Страница:
Соллозо прицелился и выстрелил два раза; пистолет дернулся в его руке. Первая пуля разнесла зеркало на крыле полицейской машины, вторая — проделала отверстие в ветровом стекле.
Грузовик резко вильнул в сторону, когда Джекобс, на мгновение оторвав глаза от дороги, свирепо посмотрел на своего компаньона.
— Прекрати, — закричал он, пытаясь дотянуться до пистолета.
— Пошел к черту! — прорычал тот, скривив лицо в безумной улыбке.
Джекобс посмотрел вперед и дико закричал, увидев надвигающийся на него белый фургон.
На скорости шестьдесят миль грузовик врезался в фургон; удар выбросил Соллозо через ветровое стекло. Рулевая колонка, как снаряд, ударила Джекобса, руль треснул, колонка, разорвав грудь, пронзила Джекобса насквозь; машины расплющились от сильнейшего удара. Почти тут же с оглушительным шумом взорвался бензиновый бак фургона, и обе машины исчезли под ослепительным шаром красно-белого пламени.
Рик Ландерс, который стоял рядом с фургоном, словно поднятый невидимой рукой, взмыл в воздух и, пролетев почти двадцать футов, упал на тротуар. Искалеченная фигурка, объятая пламенем, ударилась о землю и застыла.
Чтобы не попасть в ад, пылающий впереди, шофер полицейской машины резко повернул руль, и машина заехала на тротуар.
Слишком поздно заметил шофер распростертое перед ним тело Рика. Он нажал на тормоз, но машина неслась на большой скорости.
Правое переднее колесо переехало по шее мальчика, сломав позвоночник и почти оторвав голову. Кровь хлынула из изуродованного трупа, образовав вокруг него широкую лужу.
Энди Волис, видевший все, почувствовал, что штанишки его намокли и стали теплыми. Еще через секунду он потерял сознание.
Неподалеку на траве лежал Тони Соллозо. Его лицо и шея были изрезаны стеклом. Языки пламени жадно лизали его вытянутую руку. В воздухе над ними, словно саван, нависла пелена черного дыма.
Двое полицейских, спотыкаясь, вылезли из машины; один из них побежал к горящим обломкам, но был остановлен нестерпимым жаром пламени. Шофер наклонился и увидел под машиной Рика Ландерса.
— О Боже! — прошептал он, нащупывая в машине переговорное устройство.
Вызвав «скорую», он связался с полицейским участком и сообщил о случившемся.
Он отошел от машины и заметил, что оставляет за собой липкие следы. Увидев возле машины растекшуюся лужу крови, он шагнул на газон, опустился на колени и стал блевать.
Глава 14
Глава 15
Грузовик резко вильнул в сторону, когда Джекобс, на мгновение оторвав глаза от дороги, свирепо посмотрел на своего компаньона.
— Прекрати, — закричал он, пытаясь дотянуться до пистолета.
— Пошел к черту! — прорычал тот, скривив лицо в безумной улыбке.
Джекобс посмотрел вперед и дико закричал, увидев надвигающийся на него белый фургон.
На скорости шестьдесят миль грузовик врезался в фургон; удар выбросил Соллозо через ветровое стекло. Рулевая колонка, как снаряд, ударила Джекобса, руль треснул, колонка, разорвав грудь, пронзила Джекобса насквозь; машины расплющились от сильнейшего удара. Почти тут же с оглушительным шумом взорвался бензиновый бак фургона, и обе машины исчезли под ослепительным шаром красно-белого пламени.
Рик Ландерс, который стоял рядом с фургоном, словно поднятый невидимой рукой, взмыл в воздух и, пролетев почти двадцать футов, упал на тротуар. Искалеченная фигурка, объятая пламенем, ударилась о землю и застыла.
Чтобы не попасть в ад, пылающий впереди, шофер полицейской машины резко повернул руль, и машина заехала на тротуар.
Слишком поздно заметил шофер распростертое перед ним тело Рика. Он нажал на тормоз, но машина неслась на большой скорости.
Правое переднее колесо переехало по шее мальчика, сломав позвоночник и почти оторвав голову. Кровь хлынула из изуродованного трупа, образовав вокруг него широкую лужу.
Энди Волис, видевший все, почувствовал, что штанишки его намокли и стали теплыми. Еще через секунду он потерял сознание.
Неподалеку на траве лежал Тони Соллозо. Его лицо и шея были изрезаны стеклом. Языки пламени жадно лизали его вытянутую руку. В воздухе над ними, словно саван, нависла пелена черного дыма.
Двое полицейских, спотыкаясь, вылезли из машины; один из них побежал к горящим обломкам, но был остановлен нестерпимым жаром пламени. Шофер наклонился и увидел под машиной Рика Ландерса.
— О Боже! — прошептал он, нащупывая в машине переговорное устройство.
Вызвав «скорую», он связался с полицейским участком и сообщил о случившемся.
Он отошел от машины и заметил, что оставляет за собой липкие следы. Увидев возле машины растекшуюся лужу крови, он шагнул на газон, опустился на колени и стал блевать.
Глава 14
Дэвид Блейк положил ручку и зевнул. Близоруко прищурившись, он посмотрел на лежащие перед ним исписанные страницы. Он работал без передышки с самого утра, сделав короткий перерыв лишь в час дня, чтобы проглотить половину чизбургера и немного жареного картофеля. Остальная пища лежала перед ним на столе нетронутой.
Он легонько похлопал себя по животу, и в желудке у него громко заурчало. Пришло время съесть что-нибудь более существенное.
Блейк встал и направился в ванную, включив по дороге телевизор. Он посмотрел на часы: без двух минут шесть. Через одну-две минуты начнется передача новостей. Последние восемь часов он был так поглощен работой, что, провались Нью-Йорк под землю, он этого даже и не заметил бы. Он улыбнулся. Пришло время узнать, что происходит в реальном мире. Когда Блейк уединялся в кабинете и брал ручку, все остальное для него переставало существовать.
Он вошел в ванную, нагнулся над раковиной и ополоснул лицо холодной водой. Когда он вернулся в комнату, прижимая к лицу полотенце, новости уже начались. Прежде, чем идти обедать, он решил послушать хоть заголовки новостей. Он вытер лицо и лоб, на котором вода смешалась с потом.
"...обещал применить жесткие меры в отношении некоторых игорных домов города... "
Пока диктор излагал монотонным голосом новости, Блейк открыл шкаф и достал чистую рубашку.
"...и, как уже сообщалось в нашей предыдущей сводке, сын Тони Ландерс, актрисы, которая играет... "
Блейк резко повернулся и посмотрел на экран телевизора.
