— Где будете выходить? — спросил шофер.
   Блейк объяснил ему.
   — Классный домишко, — похвалил шофер Блейка. — Наверно, отвалили за него колоссальную сумму, а?
   Парень явно напрашивался на чаевые, и Блейк его не разочаровал. Он дал ему пятнадцать фунтов и велел оставить сдачу себе.
   — Весьма умеренную сумму, — пояснил он, удаляясь от такси с чемоданом в руке.
   Дом его был расположен вдалеке от дороги и окружен довольно большим садом, отделяющим его от соседних домов. Перед домом стояла изгородь из бирючины, которая нуждалась в подрезке, а участок по всему периметру был окружен деревянным забором, доходящим до пояса. Возле дома был гараж с подержанным «Ягуаром-XJS», купленным Блейком у приятеля три года назад.
   Поднявшись по короткой дорожке, Блейк достал ключ и вставил его в замок. Дверь открылась, и его встретил знакомый густой запах краски. Перед поездкой в Штаты он сделал в доме ремонт, и запах до сих пор висел в воздухе. Блейк включил свет в прихожей и на крыльце, и лицо его тронула улыбка. Освещенное крыльцо своего дома он сравнивал со штандартом, поднятым над Букингемским дворцом: это означало, что он находится в своей резиденции.
   Он перешагнул через почту на коврике, накопившуюся за две недели, закрыл дверь и лишь потом собрал лежащие на полу бумаги. Там были рекламные проспекты, четыре или пять писем (большинство из которых он узнал по почтовым маркам) и два счета. В этот момент ему хотелось лишь выпить и упасть в кресло.
   Он прошел в гостиную и снял рубашку. Несмотря на то, что комната пустовала уже две недели, в ней было тепло. Он раздвинул шторы, и в комнату медленно вползли хмурые сумерки. Блейк зажег лампу на телевизоре, налил в бокал солидную порцию бренди, добавил содовой и сделал большой глоток. Затем он выбрал пластинку из своей громадной коллекции, положил ее на проигрыватель и включил его. Пока Элтон Джон пел свои романтические баллады, Блейк просматривал почту. Счета он отметил и положил на полку возле камина, проспекты скомкал и выбросил в мусорную корзину. После этого он начал вскрывать письма. Одно было от его бухгалтера, другое — от компании, именующей себя «Литературным кооперативом» и состоящей из нескольких местных неудачливых писателей, с которыми Блейк однажды имел беседу. Два оставшихся письма были от поклонников, и Блейк, как обычно, прочел их с удовольствием.
   Он допил бренди, снова наполнил бокал и прошел на кухню. Выглянув в окно, он заметил во дворе несколько темных кучек.
   — Кошачье дерьмо, — пробормотал он раздраженно. — Ну, проклятая тварь. — Он имел в виду перекормленную бесхвостую соседскую кошку. Она пристрастилась к его саду и, пользуясь его отсутствием, щедро оделила двор перед его домом своими визитными карточками.
   Писатель открыл холодильник, достал из него пиццу и положил ее в гриль-камеру. Особого голода он не чувствовал и, ленивый по природе, считал замороженные продукты ниспосланными ему свыше. Оставив пиццу готовиться, он вернулся в гостиную.
   Она была большой, но красивой и уютной, как и все другие комнаты. На стенах висело несколько аккуратно обрамленных киноплакатов. У двери в прихожую был прикреплен плакат «Водитель такси», стену, ближайшую к кухне, занимал изданный в Штатах плакат «Дикая банда», рядом висел «Хеллоуин».
   Но гордостью коллекции был пожелтевший плакат над камином, — «Психопат», подписанный самим Хичкоком. Блейку подарил его приятель из кинобизнеса, когда он в последний раз посетил его в Лос-Анджелесе.
