Дыхание Эша было неспокойным.

– Джульет двигалась, Кристина. Ее тело в гробу шевелилось. Она говорила со мной.

Словно завороженная, Кристина глядела на него, не отрывая глаз.

– Это мог быть кошмар – я не знаю. Я был ребенком, перенес сильное потрясение. Но что-то внутри мне подсказывает, что это действительно произошло. Мои родители слышали мой крик. Когда они меня нашли, я валялся на полу. От страха я потерял сознание.

Горло Дэвида было сухим, как будто его действительно обжег пожар в подвале. Язык скользил по губам, но едва ли мог их увлажнить.

– Две недели после этого я пробыл в лихорадке. Я пропустил все: службу, похороны, самое сильное горе родителей. Они все списали на падение в реку: подцепил простуду. Можешь в это поверить? Я был рад, что все они так думали.

Кристина протянула руку к его руке.

– О, Дэвид, – сказала она. – Вот почему, – да?

Эш сделал непонимающее движение головой.

– Вот почему ты посвятил себя психическим исследованиям: опровергал сверхъестественное, развенчивал жизнь после смерти. Ты понял это? – Она настойчиво сжала его руку. – Твой скептицизм происходит из твоей вины. Ты никогда не хотел, чтобы были такие вещи, как призраки. Ты был напуган тем кошмаром, боялся, что это было не во сне, что Джульет говорила, двигалась в гробу. Ты всегда боялся, что это случилось на самом деле, что твоя сестра будет каким-то образом требовать возмездия. Дэвид, ты можешь понять, каким ты был глупым?

Она придвинулась ближе, приподнявшись так, чтобы поцеловать его в щеку.

Находясь в смятении от ее слов, но чувствуя в них какую-то правду, какую-то логику, он прижался к ней. Однако, эти доводы были слишком неожиданными, чтобы сразу их принять, поскольку слишком долго он жил в тревоге, слишком много лет. Ему нужно было время, чтобы подумать. Ему нужно было отдохнуть. Ему нужно было хорошо поразмыслить над ее словами. И еще в этот момент, больше всего остального, ему нужна была Кристина.

Эш застонал и еще сильнее прижал ее к себе.

Глава 21

Веки Дэвида вздрогнули и открылись.

Темноту в комнате нарушал лишь мягкий лунный свет.

Его обнаженное тело было сырым от пота, горло пересохло.

Он вспомнил все.

В поисках утешения Эш повернулся к Кристине и осознал свое неудовлетворенное желание. Но Кристины не было. Ее часть кровати пустовала, и когда он прошептал ее имя, то из темноты, наполнявшей комнату, не получил никакого ответа.

Простынь, в том месте, где лежала девушка была смята, и луна бросала тень в углубление, оставленное ее телом. Дэвид прикоснулся к этому месту, будто это могло вызвать нечто вроде ее образа, но холод, который он почувствовал, заставил его руку сжаться и отдернуться в сторону. Было ощущение, что его пальцы погрузились в холодную жидкость, поскольку было холодным не только белье: казалось, что вверх от мятой поверхности распространялось легкое дуновение холода.

Отодвинувшись на порядочное расстояние от той части кровати, Дэвид лег на спину. Страх возродился, мысли были туманными; но он был слишком утомлен, чтобы сделать усилие, слишком измотан, чтобы встать.

Веки были настолько тяжелы, что с ними было невозможно бороться.

Глава 22

Эдит Фиппс взбежала по короткой лестнице, которая вела в Институт Психических Исследований; ее щеки раскраснелись от щипавшего кожу холодного утреннего воздуха. За ее спиной в пробке «часа пик» едва тащились автомобили, водители которых, срывая свою злобу, стучали по рулям или вымещали ее на своих спутниках; но рев клаксонов раздавался не часто. Сквозь стекла двойных дверей здания, Эдит заметила Кейт Мак-Керрик, спускавшуюся по лестнице из своего кабинета, и с порядочной силой толкнула дверь, стремясь поскорей встретиться с коллегой.

– Кейт… – едва войдя и не успев перевести дыхание, позвала она.

Та выразила удивление, но продолжала двигаться к конторке.

– Привет, Эдит. Прости, что не могу задержаться: опаздываю на Конференцию. Вы заказали мне такси? – обратилась она к секретарше.

– Ждет вас снаружи, – немедленно последовал ответ.

– Потрясающе. Это для отправки, должно уйти сегодня утром. – Директор положила на стол кипу конвертов.