«...сын которой, Рик, трагически погиб сегодня в результате автомобильной катастрофы».
— О Боже! — прошептал Блейк, когда на экране показали поочередно фотографии Рика и Тони Ландерс.
Писатель присел на край кровати, не отрывая глаз от телевизора, с экрана которого диктор продолжал: "Репортерам не удалось поговорить с мисс Ландерс, поскольку она находилась на съемках в городе. Полагают, что сейчас она у себя дома под наблюдением врача. Считают, что ее сын Рик погиб сегодня примерно в четверть пятого пополудни, когда украденная машина столкнулась с фургоном, развозящим мороженое, недалеко от его дома. Двое угонщиков машины и шофер фургона также погибли, но есть еще три жертвы, имена которых пока не названы. Полиция... "
Блейк медленно покачал головой. Хотя внимание его сосредоточилось на экране телевизора, воспоминания обратились к вечеринке в доме Тони Ландерс.
К Матиасу.
К его предсказанию.
«Ее сын умрет». Эти слова медиума эхом повторялись в его мозгу.
«Ее сын умрет».
Блейк посидел еще немного, затем надел рубашку и, торопливо застегнув пуговицы, заправил ее в джинсы. Надел туфли, оставив телевизор включенным, вышел из номера и быстрым шагом пошел к лифту в конец коридора. Он спустился на первый этаж, миновал холл и вышел из отеля, заметив, что швейцар с удовольствием затягивается дымом «Мальборо».
Писатель повернул налево и направился к газетному киоску на углу улицы. Нащупав в кармане мелочь одной рукой, он другой взял свежую газету. На первой странице он увидел фотографию Рика Ландерса с надписью под ней: «СЫН АКТРИСЫ ПОГИБ В АВТОМОБИЛЬНОЙ КАТАСТРОФЕ».
Блейк протянул продавцу монеты и, не дожидаясь сдачи, повернулся и пошел в отель.
Придя в номер, он прочитал статью об инциденте. Подробности не имеют значения. Ребенок мертв. Этого достаточно. Писатель свернул газету и бросил ее на кровать. Он понял, что совсем не хочет есть. Ему показалось, будто он просидел целую вечность, глядя то на экран телевизора, то на фотографию Рика Ландерса.
«Ее сын умрет». Эти слова он произнес вслух.
Блейк поднялся, выключил телевизор, взял кожаную куртку, перекинутую через спинку кресла, и направился к двери номера, надевая куртку на ходу.
На улице он увидел, что грозовые облака, собиравшиеся уже целый час, разорвала первая беззвучная вспышка молнии.
Блейк расплатился с шофером такси, посмотрел через забрызганное дождем окно и открыл дверцу машины.
Дождь обрушился на него стеной; небеса продолжали извергать воду, и ливню не видно было конца. Бушевала гроза; молнии прорезали небо, перемежаясь непрерывными раскатами грома. Казалось, глубоко из недр земли рвется на поверхность какое-то гигантское чудовище. Дождь хлестал по дороге и крышам домов; его крупные капли отскакивали от асфальта, как пули. Еще в машине Блейк почувствовал, что волосы прилипли к его щеке. Ткань рубашки впитывала горячие капли. Он знал, что гроза не очистит воздуха. Она сделает влажность совсем уж невыносимой. На лбу писателя выступили капли пота, мгновенно смытые потоками дождя.
Перед ним был дом Джонатана Матиаса. Большое, грозное на вид трехэтажное здание, окруженное высокой каменной стеной. Перед домом раскинулась прекрасно ухоженная лужайка. Подойдя к кованым железным воротам, Блейк увидел на них две телевизионные камеры, которые следили за ним своими циклопическими глазами.
Здание представляло собой любопытное смешение старого и нового. Главная часть его выглядела пародией на стиль времен короля Эдуарда, тогда как пристройка из стекла и бетона казалась воздвигнутой рядом по ошибке.
Свет в доме не горел, и окна, отражавшие молнии, напоминали Блейку зловещих призраков.
Над входной дверью была установлена еще одна камера. Блейк два раза нажал на звонок, и дверь открыл человек, в котором Блейк сразу узнал шофера Матиаса.
— Мистер Блейк, не так ли? — сказал шофер, разглядывая писателя, являющего собой довольно жалкое зрелище. По его каштановым волосам стекала вода, одежда вымокла насквозь.
— Если можно, я бы хотел повидать мистера Матиаса, — сказал писатель.
— Он не любит, когда его беспокоят дома, — начал шофер. — Я...
— Пропусти его, Харви.
Блейк сразу узнал голос, и через мгновение появился сам Матиас.
— Проходи, Дэвид, — сказал он, улыбаясь. — Ты выглядишь так, как будто добирался сюда вплавь.
Блейк вошел в переднюю.
— Пойдем в мой рабочий кабинет, — сказал медиум.
В комнате он налил себе бренди и предложил выпить писателю; тот с благодарностью принял бокал и оглядел просторную комнату. Он с удивлением отметил, что окон в комнате не было. Горели только настольная лампа и два светильника с узко направленным светом, стоящие на полу возле шкафчика с напитками. На одной стене висел в рамке оригинальный эскиз Алистера Кроули, изображающий «Вавилонскую блудницу». Блейк внимательно посмотрел на него.
— Ты знаком с Кроули? — спросил он.
— Встречал пару раз, — сказал Матиас.
— Сам великий зверь, не так ли? — пробормотал Блейк, потягивая бренди. — Самоуверенный черный маг.
Матиас не ответил.
Блейк перевел взгляд на фотографию, где Матиас был снят с человеком, показавшимся ему знакомым.
— Антон Ле Ви, — сказал медиум.
— Тоже твой приятель? — спросил Блейк.
Матиас кивнул.
— И тоже черный маг, — заметил писатель.
Медиум сел за стол и обхватил бокал пальцами, согревая темную жидкость.
— Чем могу быть тебе полезен, Дэвид? — спросил он. — Должно быть, у тебя была веская причина, раз ты пришел в такую погоду. — Он сделал большой глоток.
Блейк сел в ближайшее кресло.
— Ты прав, — сказал он. — Ты читал сегодняшние газеты?
— Нет. А что?
Матиас допил бренди и встал. Он прошел мимо писателя, который посмотрел ему вслед.
— Сегодня погиб сын Тони Ландерс, — сказал писатель.
Матиас вновь наполнил свой бокал и повернулся, держа бутылку в руке.
— Он погиб в автомобильной катастрофе, — добавил Блейк.
— Хочешь еще выпить? — спросил Матиас, очевидно, совсем не заинтересованный словами Блейка.
