Дэвид щелкнул зажигалкой, и Кристина отклонилась от пламени. Нервозность в ее взгляде доставила ему детское удовлетворение. Пусть огонь горит.
– Роберт и Саймон всегда тебя оберегали, Кристина? Няня Тесс тоже?
Возможно, для того, чтобы лучше видеть ее, возможно, чтобы досадить ей, Эш поднес зажигалку ближе к ее лицу. Машина притормозила и повернула на более узкую дорогу, миновав телефонную будку, которой днем Эш пытался воспользоваться.
Кристина еще больше отдалилась от него, но продолжала смотреть строго вперед, заставляя «Уолсли» снова набирать скорость. Глаза ее время от времени метались к крошечному огоньку, словно он имел какое-то непреодолимое влияние, но так же быстро их взгляд возвращался на дорогу.
Эш, хотя и осознавал свою злобу, чувствовал удовлетворение от неудобства, которое доставлял девушке. Свалит на то, что был пьяный, успокаивал он себя, дразня Кристину зажигалкой. Он рассматривал это, как маленькое возмездие за тот кошмар, который она и ее семейка устроили ему.
– Я не знаю, как ты, Кристина, как ты и твои братья создали эти эффекты: пожар в подвале… – Он помахал в воздухе другой рукой в безысходном жесте. – …девушку, которая… которая, я думал, была в пруду. Но ведь вы все очень умные, правильно? Все самые хитрые? Но не совершенно…
Дэвид поднес зажигалку еще ближе к ее щеке.
Кристина отпрянула и отвернула лицо в сторону; автомобиль опасно вильнул. Испугавшись, что они разобьются, Эш свободной рукой схватил ее запястье, чтобы выровнять руль.
Что-то странное было в плоти, которую он держал.
Эш посмотрел на ее руку, и незажженная сигарета выпала из его рта: пальцы, которые сжимали руль были ничем иным, как почерневшими костями, выпуклые полоски на ее руке были похожи на высохшее и прилипшее мясо. Хрящи под его рукой, когда он невольно усилил свою хватку, казалось, шелушились.
Голова Кристины медленно поворачивалась от бокового стекла, на котором она лежала. Перед тем как она завершила свое движение в его сторону, Эш увидел в профиль ее улыбку. Лунный свет озарил другую сторону ее лица.
Дэвид закричал.
Потому что ее кожа была обуглена и сморщена, веко разложилось, так что глазное яблоко было невероятно крупным и выглядело изумленным. Кожа черепа с той стороны была голой и блестела, оттуда клочьями свисала единственная длинная прядь волос. Края губ были сгоревшими и открывали зубы и темные десны, так что ее улыбка переродилась в гротескную ухмылку.
От такого потрясения Эш выронил зажигалку, и ее пламя мгновенно погасло. Но с посеребренного лунным светом пятна, которое было некогда ее лицом, на него пристально смотрело огромное глазное яблоко.
Глава 27
«Уолсли» неустойчиво мчался по узкой дороге, но не снижал своей скорости. Когда колеса автомобиля попадали в колеи на грязных обочинах, по боковым стеклам хлестали тонкие ветви живых изгородей. Однако Кристина – или то существо, которым она сейчас была – твердо держала ногу на газе.
Эш съежился как можно дальше от нее, его негнущаяся спина прижалась к двери. Она снова сидела в профиль, и Дэвид видел красоту ее полуулыбки. Но его память видела уродство, спрятанное от взора с обратной стороны.
Впереди замаячили столбы ворот Эдбрука, и машина, вряд ли сбавив скорость на повороте, промчалась между ними. Эша бросило вперед, и он ударился головой о стекло, но едва ли почувствовал боль. В лобовом стекле быстро росли темные очертания дома в конце подъездной дороги.
Он открыл рот – или для крика или для слов протеста не имело никакого значения, потому что никакого звука не вырвалось из его сдавленного горла – когда деревья по обеим сторонам дороги пронеслись мимо.
«Уолсли», с хрипом проскользив боком и обстреляв каменную стену гравием, остановился, и Эш почти свалился на пол.
Он изогнулся, чтобы нащупать дверную ручку, избегая смотреть на омерзительное существо, находившееся рядом с ним в старом автомобиле, и отчаянно стремясь освободиться от такого тесного с ним соседства в ограниченном объеме. Он сделал резкий вдох, который с легкостью мог быть принят за всхлип, когда нашел, наконец, ручку.
