Хатсон Шон. Тени зла

   — Они внутри моей головы, — завопил Грант, чувствуя, как больше и больше пауков лезут в его ноздри и уши. — Я знаю, откуда они, — визжал он. — Она их послала.
   — Ваша жена? — спросила Келли, видя, что Грант продолжает корчиться.
   — Проклятая сука! Потаскуха чертова!
   И опять страх его сменился яростью.
   — Я рад, что убил ее, — заревел он. — Она заслуживала смерти. — Вены на его лбу вздулись, когда он с силой натянул ремни, удерживающие его на кровати. — Даже если меня кто-нибудь видел, мне плевать. У меня не было выбора. Я видел их вместе. — Его тело резко дернулось. — Я видел ее с ним. Он засунул ей между ног, потом в рот. И она, сука, хотела этого. Я больше не хочу это видеть.
   — Вы сейчас можете это увидеть? — спросила Келли.
   — Да.
   — Что вы видите? Расскажите мне подробно.
   Приложив все силы, Грант попытался освободиться от ремней, и Келли, к своему ужасу заметила, что один из ремней на его руках начал зловеще поскрипывать.
   — Я вижу ее лежащей на полу спальни. Нашей спальни. Она совсем голая и он тоже, — прорычал Грант.
   — Кто он? — спросила Келли.
   — Она сосет его член. Он лижет ее языком.
   Ремень на правой руке Гранта стал трещать все громче, по мере того как он продолжал метаться в кровати.
   — Я больше не хочу это видеть! Не хочу!
   Келли начала подумывать о том, чтобы позвать на помощь. Грант дико галлюцинировал, хотя говорил связно.
   Наконец-то она узнала, почему он хотел убить жену и сына.
   — Она перевернулась на живот, и он засовывает в нее свой член. Проклятая грязная шлюха! Она хочет его!
   — Кого? — спросила Келли.
   — Моего брата, — прорычал Грант и сделал последнее титаническое усилие, чтобы освободиться.
   Сначала лопнул и повис ремень на его правой руке.
   — Я не хочу это видеть! Я не хочу это видеть! — взревел Грант, пытаясь порвать ремни на другой руке и на щиколотке. Ремни лопнули. Он вскочил на ноги; грудь его вздымалась так, что, казалось, лопнет рубашка. — Я не хочу это видеть, — повторял он; затем, пошатываясь, подошел к столу в середине комнаты и взял грязную вилку.
   — Я не хочу это видеть, — закричал он и поднял вилку.
   Келли знала, что не сможет добраться до двери, так как он преграждал ей путь, но, приглядевшись к Гранту, поняла, что он не собирается на нее нападать.
   — Я больше это не увижу, — тихо проговорил он, разглядывая вилку, которую держал в нескольких дюймах от лица.
   Дрожащей рукой он направил вилку в нижнее веко и дальше в глаз. Замедленным движением он копнул вилкой, словно лопатой; зубья натянули мышцы и глазное яблоко, и наконец глаз начал вываливаться. Вилка царапнула по его черепу в тот момент, когда лопнувший глаз выскочил из глазницы. Кровь хлынула по его щеке, смешавшись с вытекшей из глаза стекловидной жидкостью. Глаз не упал, а повис на искромсанных остатках зрительного нерва.
   Невыносимая боль охватила его, но, удержавшись на ногах, он направил вилку в другой глаз.
   Келли оцепенела, наблюдая, как зубья вилки вонзаются на этот раз в верхнее веко. Изгиб вилки позволил Гранту добраться сразу до сетчатки. С последним отчаянным криком он выдавил окровавленный глаз из глазницы.
   Глаз выскочил из глазницы с глухим сосущим звуком; его сменил страшный вопль Гранта.
   Глаз упал на пол и лежал там, похожий на большую виноградину, до тех пор, пока Грант, опустившись на колени, не раздавил его.
   Келли не могла отвести взгляда от пустых глазниц, из которых струей била кровь, стекая в открытый рот Гранта.
