Мощные лампы ярко освещали мужчин, звукооператоры поправляли микрофоны, стараясь не попасть в кадр. Звук был громким и отчетливым, но Келли ничего не слышала. Она не сводила глаз с Блейка; тот наливал себе в стакан воду из стоящего на столе кувшина. Он тепло улыбнулся на замечание священника и отпил воду.
   Келли наблюдала за ним, не отрывая глаз от его стройной фигуры. Она услышала, как произнесли его имя, и затем студию заполнил его голос.
   — В ходе работы мне пришлось познакомиться с различными религиями; все они весьма убедительны, — сказал он.
   — Но раньше вы упомянули шаманство, — заметил пожилой священник. — Вы его тоже считаете религией?
   — Шаманство — это поклонение одному или нескольким богам. Что же это, если не религия?
   — Но ведь то же самое можно сказать и о колдовстве, — возразил священник.
   — А почему бы и нет? Божества, почитаемые ведьмами, по праву считались могущественными. Богу совсем не обязательно быть добрым.
   — Ну а вы сами во что-нибудь верите, мистер Блейк? — спросил интервьюер.
   — Ни в Бога, ни в дьявола, какими мы их себе представляем, я не верю, — ответил писатель.
   Глаза Келли, неподвижно наблюдавшей за ним, наполнились слезами. Она дотронулась до пистолета в сумочке, в глубине души понимая, что не сможет воспользоваться им. Она должна бы его ненавидеть, но чувствовала, что любит его сильнее, чем прежде. Разве этот человек может быть злым? Человек, которого она так любит?
   — Тогда во что вы верите? — задал очередной вопрос интервьюер.
   — Я верю в силу, которая управляет жизнью каждого, но я убежден, что она идет не от Бога, каким бы он ни был, — сказал писатель. — Она идет отсюда. — Он ткнул себя пальцем в грудь.
   — И эту теорию вы доказываете в своей новой книге, которая вот-вот выйдет в свет? — спросил интервьюер. — Я имею в виду идею, что каждый из нас по своей природе имеет как бы две стороны. Одна — добро, другая — зло.
   — Вряд ли эта концепция оригинальна, — высокомерно проговорил психиатр. — На самом деле все религии мира, как прежде, так и сейчас, основаны на борьбе добра со злом.
   — Согласен, — сказал Блейк. — Но никому раньше не удавалось отделить злое начало человека и превратить его в материальную силу, не зависящую от остального разума.
   Келли вздрогнула, пелена словно упала с ее глаз.
   Она сунула руку в сумочку и взяла пальцами рукоятку «магнума». Огляделась по сторонам и медленно взвела курок.
   Позади нее стоял мужчина.
   Он был в белой рубашке с короткими рукавами и в темных брюках. На груди его Келли заметила значок с надписью «безопасность».
   Она выпустила из руки пистолет и быстро повернула голову в сторону студийной площадки. Сердце ее бешено колотилось. Она посмотрела на Блейка.
   На него надвинулась кинокамера.
   Келли поняла, что время пришло.
   — Что вы конкретно имеете в виду? — спросил интервьюер, улыбаясь.
   Блейк посмотрел в камеру.
   — Каждого можно заставить совершать поступки, которые обычно внушали ему омерзение, — заметил он.
   Камера приблизилась к нему.
   Келли вновь сунула руку в сумочку и взяла пистолет. Она слышала сзади тихое дыхание сотрудника безопасности, но знала, что у нее нет выхода.
   Она начала медленно вынимать пистолет.
   Охранник позади нее двинулся с места, она затаила дыхание и услышала его удаляющиеся шаги. Потом она увидела его в пятидесяти футах от себя, слева от съемочной площадки. Келли наблюдала за ним еще некоторое время, потом вновь посмотрела на Блейка.
   Он сидел неподвижно и пристально смотрел в камеру.
   Трое мужчин в замешательстве разглядывали его; молчание затянулось, зрители стали перешептываться, но Блейк все так же сидел, обратившись лицом к камере, словно к змее, заворожившей его.
