Страница:
Глава 12
Через несколько минут Джил вошла в студию Джубала. Там уже была Энн в белом платье своей гильдии, она подняла голову, но ничего не сказала. Джил нашла стул и молча села, чтобы не мешать Джубалу. Тот продолжал диктовать Доркас, даже не взглянув в ее сторону:
– … из-под распростертого тела, пропитывая угол ковра и собираясь в темную лужу перед камином, привлекая внимание двух ленивых мух. Мисс Симпсон подняла пальцы к губам. «Боже мой! – воскликнула она расстроено. – Папочкин любимый ковер!.. И сам папочка тоже». Конец, главы, Доркас, и первой книги. Отошли ее по почте. Брысь.
Доркас подошла к двери, захватив пишущую машинку, и улыбнулась Джил.
– Где Майк? – спросил Джубал.
– Одевается, – ответила Джиллиан. – Скоро будет.
– Одевается? – брезгливо переспросил Джубал. – Я не говорил, что прием будет официальным.
– Но он же должен одеться.
– Зачем? Не имеет значения, одеты ли вы, ребята, в собственную кожу или же в пальто. Сходи за ним…
– Не надо, Джубал. Он должен учиться.
– Бр-р-р! Ты прививаешь ему свою узколобую библейскую мораль среднего класса.
– Нет! Я просто учу его необходимым нормам.
– Нормы, мораль – какая разница? Женщина, здесь, милостью бога и здравого смысла, личность не стеснена всякими дурацкими племенными табу… а ты хочешь превратить его в занюханного конформиста, которых пруд пруди в этой запуганной стране! Так не останавливайся на полпути! Сунь ему заодно и портфельчик!
– Я не делаю ничего плохого! Я просто пытаюсь предохранить его от ошибок. Это для его же собственного блага.
Джубал фыркнул.
– Это то самое, что говорят коту перед определенной операцией.
– О-о! – Джил заставила себя сосчитать до десяти. – Это ваш дом, мистер Харшоу, и мы живем за ваш счет, – сказала она ровным голосом. – Я сейчас приведу Майка. – Она поднялась.
– Прекрати, Джил.
– Сэр?
– Сядь… и перестань быть такой же гадкой, как я. Чего тебе не хватает, так это моей долгой практики. Давай кое-что проясним: вы не живете за мой счет. Это невозможно, потому что я никогда не делаю того, чего не хочу. Возможно, так делают все, но про себя я знаю наверняка. Поэтому, будь добра, не изобретай счета, которого не существует, иначе дальше ты попытаешься вызвать в себе благодарность, а это первый шаг к полной моральной деградации. Грокаешь?
Джил прикусила губу, но помимо воли улыбнулась.
– Я не совсем понимаю, что значит «грокать».
– Я тоже. И намерен брать уроки у Майка до тех пор, пока не пойму. Но я говорил серьезно. Благодарность – эвфемизм обиды. На обиды большинства людей мне наплевать… но когда обижается хорошенькая девушка, это на редкость неприятно.
– Джубал, но я же не обижаю вас… это глупо.
– Надеюсь, что так… но ты обидишь меня, если не выкинешь из головы эту чепуху насчет счета, который тебе надо оплачивать. У японцев существует пять способов сказать «спасибо», и каждый символизирует определенную степень обиды. Хорошо бы, если бы английский имел такие же честные построения! Так нет же, английский накручивает сантименты, чуждые нервной системе человека. «Благодарность», например.
– Джубал, вы старый мудрец. Я чувствую к вам благодарность, и так будет всегда.
– А ты сентиментальная девчонка. Ну и ладно, обменялись комплиментами. Давай-ка лучше проведем уик-энд в Атлантик-Сити, устроим маленькую оргию. Мы двое… и больше никого.
– Джубал!
– Ага, видишь, насколько хватило твоей благодарности?
– Я готова. Когда отправляемся?
– Хм! Нам следовало бы отправиться сорок лет назад. С другой стороны, ты права: Майк должен обучиться человеческим манерам. Он должен разуваться в мечети, надевать шляпу в синагоге и прикрывать наготу, когда того требует табу, иначе наши шаманы сожгут его за девиационизм <От слова «девиация» – отклонение>. Но, детка, заклинаю тебя мириадами воплощений Аримана, не перестарайся. Сделай так, чтобы он относился к этому как можно циничнее.
– Я не уверена, что у меня получится. Мне кажется, Майк вообще не сможет понять, что такое цинизм.
– Вот как? Что ж, тогда я приложу к этому руку. Чего он там копается?
– Я посмотрю.
– Минутку. Джил, я объяснял, почему не хочу публично обвинять кого-нибудь в похищении Бена. Если Бен противозаконно задержан (во всей широте этого определения), мы не должны всей толпой гнаться за человеком, который, чтобы избавиться от доказательств, избавится от Бена. Если он жив, дадим ему шанс остаться в живых. Но я предпринял и другие шаги в ту ночь, когда ты пришла. Ты хорошо знаешь Библию?
– Э-э… пожалуй, не очень.
– Она достойна изучения, ибо содержит практические советы почти на каждый вопрос… «Любой, кто творит зло, ненавидит свет…» Это более или менее Евангелие от Иоанна, обращение Иисуса к Никодиму. Я ожидал, что у нас попытаются вырвать Майка: ведь маловероятно, что тебе удалось хорошо запутать следы. Но это уединенное место, и мы не располагаем тяжелой артиллерией. Есть только одно оружие, способное поразить их. Свет. Слепящий прожектор гласности. Поэтому я устроил так, чтобы любая шершавинка здесь становилась достоянием публики. Не мелочью которую можно замять на месте, а крупные плевки. Сразу и на весь мир. Детали не имеют значения – где установлены камеры, что за цепи смонтированы… Но если здесь разгорится драка, она будет показана по трем каналам, а заранее заготовленные письма будут отправлены очень многим государственным деятелям… всем, кому хочется спустить штаны с Его Высокопревосходительства Генерального Секретаря. – Харшоу поморщился. – Но я не могу оставлять все в неопределенности. Когда я все это организовывал, моей единственной заботой было успеть. Я ожидал немедленного нападения. Теперь я думаю, мы обязаны кое-что сделать, по-прежнему оставаясь в круге света.
– Что сделать, Джубал?
– Я мучаюсь над этим вот уже три дня. И ты своим рассказом почти натолкнула меня на некую мысль.
– Мне очень жаль, что я не рассказала вам это раньше, Джубал. Я не надеялась, что мне кто-нибудь поверит. И то, что вы поверили, немного успокоило меня.
– Я не говорил, что поверил тебе.
– Как? Но вы же…
– Я думаю, что ты сказала правду. Но ведь сны – это тоже правда, и гипнотическое внушение тоже. Однако то, что произойдет сейчас в этой комнате, увидят Беспристрастный Свидетель и камеры, которые, – он нажал кнопку, – уже работают. Я не думаю, что Энн можно загипнотизировать, когда она при исполнении, а уж в камерах-то я уверен на все сто процентов. Мы увидим, с каким видом правды мы имеем дело. А после сможем решить, как заставить сильных мира сего сказать "Б"… и, возможно, сообразим, как помочь Бену. Веди Майка.