   Писателя, не склонного к чрезмерным удовольствиям, как ничто другое занимали три вещи: кино, литература, музыка. Книжный шкаф его был переполнен не мудреными книгами и дорогостоящими первыми изданиями, а дешевыми журналами с сенсационными рассказами. Он читал только ради развлечения. Рядом с книгами лежали видеокассеты с его любимыми фильмами. Всего около трехсот.
   Однако главной достопримечательностью дома был его рабочий кабинет.
   Блейк был весьма доволен, обнаружив после покупки дома, что, кроме мансарды, есть еще и большой подвал. Он сделал это подземное помещение своим рабочим кабинетом. Каждый день он спускался туда поработать вдали о шума и забот повседневной жизни.
   Здесь ему казалось, что он находится в огромном гробу.
   Дверь в эту комнату он всегда держал закрытой. Подвал был его и только его личным владением.
   Из кухни донесся запах пиццы, которую он съел прямо из фольги, не желая обременять себя мытьем посуды. Затем, прихватив свой бокал, прошел через гостиную в прихожую и открыл свой чемодан.
   Его записи лежали сверху, и он осторожно поднял их, пробуя на вес. Они приятной тяжестью давили на его руку. Он держал в руке результат кропотливой исследовательской работы. Самое трудное было уже позади. Еще примерно неделя приготовлений — и он сможет начать книгу.
   А сейчас ему нужно было сделать еще одну вещь.
   Блейк открыл дверь подвала и вгляделся в темноту под ногами. Он чему-то широко улыбнулся и включил свет.
   — Добро пожаловать домой, — пробормотал он и шагнул вниз.
   Перед тем, как спуститься по лестнице, он запер за собой дверь подвала.
   Тишина встретила его, как старого друга.

Глава 24

   Нью-Йорк
   Лазурную чистоту утреннего неба нарушал лишь белый след одинокого самолета.
   В небе не было ни облачка; даже в эти ранние часы солнце казалось раскаленным ядром, посылающим свои лучи, чтобы они окутали город как теплый кокон.
   Небеса не оплакивали Рика Ландерса, но люди — да.
   Несколько людей на кладбище наблюдали, как маленький гроб опускали в яму, вырытую в земле. Тони Ландерс стояла неподвижно и смотрела на деревянный гроб, медленно исчезавший из виду. Двигались только ее глаза — красные и воспаленные от слез, которые непрерывно стекали по ее щеками и капали на руки в черных перчатках. На мраморном надгробии была фотография Рика, но она не могла заставить себя посмотреть на нее. Время от времени мрамор отражал лучи солнца, и Тони сразу зажмуривала глаза, но память тут же возвращала ее к тому дню, когда ее пригласили опознать останки Рика. Она смотрела на истерзанное тело своего ребенка, на его изуродованное лицо и не узнавала его: нижняя челюсть была полностью смята, череп сломан в трех или четырех местах, мозг обнажен. Один глаз был выдавлен, голова почти отделена от туловища.
   Чтобы придать этому телу человеческий вид, нужен был не гробовщик, а волшебник.
   Тони вздохнула: эти воспоминания были еще слишком болезненны для нее. Она слегка покачнулась, и двое стоящих рядом людей шагнули к ней, опасаясь, что она потеряет сознание. Но она открыла глаза и устремила их в зияющую могилу, только что поглотившую ее ребенка. Священник читал молитву, но Тони его не слышала. В сумке лежал платок, но она не вытирала слезы, позволив им падать с лица на перчатки.
   Черная одежда присутствующих казалась особенно мрачной рядом с яркими цветами, вплетенными в венки, и букетами.
   Тони намеренно пригласила на похороны мало людей. Она позвонила отцу Рика в Лос-Анджелес и сообщила ему о случившемся, но он не явился, чем вызвал ненависть в объятой горем душе Тони. Но теперь, видя пустые канаты, поднятые из могилы, она чувствовала, как ледяная рука сжимает ее сердце, будто подводя итог всему пережитому. Сын ушел навсегда, и эта мысль вызвала новую боль и новые слезы.