– Кейт, мне нужно с тобой поговорить, – Эдит стояла рядом.

– Нет времени, Эдит, – ответила Кейт, глядя на раскрасневшуюся женщину. – Я правда опаздываю. Я постараюсь позвонить тебе попозже. Ты будешь здесь, в Институте?

– Да, у меня с утра три сеанса. Но это важно…

– Так же, как и конференция. Перед ее началом мне нужно многих перезнакомить, и с меня заживо сдерут шкуру, если меня там не будет.

Вежливо, как только могла, Кейт проскользнула мимо Эдит, направляясь к двери.

– Это насчет Дэвида, – крикнула вдогонку медиум.

Дотронувшись одной рукой до вращающейся двери, Кейт в нерешительности заколебалась.

– Поговорим позже.

Их разделила дверь. Эдит двинулась следом за Кейт, но остановилась, увидев, как та садилась в ожидавшее такси. Медиум прикусила нижнюю губу, зная, что следовать за Кейт было бесполезно.

Вместо этого она поднялась по лестнице, почувствовав, что это утомило ее больше, чем хотелось бы, и вошла в кабинет Кейт Мак-Керрик.

Она положила свою сумочку на стол директора и направилась прямиком к картотечному шкафчику. Выдвинув ящик, просмотрела список имен и, найдя МЕРИЭЛЛ, достала папку.

Открыв ее, Эдит вспомнила тот случай, после которого она заинтересовалась Дэвидом Эшем.

Глава 23

– Эдит, познакомься, – Дэвид Эш.

Когда она вошла в комнату, со стула поднялся черноволосый мужчина и протянул ей руку. Он был явно сдержан. Интересное лицо, думала она, глубина глаз…

Когда их руки соприкоснулись, ее пронзило чувство, что-то вроде дрожи, которую может вызывать легкое поглаживание кончиками пальцев бархата. Этот толчок прервал ее мысли.

Его рука ослабла, как будто он на мгновенье тоже почувствовал некоторое замешательство, но затем рукопожатие вновь стало крепким.

– Кейт мне о вас много рассказывала, – произнес он.

– И я знаю вашу репутацию, – ответила она также быстро собравшись. Эдит улыбнулась, давая понять, что это замечание не предполагало никакой враждебности.

– Я был удивлен, что вы попросили Кейт о моей помощи.

– Верь не верь, – сказала Кейт Мак-Керрик, улыбаясь им лучезарной улыбкой, – но Эдит восхищена твоей работой.

Эш поднял брови.

– Я не сомневаюсь в ваших мотивах, мистер Эш, – сказала Эдит. – В нашей профессии действительно есть много шарлатанов. Нас и так презирает общественное мнение, а те люди еще больше выставляют нас на посмешище.

– Простите за такие слова, но я привык к тому, что вы все объединены против меня, – откровенно заявил Эш.

– Только не в тех случаях, когда мы сами подозреваем обман. Рано или поздно, самозванцы разоблачаются, и, когда такое происходит, это плохо отражается на нас всех. Мошенничества, мистер Эш, нужно уничтожать в зародыше, пока они не принесли много вреда.

– И, прежде всего, у этих фальшивых медиумов очень большая поддержка, – добавила Кейт. – Чем больше последователей, тем труднее свергнуть кумира.

Эш знал, что это правда: подобно любой религии (во многом ясновидение рассматривалась как таковая), нужно было противостоять готовности приверженцев верить, а не только методам отдельного мошенника.

– Мы хотим, чтобы ты разобрался с определенной персоной, которая начинает выходить за рамки приемлемого.

– За рамки приемлемого? – Эш обратился к Эдит. – Так что же, существуют какие-то мошенничества, которые, если они достаточно тривиальны, могут быть приемлемы?

– Я не могу отрицать кривляния некоторых медиумов, – ответила Эдит. – Но они безвредны, как и их способ стимуляции ощущения какого-либо настроения.

Улыбка Эша ей не понравилась.

Кейт встала из-за стола, настороженная оборотом, который принимала беседа.

– Почему бы мне не изобразить чайку или кофейку, пока ты будешь объяснять Дэвиду суть дела? Я думаю, он заинтересуется.

– Я уверена, что заинтересуется, – сказала Эдит, а Эш, без всякого выражения на лице, сел и достал из пачки сигарету. – Да, я действительно в этом уверена.


