Страница:
и извлек из воска последний ключ, прикидывая, насколько близко к истине
предположение минорита о том, что Исидро замышляет убить его. -- Но вы же
сами сказали, что Шотландца видели много позже...
-- Я сказал: "Кое-кто клялся, что видел его", -- сведение такое же
недостоверное, как и сведения нашего религиозного друга. Способности
Шотландца быть незаметным тоже должны были со временем возрасти. Достоверных
фактов нет со времен террора, самые свежие -- полувековой давности.
Эшер стер остатки воска с бородок и вновь повесил ключи на крюк возле
решетчатой двери. -- А другие, кого он назвал?
-- Двое из них, по меньшей мере, мертвы -- даже трое, если ля Фламанд
-- та самая дама, с которой я познакомился во время пикардийских войн. О
Круа впервые слышу... -- Он подождал, пока Эшер откроет входную дверь, затем
увернул фитиль фонаря, и пламя угасло. Эшер подумал с усмешкой, что трюк
Исидро со свечами, видимо, не срабатывает, когда речь заходит о трех
четвертях дюйма тканого фитиля и резервуаре, полном керосина.
-- Итак, мы имеем троих -- или даже четверых, если вы намерены включить
в список и Гриппена, а заодно придумать, как ему удалось разрешить проблему
дневного света. -- Эшер шагнул через порог на темную рю Дарю.
-- Никто из тех, кого он назвал, не подавал признаков жизни в течение
столетий.
-- Это вовсе не означает, что они не прячутся где-то, как брат Антоний,
становясь, по вашим словам, все терпимее к чесноку, серебру и прочим
неприятностям.
-- Но и не снимает подозрений с самого брата Антония. -- Вы верите, что
он убийца?
Мгновенная усмешка тронула тонкие губы Исидро.
-- Нет. Но у нас слишком мало кандидатов на эту роль.
Эхо их шагов отражалось от грязных кирпичных стен, когда они шли сквозь
сплетение узких улочек в направлении бульвара. Трудно было сказать, который
теперь час: свинцовый мрак заполнял ночные бистро, проституток тоже видно не
было.
-- "Я убивал снова и снова" -- так он сказал... -- задумчиво проговорил
Исидро. -- И еще: "Я должен был искупить..." Убийство других вампиров может
быть квалифицировано как вершина убийства. Кстати, вы не планируете что-либо
подобное, если представится случай?
Эшер посмотрел на спутника и встретил спокойный взгляд холодных
странных глаз. Оставив вопрос без ответа, он сказал:
-- Если бы он хотел уничтожить себе подобных, то начал бы отсюда, не
утруждая себя поездками в Лондон. А если убийца -- его ровесник, обладающий
такими же способностями, то брат Антоний -- единственная надежда в наших
поисках.
-- Если он согласится, -- заметил Исидро. Они пересекли улицу. Эшер
уловил легкое движение в темном переулке справа и приглушенное взволнованное
бормотание. Видимо, местные хулиганы, посовещавшись, приняли мудрое решение
не приставать к этой паре прохожих. -- И потом, где гарантия, что, даже если
уговорить его выбраться из-под земли, он примкнет к нам, а не к убийце?
Эшер содрогнулся, вспомнив возникновение из тьмы маленького монаха,
холодные щекочущие пальчики, их страшную силу. Он вспомнил свою реакцию при
первом столкновении с вампирами и в чем-то понял Исидро. Может быть, и
вправду не стоило будить спящего зверя.
Они миновали темную площадь с фонтанами, шумящими особенно громко в
ночной тишине, и повернули к бульвару Сен-Мишель. Даже эта артерия Парижа
была совершенно пуста. Темные каштаны шелестели над их головами, палая
листва лежала влажными пригорками вдоль стен больших госпиталей,
столпившихся в этом районе. Яркость электрических уличных фонарей делала
окружающий мрак еще гуще. Временами угрюмое молчание нарушалось грохотом
колес фиакра и цоканьем копыт. Экипаж проезжал, и все смолкало вновь. Ночь
была тихой и холодной; Эшер затянул поплотнее шарф и запахнул полы своего
широкого пальто.
Немного времени спустя он спросил:
-- Если в Лондоне орудует необычный вампир -- будь то Шотландец, или
сам Райс, или кто-то другой, -- не могли бы мы выследить его по
необъясненным убийствам? Вообще, как часто должен убивать древний вампир?
-- Любой город на земле, -- сказал дон Симон, -- сам по себе порождает
такое количество необъясненных убийств, связанных с истощением, холодом,
грязью, беспечностью, что вы не сможете выследить таким образом даже
обыкновенного вампира. Что же касается вашего предположения, что с возрастом
вампиру требуется меньше крови (или точнее -- агонии жертв, которая,
собственно, и питает наши способности) -- не знаю, не замечал.
Он приостановился посреди мостовой. Ночной ветерок вздул его темный
плащ, смел бледные волосы с воротника. На секунду показалось, что сейчас его
самого подхватит и унесет, как огромный серый лист. Затем он двинулся
дальше.
-- Дело ведь тут не только в питании, Джеймс. Некоторые из нас
предаются излишествам. Лотта, например, воздерживалась от облюбованного
убийства сколько могла, чтобы сделать его потом еще слаще, но это опасная
практика. После долгого поста жажда крови доводит некоторых до безумия. Это
часто приводит к торопливости и беспечности, а во всем, что касается нас,
беспечность гибельна.
Они уже были рядом с миниатюрным лабиринтом улочек у реки, где стоял
отель "Шамбор"; от Сены веяло холодом; в конце мощеного переулка появился
первый молочник. Эшер изучал искоса изящный профиль испанца: нос с
горбинкой, бесцветные нежные волосы.
-- И вы ни разу не расслабились за триста пятьдесят лет? -- тихо
спросил он.
-- Нет.
-- Отдыхаете, только когда спите?
Вампир не глядел на него.
-- Не знаю. Мы все слишком поздно понимаем, что наши сны -- совсем не
то, что мы о них думаем.
-- Вы видите сны?
Исидро помедлил, и Эшеру вновь показалось, что ветер подхватит его
сейчас и унесет. Исидро улыбнулся. Легкая складка смяла белый шелк кожи и
снова разгладилась.
-- Да, -- сказал дон Симон. -- Я вижу сны. Но к человеческим снам они
отношения не имеют.
Эшер хотел бы знать, не приснится ли сегодня Исидро брат Антоний,
раскладывающий кости во мраке.
Затем он внезапно оказался в одиночестве. На секунду ему показалось,
что впереди, в белесом тумане, окутавшем берега Сены, мелькнул темный плащ,
но, скорее всего, только показалось.
ВАРВАРСКИЕ УБИЙСТВА В ЛОНДОНЕ!
ПОТРОШИТЕЛЬ СНОВА ВЫХОДИТ НА ОХОТУ?