   Ноги ее подогнулись, но две подруги поспешили поддержать ее.
   Одна из них, Мэгги Стрейкер, обвила рукой талию Тони. Она слышала, что Тони всхлипывает, повторяя, как заклинание, имя своего сына.
   Именно Мэгги заметила незнакомца.
   Люди, окружившие могилу, не позволили ей увидеть, когда он пришел.
   Джонатан Матиас стоял невдалеке, держа в руках огромный венок из роз. Он посмотрел на последнее пристанище Рика Ландерса и затем на Тони.
   Увидев его, она перестала рыдать.
   Матиас положил венок у надгробия, бросив взгляд на фотографию Рика. Выпрямившись, он прислушался к последним словам священника. Немного помолчав, священник попросил всех вместе с ним произнести молитву.
   Матиас стоял, не произнося ни звука.
   Когда ритуал завершился, люди начали медленно спускаться по отлогому склону туда, где, будто хищные птицы, блестели на солнце черные лимузины.
   Матиас не двигался. Он стоял у изголовья могилы, глядя вниз на небольшой деревянный гроб. Отстранив поддерживающую ее руку, Тони Ландерс устремилась к нему.
   — Надеюсь, я не кажусь вам назойливым, — негромко проговорил медиум.
   — Я рада, что вы пришли, — сказала Тони, глядя на принесенный им венок. — Спасибо.
   К ним осторожно приблизилась Мэгги Стрейкер.
   — Тони, мне подождать или...
   — Все в порядке, Мэгги.
   Женщина, кивнув, вежливо улыбнулась Матиасу и пошла вниз по склону вслед за другими.
   — Что вы теперь собираетесь делать? — спросил он. — Какие у вас планы?
   Она вздохнула.
   — Я хочу пожить немного у друзей в Англии, — ответила Тони. — Здесь я сейчас не смогу находиться. — Она вытерла слезы платком, который подал ей Матиас, и сжала его в руках. — Вы знали, что он умрет, не так ли? — спросила она, не поднимая глаз.
   — Да, — ответил Матиас.
   — Почему же вы мне не сказали?
   — От этого ничего бы не изменилось. Вы не смогли бы это предотвратить.
   — А вы могли бы?
   — Мне хотелось бы, чтобы это было так.
   Он взял ее за руку, и они вместе пошли к машинам. Тони на миг задержалась и, оглянувшись, посмотрела на могилу.
   На своего сына.
   Все было кончено.
   Он ушел навсегда.
   Все, что у нее оставалось, — это воспоминания.
   По щекам ее вновь потекли слезы, и Матиас, обняв ее за плечи, повел к машине. Почувствовав на себе его сильную и ласковую руку, она повернула к нему лицо и о чем-то подумала. Она оглянулась и еще раз взглянула на могилу сына, но слез больше не было.
   Уголки ее рта тронула легкая улыбка.
   Она перевела взгляд на Матиаса.

Глава 25

   Оксфорд
   Воздух наполнял сильный запах ментола.
   Доктор Вернон громко посасывал очередную таблетку от кашля. В кабинете пахло, как в аптеке.
   Положив ногу на ногу, Келли позволила одной туфле повиснуть на пальцах и ждала, когда Вернон закончит читать ее отчет.
   Она вернулась из Франции тридцать шесть часов назад и впервые пришла в институт после поездки. Она даже была рада, что вернулась. С момента появления той статьи отношения между Жубером и Лазалем серьезно ухудшились. Обстановка в центре отнюдь не способствовала работе, и Келли решила уехать. Во Франции она узнала много нового и теперь горела желанием вновь приняться за дело, уверенная в успехе своих исследований. Однако ее беспокоил Лазаль. Она видела, как он упал духом из-за открытой враждебности Жубера. Не имея права вмешаться, она была невольной свидетельницей их усиливающейся конфронтации. Ей трудно было понять, как мог Жубер одним махом разрушить многолетнюю дружбу, ее тревожило и психологическое состояние Лазаля.