Это впечатляло. Заряженная атмосфера, почти осязаемое предвкушение. Тихий свет в огромной комнате, не просто тусклый, не просто пригашенный по причине сеанса – тихий, почти до драматизма.

Эш изучал медиума, стоявшую в одиночестве, в некотором от него отдалении. «Она тоже взволнована», – подумал он. Волосы цвета черного янтаря (их пришлось выкрасить в этот цвет) были строго зачесаны назад и собраны в тугой пучок на затылке; уголки сильно накрашенных глаз были опущены, словно от натяжения кожи. Страстные, намазанные темноватой помадой губы, сильно выделяющийся нос, не портивший, однако ее лица. Вполне естественно, что она была одета в черное: закрытая блузка; длинная, широкая юбка; черными были даже чулки и туфли. «Какой товар – такие и деньги, – сказал про себя Эш. Если бы я был богатым клиентом (а он знал, что в один прекрасный момент деньги поменяют руки), я бы ожидал этого, как части шоу». Ее звали Эльза Бротски, и он удивился: почему она не пошла дальше и не добавила титул «Мадам». Все очень впечатляюще, но настолько же и нелепо. Однако она была явно уважаема своими приверженцами. Эш изучал вокруг себя нетерпеливых «гостей»: в основном женщины, среди которых было несколько мужчин среднего возраста. Последние казались совершенно спокойными, а от женщин доносилось приглушенное, но очень взволнованное бормотание.

Эш никогда раньше не посещал сеансов такого размера. Собрания спиритов были обычно более тесными, хотя обычно проводились в залах, которые могли быть заполнены до предела. Но этот был уединенным сеансом, на который собралось более двадцати пяти человек (не считая медиума и ее помощников); все сидели на лавках, установленных в форме буквы П, пространство внутри которой оставалось пустым, а сама медиум сидела на стуле с ее открытого края. Как Эш изучал людей вокруг себя, так и Эдит, сидевшая на противоположной стороне П-образной конструкции, изучала его.

За несколько прошедших недель она немного узнала Дэвида – только немного – и начала осознавать, что его скептицизм, однако направленный, возможно, не в том направлении, был порожден искренним стремлением к правде. Не то, чтобы он занимался выполнением какой-то святой миссии, – в этом мужчине не было определенно ничего евангелического, – поскольку его интеллект был слишком сложен, чтобы допустить что-то настолько абсолютное. Эдит чувствовала, что им управляло что-то такое, чего он и сам не мог понять. «Это работа, а не призвание», – сказал он ей в одной из бесед. Но в тот момент, как и сейчас, ей стало интересно: правда ли это? Этого человека было тяжело понять, и, вероятно, потому что едва ли он сам понимал себя; однако, она чувствовала в нем разочарование – нет, это было нечто большее, чем просто разочарование: может быть отчаянный поиск самого себя? Это тоже могло быть неверно. Эдит не знала почему, но подозревала, что здесь была какая-то противоположность. Какая странная мысль с ее стороны, думала она. Было ли возможно, чтобы поиск истины мог отрицать сам себя, как лежащий в основе мотив? Эдит понимала, что ее смятение относительно Дэвида Эша едва ли было бы возможным, если бы она не соприкоснулась своим разумом с его разумом. В этом самом была загадка.

Скорее затихание, чем усиление шепчущей болтовни пробудило Эдит от ее размышлений. Она перенесла свое внимание на женщину в черном, одиноко сидевшую на некотором расстоянии от своих «гостей» и все еще хранившую молчание, словно собирая свою психическую энергию для предстоящего сеанса. Когда к ней присоединились двое мужчин, вставших позади, скорее как стражи, чем как помощники, «медиум» с почти диктаторской улыбкой обратилась к своей пастве.

– Благословляю вас за то, что вы пришли этим вечером. – С этими словами приглушенный звук голосов полностью прекратился. – Я же, верю, что уже чувствую волнение наших любимых по ту сторону. Да, да, им ужасно не терпится говорить. – Она медленно обвела собрание взглядом, словно проникаясь присутствием каждого; участники шевелились с наслаждением и явным трепетом.

Эдит почувствовала на щеках легкий огонь стыда, словно от того, что она сама была частью этой шарады. Недавно Эш спросил у нее, почему она не сомневается, что эта женщина – обманщица.

– Истинный сенситив не может не знать, – сказала она с непреднамеренной двусмысленностью. Но быстро поняла, что такой ответ едва ли устроит и добавила, что эта особа приняла слишком много материальных наград, чтобы быть честной, поскольку для тех, кто обладал этим «даром» было неприемлемо получать благодаря ему большой доход. Низко наживать деньги на чем-то таком уникальном. – Он понял эту точку зрения, другое дело принял ли.