   Наконец она повернулась, бросилась к двери и, распахнув ее, выскочила в коридор.
   Комната была звуконепроницаемой. Пока Келли не открыла дверь, в здании царила тишина, но теперь отчаянные крики Гранта достигали каждого уголка. Огромная доза атропина так возбудила нервную систему Гранта, что он не мог даже потерять сознание. Он со стонами упал на пол; один глаз по-прежнему болтался на нитке нерва.
   А магнитофон продолжал записывать звуки агонии, чтобы сохранить их навеки.

Глава 16

   — Так вы говорите, сколько ему дали? — спросил у Келли доктор Вернон, взяв шприц.
   — Десять миллилитров, возможно, чуть больше, — тихо ответила она.
   Вернон кивнул и, прежде чем вновь положить его на стол, подержал двумя пальцами. Он положил шприц возле испачканной кровью вилки и посмотрел на это оружие. Вздохнув, он оглядел комнату, забрызганную кровью. На полу, там, где Грант раздавил свой глаз, виднелось синеватое пятно, и Вернон обошел его.
   На кровати и возле нее лежали обрывки привязных ремней; на простынях он заметил несколько алых пятен.
   Мориса Гранта увезли около пятнадцати минут назад.
   Вместе с Верноном в комнате, где произошла трагедия, находились Келли и Джон Фрезер.
   Фрезеру было явно не по себе; он не мог оторвать глаз от окровавленной вилки на столе. Его тошнило при мысли о том, для чего эта вилка была использована.
   — Он умрет? — с тревогой спрашивала Келли.
   — Врачи «скорой», кажется, сами не знают, чем это кончится, — ответил Вернон. — Когда действие атропина закончится, он впадет в шоковое состояние. Потом... — Он замолк.
   — Итак, вначале он чуть не убил меня, — подытожил Фрезер. — Теперь он весьма успешно прикончил себя самого. Вам этого мало, доктор?
   — Что вы имеете в виду? — спросил Вернон.
   — Наверняка будут расследовать то, что произошло сегодня. Вам теперь никак нельзя продолжать опыты.
   — Как директор института я сам буду решать, нужно ли проводить расследование, — заявил Вернон.
   — Неужели вы в самом деле думаете, что власти оставят это происшествие без внимания и не проведут расследование?
   — Меня не волнует, что решат власти, — рявкнул Вернон. — Все, что происходит в стенах этого здания, касается только меня.
   — А вас не беспокоит то, что человек мог сегодня отправиться на тот свет? — спросил Фрезер с вызовом.
   — Грант знал, что идет на риск, когда согласился участвовать в этих экспериментах.
   — Допустимый риск, да, но...
   — Риск есть риск, — прервал его Вернон.
   Фрезер обратился к Келли:
   — Если разобраться, это твоя вина, Келли.
   — Я понимаю, — сказала она и заявила Вернону: — Я готова сложить свои обязанности.
   — Нет, — возразил он не раздумывая. — Это ничего не решит.
   Келли не скрыла удивления.
   — Она нарушила распорядок этого чертова института, — пробурчал Фрезер. — Она чуть не убила человека, а вы...
   Пришла очередь Келли прервать его.
   — Не говори обо мне так, будто меня здесь нет, — отрезала она. — Я знаю, что поступила неправильно. Бог свидетель, я не хотела этого.
   — Исследование нужно было довести до логического завершения, — поддержал Келли Вернон.
   — Под логическим завершением вы имеете в виду смерть субъекта, — саркастически заметил Фрезер.
   — Никто не знал, как атропин подействует на мистера Гранта, — объявил Вернон, словно защищал себя, а не Келли. Та уставилась на него с удивлением.
   — Доза в пять миллилитров считается опасной. Нам всем известно действие лекарств, которые мы используем. Келли должна была знать, что введение двойной дозы вызовет опасный побочный эффект.