Он почти вывалился из двери и пустился в шатающийся бег, в своем страхе не заметив другой машины, которая спряталась под низкими ветвями дерева на другом конце дворика. Ему казалось, что он услышал донесшийся из автомобиля за его спиной сухой, скрипучий смех, похожий на тот, который мог бы вырваться из обожженного горла.
Он преодолел три каменных ступени, споткнувшись о последнюю и с силой врезавшись в двойную дверь дома. Используя одну из латунных дверных ручек для опоры, он встал и начал долбить кулаком по деревянной двери.
Едва он снова оказался на ногах, Эш взглянул через плечо на стоявшую машину. Дверь водителя открывалась. Он смог услышать что-то вроде хриплого хохота.
Обеими кулаками Дэвид молотил по двери, не обращая внимания на вибрирующую отдачу, которая пробегала сквозь его руки; он пытался кричать, но сократившиеся от страха мышцы горла не позволили ему этого сделать.
Хотя он не осмеливался смотреть точно назад, голова его была наполовину повернута, словно притянутая силой, с которой нельзя было бороться, и Эш периферийным зрением улавливал движение. Кристина появлялась из машины.
Из его груди вылетел крик, который был ничем иным, как стоном ужаса; удары по двери стали медленными, почти безнадежными. Он хотел бежать оттуда, ускользнуть, пока его не настигла приближавшаяся фигура. Но внезапно он почувствовал такую слабость, такую усталость, какую-то наполненную страхом тяжесть, которая опускалась во все его конечности и вытягивала все его силы. Он знал даже не глядя, что она уже на первой ступеньке. В груди его застрял крик. Он слышал, как шуршали по камню ноги.
Он почти потерял равновесие, когда дверь перед ним распахнулась.
В манерах няни Тесс не было ничего гостеприимного: она была хмурой и начала что-то говорить. Но никакие слова еще не успели оформиться, когда он ворвался внутрь и захлопнул дверь, так что тетушке оставалось лишь отойти назад и застыть в удивлении; то что она хотела сказать, было забыто.
Эш так неистово дрожал, что его пальцы выдали по замку дробь, прежде чем он повернул ключ; металлический щелчок удовлетворил, но не достаточно успокоил. Он наклонился и задвинул щеколду в гнездо в полу, затем повторил эту операцию с другой половинкой. Он поднялся и оперся спиной на эту преграду, словно хотел добавить прочности.
Дэвид не смог сдержать тихий стон, когда он увидел, как изменилась обстановка в Эдбруке.
Освещение в доме было еще более скудным, словно оно обеспечивалось сумрачным пламенем свеч; казалось, что на его яркости тоже сказывался процесс дегенерации; но оно было достаточно сильным, чтобы показывать въевшуюся в потолки и стены грязь, забитую пылью паутину, плесень, распространявшуюся из углов и ниш, длинные, черные трещины в деревянной обшивке. Полоски изорванных обоев свисали поверх дубовых панелей, а на полу холла были разбросаны кусочки, наверное, упавшей с потолка штукатурки. Острота обветшания, пьянящий аромат запустения были всепроникающими.
С лестницы на него смотрели Роберт и Саймон Мериэллы.
Безмолвие Эша наконец прервалось.
– Ради бога – Кристина!
Оба брата улыбались.
За его спиной раздался тихий стук.
Дэвид развернулся, как будто к нему прикоснулись, и отошел от порога.
Стук прекратился.
Он вскрикнул, когда двойная дверь была потрясена оглушительными, мощными ударами. Петли с трудом выдерживали нагрузку, дерево, казалось, вдавилось внутрь, как будто что-то давило снаружи; появились маленькие, неровные трещинки и соединились в виде визирной линии.
Эш медленно пятился, глядя на выпиравшее дерево, скрипучие стоны которого были неестественно громкими.
Внезапно давление извне прекратилось, и наступила тишина. Пока Роберт не произнес:
– Няня, открой, пожалуйста, дверь.
К ужасу Эша, тетя Мериэллов шагнула вперед и повернула в замке ключ.
– Нет, не пускайте ее! – умолял он.
Няня Тесс замешкалась. Она с нерешительностью посмотрела на Эша, затем на племянника. Роберт, все еще продолжавший мягко улыбаться, сделал кивок. Няня Тесс нагнулась и выдвинула шпингалет.
Неожиданным по своей быстроте движением она распахнула одну часть двери. Снаружи стояла темная фигура.
Эш почувствовал, как что-то вытекло из него, что произошла какая-то ощутимая потеря, как будто из вен и тканей откачали тепло, сделав его тело медлительным и холодным.
