Его смущало, что это трудно сказать на английском, ибо это была вещь, которую знали все… хотя и не могли грокнуть живыми. Ему, наверное, было бы лучше спросить у человеческих Старших, как сказать это, а не бороться с ускользающими значениями. Если так, он должен ждать, пока Джубал не устроит это, ибо сам он – всего лишь яйцо.
   Он испытал мимолетное сожаление, что ему не оказали чести присутствовать на рассоединении брата Арчи и брата Доти.
   После этого он вернулся к обзору Нового Интернационального Словаря английского языка Вебстера, третье издание, Спрингфилд, Масачусетс.
   Из небытия Смита вывело смутное ощущение, что его братья попали в беду. Он задержался между «SHERBACHA» и «SHERBEET», чтобы обдумать случившееся. Должен ли он покинуть воду жизни и присоединиться к ним, чтобы грокнуть и разделить их беду? Дома такого вопроса не существовало бы: беда делится всеми, пусть и в разной близости.
   Но Джубал велел ему ждать. Он проанализировал слова Джубала, сравнивая их с другими человеческими словами, чтобы быть уверенным, что он их грокнул. Нет, он грокнул правильно: надо ждать, пока не придет Джил.
   Тем не менее, он был так встревожен, что не мог вернуться к своей охоте за словами. Наконец у него возникла мысль, настолько дерзкая и отчаянная, что он затрепетал бы, если бы умел.
   Джубал велел ему поместить тело под воду и оставить его там до прихода Джил… но говорил ли Джубал, что он сам должен ждать вместе с телом?
   Смит довольно долго обдумывал это, зная, что скользкие английские слова могут привести его к ошибочным действиям. Он заключил, что Джубал не приказывал ему оставаться вместе с телом… и это оставляло лазейку для выхода из той неправильности, которую содержало положение в стороне от попавших в беду братьев.
   Поэтому Смит решился выйти. Он был изумлен собственной дерзостью, ибо хотя он и делал это раньше, но никогда не бывал при этом в одиночестве. Всегда с ним был Старший, присматривающий за ним, заботящийся о том, чтобы с его телом ничего не случилось, оберегающий его от потери ориентировки, остававшийся с ним до возвращения в тело.
   Теперь рядом не было Старшего, некому было помочь. Но Смит был уверен, что справится и один, причем сделает все так, чтобы его учитель был горд за него. Поэтому он обследовал каждую частицу своего тела, удостоверился, что ничто не выйдет из строя за время его отсутствия, и осторожненько выбрался из него, оставив лишь небольшую часть себя в качестве сторожа.
   Он поднялся и встал на краю бассейна, помня о том, что тело должно страховать его от потери ориентации – от потери следа бассейна, тела, всего-всего, от скитаний в незнакомых местах, где он может не найти пути обратно.
   Смит огляделся. Машина только что приземлилась, и существа под ней жаловались на боль и оскорбление. Было ли это той бедой, которую он почувствовал? Травы были для того, чтобы ходить, цветы и кусты – нет. В этом была неправильность.
   Нет, была еще большая неправильность. Из машины вылезал человек, одна его нога почти касалась земли, а навстречу ему бежал Джубал. Смиту был виден гнев Джубала к этому человеку: взрыв был такой силы, что, будь на их месте марсиане, рассоединились бы оба.
   Смит отметил это как достойное размышления. Если это окажется точкой пересечения необходимостей, надо решить, чем помочь брату. Он оглядел остальных.
   Доркас поднималась из бассейна, она была встревожена, но не слишком. Смит ощутил ее уверенность в Джубале. Ларри стоял на краю, он только что вылез из воды; капли, упавшие с него, все еще висели в воздухе. Ларри был возбужден и доволен. Его уверенность в Джубале была абсолютной. Энн стояла рядом, одетая в длинное белое платье, которое она весь день носила с собой. Смит не мог полностью грокнуть ее настроение. Он ощутил в ней холодную и непоколебимую собранность Старшего. Это удивило его, потому что Энн всегда была мягка, вежлива и дружелюбна.
