Хайнлайн Роберт Энсон. Чужой в стране чужих

   Когда Джубал лег в ванну, она очень подробно рассказала, что означает тот или иной рисунок и в какой последовательности их надо рассматривать.
   Джубал был ошеломлен и рассыпался в лестных эпитетах, хотя и облек их в форму бесстрастных суждений критика. Это была виртуознейшая из всех работ иглой, какие ему доводилось видеть. Его знакомая японка смотрелась бы рядом с Патти, как дешевенький гобелен рядом с персидским ковром.
   – Они немножко изменились, – рассказывала ему Патти. – Взять хотя бы святое рождение. Эта задняя стена сейчас смотрится слегка изогнутой… А кровать становится похожей на хирургический стол. Я думаю, Джордж не обидится. С тех пор, как он отправился на небеса, меня не касалась игла… И если со мной происходят чудесные превращения, тут, наверное, не обошлось без него.
   Джубал подумал, что Патти немножко чокнутая, но все равно прелесть. Ему нравились люди с чудинкой. «Соль земли» вызывала в нем скуку. Впрочем, не слишком она и чокнутая, поправился он. Тем временем Патти, не вставая с места, собрала разбросанную им одежду и повесила ее в гардероб. Она была очевидным доказательством того, что человеку не обязательно быть здравомыслящим и общем смысле, чтобы извлекать пользу из учения, которое, видимо, мальчик мог объяснить любому.
   Он почувствовал, что ей пора уходить, и пришел на помощь, попросив ее поцеловать за него крестных дочерей: сам он забыл.
   – Я устал, Патти.
   Она кивнула.
   – А меня ждет работа над словарем. – Она нагнулась и быстро, но тепло поцеловала его. – Я передам это девочкам.
   – И частичку – Лапушке.
   – Да, конечно. Она грокает вас. Джубал. Она знает, что вы любите змей.
   – Хорошо. Разделим воду.
   – Вы есть Бог, Джубал. – Она вышла. Джубал поудобнее устроился в ванной и с удивлением обнаружил, что совершенно не устал. И ломота в костях прошла. Это Патти – словно тоник. Сгусток счастья. Хотел бы он, чтобы его не мучали сомнения… Впрочем, лучше оставаться таким, как он есть: старым, искренним и снисходительным к себе.
   Джубал вымылся, вытерся и решил побриться, чтобы не торопиться перед завтраком. Потом он запер дверь, погасил верхний свет и улегся в постель.
   Он оглянулся в поисках чего-нибудь почитать, и, ничего не обнаружив, почувствовал досаду: эта привычка была посильнее прочих. Он изрядно глотнул из стакана и погасил ночник.
   Разговор с Патти, похоже, перебил ему весь сон. Он еще не спал, когда пришла Доун.
   Он почувствовал чье-то присутствие.
   – Кто там?
   – Доун <Dаwn (англ.) переводится как восход, заря>.
   – Какой еще восход? Сейчас еще только… О!
   – Да, Джубал. Это я.
   – Проклятье, я думал, что запер дверь. Детка, марш отсюда. Эй! Убирайся с постели! Брысь!
   – Хорошо, Джубал. Но сперва я хочу что-то сказать.
   – Что?
   – Я давно люблю вас. Примерно так же давно, как Джил.
   – Что ж, очень… Кончай городить чепуху и тряси своей маленькой попкой за дверью.
   – Хорошо, Джубал, – послушно сказала она. – Но пожалуйста, выслушайте сперва кое-что. Про мужчин и женщин.
   – Не сейчас. Расскажешь утром.
   –  Сейчас. Джубал.
   – Говори, – вздохнул он. – Но оставайся, где ты есть.
   – Джубал… возлюбленный мой брат. Мужчин больше всего заботит, как женщина выглядит. Поэтому мы стараемся выглядеть красивыми, и это хорошо. Вы знаете, что я зарабатывала стриптизом. Мне нравилось, когда мужчины любовались моей красотой, которую они видели во мне. Они получали удовольствие. Но удовольствие получала и я, зная, что могу предложить им то, в чем они нуждаются.
