Страница:
Харли-стрит. -- Есть кто-нибудь внутри?
Исидро наклонил голову; бесцветные волосы упали, скрыв бледное лицо от
света уличного фонаря; тяжелые веки вампира были полуприкрыты. Тишина в этой
части Уэст-Энда стояла глубочайшая. Приличные, рассудительные обитатели
района спали, знать не зная и ведать не ведая ни о вампирах, обитающих, как
известно, лишь под крикливо раскрашенными обложками, ни о том, какими,
допустим, способами их правительство добывает информацию из Германии. Дождь
прекратился. В аллее два кота выясняли отношения на почве любви и ревности.
Исидро чутко вслушивался в ночь, улавливая и безошибочно опознавая все, в
том числе и неслышные Эшеру звуки.
Наконец он прошептал:
-- Трудно сказать что-либо определенное. Слишком большое расстояние. Во
всяком случае, верхние этажи пусты, хотя слуги иногда живут и в подвалах.
-- Это должно быть здесь, -- выдохнул Эшер. -- Его загородный дом
пустует уже несколько лет, и до него от города добрых тридцать миль. Сам он
-- исследователь, пациенты его не беспокоят. Жена у него умерла несколько
лет назад, сын -- в лейб-гвардии и вряд ли что-нибудь заподозрит, а если
заподозрит, то старик легко заморочит ему голову.
-- Нужно быть исключительным тупицей, -- пробормотал Исидро, -- чтобы
не заметить, как отца втягивают в историю подобную вашей.
Эшер выглянул из-за угла и оглядел пустую темную улицу.
-- Сосредоточьте ваше внимание на более важных вещах.
В ответ Исидро издал невнятный, еле слышный звук, который вполне мог
быть смехом.
-- Вы знали этого Блейдона, -- мягко сказал он чуть погодя. -- Есть
вероятность, что мы можем склонить его на нашу сторону -- "перевербовать",
как выражаются в вашем министерстве иностранных дел?
-- Все зависит от того, что ему сказал его партнер. -- Улица перед ними
была тиха. Свет лампы металлически блестел в залитых водой канавах. Если уж
Исидро, раскинувший чуткую паутину своего слуха, не улавливал ни малейшего в
ней дрожания, то что уж там было говорить об Эшере! И тем не менее он тоже
напряженно вслушивался в ночь. -- Я никогда не был близок с Блейдоном:
посещал вместе с Лидией некоторые его лекции и был пару раз в Пиках, его
загородном доме. Думаю, он был уязвлен тем, что мое сватовство к Виллоуби
было более удачно, чем сватовство его сына, но, скорее всего, это Деннис
настраивал его против меня. Хорис -- упрямый и самоуверенный старый фанатик,
но он честен. Он был единственным преподавателем, заступившимся за Лидию,
когда ее отец любой ценой хотел убрать ее из колледжа, хотя, возможно,
преследовал при этом какую-то свою выгоду... На его месте (я имею в виду
вампира) я бы убедил старика, что зверство в Лаймхаусе -- дело рук других
вампиров, которых они с ним выслеживают.
-- И вы думаете, старик бы поверил?
-- Если бы Деннису грозила опасность (а вампир вполне мог пригрозить,
что расправится с ним, как вы пригрозили мне расправиться с Лидией), ему бы
пришлось поверить. Мы проделывали в департаменте нечто подобное сплошь и
рядом. Обычная политика кнута и пряника: с одной стороны -- в опасности
жизнь Денниса, с другой -- Хорис может исследовать вирусы в крови вампира и
в придачу поздравить себя с уничтожением других вампиров Лондона. Возможно,
он и понятия не имеет о похищении Лидии или знает, что у них есть пленник,
но не знает, что это именно Лидия. Поразительно, насколько подчас бывает
невежественна правая рука относительно того, что делает левая.
Они вышли из-за угла и скользнули, как призраки, сквозь влажную черноту
лондонской октябрьской ночи.
-- Каретный двор -- на следующей улице. -- Голос Исидро был еле слышен
даже в полной тишины спящих кварталов. -- Стало быть, вы собираетесь
поговорить с этим Блейдоном?
-- Если смогу, -- ответил Эшер, когда они проникли в мощеный, пахнущий
лошадьми каньон. -- После того как я заберу отсюда Лидию и прощупаю почву --
если получится, конечно. В Хорисе (как и в Лидии, как и в любом медике) есть
что-то от блаженного, да еще и в упрямом шотландском варианте. На этом,
кстати, вампир тоже вполне мог сыграть.
-- Дорого бы отдал, чтобы узнать, кто он такой. -- Легкое прикосновение
к локтю направило Эшера в обход каких-то незаметных в темноте препятствий.
Рассеянный свет фонарей, проникавший сюда с улицы, блестев в лужицах по
центру переулка, оставляя обочины утопленными в густой бархатной тени. В
воздухе витали запахи сена и лошадиного помета. -- Подозреваю, что Кальвар
явился в Лондон, надеясь достичь власти с помощью дневного охотника, но мне
кажется странным, что он услышал о нем раньше, чем я.
-- Может быть, брат Антоний рассказал о нем Кальвару и объяснил, где
его искать.
-- Может быть. -- Голос Исидро был абсолютно спокоен, но Эшер,
привыкший улавливать тончайшие нюансы этой речи, чувствовал, что вампир
недоволен. -- Мне непонятно многое, в том числе -- почему появление на сцене
Кальвара вызвало все эти убийства, если оно их, конечно, вызвало, а не
явилось простым совпадением. Возможно, миссис Лидия может нас в этом
отношении просветить, когда мы найдем ее или Блейдона. Помнится, Туллоч
Шотландец тоже был массивен, но не настолько, как вы описываете. Ваш рост,
но грузнее...
-- Нет, -- сказал Эшер. -- Этот гораздо выше, он буквально нависал надо
мной.
Они двинулись дальше в темноту конюшен, осматривая высокие правильные
утесы домов поверх стойл и сараев для экипажей. Эшер продолжал:
-- Но этот вирус, вернее, эта мутация могла бы вызвать все эти
отклонения. А те, в свою очередь...
Тонкая рука коснулась его локтя, н Эшер, быстро оглянувшись, встретил
тревожное мерцание светлых глаз.
-- Что там?
Вампир предостерегающе поднял палец. Какое-то время он вслушивался,
похожий на охотника, знающего, что дичь -- рядом. Затем покачал головой,
хотя глаза его остались настороженными.
-- Ничего. -- Слово прозвучало скорее в мозгу Эшера, нежели в ушах. В
стойлах заржала, переминаясь спросонья, лошадь. --Я, да и все мы, привыкли к
мысли, что вампир, если не подвергнется расправе, вечен и что,
следовательно, кроме расправы, нам опасаться нечего. Подобно Лемюэлю
Гулливеру мы наивно верили, что вечный и неизменный -- это одно и то же.
Убеждаться в обратном крайне неприятно.