– Была и еще причина сомневаться в честности Эльзы Бротски, – продолжала объяснять Эдит. – Этот так называемый «медиум» был слишком непогрешим. Она никогда не терпела неудач – абсолютно никогда – в своих попытках контактировать с любым духом по ту сторону; и этому было действительно тяжело доверять, потому что все сенситивы имеют неудачи – если быть честным, то, возможно, даже чаще, чем успехи. Но эта женщина, казалось, не знала промахов. – Несколько грубовато Эш поинтересовался о профессиональной ревности, и Эдит напомнила ему, что она и Институт просят его только проверить эту женщину.

Попасть на сеанс оказалось несложно (и это озадачило Эша: лжемедиумы собирали, как правило, по возможности больше информации о своих потенциальных клиентах, коварно вооружая себя таким образом знаниями, которые в случае самого сеанса могли быть восприняты, как потрясающие способности; но ни с ним, ни с Эдит не связывались и не пытались проверять). Единственной возникшей проблемой было ожидание в длинной очереди «гостей», так как эта женщина быстро приобрела репутацию величайшей ясновидящей. Истекли почти два месяца, прежде чем Эдит и Эш получили отдельные приглашения, (в качестве предосторожности они использовали фиктивные имена) и Эдит пришлось выдумать предлог, для того чтобы ее визит был перенесен и совпал с визитом Эша. Долгое ожидание имело свои преимущества, потому что Эш получил время для выяснения подноготной Эльзы Бротски.

Эдит уловила слабый кивок Эша, когда свет настенных светильников еще больше потускнел. Она услышала едва уловимое затрудненное дыхание своей соседки, женщины средних лет, от которой пахло пудрой и мылом. Медиума осветил маленький прожектор, и в этом ослепительном свете ее кожа была бледной, а губы кроваво-красными. Хотя комната не была совершенно темной, было фактически невозможно не перевести внимание на круг света, который становился постепенно мягче, слабел, словно вместе с Эльзой погружался в транс.

Ее губы, казавшиеся в умиравшем свете кровавыми шрамами, разделились, и из них вырвался вздох, почти как при оргазме. Она подняла руки, и два помощника сделали шаг вперед, чтобы одной рукой взяться за них, а другой в свою очередь дотянуться до ближайших участников сеанса.

Присоединяйтесь ко мне, – тихо прошептала женщина, и как по сигналу сидевшие соединили свои руки. Ладонь мужчины, сидевшего справа от Эша оказалась сухой и твердой, как летняя кора, в то время как ладонь женщины слева была влажной и липкой, как мясо. Он сделал мысленный комплимент Эльзе Бротски за эффективность ее спектакля и с интересом наблюдал, как ее голова упала на грудь, которая начала высоко подниматься под блестящей блузкой. Ее глаза были закрыты, но вот она подняла голову, и они открылись.

– Клейр, – произнесла она.

Легкая хрипота смягчила ее голос, когда она повторила это имя.

Кто-то, через два человека к центру от Эша, зашевелился, и послышался боязливый звук.

– Здесь, с другой стороны, у меня есть кто-то, желающий поговорить с Клейр, – сказала Бротски. Потом она наклонила голову словно говоря кому-то у своего плеча: – Да, я знаю Джереми. Будь, пожалуйста, терпелив. – Она снова повернулась к зрителям. – Постарайся понять, Клейр, сегодня вечером много желающих с нами поговорить.

Эш сделал гримасу. Она не теряла времени, эта женщина. Немного сценических эффектов – и прямо к делу.

– Мне кажется: это меня, – сказал кто-то из темноты.

Мгновенно ожил еще один прожектор; его луч пронесся по ряду, в котором находился Эш, и остановился, когда высветил женщину, сидевшую, с открытым ртом и напряженными от волнения глазами, буквально на самом краешке лавки. Она моргала от бившего ей в глаза света, хотя он и не был ярким.

Эш никогда не сталкивался с таким способом выделения одного из участников сеанса – он был заинтригован.

– Джереми хочет, чтобы ты перестала беспокоиться, – сказала Бротски. – Он счастлив там, где сейчас находиться, но он бы хотел, чтобы ты чаще навещала его таким способом, он многое хочет тебе сказать. Ты сделаешь это для Джереми, Клейр?