   Джубал зевнул.
   Но, Джубал, женщины – не мужчины. Насинтересует, чтопредставляет собой мужчина. Иногда нас интересует что-нибудь глупое, типа: здоров ли он? Или: будет ли он заботиться о моих детях, будет ли он добр к ним? Или иногда: добр ли он? Как добры вы, Джубал. Красота, которую мы видим в вас – не та красота, которую вы видите в нас. Вы прекрасны, Джубал.
   – Ради бога!
   – Я думаю, вы сказали верно. Вы есть Бог, и я есть бог… И вы нужны мне. Я предлагаю вам воду. Согласны вы разделить ее, чтобы мы стали ближе?
   – Слушай-ка, девочка, если я верно понял, что ты предлагаешь…
   – Вы грокнули, Джубал. Разделить все, что имеем. И себя.
   – Я так и думал. Милая моя, тебе-то есть что делить, но… я… Ты пришла слишком, поздно. Я очень жалею, честное слово, поверь мне. Спасибо тебе. Большое спасибо. А теперь уходи и дай старому человеку поспать.
   – Вы выспитесь, когда ожидание заполнится. Джубал… я могу влить в вас силы. Но я ясно грокаю, что это не нужно.
   "Проклятье, это и небыло нужно!"
   – Нет, Доун. Спасибо, милая.
   Она опустилась на колени и склонилась над ним.
   – Еще пару слов. Джил сказала, чтобы я плакала, если вы будете спорить. Должна ли я залить слезами вашу грудь? И разделить с вами воду таким образом?
   – Завтра я поставлю Джил в угол!
   – Да, Джубал. А я начинаю плакать. – Не было слышно ни звука, но через пару секунд ему на грудь упала крупная теплая слеза… потом вторая, третья… Слезы капали одна за другой, и не было слышно ничего, кроме тихого всхлипывания.
   Джубал мысленно выругался, протянул к Доун руки… и смирился с неизбежным.

Глава 36

   Джубал проснулся свежим, отдохнувшем и счастливым. Так хорошо он не чувствовал себя уже, много лет. За последнее время он привык к черным периодам между пробуждением и первой чашкой кофе, когда приходится убеждать себя, что завтра не может не быть немножко лучше.
   Этим же утром он поймал себя на, том, что насвистывает. Он пристыдил себя, но через минуту снова свистел какой-то мотив.
   Он увидел себя в зеркале, криво ухмыльнулся, но тут же расплылся в широченной улыбке.
   – Неисправимый старый развратник! Тебя же скоро на бойню свезут! – Он заметил на груди седой волосок, выдрал его, нимало не заботясь о множестве не менее седых волосков рядом, и вышел взглянуть на мир.
   За дверью он сразу же столкнулся с Джил. Случайно? Он больше не доверял никаким совпадениям в этом menage <Мenage (фр.) – жилище>. Здесь все было наперед запрограммировано, как в компьютере.
   Она бросилась ему на шею.
   – Джубал, как мы все любимвас! Вы есть Бог.
   Он возвратил ее поцелуй с тем же теплом, как он был дан, грокнув, что поступить иначе было бы лицемерием, и обнаружив, что целовать Джил было почти то же, что целовать Доун, хотя и было какое-то различие, но его можно было лишь ощутить, а не сформулировать.
   Наконец он отстранил Джил.
   – Послушай, маленькая Мессалина… это ведь ты все подстроила!
   – Джубал, милый… вы были великолепны!
   – Хм… откуда, черт побери, ты знаешь, что я смог?
   Она с наивнейшим видом посмотрела ему в глаза.
   – Ну, я была уверена с тех еще пор, когда мы с Майком жили у вас. Видите ли, даже тогда, когда Майк спал… находился в трансе… он мог видеть, что творится вокруг, и временами ему требовалось взглянуть на вас… задать вопрос, или еще что… посмотреть, не спите ли вы.
   – Но я спал один! Всегда.