   Оператор был не одним, кто почувствовал, как по телу его распространяется холод. Он поежился.
   Келли тоже ощутила на себе ледяные тиски, но слезы ее были теплыми.
   Она не отводила глаз от Блейка, ей казалось, что холод усиливается, охватывает ее тело, становится невыносимым.
   Она выхватила пистолет из сумочки, поднялась, держа его на вытянутой руке, и стала торопливо целиться в Блейка.
   Мужчина, сидящий впереди, обернулся и открыл рот, чтобы закричать. Охранник возле студийной площадки тоже заметил ее и бросился к ней, не сводя глаз с блестящего «магнума».
   Выстрел прозвучал неожиданно.
   Келли нажала на спусковой крючок, грохнул выстрел, и она едва удержалась на ногах. Келли сморщилась от боли, потому что рукоятка пистолета сильно ударила ее по руке. «Магнум» резко дернулся, выпустив крупнокалиберную пулю, из ствола вырвался сноп яркого белого пламени, и ослепленные вспышкой зрители пригнулись от страха. Многие из них даже не успели понять, в чем дело.
   Пуля ударилась в пол и проделала в нем дыру величиной с монету в пятьдесят пенсов.
   Келли снова выстрелила.
   Вторая пуля вдребезги разнесла стол из дымчатого стекла перед Блейком. Заметив вспышку, вырвавшуюся из дула пистолета, он посмотрел в сторону зрителей. Стеклянные осколки разлетелись во все стороны, и старый священник вскрикнул от боли, когда один из них рассек ему щеку. Психиатр схватил его за руку и оттащил в сторону.
   Блейк поднялся, вытянув вперед руки.
   Писатель был крупной мишенью, и на этот раз Келли не промахнулась.
   Пуля, летящая со скоростью 1, 43 фута в секунду, ударила его прямо в грудь. Пробив его грудину, пройдя через легкое, она вылетела из спины, оставив в ней дыру величиной с кулак. Кровь забрызгала декорацию позади Блейка, писатель рухнул на пол и попытался ползти, но Келли выстрелила еще раз.
   Вторая пуля попала ему в бок, раздробила таз и продырявила печень.
   Он прижал руку к зияющей ране, словно желая сдержать кровь. Ему казалось, что в груди его вспыхнул огонь, он кашлянул, изо рта хлынула кровь, стекла по подбородку и влилась в лужу, образовавшуюся под ним.
   Несмотря на страшную боль, он сумел проползти по площадке и поднялся на колени, когда его свалила третья пуля, угодившая ему в левое плечо. Из раны брызнула кровь с осколками раздробленной кости.
   Он упал лицом на стул и уже не чувствовал боли, когда последняя пуля почти разнесла ему голову, ударив его в шею. Удар отбросил его, он упал на спину и застыл; из огромной раны забил кровавый фонтан.
   Келли стояла в глубине студии и сжимала горячий пистолет. Вокруг нее пахло порохом, но она не замечала этого. Когда, косясь на дымящееся дуло, к ней приблизился сотрудник безопасности, она выронила пистолет, безучастно посмотрев на него.
   Он замедлил шаг, и она увидела, как шевелятся его губы, Но ничего не слышала. Лишь через некоторое время звуки начали доходить до нее.
   Она услышала визг и крики. Она покачала головой и изумленно, широко открытыми глазами посмотрела на охранника. Перевела глаза на пистолет, лежащий под ее ногами, потом на площадку.
   Келли увидела, что к телу бросились два-три человека, но лишь потом поняла, что это тело Блейка.
   Она увидела кровь. Почувствовала запах пороха. В ушах по-прежнему звенело от оглушительных выстрелов.
   К Блейку подбежали врачи «скорой помощи», один из них пытался нащупать пульс, но покачал головой. Другой снял с Блейка куртку и прикрыл его лицо.
   Она поняла, что Дэвид Блейк мертв.
