Страница:
сегодня вечером?"
Здесь же был сложенный в несколько раз номер лондонской "Тайме" с
крупным заголовком: "РЕЗНЯ В ЛАЙМХАУСЕ".
Еще семь человек (в основном докеры-китайцы) расстались с жизнью.
Дрожа от слабости, Эшер слез со своего ложа и, спотыкаясь, побрел к
решетке. Прутья были массивные, явно рассчитанные на сверхчеловеческую силу
вампиров, серебряный замок был закрыт на ключ. Эшер прижался к холодному
металлу и негромко позвал в темноту:
-- Антоний! Брат Антоний, послушайте. Вы нам нужны в Лондоне. Нам нужна
ваша помощь. Мы можем совершить это путешествие в течение одной ночи, кроме
того, у нас есть с собой укрытие от дневного света. Вы должны ехать с нами
-- вы единственный, кто может нам помочь, единственный, кто может выследить
дневного убийцу. Помогите нам. Пожалуйста.
В ответ из темноты -- ни звука.
-- Я не удивлен, -- заметил дон Симон, выслушав рассказ Эшера, когда
поезд отошел от Гар дю Нор в тонком вечернем тумане. -- Трудно сказать,
насколько он осведомлен и много ли понимает в том, что происходит. Вполне
возможно, что он тайком следует за нами, слушая издалека наши разговоры, как
это, кстати, часто делают вампиры. Не исключено, что он приветствует смерть
вампиров или просто не желает назвать имя убийцы, потому что хорошо с ним
знаком. Дружба среди вампиров бывает, хотя и редко.
Он развернул на костлявых коленях только что купленную газету,
равнодушно пробежал заголовки.
-- Мне это не нравится, Джеймс, -- сообщил он, и Эшер наклонился
посмотреть.
"ВАМПИР ЛАЙМХАУСА! -- кричал заголовок. -- ПОЛИЦИЯ ОЗАДАЧЕНА". -- Еще
одна серия убийств позавчерашней ночью -- в Манчестере (лондонские газеты
перепечатали сообщение на следующий день). Наш вампир, видимо, пользуется
обычным транспортом... Выпить кровь из девяти человек -- да после этого ни
один нормальный вампир в течение недели как минимум даже глядеть на людей не
сможет! Если кому-то требуются две жертвы в течение одной ночи, то это
редчайший случай. А это... -- Тонкие брови озабоченно сдвинулись.
-- Это меня сильно беспокоит.
-- Случалось такое раньше?
Изящные руки свернули газету в несколько раз и отложили в сторону.
-- При мне -- нет. Но Райс рассказывал, что нечто подобное случилось во
время Чумы.
"Он стал вампиром еще до пришествия Черной Смерти..."
-- С теми, кто пил кровь заразившихся чумой? Исидро обхватил руками
колено. На Эшера он не смотрел.
-- Да все мы это делали, -- сказал он спокойно. -- Райс делал это во
время Великой Чумы -- и не заболел. Гриппен и я поступали так же в
шестьдесят пятом, когда чума в последний раз пришла в Лондон. Да и кто мог
тогда отличить здорового человека от зараженного, да еще ночью! Однажды я
выпил кровь одной женщины, а потом отбросил простыню и увидел у нее под
мышками и в паху черные нарывы -- чума в последней стадии. Я выбежал на
улицу, меня жестоко рвало, и Туллоч Шотландец, найдя меня в таком состоянии,
удивился, что меня напугало. "Мы уже мертвые, -- сказал он. -- Что за
девичьи страхи?"
Голос вампира был ровным, желтые глаза -- бесстрастны, но, глядя на
этот бледный благородный профиль, Эшер ощутил вдруг, какая пропасть времени
разделяет его и Исидро.
-- Потом, много лет спустя, Райс пристрастился к путешествиям --
странная привычка для вампира. Он исчезал на годы, бывало, и на десятилетия,
но я его видел последний раз в Лондоне -- за неделю до Большого Пожара. Так
вот, он рассказывал мне однажды, что вампиры в Париже и в Баварии во время
чумы, случалось, испытывали странные приступы, убивая по нескольку человек
за одну ночь. Хотя было ли это связано с чумой -- сказать трудно. Вполне
возможно, что причиной срыва был царящий вокруг ужас. Интересно, что такое,
по его словам, могло случиться спустя долгое время после мора. Элизабет
Белокурая, насколько мне известно, проникала в зачумленные дома и убивала
там целые семьи. После одного такого безрассудства ее убили, но раньше с ней
подобных приступов не было, а она была вампиром уже несколько столетий.
-- А с вами такое случалось?
Вампир так и не взглянул в его сторону.
-- Пока еще нет.
Они прибыли в Лондон перед рассветом. На этот раз Исидро не исчез, как
он это делал раньше, стоило поезду подойти к платформе. Вместо этого он
кликнул кэб и, лишь сопроводив Эшера домой, сгинул в опасно бледнеющей мгле.
Хотя вампир объяснял такую свою заботу обязанностями перед тем, кого он
нанял, Эшер все равно был благодарен ему. Большую часть путешествия он
отсыпался, и все же, когда они достигли Колоннады Принца Уэльского, вид у
Эшера, как частенько выражалась миссис Граймс, был такой, словно его
пропустили сквозь жернова.
Спустя несколько часов он был разбужен солнцем. Хозяйка, ужаснувшаяся
его бледности, принесла ему завтрак на подносе и спросила, не нуждается ли
он в помощи.
-- Если вы больны, сэр, -- обеспокоено сказала она, -- можно нанять
человека, чтобы он за вами ухаживал. Я рада бы заняться этим сама, но у меня
просто не хватит времени, у нас ведь еще четыре постояльца.
-- Нет-нет, -- успокоил ее Эшер. -- Но я весьма благодарен вам за
заботу. У меня есть в Лондоне младшая сестра, и, если вы будете столь добры,
чтобы направить вашего посыльного на телеграф, ее можно было бы известить и
она бы обо мне позаботилась.
Это был весьма неуклюжий маневр, но просто послать записку на
Брутон-Плейс означало бы рассекретить убежище Лидии. Набрасывая еще
подрагивающей от слабости рукой послание, он решил с сожалением, что
разумнее все-таки не встречаться, а продолжать обмен даться информацией
через гардероб музея. Закончив, задернул половину портьеры, чтобы
предупредить Лидию о том, что послание отправлено. Он жаждал видеть ее,
прикоснуться к ней, услышать ее голос и, самое главное, удостовериться, что
с ней все в порядке, но, зная об убийце то, что он знал сейчас, он бы не
решился даже встретиться с ней в парке при свете дня.
Уже то, что он однажды решился на такую встречу, заставляло его сердце
сжиматься в предчувствии опасности. Убийца, по словам Исидро, вполне мог
подглядывать и подслушивать на расстоянии, различая каждое произнесенное ими
слово, -- дневной охотник, безумный, пораженный древней чумой. Лицо Забияки
Джо Дэвиса всплыло внезапно в его памяти -- искаженные бледные черты,
сальные волосы, отчаянный шепот: "У меня как будто мозг высасывают от
голода..." -- и безумие в глазах.