— Ты слышал, что я сказал? — раздраженно спросил писатель. — Сын Тони Ландерс мертв. Ты что, так и будешь молчать?
Матиас спокойно посмотрел на него и пожал плечами.
— Мне очень жаль, — тихо произнес он. — Он был всего лишь маленький мальчик.
— Ты знал, что он умрет, — вяло проговорил Блейк. — Ты сообщил мне об этом на той вечеринке после гадания на картах. Только ты узнал, что он умрет, не из карт, ведь так?
— Карты лишь ориентир, — заметил медиум, отпив из бокала. — Они указывают мне направление, где следует искать истину.
— Не надо, Джонатан, — пробормотал Блейк с досадой. — Ты сейчас разговариваешь не с одним из твоих наивных почитателей.
Они холодно посмотрели друг на друга; в комнате стало совсем тихо, потом заговорил Матиас.
— Я упоминал уже, что астральным телом можно управлять, — сказал он. — Оно может также перемещаться во времени. Я «увидел», что сын Тони Ландерс умрет, потому что не почувствовал его астрального присутствия. — Он отхлебнул бренди. — Астральное тело — это как линия жизни на ладони: сведущий человек может его «видеть».
— Скажи, что ждет меня в будущем, — попросил Блейк, взяв со стола колоду гадальных карт, лежащую возле Матиаса. — Сделай это сейчас.
Он сразу стал тасовать карты.
— Нет, — сказал Матиас.
Блейк разделил карты на десять стопок и разложил на столе так, что образовалась некая фигура.
— Сделай это, Джонатан! — потребовал он.
— Я сказал тебе, я не ярмарочный фокусник, — раздраженно проговорил медиум. Он безразлично взглянул на карты, потом медленно поднял свои сверкающие голубые глаза на Блейка. — Я буду тебе очень благодарен, Дэвид, если ты сейчас уйдешь, — тихо произнес он.
Они посмотрели друг другу в глаза, затем Блейк сделал шаг назад и откинул с лица прядь волос.
— Ты боишься того, что можешь увидеть? — спросил он.
Матиас не ответил. Лицо его не выразило и тени какого-либо чувства. Наконец он вздохнул, и черты лица его смягчились.
— Ты спрашивал меня о моей силе, — сказал он. — Эта сила внутри меня, это сила тьмы.
Блейк посмотрел на него с изумлением.
— Но это не та темнота, которая бывает в тени, когда светит солнце, не та, которую отражает зеркало, — продолжал Матиас. — Эта тьма внутри человека. Если хочешь, это другое "я". Древние называли это тенью, понимая так темную сторону человека, ту, что проявляется в минуты гнева или страха, ту, что вынуждает человека совершать поступки, обычно ему несвойственные. Поступки, противоречащие его природе. Человеческой природе вообще.
— Как это бывает при раздвоении личности? — спросил Блейк.
— Нет, — поправил его Матиас. — При раздвоении личности человек сохраняет в себе какие-то следы добра. Тень — это абсолютное зло.
— Тогда сила твоя и есть зло, — сказал Блейк.
— Кто знает, что такое зло и что такое добро, Дэвид?
Они вновь умолкли; Блейк повернулся и пошел к дверям.
— Я сказал тебе все, что мог, — прибавил Матиас. — Что еще ты хочешь узнать?
— Очень много. — Блейк открыл дверь и вышел.
Медиум остался один. Перед ним на столе по-прежнему лежали карты, разложенные Блейком как кабалистическая фигура. Он заколебался, потом протянул руку к седьмой стопке. Любовь. Он медленно повернул карту.
Тринадцать.
La mort. Смерть.
Матиас задержал пристальный взгляд на изображенном на карте скелете, затем взял верхнюю карту с девятой стопки. Здоровье.
Пятнадцать.
Le Diable. Дьявол.
Он знал, что карты могут сказать гораздо больше. Карта, обозначенная римской цифрой XV, означала также великую тайну. Матиас улыбнулся. Уж очень это подходило для Блейка.
Он перевернул карту на последней стопке, затаив на мгновение дыхание.
Двенадцать.
Le Pendu. Повешенный.
Матиас уронил карту, словно она обожгла его, потом с усилием перевел дыхание и начал рассматривать изображение на карте.
Повешенный.
Катастрофа.
Он вытер рукой лоб, заметив, что немного вспотел. Карта имела и другое толкование.
Святой или грешник?
За окном раздавались громкие раскаты грома, и Матиас некоторое время сидел неподвижно в своем кресле. Наконец он собрал карты, рассортировал их в определенном порядке.
Поднимая карту, изображающую повешенного, он заметил, что рука его дрожит.
Он легонько похлопал себя по животу, и в желудке у него громко заурчало. Пришло время съесть что-нибудь более существенное.
Блейк встал и направился в ванную, включив по дороге телевизор. Он посмотрел на часы: без двух минут шесть. Через одну-две минуты начнется передача новостей. Последние восемь часов он был так поглощен работой, что, провались Нью-Йорк под землю, он этого даже и не заметил бы. Он улыбнулся. Пришло время узнать, что происходит в реальном мире. Когда Блейк уединялся в кабинете и брал ручку, все остальное для него переставало существовать.
Он вошел в ванную, нагнулся над раковиной и ополоснул лицо холодной водой. Когда он вернулся в комнату, прижимая к лицу полотенце, новости уже начались. Прежде, чем идти обедать, он решил послушать хоть заголовки новостей. Он вытер лицо и лоб, на котором вода смешалась с потом.
"...обещал применить жесткие меры в отношении некоторых игорных домов города... "
Пока диктор излагал монотонным голосом новости, Блейк открыл шкаф и достал чистую рубашку.
"...и, как уже сообщалось в нашей предыдущей сводке, сын Тони Ландерс, актрисы, которая играет... "
Блейк резко повернулся и посмотрел на экран телевизора.
«...сын которой, Рик, трагически погиб сегодня в результате автомобильной катастрофы».
— О Боже! — прошептал Блейк, когда на экране показали поочередно фотографии Рика и Тони Ландерс.
Писатель присел на край кровати, не отрывая глаз от телевизора, с экрана которого диктор продолжал: "Репортерам не удалось поговорить с мисс Ландерс, поскольку она находилась на съемках в городе. Полагают, что сейчас она у себя дома под наблюдением врача. Считают, что ее сын Рик погиб сегодня примерно в четверть пятого пополудни, когда украденная машина столкнулась с фургоном, развозящим мороженое, недалеко от его дома. Двое угонщиков машины и шофер фургона также погибли, но есть еще три жертвы, имена которых пока не названы. Полиция... "
Блейк медленно покачал головой. Хотя внимание его сосредоточилось на экране телевизора, воспоминания обратились к вечеринке в доме Тони Ландерс.