Со слезами на глазах, Клейр энергично кивнула.

– Он просит сказать тебе, что больше не чувствует боли, даже в ноге. Вы оба так много беспокоились об этом, – да, Клейр?

Еще один энергичный кивок, слезы тонкой струйкой уже беспрепятственно текли из ее глаз.

– В следующий раз Джереми скажет тебе больше. Просто не беспокойся и теперь, когда ты вошла с ним в контакт, не откладывай на долго следующий раз.

– Я не буду, – ответила женщина. И повторила дрожащим, гортанным голосом: – Я не буду

Умело, даже если не очень тонко, признал Эш. Новобранец; возможно пожизненный член, на всю ее естественную жизнь, по крайней мере. Он подумал: были ли установлены взносы или вклады были чисто добровольными и по усмотрению гостей? Это имело мало значения: эмоционально удовлетворенные клиенты обычно щедры в своих пожертвованиях.

– У меня здесь пожилой джентльмен, с седыми волосами и очень симпатичной бородой, – сообщила «медиум». – Он хочет поговорить с некто по имени…

Это так и продолжалось: прожектор (которым, как заметил Эш, управляла темная фигура за спиной «медиума», время от времени передвигавшая установку в лучшую позицию) выделял каждого участника, когда подходила его очередь говорить с «той стороной». Сценическая постановка была ловкой, но очевидной; что ставило Эша в тупик, так это то, каким образом женщина в черном так много знала о своих гостях и их умерших любимых? Информацию о них она должна была иметь заблаговременно.

Бротски, по-видимому, вызывала своих «гостей» наугад, каждый раз их выхватывал прожектор, создавая впечатление, что только двое из присутствовавших в комнате людей имели какую-то значимость. Это был очень материальный способ помочь двум умам сконцентрироваться друг на друге. Послания от мертвых были, главным образом, земными: сходи к доктору по поводу этой постоянной головной боли, дорогая, – он ее вылечит; в этом году ты будешь отдыхать за границей и встретишь там кого-то, кто расскажет тебе что-то очень интересное; обо мне не беспокойся; у меня все в порядке; скажи бабушке Розе, что ее Том здесь, со мной, и что он готов ее встретить, когда придет ее время; я всегда тебя любил, даже хотя ты думала наоборот, и я до сих пор тебя люблю; будь осторожна с той новой плитой, которую ты купила; ты совершенно права, что, те головные боли вызваны неплотными соединениями; пожалуйста, не горюй больше обо мне, прошло пять лет и пора собраться с силами и продолжать свою жизнь, но, пожалуйста, приходи поговорить со мной снова; да, конечно, мне тебя не хватает; тот плотник схалтурил с задним крыльцом, проверь его; ты права насчет своего босса: ты ему не нравишься; ты вовремя нашла себе новую работу, моя девочка… – но они, очевидно, имели глубокое значение для человека, которому предназначались, судя по ответам – то полным слез, а то и радости.

Сама банальность проблем делала все это более убедительным. Но Эш был далек от убежденности.

Не всех в этой комнате снабдили посланиями с того света, и среди них были Эдит и Эш. Обеспечивает ли «медиум» такую связь лишь для тех, о ком уже имеет информацию? Если бы она имела дело только с небольшим числом людей, другие все равно были бы поражены. Было ли необходимо совершить два или три визита, прежде чем откроется «связь», что давало бы этой женщине и ее помощникам время для получения небольшой информации о новых приверженцах? Эшу было интересно, кто же вовлечет его в беседу после завершения этого собрания? Ну, он был к этому готов: у него было несколько отличных кусочков ложной информации, чтобы да…

Прожектор высветил Эдит.

Эш встревожился. Они не знали о ней ничего, даже ее настоящего имени. Зачем бы ложному медиуму, которая указывала сейчас на Эдит, словно направляя луч света, выбирать незнакомца?

Казалось, что нависла долгая тишина, хотя на самом деле она длилась не более нескольких секунд. Эдит тревожно заерзала на своем месте и посмотрела на Эша.

Лицо женщины в черном напряглось в гримасе гнева, и она обратила свой взор на исследователя.

Под ее взглядом Эш почувствовал себя уязвимым, хотя все еще находился в тени.

– Выгнать их! – закричала Бротски.

Все присутствующие, а особенно Эдит и Эш, застыли, пораженные силой этого взрыва.

– Тех двоих! – Рука «медиума» раскачивалась от одного нежеланного гостя к другому.