   Он видел, что она внимательно смотрела на Джубала и была готова прийти ему на помощь. И Ларри!.. И Доркас!.. И Мириам!.. Он понял, что все они – водные братья Джубала, а значит, и его тоже, и почувствовал глубокую симпатию к этим людям. Это так потрясло его, что он чуть не потерял свой якорь, свое тело. Успокаивая себя, он перестал восхвалять и превозносить их всех вместе и по отдельности.
   Джил держалась одной рукой за край бассейна, и Смит знал, что она недавно была внизу, проверяла его состояние. Он почувствовал, когда она делала это… но еще знал, что она беспокоится не только за его безопасность. Джил испытывала и другую, более сильную тревогу, которая не ушла после того, как она удостоверилась, что ее питомцу ничего не грозит в воде жизни. Это сильно встревожило его, и он решил подойти к ней и дать знать, что он рядом и разделит ее беду.
   Он так и сделал бы, если бы не испытывал робости: ведь он не был уверен, что Джубалу хотелось, чтобы он разгуливал, пока его тело покоилось в бассейне. Он убаюкивал свою совесть, твердя, что должен делить беду своих братьев и дать им знать, что он рядом, если это станет нужным.
   Смит оглядел человека, вылезавшего из машины, почувствовал его эмоции и отпрянул было от них, но все же принудил себя тщательно изучить его снаружи и внутри.
   В фигурном кармане, прикрепленном к поясу, у человека был пистолет.
   Смит был почти уверен, что это пистолет. Он детально изучил его, сравнивая с уже виденными пистолетами, соотнося с определением в Новом Интернациональном Словаре английского языка Вебстера, третье издание, Спрингфилд, Масачусетс.
   Да, это был пистолет. Не совсем такой по форме, но точно такой же по неправильности, которая окружала и пронизывала его. Смит оглядел механизм, увидел, как он функционирует, и неправильность взглянула на него в упор.
   Должен ли он повернуть его и заставить не быть, унеся с собой свою неправильность? Смит чувствовал, что должен… и все же Джубал однажды не велел ему делать этого с пистолетом, пока он сам не прикажет.
   Теперь он знал, что произошло пересечение необходимостей… но решил балансировать на самом острие, пока не грокнет всего, ибо могло быть так, что Джубал, зная о приближении пересечения, отослал его в воду, удерживая от неправильных действий.
   Он должен ждать… и приглядывать за пистолетом. Его зрение больше не ограничивали глаза: при необходимости он мог видеть все вокруг сразу. Он продолжал следить за пистолетом и человеком, а сам проник в машину.
   Неправильность здесь была больше, чем он себе представлял! Внутри были другие люди, они скучились у дверцы. Их мысли пахли, как стая кауг, учуявших беззаботных нимф… и у каждого в руках были неправильные вещи.
   Он как-то сказал Джубалу, что форма не является основной детерминантой: чтобы добраться до сути, чтобы грокнуть, надо уметь подниматься над формой. Его люди проходили через пять основных форм: яйца, нимфы, птенца, взрослого… и Старшего, который не имеет формы, хотя сущность Старшего присутствует в яйце.
   То, что было у них в руках, походило на пистолеты. Но Смит не стал делать поспешных выводов. Он очень тщательно изучил один из предметов. Он был больше всех виденных им пистолетов, его форма была другой, да и конструкция совершенно новой.
   И все же это был пистолет. Он так же тщательно исследовал остальные. И это были пистолеты. Один человек сидел. У него был маленький пистолет. Еще в машине размещались два совсем уж больших пистолета плюс другие предметы, которые Смит не смог грокнуть, но почувствовал их неправильность.