Серия ужасных убийств потрясла Лондон вчера, когда девять человек --
шесть женщин и трое мужчин -- были зверски умерщвлены в районах Уайтчепел и
Лаймхаус между часом ночи и четырьмя часами утра. Первое тело, принадлежащее
актрисе варьете Салли Шор, было найдено мусорщиком в аллее позади
Лаймхаус-роуд. Оно было избито и изрезано так зверски, что, когда его нашли,
оно было фактически обескровлено. Восемь других жертв были найдены в
различных местах неподалеку в очень похожем состоянии. Полиция обратила
внимание, что, хотя тела были почти полностью лишены крови, крайне мало
фактов указывает на то, что убийства были совершены где-то в другом месте,
после чего тела были перенесены туда, где они были найдены.
Эшер отложил газету на столик рядом с чашкой кофе, чувствуя, как озноб
пробирает его до костей. Девять!
Что говорил дон Симон? "После долгого поста жажда крови доводит
некоторых до безумия..."
Девять.
Эшер почувствовал легкую дурноту.
Насколько он мог судить, это не было похоже на почерк лондонских
вампиров. Они бы не действовали столь опрометчиво -- Гриппен, Фаррены, Хлоя.
Нет, убийства были несомненно совершены тем, кого они искали с доном
Симоном. Вампир таился сколько мог, убивая быстро и тихо, но затем...
Эшер взглянул на дату. Утренняя газета. Убийца вышел на охоту вчерашней
ночью, в то самое время, когда они вдвоем с Исидро выслеживали отца Антония
во мраке катакомб. Только на этот раз жертвами были не вампиры, а люди.
"Положим, -- размышлял он, пробежав статью до конца, -- личности не
слишком заметные". Актрисы варьете, портнихи или просто "молодые особы".
Судя по району и часу убийства, настоящая их профессия сомнений не вызывала.
Однако это не делало случившееся менее чудовищным; отныне уже никто из
жителей Лондона не мог чувствовать себя в безопасности.
Они не кричали. Он снова вспомнил лицо той женщины в поезде, вспомнил,
как растерянно пыталась она застегнуть пуговки на груди, взгляд
сомнамбулических глаз... И рыжие волосы Лидии, мерцающие в свете газового
рожка. У него похолодели руки.
"Нет, -- твердо сказал он себе. -- Она предупреждена об опасности, она
достаточно разумна, чтобы оставаться ночами дома, среди людей..." Облегчения
это не принесло. Он поднял голову, слепо глядя на уличный поток, льющийся
мимо кафе. Тонкий туман раннего утра кристаллически сверкал в ломком
солнечном свете на фоне коричневых зданий и голых деревьев, словно
выведенных китайской тушью. Бульвары были полны гуляющих, привлеченных
последними погожими деньками осени. Экипажи с откинутым верхом катили в
сторону Буа дю Булонь.
Ничего этого Эшер не видел. Он думал о том, где сейчас можно найти дона
Симона. Особняк Элизы де Монтадор, по его расчетам, находился где-то в
районе Маре, но это бы отняло целый день -- изучать списки владельцев домов.
Да и где гарантия, что Исидро спит именно там! Честно говоря, Эшер сильно
сомневался в том, чтобы этот стройный загадочный идальго доверился Элизе и
ее чичисбеям. Кроме того, визит к Эрнчестерам показал ему со всей ясностью,
сколь легкомысленно приходить в гости к вампирам в одиночку. А самое главное
-- он все равно не сможет ни с кем из них встретиться, пока солнце еще на
небе.
Эшер задумчиво ощупал восковые пластины в кармане и прикинул, когда у
стража катакомб должен быть обеденный перерыв.
Одно из преимуществ работы на министерство иностранных дел заключалось
в знакомстве с закулисной жизнью доброй дюжины больших городов Европы.
Оксфордские коллеги Эшера были бы поражены, узнав, с какой легкостью их
скромный лектор филологии выходит на весьма странных людей -- от взломщиков
до содержателей притонов, большинство из которых, впрочем, носили вполне
приличные имена, да еще и с латинскими довесками. Несмотря на тот факт, что
Англия и Франция состояли в теснейшем союзе, Эшеру уже приходилось
заказывать в Париже дубликаты ключей от некоторых кабинетов, так что он
знал, к кому обратиться.
Поскольку сегодня была не первая и не третья пятница месяца, Эшер не
слишком опасался, что столкнется в катакомбах с толпой туристов или с
пасущими их охранниками. Сейчас в катакомбах несли службу от силы два
государственных пенсионера, и, хотя час обеда давно миновал, Эшер прибыл в
Маре с надеждой на удачу и беспечность сторожей, наверняка болтающих о том о
сем вместо того, чтобы охранять оба входа.
Да и зачем их, собственно, охранять? Двери заперты, и кому придет в
голову проскользнуть тайком в Царство Смерти?
Удача и человеческая беспечность были сегодня полностью на стороне
Эшера. Вскоре он уже стоял у служебного входа, через который они проникли в
катакомбы прошлой ночью. Дверь была закрыта. Хотя табличка на ней
рекомендовала обратиться за информацией на плас Денфер-Рошеро в нескольких
кварталах отсюда, Эшер некоторое время упорно стучал в дверь кулаком.
Ответом ему была тишина, на что он, собственно, и рассчитывал. Ключи,
изготовленные для него сегодня Жаком ля Пюсом, подходили безукоризненно;
следить за Эшером в этой тихой улочке было некому. Он проскользнул внутрь,
присвоил еще один жестяной фонарь и, спустившись по лестнице, замкнул за
собой решетку. Шел четвертый час пополудни, а темнота в это время года
наступает около шести... По крайней мере удастся выяснить, спят ли вампиры
столь почтенного возраста в дневное время. И если не спят...
А с другой стороны, смешно даже и думать, что он, смертный человек,
сможет найти брата Антония в этом лабиринте. Остается рассчитывать, что его
одинокое появление заинтригует старого монаха и побудит вступить в
разговор...
После долгих колебаний он оставил свою серебряную цепочку в отеле: вряд
ли бы она защитила его от брата Антония, и скорее вызвала бы раздражение.
При первой встрече (во всяком случае, так сказал Исидро) цепочка могла быть
еще истолкована как дань традиции (существует же обычай охранять с ружьем
спальню новобрачных), и Эшер был бы не прочь такую традицию продолжить. Но
он не знал, как отнесется к этому брат Антоний, а то, что он хотел сказать
старику, было жизненно необходимо.
"Шестьсот лет..." -- размышлял он, осветив первую меловую стрелку,
начерченную вчера Исидро. На троне был последний из династии Капетов, когда
Антоний променял спасение души на бессмертие. Эшер хотел бы знать, прятался
ли монах под землей все это время или же безумие одолевало его постепенно,
век за веком.