Она успокоила его, причесала ему волосы и повела за собой. Харшоу поднял голову.
– Привет, сынок. Садись.
– Привет, Джубал, – убито ответил Валентайн Майкл Смит и сел.
– Ну, мальчик, чему ты сегодня научился? – спросил Харшоу.
Смит счастливо улыбнулся и с неизменной паузой ответил:
– Я научился сегодня делать гейнер в полтора оборота. Это прыжок, чтобы входить в нашу воду…
– Знаю. Я видел. Держи пальцы плотно, ноги вместе и не сгибай колени.
Лицо Смита приняло несчастное выражение.
– Я сделал неправильно?
– Для первого раза ты делал все отлично. Наблюдай за Доркас.
Смит обдумал сказанное.
– Вода грокает Доркас. Она радуется ему.
– Ей. Доркас – «она», а не «он».
– Ей, – поправился Смит. – Значит, я говорю неверно? Я читал в «Новом интернациональном словаре английского языка» Вебстера, третье издание, Спрингфилд, Масачусетс, что мужской род в разговорной речи включает в себя женский. В «Законодательстве о контрактах» Хэгуорта, пятое издание, Чикаго, Иллинойс, 1978, на странице 1012 говорится…
– Погоди, – перебил Харшоу. – Мужские формы включают женские, когда ты говоришь вообще, но не тогда, когда ты говоришь о определенном человеке. Доркас всегда «она» и никогда не «он».
– Я запомню.
– Лучше запомни… или ты спровоцируешь Доркас доказать тебе, что она действительно женщина. – Харшоу вдруг задумался. – Джил, этот парень спал с тобой? Или с кем-нибудь из вас? Джил поколебалась, потом ответила бесцветным голосом:
– Насколько я знаю, Майк вообще не спит.
– Ты не ответила на вопрос.
– Значит, можете догадаться, что я сделала это нарочно. Как бы то ни было, он не спал со мной.
– Ммм… Ну и черт с этим, у меня чисто мужской интерес. Майк, чему ты еще научился?
– Я научился двум способам завязывать шнурки. Один хорош только когда ложишься. Другой – когда идешь гулять. И я выучил спряжения. Я иду, ты идешь, он идет, мы идем…
– О'кей. Хватит. Чему еще?
Майк восторженно улыбнулся.
– Вчера я научился водить трактор. Блестяще, блестяще, очень красиво.
– Эге? – Джубал повернулся к Джил. – Когда это он успел?
– Вчера, пока вы дремали, Джубал. Ничего страшного. Дюк присматривал, чтобы с ним ничего не случилось.
– Хм-м… Ладно, я верю Дюку. Майк, ты что-нибудь читал?
– Да, Джубал.
– Что?
– Я прочитал, – начал Майк, – еще три тома энциклопедии от «MARYB» до «MUSHE», от «MUSHAR» до «OZON», от "Р" до «PLANT». Ты не велел мне читать много энциклопедии сразу, и я остановился. Потом я прочитал «Трагедию о Ромео и Джульетта» мистера Вильяма Шекспира из Лондона, потом я прочитал «Воспоминания Джакомо Казановы де Сейгиалта», переведенные на английский язык Артуром Мэченом. Потом я прочитал «Искусство перекрестного допроса» Фрэнсиса Уиллмана. Потом я постарался грокнуть то, что прочитал, пока Джил не сказала, что пора идти завтракать.
– И ты грокнул?
Смит беспокойно посмотрел на него.
– Джубал, я не знаю.
– Что-то беспокоит тебя?
– Я не грокнул всей полноты того, что прочитал. В истории, написанной мистером Вильямом Шекспиром, я очень обрадовался смерти Ромео. Потом стал читать дальше и понял, что он рассоединился слишком рано… Почему?
– Он был вздорным юным идиотом.
– Прошу прощения, Джубал, я не понимаю.
– Я не знаю, Майк.
Смит обдумал эти слова. Потом пробормотал что-то на марсианском, добавив:
– Я всего лишь яйцо.
– Ты говоришь так, когда просишь покровительства. В чем дело?
Смит поколебался. Потом выдавил:
– Джубал, брат мой, ты не спросишь Ромео, почему он рассоединился? Я не могу спрашивать его, я всего лишь яйцо. Но ты можешь… и потом ты сможешь научить меня, как это грокнуть.
Джубал понял, что Майк был уверен, будто Ромео на самом деле жил, и теперь ожидал, что он вызовет дух Ромео и потребует от него объяснений по поводу поведения его плоти. Но объяснить, что Монтекки и Капулетти никогда соединенно не существовали, оказалось нелегким делом, концепция выдумки была за пределами понимания Майка, и Джубалу просто не за что было зацепиться. Все попытки объяснить это привели Майка в такое возбуждение, что Джил испугалась, что он снова свернется в клубок.
Майк и сам почувствовал, что оказался в опасной близости от столь необходимой ему медитации, а он усвоил, что не должен прятаться в свое убежище в присутствии друзей, потому что у них (за исключением его брата, доктора Нельсона) это приводит к нарушению эмоционального равновесия. Он сделал мощное усилие, замедлил сердце, успокоил эмоции и улыбнулся.
– Я буду ждать, пока грокинг не придет сам.
– Хорошо, – согласился Джубал. – Теперь, прежде чем станешь что-нибудь читать, спрашивай меня или Джил, выдумка это или нет. Я не хочу, чтобы ты путался.
– Я буду спрашивать, Джубал, – Майк решил, что, когда он грокнет эту странную идею, он должен доложить ее во всей полноте Старшим… и обнаружил, что раздумывает над тем, известно ли Старшим о «выдумке». Невероятная мысль, что может существовать нечто, столь же незнакомое Старшим, как и ему, была настолько революционнее дикой концепции выдумки, что он отложил ее в сторону, на холодок, приберегая для медитации.
– …но я позвал тебя, – услыхал он голос своего брата Джубала, – вовсе не для того, чтобы обсуждать литературу. Майк, помнишь тот день, когда Джил вытащила тебя из больницы?
– Из больницы? – повторил Майк.
– Я не уверена, Джубал, – перебила Джил, – что Майк знал о том, что это больница. Лучше я попробую сама.
– Давай.
– Майк, помнишь, где ты был, где ты жил один, пока я не одела и не увела тебя?
– Да, Джил.
– Потом мы пришли в другое место, и я раздела тебя и вымыла в ванной.
Смит улыбнулся, вспомнив это.
– Да. Это было большим счастьем.
– Потом я вытирала тебя… и вошли двое мужчин.
Улыбка исчезла с лица Смита. Он задрожал и начал сжиматься.