К Матиасу.
К его предсказанию.
«Ее сын умрет». Эти слова медиума эхом повторялись в его мозгу.
«Ее сын умрет».
Блейк посидел еще немного, затем надел рубашку и, торопливо застегнув пуговицы, заправил ее в джинсы. Надел туфли, оставив телевизор включенным, вышел из номера и быстрым шагом пошел к лифту в конец коридора. Он спустился на первый этаж, миновал холл и вышел из отеля, заметив, что швейцар с удовольствием затягивается дымом «Мальборо».
Писатель повернул налево и направился к газетному киоску на углу улицы. Нащупав в кармане мелочь одной рукой, он другой взял свежую газету. На первой странице он увидел фотографию Рика Ландерса с надписью под ней: «СЫН АКТРИСЫ ПОГИБ В АВТОМОБИЛЬНОЙ КАТАСТРОФЕ».
Блейк протянул продавцу монеты и, не дожидаясь сдачи, повернулся и пошел в отель.
Придя в номер, он прочитал статью об инциденте. Подробности не имеют значения. Ребенок мертв. Этого достаточно. Писатель свернул газету и бросил ее на кровать. Он понял, что совсем не хочет есть. Ему показалось, будто он просидел целую вечность, глядя то на экран телевизора, то на фотографию Рика Ландерса.
«Ее сын умрет». Эти слова он произнес вслух.
Блейк поднялся, выключил телевизор, взял кожаную куртку, перекинутую через спинку кресла, и направился к двери номера, надевая куртку на ходу.
На улице он увидел, что грозовые облака, собиравшиеся уже целый час, разорвала первая беззвучная вспышка молнии.
Блейк расплатился с шофером такси, посмотрел через забрызганное дождем окно и открыл дверцу машины.
Дождь обрушился на него стеной; небеса продолжали извергать воду, и ливню не видно было конца. Бушевала гроза; молнии прорезали небо, перемежаясь непрерывными раскатами грома. Казалось, глубоко из недр земли рвется на поверхность какое-то гигантское чудовище. Дождь хлестал по дороге и крышам домов; его крупные капли отскакивали от асфальта, как пули. Еще в машине Блейк почувствовал, что волосы прилипли к его щеке. Ткань рубашки впитывала горячие капли. Он знал, что гроза не очистит воздуха. Она сделает влажность совсем уж невыносимой. На лбу писателя выступили капли пота, мгновенно смытые потоками дождя.
Перед ним был дом Джонатана Матиаса. Большое, грозное на вид трехэтажное здание, окруженное высокой каменной стеной. Перед домом раскинулась прекрасно ухоженная лужайка. Подойдя к кованым железным воротам, Блейк увидел на них две телевизионные камеры, которые следили за ним своими циклопическими глазами.
Здание представляло собой любопытное смешение старого и нового. Главная часть его выглядела пародией на стиль времен короля Эдуарда, тогда как пристройка из стекла и бетона казалась воздвигнутой рядом по ошибке.
Свет в доме не горел, и окна, отражавшие молнии, напоминали Блейку зловещих призраков.
Над входной дверью была установлена еще одна камера. Блейк два раза нажал на звонок, и дверь открыл человек, в котором Блейк сразу узнал шофера Матиаса.
— Мистер Блейк, не так ли? — сказал шофер, разглядывая писателя, являющего собой довольно жалкое зрелище. По его каштановым волосам стекала вода, одежда вымокла насквозь.
— Если можно, я бы хотел повидать мистера Матиаса, — сказал писатель.
— Он не любит, когда его беспокоят дома, — начал шофер. — Я...
— Пропусти его, Харви.
Блейк сразу узнал голос, и через мгновение появился сам Матиас.
— Проходи, Дэвид, — сказал он, улыбаясь. — Ты выглядишь так, как будто добирался сюда вплавь.
Блейк вошел в переднюю.
— Пойдем в мой рабочий кабинет, — сказал медиум.
В комнате он налил себе бренди и предложил выпить писателю; тот с благодарностью принял бокал и оглядел просторную комнату. Он с удивлением отметил, что окон в комнате не было. Горели только настольная лампа и два светильника с узко направленным светом, стоящие на полу возле шкафчика с напитками. На одной стене висел в рамке оригинальный эскиз Алистера Кроули, изображающий «Вавилонскую блудницу». Блейк внимательно посмотрел на него.
— Ты знаком с Кроули? — спросил он.
— Встречал пару раз, — сказал Матиас.
— Сам великий зверь, не так ли? — пробормотал Блейк, потягивая бренди. — Самоуверенный черный маг.
Матиас не ответил.
Блейк перевел взгляд на фотографию, где Матиас был снят с человеком, показавшимся ему знакомым.
— Антон Ле Ви, — сказал медиум.
— Тоже твой приятель? — спросил Блейк.
Матиас кивнул.
— И тоже черный маг, — заметил писатель.
Медиум сел за стол и обхватил бокал пальцами, согревая темную жидкость.
— Чем могу быть тебе полезен, Дэвид? — спросил он. — Должно быть, у тебя была веская причина, раз ты пришел в такую погоду. — Он сделал большой глоток.
Блейк сел в ближайшее кресло.
— Ты прав, — сказал он. — Ты читал сегодняшние газеты?
— Нет. А что?
Матиас допил бренди и встал. Он прошел мимо писателя, который посмотрел ему вслед.
— Сегодня погиб сын Тони Ландерс, — сказал писатель.
Матиас вновь наполнил свой бокал и повернулся, держа бутылку в руке.
— Он погиб в автомобильной катастрофе, — добавил Блейк.
— Хочешь еще выпить? — спросил Матиас, очевидно, совсем не заинтересованный словами Блейка.
— Ты слышал, что я сказал? — раздраженно спросил писатель. — Сын Тони Ландерс мертв. Ты что, так и будешь молчать?
Матиас спокойно посмотрел на него и пожал плечами.
— Мне очень жаль, — тихо произнес он. — Он был всего лишь маленький мальчик.
— Ты знал, что он умрет, — вяло проговорил Блейк. — Ты сообщил мне об этом на той вечеринке после гадания на картах. Только ты узнал, что он умрет, не из карт, ведь так?
— Карты лишь ориентир, — заметил медиум, отпив из бокала. — Они указывают мне направление, где следует искать истину.
— Не надо, Джонатан, — пробормотал Блейк с досадой. — Ты сейчас разговариваешь не с одним из твоих наивных почитателей.
Они холодно посмотрели друг на друга; в комнате стало совсем тихо, потом заговорил Матиас.