Его дыхание клубилось в свете лампы; в бесконечных галереях было весьма
холодно. Единственными звуками были шуршание влажного галечника под ногой да
потрескивание раскаленной жести фонаря. Вчера, под защитой Исидро, идти было
куда спокойнее. Тьма впереди пугала. Странно, но Эшер боялся не столько
вампира, сколько того, что свод коридора может внезапно рухнуть и похоронить
его заживо.
Достигнув ворот, он вздохнул с облегчением, ибо уже начал подозревать,
что пропустил одну из меловых стрелок. Насыпи коричневых костей и скалящихся
черепов казались ему менее опасными, чем сами коридоры.
Путь к подземельям, где обитал Антоний, оказался длиннее, чем
представлялось Эшеру. Где-то он все-таки сбился с дороги, долго плутал среди
костей, пытаясь высмотреть в глинистой хляби изящные отпечатки туфель
Исидро, пока не набрел наконец на одну из стрелок. Неудивительно, что
служители избегали этих мест. Вполне возможно, что они о них просто не
знали.
Он миновал хаос рассыпанных костей, груды черепов и прочего, готовые
хоть сейчас встретить Судный день. Видимо, причиной тому была вся эта
мрачная средневековая символика, но Эшер подумал вдруг о застреленном им
человеке, а потом о тех, что неминуемо погибнут в грядущей войне, для
которой он копировал карты и выкрадывал планы в Австрии, Китае, Германии,
вывозя их среди своих филологических заметок.
Он припомнил все известное ему об этих планах и был поражен неприятной
мыслью, что он виноват гораздо больше, чем бедняга Антоний, убивавший лишь
для того, чтобы продлить свое существование.
Перед ступенями алтаря, усыпанными костяными обломками, Эшер
остановился, вслушиваясь в жуткую тишину. Черепа у стен печально глядели на
него издали пустыми глазницами.
Его шепот скользнул среди костей и сгинул во мраке: -- Frater
Antonius... Ответом было лишь шелестящее эхо. -- In nomine Patris,
Antonius...
Может быть, он спал вовсе не здесь. Эшер присел на каменную ступеньку,
поставив фонарь рядом. Огляделся, прикидывая с отчаянием, сколько времени
ему придется потратить, чтобы найти место ночлега Антония. Если, конечно,
старый вампир вообще имел обыкновение спать днем. Эшер поплотнее закутался в
пальто, положил подбородок на высоко поднятые колени и стал ждать.
В абсолютной тишине тихо свистела раскаленная жесть фонаря. Эшер
вслушивался напряженно, но различал лишь писк и возню крыс среди груд
костей. В неподвижном состоянии было гораздо холоднее, и он потер руки возле
пышущего жаром фонаря, жалея, что не захватил перчатки. Красные крысиные
глазки сверкнули на краю лужицы смутного света и вновь пропали. Исидро
говорил, что вампиры способны приманивать животных не хуже, чем людей.
Когда, интересно, у брата Антония наступает время обеда?
Затем пришла убийственная мысль: а не приманил ли брат Антоний его
самого? Могут ли вампиры зачаровывать жертву, не поглядев ей при этом в
глаза? По своей ли воле он пришел сюда? "Я бы мог вызвать ее откуда угодно,
-- сказал когда-то Исидро, нежно освобождая от шарфа шею бедной женщины. --
И поверьте мне, Джеймс: она бы заняла денег и приехала".
Эшер, правда, не чувствовал той дремоты, с которой он боролся когда-то
в купе вагона, но это могло свидетельствовать и о великом искусстве брата
Антония.
"После долгого поста жажда крови доводит до безумия..."
Он вспомнил газетный заголовок и содрогнулся.
Керосин в жестяном резервуаре выгорел уже почти полностью. Эшер
представил, как ему придется пробираться назад в полной темноте, и проклял
себя за то, что не догадался подбирать по дороге брошенные туристами свечные
огарки. Он выпрямился, напряженно всматриваясь во мрак.
-- Антоний, -- шепотом произнес он по-латыни. -- Я пришел поговорить с
тобой. Я знаю, что ты там.
Ответа не было. Пустые глазницы черепов; сотни поколений парижан, чьи
аккуратно рассортированные кости ждали здесь трубного гласа.
Чувствуя, что ведет себя глупо, Эшер снова заговорил в пустую темноту.
По крайней мере, если Исидро и Забияка Джо Дэвис сказали правду, Антоний
услышит его с любого расстояния.
-- Мое имя -- Джеймс Эшер. Я ищу вместе с доном Симоном Исидро
лондонского вампира-убийцу. Мы думаем, что он может охотиться днем точно так
же как и ночью. Он убивает людей и вампиров, для него не существует даже тех
законов, которым повинуетесь вы. Ты поможешь нам?
Ничего не шевельнулось во мраке, эхо умолкло, упала мягкая, как пыль,
тишина.
-- Антоний, мы нуждаемся в твоей помощи, люди и вампиры. Он, должно
быть, твой ровесник или даже старше. Только ты способен выследить его. Ты
поможешь нам?
Напевные рифмы закружились в его сознании, завораживая, как детская
считалочка:
...Прошептал -- и эхо снова
возвратило это слово,
это имя, что на свете
для меня святей всего,
-- и не более того.
"Эдгар По..." -- подумал он, понимая до конца, что это такое -- стоять
перед лицом бездонной черноты, не совсем пустой и не совсем мертвой.
"И не более того... и не более того..."
Он достал из кармана газету и развернул ее на ступени алтаря, сложив
так, чтобы бросалась в глаза статья об убийствах. Поднял почти пустой
фонарь; тени шевельнулись, и черепа словно бы оскалились насмешливо.
-- Я должен идти, -- сказал он в темноту. -- Я вернусь завтрашней ночью
и послезавтрашней тоже, пока не поговорю с тобой. Девять людей и четыре
вампира уже убиты, и теперь ты знаешь, что жертв будет еще больше. Нам нужна
твоя помощь.
Тьма смыкалась за ним, как занавес, когда он шел по коридорам. Может
быть, за ним и наблюдали, но он этого не знал.
Как можно вообще уничтожить вампира, неуязвимого для солнечного света?
А также, предположительно, для серебра, чеснока и прочего... Эшер много бы
отдал, чтобы потолковать сейчас об этом с Лидией. Если Антоний им не
поможет...
Может быть, мутация с течением времени открывает иные уязвимые точки --
чувствительность к холоду, например? Дон Симон, помнится, упоминал, что
холод особенно нестерпим именно для древних вампиров. Однако что делать с
такого рода информацией, окажись она даже правдой, Эшер не знал. Разве что
попробовать заманить убийцу в огромный холодильник. Он криво усмехнулся,
представив, как вдвоем с Исидро, оба одетые на эскимосский манер, они
вгоняют в сердце неуловимого вампира большую сосульку и, отрезав голову,
набивают ему рот снежками.