   Охранник взял ее за руку. Она посмотрела на него расширенными глазами, в которых застыл вопрос, потом взглянула на пистолет и покачала головой.
   Когда ее уводили, Келли казалось, что тело ее покрыто коркой льда.

Глава 61

   Несмотря на малое количество мебели, комната в полицейском участке на Олбани-стрит казалась крошечной. В ней было меньше двенадцати футов, и она вмещала деревянный стол и два стула по обе его стороны. В углу возле двери теснилась треснувшая раковина; под ней стояло пластмассовое ведро, куда стекала просочившаяся сквозь разбитый фарфор вода. В комнате пахло потом и сигаретным дымом, но окна были плотно закрыты. На потолке горели слишком яркие для столь небольшого помещения люминесцентные лампы.
   Инспектор Малколм Бартон закурил новую сигарету и бросил пустую пачку на стол перед Келли.
   — Вы хорошо знали Дэвида Блейка? — спросил он.
   — Я вам уже сказала, — возмутилась Келли.
   — Скажите еще раз!
   — Он был моим любовником. Я жила в его доме почти две недели.
   — Тогда почему вы его убили?
   — Я уже и это вам говорила.
   Бартон выпустил струю дыма и покачал головой:
   — Вам придется сказать еще раз, мисс Хант. Сперва вы заявили, что хотели убить Блейка, потом стали утверждать, что не помните, как нажали на спуск. Послушайте, я всего лишь простой полицейский и люблю, когда все просто и ясно. Скажите мне, почему вы его застрелили?
   Келли обхватила голову руками и попыталась говорить спокойно. Она находилась в полицейском участке уже больше часа. Из студии на Юстон-роуд ее привезли сюда.
   — Он был опасен, — сказала она.
   — Я несколько раз видел его по телевизору, он совсем не напоминал психа. Как это вы его раскусили? — Тон его стал насмешливым.
   — Он рассказал мне о своих способностях, — устало проговорила Келли.
   — Ах да, его способности. Я забыл о них.
   — Если вы не верите мне, то позвольте, чтобы кто-то другой подтвердил мои слова. Блейк обладал способностью управлять разумом людей, мог заставлять их осуществлять свои самые мерзкие желания. В этом и состояла его сила.
   — И вы, значит, знаете человека, который может все это подтвердить? — проворчал Бартон. — Мне было бы интересно с ним познакомиться.
   — Ну тогда позвольте мне позвонить по телефону, черт возьми, — резко сказала Келли. — Вы должны были это сделать, как только меня сюда привезли.
   Бартон затряс рукой с выставленным указательным пальцем.
   — Не надо меня поучать, мисс Хант, — прошипел он. — На вашем месте я вел бы себя более смирно. Господи, вас видели десятки людей. Вы сами сказали мне, что должны были убить Блейка.
   — Разве я отрицаю, что застрелила его? — проговорила она с вызовом.
   — Вы сказали, что не помните, как нажали на спуск.
   — Я действительно не помню. Я даже не знала, что произошло, пока не увидела, что он лежит там.
   Последовало непродолжительное молчание, затем Бартон подошел к стеклянной двери позади него.
   — Тони, принеси сюда телефон, пожалуйста, — крикнул он и вернулся к Келли. — Ладно, позвоните по телефону.
   Высокий стройный сержант принес телефон и подсоединил его к гнезду на стене рядом с Келли. Поколебавшись мгновение, он вышел.
   — Прошу вас. — Инспектор указал на телефон.
   Келли подняла трубку и набрала номер отеля, в котором остановился Жубер. Она вытерла свободной рукой пот с лица, изредка поглядывая на Бартона, который рылся в карманах в поисках сигарет. Наконец он нашел пачку и закурил.
   Келли услышала голос Жубера.
   — Блейк выступил по телевидению, — сказала она. — Я пришла слишком поздно.
   Он спросил ее, где она находится.
   — Я убила Блейка. Полицейские задержали меня. Жубер, пожалуйста, приезжайте в Лондон. Возможно, уже слишком поздно. — Она объяснила ему, как отыскать полицейский участок, и положила трубку.