   Он решил скрутить машину со всем содержимым – пускай ее не станет. Однако, в дополнение к вошедшему в кровь запрету терять еду, он сознавал, что еще не грокнул происходящего. Лучше двигаться не спеша, глядеть получше и разделить беду соблюдением указаний Джубала… и если правильным окажется пассивное поведение, вернуться в тело, когда критическая ситуация минет, а потом расспросить Джубала.
   Он вышел из машины и стал глядеть, слушать, ждать. Первый человек говорил с Джубалом относительно вещей, которые Смит отложил в памяти, не грокнув. Они лежали за пределами его понимания. Второй человек выбрался из машины и потянулся. Смит растянул свое внимание на них обоих. Машина поднялась, отлетела назад, остановилась, и это освободило существ, которые были под ней. Смит грокал вместе с ними, стараясь смягчить их боль.
   Первый человек протянул Джубалу какие-то бумаги. Потом их передали Энн. Он опознал словесные формы, связанные с человеческими ритуалами исцеления и успокоения, но до сих пор он сталкивался с такими ритуалами лишь в сводах законов. Он не стал пытаться грокнуть бумаги, тем более, что Джубала они не встревожили. Неправильность была в чем-то ином. Он с восторгом думал о своем собственном земном имени на двух бумагах: он всегда испытывал странный трепет, читая его, словно был в двух местах одновременно – вещь, возможная лишь для Старших.
   Джубал и первый человек подошли к бассейну, Энн следовала за ними. Смит ослабил чувство времени, позволив им двигаться быстрее, сдерживая, однако, его настолько, чтобы наблюдать за всеми присутствующими. Еще двое людей нагнали идущих и пошли у них по бокам.
   Первый человек остановился около друзей Смита, взглянул на них, вынул из кармана картинку, взглянул на нее, взглянул на Джил. Смит ощутил пронзивший ее страх и не на шутку встревожился. Джубал говорил ему: «Защищай Джил. Не беспокойся из-за потери еды. Не беспокойся вообще ни о чем. Защищай Джил».
   Он защитил бы Джил в любом случае, даже рискуя совершить неправильные действия. Но наставление Джубала оказалось как нельзя к месту; оно уберегло его мозг, разрывавшийся надвое.
   Когда человек указал на Джил, а двое людей, шедших по бокам устремились к ней, держа в руках источающие неправильность пистолеты, Смит дотянулся до них из своего двойника и чуть-чуть повернул каждого из них.
   Первый человек уставился на то место, где они только что были потянулся за пистолетом… и тоже исчез.
   Оставшиеся четверо бросились к Джил. Смит не хотел поворачивать их. Он чувствовал, что Джубалу было бы приятно, если бы он просто остановил их. Но остановка вещи, пусть даже пепельницы это работа, а у Смита не было его тела. Старший справился бы с этим, но Смит делал лишь то, что мог, то, что должен был делать:
   Четыре легких прикосновения… и все они исчезли. Он ощутил напряженную неправильность, исходящую от приземлившейся машины, приблизился к ней и грокнул быстрое решение: машина и пилот исчезли.
   Он чуть не проглядел машину прикрытия. Он начал уже расслабляться, когда почувствовал нарастающую неправильность и взглянул вверх.
   Вторая машина заходила на посадку. Смит до предела растянул время, вошел в машину, тщательно осмотрел ее, грокнул, что она была битком набита неправильностями… и отправил ее в никуда. После этого он вернулся к группе у бассейна.
   Его друзья казались возбужденными. Доркас всхлипывала, и Джил, прижав ее к себе, успокаивала девушку. Одну Энн не затронули настроения, царящие кругом. Но неправильность исчезла, исчезла совершенно, а вместе с ней ушла и тревога, оторвавшая его от размышлений. Джил успокоит Доркас быстрее, чем кто-либо другой, он знал это, Джил всегда грокала любую боль полностью и сразу. Встревоженный царящими вокруг эмоциями, опасаясь, что не всегда действовал правильно в узловой точке – или что Джубал может так грокнуть, – Смит решил, что настала пора возвращаться. Он скользнул в бассейн, нашел свое тело, грокнул, что все осталось без изменений, и скользнул внутрь.