Если предположение Лидии о том, что вампиризм -- всего-навсего болезнь
крови, справедливо, то достаточно найти некую сыворотку, способную бороться
с этой заразой. "Самое время обратиться к фольклору", -- с усмешкой подумал
он. Скажем, экстракт чего-то такого, содержащегося в чесноке, впрыснутый с
помощью шприца непосредственно в вену вампира...
"А кто будет впрыскивать? Ты?"
Да и потом, вампиризм -- это далеко не просто болезнь. Вместе с
возрастающими возможностями меняется и психика. Так, может быть, уязвимая
точка именно здесь?
Идя по темной пустой улице в направлении огней бульвара, он содрогнулся
при мысли о тех страшных возможностях, которых со временем может достичь
вампир, как пешка, прошедшая до последней горизонтали и ставшая ферзем...
В темноте пустой улицы далеко впереди возникла из тумана человеческая
фигура. Смутное лицо маячило бледным пятнышком, обрамленное черной массой
распущенных волос. Маленькие нежные руки потянулись к нему, и Эшер похолодел
от ужаса. Конечно, следовало покинуть катакомбы, не дожидаясь темноты!
Она двинулась к нему все с той же ленивой, замедленной грацией, с какой
пересекала гостиную Элизы, словно влекомая слабым сквозняком. Однако он
знал: стоит ему на секунду отвести глаза -- и она мгновенно окажется рядом.
Ее тихий, вкрадчивый шепот был внятен и отчетлив, несмотря на разделявшее их
расстояние:
-- Ну что ты, Джеймс, зачем бежать? Я же только хочу поговорить с
тобой...
Несмотря на замедленную плавность движений, она приближалась
поразительно быстро, он уже различал ее смеющиеся порочные глаза. Чувствуя
себя обнаженным, он попятился, по-прежнему не сводя с нее глаз...
Холодные каменные руки схватили его сзади, завернули локти за спину и,
жестоко зажав рот, запрокинули ему голову. Смрад старой крови ударил в
ноздри; еще кто-то схватил его поперек туловища, и Эшера поволокли в глубь
темной аллеи. Он бился, как форель на крючке, но понимал уже, что обречен.
Они толпились вокруг него, их белые лица плыли во мраке совсем рядом.
Он бил их ногами, но ботинок каждый раз уходил в пустоту, и он слышал нежный
журчащий смех. Он почувствовал, как кто-то разрывает ему ворот, хотел
крикнуть: "Нет!", но зажимающая рот ледяная ладонь отогнула голову еще
сильнее, чуть не сломав позвонки. В разорванный воротник хлынул ночной
воздух -- такой же холодный, как эти руки...
Режущая боль, затем волна слабости. Колени его подогнулись, и он
наконец был отпущен. Эшеру показалось, что он узнает хрипловатый смех
Гиацинты. Маленькие женские руки надорвали рукав, и Эшер почувствовал, как
она прокусывает ему вену. Мрак пульсировал в его мозгу; потом возникло
смутное видение светлых холодных язычков пламени, колеблющихся в ужасающей
бездне; на секунду ему почудилось, что он уже видел эти бледные лица -- то
ли когда стрелял в Жана ван дер Плаца в Претории, то ли когда играл с Лидией
в крокет на лугу, принадлежащем ее отцу.
Женские руки обвили его, и, открыв глаза, он увидел оскаленную Элизу,
за плечом которой стоял Гриппен; кровь была на его грубых усмехающихся
губах. Все они были тут -- Хлоя, Серж, темноволосый мальчуган и другие, --
нежными прерывистыми голосами умолявшие уступить им место. Он снова
попытался шепнуть: "Нет...", но у него не хватило на это дыхания. Алая мгла
поглотила его и стала черной.
-- Простите, дорогая. -- Миссис Шелтон вышла из узкой двери под
лестницей, вытирая руки о фартук, и Лидия вскинула глаза от небольшой кипы
писем на столике в холле. -- Боюсь, что для вас ничего нет.
В ответ на такую заботливость Лидия лишь улыбнулась через силу и,
неловко сунув книжную сумку под мышку, пошла вверх по лестнице, свободной
рукой вытаскивая шпильку, скрепляющую шляпу с волосами. Миссис Шелдон
поднялась с ней до половины пролета и обеспокоено взяла за руку.
-- Вам тяжело, дорогая, -- участливо сказала хозяйка. -- Какой-нибудь
молодой человек?
Лидия кивнула. Хозяйка отпустила ее, и Лидия двинулась дальше. "Я
задушу его, -- думала она. -- Он же написал, что вернется скоро!" Возможные
причины -- одна страшнее другой -- лезли в голову. Лидия отбросила их прочь,
оставив одну-единственную мысль: "Я должна как-то с ним связаться... Я
должна рассказать ему..."
Предназначенная для уборщицы записка по-прежнему висела на двери,
приколотая чертежной булавкой с синей головкой: "БЕСПОРЯДОК -- РАБОЧИЙ.
ПРОСЬБА НЕ УБИРАТЬ". Лидия всю свою жизнь боролась с многими женщинами -- от
няни до Элен -- за неприкосновенность своего рабочего места. Однако Долли --
уборщица, нанятая миссис Шелдон, -- явно больше уважала собственную лень,
нежели любовь к порядку. Судя по всему, уборщица даже не переступала порог
комнаты.
Лидия бросила сумку на пол рядом со стопкой журналов, сняла шляпу и
зажгла свет. Хотя она знала, что, окажись Джеймс в Лондоне, он бы
обязательно дал ей знать об этом, но все же прошла в спальню и, припав к
стеклу, всмотрелась в глубь грязного переулка.
Колоннада Принца Уэльского, 6. Обе половины портьеры задернуты. Света в
окне не было.
"Черт тебя побери, Джейми, -- подумала она, вернувшись в комнату и
чувствуя, как сжимается сердце. -- Прах тебя побери, прах тебя побери,
напиши мне! Возвращайся. Я должна сказать тебе об этом".
Она прислонилась к косяку в проеме между двумя комнатами, забыв о
головной боли, мучившей ее вот уже с трех часов, и о том, что она с самого
завтрака фактически ничего не ела. Взгляд ее был слепо устремлен на
конторку, заваленную журналами, выписками и книгами: "Источники психических
возможностей" Питеркина, "Химия мозга и седьмое чувство" Фрейборга,
"Патологические изменения" Мэйзона. Сверху лежала записка Джеймса, где он
извинялся за необходимость ехать вместе с Исидро в Париж. Здесь же было и
его парижское письмо, сообщавшее, что добрались они благополучно и
собираются нанести визит вампирам.
Корсет показался ей вдруг ужасающе тесным. Она прекрасно понимало, что,
опасаясь дневного вампира, Джеймс не мог зайти к ней попрощаться. Сердиться
на него было бесполезно, как, впрочем, и на нынешнее положение вещей; в
конце концов, ситуация могла стать куда отчаяннее. Одному богу известно,
почему ой не может ей сейчас написать. Если она начнет визжать и пинать
стены, то это не принесет пользы ни ему, ни ей, ни уборщице миссис Шелдон.