   — Поздно для чего? — поинтересовался Бартон.
   — Для тех, кто смотрел эту программу.
   — Возможно, он брал вас на пушку, — безразличным тоном проговорил Бартон.
   — Я молю Бога, чтобы так и было, — тихо сказала Келли.
   В дверь постучали, и в комнату вошел высокий сержант с листком бумаги в руке. Он подал листок Бартону. Инспектор стал читать, время от времени поглядывая на Келли. Он глубоко затянулся сигаретным дымом.
   — Что скажете, инспектор? — сказал сержант.
   — Когда поступили эти сообщения? — спросил Бартон.
   — Это первые три. Они пришли меньше часа назад.
   Бартон удивленно посмотрел на него.
   — Почему вы говорите «первые три»? — спросил он.
   — Потому что после них поступили еще пять, — пояснил сержант.
   — Вы, мисс Хант, конечно, воспримете это как доказательство ваших слов, — сказал инспектор, постукивая рукой по листку бумаги.
   — Что это? — спросила она.
   — В 8. 07 владелец магазина домашних животных в Килбурне перерезал всех своих зверюшек. Один наш констебль обнаружил его на улице возле магазина, где он потрошил двух котят. В 8. 16 одна женщина в Бермондсе приложила своего двухмесячного ребенка к решетке электрокамина и держала, пока он не умер. В 8. 29 в Хаммерсмите какой-то мужчина убил стамеской свою жену и дочь.
   Келли закрыла глаза.
   — О Господи! — прошептала она.
   — Что? Продолжайте, скажите мне, что все эти убийства — дело рук вашего приятеля Блейка.
   — Это уже ничего не изменит. Это уже началось, и остановить это невозможно.
   На этот раз Бартон воздержался от саркастических замечаний.
   Он вдруг почувствовал необъяснимый страх и закурил новую сигарету.
   И еще он почувствовал, что в комнате резко похолодало.

Глава 62

   Манчестер
   8. 36 пополудни.
   Лаура Фостер задела рукой ножницы, лежавшие на подлокотнике кресла, и они, звякнув, упали на ковер. Она подняла их и положила на место. К ней подошел ее муж, Пол, и она подала ему брюки, которые только что укоротила. Он надел их и важно прошелся по гостиной.
   — Правда, хорошо сидят? — спросил он.
   — Сейчас — да, — ответила Лаура. — Но если бы я не укоротила их, ты бы обтрепал их за неделю. Они складывались гармошкой на твоих туфлях.
   Пол снял брюки, подошел к жене и, наклонившись, поцеловал ее. Она захихикала, когда рука мужа скользнула к ней под блузку и стала сжимать ее грудь.
   — Может, мне не стоит надевать другие брюки? — спросил он.
   Лаура снова хихикнула; ее насмешил комичный вид мужа, который стоял перед ней в трусах и носках.
   Он придвинулся к ней ближе и крепко поцеловал в губы. Она горячо ответила на его поцелуй, рука ее нащупала растущую выпуклость на его трусах. Она нашла его яички и стала их ласкать, чувствуя, как усиливается у него эрекция.
   Пол закрыл глаза, она спустила его трусы, освободив твердый член.
   В следующий момент он ощутил невыносимый холод, потому что его яичек коснулись ножницы. Он открыл глаза и несколько секунд изумленно смотрел на Лауру. Ее глаза были подернуты пеленой и казались невидящими. Лицо ничего не выражало.
   Лезвия ножниц щелкнули.
   Лаура продолжала сидеть с равнодушным видом, когда, схватившись руками за мошонку, он упал на колени. Из перерезанных вен брызнула кровь, и вместе с мучительной болью Пол почувствовал тошноту, увидев на ковре что-то сморщенное овальной формы.
   Упав на спину, он услышал смех, но прежде, чем потерять сознание, понял, что смех раздается из телевизора.
   Ливерпуль
   8. 52.