   — Грант сказал что-нибудь заслуживающее внимания, находясь под действием атропина? — спросил Вернон.
   — Разве сейчас это важно? — сердито бросил Фрезер.
   Вернон повернулся к нему, сверкнув серыми глазами:
   — Да, это важно. Единственное, что сейчас важно, — это успех проекта. И жертвы, которые придется принести во имя этого успеха, неизбежны.
   — Вы безумец, — сказал Фрезер более спокойно. — Для вас это уже не исследование, а какая-то навязчивая идея. Сколько еще людей должны пострадать или погибнуть во имя вашей идеи, ради того, чтобы ответить на ваши вопросы?
   — Прекратите, Фрезер, — оборвал его Вернон.
   — Вы что, в самом деле думаете, что это вам поможет? — проговорил исследователь, словно на что-то намекая.
   Келли посмотрела на него с удивлением, пытаясь понять, куда он клонит.
   — Фрезер! — В голосе Вернона послышалась ярость.
   — Что вы все ищете, доктор? — продолжал исследователь. — Или, что важнее, для чего вы ищете?
   — Сейчас не время и не место...
   — Может, если бы мы знали то, что вы так долго скрываете, то...
   Фрезер не успел договорить — Вернон кинулся и схватил его за лацканы пиджака. Лицо директора покраснело, лоб покрылся испариной. Он впился в исследователя своими стальными серыми глазами, продолжая крепко держать его. Келли смотрела на них с волнением и любопытством, не зная, стоит ли ей вмешиваться.
   — На этот раз, Фрезер, вы зашли слишком далеко, — прошипел доктор. Он оттолкнул исследователя, и тот почти повалился на стол. — Теперь убирайтесь отсюда. Из этой комнаты. Из этого института. Вы здесь больше не работаете.
   Фрезер выпрямился и облокотился на стол.
   — Возможно, полицию заинтересует, что произошло здесь сегодня, — проговорил он угрожающе.
   — Полицию проинформируют, когда я найду это нужным, — сказал Вернон. — А сейчас уходите.
   Фрезер еще мгновение смотрел на Вернона, потом повернулся к Келли.
   — Извини, Келли, — сказал он ей и пошел к дверям.
   Они слышали, как его шаги гулким эхом отдаются в коридоре.
   Вернон достал из кармана брюк платок и вытер лицо. Подвинув к себе стул, он сел, не обращая внимания на лежащую перед ним на столе окровавленную вилку. Келли отметила, что он сунул в рот ментоловую конфетку и принялся ее сосать. Его лицо по-прежнему было красным от гнева; он нетерпеливо постукивал по столу пальцами.
   Келли облизнула высохшие губы, во рту тоже пересохло. Так же, как и два дня назад, когда она впервые услышала загадочный намек Фрезера, сейчас ей очень хотелось спросить Вернона, что имел в виду исследователь.
   «...что вы так долго скрываете». — Эти слова Фрезера до сих пор звучали в ее ушах. Почему Вернон так разозлился из-за этого?
   — Доктор Вернон, Грант сказал, что убил жену. Эти слова звучали как признание, — сообщила она. — Все это записано на пленку. Каждое слово.
   Вернон промолчал.
   — Что он хотел этим сказать? — настаивала Келли.
   — Должно быть, на него так подействовало лекарство. Вы говорили, что он галлюцинировал.
   — Да, но ему никто не сообщал, что в день убийства его жены и ребенка соседка видела мужчину, очень похожего на него. Почему он сказал это?
   — Послушайте, Келли, я думаю, мы сегодня уже достаточно поволновались, — уклончиво заметил Вернон. — И лучше будет, если вы уедете. Через пару недель я вам позвоню. Все равно мы не сможем продолжать работу до окончания расследования.
   — Власти могут закрыть институт? — спросила она.
   Вернон покачал головой:
   — Нет. И не беспокойтесь. Когда вы вернетесь, ваше место будет по-прежнему здесь.