   Но особенно мучило ее другое.
   Келли никак не могла взять в толк, почему Жубер так враждебно воспринял статью Лазаля. Люди имели право знать правду — это бесспорно. Кажется, Жубер не был с этим согласен. Несмотря на желание вернуться в Англию, Келли уезжала неохотно, видя, как ухудшилось психологическое состояние Лазаля за последние семь или восемь дней. Транквилизаторы, казалось, перестали ему помогать, хотя он и увеличил дозу с сорока пяти до семидесяти пяти миллиграммов. Он постоянно находился в состоянии оцепенения, вызванного лекарствами. Келли чувствовала к нему что-то вроде жалости. Она боялась, что он вновь лишится душевного равновесия.
   Так или иначе, она решила покинуть метафизический центр и почти два дня назад вернулась домой.
   С момента ее приезда не прошло и часа, как позвонил Вернон. Он будто наблюдал за ней, ожидая случая позвонить.
   Ее удивил не сам звонок, но настойчивость, с которой директор института просил ее как можно скорее вернуться к работе и представить ему полный отчет о том, что она видела, работая в метафизическом центре.
   Положив трубку, она стала думать о том, как мог Вернон узнать, что она уже дома.
   Она не сообщала ему о своих планах две недели назад, покидая институт.
   Сейчас она сидела и нетерпеливо наблюдала, как он листает ее отчет. Она не решалась заговорить с ним и спросить, откуда ему известно, где она была, и потому на время прикусила язык.
   Она безуспешно пыталась убедить себя, что этому есть вполне разумное объяснение.
   Она мысленно ругала себя за то, что позволила слишком разыграться своему воображению. Параноиком стала.
   А может, нет?
   — Вы написали обо всем, что произошло в метафизическом центре, когда вы там находились? — спросил Вернон, помахав ее отчетом. — Ничего не упустили?
   — Я написала обо всем, что, по моему мнению, имеет отношение к нашему исследованию, — проговорила она с некоторым раздражением. Ее начинал злить его высокомерный тон.
   Вернон передвинул во рту конфетку и постучал по отчету указательным пальцем, глядя куда-то в сторону.
   — Область мозга, управляющая астральным телом, управляет также желаниями и эмоциями, — проговорил он рассеянно.
   — Да, — сказала Келли. — Но желания и эмоции отсутствуют при сознательной психической деятельности. Кажется, астральное тело — это «второе я» и, судя по тому, что я наблюдала в случаях с Грантом и Жубером, оно может материально воплощаться.
   Вернон кивнул.
   — Вначале это было похоже на присутствие в двух точках пространства одновременно, — сказала Келли, — но я никогда не слышала о материализации.
   — Был один американец по имени Пол Твитчелл, — сказал Вернон. — В начале шестидесятых он начал обучать людей так называемой эканкарской доктрине. Несколько его учеников утверждали, что видели его в трехмерной астральной форме, тогда как на самом деле он был от них в нескольких милях. — Вернон вздохнул. — Но Твитчелл — единственный в своем роде. Это... — Он поднял отчет. — Это еще более необычно. — Он снова замолчал. — Это ответит на многие наши вопросы, касающиеся психики человека, и поможет в лечении некоторых психических заболеваний. — Он задумчиво прикусил нижнюю губу. — Вы действительно уверены, что ничего не упустили?
   — Абсолютно уверена, — ответила Келли раздраженно.
   — Келли, нет нужды говорить вам, как важна эта информация для нашей работы...
   Она возмущенно оборвала его:
   — Я не дурочка, доктор Вернон. Я записала в своем отчете все, что видела. Некоторые разговоры я передала дословно.
   Он охотно, успокаивающе кивнул.
   — Но есть то, что я хотела бы знать, — сказала она.
   Вернон внимательно посмотрел на нее.