– Майк! Прекрати! Попробуй только!..
Майк овладел собой.
– Да, Джил.
– Слушай меня, Майк. Я хочу, чтобы ты вспомнил… но ты не должен волноваться. Там было двое мужчин. Один из, них втащил тебя в гостиную.
– В комнату с растущей травой, – подтвердил Майк.
– Верно. Он притащил тебя в комнату с травяным полом, и я попыталась остановить его. Он ударил меня. Потом он пропал. Ты помнишь?
– Ты не сердишься?
– Что? Нет-нет, что ты. Первый мужчина исчез, потом второй направил на меня пистолет… и тоже пропал. Я страшно испугалась… Но я вовсе не сердилась на тебя.
– И теперь ты не сердишься на меня?
– Майк, дорогой… я никогдане сердилась на тебя. Мы с Джубалом просто хотим знать, что случилось. Было двое людей, ты что-то сделал… и их не стало. Что ты такое сделал? Можешь ты нам сказать?
– Я скажу… Человек… большой человек… ударил тебя… и я тоже испугался. Поэтому я… – он прокаркал что-то по-марсиански и в замешательстве уставился на них. – Я не знаю слов.
– Майк, – сказал Джубал, – может, сумеешь объяснить по частям?
– Я постараюсь, Джубал. Что-то находится передо мной. Это плохая вещь, и ее не должно быть. Поэтому я протягиваю… – он снова в замешательстве уставился на них. – Это очень просто. Завязывать шнурки гораздо труднее. Но нет слов. Мне очень жаль, – он помолчал. – Может быть, слова есть между «PLANT» и «RAYM» или «RAYN» и «SARR» или «SARS» и «SORC». Я прочитаю их ночью и за завтраком скажу.
– Может быть, – согласился Джубал. – Минутку, Майк. – Он пересек комнату и вернулся с коробкой из-под бренди. – Можешь ты сделать, чтобы она исчезла?
– Это плохая вещь?
– Ну, предположим, что да.
– Но Джубал… Я должен знать, что это плохая вещь. Это коробка. Я не могу грокнуть, почему ее существование причиняет зло.
– Ммм… Предположим, я швырну ее в Джил?
– Джубал, ты не сделаешь этого, – с мягкой грустью возразил Майк.
– Гм… Черт побери, конечно нет. Джил, будь так добра, запусти в меня этой коробкой. Тяжелая… как минимум, рваная рана, если Майк не защитит меня.
– Джубал, мне не нравится эта идея.
– Не разговаривай, бросай! Это в интересах науки… и Бена Кэкстона.
– Но… – Джил вскочила на ноги, схватила коробку и швырнула ее Джубалу в голову. Джубал хотел встретить ее неподвижно, но рефлексы победили. Он пригнулся.
– Мимо, – объявил он. – Черт меня побери, я не смотрел. А надо было не сводить с нее глаз. – Он повернулся к Смиту: – Майк, ты… Что случилось, мальчик?
Человек с Марса весь дрожал, он был убит горем. Джил прижала его к себе.
– Ну-ну, все хорошо, дорогой! Ты сделал все просто великолепно. Она даже не коснулась Джубала. Она исчезла.
– Как я и полагал, – заявил Джубал, оглядываясь по сторонам и покусывая ноготь большого пальца. – Энн, ты смотрела?
– Да.
– Что ты видела?
– Коробка не просто исчезла. Процесс занял какую-то долю секунды. С моего места было видно, что она сжалась, словно исчезая вдали, но не вылетела из комнаты. Я видела ее до самого момента исчезновения.
– Куда она делась?
– Это все, что я могу сообщить.
– Ммм… Ладно, позднее прокрутим пленки… Но я удовлетворен. Майк…
– Да, Джубал.
– Где коробка?
– Коробка в … – Смит замолк. – Снова нет слов, Джубал. Мне очень жаль.
– Ничего не понимаю. Сынок, ты можешь вернуть ее?
– Что?
– Ты сделал так, чтобы она исчезла. Теперь сделай так, чтобы она вернулась.
– Как я могу? Коробки нет.
Джубал задумался.
– Если этот фокус станет популярным, это изменит законы о составе преступления. «Я убрал это… ловкость рук и никакого обмана». Майк, на каком расстоянии ты должен стоять?
– Что?
– Если ты будешь в коридоре, а я у окна – тут футов тридцать – сможешь ты убрать эту коробку?
На лице Смита появилось легкое удивление.
– Да.
– Хм… подойди к окну. Положим, мы с Джил стоим на том краю бассейна, а ты здесь. Сможешь ты остановить коробку?
– Да, Джубал.
– Ну… положим, мы с Джил стоим у ворот, в четверти мили отсюда. Это не слишком далеко?
Смит поколебался.
– Джубал, дело не в расстоянии. Это не зрение. Это знание.
– Хм… давай-ка посмотрим, верно ли я грокнул. Расстояние не играет никакой роли. Тебе даже не надо видеть. Если ты знаешь, что существует плохая вещь, ты можешь убрать ее. Так?
Смит, казалось, был в каком-то затруднении.
– Почти так. Но я совсем недавно из гнезда. Чтобы знать, я должен видеть. Старшему не надо глаз, чтобы знать. Он знает. Он грокает. Он действует. Мне очень жаль.
– Не знаю, чего тебе жаль, – проворчал Джубал. – Верховный Министр по делам мира через десять минут объявил бы тебя государственной тайной.
– Что?
– Это я так. – Джубал подошел к панели и взял тяжелую пепельницу. – Джил, постарайся не целиться в лицо. Майк, стань в коридоре.
– Джубал… брат мой… пожалуйста, не надо!
– В чем дело? Мне нужна еще одна демонстрация, и на этот раз я не стану пригибаться.
– Джубал…
– Да, Джил?
– Я грокаю, что тревожит Майка.
– Ну скажи.
– Мы проделали эксперимент, в котором я едва не покалечила вас этой коробкой. Но мы же его водные братья, и одна эта попытка привела Майка в сильнейшее расстройство. Я думаю, в этой ситуации есть что-то очень немарсианское.
Харшоу задумался.
– Пожалуй, этим надо занятая Комиссии по расследованию антимарсианской деятельности.
– Я не шучу, Джубал.
– Я тоже. Хорошо, Джил, я обыграю это дело по-другому. – Харшоу протянул пепельницу Майку. – Попробуй, какая она тяжелая, сынок. Посмотри на эти острые углы.
Смит тщательно осмотрел пепельницу, и Харшоу двинулся дальше.
– Я намерен подбросить ее и дать ей упасть мне на голову.
Майк уставился на него.
– Брат мой… ты сейчас рассоединишься?
– А? Нет-нет! Но мне будет больно… если ты не остановишь ее. Итак, начали! – Харшоу швырнул пепельницу вверх, к самому потолку.
Она достигла высшей точки своей траектории и остановилась. Харшоу поглядел на пепельницу. Чувство было такое, словно он попал в кадр киноленты.