   — Почему вы не хотите, чтобы я уволилась?
   — Потому что все ваши действия были теоретически обоснованы. В конце концов этот шанс нужно было испробовать.
   Келли кивнула, хотя это объяснение не вполне удовлетворило ее. Ей казалось, что Вернон испытывает к результатам исследований нечто большее, чем научный интерес. Но почему?
   Она сняла халат и решила, что пора уходить. Они распрощались, и Вернон снова пообещал ей позвонить через две недели.
   Вернон подождал, пока она ушла, потом медленно обошел комнату, рассматривая пятна и капли свертывающейся крови, которая приобретала цвет ржавчины. В воздухе стоял запах меди. Он подошел к магнитофону, нажал на кнопку обратной перемотки и стал смотреть, как катушки завертелись в обратном направлении. Когда перемоталась вся пленка, он снял катушку и положил в карман, чтобы прослушать ее в своем кабинете. Выходя из комнаты, он столкнулся с уборщиками, вооруженными швабрами и тряпками; они сразу же принялись устранять следы кровавой драмы.
   Вернон разжевал свою конфетку от кашля и сунул в рот новую, поднимаясь по лестнице. Его секретарша ушла час назад, и он остался один в своем кабинете.
   Тем не менее он закрыл дверь кабинета на ключ и лишь затем включил магнитофон.
   Он прослушал пленку два раза. Лицо его оставалось непроницаемым даже тогда, когда из динамиков раздавались агонизирующие крики Гранта. Прослушав половину записи в третий раз, он выключил магнитофон. Ему показалось, что он просидел в кресле лицом к окну целую вечность. Он резко повернулся и поднял трубку телефона. Быстро набрав номер, он стал нетерпеливо постукивать по столу своими толстыми пальцами. Наконец в трубке раздался щелчок.
   — Метафизический центр? — спросил он. — Это доктор Стивен Вернон. Я хочу поговорить с Аленом Жубером. Скажите ему, что это важно.
   10. 06 пополудни.
   Келли уложила свои вещи и аккуратно расправила лежащую сверху юбку. В спальне горела лишь одна настольная лампа, освещающая комнату приятным золотистым светом. Келли решила, что вещей хватит, и сняла чемодан с кровати на пол. Она чувствовала изнеможение во всем теле, особенно ныли шея и плечи. Она решила принять душ и рано лечь спать. Выехать она собиралась рано утром.
   День был тягостным умственно и физически, и она чувствовала большую, чем обычно после работы, потребность расслабиться. Съев лишь половину обеда, она запила его двумя или тремя бокалами мартини. Спиртное погрузило ее в приятную дремоту. Она расстегнула блузку, повесила ее на спинку кресла, сняла джинсы и аккуратно сложила их. Стоя перед зеркалом высокого шкафа, она расстегнула лифчик, обнажив свою упругую грудь. Келли сняла трусики и, отбросив их в сторону, смотрела на себя в зеркало. Отражение было вполне привлекательным.
   Хотя она была и небольшого роста, ее стройная фигурка казалась поразительно изящной, что обычно свойственно высоким женщинам. У нее была маленькая, но упругая грудь, узкая талия и гладкие бедра. Ее стройные ноги казались длиннее на высоких каблуках, которые она всегда носила.
   Келли вошла в ванную, включила душ и, отрегулировав воду, встала под освежающие струи. Она стояла неподвижно, и вода стекала по ее лицу, смывая косметику. Она намылилась.
   Стоя под струями воды, она мысленно вернулась к событиям прошедшего дня. К словам Вернона.
   Почему он ее защищал? В этом не было ровно никакого смысла. Если, конечно, он не скрывал чего-то, на что намекнул Фрезер. Очевидно, Вернон видел в ней инструмент для достижения своих целей.
   Она опустила веки, но в памяти ярко вспыхнул образ Мориса Гранта с вырванными глазами, и она поежилась от ужаса.
   Она начала думать о его признании.