Когда он пустился в бегство, движение его было неуклюжим, он едва отрывал ноги от пола. Лестница была как гора, его попытка подняться по ней – неловкой.
Когда Эш пронесся мимо Роберта, тот продолжал улыбаться. Саймон, с беззаботно засунутыми в карманы руками, посмеивался.
Дэвид схватился за поручень, чтобы помочь себе руками. Теперь, когда он сознательно заставил себя побежать, его страх в каком-то смысле самосохранения начал преобладать над притупляющим ум и чувства ужасом, поэтому силы, хотя и уменьшившиеся, постепенно возвращались, и его старания получили импульс. Почти на самом верху он споткнулся, но продолжил свое движение, используя руки и колени, чтобы заставить себя двигаться вперед; вскарабкавшись на последнюю ступеньку, он поднялся и шатаясь направился по темному коридору, к спальне, которую ему отвели.
Дверь была открыта; войдя в комнату, Эш моментально запер ее. Он прислонился лбом к ее окрашенному дереву и попытался сдержать свое быстрое дыхание, чтобы слышать звуки снаружи. Он был уверен, что слышит приближающиеся шаги.
Он закрыл глаза, – словно молился.
Потом оттолкнулся от двери и со всех сил дернул здоровенный комод, стоявший рядом; чтобы облегчить это передвижение, стоя боком, он качался то туда, то обратно. Он прижал комод к двери, как баррикаду, которую, как он надеялся, будет невозможно преодолеть кому-нибудь снаружи. Дэвид хлопнул выключателем, и лампа посередине комнаты щелкнула и замерцала под своим абажуром, прежде чем дать ровное тусклое свечение.
Он отступал от двери, ни на секунду не отрывая от нее взора, отходил к дальнему краю комнаты, как можно дальше от баррикады.
Вскоре послышался близкий стук снаружи.
Прошептали его имя.
– Отстань от меня! – закричал он. Приближавшаяся истерика вынудила его повысить голос. – Отстань же от меня!
Его крик стал печальным, превратился почти в стон, когда он жалко опустился в кресло напротив двери.
– Отстань же от меня…
Шепот прекратился.
Глава 28
В доме с именем Эдбрук ничто не шевелилось.
Никаких шагов по грязным коридорам; никакого движения в пропыленных комнатах, кроме шуршащего бега насекомых, гнездящихся в провисших внутренностях диванов или вялого покачивания пауков, усыпленных осенней погодой; никакого дуновения, которое покачивало бы шторы или драпировки. Каменные стены хранили свой покой. За окнами повис бесцветный рассвет.
В верхней комнате спал мужчина, в кресле, стоявшем напротив забаррикадированной двери.
На Дэвиде Эше был все еще одет его мятый плащ, с поднятым воротником. Небритый подбородок свисал на грудь. В тусклом свете лицо его было желтовато-бледным, черты отяжелены усталостью, выражение встревожено картинами его сновидения, в которых…
…мальчик просыпается и слышит тихий зов.
– Дэвид…
Он покидает свою спальню, притягиваемый этим нежным голосом, и спускается вниз, в комнату, освещенную свечами. В дальнем конце этой длинной комнаты стоит гроб.
С расширившимися и наполненными до краев страхом глазами, мальчик приближается к нему. Он заглядывает в обитую шелком шкатулку.
Но там лежит не его сестра.
Эта девушка старше, и она прекрасна в своей смерти.
Ее глаза открываются.
Она улыбается.
Эта улыбка искажается в ухмылку.
Кристина тянется, словно хочет его обнять.
Она шепчет:
– Дэвид…
Эш проснулся со сдавленным криком; резкое движение его тела опрокинуло стоявшую рядом бутылку из под водки к его ногам. Он огляделся вокруг, как будто удивившись тому, что его окружало. Серый свет, проникающий через окно, мрачно смешивался со светом лампочки, добавляя что-то новое в комнату: разбавлял плотность ее затенения, придавал большую нейтральность ее ярким тонам. Зная, что его глаза обрамлены красным ободком, даже не видя их, Дэвид поморгал, чтобы ослабить их воспаленность; он чувствовал, как отекли веки. Горло пересохло и он проглотил слюну, водя рукой по перепутанным волосам.
Рука замерла, когда он вспомнил сон; увидев припертый к двери спальни тяжелый комод и вспомнив зачем тот там стоит, он слабо простонал.