— Я упоминал уже, что астральным телом можно управлять, — сказал он. — Оно может также перемещаться во времени. Я «увидел», что сын Тони Ландерс умрет, потому что не почувствовал его астрального присутствия. — Он отхлебнул бренди. — Астральное тело — это как линия жизни на ладони: сведущий человек может его «видеть».
— Скажи, что ждет меня в будущем, — попросил Блейк, взяв со стола колоду гадальных карт, лежащую возле Матиаса. — Сделай это сейчас.
Он сразу стал тасовать карты.
— Нет, — сказал Матиас.
Блейк разделил карты на десять стопок и разложил на столе так, что образовалась некая фигура.
— Сделай это, Джонатан! — потребовал он.
— Я сказал тебе, я не ярмарочный фокусник, — раздраженно проговорил медиум. Он безразлично взглянул на карты, потом медленно поднял свои сверкающие голубые глаза на Блейка. — Я буду тебе очень благодарен, Дэвид, если ты сейчас уйдешь, — тихо произнес он.
Они посмотрели друг другу в глаза, затем Блейк сделал шаг назад и откинул с лица прядь волос.
— Ты боишься того, что можешь увидеть? — спросил он.
Матиас не ответил. Лицо его не выразило и тени какого-либо чувства. Наконец он вздохнул, и черты лица его смягчились.
— Ты спрашивал меня о моей силе, — сказал он. — Эта сила внутри меня, это сила тьмы.
Блейк посмотрел на него с изумлением.
— Но это не та темнота, которая бывает в тени, когда светит солнце, не та, которую отражает зеркало, — продолжал Матиас. — Эта тьма внутри человека. Если хочешь, это другое "я". Древние называли это тенью, понимая так темную сторону человека, ту, что проявляется в минуты гнева или страха, ту, что вынуждает человека совершать поступки, обычно ему несвойственные. Поступки, противоречащие его природе. Человеческой природе вообще.
— Как это бывает при раздвоении личности? — спросил Блейк.
— Нет, — поправил его Матиас. — При раздвоении личности человек сохраняет в себе какие-то следы добра. Тень — это абсолютное зло.
— Тогда сила твоя и есть зло, — сказал Блейк.
— Кто знает, что такое зло и что такое добро, Дэвид?
Они вновь умолкли; Блейк повернулся и пошел к дверям.
— Я сказал тебе все, что мог, — прибавил Матиас. — Что еще ты хочешь узнать?
— Очень много. — Блейк открыл дверь и вышел.
Медиум остался один. Перед ним на столе по-прежнему лежали карты, разложенные Блейком как кабалистическая фигура. Он заколебался, потом протянул руку к седьмой стопке. Любовь. Он медленно повернул карту.
Тринадцать.
La mort. Смерть.
Матиас задержал пристальный взгляд на изображенном на карте скелете, затем взял верхнюю карту с девятой стопки. Здоровье.
Пятнадцать.
Le Diable. Дьявол.
Он знал, что карты могут сказать гораздо больше. Карта, обозначенная римской цифрой XV, означала также великую тайну. Матиас улыбнулся. Уж очень это подходило для Блейка.
Он перевернул карту на последней стопке, затаив на мгновение дыхание.
Двенадцать.
Le Pendu. Повешенный.
Матиас уронил карту, словно она обожгла его, потом с усилием перевел дыхание и начал рассматривать изображение на карте.
Повешенный.
Катастрофа.
Он вытер рукой лоб, заметив, что немного вспотел. Карта имела и другое толкование.
Святой или грешник?
За окном раздавались громкие раскаты грома, и Матиас некоторое время сидел неподвижно в своем кресле. Наконец он собрал карты, рассортировал их в определенном порядке.
Поднимая карту, изображающую повешенного, он заметил, что рука его дрожит.
Глава 15
Оксфорд
Подойдя к двери комнаты Мориса Гранта, Келли посмотрела на часы.
Было почти девять минут шестого.
Она пошла медленнее, прислушиваясь к звукам своих шагов в безлюдном коридоре. Странное чувство овладело ею — такое, как у ребенка, задумавшего сделать то, за что его накажут. Келли провела рукой по своим каштановым волосам и попыталась успокоиться. Смешно, сказала она себе. У тебя нет причин так нервничать.
Поверх юбки и блузки она надела халат, в кармане которого лежал шприц.
Шприц и его содержимое она взяла в аптеке на втором этаже.
Обычно в аптеку, где было множество флаконов с лекарствами и медицинское оборудование, заходили только четверо работающих в институте врачей, хотя и другие исследователи могли свободно ее посещать. Келли без труда нашла то, что искала, затем достала из заранее намеченного ящика шприц. Аптекой заведовала женщина лет сорока по имени миссис Кинг. Она следила за тем, чтобы все в аптеке лежало на своем месте, и делала это весьма старательно.
Келли знала, что обычно миссис Кинг уходит домой около половины пятого, поэтому подождала до пяти и лишь затем решилась войти в аптеку.
К ее радости, в аптеке никого не было, но она спешила помимо воли, придумывая подходящее объяснение на тот случай, если кто-нибудь застанет ее в тот момент, когда она внимательно рассматривала химические вещества. Это было прерогативой врачей.
Она набрала в шприц десять миллилитров сульфата атропина и положила шприц в карман.
Мысли так и замелькали в ее голове, когда она приблизилась к комнате Мориса Гранта, но лишь одна из них утвердилась в ее сознании. Инцидент с Грантом, случившийся двумя днями ранее, убедил ее провести новый эксперимент, не сообщая о нем предварительно доктору Вернону и не спрашивая его согласия. Пробыв сорок восемь часов без сна, Грант стал агрессивным, а Келли помнила, что предыдущие исследования позволили обнаружить активность в той области его мозга, которая обычно дремлет. С того момента ее постоянно мучил вопрос, что будет, если не давать ему спать больше двух дней. Ей хотелось знать, что произойдет после недели бодрствования, но у нее не было недели. Она не могла ждать так долго.
Инъекция атропина даст примерно те же результаты.
Она знала, что повышенные дозы этого препарата стимулируют деятельность мозга и вегетативной нервной системы. Обычная доза составляла два миллилитра.
Она собиралась ввести Гранту тройную дозу.
Келли постучала в дверь и стала ждать, украдкой осматривая коридор. В институте стояла тишина.
— Войдите, — сказал Грант, и она вошла.
Он сидел за столом и доедал рыбу с жареным картофелем; обед принесли ему десять минут назад.
— Извините, что прервала ваш обед, мистер Грант, — произнесла Келли.
Он улыбнулся и покачал головой.