– Энн. Что ты видишь? – хрипло спросил он.
– Пепельница в пяти дюймах от потолка, – бесстрастно ответила она. – Я не вижу ничего, что ее поддерживает. – Она помолчала и добавила. – Джубал, я думаю, что я это вижу… но если камеры не покажут то же самое, я порву свой патент.
– Хмм… Джил?
– Она плавает…
Джубал подошел к приборной панели и сел, не сводя глаз с пепельницы.
– Майк, – сказал он, – почему она не исчезла?
– Но, Джубал, – ответил Майк извиняющимся тоном, – ты же велел остановить ее; ты не говорил, что она должна исчезнуть. Когда я заставил коробку исчезнуть, ты захотел, чтобы она быласнова. Я сделал неправильно?
– Нет, ты сделал все точно так, как надо. Я все время забываю, что ты воспринимаешь все буквально. – Харшоу припомнил оскорбления, бытовавшие в годы его молодости, и запретил себе говорить подобные вещи Майку: если он скажет парню что-нибудь вроде «чтоб ты сдох» или «сделай так, чтобы я тебя не видел», Майк, несомненно, воспримет это слишком буквально.
– Я рад, – рассудительно ответил Смит. – Мне жаль, что я не могу заставить коробку быть снова. Мне дважды жаль, что я утерял еду. Но так было нужно. Так я, во всяком случае, грокнул.
– Какую еду?
Джил поспешно вмешалась:
– Он говорит о тех двух людях, Джубал. О Берквисте и том, кто был с ним.
– Ах да, – у Джубала мелькнула мысль, что у него совершенно немарсианские понятия о еде. – Майк, не переживай из-за утери такой «еды». Сомневаюсь, чтобы инспектор мясного отдела допустил ее к продаже. По крайней мере, – добавил он, вспомнив о конвенции Федерации относительно Long Pig <Дословно «длинные (или большие) свинки» – так полинезийцы называли людей, которых съедали>, – их признали бы негодными для еды. Кроме того, у тебя ведь была необходимость. Ты грокнул всю полноту и поступил как надо.
– Мне очень приятно, – в голосе Майка прозвучало громадное облегчение. – Только Старший может быть всегда уверен в правильности действия в месте пересечения… А мне надо много учиться, чтобы выучиться, и долго расти, чтобы вырасти, прежде чем я смогу присоединиться к Старшим. Джубал, можно, я перемещу ее? Я устал.
– Ты хочешь заставить ее исчезнуть? Валяй.
– Нет, этого я не могу.
– Почему не можешь?
– Она перестала быть над твоей головой. Я не могу грокнуть плохого в ее существовании там, где она сейчас.
– О! Хорошо. Делай с ней, что хочешь. – Харшоу по-прежнему не сводил глаз с пепельницы, ожидая, что она переместится так, чтобы быть над его головой и представлять для него угрозу. Вместо этого она скользнула вниз, повисела над панелью и пошла на посадку.
– Спасибо, Джубал, – сказал Смит.
– А? Спасибо тебе, сынок! – Джубал взял пепельницу. Она была такой же, как и всегда. – Да, спасибо тебе. За самое удивительное событие в моей жизни с тех пор, как юная служанка заманила меня на чердак. – Он поднял голову: – Энн, ты видела раньше левитацию?
Она поколебалась.
– Я видела то, что называли телекинезом. Перемещали игральные кости. Но я не математик и не могу свидетельствовать, что это был телекинез.
– Черт побери! Ты откажешься засвидетельствовать, что солнце взошло, если день будет пасмурный!
– Как я могу? Кто-нибудь может зажечь искусственный свет выше облачного слоя. Один парень, с которым я училась, кажется, мог заставить летать предметы не тяжелее канцелярской скрепки, но он должен был перед этим трижды выпить. Я не могла изучить это явление поближе… потому что пила вместе с ним.
– Ты никогда не видела ничего подобного?
– Нет.
– М-м… Что ж, как Свидетель ты мне больше не нужна. Если хочешь остаться, повесь платье на вешалку и тащи сюда кресло.
– Спасибо, не откажусь. Однако в свете лекции о мечетях и синагогах я переоденусь у себя.
– Как хочешь. Растолкай Дюка и скажи, чтобы он занялся камерами.
– Да, босс. Ничего не делайте, пока я не вернусь. – Энн направилась к двери.
– Ничего не могу обещать. Майк, садись рядышком. Ты можешь поднять эту пепельницу? Я хочу это видеть.
– Да, Джубал. – Смит протянул руку и взял пепельницу.
– Нет, нет!
– Я сделал неправильно?
– Нет, это была моя ошибка. Я хотел знать, можешь ли ты поднять пепельницу, не прикасаяськ ней?
– Да, Джубал.
– Ты устал?
– Нет, Джубал.
– Так в чем же дело? Она обязательно должна быть плохой?
– Нет, Джубал.
– Джубал, – вмешалась Джил, – вы не велелиему… вы просто спросили, может ли он.
– О, – на лице Джубала появилось глуповатое выражение. – Майк, не будешь ли ты так добр поднять эту пепельницу, не дотрагиваясь до нее, на фут от панели?
– Да, Джубал. – Пепельница поднялась и повисла в футе от панели. – Ты замеряешь, Джубал? – обеспокоенно спросил Майк. – Если что не так, я передвину ее.
– Прекрасно! Ты можешь удержать ее? Если устанешь, скажи мне.
– Я скажу.
– Можешь ты поднять еще что-нибудь? Скажем, этот карандаш? Если сможешь, сделай.
– Да. Джубал, – Карандаш взмыл к пепельнице. По просьбе Харшоу Майк добавлял все новые и новые предметы к уже парящим. Энн вернулась, подтащила поближе кресло и молча принялась наблюдать. Вошел, таща стремянку, Дюк, бросил сперва беглый взгляд на происходящее, потом присмотрелся повнимательнее и молча уселся на стремянку. Майк наконец сказал:
– Я не уверен, Джубал. Я… – он остановился, подыскивая слово. – Я лишь ученик в таких делах.
– Не надо выкладываться до конца.
– Я думаю, что подниму еще что-то одно. Я надеюсь. – Лист бумаги зашевелился, поднялся… и все парившие в воздухе предметы – штук двенадцать – попадали на пол. Майк был готов расплакаться.
– Джубал, мне страшно жаль.
– Ты должен гордиться. – Харшоу похлопал его по плечу. – Сынок, то, что ты сейчас сделал… – Джубал остановился в поисках сравнения, понятного Майку. – То, что ты сделал, гораздо труднее, чем завязывать шнурки, более удивительно, чем правильно выполнить гейнер в полтора оборота. Ты проделал это, э-э… блестяще, блестяще, очень красиво. Ты грокнул?
Майк был явно удивлен.
– Я не должен стыдиться?