Дэвид сдерживал дыхание и заставлял себя слушать, руки слабо дрожали на подлокотниках кресла. Снаружи была только тишина, и он каким-то образом чувствовал, что странная пустота была и за пределами коридора: целый дом был неподвижен, как будто подобно Эшу затаил свое дыхание.
Он наклонился, поднимаясь с кресла и направился к баррикаде. Оперевшись грудью на комод, он продолжал слушать, ждал какое-нибудь перемещение в атмосфере, слабейший удар или шарканье. Не было ничего.
Нетвердой походкой он пошел назад, к окну (координация возвращалась медленно, восприятие было туманным) и выглянул наружу. Мелкая изморось поднимала с земли тонкую пелену, и статуи там внизу казались смутными, плохо очерченными фигурами.
Вялость после неспокойного сна рассеивалась, и по мере этого к Эшу возвращалась решительность.
Достав из гардероба дорожную сумку, он принялся бросать в нее одежду и прочие личные вещи, не задумываясь об аккуратности, комкая их как попало и приминая, чтобы все уместить; в его движениях появилась сила, они стали стремительными. Он побросал туда записи и схемы, лежавшие на небольшом бюро, которое он использовал как письменный стол, и дернул молнию. Когда вылезший кончик одежды застопорил замок, он что-то пробормотал, но не пожелал тратить время на то, чтобы освободить его. Встав на цыпочки, он дотянулся до дипломата, лежавшего на гардеробе, и, раскрыв, положил его на кровать. Несколько мгновений он изучал его пустоту, понимая, что ему необходимо вернуть туда оборудование, расставленное в разных частях дома.
Дэвид снова посмотрел на дверь.
Он осторожно подошел к комоду и схватился за его края. Призвав на помощь все свои силы, он приподнял и отодвинул его в сторону. Затем, опираясь на его крышку, Дэвид робко посмотрел на ключ, торчавший в замочной скважине. Ему пришлось заставить себя повернуть его. И потом ему пришлось заставить себя открыть дверь. За ней стояла няня Тесс.
– Господи… – еле слышно прошептал он.
Она вышла на свет; ее лицо выглядело безумным, оно казалось еще более старым, морщины на нем более глубокими. Кожа ее была бледно-серой: такой недостаток краски приходит после долгой болезни.
Ее голос был решительным, но оставался при этом тихим, как будто она боялась, что ее услышит еще кто-то.
– Вы должны немедленно уезжать. Вы должны идти прямо сейчас, мистер Эш.
– Где они? – спросил он, и его собственный голос был тих.
– Не волнуйтесь. – Это прозвучало, как выговор. – Не спрашивайте у меня ничего, а теперь просто уезжайте из этого дома. Теперь это больше не игра – теперь это нечто большее. Случилось что-то, что все изменило. Они злы на вас, мистер Эш. Ужасно злы.
Она отвела голову назад, чтобы бросить быстрый взгляд за дверь, желая убедиться, что коридор все еще пуст. С заговорщическим видом, она снова наклонилась к нему.
– Рано утром на станции в поселке останавливается поезд, чтобы выгрузить почту. У вас есть время, чтобы успеть на него. Если вы поспешите.
Эш не нуждался в дальнейших уговорах. Он вернулся к кровати, чтобы забрать сумку, и его взгляд задержался на открытом дипломате. Он отвернулся, оставив его на месте: оборудование, – его профессиональные орудия труда, – казались почему-то больше не имевшими значения.
Схватив сумку, Дэвид заторопился к двери, но остановился от удивления, когда увидел, что старая женщина исчезла. Он вышел в коридор – и замер как вкопанный.
Сжавшись, как пружина, с угрожающим видом, из дальнего конца коридора за ним следила собака.
Дэвид, осторожно ступая, боясь, что любое поспешное действие, любой намек на панику подтолкнет животное к атаке, двинулся в другую сторону. По коридору пророкотал рев, и Эш заставил себя отступать медленно, не делать ничего, что могло бы разозлить собаку.
Искатель начал крадучись преследовать человека.
Рука Эша еще сильнее сжала сумку. Если этот зверь нападет, то он затолкнет свою ношу в его мощную пасть, использует ее, как щит. Что потом? Сколько он сможет удерживать собаку? Если бы он вернулся в спальню, то был бы в ловушке. Возможно, он должен крикнуть, позвать няню Тесс. Она могла бы подержать Искателя. Но, с другой стороны, почему она не подождала? Это часть плана, чтобы выманить его из спальни и оставить на милость зверю? Боже, все они в этом доме сумасшедшие?