Эшер почувствовал горькое раскаяние. "Богоподобный Деннис Блейдон, --
злобно подумал он, -- никогда бы не позволил втянуть Лидию в такую
историю".
Телеграмму он послал с оплаченным ответом и около двух часов излагал на
бумаге свои парижские приключения. Это вымотало его и расстроило
окончательно. Он нуждался в отдыхе точно так же, как нуждался в воде, когда
лежал первые несколько дней в парижском подвале Исидро. Как бы он хотел
вывести Лидию из этой игры, выйти из нее самому и хоть на малое время снова
оказаться на зеленых лугах Оксфорда! Ему нужен был отдых -- и вовсе не для
того, чтобы иметь возможность поразмыслить о предполагаемых вампирах из
фольклора или -- того хуже -- о реальных ночных созданиях, крадущихся
лондонскими мостовыми, вслушивающихся в голоса прохожих и провожающих их
алчными взглядами.
Но возможности для отдыха не было. Он вытер пот с лица и продолжал
водить пером по бумаге, вслушиваясь, на раздастся ли у дверей стук
почтальона.
Он так и не дождался ответа. Через силу одевшись, Эшер послал за кэбом
-- отчасти чтобы создать впечатление предстоящей ему долгой поездки, отчасти
надеясь увидеть Лидию возле библиотеки, а отчасти и потому, что пройти два
квартала было вряд ли ему сейчас под силу.
-- Мисс Мерридью, сэр? -- переспросила хозяйка на Брутон-Плейс,
выговаривая звук "и" в манере, свойственной выходцам из восточного
Ланкашира. -- Благослови вас Господь, сэр, а то мы уж гадали, к кому
обратиться, -- ведь бедная девочка не знает в Лондоне ни души...
-- Что? -- Эшер почувствовал, как кровь отлила от лица. Видя, что гость
ее -- и без того бледный -- побледнел еще больше, хозяйка поспешила усадить
его в кресло посреди тесной, заставленной вещами прихожей.
-- Мы просто не знали, что делать, мой муж и я. Он говорит, что люди
останавливаются у нас для того, чтобы никто не совал нос в их дела, и, вы уж
простите меня, сэр, сказал, что как раз такие красотки и разгуливают по
ночам... Но я-то видела, что она не из таких...
-- Что случилось? -- Голос Эшера был тих.
-- Да Господь с вами, сэр, мисс Мерридью ушла еще позавчера, и, что бы
там ни говорил мой муж, а я уже хотела звонить в полицию.
Обе комнаты, где жила Лидия (как, впрочем, любое помещение, где она
поселялась хотя бы на день), завалены были газетами, журналами, книгами и
прочими свидетельствами ее последних изысканий: аккуратно скопированными
записями газовой компании, счетами за электричество, газетными вырезками.
Эшера прошиб озноб, когда среди прочего он обнаружил две выписки по делу об
убийстве в Лаймхаусе. Имена и адреса прилагались отдельно. Лидия явно
тщательнейшим образом просеяла приходские архивы, дарственные и завещания,
прежде чем составила этот небольшой, но неоспоримый список персон,
пренебрегших обязанностью умереть в должный срок.
Проглядев его, Эшер поразился, каким образом граф Эрнчестер не попал на
подозрение раньше. Несуразности и несовпадения в передаче собственности
прослеживались ясно, как кровавый след на ковре. Дома продавались или
дарились лицам, которые затем не проявляли ни малейших признаков жизни (и
смерти), забывая даже составить завещание. Были отмечены и другие, более
мелкие несообразности. На стене, приколотая к зеленоватым обоям с похожими
на капустные кочаны розами, висела топографическая карта Лондона и
окрестностей, утыканная чертежными булавками с красными, зелеными и голубыми
головками. Списки адресов. Списки имен. На двух из них он нашел Антею
Фаррен, Лотту Харшоу, Эдварда Хаммерсмита. То и дело попадалось имя Лайонела
Гриппена. Рядом были приколоты фотографии Берти Уэстморленда, его братца
достопочтенного Эвелайна -- улыбающегося мамонта в футбольной форме
Глостер-колледжа -- рука об руку с сияющим Деннисом Блейдоном, Томасом Гоби,
Полом Фаррингтоном и дюжиной прочих; а также заплетенный в узел белокурый
женский локон, надо полагать, принадлежавший когда-то самой Лотте.
Конторка Лидии подобно той, что стояла дома, была засыпана бумагами,
среди которых он нашел невскрытое письмо, отправленное по его просьбе доном
Симоном из Парижа. Здесь же лежала и телеграмма, отправленная им сегодня, а
под ней -- выписки из лондонской "Стандард" о второй резне в Лаймхаусе.
Выписки, сделанные ею в ночь перед уходом.
Желудок сжался от страха, тоскливое чувство, испытанное им в Претории в
день провала, овладело Эшером, и еще -- холодный смертельный гнев.
ГРИППЕН!
Эшер не говорил ей о нем, но она вычислила его сама.
"Лидия, нет!.." -- подумал он, ужаснувшись. Трудно было представить,
что она могла предпринять такую вылазку одна, и все же...
Она обещала ему -- да, но до того, как он исчез. До того, как началось
безумие, связанное с "вампиром Лаймхауса". Она знала одно: Джеймс вполне мог
быть убит в Париже, и, видит бог, она была права. Прекрасно понимая, что
безмозглые газетчики с Флит-стрит по обыкновению хотели гиперболизировать
ситуацию, она твердо знала, что на этот раз они нечаянно попали в точку.
Подобно большинству исследователей, Лидия отличалась хладнокровием и
практичностью, свойственными, кстати, многим мягкосердечным альтруистам.
Кроме того, она готова была к самопожертвованию, лишь бы открыть новое поле
медицинских исследований. Эшер не помнил случая, чтобы Лидия нарушила
когда-нибудь данное слово, но ведь он сам внушил ей, что дневные
исследования относительно безопасны!
Что там говорил Исидро? Что вампиры, как правило, знают, когда по их
следу идет человек? Гриппену было достаточно второй раз обратить на нее
внимание в толпе...
Эшер еще раз произвел осмотр комнаты.
В ящике конторки он нашел несколько предметов, ранее Лидии не
принадлежавших: маленький серебряный нож, револьвер, заряженный (он
проверил) пулями с серебряными наконечниками. В спальне обнаружились
химические приборы, микроскоп, солидное количество чеснока и бутыль без
этикетки, которая, впрочем, оказалась не нужна -- достаточно было вынуть
пробку. Экстракт чеснока.
Даже работая на известный департамент, Эшер прежде всего оставался
ученым; точно так же выслеживал он и вампиров -- используя научные знания.
Лидия, будучи врачом, пыталась защититься от вампиров с помощью медицины.
Медицинские журналы лежали грудой на ночном столике (Эшеру в свое время
пришлось долго привыкать к обыкновению Лидии ложиться в постель с книгой).