   Рожденный преждевременно, ребенок был слабеньким, и родители, подчиняясь здравому смыслу, старались никогда не оставлять его одного. Сейчас он счастливо гукал в своей переносной кроватке и поглядывал своими карими глазенками на экран цветного телевизора, стоящего рядом.
   Терри Пирсон посмотрел на ребенка и улыбнулся.
   — Ну, как он, дорогая? — спросил он жену Дениз, которая просматривала газету с телевизионной программой, желая знать, какое еще развлечение приготовили для них телестанции сегодня вечером. Они с Терри не отходили от телевизора с шести часов. Впрочем, Дениз сомневалась, что оставшиеся передачи смогут взволновать их так же, как недавняя телевизионная беседа.
   — Я думаю, об этом парне, которого застрелили, что-нибудь сообщат в последних известиях — они начнутся в десять, — сказала она, положила газету и подошла к детской кроватке.
   Не отводя глаз от сына, Терри кивнул. Дениз тоже посмотрела на ребенка. Родители стояли у кроватки и, словно зачарованные, разглядывали своего младенца.
   Он казался им таким беззащитным. Таким крошечным.
   Терри протянул руку, презрительно обхватил шею ребенка крепкими пальцами и стал сжимать, пока личико ребенка не посинело. Он взял младенца из кроватки, подержал несколько мгновений перед Дениз и, крикнув что-то, швырнул его через всю комнату, как тряпичную куклу.
   Ребенок ударился о висевшее на стене зеркало; оно упало и разбилось, обсыпав ковер острыми, как игла, осколками.
   Терри пересек комнату, схватил длинный осколок зеркала и начал протыкать им маленькое тело, не обращая внимания на кровь, текущую из раны в его ладони. Стена и ковер были испачканы кровью и чем-то отвратительно серым.
   Дениз захихикала, когда ее муж оторвал от сына кусок мяса и поднес ко рту.
   Потом ей пришлось подержать крошечное тело, чтобы Терри было легче отрезать ножку.
   Норидж
   9. 03.
   Книга выпала у нее из рук; вздрогнув, она проснулась, подняла ее и что-то пробормотала про себя, когда увидела, что потеряла страницу. Морин Хортон отыскала в книге нужное место и, убедившись, что Артур не смотрит, загнула уголок страницы. Он не выносил, когда плохо обращались с книгами, особенно — загибали страницы. Он постоянно напоминал ей, что существуют закладки для книг. Но ее это не волновало. Это ее книга. Добрый старый роман, а не какая-то напыщенная чушь типа Джеффри Арчера, которую так любит читать ее муж.
   Артур.
   Она посмотрела в кресло, в котором он сидел, но его там не было.
   Вероятно, готовит себе чай, решила она. Он, как всегда, забыл выключить телевизор. Она постоянно ворчала на него за то, что он не экономит энергию. Зачем держать телевизор включенным, если они оба читают книги? Артур неизменно объяснял ей, что ему необходим, как он назвал это, «фоновый звук».
   Она улыбнулась и наклонилась вперед, чтобы прибавить громкость. Только что начались последние известия.
   Она услышала слабый свист и почувствовала дикий удар по голове — это муж стукнул ее канистрой с бензином.
   Артур Хортон схватил свою жену, впавшую в полубессознательное состояние, за волосы и втащил в кресло.
   Она лежала, слегка подергиваясь, и смотрела на него полными боли глазами. Морин чувствовала, как что-то теплое течет по ее спине и шее, выливаясь из раны на голове.
   Муж подошел к ней сбоку, и она услышала звук открываемой крышки. Артур посмотрел на жену остекленевшими глазами. В нос ему ударил запах бензина. Он перевернул канистру и вылил весь бензин на жену, которая едва шевелилась. Морин открыла было рот, чтобы закричать, но бензин попал ей в горло, и она закашлялась.
   Он зажег спичку и бросил на нее.