Искатель сохранял дистанцию, идя в ногу со своей жертвой. Две тусклые точечки света – все, что во мраке коридора видел Эш в его глазах; массивная голова вжалась в мускулистую спину, и Искатель казался скользившей вперед бесформенной массой.
Не отрывая глаз от преследовавшего его зверя, Эш знал, что находится вблизи балкона, нависавшего над передней. Если бы он посмотрел, то увидел бы поднимавшуюся по лестнице фигуру. Лишь когда Дэвид услышал странно свистящий смех, он бросил взгляд через плечо.
На верхней ступеньке лестницы стоял Саймон, – хотя это был не совсем Саймон.
Даже в слабом свете Эш смог различить мертвенную бледность брата Кристины, она казалась похожей на то, будто его лицо и руки были покрыты мелким белым порошком. А еще – его кожа была сухой, сморщенной, а местами покрытой пятнами, как будто гнилью. Шея, под воротником распахнутой рубашки, представляла собой бордовый синяк и ярко бросалась в глаза на фоне его неестественной бледности, кожа на ней была в глубоких порезах; его голова неуклюже свалилась набок.
Несмотря на свою уродливую внешность, Саймон довольно улыбался.
Только по причине своего полного потрясения, Эш швырнул сумкой в фигуру, стоявшую на лестнице, и это внезапное движение спровоцировало собаку за его спиной сделать рывок.
Он услышал шарканье его лап, внезапную близость его рычания и не стал тратить времени на то, чтобы повернуться лицом к нападавшему животному. Он скользнул через перила и, когда начал падать, вцепился в них. Эш держался так, болтая ногами, до тех пор пока над ним не появилась морда Искателя и в воздухе не щелкнули его зубы. Его хватка ослабла и он полетел вниз, зацепился за балконный выступ, но был не в силах удержать на нем свои руки. Дэвид тяжело упал на пол, его дыхание перехватило от вибрирующей боли в лодыжке.
Он лежал там на спине, с трудом дышал и чувствовал во всем теле оцепенение от этого падения. Когда оцепенение развилось в ноющую боль, он осознал, что в воздухе кружатся клубы дыма. Он слышал отдаленное потрескивание огня и чувствовал – хотя может быть он вообразил это – как жгло его лицо.
И снова Эш услышал глуховатый звук шагов.
Он перекатился и встал на колени, потом оттолкнулся и встал, чувствуя жестокую боль в ноге. Он мельком увидел, как Искатель обежал колонну у подножия лестницы, поскользнулся на неподметенном полу, но быстро восстановил равновесие и направился вперед.
Понимая, что его единственный шанс – это воздвигнуть барьер между собой и мчащимся зверем, Дэвид заковылял вперед. Кухня была слишком далеко от передней – он ни за что до нее не доберется. Он толкнул ближайшую дверь. Дверь в подвал.
Стена ослепительного пламени заставила его отшатнуться, руки поднялись, чтобы защитить лицо.
Но он уже заметил, как внизу, в огне что-то двигалось. По ступеням подвальной лестницы поднимался человек, – медленно, как будто не замечая огня. Эш разделил руки и снова смог видеть. Он был ошеломлен. Он не верил в то, что видел.
Эта фигура почти достигла верхней ступеньки. Она горела. Человек был полностью поглощен бесцветным, беспокойным пламенем. И все же его внешность – покрасневшая, бурлившая масса – была знакома.
Человек-факел, появившийся из подвала, был Роберт Мериэлл.
Глава 29
Искатель остановился. В его слезившихся глазах плясали две одинаковых огненных картинки, будто мужчина горел внутри его черепа. Он сжался и начал дрожать; из его огромной пасти теперь слышалось жалобное скуление.
Эш больше не ждал. Он выскочил из топки, в которую превратился подвал, подальше от пламени, от пузырившегося человека, от смрада его горения.
Собака встряхнулась, осознав, что тот, кого она преследовала, бежал. Она осторожно, с низко опущенной головой, обошла стороной горевшего мужчину и продолжила погоню.
Эш задержался только для того, чтобы бросить в своего преследователя стулом, который подпрыгнул перед носом Искателя и на мгновение прервал его бег. Симон Мериэлл спустился с лестницы; его гротескная внешность освещалась факелом старшего брата, а из перехваченного горла, с шипением, вырывался иронический смех.
Эш скрылся на кухне и развернулся, чтобы захлопнуть за собой дверь. И она была почти закрыта, когда показалась пасть Искателя, и его зубы защелкнулись на рукаве плаща Дэвида.