предположение минорита о том, что Исидро замышляет убить его. -- Но вы же
сами сказали, что Шотландца видели много позже...
-- Я сказал: "Кое-кто клялся, что видел его", -- сведение такое же
недостоверное, как и сведения нашего религиозного друга. Способности
Шотландца быть незаметным тоже должны были со временем возрасти. Достоверных
фактов нет со времен террора, самые свежие -- полувековой давности.
Эшер стер остатки воска с бородок и вновь повесил ключи на крюк возле
решетчатой двери. -- А другие, кого он назвал?
-- Двое из них, по меньшей мере, мертвы -- даже трое, если ля Фламанд
-- та самая дама, с которой я познакомился во время пикардийских войн. О
Круа впервые слышу... -- Он подождал, пока Эшер откроет входную дверь, затем
увернул фитиль фонаря, и пламя угасло. Эшер подумал с усмешкой, что трюк
Исидро со свечами, видимо, не срабатывает, когда речь заходит о трех
четвертях дюйма тканого фитиля и резервуаре, полном керосина.
-- Итак, мы имеем троих -- или даже четверых, если вы намерены включить
в список и Гриппена, а заодно придумать, как ему удалось разрешить проблему
дневного света. -- Эшер шагнул через порог на темную рю Дарю.
-- Никто из тех, кого он назвал, не подавал признаков жизни в течение
столетий.
-- Это вовсе не означает, что они не прячутся где-то, как брат Антоний,
становясь, по вашим словам, все терпимее к чесноку, серебру и прочим
неприятностям.
-- Но и не снимает подозрений с самого брата Антония. -- Вы верите, что
он убийца?
Мгновенная усмешка тронула тонкие губы Исидро.
-- Нет. Но у нас слишком мало кандидатов на эту роль.
Эхо их шагов отражалось от грязных кирпичных стен, когда они шли сквозь
сплетение узких улочек в направлении бульвара. Трудно было сказать, который
теперь час: свинцовый мрак заполнял ночные бистро, проституток тоже видно не
было.
-- "Я убивал снова и снова" -- так он сказал... -- задумчиво проговорил
Исидро. -- И еще: "Я должен был искупить..." Убийство других вампиров может
быть квалифицировано как вершина убийства. Кстати, вы не планируете что-либо
подобное, если представится случай?
Эшер посмотрел на спутника и встретил спокойный взгляд холодных
странных глаз. Оставив вопрос без ответа, он сказал:
-- Если бы он хотел уничтожить себе подобных, то начал бы отсюда, не
утруждая себя поездками в Лондон. А если убийца -- его ровесник, обладающий
такими же способностями, то брат Антоний -- единственная надежда в наших
поисках.
-- Если он согласится, -- заметил Исидро. Они пересекли улицу. Эшер
уловил легкое движение в темном переулке справа и приглушенное взволнованное
бормотание. Видимо, местные хулиганы, посовещавшись, приняли мудрое решение
не приставать к этой паре прохожих. -- И потом, где гарантия, что, даже если
уговорить его выбраться из-под земли, он примкнет к нам, а не к убийце?
Эшер содрогнулся, вспомнив возникновение из тьмы маленького монаха,
холодные щекочущие пальчики, их страшную силу. Он вспомнил свою реакцию при
первом столкновении с вампирами и в чем-то понял Исидро. Может быть, и
вправду не стоило будить спящего зверя.
Они миновали темную площадь с фонтанами, шумящими особенно громко в
ночной тишине, и повернули к бульвару Сен-Мишель. Даже эта артерия Парижа
была совершенно пуста. Темные каштаны шелестели над их головами, палая
листва лежала влажными пригорками вдоль стен больших госпиталей,
столпившихся в этом районе. Яркость электрических уличных фонарей делала
окружающий мрак еще гуще. Временами угрюмое молчание нарушалось грохотом
колес фиакра и цоканьем копыт. Экипаж проезжал, и все смолкало вновь. Ночь
была тихой и холодной; Эшер затянул поплотнее шарф и запахнул полы своего
широкого пальто.
Немного времени спустя он спросил:
-- Если в Лондоне орудует необычный вампир -- будь то Шотландец, или
сам Райс, или кто-то другой, -- не могли бы мы выследить его по
необъясненным убийствам? Вообще, как часто должен убивать древний вампир?
-- Любой город на земле, -- сказал дон Симон, -- сам по себе порождает
такое количество необъясненных убийств, связанных с истощением, холодом,
грязью, беспечностью, что вы не сможете выследить таким образом даже
обыкновенного вампира. Что же касается вашего предположения, что с возрастом
вампиру требуется меньше крови (или точнее -- агонии жертв, которая,
собственно, и питает наши способности) -- не знаю, не замечал.
Он приостановился посреди мостовой. Ночной ветерок вздул его темный
плащ, смел бледные волосы с воротника. На секунду показалось, что сейчас его
самого подхватит и унесет, как огромный серый лист. Затем он двинулся
дальше.
-- Дело ведь тут не только в питании, Джеймс. Некоторые из нас
предаются излишествам. Лотта, например, воздерживалась от облюбованного
убийства сколько могла, чтобы сделать его потом еще слаще, но это опасная
практика. После долгого поста жажда крови доводит некоторых до безумия. Это
часто приводит к торопливости и беспечности, а во всем, что касается нас,
беспечность гибельна.
Они уже были рядом с миниатюрным лабиринтом улочек у реки, где стоял
отель "Шамбор"; от Сены веяло холодом; в конце мощеного переулка появился
первый молочник. Эшер изучал искоса изящный профиль испанца: нос с
горбинкой, бесцветные нежные волосы.
-- И вы ни разу не расслабились за триста пятьдесят лет? -- тихо
спросил он.
-- Нет.
-- Отдыхаете, только когда спите?
Вампир не глядел на него.
-- Не знаю. Мы все слишком поздно понимаем, что наши сны -- совсем не
то, что мы о них думаем.
-- Вы видите сны?
Исидро помедлил, и Эшеру вновь показалось, что ветер подхватит его
сейчас и унесет. Исидро улыбнулся. Легкая складка смяла белый шелк кожи и
снова разгладилась.
-- Да, -- сказал дон Симон. -- Я вижу сны. Но к человеческим снам они
отношения не имеют.
Эшер хотел бы знать, не приснится ли сегодня Исидро брат Антоний,
раскладывающий кости во мраке.
Затем он внезапно оказался в одиночестве. На секунду ему показалось,
что впереди, в белесом тумане, окутавшем берега Сены, мелькнул темный плащ,
но, скорее всего, только показалось.
ВАРВАРСКИЕ УБИЙСТВА В ЛОНДОНЕ!
ПОТРОШИТЕЛЬ СНОВА ВЫХОДИТ НА ОХОТУ?