   Он решил обдумать события точки пересечений необходимостей, но они оказались слишком новы. Он не был готов объять их, не был готов восхвалить и возблагодарить людей, которых он вынужден был переместить. Вместо этого он с радостью вернулся к прерванному занятию. «SHERBEET»… «SHERBETLEE»… «SHERBETZIDE»…
   Он дошел до «TINWORK» и собирался приступить к «TINY», когда почувствовал приближение Джил. Он вытолкнул из горла язык и подготовил себя, зная, что брат Джил не может долго оставаться под водой без вреда для себя.
   Когда она коснулась его, он взял ее голову в руки и поцеловал. Это была вещь, про которую он узнал совсем недавно и не совсем хорошо грокнул. Было здесь что-то от возрастающей близости водной церемонии. Но было и еще… нечто, что он желал бы грокнуть во всей полноте.

Глава 16

   Харшоу не стал дожидаться, пока Джил вытащит своего трудного ребенка из бассейна. Он распорядился, чтобы Доркас дали успокоительное, и поспешно отправился в студию, оставив Энн объяснять всем (если сможет) события последних десяти минут.
   – Ко мне! – бросил он через плечо. За спиной возникла Мириам.
   – Сейчас моя очередь, – напряженно проговорила она. – Но босс, что за…
   – Девушка, ни слова больше!
   – Но, босс…
   – Заткнись, я сказал! Мириам, через неделю мы сядем кружком и попросим Энн рассказать о том, что случилось. Но сейчас нас замучают звонками, и репортеры посыплются, словно гусеницы с дерева… А пока я должен позвонить сам. Сможешь ли ты не быть занудой если потребуется? Это напоминает мне… Напомни, что надо удержать с Доркас плату за то время, когда она билась в истерике.
   Мириам на минуту потеряла дар речи.
   – Босс! А что, если все мы однажды уйдем отсюда?
   – Чепуха.
   – Не надо прижимать Доркас. Я бы тоже закатила истерику, если бы не была так измучена. – Она помолчала. – Мне кажется, у меня сейчас будет истерика.
   Харшоу ухмыльнулся.
   – Валяй, будет повод отшлепать тебя. Ладно, выпиши Доркас премию за «выполнение служебных обязанностей в опасной ситуации». И всем остальным тоже. А главное, мне. Я ее заслужил.
   – Хорошо. А кто выплатит премию тебе?
   – Налогоплательщики. Мы найдем способ урвать… Проклятье!
   – Видео в студии надрывался, давно требуя к себе внимания Джубал опустился в кресло и ударил ладонью по клавише. – Харшоу слушает. Кого там еще черт принес?
   – Ладно уж, док, – ответило лицо с экрана. – Все равно я вас не боюсь. Ну, как делишки?
   Харшоу узнал Томаса Макензи, главного постановщика программы «Новый Мир», и слегка отмяк.
   – Неплохо, Том. Но я кручусь, как белка…
   – Вы крутитесь? Испробуйте-ка мой сорокавосьмичасовон день. Вы думаете, у вас по-прежнему есть что-нибудь для нас? Я не про оборудование, черт с ним. Но мне придется оплачивать три команды, которые только тем и заняты, что ждут вашего сигнала. Я сделаю для вас все, что смогу. Мы пользуемся вашей писаниной и намерены пользоваться ею и впредь. Но я не имею понятия, что буду говорить ревизору.
   Харшоу уставился на него.
   – Вы полагаете, того, что показали скрытые камеры, недостаточно?
   – А что они показали?
   Вскоре Харшоу понял, что программа «Новый» Мир" не видела последних событий в его доме. Он увильнул от расспросов Макензи, ибо был уверен: правдивые ответы убедят Макензи во мнении, что бедный старина Харшоу сошел с рельсов.
   Вместо этого они договорились, что, если в течение двадцати четырех часов не произойдет ничего стоящего, «Новый Мир» уберет камеры и прочую технику.