Пытаясь освободить свою руку, он продолжал нажимать на дверь, сдавливая ею морду животного. Дэвид закричал, когда, в конце концов, вырвал руку, а собака опрокинулась через спину обратно в холл, сжимая в зубах куски материи. Он захлопнул дверь и отпрянул назад, когда Искатель с силой бросился на нее с обратной стороны, а дерево хрипло взвизгнуло, но, к счастью, выдержало. Затем последовало дикое царапанье по двери.
По заброшенной и замусоренной кухне, Эш поспешил к заднему выходу, чувствуя, как каждый шаг отдавался в поврежденной лодыжке звенящей болью, и, дернув, раскрыл ее настежь.
На него нахлынул холодный утренний воздух, как будто приглашая его на свободу. Эш захромал наружу; он наслаждался слабым дождиком, который брызгал на его лицо, вдыхал свежий воздух, очищая легкие от зловония Эдбрука. Он вырвался и освобождение вдохнуло энергию в его организм. Ему хотелось кричать от испытываемого им полнейшего облегчения.
Лишь достигнув края террасы, он осмелился обернуться на дом. Под дождем его стены были даже еще мрачнее, окна еще чернее. Однако, это был всего лишь дом – кирпичи, бревна и стекло – творение рук человеческих. И ничего более. Старое здание, которое, казалось, устало от своего собственного возраста, было для него зловещим только лишь потому, что он знал о тех отклонениях от нормального, которые имели место в его стенах. Он стер со своих глаз капельки дождя. Все это было невозможно, все это было нереально; но он не спал.
Но самый что ни на есть реальный кошмар продолжился, когда стекло нижнего окна вылетело наружу вместе с дьяволом в обличье Искателя.
Эш проковылял вниз по ступенькам террасы, в парк, и побежал вприпрыжку вдоль каменных плит, понимая, что ему ни за что не оторваться от преследовавшего его пса. Обернувшись через плечо, он увидел, что Искатель был уже на верхней ступеньке и начал неторопливый спуск, как будто понимая, что его жертва никуда от него не денется. Его морда была покрыта белыми капельками слюны, намокшая под дождем шкура блестела; вжав голову в спину, которая дрожала от затаенной там силы, с открытой в басистом рычании пастью, пес крадущейся походкой двигался по дорожке.
Дэвид, встав лицом к приближавшемуся зверю, начал пятиться, как он уже до этого делал; у него больше не было выбора, кроме жестокой игры в кошки-мышки, поскольку он был слишком испуган, чтобы бежать. В том что это животное сильно истерзает его, не было никаких сомнений; вопрос в том, был ли он достаточно свирепым – или сильным – чтобы убить человека. Дождь не мог охладить влажного жара его тела.
До Искателя оставались ярды, и расстояние между ними быстро сокращалось. Эш пригнулся, продолжая пятиться назад; он был испуган, но и зол тоже, – на то, что был настолько запуган собакой. С его губ готова была сорваться непристойность, и это ругательство будет бесполезным, но все-таки вызовом, который он бросит этой твари. Но перед тем как он смог его выкрикнуть, ноги прикоснулись к чему-то твердому. Он не мог идти дальше: за его спиной была низкая стена, ограждавшая пруд со стоячей водой. Готовый к атаке, Искатель напряг свои мускулы.
Вода за спиной Эша изверглась с глубины на поверхность.
Забыв о животном, он развернулся. Возвышавшееся над ним видение было настолько ужасным, что он рухнул на колени.
То что осталось от ее волос, свисало ей на плечи мокрыми перепутанными нитями. Длинная ночная рубашка, большая часть которой болталась обгоревшими клочьями, была покрыта слизью из пруда; скользкая зеленая растительность прилипала к ее телу, словно за время пока девушка спала под поверхностью воды, пустила там корни.
Искатель заскулил и припал животом к земле.
Руками, усохшими и покрытыми пеной, одна из которых была не более, чем почерневшей костью, она ухватилась за край стены; ее оскал был устремлен на Дэвида. Половина ее тела заживо сгорела, и почти все оно было покрыто обугленной хрупкой коркой. И как предыдущей ночью, один огромный, выпученный глаз не моргая глядел на него.
Она поднялась из пруда, и с нее стекала вода, образуя лужу вокруг покрытых шрамами ног. Когда ее фигура только появилась из воды, Эш ослаб, и теперь она нависала над ним, принимая угрожающие размеры, и тянула к нему свои руки, в браслетах из тонких водорослей вокруг запястий.