Эшер нашарил в кармане широкого пальто второй из припасенных Лидией
револьверов. Как и тот, конфискованный полицией, он был заряжен пулями с
серебряными наконечниками -- кто-то из оружейников Уэст-Энда, видимо,
неплохо заработал на этом заказе. Эшер прихватил также оба серебряных клинка
и даже набор ампул с нитратом серебра и шприц. Обыскивая в который раз
комнату Лидии, он нашел счет от Ламберта за серебряные цепочки и нож для
разрезания книг из тоге же материала. Следовательно, дом она покинула не
совсем безоружной. Его собственные цепочки холодили не совсем зажившие раны
на горле и левом запястье. На правую он цепочку надеть не смог, поскольку
была она в шинах и висела на перевязи, увеличившись по объему раза в два.
Самый беглый осмотр конюшни Блейдона принес результаты сразу же: они
наткнулись и на коляску, и на серого в яблоках мерина с белыми чулками на
передних ногах. Прислушавшись на секунду, Исидро пробормотал:
-- В верхних комнатах никого, но в одной из них недавно жили --
примерно месяца два назад.
-- Он уволил слуг, -- выдохнул в ответ Эшер.
Из задних ворот стойла сквозь голые сучья и облетевшие кустарники
тесного городского сада высокий дом был виден с тыла.
-- В подвале никого не слышно?
Дон Симон не смотрел в сторону дома, но Эшер мог точно сказать, что ни
малейший звук в округе не ускользнет от этого нечеловечески чуткого слуха.
Все время казалось, что кто-то еще таится в этой ночи. Волосы Эшера
шевельнулись при мысли, что кто-то сейчас наблюдает за ними (может быть,
совсем рядом), вслушиваясь, подобно Исидро, и различая каждый вздох, каждое
биение сердца. По молчаливому согласию они снова отступили в переулок, где
крик и суматоха могли бы по крайней мере разбудить конюхов и собак.
-- Я пойду в дом. -- Эшер шевельнул плечом, освобождаясь от пальто,
которое тут же было подхвачено Исидро и брошено на охапку сена. Левой рукой
Эшер выудил из карманов пальто револьвер и серебряный нож. Револьвер он
положил в карман куртки, а нож (поскольку был на этот раз в туфлях, а не в
ботинках) сунул за перевязь. -- Вы не откажетесь прикрыть меня сзади?
-- Не будьте глупцом. -- Исидро скинул шотландский плащ, с мягким
шорохом легший на ту же охапку сена, и вынул револьвер из кармана Эшера.
Несколько раз тронул барабан, словно удостоверяясь, не слишком ли сильно
металл раскален изнутри. Удовлетворенный проверкой, опустил оружие в карман
своей собственной куртки. -- Я буду удивлен, если окажется, что с того
времени, как мы покинули Кале, вы спали больше четырех часов. Нет, уж лучше
оставайтесь здесь. Если он до вас доберется -- кричите, это поднимет на ноги
всю округу, и вампиру придется уже спасаться самому.
Он исчез, затуманив на секунду сознание Эшера, и тот проклял
собственную беспомощность.
Впрочем, он знал, что вампир прав. Что-то в ночи заставляло в это
поверить. Даже не будь Эшер так истощен последствиями атаки парижских
вампиров и увечьями, полученными в схватке у дома Гриппена, все равно
рассчитывать ему здесь было не на что. Вдобавок действие новокаина кончалось
и каждый шаг отзывался болью в сломанной руке. Одно только это могло отвлечь
внимание от бесшумного приближения древнего вампира.
Он прекрасно понимал, чем он обязан Исидро. На протяжении всего пути от
Брутон-Плейс до Куин-Энн-стрит, насколько Эшер мог судить об Исидро (или
насколько Исидро позволил судить о себе), вампир ни разу не попытался
уклониться от этого рискованного предприятия. Возможно, он поступил так,
потому что понимал, насколько решительно настроен Эшер в своем стремлении
найти Лидию и как мало шансов на успех будет у него, встреться он при этом с
главным врагом. Видимо, несмотря на эту мягкую циничную усмешку, древние
понятия о чести аристократа все еще были крепки в изящном испанце. Он мог
быть надменным и заносчивым, мог быть тысячу раз убийцей, но снять с себя
ответственность за судьбу жены своего союзника он не мог. В отличие от
Гриппена и Фарренов, тактично давших понять, что поиск нового укрытия для
них куда важнее, чем судьба Лидии.
И это -- учитывая всю ироничность того факта, что сам Исидро даже не
имел возможности прибегнуть к сомнительной защите в виде серебряной цепочки.
"Если Лидия смогла обнаружить все -- или почти все -- их тайные
убежища, -- размышлял Эшер, снова направляясь к охапкам сена и неуклюже
влезая в широкое пальто, -- то Блейдон и вампир, с которым он связан, вполне
могли сделать то же самое, да и Кальвар наверняка выболтал массу
подробностей тому, с чьей помощью собирался достичь власти..." Эшер не знал,
окажется ли способен (в порядке ответной любезности) нести дневную стражу у
рассекреченного убежища Исидро, поскольку был изможден до последней степени,
да и, честно говоря, сомневался, разрешит ли ему дон Симон в это убежище
войти...
Лающий мужской кашель заставил его очнуться от полудремы с холодным
потом на лбу. Повернувшись и судорожно шаря в кармане в поисках револьвера,
взятого Исидро, о чем он в эту секунду просто забыл, Эшер увидел с
облегчением, что это всего-навсего конюх, ковыляющий к коттеджу в конце
переулка. Залаял пес. В комнатах над дальними стойлами уже горело несколько
окон. Дело близилось к рассвету.
С бьющимся сердцем и учащенным после прерванного сна дыханием Эшер
взглянул на часы.
В слабом полусвете, исходящем от недавно вспыхнувших окон конторы, ему
удалось различить, что стрелки показывают почти пять часов. Позади него на
охапке сена черный плащ Исидро лежал, как спящее животное.
Сердце болезненно сжалось.
Конечно, вампир мог просто бросить Эшера и свой плащ, спеша найти
укрытие в преддверии приближающегося дня.
Эшер ни на секунду не мог в это поверить. Ужас расползался в нем, как
глоток яда. Рассвет был близок.
За годы научных и прочих изысканий Эшер собрал неплохую коллекцию
проклятий на двенадцати живых и четырех мертвых наречиях, включая баскское и
угро-финское. Он вспомнил их все, пока выбирался из пальто, и, оставив его
лежать в сене подобно трупу, скользнул сквозь теплую темноту стойла в сад
Блейдона.
Изнеможение было настолько велико, что он приостановился по колено в
мокрых сорняках, всматриваясь в тихий дом. Возможно, это была лишь игра
воображения, но ему показалось, что небо над домом посветлело, а пристройки,
широкое окно кухни и голые деревья стали яснее, отчетливей. Он замер,
пытаясь увидеть невидимое, услышать шаги, неслышные даже вампирам, и понять,
в самом ли деле мелькнула какая-то смутная тень позади него, возле стойла.