Серия ужасных убийств потрясла Лондон вчера, когда девять человек --
шесть женщин и трое мужчин -- были зверски умерщвлены в районах Уайтчепел и
Лаймхаус между часом ночи и четырьмя часами утра. Первое тело, принадлежащее
актрисе варьете Салли Шор, было найдено мусорщиком в аллее позади
Лаймхаус-роуд. Оно было избито и изрезано так зверски, что, когда его нашли,
оно было фактически обескровлено. Восемь других жертв были найдены в
различных местах неподалеку в очень похожем состоянии. Полиция обратила
внимание, что, хотя тела были почти полностью лишены крови, крайне мало
фактов указывает на то, что убийства были совершены где-то в другом месте,
после чего тела были перенесены туда, где они были найдены.
Эшер отложил газету на столик рядом с чашкой кофе, чувствуя, как озноб
пробирает его до костей. Девять!
Что говорил дон Симон? "После долгого поста жажда крови доводит
некоторых до безумия..."
Девять.
Эшер почувствовал легкую дурноту.
Насколько он мог судить, это не было похоже на почерк лондонских
вампиров. Они бы не действовали столь опрометчиво -- Гриппен, Фаррены, Хлоя.
Нет, убийства были несомненно совершены тем, кого они искали с доном
Симоном. Вампир таился сколько мог, убивая быстро и тихо, но затем...
Эшер взглянул на дату. Утренняя газета. Убийца вышел на охоту вчерашней
ночью, в то самое время, когда они вдвоем с Исидро выслеживали отца Антония
во мраке катакомб. Только на этот раз жертвами были не вампиры, а люди.
"Положим, -- размышлял он, пробежав статью до конца, -- личности не
слишком заметные". Актрисы варьете, портнихи или просто "молодые особы".
Судя по району и часу убийства, настоящая их профессия сомнений не вызывала.
Однако это не делало случившееся менее чудовищным; отныне уже никто из
жителей Лондона не мог чувствовать себя в безопасности.
Они не кричали. Он снова вспомнил лицо той женщины в поезде, вспомнил,
как растерянно пыталась она застегнуть пуговки на груди, взгляд
сомнамбулических глаз... И рыжие волосы Лидии, мерцающие в свете газового
рожка. У него похолодели руки.
"Нет, -- твердо сказал он себе. -- Она предупреждена об опасности, она
достаточно разумна, чтобы оставаться ночами дома, среди людей..." Облегчения
это не принесло. Он поднял голову, слепо глядя на уличный поток, льющийся
мимо кафе. Тонкий туман раннего утра кристаллически сверкал в ломком
солнечном свете на фоне коричневых зданий и голых деревьев, словно
выведенных китайской тушью. Бульвары были полны гуляющих, привлеченных
последними погожими деньками осени. Экипажи с откинутым верхом катили в
сторону Буа дю Булонь.
Ничего этого Эшер не видел. Он думал о том, где сейчас можно найти дона
Симона. Особняк Элизы де Монтадор, по его расчетам, находился где-то в
районе Маре, но это бы отняло целый день -- изучать списки владельцев домов.
Да и где гарантия, что Исидро спит именно там! Честно говоря, Эшер сильно
сомневался в том, чтобы этот стройный загадочный идальго доверился Элизе и
ее чичисбеям. Кроме того, визит к Эрнчестерам показал ему со всей ясностью,
сколь легкомысленно приходить в гости к вампирам в одиночку. А самое главное
-- он все равно не сможет ни с кем из них встретиться, пока солнце еще на
небе.
Эшер задумчиво ощупал восковые пластины в кармане и прикинул, когда у
стража катакомб должен быть обеденный перерыв.
Одно из преимуществ работы на министерство иностранных дел заключалось
в знакомстве с закулисной жизнью доброй дюжины больших городов Европы.
Оксфордские коллеги Эшера были бы поражены, узнав, с какой легкостью их
скромный лектор филологии выходит на весьма странных людей -- от взломщиков
до содержателей притонов, большинство из которых, впрочем, носили вполне
приличные имена, да еще и с латинскими довесками. Несмотря на тот факт, что
Англия и Франция состояли в теснейшем союзе, Эшеру уже приходилось
заказывать в Париже дубликаты ключей от некоторых кабинетов, так что он
знал, к кому обратиться.
Поскольку сегодня была не первая и не третья пятница месяца, Эшер не
слишком опасался, что столкнется в катакомбах с толпой туристов или с
пасущими их охранниками. Сейчас в катакомбах несли службу от силы два
государственных пенсионера, и, хотя час обеда давно миновал, Эшер прибыл в
Маре с надеждой на удачу и беспечность сторожей, наверняка болтающих о том о
сем вместо того, чтобы охранять оба входа.
Да и зачем их, собственно, охранять? Двери заперты, и кому придет в
голову проскользнуть тайком в Царство Смерти?
Удача и человеческая беспечность были сегодня полностью на стороне
Эшера. Вскоре он уже стоял у служебного входа, через который они проникли в
катакомбы прошлой ночью. Дверь была закрыта. Хотя табличка на ней
рекомендовала обратиться за информацией на плас Денфер-Рошеро в нескольких
кварталах отсюда, Эшер некоторое время упорно стучал в дверь кулаком.
Ответом ему была тишина, на что он, собственно, и рассчитывал. Ключи,
изготовленные для него сегодня Жаком ля Пюсом, подходили безукоризненно;
следить за Эшером в этой тихой улочке было некому. Он проскользнул внутрь,
присвоил еще один жестяной фонарь и, спустившись по лестнице, замкнул за
собой решетку. Шел четвертый час пополудни, а темнота в это время года
наступает около шести... По крайней мере удастся выяснить, спят ли вампиры
столь почтенного возраста в дневное время. И если не спят...
А с другой стороны, смешно даже и думать, что он, смертный человек,
сможет найти брата Антония в этом лабиринте. Остается рассчитывать, что его
одинокое появление заинтригует старого монаха и побудит вступить в
разговор...
После долгих колебаний он оставил свою серебряную цепочку в отеле: вряд
ли бы она защитила его от брата Антония, и скорее вызвала бы раздражение.
При первой встрече (во всяком случае, так сказал Исидро) цепочка могла быть
еще истолкована как дань традиции (существует же обычай охранять с ружьем
спальню новобрачных), и Эшер был бы не прочь такую традицию продолжить. Но
он не знал, как отнесется к этому брат Антоний, а то, что он хотел сказать
старику, было жизненно необходимо.
"Шестьсот лет..." -- размышлял он, осветив первую меловую стрелку,
начерченную вчера Исидро. На троне был последний из династии Капетов, когда
Антоний променял спасение души на бессмертие. Эшер хотел бы знать, прятался
ли монах под землей все это время или же безумие одолевало его постепенно,
век за веком.