– … из-под распростертого тела, пропитывая угол ковра и собираясь в темную лужу перед камином, привлекая внимание двух ленивых мух. Мисс Симпсон подняла пальцы к губам. «Боже мой! – воскликнула она расстроено. – Папочкин любимый ковер!.. И сам папочка тоже». Конец, главы, Доркас, и первой книги. Отошли ее по почте. Брысь.
Доркас подошла к двери, захватив пишущую машинку, и улыбнулась Джил.
– Где Майк? – спросил Джубал.
– Одевается, – ответила Джиллиан. – Скоро будет.
– Одевается? – брезгливо переспросил Джубал. – Я не говорил, что прием будет официальным.
– Но он же должен одеться.
– Зачем? Не имеет значения, одеты ли вы, ребята, в собственную кожу или же в пальто. Сходи за ним…
– Не надо, Джубал. Он должен учиться.
– Бр-р-р! Ты прививаешь ему свою узколобую библейскую мораль среднего класса.
– Нет! Я просто учу его необходимым нормам.
– Нормы, мораль – какая разница? Женщина, здесь, милостью бога и здравого смысла, личность не стеснена всякими дурацкими племенными табу… а ты хочешь превратить его в занюханного конформиста, которых пруд пруди в этой запуганной стране! Так не останавливайся на полпути! Сунь ему заодно и портфельчик!
– Я не делаю ничего плохого! Я просто пытаюсь предохранить его от ошибок. Это для его же собственного блага.
Джубал фыркнул.
– Это то самое, что говорят коту перед определенной операцией.
– О-о! – Джил заставила себя сосчитать до десяти. – Это ваш дом, мистер Харшоу, и мы живем за ваш счет, – сказала она ровным голосом. – Я сейчас приведу Майка. – Она поднялась.
– Прекрати, Джил.
– Сэр?
– Сядь… и перестань быть такой же гадкой, как я. Чего тебе не хватает, так это моей долгой практики. Давай кое-что проясним: вы не живете за мой счет. Это невозможно, потому что я никогда не делаю того, чего не хочу. Возможно, так делают все, но про себя я знаю наверняка. Поэтому, будь добра, не изобретай счета, которого не существует, иначе дальше ты попытаешься вызвать в себе благодарность, а это первый шаг к полной моральной деградации. Грокаешь?
Джил прикусила губу, но помимо воли улыбнулась.
– Я не совсем понимаю, что значит «грокать».
– Я тоже. И намерен брать уроки у Майка до тех пор, пока не пойму. Но я говорил серьезно. Благодарность – эвфемизм обиды. На обиды большинства людей мне наплевать… но когда обижается хорошенькая девушка, это на редкость неприятно.
– Джубал, но я же не обижаю вас… это глупо.
– Надеюсь, что так… но ты обидишь меня, если не выкинешь из головы эту чепуху насчет счета, который тебе надо оплачивать. У японцев существует пять способов сказать «спасибо», и каждый символизирует определенную степень обиды. Хорошо бы, если бы английский имел такие же честные построения! Так нет же, английский накручивает сантименты, чуждые нервной системе человека. «Благодарность», например.
– Джубал, вы старый мудрец. Я чувствую к вам благодарность, и так будет всегда.
– А ты сентиментальная девчонка. Ну и ладно, обменялись комплиментами. Давай-ка лучше проведем уик-энд в Атлантик-Сити, устроим маленькую оргию. Мы двое… и больше никого.
– Джубал!
– Ага, видишь, насколько хватило твоей благодарности?
– Я готова. Когда отправляемся?
– Хм! Нам следовало бы отправиться сорок лет назад. С другой стороны, ты права: Майк должен обучиться человеческим манерам. Он должен разуваться в мечети, надевать шляпу в синагоге и прикрывать наготу, когда того требует табу, иначе наши шаманы сожгут его за девиационизм <От слова «девиация» – отклонение>. Но, детка, заклинаю тебя мириадами воплощений Аримана, не перестарайся. Сделай так, чтобы он относился к этому как можно циничнее.
– Я не уверена, что у меня получится. Мне кажется, Майк вообще не сможет понять, что такое цинизм.
– Вот как? Что ж, тогда я приложу к этому руку. Чего он там копается?
– Я посмотрю.
– Минутку. Джил, я объяснял, почему не хочу публично обвинять кого-нибудь в похищении Бена. Если Бен противозаконно задержан (во всей широте этого определения), мы не должны всей толпой гнаться за человеком, который, чтобы избавиться от доказательств, избавится от Бена. Если он жив, дадим ему шанс остаться в живых. Но я предпринял и другие шаги в ту ночь, когда ты пришла. Ты хорошо знаешь Библию?
– Э-э… пожалуй, не очень.
– Она достойна изучения, ибо содержит практические советы почти на каждый вопрос… «Любой, кто творит зло, ненавидит свет…» Это более или менее Евангелие от Иоанна, обращение Иисуса к Никодиму. Я ожидал, что у нас попытаются вырвать Майка: ведь маловероятно, что тебе удалось хорошо запутать следы. Но это уединенное место, и мы не располагаем тяжелой артиллерией. Есть только одно оружие, способное поразить их. Свет. Слепящий прожектор гласности. Поэтому я устроил так, чтобы любая шершавинка здесь становилась достоянием публики. Не мелочью которую можно замять на месте, а крупные плевки. Сразу и на весь мир. Детали не имеют значения – где установлены камеры, что за цепи смонтированы… Но если здесь разгорится драка, она будет показана по трем каналам, а заранее заготовленные письма будут отправлены очень многим государственным деятелям… всем, кому хочется спустить штаны с Его Высокопревосходительства Генерального Секретаря. – Харшоу поморщился. – Но я не могу оставлять все в неопределенности. Когда я все это организовывал, моей единственной заботой было успеть. Я ожидал немедленного нападения. Теперь я думаю, мы обязаны кое-что сделать, по-прежнему оставаясь в круге света.
– Что сделать, Джубал?
– Я мучаюсь над этим вот уже три дня. И ты своим рассказом почти натолкнула меня на некую мысль.
– Мне очень жаль, что я не рассказала вам это раньше, Джубал. Я не надеялась, что мне кто-нибудь поверит. И то, что вы поверили, немного успокоило меня.
– Я не говорил, что поверил тебе.
– Как? Но вы же…
– Я думаю, что ты сказала правду. Но ведь сны – это тоже правда, и гипнотическое внушение тоже. Однако то, что произойдет сейчас в этой комнате, увидят Беспристрастный Свидетель и камеры, которые, – он нажал кнопку, – уже работают. Я не думаю, что Энн можно загипнотизировать, когда она при исполнении, а уж в камерах-то я уверен на все сто процентов. Мы увидим, с каким видом правды мы имеем дело. А после сможем решить, как заставить сильных мира сего сказать "Б"… и, возможно, сообразим, как помочь Бену. Веди Майка.