   — Откуда вам стало известно, что я была в метафизическом центре?
   — Я связался с ними, — ответил Вернон. — Мне сообщил об этом один исследователь.
   Хотя и не удовлетворенная этим ответом, Келли не стала настаивать. Она нарушила последовавшее за этим напряженное молчание.
   — Вы видели Джона Фрезера после того, как он ушел отсюда? — спросила она.
   Вернон пожал плечами.
   — Фрезер заходил около недели назад, чтобы забрать кое-какие вещи, — сказал он, сузив глаза и переменив тон. — Почему вы спрашиваете?
   В его голосе она уловила тревогу.
   — Просто из любопытства.
   — Фрезер здесь больше не работает, — уронил Вернон холодно.
   И вновь в комнате наступило молчание. Слышен был лишь хруст разгрызаемой конфеты. Келли смотрела на него с подозрением. Обычно Вернон спокоен и невозмутим, но за последние двадцать минут он проявил и нечто иное, до сих пор ей неизвестное. Спокойствие сменилось раздражительностью, невозмутимость уступила место тревожной мнительности. Когда он заговорил снова, в голосе его уже не было прежней твердости.
   — То, что произошло с Жубером, можно повторить вне лабораторных условий? — спросил он. — Я имею в виду исследуемую им астральную проекцию.
   — Ну а почему нельзя? Он был всего лишь под гипнозом. Это вполне можно повторить и с кем-то другим.
   Вернон медленно кивнул, глядя серыми глазами в точку сбоку от нее. Она сидела неподвижно. Он молчал.
   Наконец она встала.
   — Если я вам больше не нужна, доктор... — Она не закончила фразу.
   — Да. Вы можете идти.
   — Я могу взять свой отчет?
   Вернон положил на бумаги руку.
   — Я на время оставлю его у себя. — Он твердо посмотрел на нее.
   Она мгновение колебалась, затем кивнула, повернулась и направилась к двери.
   Вернон смотрел ей вслед.
   Когда дверь за ней закрылась, он опустил глаза и взглянул на лежащий перед ним отчет. Прошло время, прежде чем он поднял бумаги и спрятал их в черный «дипломат», стоящий возле стола. Закрыв «дипломат» на ключ, он поставил его на место.
   Проходя через приемную Вернона, Келли вежливо кивнула его секретарше, хотя и была крайне раздражена.
   «Что за дьявольскую игру ведет этот Вернон?» — спрашивала она себя. После ее возвращения он стал напоминать ей великого инквизитора, допрашивая ее обо всех подробностях того, что она видела во Франции. И для чего он оставил у себя ее отчет?
   Он же прочитал его раз десять, пока она там сидела. Или этого ему мало?
   Она быстрым шагом направилась к лестнице, громко стуча каблуками по полированному полу. Она спустилась на второй этаж и по длинному коридору прошла к кабинету Фрэнка Андерсона. Постучав негромко, она вошла в комнату.
   Там никого не было.
   Она чертыхнулась про себя и хотела уйти, но затем подошла к столу, взяла листок бумаги и ручку. Келли написала коротенькую записку и оставила на столе — там, где Андерсон мог ее заметить.
   Но тут она подумала, что если записку легко найдет Андерсон, то, значит, так же легко сделает это и Вернон. Директор имел привычку заходить без приглашения в кабинеты исследователей, а ей бы не хотелось, чтобы он прочитал эту записку. Не зная, как поступить, она задумалась.
   — Я могу чем-нибудь помочь?
   Голос напугал ее. Она повернулась и, увидев в двери Андерсона, с облегчением улыбнулась.
   — Фрэнк, я вас искала. — Она скомкала записку и сунула ее в карман своей майки.
   — Я так и понял, — сказал он, вытянув вперед манжету рубашки. — Чем могу вам помочь, Келли?
   — Вы были друзьями с Джоном Фрезером, не так ли? — спросила она, понизив голос.