Его дыхание клубилось в свете лампы; в бесконечных галереях было весьма
холодно. Единственными звуками были шуршание влажного галечника под ногой да
потрескивание раскаленной жести фонаря. Вчера, под защитой Исидро, идти было
куда спокойнее. Тьма впереди пугала. Странно, но Эшер боялся не столько
вампира, сколько того, что свод коридора может внезапно рухнуть и похоронить
его заживо.
Достигнув ворот, он вздохнул с облегчением, ибо уже начал подозревать,
что пропустил одну из меловых стрелок. Насыпи коричневых костей и скалящихся
черепов казались ему менее опасными, чем сами коридоры.
Путь к подземельям, где обитал Антоний, оказался длиннее, чем
представлялось Эшеру. Где-то он все-таки сбился с дороги, долго плутал среди
костей, пытаясь высмотреть в глинистой хляби изящные отпечатки туфель
Исидро, пока не набрел наконец на одну из стрелок. Неудивительно, что
служители избегали этих мест. Вполне возможно, что они о них просто не
знали.
Он миновал хаос рассыпанных костей, груды черепов и прочего, готовые
хоть сейчас встретить Судный день. Видимо, причиной тому была вся эта
мрачная средневековая символика, но Эшер подумал вдруг о застреленном им
человеке, а потом о тех, что неминуемо погибнут в грядущей войне, для
которой он копировал карты и выкрадывал планы в Австрии, Китае, Германии,
вывозя их среди своих филологических заметок.
Он припомнил все известное ему об этих планах и был поражен неприятной
мыслью, что он виноват гораздо больше, чем бедняга Антоний, убивавший лишь
для того, чтобы продлить свое существование.
Перед ступенями алтаря, усыпанными костяными обломками, Эшер
остановился, вслушиваясь в жуткую тишину. Черепа у стен печально глядели на
него издали пустыми глазницами.
Его шепот скользнул среди костей и сгинул во мраке: -- Frater
Antonius... Ответом было лишь шелестящее эхо. -- In nomine Patris,
Antonius...
Может быть, он спал вовсе не здесь. Эшер присел на каменную ступеньку,
поставив фонарь рядом. Огляделся, прикидывая с отчаянием, сколько времени
ему придется потратить, чтобы найти место ночлега Антония. Если, конечно,
старый вампир вообще имел обыкновение спать днем. Эшер поплотнее закутался в
пальто, положил подбородок на высоко поднятые колени и стал ждать.
В абсолютной тишине тихо свистела раскаленная жесть фонаря. Эшер
вслушивался напряженно, но различал лишь писк и возню крыс среди груд
костей. В неподвижном состоянии было гораздо холоднее, и он потер руки возле
пышущего жаром фонаря, жалея, что не захватил перчатки. Красные крысиные
глазки сверкнули на краю лужицы смутного света и вновь пропали. Исидро
говорил, что вампиры способны приманивать животных не хуже, чем людей.
Когда, интересно, у брата Антония наступает время обеда?
Затем пришла убийственная мысль: а не приманил ли брат Антоний его
самого? Могут ли вампиры зачаровывать жертву, не поглядев ей при этом в
глаза? По своей ли воле он пришел сюда? "Я бы мог вызвать ее откуда угодно,
-- сказал когда-то Исидро, нежно освобождая от шарфа шею бедной женщины. --
И поверьте мне, Джеймс: она бы заняла денег и приехала".
Эшер, правда, не чувствовал той дремоты, с которой он боролся когда-то
в купе вагона, но это могло свидетельствовать и о великом искусстве брата
Антония.
"После долгого поста жажда крови доводит до безумия..."
Он вспомнил газетный заголовок и содрогнулся.
Керосин в жестяном резервуаре выгорел уже почти полностью. Эшер
представил, как ему придется пробираться назад в полной темноте, и проклял
себя за то, что не догадался подбирать по дороге брошенные туристами свечные
огарки. Он выпрямился, напряженно всматриваясь во мрак.
-- Антоний, -- шепотом произнес он по-латыни. -- Я пришел поговорить с
тобой. Я знаю, что ты там.
Ответа не было. Пустые глазницы черепов; сотни поколений парижан, чьи
аккуратно рассортированные кости ждали здесь трубного гласа.
Чувствуя, что ведет себя глупо, Эшер снова заговорил в пустую темноту.
По крайней мере, если Исидро и Забияка Джо Дэвис сказали правду, Антоний
услышит его с любого расстояния.
-- Мое имя -- Джеймс Эшер. Я ищу вместе с доном Симоном Исидро
лондонского вампира-убийцу. Мы думаем, что он может охотиться днем точно так
же как и ночью. Он убивает людей и вампиров, для него не существует даже тех
законов, которым повинуетесь вы. Ты поможешь нам?
Ничего не шевельнулось во мраке, эхо умолкло, упала мягкая, как пыль,
тишина.
-- Антоний, мы нуждаемся в твоей помощи, люди и вампиры. Он, должно
быть, твой ровесник или даже старше. Только ты способен выследить его. Ты
поможешь нам?
Напевные рифмы закружились в его сознании, завораживая, как детская
считалочка:
...Прошептал -- и эхо снова
возвратило это слово,
это имя, что на свете
для меня святей всего,
-- и не более того.
"Эдгар По..." -- подумал он, понимая до конца, что это такое -- стоять
перед лицом бездонной черноты, не совсем пустой и не совсем мертвой.
"И не более того... и не более того..."
Он достал из кармана газету и развернул ее на ступени алтаря, сложив
так, чтобы бросалась в глаза статья об убийствах. Поднял почти пустой
фонарь; тени шевельнулись, и черепа словно бы оскалились насмешливо.
-- Я должен идти, -- сказал он в темноту. -- Я вернусь завтрашней ночью
и послезавтрашней тоже, пока не поговорю с тобой. Девять людей и четыре
вампира уже убиты, и теперь ты знаешь, что жертв будет еще больше. Нам нужна
твоя помощь.
Тьма смыкалась за ним, как занавес, когда он шел по коридорам. Может
быть, за ним и наблюдали, но он этого не знал.
Как можно вообще уничтожить вампира, неуязвимого для солнечного света?
А также, предположительно, для серебра, чеснока и прочего... Эшер много бы
отдал, чтобы потолковать сейчас об этом с Лидией. Если Антоний им не
поможет...
Может быть, мутация с течением времени открывает иные уязвимые точки --
чувствительность к холоду, например? Дон Симон, помнится, упоминал, что
холод особенно нестерпим именно для древних вампиров. Однако что делать с
такого рода информацией, окажись она даже правдой, Эшер не знал. Разве что
попробовать заманить убийцу в огромный холодильник. Он криво усмехнулся,
представив, как вдвоем с Исидро, оба одетые на эскимосский манер, они
вгоняют в сердце неуловимого вампира большую сосульку и, отрезав голову,
набивают ему рот снежками.
Если предположение Лидии о том, что вампиризм -- всего-навсего болезнь
крови, справедливо, то достаточно найти некую сыворотку, способную бороться
с этой заразой. "Самое время обратиться к фольклору", -- с усмешкой подумал
он. Скажем, экстракт чего-то такого, содержащегося в чесноке, впрыснутый с
помощью шприца непосредственно в вену вампира...