Какое количество солнечного света сможет выдержать вампир возраста
Исидро? Сколько времени потребуется ему, чтобы превратиться в пылающий
факел?
С серебряным ножом в левой руке он скользнул к темной стене дома.
Слабого, профильтрованного мраком света отдаленных фонарей хватило ему,
чтобы установить, что кухня пуста, как и гостиная, чьи окна тоже выходили в
сад. Окна подвала, располагающиеся на уровне земли, оба были закрыты, но не
заперты. Озноб пробрал Эшера при одной только мысли, что сейчас придется
проникнуть внутрь этим путем.
Он отступил во двор, осматривая окна первого этажа. Насколько он мог
судить на таком расстоянии, одно из тех, что над кухней, было зарешечено.
Вновь он почувствовал озноб; предрассветная мгла, казалось, нашептывала
ему что-то о таящейся в доме опасности. Вспомнилась Гиацинта, просившая
впустить ее, и то, что он готов был сделать это, хотя здравая часть сознания
подсказывала, что стоит открыть дверь -- и вампирша убьет его. Но теперь ему
просто ничего больше не оставалось.
Пустые ящики, темные от влаги, украшенные трафаретными наименованиями
какого-то научного оборудования, были свалены возле кухонной двери. Ругаясь
на славянских наречиях, Эшер обхватил здоровой рукой водосточную трубу и,
взобравшись на один из ящиков, добрался до следующего ряда окон.
Ближайшее из них было незаперто; за стеклом угадывались очертания
лабораторного стола, мерцание пробирок; запах химикатов, смешанный со
смрадом гниющей органики, был отвратителен. К зарешеченному окну вел
декоративный карнизик. Чтобы прижаться потеснее спиной к стене, Эшер
освободил сломанную руку из перевязи, обронив пару односложных
англосаксонских слов, когда нечаянно зацепил вздувшимся пальцем кирпичную
кладку. "По крайней мере, -- кисло подумал он, -- это единственное место,
где этот чумной вампир не сможет подкрасться ко мне хотя бы сзади".
Комната за решеткой была совсем маленькая, как, видимо, и кухня под
ней, и совершенно пустая, если не считать стоящего в центре гроба. В тусклом
свете, проникавшем в окно со стороны конюшен, было видно, что крышка плотно
закрыта. Эшер не мог быть уверен в этом до конца (все-таки между ним и
решеткой было еще стекло), но ему показалось, что металлические прутья
отсвечивают в предрассветных сумерках серебром.
Еще минут двадцать, и делать что-либо будет поздно.
Обессиленный, он прислонился лбом к мокрому стеклу. Даже больше, чем
тогда, в темноте парижской аллеи с клыками Гриппена на горле, ему захотелось
вдруг оказаться в Оксфорде: утром, в постели, и чтобы рядом была Лидия, и не
думать о будущем -- разве что о яйцах с маслом на завтрак да о завтрашних
занятиях со старшекурсниками... Хорис Блейдон вполне мог оказаться дома, не
говоря уже о вампире...
Занятый такими мыслями, Эшер пустился в обратный путь по карнизу к
приоткрытому окну лаборатории. Во всяком случае, он мог встретить тварь
серебряным клинком -- возможность, которой по иронии судьбы был лишен
Исидро. Собственно, это и была одна из причин, по которой он нанял Эшера.
Сердце забилось сильнее, стоило подумать о Лидии. "Судьба заложников
зависит теперь от вашей удачливости", -- сказал Исидро о рыжеволосой
девчонке, лежащей почти без признаков жизни в тихом доме. Окно лаборатории
уступило мягкому нажатию здоровой руки. Оставался ли древний вампир днем
дома? Судя по серебряным решеткам, защищающим комнату от других вампиров,
это был его гроб. Но в таком случае зачем ему вообще избегать дневного
света?
Эшер перелез через подоконник, размышляя о том, насколько мог быть
информирован о происходящем Деннис. Почему бы не попробовать привлечь
энергичного молодого человека на свою сторону! В конце концов, Деннис был
когда-то влюблен в Лидию... Непохоже, чтобы партнер Блейдона тоже держал его
где-нибудь в заложниках -- это требует большого времени, сил, заботы и
энергии. Проще всего Денниса можно было бы найти в Клубе лейб-гвардейцев...
Мысль возникла и сгинула, как рябь на поверхности лужицы. Вряд ли Блейдон
рассказал что-либо своему сыну, но причиной тому, несомненно, была тупая
импульсивность Денниса, делающая его весьма неудобным союзником.
Смрад в лаборатории стоял нестерпимый. Скрипя зубами, Эшер левой рукой
снова повесил правую на мокрую грязную перевязь и двинулся вдоль стены, где
пол должен был не так сильно скрипеть. Пальцы его при этом легко касались
столов, стульев, конторок. Дверь в дальнем конце комнаты открылась бесшумно.
"Чем дальше -- тем лучше". Если вампир здесь, то все эти
предосторожности, конечно, бессмысленны; сердце колотилось так сильно, что
его удары мог бы расслышать и смертный. Но пока точно не известно, здесь ли
вампир, от осторожности Эшера зависела и его жизнь, и жизнь Исидро.
"Сколько нужно времени? -- гадал он. -- И какое количество света?"
Дверь комнатки над кухней была закрыта на массивный стальной засов
снаружи. С тихим щелчком он скользнул в сторону, стоило к нему прикоснуться.
Перед Эшером в слабом отсвете фонарей обозначилась пустая и голая комната, в
центре которой стоял закрытый гроб.
"Аризонский ландшафт с индейцами племени апачи", -- подумал он,
вспомнив рисунок старого охотника. Вздохнул и в несколько тихих быстрых
шагов оказался у окна.
Небо за серебряной решеткой было явно светлее, чем раньше. Вампиры
наверняка давно забились в укрытия -- за триста пятьдесят лет Исидро должен
был изучить все лазейки в Лондоне...
Неужели это Исидро, а не дневной охотник, лежит здесь в гробу?
Крышка была тяжела и плотно пригнана. Вдобавок поднимать ее пришлось
одной рукой. Когда Эшеру все-таки удалось ее приподнять, Исидро отпрянул и
заморгал, пытаясь заслонить лицо руками; бледные нежные волосы разметались
по темной обивке гроба. -- Нет...
Эшер услышал, как сзади прикрылась дверь и засов скользнул на место. У
него не хватило сил даже выругаться. Он пошел на риск -- и проиграл.
-- Закройте! -- Длинные пальцы, прикрывающие глаза вампира, тряслись;
сквозь них Эшер видел болезненно зажмуренные глаза. Дрожащий, еле слышный
голос был полон отчаяния: -- Пожалуйста, закройте. Мы уже ничего здесь не
сможем сделать.
Понимая, что Исидро прав, Эшер подчинился. Привели сюда дона Симона
силой или же заманили, но после того, как он оказался в ловушке, вампиру
оставалось одно -- искать укрытие от дневного света. Эшер привалился к гробу
спиной, понимая, что, как бы он ни запрещал себе спать, долго ему не
продержаться.