   Лишь только экран погас, Харшоу скомандовал:
   – Ларри сюда! И велите ему принести «кнопку тревоги»… она у Энн.
   Он позвонил еще в два места. Ко времени появления Ларри Харшоу знал, что ни одна программа стереовидения не видела, как люди из Специальной Службы пытались ворваться в его дом. Не было никакой нужды справляться о том, какие сообщения они приготовили: все сводилось к тому же сигналу, который должен был предупредить ребят со стереокамерами.
   Ларри протянул ему «кнопку тревоги» – портативный радиопередатчик.
   – Вот она, босс.
   – Я хочу потоптать ее. Впредь наука, Ларри: никогда не доверяй механизму более сложному, чем нож или вилка.
   – О'кей. Еще что-нибудь, босс?
   – Есть ли способ проверить эту коробку, не поднимая переполоха на всех трех программах?
   – Конечно. Основной передатчик, который они разместили в моей мастерской, имеет для этого специальную кнопку. Щелкаешь выключателем, нажимаешь «кнопку тревоги», и загорается огонек. А потом вызываешь их прямо по передатчику и говоришь, что хочешь немедленно проверить камеры и связь со станциями.
   – Положим, проверка покажет, что неполадки есть. Ты сумеешь разобраться, где именно?
   – Может быть, – сказал Ларри неуверенно, – если речь идет о простых цепях. Но Дюк – спец-электронщик, а я более интеллигентный человек.
   – Знаю, сынок. Я тоже не силен, когда дело доходит до практики. Что ж, делай то, что сможешь.
   – Что-нибудь еще, Джубал?
   – Если встретишь человека, который изобрел колесо, веди его сюда. 3ануда!
   Джубал не исключал возможности, что Дюк нарочно повредил «кнопку тревоги», но гнал от себя эту мысль. Пока он позволил себе подумать о том, что произошло в саду и как парень умудрился это сделать… из-под десяти футов воды. Он не сомневался, что за всем этим невозможным кавардаком стоял Майк.
   То, что он видел день назад в этой самой комнате, так же взбудоражило его, но сейчас потрясение было совершенно иным. Мышь такое же чудо биологии, как и слон. Однако есть и разница: слон больше.
   Вид пустой картонки, можно сказать, мусора, исчезающей в воздухе, предполагает, конечно, что и военная машина, полная людей, тоже может исчезнуть. Но первое еще как-то можно переварить. Второе – нет.
   Что ж, не стоит лить слезы по этим казакам. Джубал допускал что копы хороши в качестве копов, он встречал среди них и честных. Даже распоследний констебль не заслуживает априорного презрения. Береговая охрана – вот пример того, каким полицейский должен быть и каким он зачастую бывает.
   Но если человек служит и Спецслужбе, в сердце его поселяется вероломство, а в душе – жестокость. Гестаповцы. Штурмовики политического лидера, находящегося у власти. Джубал хотел бы читать лишь Билль о правах и позабыть о куче законодательных изобретений Федерации, аннулирующих его.
   Ладно, хватит. Так что же случилось? Люди Генриха наверняка поддерживали радиосвязь со своей базой, и, конечно, ее прекращение было замечено. Если куча полицейских из Спецслужбы явится взглянуть, в чем дело… Они уже в пути, если вторая машина замолчала во время донесения о разворачивающихся событиях.
   – Мириам!
   – Да, босс.
   – Мне нужны Майк, Джил и Энн. Потом найди Ларри – наверное, он в мастерской, – и оба идите сюда. Заприте двери и окна нижнего этажа.
   – Опять неприятности?
   – Пошевеливайся и не любопытничай.
   Если эти обезьяны появятся… нет, когдаэти обезьяны появятся, и если их вожак решится ворваться в запертый дом, что ж, мы можем спустить на них Майка. Но эту войну необходимо кончать. И это значило, что Джубалу непременно надо было прорваться к Генеральному Секретарю.