"А кто будет впрыскивать? Ты?"
Да и потом, вампиризм -- это далеко не просто болезнь. Вместе с
возрастающими возможностями меняется и психика. Так, может быть, уязвимая
точка именно здесь?
Идя по темной пустой улице в направлении огней бульвара, он содрогнулся
при мысли о тех страшных возможностях, которых со временем может достичь
вампир, как пешка, прошедшая до последней горизонтали и ставшая ферзем...
В темноте пустой улицы далеко впереди возникла из тумана человеческая
фигура. Смутное лицо маячило бледным пятнышком, обрамленное черной массой
распущенных волос. Маленькие нежные руки потянулись к нему, и Эшер похолодел
от ужаса. Конечно, следовало покинуть катакомбы, не дожидаясь темноты!
Она двинулась к нему все с той же ленивой, замедленной грацией, с какой
пересекала гостиную Элизы, словно влекомая слабым сквозняком. Однако он
знал: стоит ему на секунду отвести глаза -- и она мгновенно окажется рядом.
Ее тихий, вкрадчивый шепот был внятен и отчетлив, несмотря на разделявшее их
расстояние:
-- Ну что ты, Джеймс, зачем бежать? Я же только хочу поговорить с
тобой...
Несмотря на замедленную плавность движений, она приближалась
поразительно быстро, он уже различал ее смеющиеся порочные глаза. Чувствуя
себя обнаженным, он попятился, по-прежнему не сводя с нее глаз...
Холодные каменные руки схватили его сзади, завернули локти за спину и,
жестоко зажав рот, запрокинули ему голову. Смрад старой крови ударил в
ноздри; еще кто-то схватил его поперек туловища, и Эшера поволокли в глубь
темной аллеи. Он бился, как форель на крючке, но понимал уже, что обречен.
Они толпились вокруг него, их белые лица плыли во мраке совсем рядом.
Он бил их ногами, но ботинок каждый раз уходил в пустоту, и он слышал нежный
журчащий смех. Он почувствовал, как кто-то разрывает ему ворот, хотел
крикнуть: "Нет!", но зажимающая рот ледяная ладонь отогнула голову еще
сильнее, чуть не сломав позвонки. В разорванный воротник хлынул ночной
воздух -- такой же холодный, как эти руки...
Режущая боль, затем волна слабости. Колени его подогнулись, и он
наконец был отпущен. Эшеру показалось, что он узнает хрипловатый смех
Гиацинты. Маленькие женские руки надорвали рукав, и Эшер почувствовал, как
она прокусывает ему вену. Мрак пульсировал в его мозгу; потом возникло
смутное видение светлых холодных язычков пламени, колеблющихся в ужасающей
бездне; на секунду ему почудилось, что он уже видел эти бледные лица -- то
ли когда стрелял в Жана ван дер Плаца в Претории, то ли когда играл с Лидией
в крокет на лугу, принадлежащем ее отцу.
Женские руки обвили его, и, открыв глаза, он увидел оскаленную Элизу,
за плечом которой стоял Гриппен; кровь была на его грубых усмехающихся
губах. Все они были тут -- Хлоя, Серж, темноволосый мальчуган и другие, --
нежными прерывистыми голосами умолявшие уступить им место. Он снова
попытался шепнуть: "Нет...", но у него не хватило на это дыхания. Алая мгла
поглотила его и стала черной.
-- Простите, дорогая. -- Миссис Шелтон вышла из узкой двери под
лестницей, вытирая руки о фартук, и Лидия вскинула глаза от небольшой кипы
писем на столике в холле. -- Боюсь, что для вас ничего нет.
В ответ на такую заботливость Лидия лишь улыбнулась через силу и,
неловко сунув книжную сумку под мышку, пошла вверх по лестнице, свободной
рукой вытаскивая шпильку, скрепляющую шляпу с волосами. Миссис Шелдон
поднялась с ней до половины пролета и обеспокоено взяла за руку.
-- Вам тяжело, дорогая, -- участливо сказала хозяйка. -- Какой-нибудь
молодой человек?
Лидия кивнула. Хозяйка отпустила ее, и Лидия двинулась дальше. "Я
задушу его, -- думала она. -- Он же написал, что вернется скоро!" Возможные
причины -- одна страшнее другой -- лезли в голову. Лидия отбросила их прочь,
оставив одну-единственную мысль: "Я должна как-то с ним связаться... Я
должна рассказать ему..."
Предназначенная для уборщицы записка по-прежнему висела на двери,
приколотая чертежной булавкой с синей головкой: "БЕСПОРЯДОК -- РАБОЧИЙ.
ПРОСЬБА НЕ УБИРАТЬ". Лидия всю свою жизнь боролась с многими женщинами -- от
няни до Элен -- за неприкосновенность своего рабочего места. Однако Долли --
уборщица, нанятая миссис Шелдон, -- явно больше уважала собственную лень,
нежели любовь к порядку. Судя по всему, уборщица даже не переступала порог
комнаты.
Лидия бросила сумку на пол рядом со стопкой журналов, сняла шляпу и
зажгла свет. Хотя она знала, что, окажись Джеймс в Лондоне, он бы
обязательно дал ей знать об этом, но все же прошла в спальню и, припав к
стеклу, всмотрелась в глубь грязного переулка.
Колоннада Принца Уэльского, 6. Обе половины портьеры задернуты. Света в
окне не было.
"Черт тебя побери, Джейми, -- подумала она, вернувшись в комнату и
чувствуя, как сжимается сердце. -- Прах тебя побери, прах тебя побери,
напиши мне! Возвращайся. Я должна сказать тебе об этом".
Она прислонилась к косяку в проеме между двумя комнатами, забыв о
головной боли, мучившей ее вот уже с трех часов, и о том, что она с самого
завтрака фактически ничего не ела. Взгляд ее был слепо устремлен на
конторку, заваленную журналами, выписками и книгами: "Источники психических
возможностей" Питеркина, "Химия мозга и седьмое чувство" Фрейборга,
"Патологические изменения" Мэйзона. Сверху лежала записка Джеймса, где он
извинялся за необходимость ехать вместе с Исидро в Париж. Здесь же было и
его парижское письмо, сообщавшее, что добрались они благополучно и
собираются нанести визит вампирам.
Корсет показался ей вдруг ужасающе тесным. Она прекрасно понимало, что,
опасаясь дневного вампира, Джеймс не мог зайти к ней попрощаться. Сердиться
на него было бесполезно, как, впрочем, и на нынешнее положение вещей; в
конце концов, ситуация могла стать куда отчаяннее. Одному богу известно,
почему ой не может ей сейчас написать. Если она начнет визжать и пинать
стены, то это не принесет пользы ни ему, ни ей, ни уборщице миссис Шелдон.