   – Да. Я не это хотела сказать. Мне часто приходилось объяснять вещи, которые он не понимал.
   – Хм!.. – Он решил не продолжать тему. – Но все равно это ты подстроила.
   – Я грокаю, что в душе вы не сердитесь. Мы должны были залучить вас в Гнездо. Вы нужны нам. Поскольку вы застенчивы и смиренны в своей доброте, мы сделали все необходимое, чтобы приветствовать вас, не нанося душевного ущерба. И мы не сделали вам зла, как вы грокаете.
   – Что значит это «мы»?
   – Это было Деление Воды всем Гнездом, как вы грокнули. Вы пришли к нам. Даже Майк проснулся ради этого… и грокнул вместе с вами, и мы все стали ближе.
   Джубал поспешно выкинул из головы очередной вопрос.
   – Значит, Майк наконец проснулся. Вот отчего у тебя глазки блестят.
   – Не только из-за этого. Мы всегда радуемся, когда Майк бодрствует, это большая радость… Но он никогда не бывает не с нами. Джубал, я грокаю, что вы еще не во всей полноте грокаете наше Деление Воды. Но ожидание заполнится. Майк тоже сначала не грокал этого… Он думал, что это нужно только для зарождения яиц, как на Марсе.
   – Ну… это основная цель. Дети. А заниматься этим в моем пострепродуктивном возрасте просто глупо.
   Она покачала головой.
   – Дети – это только одна сторона… но не основная цель. Дети наполняют смыслом будущее, и это хорошо. Только в трех или четырех, реже больше случаях женщина зачинает ребенка… из тысяч раз, когда она может разделить себя. И это– основная цель, ради которой мы и делаем дело так часто. Если бы речь шла только о воспроизведении, мы сходились бы куда реже. Это деление и сближение, навеки и всегда. Джубал, Майк грокнул это, потому что на Марсе две этих вещи – зарождение яиц и сближение – совершенно отдельны… и он грокнул, что нашспособ – лучше. Какое счастьене быть марсианином… быть человеком… женщиной!
   Он внимательно посмотрел на нее.
   – Детка, у тебя будет ребенок?
   – Да, Джубал. Я грокнула, что ожидание пришло к концу и я свободна поступать как хочу. Большей части женщин Гнезда не требуется ждать, но мы с Доун постоянно заняты. Но когда мы грокнули, что я достигла развилки, я грокнула, что после нее должно быть ожидание, и вы увидите, что так и будет. Майк не будет восстанавливать Храм, поэтому верховные жрицы смогут без спешки выносить детей. Ожидание всегда заполняется.
   Из всего потока высоких слов Джубал выделил основной факт… или уверенность Джил в такой возможности. Что ж, вне всякого сомнения, у нее была сильная поддержка. Он решил понаблюдать за ходом событий и для этого пригласить ее пожить у него. Все эти суперменские методы Майка, конечно, хороши, но не мешает иметь под руками и современное оборудование. Он не мог допустить, чтобы Джил скончалась от эклампсии <Эклампсия – поздний токсикоз беременных>или чего-нибудь подобного. Хотя бы и пришлось обойтись с ребятами невежливо.
   Он подумал о другой возможности, но решил не упоминать о ней.
   – Где Доун? И где Майк? Что это все будто повымерли? – Вокруг никого не было видно и слышно… и все же странное ощущение ожидания чего-то радостного сделалось еще сильнее. Он ожидал, что после церемонии напряжение ослабнет, но в воздухе чувствовалось напряжение. Ему неожиданно вспомнилось, как он совсем маленьким мальчиком впервые попал в цирк. И вдруг кто-то закричал: «Смотрите, слоны!»
   И Джубал почувствовал, что, будь он чуточку повыше, он смог бы увидеть слонов за возбужденной толпой. Но здесь не было никакой толпы.
   – Доун просила меня поцеловать вас за нее. Она будет занята часа три. И Майк тоже занят. Он снова в трансе.
   – О-о!