Из журналов торчали закладки; все отмеченные статьи касались либо патологии
крови, либо источников легенд о вампирах, либо болезненно повышенных
психических способностей. На полочке он нашел медицинский шприц и коричневый
бархатный футляр с десятью ампулами нитрата серебра.
Ему понадобилось несколько секунд, чтобы вникнуть в смысл случившегося.
Она не взяла с собой ничего из приготовленных ею же средств защиты.
Медленным шагом Эшер вернулся в комнату. Там стояла хозяйка, испуганно
оглядывая бумажный шторм и карту Лондона, похожую на карту боевых действий.
Это была маленькая смуглая женщина несколькими годами старше самого Эшера.
Взглянув на него, она сказала:
-- Я принесу вам немного шерри, сэр.
-- Благодарю вас. -- Эшер присел на стул перед конторкой. Если и была в
нем остаточная слабость, то он уже этого не чувствовал.
Много лет назад (после Претории) он пытался поправить свою жизнь,
пытался снова связать воедино клочья своей истрепанной души. У него была
девушка в Вене, куда он приезжал раз двенадцать ради сбора информации, и он
бросил ее, фактически предал. Сделать это было далеко не просто, но он решил
начать все сначала -- ожить, воскреснуть...
Если Лидия мертва, то у него просто не хватит сил пройти этот путь
снова.
Губы его дрогнули в горькой улыбке -- он вспомнил слова Исидро в салоне
Элизы: "Не бойтесь, госпожа. Законы я помню". И пальцы вампира сомкнулись,
как наручник, на запястье Эшера...
"Бойтесь, -- подумал Эшер с тихой страшной решимостью. -- Если вы
прикоснулись к ней хоть пальцем..."
Внимательно и неторопливо он перечитал записи Лидии.
Некоторые из адресов были помечены звездочкой и только два адреса --
двумя. Первый -- Эрнчестер-Хаус.
Второй -- старый дом возле Грэйт-Портленд-стрит; район, смутно
ассоциирующийся с тусклыми георгианскими строениями, видавшими лучшие дни.
Судя по записям, дом был приобретен в 1754 году шестым графом Эрнчестерским
и передан в дар доктору Лайонелу Гриппену.
Солнце висело над Харроу-Хилл смутным оранжевым диском в заводской
дымке, когда он отпустил кэб. Еще немного -- и оно коснется крыш. "Бездна
времени", -- подумал Эшер. Ему бы очень хотелось знать, не было ли у Лидии
запасного серебряного ножа. Ушла ли она из дому совсем безоружной, да и
уходила ли? Гриппен мог просто ворваться и увести ее с собой.
Но откуда он мог узнать, кто она такая и где ее искать?
"Прекрати, -- приказал он себе, потому что прогулка в Гайд-Парке снова
проступила в его памяти, как кровавое пятно на ковре. -- Об этом ты
подумаешь позже". И с той же решимостью запретил себе размышлять, чем это
"позже" может обернуться для них обоих.
Дом номер семнадцать по Монк-Серкл выглядел, как и окружающие его дома,
весьма древним строением. Это были высокие здания из коричневого камня,
двери для слуг располагались у них с тыла -- это Эшер отметил, еще
расплачиваясь с возницей.
"Хорошо, -- подумал он. -- То есть взлом можно обставить весьма
интимно".
Неторопливо проходя мимо, он осмотрел забранные плотными ставнями окна
и поискал обязательный вход в конюшни. Когда-то здесь были ворота, теперь от
них остались ржавые столбы, привинченные к кирпичным стенам. В узком проходе
стоял экипаж -- коляска, на каких обычно раскатывают доктора. Отметив все
возможные пути и препятствия на случай стремительного бегства, миновал
коляску, поигрывая отмычкой в кармане. Хотел бы он знать, может ли Гриппен
следить за ним во сне.
Если Гриппен вообще был здесь. Чарльз Фаррен упоминал о здании
неподалеку от Эрнчестер-Хаус. А упорные поиски Лидии выявили еще несколько
домов, принадлежащих вымышленным лицам, а проще говоря -- все той же
супружеской паре. Из рассказов
Исидро следовало, что испанец довольно часто менял место ночлега --
утомительное занятие, это Эшер знал еще по своим заграничным приключениям.
Может быть, вампиры становятся самоубийственно беспечными, потому что устают
быть похожими на людей?
"За некоторым исключением, -- подумал он. -- Минорит брат Антоний
просто тихо сошел с ума".
Кто еще? Туллоч Шотландец, призрак церковного кладбища Сен-Жермен?
Элизабет Белокурая, пившая порченую кровь больных чумой? Непредсказуемый
Райс, которого никто не видел с 1666 года? Или еще более древний вампир, о
котором даже легенды забылись, затаившийся в Лондоне...
Пока его не пробудил к действию Кальвар?
Эшер неслышно двинулся мимо почти пустых конюшен, контор, каретных
дворов. Во многих строениях давно уже не было ни лошадей, ни экипажей; они
были переоборудованы в склады или сдавались внаем за несколько шиллингов.
Строение, примыкавшее к дому номер семнадцать, было особенно ветхим и
грязным, двери висели на полуоторванных петлях, окна были выбиты. Дверь во
двор стояла приоткрытой.
Эшер подошел поближе и почувствовал озноб. На внутренней стороне ворот
он заметил две крепкие щеколды. Дальше начинался крохотный дворик,
заставленный старыми ящиками и полусгнившей мебелью, и вел он прямо к дому.
Мох рос на камнях мостовой, на утопленных в землю ступенях и вокруг дома.
Слуги не пользовались кухней лет десять. Над кухней зияли, мрачные и черные,
французские высокие окна; остальные были забраны ставнями.
Рациональный человек, англичанин двадцатого столетия, испытал бы
чувство протеста при виде такой замкнутости. Эшер теперь не сомневался: это
место посещали вампиры.
А ворота -- открыты. Он оглянулся на коляску, стоящую неприметно в
переулке и ждущую...
Кого?
Как бы желая усилить подозрения, мерин в оглоблях кашлянул, тряхнул
гривой и задумчиво пожевал железо мундштука. Последний луч солнца вспыхнул
на медных частях упряжи.
Вампиры выезжают в коляске днем?
Тот, о котором он сейчас думал, вполне мог.
Что-то стеснилось в груди, когда Эшер скользнул в разваленный, заросший
сорняком дворик. Коль скоро он и Лидия нашли это место, кто-то мог сделать
то же самое. Хотя если предположение Исидро справедливо, то Гриппен сам
может разъезжать при свете дня.
Во всяком случае, очень возможно, что Лидия находится в этом доме.
Он осторожно пересек дворик. Если здесь и впрямь дневной охотник (будь
это Гриппен, Туллоч Шотландец или же некто древний и безымянный), он все
равно услышит шаги человека. А их ведь двое -- дневных, если считать брата
Антония... И, как минимум, один из них сумасшедший...