* * *
Задержка Майка объяснялась просто. Он привязал правый шнурок к левому, встал, запутался, грохнулся на пол и безнадежно затянул узлы. Далее он проанализировал причины своей неудачи, потом неторопливо развязал узел и завязал шнурки как нужно. Его не беспокоило то, что он потратил много времени, только было неудобно, что он не смог проделать правильно то, чему научила его Джил. Он переживал за свою ошибку, несмотря на то, что, когда Джил зашла за ним, все было уже в порядке.Она успокоила его, причесала ему волосы и повела за собой. Харшоу поднял голову.
– Привет, сынок. Садись.
– Привет, Джубал, – убито ответил Валентайн Майкл Смит и сел.
– Ну, мальчик, чему ты сегодня научился? – спросил Харшоу.
Смит счастливо улыбнулся и с неизменной паузой ответил:
– Я научился сегодня делать гейнер в полтора оборота. Это прыжок, чтобы входить в нашу воду…
– Знаю. Я видел. Держи пальцы плотно, ноги вместе и не сгибай колени.
Лицо Смита приняло несчастное выражение.
– Я сделал неправильно?
– Для первого раза ты делал все отлично. Наблюдай за Доркас.
Смит обдумал сказанное.
– Вода грокает Доркас. Она радуется ему.
– Ей. Доркас – «она», а не «он».
– Ей, – поправился Смит. – Значит, я говорю неверно? Я читал в «Новом интернациональном словаре английского языка» Вебстера, третье издание, Спрингфилд, Масачусетс, что мужской род в разговорной речи включает в себя женский. В «Законодательстве о контрактах» Хэгуорта, пятое издание, Чикаго, Иллинойс, 1978, на странице 1012 говорится…
– Погоди, – перебил Харшоу. – Мужские формы включают женские, когда ты говоришь вообще, но не тогда, когда ты говоришь о определенном человеке. Доркас всегда «она» и никогда не «он».
– Я запомню.
– Лучше запомни… или ты спровоцируешь Доркас доказать тебе, что она действительно женщина. – Харшоу вдруг задумался. – Джил, этот парень спал с тобой? Или с кем-нибудь из вас? Джил поколебалась, потом ответила бесцветным голосом:
– Насколько я знаю, Майк вообще не спит.
– Ты не ответила на вопрос.
– Значит, можете догадаться, что я сделала это нарочно. Как бы то ни было, он не спал со мной.
– Ммм… Ну и черт с этим, у меня чисто мужской интерес. Майк, чему ты еще научился?
– Я научился двум способам завязывать шнурки. Один хорош только когда ложишься. Другой – когда идешь гулять. И я выучил спряжения. Я иду, ты идешь, он идет, мы идем…
– О'кей. Хватит. Чему еще?
Майк восторженно улыбнулся.
– Вчера я научился водить трактор. Блестяще, блестяще, очень красиво.
– Эге? – Джубал повернулся к Джил. – Когда это он успел?
– Вчера, пока вы дремали, Джубал. Ничего страшного. Дюк присматривал, чтобы с ним ничего не случилось.
– Хм-м… Ладно, я верю Дюку. Майк, ты что-нибудь читал?
– Да, Джубал.
– Что?
– Я прочитал, – начал Майк, – еще три тома энциклопедии от «MARYB» до «MUSHE», от «MUSHAR» до «OZON», от "Р" до «PLANT». Ты не велел мне читать много энциклопедии сразу, и я остановился. Потом я прочитал «Трагедию о Ромео и Джульетта» мистера Вильяма Шекспира из Лондона, потом я прочитал «Воспоминания Джакомо Казановы де Сейгиалта», переведенные на английский язык Артуром Мэченом. Потом я прочитал «Искусство перекрестного допроса» Фрэнсиса Уиллмана. Потом я постарался грокнуть то, что прочитал, пока Джил не сказала, что пора идти завтракать.
– И ты грокнул?
Смит беспокойно посмотрел на него.
– Джубал, я не знаю.
– Что-то беспокоит тебя?
– Я не грокнул всей полноты того, что прочитал. В истории, написанной мистером Вильямом Шекспиром, я очень обрадовался смерти Ромео. Потом стал читать дальше и понял, что он рассоединился слишком рано… Почему?
– Он был вздорным юным идиотом.
– Прошу прощения, Джубал, я не понимаю.
– Я не знаю, Майк.
Смит обдумал эти слова. Потом пробормотал что-то на марсианском, добавив:
– Я всего лишь яйцо.
– Ты говоришь так, когда просишь покровительства. В чем дело?
Смит поколебался. Потом выдавил:
– Джубал, брат мой, ты не спросишь Ромео, почему он рассоединился? Я не могу спрашивать его, я всего лишь яйцо. Но ты можешь… и потом ты сможешь научить меня, как это грокнуть.
Джубал понял, что Майк был уверен, будто Ромео на самом деле жил, и теперь ожидал, что он вызовет дух Ромео и потребует от него объяснений по поводу поведения его плоти. Но объяснить, что Монтекки и Капулетти никогда соединенно не существовали, оказалось нелегким делом, концепция выдумки была за пределами понимания Майка, и Джубалу просто не за что было зацепиться. Все попытки объяснить это привели Майка в такое возбуждение, что Джил испугалась, что он снова свернется в клубок.
Майк и сам почувствовал, что оказался в опасной близости от столь необходимой ему медитации, а он усвоил, что не должен прятаться в свое убежище в присутствии друзей, потому что у них (за исключением его брата, доктора Нельсона) это приводит к нарушению эмоционального равновесия. Он сделал мощное усилие, замедлил сердце, успокоил эмоции и улыбнулся.
– Я буду ждать, пока грокинг не придет сам.
– Хорошо, – согласился Джубал. – Теперь, прежде чем станешь что-нибудь читать, спрашивай меня или Джил, выдумка это или нет. Я не хочу, чтобы ты путался.
– Я буду спрашивать, Джубал, – Майк решил, что, когда он грокнет эту странную идею, он должен доложить ее во всей полноте Старшим… и обнаружил, что раздумывает над тем, известно ли Старшим о «выдумке». Невероятная мысль, что может существовать нечто, столь же незнакомое Старшим, как и ему, была настолько революционнее дикой концепции выдумки, что он отложил ее в сторону, на холодок, приберегая для медитации.
– …но я позвал тебя, – услыхал он голос своего брата Джубала, – вовсе не для того, чтобы обсуждать литературу. Майк, помнишь тот день, когда Джил вытащила тебя из больницы?
– Из больницы? – повторил Майк.
– Я не уверена, Джубал, – перебила Джил, – что Майк знал о том, что это больница. Лучше я попробую сама.
– Давай.
– Майк, помнишь, где ты был, где ты жил один, пока я не одела и не увела тебя?
– Да, Джил.
– Потом мы пришли в другое место, и я раздела тебя и вымыла в ванной.
Смит улыбнулся, вспомнив это.
– Да. Это было большим счастьем.
– Потом я вытирала тебя… и вошли двое мужчин.