   Морин Хортон исчезла под ярким огненным шаром. Пламя начало жадно пожирать ее кожу, волосы, одежду. Она попыталась встать, но от боли потеряла сознание. Кожа ее покрылась пузырями, они лопались, оставляя после себя свежие язвы. Пламя пожирало ее, добираясь до костей.
   Артур Хортон стоял неподвижно и смотрел, как заживо сгорает его жена. В его пустых глазах отражались скачущие языки пламени.

Глава 63

   Лондон
   9. 11 после полудня.
   Келли кашлянула, когда инспектор Бартон погасил наполовину недокуренную сигарету и в воздухе поплыл серый дымок. В комнате было так накурено, что ей казалось, будто она смотрит на полицейского через марлю.
   — Вы хотите что-нибудь исправить в этих показаниях? — спросил он, постучав ручкой по лежащему перед ним листку бумаги.
   — А в чем дело? — спросила она.
   — А в том, что вам за убийство грозит двадцатилетний срок, вот в этом дело.
   — А может, я сошлюсь на невменяемость.
   — Вот это вы можете. Местами ваши показания похожи на бред сумасшедшей, — фыркнул Бартон.
   — Как вы не можете понять? — бросила Келли. — Блейк обладал способностью воздействовать сразу на очень многих. Эта телевизионная передача дала ему прекрасную возможность продемонстрировать свои способности, доказать, что он может управлять разумом людей, может заставить действовать их злое начало. Судя по количеству сообщений об убийствах, это ему удалось.
   — Это просто совпадение, — сказал Бартон, но слова его прозвучали не слишком убедительно.
   — Нет, инспектор, — со вздохом сказала Келли. — Это не совпадение. К тому же вы пока получаете сообщения из небольшой части Лондона, а передача эта транслировалась по всей стране.
   — Вы что, утверждаете, что люди сейчас режут друг друга на куски по всей Великобритании?
   — Опасность грозит всем, кто смотрел передачу.
   — Это чепуха! — рявкнул Бартон, вставая. Лист с показаниями Келли он оставил на столе перед ней. — Перечитайте это еще раз и, когда я вернусь сюда через некоторое время, постарайтесь ответить на мои вопросы более убедительно. — Он закрыл за собой дверь, и Келли услышала, как ключ поворачивается в замке.
   Она откинулась на стуле и закрыла глаза. Куда, черт возьми, делся Жубер? Прошло больше часа с тех пор, как она ему звонила. Она открыла глаза и посмотрела на свои руки. Руки, державшие оружие. Келли заметила, что дрожит.
   Она помнила только, как полезла в сумочку за пистолетом, но дальше была пустота, пробел длился до того момента, как ее схватил сотрудник безопасности. Неужели Тони Ландерс, Роджер Карр, Джеральд Брэддок и Джим О'Нейл чувствовали то же самое после того, как совершили преступление?
   Она взглянула на листок бумаги со своими показаниями. Разумеется, они покажутся нелепыми таким людям, как Бартон.
   Оставшись одна в этой пустой комнате, она вдруг ощутила пронзительное чувство безысходности.
   Блейк выпустил на свободу волну безумия, и ее уже ничем не остановить.

Глава 64

   Глазго
   9. 23 пополудни.
   Пронзительный свист чайника прозвучал в маленькой квартире, словно сирена.
   Юный Гордон Макей, сидевший в гостиной, медленно поднялся и, оглядываясь на ходу на телевизор, прошел на кухню.
   — Выключи его, Гордон, — прокричала его младшая сестренка Клэр, — а то ребенок проснется.
   Он недовольно кивнул и выключил чайник.
   — Ты что, сама не могла его выключить? — спросил он Клэр, сидевшую за кухонным столом. Перед ней лежали три или четыре книги.
   — Я делаю уроки, — сказала она. — А ты весь вечер сидишь перед телевизором.
   — Иди ты! — проворчал Гордон и стал наливать кипяток в чашку, куда опустил пакетик с чаем.