Эшер ступил на маленькую террасу слева от лестницы и вскрыл одно из
окон, скрипнув зубами, когда щеколда сорвалась с хрустом и скрежетом.
Отпрянув от проема, он выжидал довольно долгое время, вслушиваясь. В глубине
дома что-то упало, затем послышался панический топот пары ног.
"Бежит к коляске, -- подумал он. -- На вампира не похоже... Соучастник
из смертных?"
Если вспомнить манеру Кальвара откровенничать с будущей жертвой, вполне
логичное предположение. Может быть, в одной из верхних комнат испепеленное
тело Гриппена еще дымится в тусклом, льющемся сквозь сорванные ставни
полусвете?..
Эшер от души надеялся, что так оно и есть, и в то же время напряженно
вслушивался в кочующий по дому человеческий топот. Ступеньки скрипели уже в
передней. Если сейчас проскользнуть в полуоткрытое окно, то он может
перехватить убийцу у парадного выхода...
Однако Эшер испугался столь дерзкой мысли; возможно, именно это и
сохранило ему жизнь. Он двинулся от окна, надеясь перехватить беглеца возле
коляски, но тут из темного окна протянулась рука. Все произошло с
невероятной быстротой; Эшер был схвачен за предплечье с такой силой, что
затрещали кости. В меркнущем свете он успел увидеть белую, как пораженную
проказой, лапу: вздувшиеся мышцы, узловатые костяшки пальцев, острые мощные
ногти. Создание маячило смутным белым пятном в темном окне. Вторая белесая
лапа схватила его сзади за шею, и в этот миг Эшер, выхватив из кармана
пальто один из серебряных ножей, полоснул наотмашь.
Кровь ударила из запястья, словно он продырявил кипящий чайник.
Нечеловеческий вопль из темного окна и впрямь был скорее похож на рев
раненого зверя. Эшер вывернулся из ослабевшей на секунду руки, по опыту
зная, что иначе его сейчас отшвырнут; как это сделал когда-то Гриппен. В
следующий миг Эшер уже вырвал из кармана пальто револьвер и открыл пальбу по
смутному силуэту, вылетевшему из двери черного хода.
Размывчатый, изменчивый, силуэт этот двигался с неуловимой быстротой,
точнее сказать, он просто пропал, и Эшер, почувствовав его сзади, обернулся,
все еще держа в левой руке серебряный нож. Последний лучик солнца осветил
черепообразное лицо невиданного вампира. Клыки, торчащие из-под вывернутых
распяленных губ, были похожи на обломанные бивни, они упирались в изрезанный
ими подбородок. Вампир отпрянул, держась за запястье и уставив на Эшера
огромные голубые глаза с раздувшимися от нечеловеческой ненависти зрачками.
Мысленная атака была страшна. Эшер почувствовал, что теряет сознание.
Он пытался раздвинуть наваливающуюся на него черноту, а создание уже
схватило его за руку. Вновь затрещали кости, Эшер вскрикнул, выпуская
револьвер, и тут вопль вампира повторился...
"Серебро, -- подумал Эшер. -- Серебряная цепь". И, ловя момент, ударил
ножом снова. Еще один крик боли и ярости; ухваченный за рукав Эшер все-таки
был брошен об стену; он успел вжать подбородок в грудь, но бросок был
настолько силен, что голова откинулась назад и затылок влепился в кирпичи. В
глазах померкло.
Голос провыл что-то. Удар повторился. Боль и серая волна небытия. Боль
была единственным, что теперь связывало Эшера с жизнью...
Имя. Вампир провыл какое-то имя.
Дальше сохранилось смутное ощущение влажного камня под щекой и запаха
прелой листвы.
Воздух прорезали свистки, послышался приближающийся топот. Спину
разламывало, левая кисть болела не хуже правой, но хотя бы слушалась. В
памяти всплыло газетное описание зверского массового убийства.
-- Эй, что тут стряслось?
-- С вами все в порядке, сэр?
Он заставил себя приподняться на локте. Над ним стояли, возникнув из
сумерек, два гиганта в голубой форме. "Краса и гордость Лондона", -- подумал
он. Солнце ушло за Харроу-Хилл. Холод пробирал до костей.
-- Нет, -- ответил он, когда один из бобби помог ему сесть. -- Кажется,
у меня сломано запястье.
-- Боже, сэр, какого черта...
-- Я пришел с визитом к другу, который живет в этом доме, и, видимо,
потревожил взломщиков. Один из них напал на меня, но их было двое, и уехали
они в коляске...
Полицейские переглянулись -- оба большие, розовощекие; один, судя по
произношению, из Йоркшира, другой -- коренной лондонец. Эшер представил, с
каким интересом разглядывал бы их Исидро.
-- Держу пари, это та коляска, что попалась нам навстречу!
-- Серый мерин в яблоках, передние ноги в белых чулках, -- машинально
сообщил Эшер.
-- Смотри-ка, что он обронил, Чарли, -- сказал уроженец Лондона,
поднимая револьвер Эшера. Йоркширец взглянул, затем уставился на
окровавленный нож в руке Эшера.
-- Вы всегда ходите в гости вооруженным, сэр?
-- Необязательно. -- Губы тряслись, но он попробовал улыбнуться. -- Мой
друг доктор Гриппен коллекционирует старое оружие. Нож этот я купил у
антиквара и хотел показать... -- Он поморщился; правая кисть уже начинала
распухать, боль пульсировала, рука чернела. Левая, впрочем, выглядела не
лучше.
-- Пошли-ка за доктором. Боб, -- сказал йоркширец. -- Пройдите в дом,
сэр, -- добавил он, в то время как Боб заторопился прочь. -- Наверное, они
знали, что дома никого не будет.
Эшер взглянул на него (они уже вошли в переднюю).
-- Я в этом не уверен.
Громоздкая мебель семнадцатого столетия вырисовывалась в полумраке;
здесь и там мерцали стекло и металл. Чарли направил Эшера к массивному
дубовому стулу.
-- Подождите лучше здесь, сэр, -- сказал он. -- Вы выглядите так,
словно прошли через жернова.
Чистосердечного сочувствия, однако, в голосе его не слышалось -- бобби
явно не верил его истории. Впрочем, это было несущественно. А существенно
было то, что сейчас обыщут дом и, может быть, найдут Лидию. Ах, если бы
дневной вампир убил Гриппена, а Лидию не заметил... Если она, конечно,
здесь...
-- Как, вы говорите, зовут вашего друга, сэр?
-- Дом принадлежит доктору Гриппену, -- сказал Эшер. --А я-- профессор
Джеймс Эшер, лектор Нового колледжа, Оксфорд. -- Он прижал распухшую руку к
груди, пытаясь унять дергающую боль. Визитную карточку он достал левой. -- Я
надеялся застать его во второй половине дня.
Чарли изучил карточку, спрятал, и голос его заметно смягчился:
-- Хорошо, сэр. Посидите пока здесь. А я тем временем осмотрю дом.