Он провалился в сон еще до того, как солнце заглянуло в комнату.
Эшер медленно выплывал на поверхность из темных пучин сна, чувствуя
уже, как кто-то обшаривает его, расстегивает воротник, чтобы отстегнуть
защищающую горло серебряную цепочку, стягивает куртку и роется в карманах.
Странно, но главным ощущением при этом был звук человеческого дыхания --
хриплого и старческого. Потом в сломанной руке проснулась боль и запустила
корни в каждый нерв. Эшер невольно застонал и, открыв глаза, увидел
отпрянувшего Хориса Блейдона, одной рукой наводящего револьвер, а другой
запихивающего себе в карман серебряную цепочку и нож.
-- Не вздумайте кричать, -- быстро предупредил ученый. -- Стена на этой
стороне капитальная, а дом напротив пустует вот уже месяц.
Наступило долгое молчание. Эшер лежал, обессилено опершись спиной на
гроб, и моргал от холодноватого дневного света, наполнявшего комнату;
распухшую руку он прижимал к груди; одежда -- в пятнах грязи и дождя; глаза,
глядящие из-под падающих на лоб влажных от пота волос, не были глазами
оксфордского преподавателя.
-- Джеймс, поверьте, я огорчен, что вижу вас здесь. -- Блейдон пытался
заговорить своим обычным грубовато-лающим голосом, но именно лишь пытался.
-- Должен сказать, что я удивлен вашим появлением, удивлен и растерян.
-- Вы... удивлены... мне? -- Эшер попытался сесть прямо, но Блейдон
отполз, не вставая с колен, примерно на ярд; револьвер -- выставлен вперед;
и Эшер снова осел, скрипнув зубами. Новокаин отработался полностью. По руке
как будто гвоздили молотом; после схватки во дворе Гриппена каждая мышца
болела.
И хотя Эшер понимал, что выглядит, как ободранный кот, он не мог не
отметить, что Блейдон выглядит еще хуже.
Хорис Блейдон всегда был здоровым мужчиной, презирающим изучаемые им
болезни, грубоватым и деятельным, несмотря на свои шестьдесят лет. Он был
почти так же высок, как его атлетически сложенный сынок, и лицо его по
контрасту с гривой седых волос казалось юношески румяным. Теперь румянец
исчез, да и волосы потускнели, не было и в помине жизнелюбивой напористости.
Эшеру даже пришло в голову: а не пьет ли вампир кровь самого Блейдона?
Но нет, здесь было что-то другое.
Врач облизнул пересохшие губы.
-- Во всяком случае, то, что я делал, я делал с благими намерениями. --
Револьвер дрожал в его влажной ладони, на сером лице блестели капли пота.
Будь у Эшера две здоровые руки и побольше сил, он бы попробовал
обезоружить старика, но сейчас не стоило и пытаться -- нервозность Блейдона
подсказывала, что выстрел последует немедленно. -- Делал то, что должен был
делать. Для общего блага...
-- Двадцать четыре человека были убиты вашим дружком-вампиром тоже для
общего блага? -- Эшер поразился, как тихо звучал его голос.
-- Это были бесполезные люди -- действительно бесполезные -- уличные
подонки, проститутки, китайцы. Я говорил ему, я специально его
инструктировал: бери ненужных, тех, от кого один вред, -- дурных, порочных.
-- Даже если не уточнять, насколько он квалифицирован в таких вопросах,
это как-нибудь меняет дело?
-- Нет-нет, конечно нет. -- Блейдон стал вдруг чем-то похож на Денниса,
горячо убеждавшего приятелей в Клубе, что, конечно, нельзя сжигать фермы
буров, но, в конце концов, знаете, на войне как на войне... -- Но нам нужно
было что-то делать. Вампиры попрятались, жажда крови становилась
нестерпимой. Он мог воздерживаться неделями... но потом это стало
прогрессировать. Я уже выжал все данные, какие мог, из бумаг Кальвара и
Хаммерсмита...
-- И благословили вашего партнера на массовые убийства в Манчестере и
Лондоне?
-- Он мог умереть. -- В голосе старика Эшер услышал боль и отчаяние. --
Когда жажда крови одолевает его, он уже не способен отвечать за свои
поступки. Я... я не знал про Манчестер, я узнал об этом совсем недавно... В
течение месяца он терпел адские мучения и терпит еще большие -- по вашей
милости.
-- По моей?
-- Вы его ранили, -- отрывисто и хрипло сказал Блейдон, и револьвер в
руках его дрогнул. -- Вы ударили его серебряным ножом. Теперь началось
что-то вроде гангрены, и я не могу это остановить. Болезнь обострилась.
Чтобы хотя бы приостановить ее, ему нужно все больше и больше крови. Да, я
понимаю, вы были напуганы его появлением, но...
-- Вы забыли упомянуть, -- сухо добавил Эшер, -- что я еще боролся за
собственную жизнь.
-- Я сожалею, Джеймс, в самом деле, я...
Позади него открылась дверь. В проеме стоял вампир.
"Блейдон прав", -- подумал Эшер. Впечатление болезненности усилилось, и
все равно от создания веяло чудовищной злобной силой. Теперь, при свете дня,
оно напоминало человека куда меньше. Влажная белая кожа была испятнана
глянцевыми язвами, сквозь вылезающие белесые волосы просвечивала кожа
черепа. Порезанный клыками подбородок был влажен от слюны и сукровицы.
Создание вынуло из кармана твидовой куртки носовой платок и аккуратно
промокнуло сочащиеся порезы. Огромные мерцающие голубые глаза смотрели на
Эшера с едкой злобой.
Не опуская револьвера, Блейдон спросил через плечо:
-- Больше никого нет?
Создание покачало головой. Еще одна прядь жидких волос отделилась от
скальпа, опустившись, как пух одуванчика, на твидовое плечо.
-- Во всяком случае, не при свете дня, -- заметил Эшер.
--Я не о вампирах, -- сказал Блейдон. -- Но они могли нанять еще
кого-нибудь из людей, кроме вас, Джеймс. Хотя как мог приличный человек
связаться с убийцами...
-- Мне кажется, в вашем собственном доме достаточно много стекла, чтобы
швыряться в нем камнями, -- ввернул поговорку Эшер, и рот Блейдона гневно
сжался.
-- Это совсем другое дело! -- Чувствовалось, что старик на грани
истерики, но Эшер был слишком утомлен, чтобы учитывать еще и это. -- Так
говорят всегда. Блейдон повысил голос.
-- Да что вы об этом знаете? -- Он заставил себя замолчать; вампир за
его спиной не двигался, но Эшер чувствовал его алчный злобный взгляд на
своем незащищенном горле. Блейдон передохнул и заговорил спокойнее, хотя
голос его все еще дрожал: -- Он ни в чем не виноват. Это моя вина, мой
эксперимент...