   Была ли вызвана его вспышка действием лекарства, спрашивала она себя. Интуиция говорила ей о чем-то большем. И кроме того, как мог он убить свою жену и сына? В момент убийства он лежал на кровати весь в ремнях, свидетелями чему были она и еще три человека.
   Она постояла под душем, затем выключила воду, вытерлась полотенцем и босиком прошла в спальню. Присев на край кровати, она подняла трубку телефона.
   Кое-что записал автоответчик, и это ее вполне устраивало: сейчас ей совсем не хотелось разговаривать. Она кратко записала то, что набубнил ей металлический голос автоответчика, потом положила трубку и посмотрела на запись.
   В половине десятого утра она собиралась вылететь в Париж.

Глава 17

   Париж
   Ресторан на площади Ваграма был набит битком, потому что многие укрылись в нем от дождя, который лил как из ведра. Официанты, балансируя на ходу подносами и тарелками, пробирались сквозь лабиринт столов. Кто-то уронил бокал с вином, и тот, ударившись о деревянный пол, звонко разбился.
   Лазаль испуганно повернулся на стуле и увидел, что официант подбирает с пола осколки, а посетитель что-то громко и недовольно выговаривает ему.
   — Ты меня слышишь?
   Голос вернул Лазаля к реальности.
   — Что ты сказал? — рассеянно спросил он, обернувшись к Жуберу, жадно поглощавшему кусок мяса.
   — Я сказал: мне не нравится, что она будет с нами работать, — повторил Жубер.
   — Будет тебе, Ален. Начиная эксперименты, мы договорились с институтом в Оксфорде о сотрудничестве. Я не понимаю, чем это тебе не нравится.
   — Эксперименты, проводимые в Англии, не были такими успешными, как наши, — сказал недовольно Жубер.
   — Откуда тебе это известно? — спросил Лазаль, отпив из бокала.
   Его коллега помедлил секунду, глотая пищу:
   — Мы многое узнали из наших экспериментов.
   Подняв глаза, Лазаль заметил приближающуюся к их столику знакомую фигуру. Он тронул руку Жубера, словно прося его говорить потише, но тот только пробормотал что-то себе под нос.
   Келли села и улыбнулась Лазалю через стол. Жубер не обратил на нее внимания, не отрывая глаз от своей тарелки. Взяв в руки нож и вилку, она принялась за салат.
   Прилетев в Париж более трех часов назад, она устроилась в гостинице и на такси отправилась в метафизический центр. Там она представилась директору и спросила, может ли увидеться с Лазалем. Когда-то они были в приятельских отношениях, и Лазаль с радостью согласился поработать с ней.
   Жубер отнесся к этому совершенно иначе. Узнав, что Келли примет участие в их экспериментах, он с трудом сдержал раздражение и лишь усилием воли скрыл неудовольствие.
   Она коротко объяснила им, что произошло с Морисом Грантом и почему ей пришлось приехать во Францию. На Жубера это не произвело ни малейшего впечатления. Когда же она захотела взглянуть на записи, сделанные исследователями, Жубер отнесся к этому с открытой враждебностью. Она терялась в догадках, пытаясь понять причину его неприязни к ней.
   — Если бы ты заранее предупредила меня, что приедешь, — сказал Лазаль, — я бы приготовил для тебя постель в свободной комнате и тебе не пришлось бы платить за номер в гостинице.
   — Я неплохо устроилась, спасибо, — заверила его Келли с улыбкой.
   — Когда вы намерены вернуться? — спросил ее Жубер, не поднимая головы.
   — Наверно, не скоро, — ответила Келли.
   — Что, собственно, вы хотите здесь узнать? — продолжал Жубер, так и не удостоив ее взглядом.
   — Я приехала сюда не для того, чтобы узнать что-то, — начала Келли. — Я...
   Он оборвал ее, злобно на нее взглянув.
   — Тогда для чего вы здесь? — выдавил он из себя.