Эшер откинулся на спинку стула, стараясь не потерять сознания. Полисмен
Здесь же был сложенный в несколько раз номер лондонской "Тайме" с
крупным заголовком: "РЕЗНЯ В ЛАЙМХАУСЕ".
Еще семь человек (в основном докеры-китайцы) расстались с жизнью.
Дрожа от слабости, Эшер слез со своего ложа и, спотыкаясь, побрел к
решетке. Прутья были массивные, явно рассчитанные на сверхчеловеческую силу
вампиров, серебряный замок был закрыт на ключ. Эшер прижался к холодному
металлу и негромко позвал в темноту:
-- Антоний! Брат Антоний, послушайте. Вы нам нужны в Лондоне. Нам нужна
ваша помощь. Мы можем совершить это путешествие в течение одной ночи, кроме
того, у нас есть с собой укрытие от дневного света. Вы должны ехать с нами
-- вы единственный, кто может нам помочь, единственный, кто может выследить
дневного убийцу. Помогите нам. Пожалуйста.
В ответ из темноты -- ни звука.
-- Я не удивлен, -- заметил дон Симон, выслушав рассказ Эшера, когда
поезд отошел от Гар дю Нор в тонком вечернем тумане. -- Трудно сказать,
насколько он осведомлен и много ли понимает в том, что происходит. Вполне
возможно, что он тайком следует за нами, слушая издалека наши разговоры, как
это, кстати, часто делают вампиры. Не исключено, что он приветствует смерть
вампиров или просто не желает назвать имя убийцы, потому что хорошо с ним
знаком. Дружба среди вампиров бывает, хотя и редко.
Он развернул на костлявых коленях только что купленную газету,
равнодушно пробежал заголовки.
-- Мне это не нравится, Джеймс, -- сообщил он, и Эшер наклонился
посмотреть.
"ВАМПИР ЛАЙМХАУСА! -- кричал заголовок. -- ПОЛИЦИЯ ОЗАДАЧЕНА". -- Еще
одна серия убийств позавчерашней ночью -- в Манчестере (лондонские газеты
перепечатали сообщение на следующий день). Наш вампир, видимо, пользуется
обычным транспортом... Выпить кровь из девяти человек -- да после этого ни
один нормальный вампир в течение недели как минимум даже глядеть на людей не
сможет! Если кому-то требуются две жертвы в течение одной ночи, то это
редчайший случай. А это... -- Тонкие брови озабоченно сдвинулись.
-- Это меня сильно беспокоит.
-- Случалось такое раньше?
Изящные руки свернули газету в несколько раз и отложили в сторону.
-- При мне -- нет. Но Райс рассказывал, что нечто подобное случилось во
время Чумы.
"Он стал вампиром еще до пришествия Черной Смерти..."
-- С теми, кто пил кровь заразившихся чумой? Исидро обхватил руками
колено. На Эшера он не смотрел.
-- Да все мы это делали, -- сказал он спокойно. -- Райс делал это во
время Великой Чумы -- и не заболел. Гриппен и я поступали так же в
шестьдесят пятом, когда чума в последний раз пришла в Лондон. Да и кто мог
тогда отличить здорового человека от зараженного, да еще ночью! Однажды я
выпил кровь одной женщины, а потом отбросил простыню и увидел у нее под
мышками и в паху черные нарывы -- чума в последней стадии. Я выбежал на
улицу, меня жестоко рвало, и Туллоч Шотландец, найдя меня в таком состоянии,
удивился, что меня напугало. "Мы уже мертвые, -- сказал он. -- Что за
девичьи страхи?"
Голос вампира был ровным, желтые глаза -- бесстрастны, но, глядя на
этот бледный благородный профиль, Эшер ощутил вдруг, какая пропасть времени
разделяет его и Исидро.
-- Потом, много лет спустя, Райс пристрастился к путешествиям --
странная привычка для вампира. Он исчезал на годы, бывало, и на десятилетия,
но я его видел последний раз в Лондоне -- за неделю до Большого Пожара. Так
вот, он рассказывал мне однажды, что вампиры в Париже и в Баварии во время
чумы, случалось, испытывали странные приступы, убивая по нескольку человек
за одну ночь. Хотя было ли это связано с чумой -- сказать трудно. Вполне
возможно, что причиной срыва был царящий вокруг ужас. Интересно, что такое,
по его словам, могло случиться спустя долгое время после мора. Элизабет
Белокурая, насколько мне известно, проникала в зачумленные дома и убивала
там целые семьи. После одного такого безрассудства ее убили, но раньше с ней
подобных приступов не было, а она была вампиром уже несколько столетий.
-- А с вами такое случалось?
Вампир так и не взглянул в его сторону.
-- Пока еще нет.
Они прибыли в Лондон перед рассветом. На этот раз Исидро не исчез, как
он это делал раньше, стоило поезду подойти к платформе. Вместо этого он
кликнул кэб и, лишь сопроводив Эшера домой, сгинул в опасно бледнеющей мгле.
Хотя вампир объяснял такую свою заботу обязанностями перед тем, кого он
нанял, Эшер все равно был благодарен ему. Большую часть путешествия он
отсыпался, и все же, когда они достигли Колоннады Принца Уэльского, вид у
Эшера, как частенько выражалась миссис Граймс, был такой, словно его
пропустили сквозь жернова.
Спустя несколько часов он был разбужен солнцем. Хозяйка, ужаснувшаяся
его бледности, принесла ему завтрак на подносе и спросила, не нуждается ли
он в помощи.
-- Если вы больны, сэр, -- обеспокоено сказала она, -- можно нанять
человека, чтобы он за вами ухаживал. Я рада бы заняться этим сама, но у меня
просто не хватит времени, у нас ведь еще четыре постояльца.
-- Нет-нет, -- успокоил ее Эшер. -- Но я весьма благодарен вам за
заботу. У меня есть в Лондоне младшая сестра, и, если вы будете столь добры,
чтобы направить вашего посыльного на телеграф, ее можно было бы известить и
она бы обо мне позаботилась.
Это был весьма неуклюжий маневр, но просто послать записку на
Брутон-Плейс означало бы рассекретить убежище Лидии. Набрасывая еще
подрагивающей от слабости рукой послание, он решил с сожалением, что
разумнее все-таки не встречаться, а продолжать обмен даться информацией
через гардероб музея. Закончив, задернул половину портьеры, чтобы
предупредить Лидию о том, что послание отправлено. Он жаждал видеть ее,
прикоснуться к ней, услышать ее голос и, самое главное, удостовериться, что
с ней все в порядке, но, зная об убийце то, что он знал сейчас, он бы не
решился даже встретиться с ней в парке при свете дня.
Уже то, что он однажды решился на такую встречу, заставляло его сердце
сжиматься в предчувствии опасности. Убийца, по словам Исидро, вполне мог
подглядывать и подслушивать на расстоянии, различая каждое произнесенное ими
слово, -- дневной охотник, безумный, пораженный древней чумой. Лицо Забияки
Джо Дэвиса всплыло внезапно в его памяти -- искаженные бледные черты,
сальные волосы, отчаянный шепот: "У меня как будто мозг высасывают от
голода..." -- и безумие в глазах.