   – НУ зачем так грустно? Он скоро освободится. Он специально работает сейчас так много, чтобы побыстрее закончить и поговорить с вами. И освободить всех нас. Дюк всю ночь мотался по городу, скупая высокоскоростные диктофоны, которые мы используем для работы. Сейчас все, кто только способен диктовать, под завязку напичканы марсианскими словами и выражениями, так что скоро Майк освободится и придет сюда. Доун как раз сейчас начинает диктовать. Я окончила один этап, заскочила сюда пожелать вам доброго утра, а сейчас мне снова пора бежать, чтобы Майк закачал в меня еще одну порцию марсианского, на этот раз последнюю. Так что меня не будет чуточку дольше, чем Доун. А вот поцелуй Доун… первый был от меня лично. – Она обвила руками его шею и приникли к его губам. Прошло некоторое время, прежде чем она оторвалась от него и воскликнула: – Как хорошо-то! И зачем было столько ждать? До скорого!
   В обеденной комнате, куда зашел Джубал, почти никого не было. Дюк поднял голову, улыбнулся, помахал рукой и вновь принялся уписывать еду за обе щеки. Не похоже было, что он всю ночь провел на ногах.
   Беки Веси взглянула, кому это машет Дюк, и радостно воскликнула:
   – Привет, старый развратник! – Ухватила Джубала за ухо, притянула к себе и прошептала: – Я все знаю… почему вас не было рядом, чтобы утешить меня, когда профессор умер? – и сказала громко: – Садитесь, мы вас немного покормим, а вы тем временем расскажете, какую чертовщину выбрали для своего следующего сюжета.
   – Минутку, Беки. – Джубал обогнул стол. – Привет, Шкипер. Как долетели?
   – Без проблем. Как за молоком в соседнюю деревню съездил. Я думаю, вы незнакомы с миссис Ван-Тромп. Дорогая, основатель всего этого, единственный и неповторимый Джубал Харшоу. Двоих таких было бы уже много.
   Жена капитана была высокой простой женщиной со спокойными глазами, в которых застыло выражение, свойственное всем капитанским женам. Она словно и сейчас ждала возвращения мужа. Миссис Ван-Тромп поднялась, чтобы поцеловать Джубала.
   – Вы есть бог.
   – И вы есть Бог. – Теперь он мог отнестись к этому спокойно, как к ритуалу… Проклятье, если говорить это слишком часто, можно потихоньку свихнуться и поверить… а мягкое, но прочное кольцо рук уже охватило его. Он решил, что жена шкипера по части поцелуев может кое-чему поучить Джил. Она (как это формулировала Энн?) уделяла поцелую полное внимание, ни на что не отвлекаясь.
   – Знаете, Ван, – сказал он, – я не удивился, увидев вас здесь.
   – Что ж, – ответил тот, – человек, который регулярно бывает на Марсе, должен уметь разговаривать с аборигенами.
   – Вести переговоры, да?
   – Есть и другие стороны. – Ван-Тромп потянулся за тостом. Тот сам поднялся и лег ему в ладонь. – Хорошая еда, хорошая компания.
   – Не спорю.
   – Джубал, – позвала мадам Везант. – Кушать подано! Джубал вернулся на свое место и обнаружил на столе яйца, апельсиновый сок и прочую обычную для завтрака снедь. Беки похлопала его по бедру.
   – Неплохое молитвенное собрание, правда, мой бычок?
   – Женщина, занимайся своими гороскопами!
   – Кстати, о гороскопах. Миленький, мне надо знать точное время вашего рождения.
   – У меня три дня рождения: меня пришлось доставать по частям.
   Беки произнесла нечто непечатное.
   – Я узнаю.
   – Здание суда сгорело, когда мне было три года. Как это, интересно, ты узнаешь?
   – Есть способы. Хотите поспорить?
   – Если будешь и дальше прерывать меня, то увидишь, что не такая уж ты и взрослая, чтобы тебя нельзя было отшлепать. Как ты поживаешь, девочка?
   – А как вы думаете? Как я выгляжу?