— Я уже закончил, — сообщил он. — Что-что, а кормят здесь замечательно. — Он громко рыгнул, извинился и отодвинул тарелку.
Келли удивилась тому, насколько он изменился с тех пор, как она видела его в последний раз. Вместо грубого, развязного и косматого громилы перед ней сидел сдержанный, гладко выбритый симпатичный человек. На Гранте была белая рубашка и серые брюки, чистые и хорошо отутюженные.
— Чем могу быть вам полезен? — спросил он.
— Боюсь, нам снова понадобится ваша помощь, — сказала она.
— Скажите лучше: «Извините, мистер подопытный кролик, вам пора залезать на ваш столик».
Келли кисло улыбнулась.
Грант хихикнул.
— Вы зря говорите таким виноватым тоном. Я сам, дурак чертов, согласился терпеть все это, — добродушно проговорил он.
Одна рука Келли была в кармане халата, пальцы похлопывали по шприцу.
— Что я должен для вас сделать? — спросил Грант.
— Вы помните что-нибудь из того, что произошло позавчера? Как вы набросились на моего коллегу?
Он пожал плечами:
— Очень смутно. Помню только, как я хотел... — Он затих, видимо, устыдившись своих воспоминаний. — Я никого не поранил?
Келли покачала головой.
— Вы не спали сорок восемь часов, — сказала она. — Человек становится агрессивным, когда долго не спит.
— Почему?
— Если бы мы знали это, мистер Грант, вы бы нам здесь не понадобились. — Она хотела рассказать ему теорию сна, но передумала. Последовало длительное молчание, которое прервала Келли: — Последние две ночи вам снились сны?
Он кивнул.
— Как вы убили свою жену и сына?
— Да. Но на этот раз не так ярко. Последнюю ночь сон вообще изменился. Я проснулся до того, как убил их.
— Наверно, это потому, что вам не давали лекарств. Амфетамины, которые вы принимали, влияли на ваши сны.
— А что теперь?
Келли нащупала в кармане шприц:
— Попытаемся использовать другой подход.
На столе возле кровати Гранта лежал новый магнитофон, и Келли проверила, работает ли он. Затем попросила Гранта лечь на кровать. У кровати имелись привязные ремни, для рук и ног, но пока Келли их не трогала. Подождав, пока Грант уляжется поудобней, она попросила его закатать рукав рубашки, что он послушно выполнил. Вена на его локте вздулась, и Келли осторожно вставила в нее иглу, нажимая большим пальцем на поршень шприца.
Атропин начал вливаться в кровь Гранта.
Она стала наблюдать за отметками на шприце.
0, 25 мл.
0, 75 мл.
1 мл.
Глаза Гранта были открыты; он немного поморщился, когда она сильнее надавила на шприц. Вновь нажав на поршень, она заметила кончик иглы под кожей Гранта.
1, 5 мл.
2 мл.
2, 5 мл.
Она попыталась унять свою дрожь, опасаясь, что может случайно повредить его вену. Грант тяжело вздохнул, Келли извинилась, но продолжала давить на поршень, наблюдая, как жидкость вливается в вену.
3 мл.
3, 5 мл.
4 мл.
Грант закрыл глаза; грудь его начала вздыматься, дыхание стало затрудненным. Келли посмотрела на его лицо, затем на иглу, торчащую из его руки, и, наконец, на отметки на стекле шприца.
4, 5 мл.
5 мл.
5, 5 мл.
Келли знала, что действие атропина не заставит себя долго ждать: в увеличенных дозах оно проявлялось очень быстро.
6 мл.
Она колебалась. Глаза Гранта теперь были плотно закрыты, рот тоже, губы побелели.
Не вынимая иглы из вены Гранта, Келли посмотрела на его лицо. Оно заметно побледнело. «Может, достаточно?» — подумала она.
— Мистер Грант, — произнесла она.
Он не отвечал.
— Мистер Грант.
На этот раз в ответ прозвучал низкий грудной звук. Келли сильнее надавила на поршень.
6, 5 мл.
7 мл.
Капли пота выступили на его лице, — они ручейками стекали по его щекам. Руки его тоже стали влажными. Кожа вокруг иглы густо покраснела, синеватые вены запульсировали.
7, 5 мл.
8 мл.
Грант застонал, рот его открылся. Густая слюна стекала по подбородку на простыню; язык высунулся, из груди снова вырвался низкий хрипящий звук, потом он кашлянул. Брызги снова полетели из его рта, он пошевелился, и игла выскочила из вены.
Проклиная себя, Келли ввела ее обратно в вену, не обращая внимания на капельку крови, появившуюся из первого отверстия. Она посмотрела на его потное лицо: оно стало серым. Она знала, что рискует, но верила в результат.
9 мл.
9, 5 мл.
10 мл.
Келли вынула иглу и отступила на шаг. Положив шприц обратно в карман, она включила магнитофон и придвинула микрофон к Гранту настолько, насколько ей хватило смелости. Тело его начало чуть заметно подергиваться — вялое сокращение мышц, как если бы через него пропустили слабый ток.
— Мистер Грант? — спросила она. — Вы меня слышите?
Он пробормотал что-то, чего она не расслышала, и она шагнула вперед, придвинув микрофон еще ближе к его рту.
— Мистер Грант!
Глаза его были закрыты, веки сжаты, будто зашиты нитками.
— Вы слышите меня?
Неожиданно схватив ее за руку, Грант сжал ее с такой силой, что затрещали кости.
Тут же глаза его распахнулись, как форточки; ей показалось, что их остекленевший взгляд впился в нее.
Келли едва удержалась, чтобы не закричать, и попыталась вырваться, но безуспешно.
— Помогите мне, — прошептал Грант, не выпуская ее руки. — О Боже, они повсюду.
Вдруг он отпустил ее и схватился рукой за свое лицо.
— Что вы видите? — спросила она.
Грант сел на кровати с искаженным ненавистью и злобой лицом.
— Проклятый ублюдок, — прорычал он и посмотрел на нее бессмысленным взглядом. — Ах ты, паршивая шлюха. — Губы его растянулись в жестокой улыбке, а по подбородку снова потекла слюна. — Она предала меня. Она думала, я не знаю. Думала, ей удастся оставить меня в дураках.
Келли отступила на шаг.
— Кто хотел оставить вас в дураках? — спросила она, отходя к спинке кровати.
— Она. Моя жена, — прорычал Грант. — Проклятая потаскуха. Она уверяла меня, что ребенок мой, а это его ребенок.
— И поэтому вы хотели ее убить? — спросила Келли, приблизившись к привязным ремням и ожидая удобного момента, чтобы обмотать ими ноги Гранта, хотя мало надеялась на успех. А вдруг ей это не удастся?..