   Андерсон посмотрел на нее с недоумением:
   — Да.
   — Мне нужно с ним поговорить.
   — Я не видел его с тех пор, как он ушел отсюда. И он мне не звонил.
   Келли нахмурилась:
   — Но вы знаете, где он живет?
   Андерсон кивнул, записав что-то на листке бумаги.
   — И даже где он любит проводить время. — Он улыбнулся и протянул листок Келли. — Первое — его домашний адрес, второе — бар, где он бывает чаще всего.
   Келли внимательно посмотрела на листок и пошла к двери.
   — Что-нибудь случилось? — спросил Андерсон.
   — Это я и хочу выяснить, — ответила Келли и вышла.
   Андерсон прислушался к ее удаляющимся шагам и нахмурился.
   Зачем ей понадобился Джон Фрезер?

Глава 26

   Стрелки часов на щитке управления отсвечивали в полумраке машины зеленым светом.
   9. 36 пополудни.
   Келли припарковала «мини» на посыпанной гравием стоянке возле пивного бара и помедлила в машине. Из облаков, собирающихся на небе, начал накрапывать дождь. В машине было тесно и душно. Выпрямившись, Келли почувствовала, что майка прилипла к спине, и пошевелила плечами. Казалось, спину обернули влажным полотенцем. Она выбралась из машины и с удовольствием подставила тело легкому ветерку. Капли дождя тут же покрыли пятнами ее джинсы, потому что она шла к зданию, не обращая внимания на грязные лужи под ногами.
   «Охотник» был большим баром неподалеку от Оксфорда: ни красивым, ни оригинальным, но доходным. Рядом находился дешевый, а значит, популярный ресторан, который сегодня не был переполнен, как обычно, судя по легкости, с которой она нашла место для своей машины. Келли попыталась отыскать машину Фрезера, но это оказалось невозможным из-за темноты.
   Она вошла в первый зал.
   Он был переполнен людьми: группы, парочки, одиночки. В одном углу бара за прямоугольным столом играли в карты семь или восемь человек. Всматриваясь в их лица, Келли случайно встретилась взглядом с рыжеволосым юнцом лет семнадцати. Он подмигнул ей и обратил внимание соседа на стройную незнакомку. Парни за столом встретили ее приглушенными возгласами и посвистыванием. Келли отвернулась от них и стала искать глазами Фрезера.
   Его там не было, и она решила зайти во второй зал.
   Если в первом зале шум был громким, то во втором он напоминал гул перед землетрясением. Автоматический проигрыватель, включенный на полную катушку, извергал поток последних хитов, словно старался заглушить щелканье шаров для игры в пул и удары стрел о мишени: стрелы метали игроки в дартс. Эти звуки дополнялись взрывами, несущимися из электронной игры «Автомобильные гонки»: машины сталкивались друг с другом. Рядом с этой игрой вечно голодный Пэкмен с громким шумом поглощал все подряд.
   Осмотрев бар и не найдя Фрезера, она решила подождать его. Стол у двери занимала юная парочка, готовая вот-вот нарушить закон о Преступном обнажении. Парень засунул руку девице под мини-юбку, а та с такой скоростью терла его промежность, что рисковала получить ожог от трения.
   Казалось, в баре была одна молодежь — от тринадцати до девятнадцати лет. Усевшись на табурет у стойки, Келли поймала на себе несколько возбужденных взглядов. Сумев, наконец, привлечь внимание бармена, она заказала себе шенди[1] и порылась в кошельке в поисках денег. Когда он поставил перед ней коктейль, она нарочно стала неторопливо отсчитывать мелочь.
   — Вы знаете Джона Фрезера? — спросила она его.
   Бармен вытер с лица пот и кивнул:
   — Да, а что?
   — Он был здесь сегодня вечером?
   — Еще нет, но обязательно будет, — улыбнулся бармен.
   — Вы уверены?