    Как? Позвонить во дворец? Генрих, наверное, был прав, говоря, что новые попытки снова выведут его на Генриха… или того босса из Спецслужбы, кто греет сейчас его кресло. Ну и? Их, пожалуй, удивит встреча лицом к лицу с человеком, арестовывать которого отправилось целая команда. Он, пожалуй, может проложить себе путь на самый верх – к их командующему… Как черт возьми, зовут этого типа с мордой отъевшегося хорька? Ага, Твитчел. Командующий Спецслужбы может пропустить его к своему боссу.
   Ничего хорошего не выйдет. Можно до потери пульса убеждать человека, верящего только в ружья, что у тебя есть кое-что получше. Твитчел будет бросать сюда новых людей и новые ружья, пока не лишится и того, и другого, но никогда не согласится с тем, что ему не могут привести человека, местонахождение которого точно установлено.
   Что ж, если не можешь войти с парадного входа, проскользни через черный. Элементарная политика. Проклятье, как бы сейчас пригодился Бен Кэкстон! Бен должен знать, у кого ключи от черного хода.
   Но отсутствие Бена и было причиной этих ослиных скачек. Кого бы спросить?
   Недоумок! Ведь ты только что разговаривал с таким человеком! Джубал повернулся к видео и стал звонить Макензи, трижды сбившись в спешке на номера знакомых адвокатов. Когда он дозвонился, вся его команда была уже в сборе. Они расселись, а Мириам подала ему записку: «Двери и окна закрыты».
   Джубал кивнул и написал ниже: «Ларри – кнопка тревоги?» Одновременно он говорил:
   – Том, простите, что опять потревожил вас.
   – Я всегда рад этому, Джубал.
   – Том, если вам понадобится поговорить с Генеральным Секретарям Дугласом, как вы это сделаете?
   – Гм… Я позвоню секретарю по прессе Джиму Стэнфорту. Мне нет нужды говорить с Генеральным Секретарем. Джим сделает все сам.
   – Давайте предположим, что вам надо поговорить с самим Дугласом.
   – Ну, я попрошу Джима устроить мне это. Но быстрее будет сказать Джиму о своем вопросе. Видите ли, Джубал, стереовидевидение приносит немалую пользу администрации, и она знает это. Главное – не позволять себе лишнего.
   – Том, положим, вы должныпоговорить с Дугласом. В ближайшие десять минут.
   Брови Макензи поползли вверх.
   – Ну… если я должен, я бы объяснил Джиму, зачем…
   – Не то!
   – Будьте же разумны, Джубал.
   – Как раз этого-то я и не могу. Допустим, вы поймали Стэнфорта на краже магнитофонных кассет и не хотите говорить ему, что у вас задело, но вам немедленно надо поговорить с Дугласом.
   Макензи вздохнул.
   – Я бы сказал Джиму, что должен поговорить с Боссом и если он не пропустит меня, администрация вовеки не дождется поддержки от моей программы.
   – О'кей. Том. Так и сделайте.
   – Что?
   – Вызовите Дворец по другому видео и сразу же подключите меня. Мне надопереговорить с Генеральным Секретарем сейчас же!
   Макензи сделал страдальческое лицо.
   – Джубал, дружище…
   – Хотите сказать, что не сделаете?
   – Хочу сказать, что не смогу. Вы выдумали гипотетическую ситуацию, в которой – простите меня – главный администратор всемирной программы может переговорить с Генеральным Секретарем. Но я не могу передавать это право другим. Вы знаете, Джубал, как я уважаю вас. Программе ужасно не хочется терять вас, и мы с сожалением понимаем, что нам теперь не удастся склонить вас к контракту. Но я не могу ничего сделать. Человек не может запросто говорить по видео с главой половины мира, если тотсам не захочет.
   – Предположим, я подпишу семилетний контракт, дающий вам исключительные права…
   Макензи сморщился, словно у него разболелся зуб.