   – Кровь с молоком. Чуток раздалась пониже талии. Покрасилась.
   – Ничего подобного. Я уже давно не пользуюсь хной. Оставайтесь с нами; и мы избавим вас от этой чахлой белой растительности, а взамен вырастим свежий газончик.
   – Беки, я не собираюсь молодиться. Я прошел трудный путь, стал совсем дряхлым, и собираюсь теперь насладиться этим. Кончай трещать и дай человеку поесть.
   – Слушаюсь, сэр. Все равно вы старый развратник.
   Джубал как раз вставал из-за стола, когда вошел Человек с Марса.
   –  Отец! То есть Джубал!
   Майк бросился к Харшоу и поцеловал его.
   Джубал мягко оттолкнул его.
   – Ты уже не мальчик, сынок. Сядь и поешь. Я посижу рядом.
   – Я пришел не завтракать, я пришел к тебе. Мы найдем место и поговорим.
   – Отлично.
   Они нашли свободную комнату, и Майк втащил в нее Джубала. Он вел себя словно маленький мальчик, радующийся, что наконец-то встретил любимого деда. Майк подтащил Джубалу большое кресло, а сам растянулся рядом на кровати. Они были в том крыле отеля, где находилась частная посадочная площадка. На нее выходили высокие французские окна <Французские окна – двустворчатые окна, доходящие до пола>комнаты. Джубал поднялся, чтобы передвинуть кресло так, чтобы не сидеть лицом к свету, и с легкой досадой обнаружил, что кресло двигается куда надо само собой. Перемещение предметов, конечно, экономило силы и деньги (особенно на стирку: его рубашка, забрызганная вчера соусом, была так чиста, что он снова надел ее) и было явно предпочтительнее безмозглых механизмов. И все же Джубал никак не мог привыкнуть к телекинезу без проводов и волн. Он относился к нему так же, как во времена его детства порядочные благопристойные лошади относились к самобеглым экипажам.
   Вошел Дюк, принес бренди и стаканы.
   – Спасибо, Людоед, – сказал Майк. – Ты что, новый дворецкий?
   – Кто-то же должен этим заниматься, Чудовище. Ты же засадил всех, у кого есть мозги, за диктофоны.
   – Ну, через пару часиков они освободятся, и ты сможешь вернуться к своему распутству. Дело сделано, Людоед. Финиш.
   – Весь чертов марсианский в одной книжке? Знаешь, Чудовище, поищу-ка я у тебя в мозгах сгоревшие кондючки.
   – Нет-нет, только простейшие знания, которыми я располагаю… располагал, потому что чувствую себя совершенно выжатым. Верхоглядам вроде Стинки потребовалось бы лет сто торчать на Марсе, чтобы овладеть тем, чего я никогда не учил. Но я на славу поработал. Шесть недель субъективного времени с пяти утра или когда там мы присоединились к делению… И теперь те, кто подюжей, смогут закончить дело, а я тем временем поделюсь. – Майк потянулся и зевнул. – Хорошо. Законченная работа всегда поднимает настроение.
   – Ты еще во что-нибудь впряжешься, не успеет окончиться день. Босс, это марсианское чудовище не может сидеть без дела. За два последних месяца сейчас он отдыхает первый раз. Ему остается только записаться в Анонимные Работники. Или же вам надо почаще нас навещать. Вы оказываете на него хорошее влияние.
   – Бог уже позабыл, когда я это делал последний раз.
   – Иди-ка отсюда, Людоед, и кончай врать.
   – Врать! Да я теперь по твоей милости только и делаю, чти говорю правду, и в том притоне, где я живу, от этого сплошные проблемы. – Дюк вышел.
   Майк поднял свой стакан.
   – Разделим воду, отец.
   – Пей до дна, сынок.
   – Ты есть Бог.
   – Майк, я уже наслушался этого от остальных. Уж ты-то этого мне не говори. Я ведь знал тебя «еще яйцом».
   – О'кей, Джубал.