Улыбка исчезла с лица Смита. Он задрожал и начал сжиматься.
– Майк! Прекрати! Попробуй только!..
Майк овладел собой.
– Да, Джил.
– Слушай меня, Майк. Я хочу, чтобы ты вспомнил… но ты не должен волноваться. Там было двое мужчин. Один из, них втащил тебя в гостиную.
– В комнату с растущей травой, – подтвердил Майк.
– Верно. Он притащил тебя в комнату с травяным полом, и я попыталась остановить его. Он ударил меня. Потом он пропал. Ты помнишь?
– Ты не сердишься?
– Что? Нет-нет, что ты. Первый мужчина исчез, потом второй направил на меня пистолет… и тоже пропал. Я страшно испугалась… Но я вовсе не сердилась на тебя.
– И теперь ты не сердишься на меня?
– Майк, дорогой… я никогдане сердилась на тебя. Мы с Джубалом просто хотим знать, что случилось. Было двое людей, ты что-то сделал… и их не стало. Что ты такое сделал? Можешь ты нам сказать?
– Я скажу… Человек… большой человек… ударил тебя… и я тоже испугался. Поэтому я… – он прокаркал что-то по-марсиански и в замешательстве уставился на них. – Я не знаю слов.
– Майк, – сказал Джубал, – может, сумеешь объяснить по частям?
– Я постараюсь, Джубал. Что-то находится передо мной. Это плохая вещь, и ее не должно быть. Поэтому я протягиваю… – он снова в замешательстве уставился на них. – Это очень просто. Завязывать шнурки гораздо труднее. Но нет слов. Мне очень жаль, – он помолчал. – Может быть, слова есть между «PLANT» и «RAYM» или «RAYN» и «SARR» или «SARS» и «SORC». Я прочитаю их ночью и за завтраком скажу.
– Может быть, – согласился Джубал. – Минутку, Майк. – Он пересек комнату и вернулся с коробкой из-под бренди. – Можешь ты сделать, чтобы она исчезла?
– Это плохая вещь?
– Ну, предположим, что да.
– Но Джубал… Я должен знать, что это плохая вещь. Это коробка. Я не могу грокнуть, почему ее существование причиняет зло.
– Ммм… Предположим, я швырну ее в Джил?
– Джубал, ты не сделаешь этого, – с мягкой грустью возразил Майк.
– Гм… Черт побери, конечно нет. Джил, будь так добра, запусти в меня этой коробкой. Тяжелая… как минимум, рваная рана, если Майк не защитит меня.
– Джубал, мне не нравится эта идея.
– Не разговаривай, бросай! Это в интересах науки… и Бена Кэкстона.
– Но… – Джил вскочила на ноги, схватила коробку и швырнула ее Джубалу в голову. Джубал хотел встретить ее неподвижно, но рефлексы победили. Он пригнулся.
– Мимо, – объявил он. – Черт меня побери, я не смотрел. А надо было не сводить с нее глаз. – Он повернулся к Смиту: – Майк, ты… Что случилось, мальчик?
Человек с Марса весь дрожал, он был убит горем. Джил прижала его к себе.
– Ну-ну, все хорошо, дорогой! Ты сделал все просто великолепно. Она даже не коснулась Джубала. Она исчезла.
– Как я и полагал, – заявил Джубал, оглядываясь по сторонам и покусывая ноготь большого пальца. – Энн, ты смотрела?
– Да.
– Что ты видела?
– Коробка не просто исчезла. Процесс занял какую-то долю секунды. С моего места было видно, что она сжалась, словно исчезая вдали, но не вылетела из комнаты. Я видела ее до самого момента исчезновения.
– Куда она делась?
– Это все, что я могу сообщить.
– Ммм… Ладно, позднее прокрутим пленки… Но я удовлетворен. Майк…
– Да, Джубал.
– Где коробка?
– Коробка в … – Смит замолк. – Снова нет слов, Джубал. Мне очень жаль.
– Ничего не понимаю. Сынок, ты можешь вернуть ее?
– Что?
– Ты сделал так, чтобы она исчезла. Теперь сделай так, чтобы она вернулась.
– Как я могу? Коробки нет.
Джубал задумался.
– Если этот фокус станет популярным, это изменит законы о составе преступления. «Я убрал это… ловкость рук и никакого обмана». Майк, на каком расстоянии ты должен стоять?
– Что?
– Если ты будешь в коридоре, а я у окна – тут футов тридцать – сможешь ты убрать эту коробку?
На лице Смита появилось легкое удивление.
– Да.
– Хм… подойди к окну. Положим, мы с Джил стоим на том краю бассейна, а ты здесь. Сможешь ты остановить коробку?
– Да, Джубал.
– Ну… положим, мы с Джил стоим у ворот, в четверти мили отсюда. Это не слишком далеко?
Смит поколебался.
– Джубал, дело не в расстоянии. Это не зрение. Это знание.
– Хм… давай-ка посмотрим, верно ли я грокнул. Расстояние не играет никакой роли. Тебе даже не надо видеть. Если ты знаешь, что существует плохая вещь, ты можешь убрать ее. Так?
Смит, казалось, был в каком-то затруднении.
– Почти так. Но я совсем недавно из гнезда. Чтобы знать, я должен видеть. Старшему не надо глаз, чтобы знать. Он знает. Он грокает. Он действует. Мне очень жаль.
– Не знаю, чего тебе жаль, – проворчал Джубал. – Верховный Министр по делам мира через десять минут объявил бы тебя государственной тайной.
– Что?
– Это я так. – Джубал подошел к панели и взял тяжелую пепельницу. – Джил, постарайся не целиться в лицо. Майк, стань в коридоре.
– Джубал… брат мой… пожалуйста, не надо!
– В чем дело? Мне нужна еще одна демонстрация, и на этот раз я не стану пригибаться.
– Джубал…
– Да, Джил?
– Я грокаю, что тревожит Майка.
– Ну скажи.
– Мы проделали эксперимент, в котором я едва не покалечила вас этой коробкой. Но мы же его водные братья, и одна эта попытка привела Майка в сильнейшее расстройство. Я думаю, в этой ситуации есть что-то очень немарсианское.
Харшоу задумался.
– Пожалуй, этим надо занятая Комиссии по расследованию антимарсианской деятельности.
– Я не шучу, Джубал.
– Я тоже. Хорошо, Джил, я обыграю это дело по-другому. – Харшоу протянул пепельницу Майку. – Попробуй, какая она тяжелая, сынок. Посмотри на эти острые углы.
Смит тщательно осмотрел пепельницу, и Харшоу двинулся дальше.
– Я намерен подбросить ее и дать ей упасть мне на голову.
Майк уставился на него.
– Брат мой… ты сейчас рассоединишься?
– А? Нет-нет! Но мне будет больно… если ты не остановишь ее. Итак, начали! – Харшоу швырнул пепельницу вверх, к самому потолку.