Эшер почувствовал горькое раскаяние. "Богоподобный Деннис Блейдон, --
злобно подумал он, -- никогда бы не позволил втянуть Лидию в такую
историю".
Телеграмму он послал с оплаченным ответом и около двух часов излагал на
бумаге свои парижские приключения. Это вымотало его и расстроило
окончательно. Он нуждался в отдыхе точно так же, как нуждался в воде, когда
лежал первые несколько дней в парижском подвале Исидро. Как бы он хотел
вывести Лидию из этой игры, выйти из нее самому и хоть на малое время снова
оказаться на зеленых лугах Оксфорда! Ему нужен был отдых -- и вовсе не для
того, чтобы иметь возможность поразмыслить о предполагаемых вампирах из
фольклора или -- того хуже -- о реальных ночных созданиях, крадущихся
лондонскими мостовыми, вслушивающихся в голоса прохожих и провожающих их
алчными взглядами.
Но возможности для отдыха не было. Он вытер пот с лица и продолжал
водить пером по бумаге, вслушиваясь, на раздастся ли у дверей стук
почтальона.
Он так и не дождался ответа. Через силу одевшись, Эшер послал за кэбом
-- отчасти чтобы создать впечатление предстоящей ему долгой поездки, отчасти
надеясь увидеть Лидию возле библиотеки, а отчасти и потому, что пройти два
квартала было вряд ли ему сейчас под силу.
-- Мисс Мерридью, сэр? -- переспросила хозяйка на Брутон-Плейс,
выговаривая звук "и" в манере, свойственной выходцам из восточного
Ланкашира. -- Благослови вас Господь, сэр, а то мы уж гадали, к кому
обратиться, -- ведь бедная девочка не знает в Лондоне ни души...
-- Что? -- Эшер почувствовал, как кровь отлила от лица. Видя, что гость
ее -- и без того бледный -- побледнел еще больше, хозяйка поспешила усадить
его в кресло посреди тесной, заставленной вещами прихожей.
-- Мы просто не знали, что делать, мой муж и я. Он говорит, что люди
останавливаются у нас для того, чтобы никто не совал нос в их дела, и, вы уж
простите меня, сэр, сказал, что как раз такие красотки и разгуливают по
ночам... Но я-то видела, что она не из таких...
-- Что случилось? -- Голос Эшера был тих.
-- Да Господь с вами, сэр, мисс Мерридью ушла еще позавчера, и, что бы
там ни говорил мой муж, а я уже хотела звонить в полицию.
Обе комнаты, где жила Лидия (как, впрочем, любое помещение, где она
поселялась хотя бы на день), завалены были газетами, журналами, книгами и
прочими свидетельствами ее последних изысканий: аккуратно скопированными
записями газовой компании, счетами за электричество, газетными вырезками.
Эшера прошиб озноб, когда среди прочего он обнаружил две выписки по делу об
убийстве в Лаймхаусе. Имена и адреса прилагались отдельно. Лидия явно
тщательнейшим образом просеяла приходские архивы, дарственные и завещания,
прежде чем составила этот небольшой, но неоспоримый список персон,
пренебрегших обязанностью умереть в должный срок.
Проглядев его, Эшер поразился, каким образом граф Эрнчестер не попал на
подозрение раньше. Несуразности и несовпадения в передаче собственности
прослеживались ясно, как кровавый след на ковре. Дома продавались или
дарились лицам, которые затем не проявляли ни малейших признаков жизни (и
смерти), забывая даже составить завещание. Были отмечены и другие, более
мелкие несообразности. На стене, приколотая к зеленоватым обоям с похожими
на капустные кочаны розами, висела топографическая карта Лондона и
окрестностей, утыканная чертежными булавками с красными, зелеными и голубыми
головками. Списки адресов. Списки имен. На двух из них он нашел Антею
Фаррен, Лотту Харшоу, Эдварда Хаммерсмита. То и дело попадалось имя Лайонела
Гриппена. Рядом были приколоты фотографии Берти Уэстморленда, его братца
достопочтенного Эвелайна -- улыбающегося мамонта в футбольной форме
Глостер-колледжа -- рука об руку с сияющим Деннисом Блейдоном, Томасом Гоби,
Полом Фаррингтоном и дюжиной прочих; а также заплетенный в узел белокурый
женский локон, надо полагать, принадлежавший когда-то самой Лотте.
Конторка Лидии подобно той, что стояла дома, была засыпана бумагами,
среди которых он нашел невскрытое письмо, отправленное по его просьбе доном
Симоном из Парижа. Здесь же лежала и телеграмма, отправленная им сегодня, а
под ней -- выписки из лондонской "Стандард" о второй резне в Лаймхаусе.
Выписки, сделанные ею в ночь перед уходом.
Желудок сжался от страха, тоскливое чувство, испытанное им в Претории в
день провала, овладело Эшером, и еще -- холодный смертельный гнев.
ГРИППЕН!
Эшер не говорил ей о нем, но она вычислила его сама.
"Лидия, нет!.." -- подумал он, ужаснувшись. Трудно было представить,
что она могла предпринять такую вылазку одна, и все же...
Она обещала ему -- да, но до того, как он исчез. До того, как началось
безумие, связанное с "вампиром Лаймхауса". Она знала одно: Джеймс вполне мог
быть убит в Париже, и, видит бог, она была права. Прекрасно понимая, что
безмозглые газетчики с Флит-стрит по обыкновению хотели гиперболизировать
ситуацию, она твердо знала, что на этот раз они нечаянно попали в точку.
Подобно большинству исследователей, Лидия отличалась хладнокровием и
практичностью, свойственными, кстати, многим мягкосердечным альтруистам.
Кроме того, она готова была к самопожертвованию, лишь бы открыть новое поле
медицинских исследований. Эшер не помнил случая, чтобы Лидия нарушила
когда-нибудь данное слово, но ведь он сам внушил ей, что дневные
исследования относительно безопасны!
Что там говорил Исидро? Что вампиры, как правило, знают, когда по их
следу идет человек? Гриппену было достаточно второй раз обратить на нее
внимание в толпе...
Эшер еще раз произвел осмотр комнаты.
В ящике конторки он нашел несколько предметов, ранее Лидии не
принадлежавших: маленький серебряный нож, револьвер, заряженный (он
проверил) пулями с серебряными наконечниками. В спальне обнаружились
химические приборы, микроскоп, солидное количество чеснока и бутыль без
этикетки, которая, впрочем, оказалась не нужна -- достаточно было вынуть
пробку. Экстракт чеснока.
Даже работая на известный департамент, Эшер прежде всего оставался
ученым; точно так же выслеживал он и вампиров -- используя научные знания.
Лидия, будучи врачом, пыталась защититься от вампиров с помощью медицины.
Медицинские журналы лежали грудой на ночном столике (Эшеру в свое время
пришлось долго привыкать к обыкновению Лидии ложиться в постель с книгой).