   Келли выдержала его взгляд; она начинала злиться. «Кем, черт возьми, Жубер себя считает?» — думала она.
   — Я сказала вам, почему я здесь. Я не могу продолжать работу в институте в Англии, пока там будет проводиться расследование. Я думала, что смогу вам чем-то помочь.
   — Не полагаете ли вы, что без вашей помощи мы не справимся? — бросил он с вызовом.
   — Вы всем так хамите или только меня удостоили этой чести? — гневно проговорила она.
   Жубер перестал есть и оторопело уставился на нее.
   — Давайте спокойно закончим обед, — предложил Лазаль, глядя на коллег.
   Жубер положил нож и вилку и вытер рот салфеткой.
   — Я уже закончил, — отрезал он. — Мне пора возвращаться в центр. Сегодня еще многое надо сделать. — Он скатал салфетку в шарик и, вставая, бросил ее на стол. Он обратился к Лазалю: — Надеюсь, мы скоро увидимся.
   Лазаль кивнул.
   — И конечно, с вами тоже, мисс Хант, — добавил Жубер ехидно.
   Жубер отошел от стола и, протиснувшись сквозь толпу, ожидавшую свободного столика, направился к выходу. Лазаль глядел ему вслед.
   — Я должен извиниться за своего коллегу, — сказал он.
   — Это я должна извиняться. Я доставила вам столько беспокойства.
   — Жубер неплохой парень, просто он чересчур серьезно относится к своей работе.
   — Я заметила это, — сказала Келли, проткнув вилкой кусочек помидора. — Раз уж речь зашла о работе, вы добились каких-либо результатов?
   — Многое еще предстоит выяснить, — сказал Лазаль. — Подсознание — это огромная и неизведанная область. — Он отхлебнул вино. — Три или четыре дня назад мы действительно добились успеха. Наш субъект по имени Декар в состоянии гипноза сумел предсказать будущее.
   — Предвидение? — взволнованно спросила Келли.
   — Только под гипнозом. Выйдя из транса, он ничего не мог вспомнить. — Француз замолчал. — Это довольно печально. — Он предсказал смерть своей дочери.
   Келли подскочила на стуле, словно ужаленная.
   — Мне об этом не сообщили, — сказала она.
   Лазаль нахмурился:
   — Жубер должен был передать вам эту информацию.
   — Мне ничего не передавали, — возразила Келли.
   Француз был явно озадачен; наступило неловкое молчание.
   Келли не знала, стоит ли рассказывать Лазалю об убийстве семьи Мориса Гранта, и решила повременить, так как ей не все было ясно.
   — Надеюсь, я тебя не обидел, когда предложил остановиться у меня? — спросил Лазаль.
   Келли улыбнулась:
   — Конечно нет.
   — Знаешь, с тех пор, как умерла Мадлен, дом, кажется, стал больше, чем был раньше. — Он невесело улыбнулся.
   — Понимаю, — сказала Келли. — Как ты живешь один?
   — Держусь. — Он сунул руку в карман и достал флакон с таблетками транквилизатора. — С маленькой помощью. — Он положил в рот таблетку и запил водой.
   Глядя на него, Келли видела, как сильно он изменился со времени их последней встречи. В темных волосах, особенно на висках, появилась седина. На лбу и вокруг глаз пролегли глубокие морщины, щеки потеряли былой румянец. Келли показалось также, что он похудел. Лишь его глаза сверкали страстью и энергией, которых, казалось, было лишено его тело.
   — Если бы у нас были дети, все, вероятно, было бы не так плохо, — сказал он. — А так у меня никого не осталось. — Он задумчиво поглядел на свой бокал, потом как бы стряхнул с себя печаль и улыбнулся: — Хватит об этом. Как ты поживаешь, Келли? Замуж не собираешься?
   Она посмотрела на него удивленно:
   — Разумеется, нет.
   — Не встретила еще парня, способного вскружить тебе голову? — Он хмыкнул.