Эшер приподнялся на локте, глаза его сузились.
Исидро наклонил голову; бесцветные волосы упали, скрыв бледное лицо от
света уличного фонаря; тяжелые веки вампира были полуприкрыты. Тишина в этой
части Уэст-Энда стояла глубочайшая. Приличные, рассудительные обитатели
района спали, знать не зная и ведать не ведая ни о вампирах, обитающих, как
известно, лишь под крикливо раскрашенными обложками, ни о том, какими,
допустим, способами их правительство добывает информацию из Германии. Дождь
прекратился. В аллее два кота выясняли отношения на почве любви и ревности.
Исидро чутко вслушивался в ночь, улавливая и безошибочно опознавая все, в
том числе и неслышные Эшеру звуки.
Наконец он прошептал:
-- Трудно сказать что-либо определенное. Слишком большое расстояние. Во
всяком случае, верхние этажи пусты, хотя слуги иногда живут и в подвалах.
-- Это должно быть здесь, -- выдохнул Эшер. -- Его загородный дом
пустует уже несколько лет, и до него от города добрых тридцать миль. Сам он
-- исследователь, пациенты его не беспокоят. Жена у него умерла несколько
лет назад, сын -- в лейб-гвардии и вряд ли что-нибудь заподозрит, а если
заподозрит, то старик легко заморочит ему голову.
-- Нужно быть исключительным тупицей, -- пробормотал Исидро, -- чтобы
не заметить, как отца втягивают в историю подобную вашей.
Эшер выглянул из-за угла и оглядел пустую темную улицу.
-- Сосредоточьте ваше внимание на более важных вещах.
В ответ Исидро издал невнятный, еле слышный звук, который вполне мог
быть смехом.
-- Вы знали этого Блейдона, -- мягко сказал он чуть погодя. -- Есть
вероятность, что мы можем склонить его на нашу сторону -- "перевербовать",
как выражаются в вашем министерстве иностранных дел?
-- Все зависит от того, что ему сказал его партнер. -- Улица перед ними
была тиха. Свет лампы металлически блестел в залитых водой канавах. Если уж
Исидро, раскинувший чуткую паутину своего слуха, не улавливал ни малейшего в
ней дрожания, то что уж там было говорить об Эшере! И тем не менее он тоже
напряженно вслушивался в ночь. -- Я никогда не был близок с Блейдоном:
посещал вместе с Лидией некоторые его лекции и был пару раз в Пиках, его
загородном доме. Думаю, он был уязвлен тем, что мое сватовство к Виллоуби
было более удачно, чем сватовство его сына, но, скорее всего, это Деннис
настраивал его против меня. Хорис -- упрямый и самоуверенный старый фанатик,
но он честен. Он был единственным преподавателем, заступившимся за Лидию,
когда ее отец любой ценой хотел убрать ее из колледжа, хотя, возможно,
преследовал при этом какую-то свою выгоду... На его месте (я имею в виду
вампира) я бы убедил старика, что зверство в Лаймхаусе -- дело рук других
вампиров, которых они с ним выслеживают.
-- И вы думаете, старик бы поверил?
-- Если бы Деннису грозила опасность (а вампир вполне мог пригрозить,
что расправится с ним, как вы пригрозили мне расправиться с Лидией), ему бы
пришлось поверить. Мы проделывали в департаменте нечто подобное сплошь и
рядом. Обычная политика кнута и пряника: с одной стороны -- в опасности
жизнь Денниса, с другой -- Хорис может исследовать вирусы в крови вампира и
в придачу поздравить себя с уничтожением других вампиров Лондона. Возможно,
он и понятия не имеет о похищении Лидии или знает, что у них есть пленник,
но не знает, что это именно Лидия. Поразительно, насколько подчас бывает
невежественна правая рука относительно того, что делает левая.
Они вышли из-за угла и скользнули, как призраки, сквозь влажную черноту
лондонской октябрьской ночи.
-- Каретный двор -- на следующей улице. -- Голос Исидро был еле слышен
даже в полной тишины спящих кварталов. -- Стало быть, вы собираетесь
поговорить с этим Блейдоном?
-- Если смогу, -- ответил Эшер, когда они проникли в мощеный, пахнущий
лошадьми каньон. -- После того как я заберу отсюда Лидию и прощупаю почву --
если получится, конечно. В Хорисе (как и в Лидии, как и в любом медике) есть
что-то от блаженного, да еще и в упрямом шотландском варианте. На этом,
кстати, вампир тоже вполне мог сыграть.
-- Дорого бы отдал, чтобы узнать, кто он такой. -- Легкое прикосновение
к локтю направило Эшера в обход каких-то незаметных в темноте препятствий.
Рассеянный свет фонарей, проникавший сюда с улицы, блестев в лужицах по
центру переулка, оставляя обочины утопленными в густой бархатной тени. В
воздухе витали запахи сена и лошадиного помета. -- Подозреваю, что Кальвар
явился в Лондон, надеясь достичь власти с помощью дневного охотника, но мне
кажется странным, что он услышал о нем раньше, чем я.
-- Может быть, брат Антоний рассказал о нем Кальвару и объяснил, где
его искать.
-- Может быть. -- Голос Исидро был абсолютно спокоен, но Эшер,
привыкший улавливать тончайшие нюансы этой речи, чувствовал, что вампир
недоволен. -- Мне непонятно многое, в том числе -- почему появление на сцене
Кальвара вызвало все эти убийства, если оно их, конечно, вызвало, а не
явилось простым совпадением. Возможно, миссис Лидия может нас в этом
отношении просветить, когда мы найдем ее или Блейдона. Помнится, Туллоч
Шотландец тоже был массивен, но не настолько, как вы описываете. Ваш рост,
но грузнее...
-- Нет, -- сказал Эшер. -- Этот гораздо выше, он буквально нависал надо
мной.
Они двинулись дальше в темноту конюшен, осматривая высокие правильные
утесы домов поверх стойл и сараев для экипажей. Эшер продолжал:
-- Но этот вирус, вернее, эта мутация могла бы вызвать все эти
отклонения. А те, в свою очередь...
Тонкая рука коснулась его локтя, н Эшер, быстро оглянувшись, встретил
тревожное мерцание светлых глаз.
-- Что там?
Вампир предостерегающе поднял палец. Какое-то время он вслушивался,
похожий на охотника, знающего, что дичь -- рядом. Затем покачал головой,
хотя глаза его остались настороженными.
-- Ничего. -- Слово прозвучало скорее в мозгу Эшера, нежели в ушах. В
стойлах заржала, переминаясь спросонья, лошадь. --Я, да и все мы, привыкли к
мысли, что вампир, если не подвергнется расправе, вечен и что,
следовательно, кроме расправы, нам опасаться нечего. Подобно Лемюэлю
Гулливеру мы наивно верили, что вечный и неизменный -- это одно и то же.
Убеждаться в обратном крайне неприятно.