— Да, я хотел убить ее. Ее и ее сына, ее проклятого детеныша, — проревел Грант.
Его гнев неожиданно быстро прошел, и он вновь сжался перед невидимой угрозой, заслонив лицо и глаза дрожащими руками.
— Снимите их с меня, — завизжал он.
— Что вы видите? — спросила Келли, решив, что наступило время завязывать ремни.
— Пауков, — ответил он. — Их тысячи. Они надо мной. О Боже, нет!
Келли удалось привязать к кровати обе его ноги, чтобы хоть немного ограничить его подвижность. Кожа ремней казалась толстой и крепкой. Она надеялась, что ремни выдержат.
Морис Грант не мог понять, почему она не видит восьминогих тварей, кишащих по полу комнаты, забравшихся на его кровать, на его одежду, проникших к нему на тело. Он чувствовал на себе их волосатые лапки; они покрыли его живот, забрались под брюки, лезли на лицо и на шею. Некоторые пытались забраться в рот. Он почувствовал, что один паук сидит на его языке; засунув два пальца в рот, он попытался вытащить тварюгу. Пальцы надавили на горло, и он натужился, словно желая вырвать.
Пауки проникали в комнату через невидимые щели на потолке и увеличивались в размерах. Один, величиной с кулак, упал с потолка на его лицо, толстые ножки защекотали глаза и нос. Какой-то мелкий полез в его левую ноздрю, норовя протащить с собой свое вздутое брюшко.
Со стены позади него спустился паук размером с футбольный мяч и, уцепившись за его руку, начал прижимать ее к кровати. Другая тварь сделала то же самое с другой его рукой.
Келли, будто загипнотизированная, смотрела, как Грант извивался, отражая воображаемое полчище паукообразных; не растерявшись, она привязала к кровати его руки, как только представился удобный случай.
Подойдя к двери комнаты Мориса Гранта, Келли посмотрела на часы.
Было почти девять минут шестого.
Она пошла медленнее, прислушиваясь к звукам своих шагов в безлюдном коридоре. Странное чувство овладело ею — такое, как у ребенка, задумавшего сделать то, за что его накажут. Келли провела рукой по своим каштановым волосам и попыталась успокоиться. Смешно, сказала она себе. У тебя нет причин так нервничать.
Поверх юбки и блузки она надела халат, в кармане которого лежал шприц.
Шприц и его содержимое она взяла в аптеке на втором этаже.
Обычно в аптеку, где было множество флаконов с лекарствами и медицинское оборудование, заходили только четверо работающих в институте врачей, хотя и другие исследователи могли свободно ее посещать. Келли без труда нашла то, что искала, затем достала из заранее намеченного ящика шприц. Аптекой заведовала женщина лет сорока по имени миссис Кинг. Она следила за тем, чтобы все в аптеке лежало на своем месте, и делала это весьма старательно.
Келли знала, что обычно миссис Кинг уходит домой около половины пятого, поэтому подождала до пяти и лишь затем решилась войти в аптеку.
К ее радости, в аптеке никого не было, но она спешила помимо воли, придумывая подходящее объяснение на тот случай, если кто-нибудь застанет ее в тот момент, когда она внимательно рассматривала химические вещества. Это было прерогативой врачей.
Она набрала в шприц десять миллилитров сульфата атропина и положила шприц в карман.
Мысли так и замелькали в ее голове, когда она приблизилась к комнате Мориса Гранта, но лишь одна из них утвердилась в ее сознании. Инцидент с Грантом, случившийся двумя днями ранее, убедил ее провести новый эксперимент, не сообщая о нем предварительно доктору Вернону и не спрашивая его согласия. Пробыв сорок восемь часов без сна, Грант стал агрессивным, а Келли помнила, что предыдущие исследования позволили обнаружить активность в той области его мозга, которая обычно дремлет. С того момента ее постоянно мучил вопрос, что будет, если не давать ему спать больше двух дней. Ей хотелось знать, что произойдет после недели бодрствования, но у нее не было недели. Она не могла ждать так долго.
Инъекция атропина даст примерно те же результаты.
Она знала, что повышенные дозы этого препарата стимулируют деятельность мозга и вегетативной нервной системы. Обычная доза составляла два миллилитра.
Она собиралась ввести Гранту тройную дозу.
Келли постучала в дверь и стала ждать, украдкой осматривая коридор. В институте стояла тишина.
— Войдите, — сказал Грант, и она вошла.
Он сидел за столом и доедал рыбу с жареным картофелем; обед принесли ему десять минут назад.
— Извините, что прервала ваш обед, мистер Грант, — произнесла Келли.
Он улыбнулся и покачал головой.
— Я уже закончил, — сообщил он. — Что-что, а кормят здесь замечательно. — Он громко рыгнул, извинился и отодвинул тарелку.
Келли удивилась тому, насколько он изменился с тех пор, как она видела его в последний раз. Вместо грубого, развязного и косматого громилы перед ней сидел сдержанный, гладко выбритый симпатичный человек. На Гранте была белая рубашка и серые брюки, чистые и хорошо отутюженные.
— Чем могу быть вам полезен? — спросил он.
— Боюсь, нам снова понадобится ваша помощь, — сказала она.
— Скажите лучше: «Извините, мистер подопытный кролик, вам пора залезать на ваш столик».
Келли кисло улыбнулась.
Грант хихикнул.
— Вы зря говорите таким виноватым тоном. Я сам, дурак чертов, согласился терпеть все это, — добродушно проговорил он.
Одна рука Келли была в кармане халата, пальцы похлопывали по шприцу.
— Что я должен для вас сделать? — спросил Грант.
— Вы помните что-нибудь из того, что произошло позавчера? Как вы набросились на моего коллегу?
Он пожал плечами:
— Очень смутно. Помню только, как я хотел... — Он затих, видимо, устыдившись своих воспоминаний. — Я никого не поранил?
Келли покачала головой.
— Вы не спали сорок восемь часов, — сказала она. — Человек становится агрессивным, когда долго не спит.
— Почему?
— Если бы мы знали это, мистер Грант, вы бы нам здесь не понадобились. — Она хотела рассказать ему теорию сна, но передумала. Последовало длительное молчание, которое прервала Келли: — Последние две ночи вам снились сны?
Он кивнул.
— Как вы убили свою жену и сына?
— Да. Но на этот раз не так ярко. Последнюю ночь сон вообще изменился. Я проснулся до того, как убил их.
— Наверно, это потому, что вам не давали лекарств. Амфетамины, которые вы принимали, влияли на ваши сны.