   Он поболтал пакетик, а затем резко бросил его в соединенное с раковиной устройство для уничтожения мусора. Он включил устройство, острые лезвия завертелись с громким шумом, поглотив пустой чайный пакетик. Гордон считал, что ему везет в те дни, когда он присматривает за детьми. Обычно мать и близко не подпускала его к этому опасному устройству, но когда они с отцом оставляли его одного с тремя младшими детьми, оно становилось для него новой игрушкой. Он вытащил из вазы на окне несколько увядших цветов и стал наблюдать, как их пожирает пасть машины.
   — Мама сказала, что тебе нельзя включать его, — заныла Клэр.
   Не обращая на сестру внимания, Гордон продолжал совать мусор в зияющую дыру.
   Клэр встала и подошла к раковине.
   — Выключи, Гордон, — сердито сказала она.
   Он не обратил на нее внимания.
   Клэр протянула руку и попыталась дотянуться до кнопки, чтобы выключить устройство.
   Гордон крепко схватил ее за руку.
   — Отпусти, — крикнула она и свободной рукой ударила его, пытаясь вырваться.
   Он посмотрел на нее такими остекленевшими невидящими глазами, что Клэр стало страшно.
   С неожиданной для подростка силой он вывернул ее руку и стал тащить ее к раковине, к лезвиям устройства для уничтожения мусора.
   Клэр завизжала, когда кончики ее пальцев коснулись холодной стали. Она сжала пальцы в кулак, но это лишь на несколько секунд отсрочило страшный момент.
   Гордон силой затолкнул ее руку в пасть машины до запястья.
   Лезвия, острые как бритва, выплеснули кровавый фонтан, разодрав и раздробив ладонь. Она услышала звук раскалывающейся кости; жадная пасть машины все глубже заглатывала ее руку, почти до локтя содрав с нее кожу. Раковина из нержавеющей стали заполнилась кровью; пронзительные крики Клэр перешли в непрерывный вой; машина, казалось, загрохотала еще сильнее. Наконец руку оторвало, Клэр упала на спину; из искромсанного обрубка струей била кровь. Гордон бессмысленно посмотрел на сестру, на изодранное мясо и мышцы, на красную лужу, образовавшуюся вокруг изуродованной культи.
   Он и не подозревал, что кости такие белые. Они светились среди кровавой массы.
   От грохота устройства для уничтожения мусора у него заложило уши.
   Саутгемптон
   9. 46.
   Дверь гаража открылась с тревожным скрипом, и Даг Дженкинс выглянул из-под капота своей машины, чтобы узнать, кто пришел. Дверь хлопнула, послышались шаги, и к старенькому «форду» подошел Брюс Мюррей.
   — Извини, Даг, — сказал Мюррей, — но в ночном магазине запасных частей нет деталей для такого старого автомобиля. Я звонил туда недавно.
   Дженкинс чертыхнулся про себя.
   — Почему, черт возьми, ты не купишь себе новую машину? — спросил Мюррей. — Этой, по крайней мере, лет двадцать.
   — Я езжу на ней с восемнадцати лет, — возразил Дженкинс, — и привык к этой машине.
   — Да ей давно пора на свалку. — Мюррей усмехнулся и сделал шаг вперед, чтобы посмотреть мотор. — Ты работаешь здесь весь вечер?
   — Нет, только около часа. Я смотрел телевизор.
   Дженкинс отошел от машины и вытер руки замасленной тряпкой. Хотя в гараже было тепло, он почувствовал, что дрожит.
   — Подай мне, пожалуйста, этот гаечный ключ, Даг, — сказал Мюррей, протянув руку.
   Его товарищ снял со стены, где висели гаечные ключи, нужный и подал Мюррею. Глядя на эту стену, можно было подумать, что находишься в магазине скобяных изделий: молотки, гаечные ключи, топорики и даже небольшая электропила — все эти предметы аккуратно, в определенном порядке, висели на гвоздях. Даг Дженкинс соблюдал порядок во всем. Он протер глаза грязными руками, оставив на лице темное пятно. Ему казалось, что холод усиливается.