Эшер нашарил в кармане широкого пальто второй из припасенных Лидией
револьверов. Как и тот, конфискованный полицией, он был заряжен пулями с
серебряными наконечниками -- кто-то из оружейников Уэст-Энда, видимо,
неплохо заработал на этом заказе. Эшер прихватил также оба серебряных клинка
и даже набор ампул с нитратом серебра и шприц. Обыскивая в который раз
комнату Лидии, он нашел счет от Ламберта за серебряные цепочки и нож для
разрезания книг из тоге же материала. Следовательно, дом она покинула не
совсем безоружной. Его собственные цепочки холодили не совсем зажившие раны
на горле и левом запястье. На правую он цепочку надеть не смог, поскольку
была она в шинах и висела на перевязи, увеличившись по объему раза в два.
Самый беглый осмотр конюшни Блейдона принес результаты сразу же: они
наткнулись и на коляску, и на серого в яблоках мерина с белыми чулками на
передних ногах. Прислушавшись на секунду, Исидро пробормотал:
-- В верхних комнатах никого, но в одной из них недавно жили --
примерно месяца два назад.
-- Он уволил слуг, -- выдохнул в ответ Эшер.
Из задних ворот стойла сквозь голые сучья и облетевшие кустарники
тесного городского сада высокий дом был виден с тыла.
-- В подвале никого не слышно?
Дон Симон не смотрел в сторону дома, но Эшер мог точно сказать, что ни
малейший звук в округе не ускользнет от этого нечеловечески чуткого слуха.
Все время казалось, что кто-то еще таится в этой ночи. Волосы Эшера
шевельнулись при мысли, что кто-то сейчас наблюдает за ними (может быть,
совсем рядом), вслушиваясь, подобно Исидро, и различая каждый вздох, каждое
биение сердца. По молчаливому согласию они снова отступили в переулок, где
крик и суматоха могли бы по крайней мере разбудить конюхов и собак.
-- Я пойду в дом. -- Эшер шевельнул плечом, освобождаясь от пальто,
которое тут же было подхвачено Исидро и брошено на охапку сена. Левой рукой
Эшер выудил из карманов пальто револьвер и серебряный нож. Револьвер он
положил в карман куртки, а нож (поскольку был на этот раз в туфлях, а не в
ботинках) сунул за перевязь. -- Вы не откажетесь прикрыть меня сзади?
-- Не будьте глупцом. -- Исидро скинул шотландский плащ, с мягким
шорохом легший на ту же охапку сена, и вынул револьвер из кармана Эшера.
Несколько раз тронул барабан, словно удостоверяясь, не слишком ли сильно
металл раскален изнутри. Удовлетворенный проверкой, опустил оружие в карман
своей собственной куртки. -- Я буду удивлен, если окажется, что с того
времени, как мы покинули Кале, вы спали больше четырех часов. Нет, уж лучше
оставайтесь здесь. Если он до вас доберется -- кричите, это поднимет на ноги
всю округу, и вампиру придется уже спасаться самому.
Он исчез, затуманив на секунду сознание Эшера, и тот проклял
собственную беспомощность.
Впрочем, он знал, что вампир прав. Что-то в ночи заставляло в это
поверить. Даже не будь Эшер так истощен последствиями атаки парижских
вампиров и увечьями, полученными в схватке у дома Гриппена, все равно
рассчитывать ему здесь было не на что. Вдобавок действие новокаина кончалось
и каждый шаг отзывался болью в сломанной руке. Одно только это могло отвлечь
внимание от бесшумного приближения древнего вампира.
Он прекрасно понимал, чем он обязан Исидро. На протяжении всего пути от
Брутон-Плейс до Куин-Энн-стрит, насколько Эшер мог судить об Исидро (или
насколько Исидро позволил судить о себе), вампир ни разу не попытался
уклониться от этого рискованного предприятия. Возможно, он поступил так,
потому что понимал, насколько решительно настроен Эшер в своем стремлении
найти Лидию и как мало шансов на успех будет у него, встреться он при этом с
главным врагом. Видимо, несмотря на эту мягкую циничную усмешку, древние
понятия о чести аристократа все еще были крепки в изящном испанце. Он мог
быть надменным и заносчивым, мог быть тысячу раз убийцей, но снять с себя
ответственность за судьбу жены своего союзника он не мог. В отличие от
Гриппена и Фарренов, тактично давших понять, что поиск нового укрытия для
них куда важнее, чем судьба Лидии.
И это -- учитывая всю ироничность того факта, что сам Исидро даже не
имел возможности прибегнуть к сомнительной защите в виде серебряной цепочки.
"Если Лидия смогла обнаружить все -- или почти все -- их тайные
убежища, -- размышлял Эшер, снова направляясь к охапкам сена и неуклюже
влезая в широкое пальто, -- то Блейдон и вампир, с которым он связан, вполне
могли сделать то же самое, да и Кальвар наверняка выболтал массу
подробностей тому, с чьей помощью собирался достичь власти..." Эшер не знал,
окажется ли способен (в порядке ответной любезности) нести дневную стражу у
рассекреченного убежища Исидро, поскольку был изможден до последней степени,
да и, честно говоря, сомневался, разрешит ли ему дон Симон в это убежище
войти...
Лающий мужской кашель заставил его очнуться от полудремы с холодным
потом на лбу. Повернувшись и судорожно шаря в кармане в поисках револьвера,
взятого Исидро, о чем он в эту секунду просто забыл, Эшер увидел с
облегчением, что это всего-навсего конюх, ковыляющий к коттеджу в конце
переулка. Залаял пес. В комнатах над дальними стойлами уже горело несколько
окон. Дело близилось к рассвету.
С бьющимся сердцем и учащенным после прерванного сна дыханием Эшер
взглянул на часы.
В слабом полусвете, исходящем от недавно вспыхнувших окон конторы, ему
удалось различить, что стрелки показывают почти пять часов. Позади него на
охапке сена черный плащ Исидро лежал, как спящее животное.
Сердце болезненно сжалось.
Конечно, вампир мог просто бросить Эшера и свой плащ, спеша найти
укрытие в преддверии приближающегося дня.
Эшер ни на секунду не мог в это поверить. Ужас расползался в нем, как
глоток яда. Рассвет был близок.
За годы научных и прочих изысканий Эшер собрал неплохую коллекцию
проклятий на двенадцати живых и четырех мертвых наречиях, включая баскское и
угро-финское. Он вспомнил их все, пока выбирался из пальто, и, оставив его
лежать в сене подобно трупу, скользнул сквозь теплую темноту стойла в сад
Блейдона.
Изнеможение было настолько велико, что он приостановился по колено в
мокрых сорняках, всматриваясь в тихий дом. Возможно, это была лишь игра
воображения, но ему показалось, что небо над домом посветлело, а пристройки,
широкое окно кухни и голые деревья стали яснее, отчетливей. Он замер,
пытаясь увидеть невидимое, услышать шаги, неслышные даже вампирам, и понять,
в самом ли деле мелькнула какая-то смутная тень позади него, возле стойла.