   – Вот так-то лучше. Когда это ты научился пить по утрам? Если начинать это в таком возрасте, быстро наживешь язву желудка. И никогда не будешь таким счастливым пьянчужкой, как я.
   Майк поглядел на стакан.
   – Я пью только чтобы разделить воду. На меня это не оказывает никакого действия, да и на любого из нас, если только мы сами не захотим. Однажды я позволил эффекту проявить себя раньше, чем смог с ним справиться. Странное это ощущение. Я грокнул, что в нем мало хорошего. Просто способ рассоединиться на время, не рассоединяясь по-настоящему. Я могу добиться того же эффекта, даже лучшего и безо всяких последствий, которые потом приходится исправлять с помощью транса.
   – Экономично.
   – Ага. На спиртное мы практически не тратимся. Фактически, вести весь наш Храм стоит гораздо дешевле, чем тебе вести твой дом. Кроме первоначального вложения и замены в интерьере мы тратились только на кофе и булочки: у нас свои понятия об удовольствии. Нам так мало надо, что мне часто приходится придумывать, куда бы деть поступающие деньги.
   – Почему тогда ты собираешь пожертвования?
   – Мне приходится это делать, Джубал. Публика не ходит на представление, если за него не надо платить.
   – Я это знаю, но удивлен, что и тебе это известно.
   – Известно. Я грокаю людей, Джубал. Сначала я стал просто проповедовать. Это не сработало. Мы, люди, должны значительно продвинуться в развитии, прежде чем научимся принимать бесплатные дары и ценить их. Я ничего не даю бесплатно до Шестого Круга. Только тогда они начинают принимать… и это гораздо труднее, чем давать.
   – Хм… сынок, возможно тебе стоит написать книгу по психологии людей.
   – Я и пишу. Но на марсианском. У Стинки есть ленты. – Майк с видом сибарита отпил из стакана. – Мы иногда употребляем спиртное. Вроде этого. Немногим из нас – Солу, мне, Свену, некоторым другим – это нравится. Я научился делать так, чтобы эффект был слаб, но продолжителен. Эйфория сближения при этом очень походит на транс, и не надо отключаться. – Он сделал новый глоток. – Этим я сегодня и занимаюсь: позволяю голове слегка кружиться и радуюсь встрече с тобой.
   Джубал изучающе посмотрел на неги.
   – Сынок, что-то не дает тебе покоя.
   – Да.
   – А ты не хочешь поделиться со мной?
   – Да. Отец, мне всегда хорошо с тобой, даже если что-то меня тревожит. Но ты единственный человек, с которым говоришь и знаешь, что он грокнет и не будет поражен. Джил… Джил грокает всегда, но если что-то ранит меня, ее это ранит еще больше. То же самое – Доун и Патти… Да, Патти всегда отведет мою боль, но она делает это, принимая ее на себя. Слишком просто было бы мне принимать боль, деля с остальными то, что я не в силах грокнуть не деля. – Майк задумался. – Необходима исповедь. Католики это знают, и у них есть духовно сильные люди, которые этим занимаются. У фостеритов существует групповая исповедь, они пропускают боль через группу людей, и боль истончается. Я должен ввести исповедь на ранней стадии очищения. Мы практикуем это, но спонтанно, когда пилигрим уже и не нуждается в отпущении. Нам нужны для этого сильные духом люди: «грех» редко связан с реальным злом, но грех это то, что грешник грокает грехом, и когда ты грокаешь с ним, это причиняет боль. Я знаю. – Майк помолчал. – Добро – еще не все, одного добра мало. Это была моя первая ошибка, потому что среди марсиан добро и мудрость – одно и то же. Другое дело мы. Возьмем Джил. Когда я встретил ее, ее понятие добра было превосходно. Тем не менее внутри у нее царил хаос, и я мог повредить ей – и себе, – потому что и во мне царил хаос. И мы не скоро обтесались. Ее бесконечное терпение (вовсе не свойственное всем людям), вот что спасало нас… пока я учился быть человеком, а она училась тому, что знаю я.