   – И все же я не могу. Я потеряю работу, а тогда и вы можете выкидывать свой контракт.
   Джубал решил было подозвать Майка и представить его. Но именно программа Тома проводила интервью с подставным Человеком с Марса, и сам Макензи участвовал в этом обмане… или он был честен, как думал Джубал, и не верил в то, что он обманут.
   – Хорошо, Том. Но ведь вам ведомы и окольные пути. Кто звонит Дугласу, когда хочет? Кто запросто разговаривает с ним? Я не говорю о Стэнфорте.
   – Никто.
   – Черт, он же живет не в вакууме! Должны быть люди, которых не задерживает его секретарь.
   – Кто-нибудь из его кабинета, я думаю. Да и то не все.
   – Я не знаю никого из них. Я не говорю о политиках. Кто может позвонить ему по тайной линии и пригласить поиграть в покер?
   – Хм… вы ведь не хотите очень многого? Есть такой Джейк Алленбай.
   – Мы встречались… Он не любит меня, а я не люблю его, и он это знает.
   – У Дугласа не так уж много друзей. Его жена всех отвадила… Скажите, Джубал, как вы относитесь к астрологии?
   – Никогда не пробовал. Предпочитаю бренди.
   – Ну, это дело вкуса. Но… смотрите, Джубал, если вы проболтаетесь, кто сказал вам это, я перережу вам глотку.
   – Ясно. Принимается. Заметано и подписано.
   – Так вот, Агнес Дуглас частенько прикладывается к этой дряни… и я знаю, где она ее достает. Ее астролог может звонить миссис Дуглас в любое время, и, уж поверьте мне, Агнес способна нашептать мужу все, что угодно. Звоните астрологу… а остальное зависит от вас.
   – Что-то не припомню ни одного астролога среди тех, кому я посылаю рождественские открытки, – сказал Джубал с сомнением в голосе. – Как его зовут?
   – Ее. Ее зовут мадам Александра Везант. Вашингтонская АТС. В.Е.З.А.Н.Т.
   – Ясно, – радостно отозвался Джубал. – Том, вы меня осчастливили!
   – Надеюсь. Будет что-нибудь для моей программы?
   – Погодите, – Джубал взглянул на записку, которую Мириам сунула ему под локоть: «Ларри говорит, что передатчик не работает. Он не знает, почему». – Скрытые камеры не сработали, – сказал он Макензи. – Передатчик сломался.
   – Я пришлю кого-нибудь.
   – Спасибо, Том. Двойное спасибо.
   Джубал выключил видео, потом заказал разговор на междугородной и велел оператору пустить свисты и хрипы, если у абонента есть соответствующее оборудование. Оно было, и Джубал был не слишком-то этим удивлен. Вскоре экран заполнили величественные черты мадам Везант. Увидев ее, Джубал ухмыльнулся и сказал:
   – Привет, Деревня!
   Она удивилась, на потом присмотрелась получше.
   – Ух ты, док Харшоу, старый плут! Не узнала вас сразу, богатый будете. Где это вы прячетесь?
   – Вот именно, Беки, прячусь. Легавые сели мне на хвост.
   Беки Веси моментально спросила:
   – Я могу помочь? Вам нужны деньги?
   – У меня у самого их куча, Беки. У меня более серьезные неприятности, и никто не может мне помочь, кроме Генерального Секретаря. Мне надо срочно поговорить с ним, и прямо сейчас.
   Она заметно смутилась.
   – Это не так-то просто, док.
   – Знаю, Беки. Я попытался было прорваться к нему… но не сумел. Тебе не надо ввязываться в это дело самой, девочка… подо мною вот-вот рванет. Я надеюсь, ты сможешь дать мне совет… может быть, номер, по которому я смогу достать его. Но я не хочу, чтобы ты ввязывалась в это дело лично. Тебе могут сделать бо-бо, и я никогда не смогу взглянуть профессору в глаза… господи, упокой его душу.