очнувшийся от кошмара.
   — С тобой все в порядке? — повторил мужчина.
   Блейк на миг закрыл глаза и кивнул.
   — Да, — ответил он. — У меня все нормально. — Нащупав в кармане темные очки, он надел их, взял свой журнал и покинул умывальную.
   — Должно быть, накурился марихуаны, — предположил один из мужчин.
   — Скорее всего, — отозвался второй. — На вид он сущий наркоман.
   — А ты погляди на это, — сказал первый, указывая на зеркало над раковиной, перед которой стоял Блейк.
   В центре зеркала пересекались пять неровных трещин.

Глава 22

   Париж
   В дверь постучали так, словно хотели пробить в ней дыру.
   Оставив обед на столе, Лазаль выбежал из кухни. Громкий и настойчивый стук не смолкал, и Лазаль повернул ручку и открыл дверь.
   В комнату стремительно вошел Жубер. Лицо его было искажено гневом.
   Мгновение Лазаль глядел на него с недоумением, потом запер дверь и прошел за своим коллегой в гостиную. Жубер стоял у камина, широко расставив ноги, и что-то держал в правой руке. На лбу и на лице его выступила испарина, на висках пульсировали вены.
   — Что случилось? — спросил Лазаль. — Должно быть, что-то важное, если ты вдруг врываешься в мой дом.
   — Это важно, — рявкнул Жубер.
   — Что, нельзя было отложить до завтра? — спросил Лазаль с некоторым раздражением. Он взглянул на часы: — Уже семь часов.
   — Я знаю, который час, — резко сказал Жубер.
   — Ну и что же ты хочешь?
   — Я хочу поговорить с тобой об этом. — Жубер, словно оружием, помахал чем-то в правой руке, бросил затем что-то на кофейный столик, стоящий поблизости. — Для чего, черт возьми, ты это сделал?
   На столике лежал «Журнал парапсихологии», раскрытый на странице со статьей Лазаля.
   — На что, черт возьми, ты рассчитывал, когда писал этот... вздор? — сердито проговорил Жубер.
   — Я полагаю, что столь важное открытие не следует утаивать, — объяснил Лазаль.
   — Это мое... — Жубер быстро поправил себя: — Это наше открытие. Мы условились не сообщать о нем никому, пока не закончим исследование.
   — Ни о чем мы не уславливались. Это ты решил держать его в секрете, — напомнил ему Лазаль. — Я считаю, что всем надо знать о происшедшем.
   — И поэтому ты сам написал эту статью? И твоя... подружка. Ей известно о статье?
   — Келли? Нет! Она не знала, что я собираюсь написать эту статью. — Он на мгновение смолк. — Но если бы она и знала, тебя это не касается. Я не обязан перед тобой отчитываться, Ален.
   — Если слухи об открытии расползутся, то центр моментально заполнится газетчиками. Ты этого хочешь?
   — Наше открытие, касающееся астральной проекции, — первое чрезвычайно важное открытие такого рода. Оно важно не только для нас, но и для других людей. Оно может многим принести пользу. Больницам, психиатрическим лечебницам...
   — А кому припишут это открытие? — оборвал Жубер, злобно глядя на коллегу.
   — Разумеется, нам двоим. Мы...
   Жубер снова перебил его.
   — Нет, не нам двоим, а тебе одному. — Он ткнул в Лазаля пальцем. — Ты написал эту статью!
   — Но я в ней упомянул твое имя... Как мы вместе работали.
   — Это ничего не значит. Все заслуги припишут тебе. — Он поднял журнал. — Сколько тебе заплатили за нее? — ехидно спросил он.
   — Десять тысяч франков. А что?
   Жубер покачал головой:
   — За десять тысяч франков они купили у тебя труд многих недель!
   — Деньги не имеют никакого значения, — сказал Лазаль.
   — А признание? Признание тебя интересует? А слава? Ты сможешь с ней совладать? — Голос Жубера стал— насмешливым и высокомерным. — Или по-прежнему будешь глотать свои таблетки?
   — Убирайся отсюда, Ален, — резко сказал Лазаль. — Убирайся из моего дома!
   Жубер сунул журнал в карман и, бросив на коллегу еще один презрительный взгляд, направился к выходу. Лазаль слышал, как за ним со стуком захлопнулась дверь.
   Жубер завел «фиат» на стоянку возле своего дома и выключил двигатель. Он закрыл глаза и продолжал сидеть в закрытой машине, словно не желая выходить. Тяжело вздохнув, он со злостью ударил рукой по рулю. «Чертов Лазаль», — подумал он и взглянул на журнал, лежащий на сиденье для пассажиров. Ему казалось, что журнал насмехается над ним. Он взял его и вышел из машины, закрыв за собой дверцу.
   Подойдя к дому, он услышал, что звонит телефон. Жубер не стал спешить. Он достал из кармана ключ, открыл дверь и, войдя в дом, взглянул на телефон, стоявший на столике в прихожей. Телефон продолжал звонить, но прежде, чем взять трубку, Жубер снял свою куртку и повесил ее.
   — Алло, — устало проговорил он.
   — Жубер? Вы сегодня задерживаетесь!
   Он сразу узнал этот голос.
   — Что вы хотели, доктор Вернон? — спросил он.
   — Я хочу знать, что происходит.
   — Не понимаю.
   — Позвольте, я кое-что прочитаю вам. — Наступило молчание, и Жубер услышал, что на другом конце линии шелестит бумага. — «Открытие этой формы астральной проекции стало кульминацией многолетних исследований и многих недель работы», — процитировал Вернон.
   — Эту статью написал Лазаль, — сказал Жубер.
   — Вы должны были сразу сообщать мне обо всех ваших открытиях, а я читаю о них в журналах. Как это понимать?
   — Не надо нотаций, Вернон. Эта статья не имеет ко мне никакого отношения. Лучше спросите о ней девицу, которая работает с вами, — обозлился француз.
   — Вы о ком? — спросил Вернон.
   — О Келли Хант. Она в Париже. Работает с нами уже около недели.
   Наступила напряженная тишина, нарушаемая лишь помехами на линии.
   — Вернон!
   — Да!
   — Я сказал, что она работает с нами уже около недели.
   — Я понятия не имел, где она находится, — раздраженно проговорил Вернон. — Я отправил ее в отпуск на время расследования. Не знал, что она будет работать с вами.
   — В общем, она все знает. Вы больше не сможете скрывать от нее что-либо, Вернон.
   Директор института вздохнул.
   — Как бы то ни было, это ваши проблемы, — продолжал Жубер. — У меня своих хватает.
   — Мы не должны допустить еще одной такой утечки информации, как в случае с этим журналом, — загадочно проговорил Вернон. — Теперь нам, видимо, придется несколько изменить наши планы.
   — Присмотрите за этой девицей, Лазаля я возьму на себя. И вот что я вам скажу, Вернон, больше никаких утечек не будет. Я позабочусь об этом. — Он положил трубку и вытер руки о брюки. — Никаких утечек.
   В словах его была зловещая решимость.