Она достигла высшей точки своей траектории и остановилась. Харшоу поглядел на пепельницу. Чувство было такое, словно он попал в кадр киноленты.
– Энн. Что ты видишь? – хрипло спросил он.
– Пепельница в пяти дюймах от потолка, – бесстрастно ответила она. – Я не вижу ничего, что ее поддерживает. – Она помолчала и добавила. – Джубал, я думаю, что я это вижу… но если камеры не покажут то же самое, я порву свой патент.
– Хмм… Джил?
– Она плавает…
Джубал подошел к приборной панели и сел, не сводя глаз с пепельницы.
– Майк, – сказал он, – почему она не исчезла?
– Но, Джубал, – ответил Майк извиняющимся тоном, – ты же велел остановить ее; ты не говорил, что она должна исчезнуть. Когда я заставил коробку исчезнуть, ты захотел, чтобы она быласнова. Я сделал неправильно?
– Нет, ты сделал все точно так, как надо. Я все время забываю, что ты воспринимаешь все буквально. – Харшоу припомнил оскорбления, бытовавшие в годы его молодости, и запретил себе говорить подобные вещи Майку: если он скажет парню что-нибудь вроде «чтоб ты сдох» или «сделай так, чтобы я тебя не видел», Майк, несомненно, воспримет это слишком буквально.
– Я рад, – рассудительно ответил Смит. – Мне жаль, что я не могу заставить коробку быть снова. Мне дважды жаль, что я утерял еду. Но так было нужно. Так я, во всяком случае, грокнул.
– Какую еду?
Джил поспешно вмешалась:
– Он говорит о тех двух людях, Джубал. О Берквисте и том, кто был с ним.
– Ах да, – у Джубала мелькнула мысль, что у него совершенно немарсианские понятия о еде. – Майк, не переживай из-за утери такой «еды». Сомневаюсь, чтобы инспектор мясного отдела допустил ее к продаже. По крайней мере, – добавил он, вспомнив о конвенции Федерации относительно Long Pig <Дословно «длинные (или большие) свинки» – так полинезийцы называли людей, которых съедали>, – их признали бы негодными для еды. Кроме того, у тебя ведь была необходимость. Ты грокнул всю полноту и поступил как надо.
– Мне очень приятно, – в голосе Майка прозвучало громадное облегчение. – Только Старший может быть всегда уверен в правильности действия в месте пересечения… А мне надо много учиться, чтобы выучиться, и долго расти, чтобы вырасти, прежде чем я смогу присоединиться к Старшим. Джубал, можно, я перемещу ее? Я устал.
– Ты хочешь заставить ее исчезнуть? Валяй.
– Нет, этого я не могу.
– Почему не можешь?
– Она перестала быть над твоей головой. Я не могу грокнуть плохого в ее существовании там, где она сейчас.
– О! Хорошо. Делай с ней, что хочешь. – Харшоу по-прежнему не сводил глаз с пепельницы, ожидая, что она переместится так, чтобы быть над его головой и представлять для него угрозу. Вместо этого она скользнула вниз, повисела над панелью и пошла на посадку.
– Спасибо, Джубал, – сказал Смит.
– А? Спасибо тебе, сынок! – Джубал взял пепельницу. Она была такой же, как и всегда. – Да, спасибо тебе. За самое удивительное событие в моей жизни с тех пор, как юная служанка заманила меня на чердак. – Он поднял голову: – Энн, ты видела раньше левитацию?
Она поколебалась.
– Я видела то, что называли телекинезом. Перемещали игральные кости. Но я не математик и не могу свидетельствовать, что это был телекинез.
– Черт побери! Ты откажешься засвидетельствовать, что солнце взошло, если день будет пасмурный!
– Как я могу? Кто-нибудь может зажечь искусственный свет выше облачного слоя. Один парень, с которым я училась, кажется, мог заставить летать предметы не тяжелее канцелярской скрепки, но он должен был перед этим трижды выпить. Я не могла изучить это явление поближе… потому что пила вместе с ним.
– Ты никогда не видела ничего подобного?
– Нет.
– М-м… Что ж, как Свидетель ты мне больше не нужна. Если хочешь остаться, повесь платье на вешалку и тащи сюда кресло.
– Спасибо, не откажусь. Однако в свете лекции о мечетях и синагогах я переоденусь у себя.
– Как хочешь. Растолкай Дюка и скажи, чтобы он занялся камерами.
– Да, босс. Ничего не делайте, пока я не вернусь. – Энн направилась к двери.
– Ничего не могу обещать. Майк, садись рядышком. Ты можешь поднять эту пепельницу? Я хочу это видеть.
– Да, Джубал. – Смит протянул руку и взял пепельницу.
– Нет, нет!
– Я сделал неправильно?
– Нет, это была моя ошибка. Я хотел знать, можешь ли ты поднять пепельницу, не прикасаяськ ней?
– Да, Джубал.
– Ты устал?
– Нет, Джубал.
– Так в чем же дело? Она обязательно должна быть плохой?
– Нет, Джубал.
– Джубал, – вмешалась Джил, – вы не велелиему… вы просто спросили, может ли он.
– О, – на лице Джубала появилось глуповатое выражение. – Майк, не будешь ли ты так добр поднять эту пепельницу, не дотрагиваясь до нее, на фут от панели?
– Да, Джубал. – Пепельница поднялась и повисла в футе от панели. – Ты замеряешь, Джубал? – обеспокоенно спросил Майк. – Если что не так, я передвину ее.
– Прекрасно! Ты можешь удержать ее? Если устанешь, скажи мне.
– Я скажу.
– Можешь ты поднять еще что-нибудь? Скажем, этот карандаш? Если сможешь, сделай.
– Да. Джубал, – Карандаш взмыл к пепельнице. По просьбе Харшоу Майк добавлял все новые и новые предметы к уже парящим. Энн вернулась, подтащила поближе кресло и молча принялась наблюдать. Вошел, таща стремянку, Дюк, бросил сперва беглый взгляд на происходящее, потом присмотрелся повнимательнее и молча уселся на стремянку. Майк наконец сказал:
– Я не уверен, Джубал. Я… – он остановился, подыскивая слово. – Я лишь ученик в таких делах.
– Не надо выкладываться до конца.
– Я думаю, что подниму еще что-то одно. Я надеюсь. – Лист бумаги зашевелился, поднялся… и все парившие в воздухе предметы – штук двенадцать – попадали на пол. Майк был готов расплакаться.
– Джубал, мне страшно жаль.
– Ты должен гордиться. – Харшоу похлопал его по плечу. – Сынок, то, что ты сейчас сделал… – Джубал остановился в поисках сравнения, понятного Майку. – То, что ты сделал, гораздо труднее, чем завязывать шнурки, более удивительно, чем правильно выполнить гейнер в полтора оборота. Ты проделал это, э-э… блестяще, блестяще, очень красиво. Ты грокнул?
Майк был явно удивлен.
– Я не должен стыдиться?