Какое количество солнечного света сможет выдержать вампир возраста
Исидро? Сколько времени потребуется ему, чтобы превратиться в пылающий
факел?
С серебряным ножом в левой руке он скользнул к темной стене дома.
Слабого, профильтрованного мраком света отдаленных фонарей хватило ему,
чтобы установить, что кухня пуста, как и гостиная, чьи окна тоже выходили в
сад. Окна подвала, располагающиеся на уровне земли, оба были закрыты, но не
заперты. Озноб пробрал Эшера при одной только мысли, что сейчас придется
проникнуть внутрь этим путем.
Он отступил во двор, осматривая окна первого этажа. Насколько он мог
судить на таком расстоянии, одно из тех, что над кухней, было зарешечено.
Вновь он почувствовал озноб; предрассветная мгла, казалось, нашептывала
ему что-то о таящейся в доме опасности. Вспомнилась Гиацинта, просившая
впустить ее, и то, что он готов был сделать это, хотя здравая часть сознания
подсказывала, что стоит открыть дверь -- и вампирша убьет его. Но теперь ему
просто ничего больше не оставалось.
Пустые ящики, темные от влаги, украшенные трафаретными наименованиями
какого-то научного оборудования, были свалены возле кухонной двери. Ругаясь
на славянских наречиях, Эшер обхватил здоровой рукой водосточную трубу и,
взобравшись на один из ящиков, добрался до следующего ряда окон.
Ближайшее из них было незаперто; за стеклом угадывались очертания
лабораторного стола, мерцание пробирок; запах химикатов, смешанный со
смрадом гниющей органики, был отвратителен. К зарешеченному окну вел
декоративный карнизик. Чтобы прижаться потеснее спиной к стене, Эшер
освободил сломанную руку из перевязи, обронив пару односложных
англосаксонских слов, когда нечаянно зацепил вздувшимся пальцем кирпичную
кладку. "По крайней мере, -- кисло подумал он, -- это единственное место,
где этот чумной вампир не сможет подкрасться ко мне хотя бы сзади".
Комната за решеткой была совсем маленькая, как, видимо, и кухня под
ней, и совершенно пустая, если не считать стоящего в центре гроба. В тусклом
свете, проникавшем в окно со стороны конюшен, было видно, что крышка плотно
закрыта. Эшер не мог быть уверен в этом до конца (все-таки между ним и
решеткой было еще стекло), но ему показалось, что металлические прутья
отсвечивают в предрассветных сумерках серебром.
Еще минут двадцать, и делать что-либо будет поздно.
Обессиленный, он прислонился лбом к мокрому стеклу. Даже больше, чем
тогда, в темноте парижской аллеи с клыками Гриппена на горле, ему захотелось
вдруг оказаться в Оксфорде: утром, в постели, и чтобы рядом была Лидия, и не
думать о будущем -- разве что о яйцах с маслом на завтрак да о завтрашних
занятиях со старшекурсниками... Хорис Блейдон вполне мог оказаться дома, не
говоря уже о вампире...
Занятый такими мыслями, Эшер пустился в обратный путь по карнизу к
приоткрытому окну лаборатории. Во всяком случае, он мог встретить тварь
серебряным клинком -- возможность, которой по иронии судьбы был лишен
Исидро. Собственно, это и была одна из причин, по которой он нанял Эшера.
Сердце забилось сильнее, стоило подумать о Лидии. "Судьба заложников
зависит теперь от вашей удачливости", -- сказал Исидро о рыжеволосой
девчонке, лежащей почти без признаков жизни в тихом доме. Окно лаборатории
уступило мягкому нажатию здоровой руки. Оставался ли древний вампир днем
дома? Судя по серебряным решеткам, защищающим комнату от других вампиров,
это был его гроб. Но в таком случае зачем ему вообще избегать дневного
света?
Эшер перелез через подоконник, размышляя о том, насколько мог быть
информирован о происходящем Деннис. Почему бы не попробовать привлечь
энергичного молодого человека на свою сторону! В конце концов, Деннис был
когда-то влюблен в Лидию... Непохоже, чтобы партнер Блейдона тоже держал его
где-нибудь в заложниках -- это требует большого времени, сил, заботы и
энергии. Проще всего Денниса можно было бы найти в Клубе лейб-гвардейцев...
Мысль возникла и сгинула, как рябь на поверхности лужицы. Вряд ли Блейдон
рассказал что-либо своему сыну, но причиной тому, несомненно, была тупая
импульсивность Денниса, делающая его весьма неудобным союзником.
Смрад в лаборатории стоял нестерпимый. Скрипя зубами, Эшер левой рукой
снова повесил правую на мокрую грязную перевязь и двинулся вдоль стены, где
пол должен был не так сильно скрипеть. Пальцы его при этом легко касались
столов, стульев, конторок. Дверь в дальнем конце комнаты открылась бесшумно.
"Чем дальше -- тем лучше". Если вампир здесь, то все эти
предосторожности, конечно, бессмысленны; сердце колотилось так сильно, что
его удары мог бы расслышать и смертный. Но пока точно не известно, здесь ли
вампир, от осторожности Эшера зависела и его жизнь, и жизнь Исидро.
"Сколько нужно времени? -- гадал он. -- И какое количество света?"
Дверь комнатки над кухней была закрыта на массивный стальной засов
снаружи. С тихим щелчком он скользнул в сторону, стоило к нему прикоснуться.
Перед Эшером в слабом отсвете фонарей обозначилась пустая и голая комната, в
центре которой стоял закрытый гроб.
"Аризонский ландшафт с индейцами племени апачи", -- подумал он,
вспомнив рисунок старого охотника. Вздохнул и в несколько тихих быстрых
шагов оказался у окна.
Небо за серебряной решеткой было явно светлее, чем раньше. Вампиры
наверняка давно забились в укрытия -- за триста пятьдесят лет Исидро должен
был изучить все лазейки в Лондоне...
Неужели это Исидро, а не дневной охотник, лежит здесь в гробу?
Крышка была тяжела и плотно пригнана. Вдобавок поднимать ее пришлось
одной рукой. Когда Эшеру все-таки удалось ее приподнять, Исидро отпрянул и
заморгал, пытаясь заслонить лицо руками; бледные нежные волосы разметались
по темной обивке гроба. -- Нет...
Эшер услышал, как сзади прикрылась дверь и засов скользнул на место. У
него не хватило сил даже выругаться. Он пошел на риск -- и проиграл.
-- Закройте! -- Длинные пальцы, прикрывающие глаза вампира, тряслись;
сквозь них Эшер видел болезненно зажмуренные глаза. Дрожащий, еле слышный
голос был полон отчаяния: -- Пожалуйста, закройте. Мы уже ничего здесь не
сможем сделать.
Понимая, что Исидро прав, Эшер подчинился. Привели сюда дона Симона
силой или же заманили, но после того, как он оказался в ловушке, вампиру
оставалось одно -- искать укрытие от дневного света. Эшер привалился к гробу
спиной, понимая, что, как бы он ни запрещал себе спать, долго ему не
продержаться.