Глава 23

   Лондон
   Когда «Боинг-747» совершил посадку в аэропорту Хитроу, Блейк, как обычно, вздохнул с облегчением. Самолет замедлил движение, и он осмелился посмотреть в иллюминатор. Моросил мелкий дождь, он метался на ветру, словно живое существо. В самолете писатель пытался уснуть, но ему мешала соседка, уговаривающая его «взглянуть на замечательный вид». Блейк совершил роковую ошибку, признавшись, что пишет книги о паранормальных явлениях, после этого пришлось выслушивать ее рассказы о гадании на кофейной гуще и контактах с потусторонним миром. Она уверяла его, что Бог даровал ей второе зрение, вознаградив ее тем самым за смерть младшего ребенка пять лет тому назад и уход мужа к другой женщине. В ответ на этот словесный вал Блейк, по обыкновению, вежливо кивал и широко улыбался. Она смутилась, что не читала его книг, и пообещала достать их непременно. От этого Блейк улыбнулся еще шире: его всегда забавляло, что стоит назваться писателем и собеседник моментально поклянется купить завтра же все твои книги.
   Несмотря на словоохотливость соседки, Блейк все же сумел урвать часок сна, но сон был беспокойным, и, как ему показалось, он просыпался каждые десять минут.
   Один раз он проснулся весь в поту от кошмара: самолет упал в море, но он пережил удар только для того, чтобы потом утонуть вместе с обломками.
   Самолет приземлился, он встал и потянулся, чтобы избавиться от некоторой скованности. Взглянув на часы, он сообразил, что не перевел их на местное время. Часы в самолете показывали семь минут седьмого вечера.
   Получив свой багаж, он через аэровокзал прошел к остановке такси.
   Поездка заняла больше времени, чем он предполагал, но как только такси приблизилось к его дому, он стряхнул с себя остатки усталости.