   Но одного добра никогдане бывает достаточно. Холодная мудрость тоже нужна для добрых поступков. Добро без мудрости всегда порождает зло. – Майк помолчал и абсолютно трезвым голосом сказал: – Вот почему я нуждаюсьв тебе, Отец, так же сильно, как люблю тебя. Я нуждаюсь в твоей мудрости и твоей силе… ибо я должен исповедаться тебе.
   Джубал поморщился.
   – Ради Бога, Майк, не делай из этого мелодрамы. Расскажи, что гложет тебя, и мы найдем выход.
   – Да. Отец.
   Однако на этих словах Майк замолчал, и надолго. Наконец Джубал нарушил молчание.
   – Ты обвиняешь себя в том, что дал разрушить Храм? Я не виню тебя за это. Сам-то ты не сломлен, ты построишь новый Храм.
   – Нет-нет, это меня ни капли не заботит!
   – Почему?
   – Этот Храм был дневником с исписанными страницами. Время начинать новый дневник, а не писать по старым записям. Огонь не может уничтожить знания… и с точки зрения практической политики, такие эффектные гонения в конечном итоге идут только на пользу. Церкви процветают на мученичествах и преследованиях. Это для них лучшая реклама. Фактически, Джубал, последняя пара дней была радостной отдушиной в привычной рутине. Не нанесено никакого ущерба. – Выражение его лица изменилось. – Отец, недавно выяснилось, что я шпион.
   – Что ты хочешь сказать, сынок?
   – Для Старших. Я послан сюда шпионить за людьми.
   Джубал обдумал услышанное. Потом сказал:
   – Майк, я знаю, что ты умнейший человек. Ты обладаешь силами, каких нет во мне и каких я никогда не видывал. Но человек может быть гением и, тем не менее, в чем-то заблуждаться.
   – Я знаю. Дай мне объяснить и тогда решай, свихнулся я или нет. Ты знаешь, как действуют разведывательные спутники, которые используют Силы Обороны?
   – Нет.
   – Я не имею в виду технические подробности, которые интересуют Дюка, я имею в виду общую схему. Они кружат вокруг Земли, собирая данные и накапливая их в памяти. Потом, в определенной точке, по команде срабатывает реле, и телепередатчик транслирует все, что увидел. Именно так поступили и со мной. Ты ведь знаешь, что мы, члены Гнезда, используем то, что называют телепатией.
   – Мне пришлось в это поверить.
   – Это так и есть. Но разговор всегда идет tete-a-tete, и никому в голову не приходит читать чужие мысли без разрешения. Я вообще не уверен, что мы это можем. Даже прошлой ночью связь шла через мозг Доун, а не через твой.
   – Что ж, это, пожалуй, удобно.
   – В этом искусстве я «только яйцо». Старшие – истинные мастера. Они связались со мной, не поставив в известность, попросту проигнорировав меня, и помимо моей воли все, что я видел, слышал, чувствовал и грокал, пошло на Марс. Я не хочу сказать, что они все это стерли из моей памяти, они прокрутили ленту и, так сказать, сделали копию. Но момент, когда это началось, я почувствовал. Однако все кончилось раньше, чем я смог воспрепятствовать этому. 3атем они отключили связь. Я не мог даже протестовать.
   – Хм… На мой взгляд, они поступили с тобой подло.
   – Но не по их меркам. И я не стал бы отказываться… Я с радостью сделал бы это добровольно… знай я об этом до того, как покинул Марс. Но они не хотели, чтобы я знал. Они хотели, чтобы я грокал и чтобы ничто мне не мешало.
   – Должен добавить, – сказал Джубал, – что если теперь тебе не грозит это чертово вторжение в мозг, то это только хорошо. Это все равно, как если бы все эти два с половиной года рядом с тобой постоянно торчал марсианин и глазел на тебя. Какой от этого вред?
   Майк серьезно поглядел на него.
   – Джубал, выслушай одну историю. Выслушай внимательно. – Майк рассказал ему о разрушении пятой от Солнца планеты, чьи обломки были теперь астероидами. – Что ты на это скажешь?