Он провалился в сон еще до того, как солнце заглянуло в комнату.
Эшер медленно выплывал на поверхность из темных пучин сна, чувствуя
уже, как кто-то обшаривает его, расстегивает воротник, чтобы отстегнуть
защищающую горло серебряную цепочку, стягивает куртку и роется в карманах.
Странно, но главным ощущением при этом был звук человеческого дыхания --
хриплого и старческого. Потом в сломанной руке проснулась боль и запустила
корни в каждый нерв. Эшер невольно застонал и, открыв глаза, увидел
отпрянувшего Хориса Блейдона, одной рукой наводящего револьвер, а другой
запихивающего себе в карман серебряную цепочку и нож.
-- Не вздумайте кричать, -- быстро предупредил ученый. -- Стена на этой
стороне капитальная, а дом напротив пустует вот уже месяц.
Наступило долгое молчание. Эшер лежал, обессилено опершись спиной на
гроб, и моргал от холодноватого дневного света, наполнявшего комнату;
распухшую руку он прижимал к груди; одежда -- в пятнах грязи и дождя; глаза,
глядящие из-под падающих на лоб влажных от пота волос, не были глазами
оксфордского преподавателя.
-- Джеймс, поверьте, я огорчен, что вижу вас здесь. -- Блейдон пытался
заговорить своим обычным грубовато-лающим голосом, но именно лишь пытался.
-- Должен сказать, что я удивлен вашим появлением, удивлен и растерян.
-- Вы... удивлены... мне? -- Эшер попытался сесть прямо, но Блейдон
отполз, не вставая с колен, примерно на ярд; револьвер -- выставлен вперед;
и Эшер снова осел, скрипнув зубами. Новокаин отработался полностью. По руке
как будто гвоздили молотом; после схватки во дворе Гриппена каждая мышца
болела.
И хотя Эшер понимал, что выглядит, как ободранный кот, он не мог не
отметить, что Блейдон выглядит еще хуже.
Хорис Блейдон всегда был здоровым мужчиной, презирающим изучаемые им
болезни, грубоватым и деятельным, несмотря на свои шестьдесят лет. Он был
почти так же высок, как его атлетически сложенный сынок, и лицо его по
контрасту с гривой седых волос казалось юношески румяным. Теперь румянец
исчез, да и волосы потускнели, не было и в помине жизнелюбивой напористости.
Эшеру даже пришло в голову: а не пьет ли вампир кровь самого Блейдона?
Но нет, здесь было что-то другое.
Врач облизнул пересохшие губы.
-- Во всяком случае, то, что я делал, я делал с благими намерениями. --
Револьвер дрожал в его влажной ладони, на сером лице блестели капли пота.
Будь у Эшера две здоровые руки и побольше сил, он бы попробовал
обезоружить старика, но сейчас не стоило и пытаться -- нервозность Блейдона
подсказывала, что выстрел последует немедленно. -- Делал то, что должен был
делать. Для общего блага...
-- Двадцать четыре человека были убиты вашим дружком-вампиром тоже для
общего блага? -- Эшер поразился, как тихо звучал его голос.
-- Это были бесполезные люди -- действительно бесполезные -- уличные
подонки, проститутки, китайцы. Я говорил ему, я специально его
инструктировал: бери ненужных, тех, от кого один вред, -- дурных, порочных.
-- Даже если не уточнять, насколько он квалифицирован в таких вопросах,
это как-нибудь меняет дело?
-- Нет-нет, конечно нет. -- Блейдон стал вдруг чем-то похож на Денниса,
горячо убеждавшего приятелей в Клубе, что, конечно, нельзя сжигать фермы
буров, но, в конце концов, знаете, на войне как на войне... -- Но нам нужно
было что-то делать. Вампиры попрятались, жажда крови становилась
нестерпимой. Он мог воздерживаться неделями... но потом это стало
прогрессировать. Я уже выжал все данные, какие мог, из бумаг Кальвара и
Хаммерсмита...
-- И благословили вашего партнера на массовые убийства в Манчестере и
Лондоне?
-- Он мог умереть. -- В голосе старика Эшер услышал боль и отчаяние. --
Когда жажда крови одолевает его, он уже не способен отвечать за свои
поступки. Я... я не знал про Манчестер, я узнал об этом совсем недавно... В
течение месяца он терпел адские мучения и терпит еще большие -- по вашей
милости.
-- По моей?
-- Вы его ранили, -- отрывисто и хрипло сказал Блейдон, и револьвер в
руках его дрогнул. -- Вы ударили его серебряным ножом. Теперь началось
что-то вроде гангрены, и я не могу это остановить. Болезнь обострилась.
Чтобы хотя бы приостановить ее, ему нужно все больше и больше крови. Да, я
понимаю, вы были напуганы его появлением, но...
-- Вы забыли упомянуть, -- сухо добавил Эшер, -- что я еще боролся за
собственную жизнь.
-- Я сожалею, Джеймс, в самом деле, я...
Позади него открылась дверь. В проеме стоял вампир.
"Блейдон прав", -- подумал Эшер. Впечатление болезненности усилилось, и
все равно от создания веяло чудовищной злобной силой. Теперь, при свете дня,
оно напоминало человека куда меньше. Влажная белая кожа была испятнана
глянцевыми язвами, сквозь вылезающие белесые волосы просвечивала кожа
черепа. Порезанный клыками подбородок был влажен от слюны и сукровицы.
Создание вынуло из кармана твидовой куртки носовой платок и аккуратно
промокнуло сочащиеся порезы. Огромные мерцающие голубые глаза смотрели на
Эшера с едкой злобой.
Не опуская револьвера, Блейдон спросил через плечо:
-- Больше никого нет?
Создание покачало головой. Еще одна прядь жидких волос отделилась от
скальпа, опустившись, как пух одуванчика, на твидовое плечо.
-- Во всяком случае, не при свете дня, -- заметил Эшер.
--Я не о вампирах, -- сказал Блейдон. -- Но они могли нанять еще
кого-нибудь из людей, кроме вас, Джеймс. Хотя как мог приличный человек
связаться с убийцами...
-- Мне кажется, в вашем собственном доме достаточно много стекла, чтобы
швыряться в нем камнями, -- ввернул поговорку Эшер, и рот Блейдона гневно
сжался.
-- Это совсем другое дело! -- Чувствовалось, что старик на грани
истерики, но Эшер был слишком утомлен, чтобы учитывать еще и это. -- Так
говорят всегда. Блейдон повысил голос.
-- Да что вы об этом знаете? -- Он заставил себя замолчать; вампир за
его спиной не двигался, но Эшер чувствовал его алчный злобный взгляд на
своем незащищенном горле. Блейдон передохнул и заговорил спокойнее, хотя
голос его все еще дрожал: -- Он ни в чем не виноват. Это моя вина, мой
эксперимент...
Эшер приподнялся на локте, глаза его сузились.