   — Я работаю здесь уже два года, и за это время не было ни одного вечера, чтобы он не пришел, — сказал бармен и отошел, потому что его звали.
   Келли сделала глоток и повернулась так, чтобы видеть дверь, через которую должен был войти Фрезер.
   — Привет, незнакомка!
   Она оглянулась и увидела высокого черноволосого юношу, который, опираясь на стойку, стоял возле нее. На нем был серый свитер и темно-бордовые брюки. Его приятель лет двадцати был коротко острижен и причесан так, что голова его казалась плоской. Лицо его было усеяно прыщиками и угрями. Он улыбался и пялился на грудь Келли.
   — Мы разве знакомы? — спросила она, пытаясь скрыть улыбку.
   — Нет, — ответил черноволосый, — но это можно легко исправить, не так ли?
   Он представился Невиллом. Его приятеля звали Бэз.
   Келли вежливо кивнула и заставила себя сделать глоток, чтобы не рассмеяться. Парни появились совсем некстати.
   — Я не встречал вас здесь раньше, — сказал Невилл, — а то запомнил бы.
   Чувствуя взгляд Бэза на своей груди, Келли улыбнулась. «Женщину, что ли, никогда не видел так близко?» — подумала она и решила, что так оно и есть.
   — Здесь немного шумно, — сказал Невилл; словно для нее это была новость. — Не хотите прогуляться?
   — Я жду одного человека, — сказала она. — Но все равно спасибо.
   — Как его зовут? — спросил Невилл, явно задетый за живое.
   — Если честно, то я жду подругу, — солгала Келли.
   Невилл сразу воспрянул духом и подтолкнул в бок Бэза, который продолжал пялиться на ее стройную фигуру.
   — Это даже лучше. Когда она придет, мы сможем прогуляться вчетвером.
   Келли снова улыбнулась.
   — Вы меня не поняли. — Она посмотрела на парней своими зелеными глазами. — Она для меня больше, чем подруга.
   Невилл озадаченно посмотрел на нее.
   Бэз, казалось, был удивлен еще больше.
   — Мы с ней очень близки, — продолжала Келли, с трудом сохраняя серьезный вид.
   Бэз первым произнес обличительные слова.
   — Она же грязная лесбиянка! — выпалил он и потащил от нее приятеля, словно Келли призналась, что болеет бубонной чумой. Она прыснула. Парни оглядывались на ходу, будто опасаясь преследования. Келли сделала глоток и взглянула на часы.
   9. 58.
   Куда, черт возьми, делся Фрезер?
   Она решила подождать еще десять минут, а потом ехать к нему домой.
   Допив шенди, она заказала апельсиновый сок.
   Когда появился Фрезер, она сидела спиной к двери.
   Он направился в дальний конец бара и затерялся среди своих приятелей-выпивох. Келли вновь повернулась к двери, вглядываясь в отдельные лица в баре, и лишь случайно увидела того, кого искала.
   Она соскользнула с табурета, приблизилась к нему и дернула его за руку:
   — Фрезер!
   Когда он повернулся и увидел ее, на лице его изобразилась смесь удивления и неприязни.
   — Кто твоя подружка, Джон? — с восхищением спросил один из мужчин.
   Не ответив на вопрос, Фрезер обратился к Келли:
   — Как ты узнала, где меня искать?
   Келли рассказала.
   — Мне нужно с тобой поговорить, — добавила она. — Это очень важно.
   — Я не уверен, знаю ли, что сказать тебе, Келли. Тебе или любому другому сотруднику этого проклятого института.
   — Мне нужна твоя помощь.
   — Чем я могу тебе помочь? Вернону снова нужны подопытные кролики?
   — Я хочу поговорить с тобой о Верноне.
   Фрезер несколько поостыл. Его беспокойство сменилось любопытством. Он поднял свой стакан и указал на пустой столик поблизости. Мужчины у стойки с любопытством наблюдали, как они пересаживались.