— А что теперь?
Келли нащупала в кармане шприц:
— Попытаемся использовать другой подход.
На столе возле кровати Гранта лежал новый магнитофон, и Келли проверила, работает ли он. Затем попросила Гранта лечь на кровать. У кровати имелись привязные ремни, для рук и ног, но пока Келли их не трогала. Подождав, пока Грант уляжется поудобней, она попросила его закатать рукав рубашки, что он послушно выполнил. Вена на его локте вздулась, и Келли осторожно вставила в нее иглу, нажимая большим пальцем на поршень шприца.
Атропин начал вливаться в кровь Гранта.
Она стала наблюдать за отметками на шприце.
0, 25 мл.
0, 75 мл.
1 мл.
Глаза Гранта были открыты; он немного поморщился, когда она сильнее надавила на шприц. Вновь нажав на поршень, она заметила кончик иглы под кожей Гранта.
1, 5 мл.
2 мл.
2, 5 мл.
Она попыталась унять свою дрожь, опасаясь, что может случайно повредить его вену. Грант тяжело вздохнул, Келли извинилась, но продолжала давить на поршень, наблюдая, как жидкость вливается в вену.
3 мл.
3, 5 мл.
4 мл.
Грант закрыл глаза; грудь его начала вздыматься, дыхание стало затрудненным. Келли посмотрела на его лицо, затем на иглу, торчащую из его руки, и, наконец, на отметки на стекле шприца.
4, 5 мл.
5 мл.
5, 5 мл.
Келли знала, что действие атропина не заставит себя долго ждать: в увеличенных дозах оно проявлялось очень быстро.
6 мл.
Она колебалась. Глаза Гранта теперь были плотно закрыты, рот тоже, губы побелели.
Не вынимая иглы из вены Гранта, Келли посмотрела на его лицо. Оно заметно побледнело. «Может, достаточно?» — подумала она.
— Мистер Грант, — произнесла она.
Он не отвечал.
— Мистер Грант.
На этот раз в ответ прозвучал низкий грудной звук. Келли сильнее надавила на поршень.
6, 5 мл.
7 мл.
Капли пота выступили на его лице, — они ручейками стекали по его щекам. Руки его тоже стали влажными. Кожа вокруг иглы густо покраснела, синеватые вены запульсировали.
7, 5 мл.
8 мл.
Грант застонал, рот его открылся. Густая слюна стекала по подбородку на простыню; язык высунулся, из груди снова вырвался низкий хрипящий звук, потом он кашлянул. Брызги снова полетели из его рта, он пошевелился, и игла выскочила из вены.
Проклиная себя, Келли ввела ее обратно в вену, не обращая внимания на капельку крови, появившуюся из первого отверстия. Она посмотрела на его потное лицо: оно стало серым. Она знала, что рискует, но верила в результат.
9 мл.
9, 5 мл.
10 мл.
Келли вынула иглу и отступила на шаг. Положив шприц обратно в карман, она включила магнитофон и придвинула микрофон к Гранту настолько, насколько ей хватило смелости. Тело его начало чуть заметно подергиваться — вялое сокращение мышц, как если бы через него пропустили слабый ток.
— Мистер Грант? — спросила она. — Вы меня слышите?
Он пробормотал что-то, чего она не расслышала, и она шагнула вперед, придвинув микрофон еще ближе к его рту.
— Мистер Грант!
Глаза его были закрыты, веки сжаты, будто зашиты нитками.
— Вы слышите меня?
Неожиданно схватив ее за руку, Грант сжал ее с такой силой, что затрещали кости.
Тут же глаза его распахнулись, как форточки; ей показалось, что их остекленевший взгляд впился в нее.
Келли едва удержалась, чтобы не закричать, и попыталась вырваться, но безуспешно.
— Помогите мне, — прошептал Грант, не выпуская ее руки. — О Боже, они повсюду.
Вдруг он отпустил ее и схватился рукой за свое лицо.
— Что вы видите? — спросила она.
Грант сел на кровати с искаженным ненавистью и злобой лицом.
— Проклятый ублюдок, — прорычал он и посмотрел на нее бессмысленным взглядом. — Ах ты, паршивая шлюха. — Губы его растянулись в жестокой улыбке, а по подбородку снова потекла слюна. — Она предала меня. Она думала, я не знаю. Думала, ей удастся оставить меня в дураках.
Келли отступила на шаг.
— Кто хотел оставить вас в дураках? — спросила она, отходя к спинке кровати.
— Она. Моя жена, — прорычал Грант. — Проклятая потаскуха. Она уверяла меня, что ребенок мой, а это его ребенок.
— И поэтому вы хотели ее убить? — спросила Келли, приблизившись к привязным ремням и ожидая удобного момента, чтобы обмотать ими ноги Гранта, хотя мало надеялась на успех. А вдруг ей это не удастся?..
— Да, я хотел убить ее. Ее и ее сына, ее проклятого детеныша, — проревел Грант.
Его гнев неожиданно быстро прошел, и он вновь сжался перед невидимой угрозой, заслонив лицо и глаза дрожащими руками.
— Снимите их с меня, — завизжал он.
— Что вы видите? — спросила Келли, решив, что наступило время завязывать ремни.
— Пауков, — ответил он. — Их тысячи. Они надо мной. О Боже, нет!
Келли удалось привязать к кровати обе его ноги, чтобы хоть немного ограничить его подвижность. Кожа ремней казалась толстой и крепкой. Она надеялась, что ремни выдержат.
Морис Грант не мог понять, почему она не видит восьминогих тварей, кишащих по полу комнаты, забравшихся на его кровать, на его одежду, проникших к нему на тело. Он чувствовал на себе их волосатые лапки; они покрыли его живот, забрались под брюки, лезли на лицо и на шею. Некоторые пытались забраться в рот. Он почувствовал, что один паук сидит на его языке; засунув два пальца в рот, он попытался вытащить тварюгу. Пальцы надавили на горло, и он натужился, словно желая вырвать.
Пауки проникали в комнату через невидимые щели на потолке и увеличивались в размерах. Один, величиной с кулак, упал с потолка на его лицо, толстые ножки защекотали глаза и нос. Какой-то мелкий полез в его левую ноздрю, норовя протащить с собой свое вздутое брюшко.
Со стены позади него спустился паук размером с футбольный мяч и, уцепившись за его руку, начал прижимать ее к кровати. Другая тварь сделала то же самое с другой его рукой.
Келли, будто загипнотизированная, смотрела, как Грант извивался, отражая воображаемое полчище паукообразных; не растерявшись, она привязала к кровати его руки, как только представился удобный случай.