   — Такого парня не существует, а если он и есть, то весьма успешно от меня скрывается.
   Лазаль заразительно рассмеялся, и его смех прорвавшись сквозь невнятный гул голосов, заставил повернуться несколько голов.
   Тон Келли немного изменился.
   — Мишель, этот человек, что смог предсказать будущее... Ты сказал, его зовут Декар?
   Лазаль кивнул.
   — Что именно он видел?
   Француз рассказал ей о случае с Декаром.
   — А Жубер присутствовал, когда это произошло?
   — Да. Кажется, этот случай его здорово взбудоражил.
   Келли провела рукой по волосам, пригладив их на затылке. Почему Жубер не рассказал ей об этом случае? К чему вся эта секретность? Когда два института договаривались о сотрудничестве, казалось само собой разумеющимся, что столь важная информация будет доступной для обеих сторон.
   «Что еще он от меня скрыл?» — спрашивала она себя.
   Лазаль взглянул на часы.
   — Пожалуй, нам пора возвращаться, — сказал он.
   Келли встала, и они направились к выходу. Снаружи по-прежнему лил дождь: гряда темных туч на небе не оставляла никакой надежды на скорое прояснение.
   «Изменит ли Жубер свое отношение ко мне?» — думала Келли по дороге в институт.
   Почему-то она в этом очень сомневалась.

Глава 18

   Пользуясь небольшим деревянным шпателем, Лазаль прикрепил клейкий проводник в трех местах на лице Жубера: на висках и чуть выше переносицы.
   Келли аккуратно прикрепила электроды, и Жубер, приподняв голову, сам поправил их, когда Лазаль прижал последние два электрода к его затылку.
   Жубер лег на кушетку и скрестил на груди руки. Он лежал неподвижно, устремив взгляд в точку на потолке. Лазаль взял его за руку и нащупал пульс. Сосчитав число ударов, он занес это в журнал. Потом, словно врач, осматривающий пациента, достал из кармана миниатюрный фонарь и посветил Жуберу в глаза, проверяя реакцию зрачков.
   — Готов? — спросил он Жубера.
   Тот тихо кивнул.
   Лазаль повернулся к Келли. Она щелкнула включателем электроэнцефалографа, и тотчас пять карандашей самописца плавно задвигались взад и вперед по бумаге.
   Лазаль сунул руку в карман и вытащил карманные часы. Он начал раскачивать их перед Жубером; золотые часы стали медленно вращаться.
   — Смотри только на часы, — сказал Лазаль, заметив, что взгляд коллеги скользнул на вращающийся предмет. Лазаль вращал цепочку большим и указательным пальцами. — Ты будешь слышать только мой голос, — проговорил Лазаль и обратился к Келли: — Выключи, пожалуйста, свет.
   Она быстро подошла к противоположной стене и щелкнула выключателем. Комната погрузилась в темноту; горела только лампа направленного света возле ножки кушетки. Временами луч света падал на часы, заставляя их ярко блестеть.
   — Ты видишь только часы, — повторил Лазаль, — слышишь только мой голос. Тебе понятно?
   — Да, — хрипло сказал Жубер.
   — Я сейчас буду считать до пяти, и ты почувствуешь возрастающую усталость. Ты меня понял?
   — Да.
   — Когда я закончу считать, ты заснешь, но по-прежнему будешь слышать мой голос. Ты понял?
   — Да.
   Келли медленно вернулась к электроэнцефалографу и посмотрела на самописец. Карандаши по-прежнему оставляли на бумаге почти ровные линии. На них виднелись лишь небольшие изгибы.
   Лазаль начал считать.
   Он видел, что веки коллеги начали смыкаться, но продолжал вращать часы, пока Жубер не закрыл глаза.
   Келли с любопытством следила за происходящим.
   — Сейчас ты погружен в глубокий сон, — продолжал Лазаль. — Но ты услышишь все, что я скажу. Ты меня понял?