Из журналов торчали закладки; все отмеченные статьи касались либо патологии
крови, либо источников легенд о вампирах, либо болезненно повышенных
психических способностей. На полочке он нашел медицинский шприц и коричневый
бархатный футляр с десятью ампулами нитрата серебра.
Ему понадобилось несколько секунд, чтобы вникнуть в смысл случившегося.
Она не взяла с собой ничего из приготовленных ею же средств защиты.
Медленным шагом Эшер вернулся в комнату. Там стояла хозяйка, испуганно
оглядывая бумажный шторм и карту Лондона, похожую на карту боевых действий.
Это была маленькая смуглая женщина несколькими годами старше самого Эшера.
Взглянув на него, она сказала:
-- Я принесу вам немного шерри, сэр.
-- Благодарю вас. -- Эшер присел на стул перед конторкой. Если и была в
нем остаточная слабость, то он уже этого не чувствовал.
Много лет назад (после Претории) он пытался поправить свою жизнь,
пытался снова связать воедино клочья своей истрепанной души. У него была
девушка в Вене, куда он приезжал раз двенадцать ради сбора информации, и он
бросил ее, фактически предал. Сделать это было далеко не просто, но он решил
начать все сначала -- ожить, воскреснуть...
Если Лидия мертва, то у него просто не хватит сил пройти этот путь
снова.
Губы его дрогнули в горькой улыбке -- он вспомнил слова Исидро в салоне
Элизы: "Не бойтесь, госпожа. Законы я помню". И пальцы вампира сомкнулись,
как наручник, на запястье Эшера...
"Бойтесь, -- подумал Эшер с тихой страшной решимостью. -- Если вы
прикоснулись к ней хоть пальцем..."
Внимательно и неторопливо он перечитал записи Лидии.
Некоторые из адресов были помечены звездочкой и только два адреса --
двумя. Первый -- Эрнчестер-Хаус.
Второй -- старый дом возле Грэйт-Портленд-стрит; район, смутно
ассоциирующийся с тусклыми георгианскими строениями, видавшими лучшие дни.
Судя по записям, дом был приобретен в 1754 году шестым графом Эрнчестерским
и передан в дар доктору Лайонелу Гриппену.
Солнце висело над Харроу-Хилл смутным оранжевым диском в заводской
дымке, когда он отпустил кэб. Еще немного -- и оно коснется крыш. "Бездна
времени", -- подумал Эшер. Ему бы очень хотелось знать, не было ли у Лидии
запасного серебряного ножа. Ушла ли она из дому совсем безоружной, да и
уходила ли? Гриппен мог просто ворваться и увести ее с собой.
Но откуда он мог узнать, кто она такая и где ее искать?
"Прекрати, -- приказал он себе, потому что прогулка в Гайд-Парке снова
проступила в его памяти, как кровавое пятно на ковре. -- Об этом ты
подумаешь позже". И с той же решимостью запретил себе размышлять, чем это
"позже" может обернуться для них обоих.
Дом номер семнадцать по Монк-Серкл выглядел, как и окружающие его дома,
весьма древним строением. Это были высокие здания из коричневого камня,
двери для слуг располагались у них с тыла -- это Эшер отметил, еще
расплачиваясь с возницей.
"Хорошо, -- подумал он. -- То есть взлом можно обставить весьма
интимно".
Неторопливо проходя мимо, он осмотрел забранные плотными ставнями окна
и поискал обязательный вход в конюшни. Когда-то здесь были ворота, теперь от
них остались ржавые столбы, привинченные к кирпичным стенам. В узком проходе
стоял экипаж -- коляска, на каких обычно раскатывают доктора. Отметив все
возможные пути и препятствия на случай стремительного бегства, миновал
коляску, поигрывая отмычкой в кармане. Хотел бы он знать, может ли Гриппен
следить за ним во сне.
Если Гриппен вообще был здесь. Чарльз Фаррен упоминал о здании
неподалеку от Эрнчестер-Хаус. А упорные поиски Лидии выявили еще несколько
домов, принадлежащих вымышленным лицам, а проще говоря -- все той же
супружеской паре. Из рассказов
Исидро следовало, что испанец довольно часто менял место ночлега --
утомительное занятие, это Эшер знал еще по своим заграничным приключениям.
Может быть, вампиры становятся самоубийственно беспечными, потому что устают
быть похожими на людей?
"За некоторым исключением, -- подумал он. -- Минорит брат Антоний
просто тихо сошел с ума".
Кто еще? Туллоч Шотландец, призрак церковного кладбища Сен-Жермен?
Элизабет Белокурая, пившая порченую кровь больных чумой? Непредсказуемый
Райс, которого никто не видел с 1666 года? Или еще более древний вампир, о
котором даже легенды забылись, затаившийся в Лондоне...
Пока его не пробудил к действию Кальвар?
Эшер неслышно двинулся мимо почти пустых конюшен, контор, каретных
дворов. Во многих строениях давно уже не было ни лошадей, ни экипажей; они
были переоборудованы в склады или сдавались внаем за несколько шиллингов.
Строение, примыкавшее к дому номер семнадцать, было особенно ветхим и
грязным, двери висели на полуоторванных петлях, окна были выбиты. Дверь во
двор стояла приоткрытой.
Эшер подошел поближе и почувствовал озноб. На внутренней стороне ворот
он заметил две крепкие щеколды. Дальше начинался крохотный дворик,
заставленный старыми ящиками и полусгнившей мебелью, и вел он прямо к дому.
Мох рос на камнях мостовой, на утопленных в землю ступенях и вокруг дома.
Слуги не пользовались кухней лет десять. Над кухней зияли, мрачные и черные,
французские высокие окна; остальные были забраны ставнями.
Рациональный человек, англичанин двадцатого столетия, испытал бы
чувство протеста при виде такой замкнутости. Эшер теперь не сомневался: это
место посещали вампиры.
А ворота -- открыты. Он оглянулся на коляску, стоящую неприметно в
переулке и ждущую...
Кого?
Как бы желая усилить подозрения, мерин в оглоблях кашлянул, тряхнул
гривой и задумчиво пожевал железо мундштука. Последний луч солнца вспыхнул
на медных частях упряжи.
Вампиры выезжают в коляске днем?
Тот, о котором он сейчас думал, вполне мог.
Что-то стеснилось в груди, когда Эшер скользнул в разваленный, заросший
сорняком дворик. Коль скоро он и Лидия нашли это место, кто-то мог сделать
то же самое. Хотя если предположение Исидро справедливо, то Гриппен сам
может разъезжать при свете дня.
Во всяком случае, очень возможно, что Лидия находится в этом доме.
Он осторожно пересек дворик. Если здесь и впрямь дневной охотник (будь
это Гриппен, Туллоч Шотландец или же некто древний и безымянный), он все
равно услышит шаги человека. А их ведь двое -- дневных, если считать брата
Антония... И, как минимум, один из них сумасшедший...