Поспешно приближался один из помощников, всматриваясь во мрак, чтобы определить второго посягнувшего на святыню, и Эш поднялся с лавки и перешагнул через нее, вытягивая руку, чтобы парировать атаку мужчины, который выглядел так, будто в его душе жил убийца.

Эш тихо выругался. Совсем ничего хорошего. Он не намеревался вступать в открытую конфронтацию с мошенницей; он планировал провести частную беседу, хотел предупредить, что если она не прекратит свою нечестную деятельность, он публично разоблачит ее как обманщицу, предоставив все подробности того, как она дурачит своих гостей и, кроме того, упомянув о состоянии, которое она на этом сделала. Подобная угроза довольно часто срабатывала в прошлом, поскольку будучи раскрытыми, большинство лжеясновидцев считали невозможным впоследствии восстановить к себе доверие. Лучше элегантно удалиться и найти какой-нибудь другой способ надувательства.

Вот так путано Эш размышлял о планах, в то время как помощник медиума подбирался все ближе. Он ощутил толчок, заставивший прогнуться его тело. Поразительно, но это был не физический толчок: мужчина находился от него еще в нескольких ярдах. Эш развернул голову и посмотрел назад, на Бротски.

Она заметно дрожала, глаза, глядя на него, сверкали. Он почувствовал, что из нее выплескивается нечто большее, чем негодование; в этом взгляде была ненависть – и был страх. Она боялась его. Эш чувствовал это так сильно, так ярко, но не мог понять каким образом. Это было совсем не так, как кто-нибудь мог чувствовать неприязнь или недоверие другого – по действиям; эта ненависть была внутри его собственного разума, словно сам ее взгляд прорвался в его голову. Нелепо, но он вообразил гамма-лучи из научно-фантастических рассказов, испускаемые ее глазными яблоками, которые пробивают его череп, брызги вырывающихся наружу мыслей. Он сразу понял, как эта женщина осуществляет свои трюки. И понял затем, что хотя она и лжеясновидящая, в другом смысле она очень, очень истинный специалист.

Эш почувствовал, как его схватили.

– Ну, ты, теперь пошел отсюда. – Голос помощника был тихим, но без сомнения таил угрозу.

Дэвид оттолкнул его руки.

– Вы вовсе не разговариваете с духами, не так ли? – спокойно сказал он все еще сидевшей в центре комнаты женщине. Прожектор демонстрировал всю ее ярость. Другие «гости» возбужденно шевелились на своих местах, глядя то на свою хозяйку, то на заговорившего мужчину, то снова обратно. Кто-то заворчал, и другие присоединились к нему. Их раздражение было направлено против Эша.

– Пора рассказать этим людям, как вам удалось дать такой хороший спектакль, – неустрашимо продолжал Эш.

Помощник снова попытался его схватить, и Эш оттолкнул его посильней.

– Согласен, вы одарены, – продолжал он во все возраставшем шуме возмущения, – но не в той области на которую претендуете.

К Эшу направился второй помощник.

– Она – телепат, – сказал Эш окружавшим его в сумраке лицам. – У нее великий дар, но она использует его, чтобы обманывать несчастных, вроде вас. – Он не был уверен, но это заявление не было просто предположением; ее мысли пробивали себе дорогу в его собственных, и он чувствовал это самым реальным образом. Но теперь ее выражение подтвердило все, что он сказал, поскольку оно стало коварным; пугливые глаза метались от него к повернувшимся к ней людям. Она была похожа, но лишь на мгновение, на животное, попавшее в западню, но не потерявшее все же своей хитрости.

– Нет! – закричал кто-то.

– Она использует его, чтобы получать от вас деньги, – настаивал Эш. Послышались другие крики несогласия и неверия. – Послушайте меня, – терпеливо произнес Дэвид. – Меня послал Институт Психических Исследований для того, чтобы я проверил эту женщину. Ее претензия на ясновидение уже некоторое время была под подозрением. – Если бы здесь присутствовала Кейт Мак-Керрик, она бы громко застонала. На самом деле это был не тот способ, которым Институт хотел проводить свои исследования, и, по правде говоря, Эш и сам был поражен своим недостатком – позорным недостатком – благоразумия. Возможно, угрожающее приближение помощников, действовавших скорее как телохранители, спровоцировало эту вспышку; или, может быть, отвратительное соприкосновение с мыслями этой женщины (которые были какими-то мерзкими, как растление малолетних) толкнуло его к такому отступлению от принципов.