Эшер ступил на маленькую террасу слева от лестницы и вскрыл одно из
окон, скрипнув зубами, когда щеколда сорвалась с хрустом и скрежетом.
Отпрянув от проема, он выжидал довольно долгое время, вслушиваясь. В глубине
дома что-то упало, затем послышался панический топот пары ног.
"Бежит к коляске, -- подумал он. -- На вампира не похоже... Соучастник
из смертных?"
Если вспомнить манеру Кальвара откровенничать с будущей жертвой, вполне
логичное предположение. Может быть, в одной из верхних комнат испепеленное
тело Гриппена еще дымится в тусклом, льющемся сквозь сорванные ставни
полусвете?..
Эшер от души надеялся, что так оно и есть, и в то же время напряженно
вслушивался в кочующий по дому человеческий топот. Ступеньки скрипели уже в
передней. Если сейчас проскользнуть в полуоткрытое окно, то он может
перехватить убийцу у парадного выхода...
Однако Эшер испугался столь дерзкой мысли; возможно, именно это и
сохранило ему жизнь. Он двинулся от окна, надеясь перехватить беглеца возле
коляски, но тут из темного окна протянулась рука. Все произошло с
невероятной быстротой; Эшер был схвачен за предплечье с такой силой, что
затрещали кости. В меркнущем свете он успел увидеть белую, как пораженную
проказой, лапу: вздувшиеся мышцы, узловатые костяшки пальцев, острые мощные
ногти. Создание маячило смутным белым пятном в темном окне. Вторая белесая
лапа схватила его сзади за шею, и в этот миг Эшер, выхватив из кармана
пальто один из серебряных ножей, полоснул наотмашь.
Кровь ударила из запястья, словно он продырявил кипящий чайник.
Нечеловеческий вопль из темного окна и впрямь был скорее похож на рев
раненого зверя. Эшер вывернулся из ослабевшей на секунду руки, по опыту
зная, что иначе его сейчас отшвырнут; как это сделал когда-то Гриппен. В
следующий миг Эшер уже вырвал из кармана пальто револьвер и открыл пальбу по
смутному силуэту, вылетевшему из двери черного хода.
Размывчатый, изменчивый, силуэт этот двигался с неуловимой быстротой,
точнее сказать, он просто пропал, и Эшер, почувствовав его сзади, обернулся,
все еще держа в левой руке серебряный нож. Последний лучик солнца осветил
черепообразное лицо невиданного вампира. Клыки, торчащие из-под вывернутых
распяленных губ, были похожи на обломанные бивни, они упирались в изрезанный
ими подбородок. Вампир отпрянул, держась за запястье и уставив на Эшера
огромные голубые глаза с раздувшимися от нечеловеческой ненависти зрачками.
Мысленная атака была страшна. Эшер почувствовал, что теряет сознание.
Он пытался раздвинуть наваливающуюся на него черноту, а создание уже
схватило его за руку. Вновь затрещали кости, Эшер вскрикнул, выпуская
револьвер, и тут вопль вампира повторился...
"Серебро, -- подумал Эшер. -- Серебряная цепь". И, ловя момент, ударил
ножом снова. Еще один крик боли и ярости; ухваченный за рукав Эшер все-таки
был брошен об стену; он успел вжать подбородок в грудь, но бросок был
настолько силен, что голова откинулась назад и затылок влепился в кирпичи. В
глазах померкло.
Голос провыл что-то. Удар повторился. Боль и серая волна небытия. Боль
была единственным, что теперь связывало Эшера с жизнью...
Имя. Вампир провыл какое-то имя.
Дальше сохранилось смутное ощущение влажного камня под щекой и запаха
прелой листвы.
Воздух прорезали свистки, послышался приближающийся топот. Спину
разламывало, левая кисть болела не хуже правой, но хотя бы слушалась. В
памяти всплыло газетное описание зверского массового убийства.
-- Эй, что тут стряслось?
-- С вами все в порядке, сэр?
Он заставил себя приподняться на локте. Над ним стояли, возникнув из
сумерек, два гиганта в голубой форме. "Краса и гордость Лондона", -- подумал
он. Солнце ушло за Харроу-Хилл. Холод пробирал до костей.
-- Нет, -- ответил он, когда один из бобби помог ему сесть. -- Кажется,
у меня сломано запястье.
-- Боже, сэр, какого черта...
-- Я пришел с визитом к другу, который живет в этом доме, и, видимо,
потревожил взломщиков. Один из них напал на меня, но их было двое, и уехали
они в коляске...
Полицейские переглянулись -- оба большие, розовощекие; один, судя по
произношению, из Йоркшира, другой -- коренной лондонец. Эшер представил, с
каким интересом разглядывал бы их Исидро.
-- Держу пари, это та коляска, что попалась нам навстречу!
-- Серый мерин в яблоках, передние ноги в белых чулках, -- машинально
сообщил Эшер.
-- Смотри-ка, что он обронил, Чарли, -- сказал уроженец Лондона,
поднимая револьвер Эшера. Йоркширец взглянул, затем уставился на
окровавленный нож в руке Эшера.
-- Вы всегда ходите в гости вооруженным, сэр?
-- Необязательно. -- Губы тряслись, но он попробовал улыбнуться. -- Мой
друг доктор Гриппен коллекционирует старое оружие. Нож этот я купил у
антиквара и хотел показать... -- Он поморщился; правая кисть уже начинала
распухать, боль пульсировала, рука чернела. Левая, впрочем, выглядела не
лучше.
-- Пошли-ка за доктором. Боб, -- сказал йоркширец. -- Пройдите в дом,
сэр, -- добавил он, в то время как Боб заторопился прочь. -- Наверное, они
знали, что дома никого не будет.
Эшер взглянул на него (они уже вошли в переднюю).
-- Я в этом не уверен.
Громоздкая мебель семнадцатого столетия вырисовывалась в полумраке;
здесь и там мерцали стекло и металл. Чарли направил Эшера к массивному
дубовому стулу.
-- Подождите лучше здесь, сэр, -- сказал он. -- Вы выглядите так,
словно прошли через жернова.
Чистосердечного сочувствия, однако, в голосе его не слышалось -- бобби
явно не верил его истории. Впрочем, это было несущественно. А существенно
было то, что сейчас обыщут дом и, может быть, найдут Лидию. Ах, если бы
дневной вампир убил Гриппена, а Лидию не заметил... Если она, конечно,
здесь...
-- Как, вы говорите, зовут вашего друга, сэр?
-- Дом принадлежит доктору Гриппену, -- сказал Эшер. --А я-- профессор
Джеймс Эшер, лектор Нового колледжа, Оксфорд. -- Он прижал распухшую руку к
груди, пытаясь унять дергающую боль. Визитную карточку он достал левой. -- Я
надеялся застать его во второй половине дня.
Чарли изучил карточку, спрятал, и голос его заметно смягчился:
-- Хорошо, сэр. Посидите пока здесь. А я тем временем осмотрю дом.
Эшер откинулся на спинку стула, стараясь не потерять сознания. Полисмен